Еще до того, как ей принесли «латте макиато», к дому Тарика начала прибывать полиция. Сперва Куколка, правда, ничего особенного не заметила; наоборот, ей даже показалось, что на улице стало не так шумно. Но потом она обратила внимание, что по всем прилегающим к дому Тарика улицам все шире разливается какой-то странный покой. Даже радио в кафе, только что тщетно пытавшееся перекричать грохот трафика, стало слышно совершенно отчетливо, словно в нем прибавили громкость.

«Может мне кто-нибудь объяснить, зачем мы их сюда впустили? Вы, например, можете?» – громко сказало радио.

Куколка, напевая себе под нос песню Бейонсе Crasy in Love, почувствовала, как под ложечкой у нее что-то екнуло, стоило ей вспомнить, как в пароксизме наслаждения она пыталась оттолкнуть голову Тарика, лежавшую у нее между ногами. Она даже глаза закрыла, прямо-таки чувствуя мускусный запах, тяжесть его тела, страстные ласки…

– Short mac! – вырвалось у одной из официанток. Куколка вздрогнула и, вытаращив глаза, уставилась в окно на полицейских, буквально кишевших вокруг дома – того самого дома, где она провела ночь с Тариком. Стражи правопорядка уже перекрыли улицу между этим домом и кафе, где Куколка сейчас сидела, пытаясь позавтракать.

Машинам въезд на улицу был запрещен. Полицейские поспешно перекрывали все прочие подъезды к этому и соседним домам заграждением из развевающихся на ветру синих и белых пластиковых лент. Точно по мановению волшебной палочки, откуда-то появилось множество патрульных машин, фургонов для перевозки арестованных и даже большой полицейский автобус. Люди в черной форме и пуленепробиваемых жилетах быстро занимали позиции за припаркованными автомобилями и на углах зданий. Такое ощущение, словно все они затеяли какую-то странную игру в войну. Но кто бы он ни был, этот их враг, находился он явно в том самом здании, которое она, Куколка, только что покинула!

Посетители кофейни сперва с любопытством, а затем и с некоторым испугом наблюдали за происходящим. Напряжение существенно усилилось после того, как в кафе вошел полицейский и сообщил, что до объявления отбоя никто наружу не выйдет. Он, правда, прибавил, что беспокоиться особенно не о чем, но от окон все же лучше держаться подальше. Как можно дальше.

Затем полицейский, щелкнув каблуками, повернулся и вышел, и в кафе тут же начался негромкий обмен мнениями. Одна из официанток уверяла, что, по словам ее друзей-военных, некий тип взял в заложники свое семейство и угрожает их убить. Какая-то женщина сказала, что в этом доме, как известно, проживал весьма преуспевающий наркодилер и там наверняка возникла свара из-за торговли наркотиками. Кое-кто был убежден, что в доме обнаружили бомбы, и многие, от греха подальше, убрались в самую глубь кафе – вдруг что-то взорвется. А пожилой мужчина, обернувшись к Куколке, со знанием дела заявил, что полицейские наверняка охотятся за каким-то террористом.

– Ну так пусть поскорей пристрелят этого ублюдка! – воскликнула Куколка, понимая, что именно так думают все вокруг, да и сама она считала примерно так же. Впрочем, сейчас она была способна думать только о Тарике; каждой клеточкой своего существа она помнила, чувствовала, как сливались их тела, как он обнимал ее, как он к ней прикасался; она помнила его запах, звук его голоса, и ей казалось, что на ее теле остался столь сильный отпечаток его тела, что она еще долго будет чувствовать его рядом с собой.

Наконец посетителям кофейни надоело ждать. Некоторые даже стали вспоминать вчерашнее празднование Mardi Gras и то, как они сумели этот день отметить. Кто-то вновь уткнулся в приложение к воскресной газете – бесчисленное множество подобных приложений, подобных мертвым зародышам, скапливалось по выходным в кафе, магазинах и на помойках. Куколка отыскала в сумке мобильник и стала названивать Тарику – вдруг он знает, что там могло случиться в его доме, однако оказалось, что телефон подключен к автоответчику и никто ей отвечать не собирается. Повисла маленькая пауза для того, чтобы можно было оставить свое сообщение, и сразу сигнал отбоя. И Куколка звонить перестала.

Она еще долго сидела за столиком, пила кофе, потом заказала еще чашку и стала просматривать лежавшую перед ней газету. Первые полосы она практически пробежала глазами; бомбы, найденные на стадионе, напрямую связывали с вывешенной в Интернете угрозой «Аль-Каиды» стереть Сидней с лица земли, а также рассказывали об очередной попытке взорвать австралийское посольство в Джакарте; мрачную историю об убийстве ребенка она решила проигнорировать, как и сообщения о найденной собаке и потерянном рюкзаке какого-то англичанина; наконец ее внимание привлек большой, на целый разворот, материал о принцессе Мэри и ее сыне.

Когда же, на минуту прервав чтение, она подняла глаза, то увидела – хоть и сидела в глубине кофейни, – как по крыше высотки ползут вооруженные люди в черной военной форме; стволы их автоматов ярко вспыхивали, как только они выходили из тени на солнечный свет.

Куколка снова уткнулась в газету и прочла, что, по мнению некоего источника, близкого к королевской семье Дании, принцесса Мэри – чудесная заботливая мать, а юный принц и вовсе является всеобщим любимцем.

«Вот везучая сука!» – подумала Куколка, проглотила еще таблетку успокоительного, сэкономленную вчера, и продолжила читать.

Через четверть часа в кофейню явился тот же полицейский, что-то сказал в переговорное устройство, прикрепленное к плечу, и громко обратился к присутствующим, прося внимания.

– Ситуация успешно разрешена, – сообщил он. – От лица органов государственной безопасности благодарю вас всех за помощь и проявленное терпение.

Похоже, никто в кафе так и не понял, что именно он хотел этим заявить. Но полицейский уже снова вел какие-то переговоры по своему «уоки-токи». Кто-то из посетителей спросил, не означает ли это, что им теперь можно уйти.

Коп обернулся, явно раздраженный вопросом.

– Господи, – воскликнул он, – разве я вам только что этого не сказал?!