Взвод стоял смирно. Неподвижные лица солдат не выражали ни недоумения, ни возмущения, одно безразличие. Магвайр и Мидберри не спеша проводили обыск.
Сперва они внимательно осмотрели все кошельки и бумажники, но, как и думал Магвайр, ничего там не нашли. Затем осмотрели койки. Одеяла, простыни летели одно за другим на пол, за ними туда же отправлялись содранные с подушек наволочки, полотенца и все прочее. Под одной из подушек Магвайр обнаружил порнографическую открытку, у Адамчика нашел четки. Открытку спрятал в карман, а четками так ловко швырнул в Адамчика, что они наделись ему прямо на шею и висели там, болтаясь, как черные бусы, вместе с «собачьей биркой» и нательным крестом.
– Это тебе, Двойное дерьмо, как раз к твоей постной роже. Кр-расота, да и только. Прямо херувимчик!
Адамчик молча глядел поверх головы сержанта. Стоял не шелохнувшись, только зубы стиснул изо всех сил. Да чувствовал, как кровь заливает лицо. А сержант не унимался:
– Такой святоша, как ты, уж, конечно, не позволит прикарманить себе чужие денежки. Верно ведь?
– Так точно, сэр!
– А может быть, ты знаешь, кто может себе это позволить, а?
– Никак нет, сэр!
Ответив сержанту, Адамчик тут же подумал, а не сказать ли ему, что это, скорее всего, дело рук Филиппоне или Уэйта. Как просто, оказывается, подставить под удар любого недруга, сунуть его в петлю. Пусть потом выкручивается. Но он промолчал. Нужны же хоть какие-то доказательства. А не докажешь, так сам сгоришь без дыма.
– Ладненько, червяки паршивые. Стойте дальше, раз нравится. – Он подошел к Адамчику: – А ты, святоша, помолись, чтобы мы побыстрее нашли ворюгу. За себя молись и за всю банду тоже. Ты вроде здорово умеешь этими бусами пользоваться. Давай, стало быть, работай! Моли бога за наш успех. Валяй!
Адамчик не ответил. Тело его будто окаменело. Плотно сжатые губы побелели от напряжения, лицо превратилось в маску негодования и отвращения. Он все время старался глядеть то на верхнюю часть стены, то на потолок. Только бы, упаси бог, не встретиться с глазами Магвайра. «Свинья, – повторял он все время про себя. – Глупая, подлая, мерзкая свинья! Свинья! Свинья!»
Однако штаб-сержант не думал отходить от него. Двумя пальцами он пребольно ухватил Адамчика за щеку, с силой повернул к себе лицо. От этого неожиданного резкого движения у солдата растянуло рот, а голова как-то неловко свернулась на плечо.
– Ты что же это, оглох, Двойное дерьмо? Иль онемел? Подонок паршивый! А? – Он еще сильнее дернул солдата за щеку. – Слышишь? Тебя, мразь, спрашивают!
– Никак нет, сэр, – еле выдавил из себя Адамчик.
– Я тебе приказал молиться или нет?
– Так точно, сэр!
– Так точно, говоришь?
– Так точно, сэр!
Магвайр снова дернул на себя его голову, почти уперся носом в лицо солдату:
– И не думай, червячина поганая, что со мной можно в бирюльки играть. Не думай! – Его голос опустился до шипящего хрипа: – Даже и пытаться не смей! В муку сотру! Чуешь?
– Так точно, сэр!
– Думаешь, уселся своей задницей на святую кобылу, так я до тебя уж и не доберусь? Черта лысого, червячина! Куда бы ты ни залез, от моего пинка не увернешься Помни об этом всегда. Каждую минуту помни!
– Так точно, сэр, – Адамчик еле отвечал. Лицо у него совсем перекосилось, рот был растянут, щека нестерпимо болела. Он все время пытался сглотнуть набегавшую слюну, но никак не мог, и она текла изо рта на подбородок, капала на пол…
– Ты ничтожество, мразь, пыль… Понятно?
– Так точно, сэр!
– Ворона на куче дерьма…
– Так точно, сор!
– Поганый червяк, подонок, скотина…
– Так точно, сэр!
В этот момент, не отпуская щеку Адамчика, Магвайр с силой ударил его в зубы. От неожиданного удара голова солдата резко дернулась назад, и он больно ударился о железную спинку кровати. Магвайр опустил руку, глядя в упор в лицо солдата:
– Меня давно уже просто тошнит от твоих вечных стонов и псалмов, – прошипел он сквозь зубы. – Просто блевать хочется от всего этого святого дерьма. Тебе это известно, червяк набожный?
– Так точно, сэр!
– Ежели у тебя хоть капелька мозгов в башке есть, должен же ты, черт тебя подери, скотина, понять, что мы для твоего же блага стараемся. Не для себя, а только для тебя, понятно?
– Так точно, сэр!
– Так чего ж ты тогда кочевряжишься? Не набираешься уму-разуму? Ведь это же полезнее, чем псалмы гнусавить.
– Так точно, сэр!
– Вот видишь. Когда в бой попадешь, там уж не до молитв будет. Не до всяких этих дурацких бусинок. Они тебя от пуль не закроют. Твоя защита и спасение – оружие да умение. Только это, и ничто другое. Небось тогда вспомнишь, Двойное дерьмо, какая счастливая звезда привела тебя к сержанту Магвайру, к этой старой перечнице, будь он неладен. Уготовила тебе благо стать по его милости настоящим морским пехотинцем. Не раз вспомнишь, вот увидишь.
– Так точно, сэр!
Магвайр отошел к следующей койке, а Адамчик все стоял как оглушенный. Щека горела, внутри что-то пульсировало, во рту чувствовался вкус крови. Но он боялся даже переступить с ноги на ногу, все стоял навытяжку, а четки болтались на шее, как бусы у девушки. «О, боже, – думал он, – если бы эти четки вдруг превратились в проволоку, я сорвал бы ее и задушил этого ненавистного мерзавца, оторвал бы ему голову, заткнул глотку, чтобы оттуда не несло, как из помойки, не изрыгалось бы все это ужасное богохульство. Раз и навсегда покончил бы с этой мразью. А может быть, лучше утащить патрон на стрельбище? Вот тогда уж можно будет посчитаться по-настоящему».
Он живо представил себе, как вытянется это свиное рыло, когда увидит направленное на него дуло винтовки. Прямо в лоб! Тогда он запоет, наверно, по-другому. Глаза на лоб со страху полезут. Станет клясться, что никогда больше не будет называть его Двойным дерьмом или еще там как-то. Будет ползать на карачках, визжать, извиваться, как уж, о пощаде молить.
Адамчик вдруг почувствовал, что от напряжения ужасно разболелась спина и ноги стали как деревянные. От желудка к горлу подкатывалась тошнота, ему казалось, что он вот-вот опять грохнется в обморок. Этого нельзя было допустить. Ни в коем случае. Свались он теперь, все будет кончено, он превратится навечно в объект насмешек и издевательств. Да и кто знает, как к этому отнесется Магвайр. Что он еще выкинет.
Новый пароксизм леденящего страха охватил Адамчика. Этот приступ был настолько сильным, что даже заглушил чувство ненависти к штаб-сержанту, исчезло все то негодование, которое лишь несколько секунд назад переполняло грудь. Какой же он дурак, если воображает, что сможет хоть чем-то отомстить сержанту. Даже если бы ему и удалось притащить со стрельбища боевой патрон, тот обязательно в последний момент заклинится у него в винтовке. А случись такое невероятное событие, что ему удастся набраться мужества и выстрелить, он наверняка промахнется. А Магвайр? Смешно даже подумать, что он может испугаться такого мозгляка и труса, как Адамчик. Попробуй, выстрели в него. Он ведь пулю в воздухе поймает и даже не поморщится. Да что там говорить! Адамчику было совершенно ясно, что он никогда в жизни не осмелится украсть патрон на стрельбище, не говоря уж о том, чтобы притащить его тайком в казарму. Сама мысль об этом была самым настоящим бахвальством, только и всего. Размечтался, болван, как сопливый мальчишка, раскуражился. Коли ты такой уж храбрый, так вон штык висит на спинке койки. Всего лишь шаг сделать. Возьми да и двинь им Магвайру под ребро. Иль промеж лопаток. Что, не осмеливаешься? Кишка тонка? Вот то-то и оно. Ведь сержант может услышать, как ты пошевелился. Что тогда? Где тебе уж с ним совладать? И думать не смей. Похрабрее тебя парни и то его боятся как огня. Не тебе чета. Этот Магвайр все равно что вон монумент с горы Сурибати – твердый и монолитный. Не человек, а камень. До него пальцем дотронуться и то страшно. Можешь его бояться, можешь ненавидеть, но выступить в открытую, напасть – и думать не смей. Никогда! Твой единственный удел теперь – изо всех сил стараться делать так, чтобы ни в коем случае не стать ему поперек дороги. Это твое единственное спасение. Только это, и больше ничего!
Покончив тем временем с койками, Магвайр и Мидберри начали обыскивать рундуки и вещмешки. Мидберри переходил от одного рундука к другому, опускался у каждого на корточки и внимательно просматривал все содержимое.
– Не забудь просмотреть все письма, – крикнул ему Магвайр.
Мидберри тут же вернулся к первому рундуку и приказал стоявшему рядом хозяину предъявить всю корреспонденцию. Взяв письма в руки, он вытащил из конвертов все, что там было, развернул листки, тщательно посмотрел, не осталось ли чего внутри. Лишь убедившись, что денег нет, отдал письма и перешел к следующему рундуку.
Магвайр в это время потрошил вещмешки. Он брал их по одному за нижние углы, приподнимал на уровень груди и, резко встряхнув, выбрасывал на пол все содержимое. Затем садился на корточки и внимательно перетряхивал вещь за вещью, засовывая руки в носки, в карманы, тщательно прощупывая подкладку и углы. Он даже разворачивал пакетики с лезвиями для бритья, открывал коробочки с иголками и нитками. Все просмотренные вещи отшвыривались в сторону, они летели куда попало – на пол, под койку, на рундуки. По кучам валявшегося в беспорядке барахла можно было точно определить, где осмотр уже был проведен, а где еще нет.
С начала обыска прошло уже три часа. Были разворошены койки, вышвырнуто все из вещмешков, опустошены рундуки. Новобранцы еще держались на ногах. Кое-кто потихоньку менял положение, пытался незаметно привалиться к спинке койки. Магвайр остановился покурить, Мидберри сел рядом на стол для чистки оружия.
– Парни здорово устали уже, – потихоньку сказал Мидберри. – Сколько времени на ногах. Может, разрешить им присесть?
Магвайр медленно покачал годовой.
– Этого еще не хватало. Разреши им только, так уж наверняка денег не найдешь. Думаешь, вор что, железный? У него ведь тоже, поди, ходули затекать начали. А дай этому червячине отдохнуть, все наши труды кошке под хвост.
– Но остальные-то при чем?
– Как так, остальные?
– Они же не виноваты в том, что кто-то…
– И что же ты предлагаешь? – перебил Магвайр. – Разделить эту банду на две группы? Одну посадить отдыхать, а про другую думать, что этот подонок с ловкими лапками именно там, в этой группе? Так, что ли? – Магвайр медленно разминал сигарету. – Нет уж, дудки. Пока не отыщем ворюгу, виноватыми считаются все. – Он отошел от стола и, повысив голос, крикнул: – Учтите, скоты, что эта бодяга может затянуться. Может так получиться, что и всю ночь проискать придется. И вы, черви, всю ночь вот так простоите, коли та мразь не отыщется. Как вам это?
Он прохаживался между рядами стоявших в молчании солдат. Потом остановился:
– Скажу честно, не хотел бы я очутиться сейчас в его штанах. Особенно когда вся банда узнает, из-за кого ей пришлось этак вот страдать всю ночь, не спать, стоять как истуканы. А завтра ведь нам на стрельбище топать. Не забыли?
Магвайр неожиданно вдруг обернулся и схватил за шиворот новобранца, стоявшего у него за спиной:
– Ах ты, подлюга! – заорал он что есть мочи. – Думал, я не услышу, мразь? Заскулил, как паршивая собачонка…
– Сэр, я не виноват, – испугался солдат. – Я нечаянно, сэр. Ногу очень свело. Больно очень…
– И сейчас больно, подонок? Больно? А ну, брюхом на палубу! Стать на все четыре! Живо!
Солдат поспешно опустился на четвереньки, вытянулся, как мог.
– Вой, скотина! Да погромче!
Новобранец послушно завыл во все горло.
– Вот это здорово! Ну прямо как псина. А теперь ползи, как собака. До сортира и обратно. И выть всю дорогу по-собачьи. Вот как сейчас. Чтобы всем слышно было. П-шел, псина паршивая!
Он внимательно посмотрел, как солдат зашлепал на четвереньках из кубрика, потом обернулся ко взводу:
– А вам всем, черви паршивые, быстро раздеться. Догола! Ясненько? Нечего пастью мух ловить. Скидывай все на пол. Шевелись, бараны!
Наблюдая, как солдаты раздеваются, он подошел к Куперу:
– Ты чего чешешься, дерьмо безмозглое? Чего еще ждешь? Особого приглашения, что ли? Все скидай, сказано. И рубаху, и штаны. Ясно?
– Что вы собираетесь делать? – испуганно спросил Мидберри.
– Да не волнуйся ты зазря. Со мной все в порядке, А если сомневаешься, так можешь завтра проверить – жена и дети. В общем, не хуже других. Вот так-то.
Мидберри промолчал. Он давно уже понял, что не в состоянии противодействовать этому человеку, не в силах помешать ему творить все, что бы он ни пожелал. Тогда, вечером, он мог еще вызвать провост-маршала, как-то вмешаться. Но эта последняя возможность была безнадежно упущена. Теперь, наверно, лучше уже не вмешиваться, предоставить событиям развиваться своим путем. Будь что будет. Он стал соучастником преступления, в лучшем случае бесстрастным наблюдателем. Даже если он вмешается, все равно ничего не изменится. И помочь никому тоже нельзя. Разве только самому себе. Хоть немного вернуть веру в свои силы. Да только к чему все это.
Новобранцы уже стояли вдоль прохода в чем мать родила. Адамчик выделялся из общего строя молочно-белым цветом кожи. Только шея и лицо его пылали от стыда, да волосы в свете лампы казались ярко-оранжевыми. Высокий и худой, он вытянулся по стойке «смирно», высоко поднял подбородок и немигающими глазами уставился куда-то поверх голов солдат, на невидимую точку стены. Тройное ожерелье из четок, нательного креста и «собачьей бирки» все еще болталось на тощей груди. Казалось, что в Кубрик попал какой-то туземец, пробравшийся сюда из самых диких мест.
«Что же теперь взбрело на ум этому деспоту? – думал он. – Что он еще решил вытворить?» Его страшно угнетала собственная обнаженность и беспомощность. Казалось даже, что, сняв одежду, он окончательно лишился остатков храбрости, стал совершенно беззащитным. Теперь между ним и Магвайром не было даже видимости преграды, и штаб-сержант мог позволить себе любую выходку, мог делать все, что ему заблагорассудится.
«Но почему же, – удивлялся в душе Адамчик, – не вмешается сержант Мидберри? Почему он не остановит старшего „эс-ина“? Или офицеры, где они?» Краем глаза он глядел на других солдат. Две ровные шеренги обнаженных тел. Среди них есть немало парней здоровее и сильнее Магвайра. Взять вон хоть того же Мистера Чистюлю или Филиппоне. Им-то чего бояться? Конечно, новобранцев надо учить уму-разуму. Не все ведь одинаково понимают, что хорошо, а что нет. Но разве это значит, что их можно подвергать таким издевательствам и даже пыткам? Почему же ни один не осмелится подать жалобу по команде, обратиться к командиру роты или батальона? А может быть, в прошлый раз, когда капитан из штаба проводил опрос, кто-нибудь и пожаловался? Тайком от Магвайра.
Стоявший рядом с Адамчиком Уэйт спокойно ждал, когда Магвайр приступит к личному обыску. Тело его тоже ныло от усталости, но он старался не думать об этом, усилием воли заставлял сознание полностью отключиться от всего происходящего. Даже в глазах его застыла отрешенность. Какой толк думать о том, что может случиться, если… Только хуже еще. Ему казалось, что такой способ был самым действенным, чтобы сносить выходки Магвайра. Принимай все так, как есть, и старайся не думать о последствиях. Живи сегодняшним днем, сегодняшней минутой. Без всякого будущего. Так легче…
Солдат, ползавший на четвереньках в туалет, возвратился в кубрик. Когда он добрался до своего рундука, Магвайр приказал ему встать и раздеться. Затем велел снова стать на четвереньки и повторить прежний маршрут – из кубрика в сортир и обратно. Только теперь голышом. Адамчик и Уэйт смотрели, как солдат послушно двинулся снова в сторону туалета. Блестевшие в свете лампы его ягодицы мерно двигались из стороны в сторону. Зрелище было настолько циничным и отвратительным, что Адамчику опять стало нехорошо. Он чувствовал, что в любую минуту может грохнуться наземь. В голове все смешалось, к горлу подкатился комок. Тщетно он пытался остановить надвигавшееся, делая глубокие вдохи и выдохи, глотая слюну, задерживая дыхание. Тошнота становилась невыносимой.
– Ну, ладно, скоты, – оглядев строй, крикнул Магвайр. – Два шага вперед… марш! Кру-гом! А теперь всем стать пошире и быстро нагнуться вперед. Вот так! Пониже! Взяться руками за лодыжки и… стоять! Стоять, говорю! – Он оглядел две шеренги уродливо согнутых солдатских фигур и усмехнулся. – Жаль вот, Клейна нет. Ему бы точно понравилось. – Повернулся к Мидберри: – Эта свинячья рожа разинула бы пасть от уха до уха. Вот смеху было бы!
Мидберри пропустил циничную шутку мимо ушей:
– Мне кажется, – заметил он, – что Вуд наврал нам все про кражу. Поди, сидит там себе преспокойненько да посмеивается. Может быть, даже и сам деньги спрятал, а на других сваливает.
Ухмылка сбежала с лица Магвайра. Глаза вновь, налились кровью, под ними четко взбухли синие мешки. От бесчисленных сигарет на нижней губе образовалось неприятное пятно сероватого цвета.
«Когда он только спит, черт его побери? – подумал Мидберри. – Вечно в казарме, все время на службе». Но вслух сказал:
– По-моему, зря мы все это затеяли. Особенно, если Вуд все наврал.
– Что же, может быть и так, – отозвался Магвайр.
– Тогда почему бы вам не пойти поспать немного? – Мидберри сделал попытку воспользоваться вроде бы появившимся шансом. – А я тем временем проверю, как они тут все приберут, а потом уложу их. А утром…
– Ишь ты как, – перебил его Магвайр. Вытащив из пачки новую сигарету, он разминал ее в пальцах…
– Что вы сказали?
– Сказал, что, пожалуй, ты дело предлагаешь. Может, действительно, эта скотина все наврала. А ну-ка, давай его сюда! Надо разобраться все же. Может, и впрямь не украли. Сам потерял, а решил, что сперли.
Мимо них на четвереньках прополз воющий по-собачьи новобранец. Магвайр свистнул, солдат замолчал, остановился в ожидании новой команды.
– А ну, марш в сержантскую! Скажешь Вуду (он там сидит), чтобы бежал немедля сюда. Понятно, псина? – Солдат с трудом поднялся на ноги. Магвайр побагровел: – Это кто же тебе встать разрешил, мразь поганая? Я тебе командовал? Ах ты, дрянь! Живо на четвереньки и марш в сержантскую! Давай, парняга. П-шел!
Солдат запрыгал из кубрика. Мидберри заметил, что там, где он только что стоял, на полу были хорошо видны пятна крови. Даже небольшая лужица набежала в одном месте. Видимо, солдат разодрал о шершавые бетонные плиты в туалете колени и ладони. Он молча взглянул на Магвайра и неожиданно подумал: «А есть ли какой-нибудь способ исправить этого человека, кроме как пристрелить его?»
– Чего это ты на меня уставился? – удивился штаб-сержант. – Дырки во мне ищешь, что ли? Не ищи. Зря ты это. Я ведь хорошо знаю, что делаю.
– Не сомневаюсь, – ответил Мидберри. Круто повернувшись, он направился в дальний конец кубрика, к запасному выходу. Проходя мимо солдат, он старался не глядеть на их согнутые в унизительном поклоне, блестевшие от пота тела.
«Почему же они молчат? Почему не возмутятся, не закричат, не взбунтуются, наконец?» Тогда бы и ему было легче выступить против старшего «эс-ина». Никто не посмел бы сказать, будто он действует из личных побуждений, из неприязни к Магвайру.
Подойдя к двери, он хотел было выглянуть наружу, но увидел, что она, как и окна, плотно зашторена одеялами. Протянул руку, собираясь отогнуть уголок… и не осмелился. Еще, чего доброго, дежурная служба заметит свет и припрется проверить, в чем тут дело. Правда, это могло бы тогда положить конец затянувшейся сыщицкой авантюре Магвайра… Мидберри осторожно посмотрел через плечо. Старший «эс-ин» внимательно наблюдал за ним. «Пожалуй, не стоит, – решил Мидберри. – Тогда, в сержантской, мы были один на один, я говорил ему все в глаза и спор был честным. А сейчас может получиться, будто я исподтишка действую, вроде бы подсидеть его хочу. Так не годится. Даже ради прекращения всего этого безобразия. Потом никому не докажешь, что там у меня на уме было».
Подтащив один из рундуков поближе к двери, Мидберри закрыл крышку и уселся на нем, как на стуле. Во всю длину кубрика застыли в неестественной позе голые солдатские тела. Ноги раздвинуты, головы опущены между ног: головы – в сторону коек, спины – в проход.
«И эти парни, – с горечью подумал сержант, – должны вскоре стать настоящими солдатами, мужчинами, бойцами. Ну и бойцы! С самого начала приучены прежде всего к тому, чтобы безропотно сносить любые унижения, глумление, издевательства. Да какой же истинно уважающий себя мужчина потерпел бы все это! Что удерживает этих здоровых парней от того, чтобы дать отпор издевающемуся над ними сержанту? Неужели все дело только в том, чтобы, упаси бог, не остаться за бортом выпуска? Или же они боятся какого-то другого наказания? Может быть, полковой тюрьмы? Неужели они не в состоянии сообразить, что, если дело дойдет до расследования, Магвайру влетит гораздо больше, чем им. Нет, главное, очевидно, все же в страхе. Просто каждый очень запуган, очень боится Магвайра. Но еще больше, чем его, боится, что в случае каких-либо осложнений неминуемо окажется в одиночестве, будет предан товарищами, брошен ими на съедение начальству. Вот, пожалуй, где действительно собака зарыта – никто никому не доверяет, в каждом видит прежде всего врага. Но ведь это же чудовищно! Шестьдесят шесть здоровых парней боятся одного садиста с налитым пивом жирным брюхом. Прямо как львы в цирке. Хлюпик-дрессировщик щелкает бичом, и они послушно прыгают сквозь обруч. Да, с такой публикой, пожалуй, лучше уж не связываться». Мидберри был сейчас глубоко убежден, что, попытайся он выступить против Магвайра, наверняка останется в одиночестве – никто из солдат не поддержит его, никто не станет на его сторону.
Воющий по-собачьи новобранец вполз в дверь и двинулся дальше, подвывая, вдоль прохода, а вбежавший в кубрик Вуд вытянулся перед штаб-сержантом.
– Так сколько у тебя пропало?
– Сэр, четырнадцать долларов.
– Ты уверен?
– Так точно, сэр! Они были у меня в рундуке…
– И когда же ты хватился? Когда заметил пропажу?
– Сэр, я полез туда сразу же после ужина. Гляжу, а их нет…
Магвайр поглядел в противоположный конец кубрика на сидящего там помощника. Подумал, затем вновь повернулся к Вуду:
– А ты, парень, случайно, не вздумал вола вертеть?
– Никак нет, сэр!
– Не потерял ли ты эти денежки где-нибудь еще, а?
– Никак нет, сэр, они все время были в рундуке. Я совершенно уверен, сэр, что их…
– Ладно! Заткнись. Коль так уверен.
– Так точно, сэр!
– Знаешь, в Корее мы, случалось, захватывали этих гуков. Ух, и хитрюги же, скажу я тебе. Прямо жуть какие хитрые. Особенно в смысле того, как получше что-нибудь спрятать. Приходилось другой раз лазать в такие места, что ты и не поверишь. Особенно если у них какие-нибудь там бумаги важные были или еще что. Они их в рот запихнут, а то между ног зажмут. Прямо диву давались, что за хитрецы.
Глаза Вуда непроизвольно скосились в сторону низко согнувшихся солдатских шеренг…
– Вот я и говорю, – делая вид, будто ничего не замечает, продолжал штаб-сержант, – что рты я у них уже проверил. Там пусто…
– Сэр! – в ужасе отшатнулся солдат.
– Ты чего это взвился? Надо же в конце концов кончать с этим делом. Сам же заварил кашу, тебе и завершать. Ищи свои денежки. Еще горяченькие…
– Сэр!
– Давай, давай, червяк. Нечего сопли распускать. Ты теперь по этому делу за старшего. Действуй!
– Но, сэр, я…
– Так ты, выходит, не шибко-то хочешь отыскать свои денежки? Трепал тут, трепал, а теперь в кусты? Ах ты, мразь паршивая! Уж не вообразил ли, будто мы с сержантом Мидберри этак вот, за здорово живешь, проишачили всю ночь, и все зазря? Отвечай, скотина!
– Никак нет, сэр! Только я…
– Так тогда пошевеливайся. Не стой на месте, как ворона на куче дерьма! А то смотри, психану, тогда уж не поздоровится. Ясненько? П-шел!
Вуд неуверенно двинулся к дальнему концу кубрика, туда, где сидел Мидберри. Остановившись у первого согнувшегося в неприглядном поклоне солдата, он несколько секунд колебался, потом поглядел на поднятую несколько вверх нижнюю часть спины, шагнул ко второму, третьему. Когда он собирался сделать еще один шаг, Магвайр крикнул, чтобы тот вернулся к нему.
– Ты что же это из себя тут строишь, червячина поганая, – заорал он, когда солдат подбежал и вытянулся. – Видали чистоплюя? Ты, мразь, заглядывай как следует. В самую глубь. Чтоб уж никакого сомнения не оставалось. И руками пользуйся, авось не отвалятся.
– Сэр! – Вуд остолбенело уставился на сержанта. – Сэр, я…
Магвайр не дал ему договорить. Мгновенно вытянув руку, он цепко схватил Вуда за ухо, рванул на себя. Глаза у него снова налились кровью, в горле хрипело и булькало, как у свиньи, когда она давится:
– Ты что же это еще удумал, мразь? Неповиновение? Невыполнение приказа? Так, что ли, тебя понимать?
– Никак нет, сэр! Ни в коем случае! Я только…
– Ах, вон как, – сразу же успокоился Магвайр. – Тогда другое дело. Давай! Действуй, как приказано.
Вуд подошел к тому солдату, у которого застал его окрик сержанта, наклонился. Но Магвайр остановил его:
– Это еще что такое? Сначала начинай, с первого. Давай!
«О, господи», – чуть ли не вслух простонал Мидберри. Он не мог поднять глаз от надраенного добела пола. Какое-то мгновение ему казалось, что Вуд собирается позвать его на помощь. Если бы только он решился. Мидберри внутренне уже был готов, ждал только знака, хотя бы намека на призыв. Но Вуд не решился. Сейчас он молча двигался между шеренгами согнувшихся солдат, беспрекословно подчинявшихся еще одной отвратительной выходке Магвайра. А тот в это время шагал рядом с Вудом, подгоняя солдата, покрикивая на него и требуя:
– Гляди получше, черт паршивый! Нечего морду воротить, раз сам кашу заварил. Ищи вот теперь, подонок!
Адамчик слышал, как Вуд с Магвайром все ближе и ближе подходят к нему. Безотчетный страх, как тисками, сжал ему желудок, холодный пот покрыл тело…
Он знал, что теперь-то уж ему не миновать обморока и позора, который потом ожидает. Знал, но ничего не мог поделать. Тщетно пытался сжимать и распускать мышцы живота, задерживать дыхание, стискивать челюсти. Кислая слюна заполняла рот, желудок просто вывертывало, и в тот момент, когда голос Магвайра прозвучал где-то над ним, у Адамчика начался приступ безудержной рвоты. Он обрызгал кровать, загадил пол, попало и на стоявшего рядом Уэйта.
– Чтобы ты провалился, – крикнул тот, пытаясь отскочить в сторону. Это движение не ускользнуло от глаз Магвайра. Развернувшись, он наотмашь ударил Уэйта по затылку. И одновременно с этим движением нога сержанта с силой двинула Адамчика.
– Стоять, скоты! Я вам попрыгаю!
Уэйт остановился, снова нагнулся. Рядом, держась из последних сил, стоял полузадохшийся Адамчик.
– Ну ты и подонок, Двойное дерьмо, – голос штаб-сержанта звучал чуть ли не добродушно. – С тобой, сучье мясо, и впрямь не соскучишься…
Адамчик не шевелился. Голова его безвольно висела почти что между ног, во рту было омерзительно, горло как наждаком ободрали. Страшно болело то место, по которому пришелся удар Магвайра. Там что-то дергалось, пульсировало. Адамчик боялся, нет ли перелома – таким страшным был удар.
«Да, будет теперь всяким горлопанам лишний повод языки почесать, – с горечью думал солдат. – Раззвонят по всему лагерю. Особенно если меня теперь вышибут отсюда с разбитой задницей». Как же он в эти минуты ненавидел Магвайра. Как ненавидел взвод, казарму, весь этот Пэррис-Айленд и морскую пехоту с ее чудовищной системой, подавления людей.
– Сэр, – с трудом выдавил он, – рядовой Адамчик просит разрешения у сержанта-инструктора…
– Заткнись, мразь вонючая! Заткнись и стой, как приказано. И не вздумай еще раз разевать свою поганую глотку. Ясненько?
– Так точно, сэр!
– Да. Вот уж, истинно, подарочек нам. А ну-ка, Вуд, проверь его. Может, денежки тут? – И он, довольный собой, захихикал.
Адамчик уже ничего не чувствовал. Слезы заливали лицо, бежали по вискам и на лоб, капали на грязный пол. Ему казалось, что еще немного – и с ним случится то же, что и с Клейном. Больше не было сил. Есть же предел любому терпению. Где же правда? Почему он должен вечно страдать от несправедливости, издевательств и насмешек? То Магвайр, то Филиппоне, то еще какой-нибудь негодяй. Какие же после этого у него шансы попасть в выпуск? Когда он всем ненавистен, всеми презираем и гоним!
От этих горьких мыслей слезы бежали еще сильнее, рыдания, подступавшие к горлу, были безудержнее. Потеряв контроль, солдат всхлипывал громче и громче, захлебываясь слезами и слюной.
– Вот уж навязали сопливое дерьмо на мою голову, – услышал он над ухом голос Уэйта. – Совсем слюни распустил, слабак несчастный. Какого же ты черта не сидел тогда дома? У маменьки под юбкой? Чтоб тебя разорвало, сосунок паршивый. В солдаты, вишь, полез. А ну, заткнись сейчас же! Заткнись, говорю!
Тем временем Вуд осмотрел весь взвод. Магвайр останавливал для проверки даже парня, ползавшего по-собачьи. А тот представлял собой поистине жалкое зрелище – колени разбиты в кровь, каждое движение давалось с превеликим трудом, и там, где он проползал, на полу оставались красные пятна.
Деньги же так и не отыскались.
– Так, значит, скоты, никто не желает признаться, – снова обратился к взводу старший «эс-ин». – Ладненько. Так и запишем. – Подняв руки к поясу, он вдруг расстегнул пряжку и снял широкий сержантский ремень. Отпустив зажим, передвинул тяжелую медную бляху до самого конца, затем передал ремень Вуду. – На-ка, держи. – И он показал солдату, как следует обернуть свободный конец вокруг кисти, чтобы ремень превратился в оружие. – А теперь начинай с первого отделения. Давай!
– Но, сэр…
Вскочив с рундука, Мидберри быстро двинулся по проходу в сторону Магвайра. Он еще не знал, что сделает, не решил, как лучше поступить, но был уверен, что на этот раз уж не отступит. Ни за что! Однако его неотступно преследовала мысль, что он не имеет права вот так, ни с того ни с сего, обрушиться на своего старшего. Даже не предупредив его, не дав возможности что-то сделать в ответ. Да и вообще, вправе ли он выступать против старшего «эс-ина», хозяина подразделения, на глазах у подчинённых? Ведь это же мятеж! Эта страшная мысль заставила его остановиться. Круто повернувшись, он пошел к двери.
– Сержант Мидберри!
– Мне надо позвонить, – Мидберри резко толкнул дверь, чуть ли не бегом бросился в сержантскую. Войдя, прошел к окну, пошарил за радиатором и вытащил оттуда новенькую полицейскую резиновую дубинку. Взяв оружие в руки, повернулся лицом к двери, ожидая Магвайра.
Старший сержант-инструктор вошел, пнув дверь ногой. Он первым делом поглядел на телефон, стоявший на письменном столе, затем обвел удивленным взором комнату. Взгляд его остановился на Мидберри, опустился на дубинку, вновь поднялся на помощника. Мидберри в упор смотрел ему в глаза.
– Эта ерунда тянется уже четыре часа. – Мидберри чувствовал, как он весь напрягся. – А мы так ничего и не добились. Я уверен, что мы и вообще ничего не найдем. Пустое дело – денег нет.
– Рано или поздно…
– И мне кажется, что Вуд все-таки не врет…
– Да ну его, дерьмо паршивое…
– Если бы он врал, мы бы почувствовали это. Скорее всего, он просто потерял деньги, а сам думает, что их у него украли…
Магвайр вытащил из кармана измятую пачку, отыскал в ней последнюю сигарету, сунул в рот. Пачку смял в комок и бросил в мусорную корзину. Закурил.
– Ну и что же?
– Надо кончать волынку. Последим пару дней, понаблюдаем. Может, что и всплывет…
– Я что-то не пойму, кто у нас тут решает – ты или я.
– Решаете вы. Но ведь мы уже толковали с вами об этом. Разговор шел об обыске, и я согласился. Однако сейчас уже ясно, что он ничего не дал. Так зачем же упорствовать? Может быть, теперь-то вы послушаетесь меня?
Магвайр зевнул.
– Мы же с вами работаем в паре, – продолжал Мидберри. – И вроде бы похоже, что сработались. Разве это не значит, что мы должны прислушиваться друг к другу?
– Ладно. Считай, что убедил. Пусть на этот раз уж будет по-твоему.
– Спасибо, – ответил Мидберри и в тот же миг понял, что совершил ошибку.
– А эта штуковина, – Магвайр кивнул на дубинку, – тебе все равно не помогла бы. Это уж будь уверен. Знаю, что говорю.
Мидберри передернул плечами.
– Меня ведь и не такие пытались брать на пушку, – продолжал штаб-сержант. – Да ничего у них не вышло. А в общем ладно уж. Иди, уложи их спать. Хватит на сегодня. А я пошел домой. Пока.
За Магвайром давно уже закрылась дверь, а Мидберри все еще молча глядел ему вслед. Положив конец дубинки на открытую ладонь, он тихонько прихлопывал ею, прислушивался. И только когда убедился, что штаб-сержант уехал, убрал дубинку на место.
Лишь теперь он почувствовал, как тяжело досталась ему эта долгая ночь. Понимал, что вроде бы впервые одержал верх, заставил Магвайра почувствовать силу чужой решимости. Даже это глупое «спасибо» и то, что Магвайр уехал, притворившись, будто бы устал, не могли умалить его пусть небольшую, но все же победу. Ведь ему вынужден был уступить один из самых образцовых морских пехотинцев. «Так кто же из нас все-таки трус?» – с торжеством подумал Мидберри.
Он прошел в кубрик.
– О'кей, парни, – крикнул он настороженно смотревшим на него солдатам, – быстро одеться, прибрать все и по койкам. Давай живее! Еще часок, пожалуй, можно будет соснуть, коль поторопитесь. Раз-зойдись!
Все то время, пока солдаты разбирали вещи и распихивали их по вещмешкам и рундукам, он сидел на краю стола для чистки оружия и громко объяснял им основные правила поведения на стрельбище. Даже пару раз пошутил. Солдаты уважительно посмеивались в ответ. Работали они быстро и старательно, в поведении их не было ничего враждебного, и сержанту вдруг подумалось, что, кажется, впервые за все время он сумел по-настоящему взять взвод в свои руки.