Теперь Куколка понимала, насколько в очередной раз изменилось ее мнение об этом мире. Все то, что еще вчера казалось ей истинным, правдивым, сегодня таковым уже не выглядело. Все вокруг постоянно превращалось в собственную противоположность. Причем с ней самой это происходило далеко не впервые: еще в детстве то, чем она дорожила, считала настоящим, вдруг оказалось гнилым, фальшивым, не имеющим никакой основы. И она начала все сначала, на иной основе, с верой в то, что сумеет создать свою собственную семью, в которой и воплотится все то, что есть хорошего на свете; и в этой семье, благодаря родным она наконец обретет долгожданную любовь. Но затем тот главный винт, от которого зависела ее новая жизнь, опять сломался – со смертью Лайама; собственно, он сломался еще до его рождения.

И Куколка в очередной раз стала создавать себя заново, создавать новую жизнь, новый мир, вот только теперь у нее было куда меньше веры, да и надеялась она только на самое малое. Она, правда, и не просила у жизни чего-то особенного, не осмеливалась надеяться на счастье, на легкую спокойную жизнь, на удачу. Нет, она просто решила, что соберет необходимую ей сумму денег, как бы это ни было трудно, и купит себе квартиру, даже если потом ей еще много лет придется за нее выплачивать. Но она непременно создаст себе свой дом, пусть даже самый маленький и незначительный. Она заставит себя отучиться в университете и получит такую работу, которая будет и надежной, и безопасной и позволит ей обрести хоть немного гордости. А свою драгоценную душу она всегда будет держать на замке и никому не позволит ее отнять, а потом выбросить за ненадобностью. Подобные требования представлялись Куколке не такими уж большими и не такими уж глупыми; зато она чувствовала их прочность; они казались ей чем-то вроде маленькой скалы, на которой вполне можно было бы построить жизнь.

В течение долгого времени – собственно, все то время, что прошло со дня смерти Лайама, – мысли о новой жизни были тем единственным, что тешило тщеславие Куколки, поддерживало ее уверенность в том, что она сумела одержать победу в сражении с жестоким и непредсказуемым миром. Теперь, как ей представлялось, она будет строить жизнь на незыблемых основах. И пусть ей пока не удалось достигнуть полной гармонии с этим миром, но она, по крайней мере, сумела заключить с ним неплохую сделку. Как же вышло, что условия этой сделки были нарушены?

И все же это снова произошло. И у Куколки было такое ощущение, словно та надежная скала треснула и раскололась на миллион осколков, рассыпалась мелким гравием, что жизнь ее грубо сломана, а душу у нее каким-то образом отняли; и единственное, что она теперь испытывала, хоть и была ни в чем не виновата, это всепоглощающий стыд.

«Уайлдер, – думала Куколка, – Уайлдер, мой лучший друг! Уайлдер, которая так верила в добро. Уж лучше верить в самое плохое: в то, что люди способны тебя унизить, бросить в беде, солгать и струсить. Такая вера, по крайней мере, никогда не принесет тебе унижения».

И Куколка, чувствуя, что на глазах выступили жгучие слезы, сердито стерла их кулаком. А чего она, собственно, ожидала? Что ее все-таки не предадут? Но разве сама она не предала Фан? Теперь-то она понимала, что ее обманули, что все друг друга обманывали и обманывают, и сильные, и слабые, и все постоянно причиняют друг другу страдания, и все друг друга эксплуатируют. Разница только в уровне достигнутого успеха – Моретти, например, повезло меньше, а ее лучшей подруге Уайлдер, оказывается, больше.

Она швырнула телефон в мусорный бак и туда же выбросила пластиковый пакет с засохшими мертвыми цветами, жесткой щеткой, моющим средством и жидкостью Brasso. Ударившись о лежавшие в баке жестянки и коробки, телефон издал ничего не значащий звук – обычный негромкий и легко забываемый звук, какой издает любая ненужная железяка, стукнувшись о нечто подобное.