С позиций археологии этот предполагаемый «город», едва ли не самый известный в истории каганата, рассматривать сложно по простой причине — его местонахождение не установлено. Историография полна различными версиями по этому поводу, но реальных результатов они не дали. Напомню лишь самые последние.

Попытка М. Г. Магомедова обнаружить Итиль на острове Чистая Банка результатов не принесла (Магомедов М. Г. 1994).

Нельзя обойти вниманием версию A. B. Гуренко и A. B. Ситникова (2001). Соавторы из г. Волгограда отрицают возможность нахождения Итиля в дельте Волги из-за значительных колебаний Каспия, которые приводили бы к периодическому затоплению города. Указание на отсутствие в волжской дельте памятников салтово-маяцкой культуры ещё требует проверки. Следуя предположению С. А. Плетнёвой, они выдвигают гипотезу, достаточно детально аргументируя её информацией письменных источников, о расположении Итиля/Хамлиджа на переволоке между Доном и Волгой, на юге современного г. Волгограда (не могу принять приравнивание данных ал-Истахри о «месяце пути» от булгар до Итиля точно к 1000 км; продолжительность путешествия могла меняться в зависимости от обстоятельств: Артамонов М. И. 1962. C. 391).

В подтверждение предлагаемой локализации приводится список местонахождений салтово-маяцкой культуры в черте Волгограда, в том числе двух поселений. Не считаться с этими косвенными данными нельзя, но их недостаточно для безоговорочного принятия версии Гуренко-Ситникова: следы самого Итиля в Волгограде пока не обнаружены.

Ухищрённые расчёты местоположения Итиля предпринял И. Г. Семёнов, используя, во-первых, сведения арабских авторов (Ибн Хаукала, Мас’уди) о расстоянии от Дербента до Семендера.

Однако перед этим автор замечает, что «свидетельства арабских географов о местоположении Итиля очень путаные, а использовавшаяся ими единица измерения расстояний — день пути — достаточно расплывчата, но тем не менее их с успехом можно использовать для поисков Хазарской столицы» (Семёнов И. Г. 1994. С. 212). Нет спора, по мере возможности надо извлекать положительные сведения из любого источника, но автор в приведённом пассаже противоречит сам себе. Что выбирать? Если сведения «очень путаные», то как их использовать «с успехом»? Во-вторых, автор напоминает гипотезу о преемственности Итиля и Саксина: «Если (! — В.Ф.) Саксин действительно находился на месте Итиля, в чём мало кто сомневается…» Вопрос: а если Саксин не находился на месте Итиля? Типичная ошибка доказательства, когда вывод строится на предшествующем предположении. Замечу, что до археологического подтверждения напластования Саксина на Итиль всегда будут основания для сомнений. Это нормально (ниже я сам пишу о не подтверждаемых предположениях иного рода).

Более детально свои построения И. Г. Семёнов изложит в другой публикации (2002). Ошибка автора опять в методике. Первым ориентиром для поиска Итиля взят Семендер I, который по автору, безусловно находился на месте пригорода г. Махачкалы — поселка Тарки, что якобы «подтверждается большинством исследователей» (довод, недопустимый в науке, к тому же нет ссылок на представителей этого «большинства»).

Вторым ориентиром выступает Шелковское городище на р. Терек, которое вслед за Л. Н. Гумилёвым автор объявляет Семендером II. Приводя список критиковавших это построение Гумилёва (Г. С. Фёдоров-Гусейнов, В. Б. Виноградов, В. Г. Котович, A. B. Гадло) и признавая, что «предположение не является достаточным для того, чтобы опираться на него», И. Г. Семёнов тем не менее заключает: «Всё же я полагаю, что будет нелишним использовать его для расчётов» (С. 41). Такая исходная посылка сразу делает все дальнейшие расчёты автора по крайней мере сомнительными.

Дело, однако, не только и не столько в неприемлемом методе доказательств. Важнее другое — ни в Тарках, ни на Шелковском (Шелкозаводском) городище (оба местонахождения я имел возможность посетить, как и упоминаемые ниже Чир-Юрт и Андрей-аул) не обнаружено никаких археологических свидетельств большого города. Тарки малодоступны для раскопок из-за современной застройки. Шелковское же городище невелико для столичного центра, а главное, его площадь и поныне совершенно не исследована (см. ниже).

В итоге высчитанное И. Г. Семёновым расположение Итиля к югу от дельты Волги на современном дне Каспия не может быть признано. Подводные археологические работы здесь не производились. Сам Семёнов пишет: «По некоторым (каким?) сообщениям, на снимках северной части Каспийского моря, сделанных с околоземной орбиты, видны некие (какие?) пятна, которые можно (на каком основании? — В.Ф.) идентифицировать как хазарские городища. К сожалению, до сих пор я не имел возможности видеть эти снимки, но любой исследователь, такой возможностью располагающий, может сравнить результаты приведённых расчётов с данными космической съёмки» (Семёнов И. Г. 1994– С. 215). Остаётся надеяться, что кому-то это удастся сделать.

По гипотезе М. И. Артамонова, основанной на расчёте «хазарского» фарсаха, Итиль следует искать в районе г. Енотаевска Астраханской области (Артамонов М. И. 1962. С. 390). Прошло полвека, но известие о находке остатков хазарской «столицы» в указанном районе не пришло. В очередной раз подтверждено: нельзя одну гипотезу базировать на другой. Я имею в виду, в частности, попытки брать за ориентир Семендер, само местоположение которого не установлено, но который неоднократно служил точкой отсчета при поисках Итиля. Кроме того, длина «фарсаха» — понятие весьма неопределённое, в чём приходится убеждаться при попытках рассчитать его размеры.

Что представлял собою Итиль?

Соответствовал ли действительно он описаниям Иосифа и особенно арабо-персидских географов как сторонних информаторов? Об этом столько написано, что уже сама библиография, как давно и не без иронии отметил Б. Н. Заходер, может стать объектом исследования.

Данные из восточных географов нас интересуют в одном аспекте, а именно в плане практической археологии, т. е. в какой степени они надёжны для «узнавания» в том или ином памятнике Итиля как объекта полевых исследований, как остатков «города» или иного типа поселения.

Наиболее просто решается проблема датирования будущих или уже имеющихся находок в предполагаемых местах расположения Итиля, естественно, в первую очередь керамики. Источники предлагают разные даты основания Итиля. М. И. Артамонов склонялся к появлению новой столицы на месте ставки кагана в VIII в. (1962. С. 234, 235). На мой взгляд, заметное с археологической точки зрения обустройство Итиля должно было начаться после 737 г. Думаю, не может быть разногласий в отношении VIII в. Но очень возможно обнаружение более раннего поселения в виде следов простейших жилищ под остатками кирпичных сооружений. О перекрывающих слоях сказать что-либо определённое трудно, разве что ориентируясь на сведения Абу Хамида Гарнати, побывавшего в Итиле в XII в., когда каганат уже ушел в небытие. Не был ли это Саксин?

О прототипе Итиля есть версия О. Прицака. Приведу как один из примеров умозрительных построений. Во-первых, он полагает, что хазары построили новую столицу на месте поселения мардов/амардов, «народа, известного в качестве разбойников» (со ссылкой на Страбона). Во-вторых, в роли образца для Итиля, по Прицаку, «можно рассмотреть» г. Аматол на юго-востоке Каспия, столицу Джуржана, на основании того, что последний состоял, как и Итиль, из двух частей. В целом же родиной идеи двойного города автор считает Иран эллинистической эпохи, а в качестве примера указывает на Ктесифон, Деметриус, Александрию-Каписа (Голб H., Прицак О. 1997– С. 178–180). Серьёзным комментариям эти построения не подлежат, а список двойных городов можно расширить примерами из самых разных стран и эпох.

Далее воспользуемся обобщёнными данными об Итиле из «Каспийского свода» Б. Н. Заходера. Этот классический труд не теряет своего значения, несмотря на некоторые замечания более поздних исследователей. Во всяком случае, равного ему по проработке сведений об Итиле нет. «Свод» избран и по причине известности всем хазароведам (благодаря этому и во избежание перегрузки текста ссылками часто не буду указывать страницы). Изредка будем обращаться к иным авторам, в частности М. И. Артамонову. Итак, Итиль как объект археологического поиска.

О местоположении Итиля

Точное расположение по источникам не определить. Постоянное упоминание в «Своде» восточной и западной части, иногда и острова, а также сообщения, что урожай везут не только на повозках, но и судах, приводит меня к следующему заключению. Город находился в дельте Волги, и все его части оказываются островными, ибо дельта по сути скопление островов. Выделение источниками восточного и западного городов может указывать только на заметную ширину протоки между ними. И, вероятно, на то, что оба лежат на больших «островах», не занимая всю их площадь. «Дворец» лежал на меньшем островке и также, вероятно, не занимал всю его площадь. Город спрятан в дельте, она служила ему защитой больше, чем любые стены. Возможно, такая реконструкция поможет определить местоположение Итиля ещё до раскопок (в заливаемой пойме, периодически превращаясь в «острова», находились крепости Саркел и Семикаракорская, также кирпичные).

О начале Итиля

О начале Итиля фактически не известно ничего. Как мог выглядеть Итиль в момент переноса в него административного центра и кто мог быть первыми переселенцами? Вероятнее всего, первыми прибыли для рекогносцировки военные отряды на заранее выбранное место, возможно, в небольшое поселение или их скопление (Заходер Б. Н. 1963. С. 197). Так начиналась Басра в первой половине VII в. Сначала арабские воины поставили лёгкие дома из камыша, затем сгоревшие. Их заменили глинобитными. При основании Куфы сначала были отведены места для центральной площади, мечети, точнее, места пятничных молитв (Большаков О. Г. 2002. С. 151, 152). Я думаю эти примеры надо иметь в виду, как и материал первых построек. Камыша и других пригодных для строительства травянистых растений в дельте Волги достаточно, как и глины. Не было камня, что и повлекло последующее строительство «дворца» царя из кирпича, возможно, и мечетей, и некоторых общественных строений, если не из обожженного, то из сырцового (широкое кирпичное строительство шло и в Халифате в равнинных безлесных районах). Что же касается городских стен, то не исключено использование в них кирпича сырцового (Петрухин В. Я. 2002. С. 307) — Это весьма вероятно из-за большого объёма необходимого для городских стен строительного материала, ведь обжиг кирпича — процесс и дорогой, и длительный. Строительство печей и сбор камыша в качестве топлива для обжига значительно осложнили бы дело. Не может быть сомнений в том, что стены Итиля по протяжённости значительно превосходили стены Семикаракор и Саркела.

Итак, в самых нижних слоях памятника могут быть остатки наземных камышовых и глинобитных жилищ, но также и хорошо известных в салтово-маяцкой культуре каганата наземных и углублённых юртообразных. Вероятно, именно они могут попадать под определение «шатры». Несомненно, были и настоящие шатры, т. е. войлочные юрты, особенно у воинов, но от них в лучшем случае могли сохраниться только очажки-«тарелки». Возможно, сохранились и сырцовые оборонительные стены.

До раскопок определенно судить о преобладающем типе жилища невозможно, так как шатры упоминаются и у венгров, и у буртасов. У всех ли были одинаковые жилища? Восточные авторы не вникали в эти тонкости, называя так любое примитивное жилище. Правда, Ибн Хаукал сообщает о жилищах: «как бы шатры из дерева», но опять же это шатры, вероятно, как-то усовершенствованные, но не дома. Обратим внимание на «как бы». Автор не мог найти им точное определение.

Картина, нарисованная Б. Н. Заходером: «По сравнению с роскошными царскими дворцами из обожженного кирпича общий вид городских жилищ представлял довольно унылое зрелище. По большей части это были шатры, вряд ли чем существенным отличавшиеся от шатров настоящих кочевников, да глинобитные, врытые в землю мазанки, не менее примитивные, чем сами шатры» (1962. С. 291). Б. Н. Заходер немного преувеличил роскошь дворцов (о них см. ниже), которой не преминули бы восхититься информаторы наших источников, а вот мазанки могли выглядеть как действительно унылые по виду шошала казахов или жилища из дёрна и двойного плетня, набиваемого землёй и навозом, у киргизов (Маргулан А. Х. 1964. С. 55. Харузин H. H. 1896. С. 55). То, что все авторы говорят о шатрах в отстроенном Итиле, когда уже стоял «дворец», явное свидетельство отсутствия в нём регулярной застройки и подобия уличной планировки, свойственной городам. В ходе раскопок это будет выглядеть как самое рядовое поселение. Многие жилища окажутся в заброшенном состоянии. Примитивность жилищ неизбежно связана со свободным расположением, что подводит нас к вопросу о величине города, о размерах его площади.

О размерах города

Описания Иосифа оставим в стороне, для конкретных реконструкций они мало пригодны, о чём написано достаточно. Что содержат сообщения восточных географов? В них только один линейный размер в двух вариантах: 1) По Истахри: западная часть города, где живёт царь, имеет длину примерно один фарсах; она окружена стеною с четырьмя воротами. 2) По Ибн Хау-калу, размер обеих (а не одной!) окруженных стеною частей города один фарсах (Заходер Б. Н. 1962. С. 187, 188). Из этого остаётся довольствоваться одним — указания на длину более чем в один фарсах для Итиля нет. Попытка разобраться, к чему этот фарсах относится, перерастёт в гадание, тем более что фарсах — мера, чётко не фиксированная. М. И. Артамонов рассчитал «хазарский» фарсах — около 13 км, но применительно к территории самой Хазарии. Восточные авторы, вероятнее, пользовались «арабским» фарсахом — около 6 км. Могло ли пространство с поперечником в 6 км быть окружено стеною? Среди археологических памятников каганата аналогов нет. Остаётся признать, что речь может идти только о протяжённом пространстве с разбросанными по нему скоплениями жилищ, тех самых шатров. Даже если ширину этого пространства принять не за один фарсах (по аналогии с длиною), то есть не за 6 км, а всего лишь за 500 м (учтём необходимость ежедневного доступа к воде в протоках), то заселённая площадь составит около 3 кв. км = 300 га. Какое-либо подобие уличной планировки исключено. Однако вернёмся к упорным сообщениям об одном фарсахе, причём применительно к разным объектам. Создаётся впечатление, что в описании Итиля это не мера длины, а некое условное определение, что-то вроде «заметный город в описываемой стране». К тому же известна тенденция восточных авторов «во всех случаях, когда удаётся проверить свидетельства средневековых географов, указания „около мили“ „длиной в фарсах“ округлять в сторону увеличения» (Большаков О. Г. 2001. С. 107).

Трудно выбрать сравнение среди восточных городов, любое субъективно. Монография О. Г. Большакова предоставляет большой выбор, наугад обратимся к сирийским: крупные 70-150 га, средние 20–50 га, малые 10–15 га. Рамла, основанный в VII–VIII вв., занимает 200 га, «что вполне соответствует тогдашним представлениям о большом столичном городе» (Там же). Даже по предложенному заниженному расчету Итиль в два раза больше крупного сирийского и в полтора — столичного ближневосточных городов?

Попробуем взглянуть на север, на Волжскую Болгарию. Письменные свидетельства о её городах разнообразны, противоречивы, переплетаются с сообщениями об Итиле (Фахрутдинов Р. Г. 1984. С. 46–62). Но нам известны площади и планы городищ (Казаков Е. П., Старостин П. Н., Халиков А. Х. 1987. Фахрутдинов Р. Г. 1975).

Билярское городище — 570 га, максимальный поперечник до 3 км. Внутренний город в окружении валов 130 га, протяженность до 1 км (Фахрутдинов Р. Г. 1975– С. 100. Халиков А. Х. 1976. С. 28, 39; отмечу, описания и промеры городища в изданиях разнятся). Этот «великий город» — позднее Итиля.

Булгарское городище — 380 га (Фахрутдинов Р. Г. 1975– С. 125), максимальная протяженность до 2,5 км.

Суварское городище — всего 100 га (Там же. С. 120). Обратим внимание, Булгар больше Сувара почти в 4 раза, но по источникам оба имеют протяженность в один фарсах, как и Итиль. При этом протяжённость Биляра, самого большого среди трёх городов, не достигает фарсаха. Это служит лучшим доказательством тому, что фарсах, как выше отмечено, понятие условное в описании как Итиля, так и булгарских городов.

Можно ли предположить, какова площадь Итиля, ориентируясь на булгарские памятники? Лишь на уровне рассуждений, не более, приняв за некоторый ориентир при поиске Итиля. То, что предложенная мною выше площадь Итиля соразмерна с некоторыми городищами Волжской Булгарии, до некоторой степени совпадение, ведь я исходил из того же «одного фарсаха» и некоторого археологического опыта. Итиль реальный может оказаться даже меньше Сувара, т. е. менее 1 кв. км. В целом же сравнения реконструируемого Итиля и реально измеренных городищ Волжской Булгарии не совсем корректны, последние относятся ко времени, когда каганат прекратил существование. Важно учитывать и разную географическую среду, повлекшую применение разного строительного материала.

Численность населения

Определению не поддаётся, как и площадь. Мы располагаем двумя относящимися непосредственно к Итилю цифрами.

4000 мужей-иудеев в окружении царя. Реальна эта цифра? Возможно, но с учетом, что не все несли свои обязанности одно-временно. Весьма вероятно, в это число входила вся «администрация» и обслуживающие её, от писцов до конюхов.

10 000 — мусульмане в восточной части Итиля. Есть поправки — «свыше 10 000», и названы они в связи с мечетями, а также «не считая тех, которые служили в войске».

Должна насторожить округлость чисел, что вновь заставляет относиться к ним как оценочным типа «достаточно много». Особенно к «10 000». Обратим внимание: то же количество войска конного на содержании царя и знатных людей. Однако «10 000» фигурируют совершенно в ином контексте: «У булгар два города, имя одному Сувар, другому Булгар; оба города поблизости друг от друга (или в двух днях пути друг от друга; в обоих городах — деревянные строения, соборная мечеть, живут там мусульмане, по 10 000 человек в каждом городе» (Заходер Б. Н. 1962. С. 27). Почти калька описания Итиля: два города, деревянные строения, мечети и то же число жителей. Так, может быть, «10 000» это не более чем некоторый штамп? Ведь Сувар почти в шесть раз меньше Булгара. Но вопрос о численности населения Сувара и Булгара гораздо сложнее, так как неизвестна площадь этих городов на X в. (оставлю в стороне вопрос об идентификации Булгара источников с Билярским городищем). Вновь, как только мы делаем попытку реальных сравнений, исходные данные расплываются и деформируются, как облака.

О круглых числах

Они весьма распространены в восточных источниках, касающихся Восточной Европы, и не только её.

«5000». Это число оставшихся русов после похода на Каспий (ал-Масуди).

«10 000». Столько воинов выставляют буртасы по требованию царя хазар (Ибн Даста).

«15 000». Численность совместного войска мусульман и христиан при разгроме русов (см. ниже об убитых русах).

«30 000». Столько убито мусульманским войском каганата русов при возвращении их из похода на Каспий (ал-Масуди).

Ещё один пример поражает своей прямотой, если не некоторой наивностью и цифрой, и тем, к чему она отнесена, — это, по ал-Мукаддаси, 100 000 русов на «острове».

Чрезвычайно интересно для сравнения обратиться к другому восточному источнику, в котором числа упоминаются многократно, — Иосиф Флавий «Иудейская война» (пользуюсь репринтным изданием: Иосиф Флавий, 1900). Численность разных контингентов у Иосифа Флавия встречается многократно. Возьмем некоторые примеры, а для начала целый ряд из небольшого отрывка о деяниях царя Александра Ианная (105 — 79 гг. до н. э.) в порядке упоминания (Иосиф Флавий. Кн. 1, гл. 4)

10 000 — убито иудеев;

6 000 — убито восставших иудеев;

50 000 (не менее) — истреблено иудеев за шесть лет;

3000 — конница;

40 000 — пехота;

1 000 — всадники;

8 000 — пехота;

10 000 — вооруженные иудеи.

Создаётся впечатление, что в зависимости от контекста и эти числа оценочны: «мало», «много», «очень много». Получается весьма трудно без дополнительной информации решать в каждом отдельном случае, насколько приводимая цифра реальна. Самая реальная, хотя опять же округлённая, численность участников местных столкновений — 1 тыс. всадников и 3 тыс. конницы, с большим сомнением воспримем 8 тыс. пехоты. Более чем сомнительна суммарная численность погибших иудеев 66 000 тыс. Дальнейшие комментарии оставлю за читателем, но особо обращаю внимание на уже знакомые нам «10 000».

Далее, без перечисления событий, укладывающихся в I в. до н. э. — I в. н. э.:

10 000 тяжеловооруженных (здесь же 1500 всадников) (Кн. 1, гл. 8: 2);

10 000 иудеев пали мертвыми (Кн. 1, гл. 8: 7);

10 000 мастеров при реставрации Храма, затеянной Иродом Великим (Кн.1, гл. 21:1, примечание 1).

Особенно впечатляет число раздавленных в Храме при панике, вызванной неуклюжими действиями «множества» римских солдат наместника Кумана в 50 г., — «10 000» (Кн. 2, гл.7x1). Какова же должна быть толпа, раздавившая такое число людей?

Особенно любопытно: 8 000 иудеев из живших в Риме (Кн. 2, гл.6: 1) и особенно «свыше 9000» в осаждённой Масаде (Кн. 1, гл.13: 8).

Не может не вызывать сомнения численность поклонников лжепророка, прибывшего из Египта и «собравшего вокруг себя 30 000 заблуждённых» (это уже трижды по 10 тыс., т. е. «громадное множество»).

Позволю усомниться и в самом большом, если не ошибаюсь, числе, упомянутом Иосифом Флавием, — «не менее 3 000 000 иудеев», собравшихся на праздник Опресноков в Иерусалим (Кн. 2, гл. 14: 3).

Разумеется, у Иосифа можно встретить и вполне реальные числа: 60 солдат, 100 знатных иудеев, 400 галатов, 500 и 600 всадников, 800 воинов и 800 рекрутов, 1500 тяжеловооруженных римлян у Вара, 2000 убитых в пяти городках (в среднем по 400) и др.

* * *

Итак, о населении Итиля. Не удивляет, что географы стран ислама упоминают только мусульманскую часть населения Итиля. Только мужчин? При попытке пойти по пути расчета семей мы можем достигнуть совершенно непроверяемых чисел. Достаточно вспомнить, что у Б. Н. Заходера при исходно взятой численности воинов ларисийа в 7000, общая их численность вместе с мужчинами и женщинами выросла до нескольких «десятков тысяч» (Заходер 1962. С. 155, 156). Археология в таком случае вправе ожидать открытия хоть какой-то части их погребений по мусульманскому обряду и, возможно, с некоторыми этнографическими признаками культуры и особенностями антропологии. Со временем это как-то выяснится. Итак, если подсчитывать по методу Заходера, то только мусульманское население Итиля составит «десятки тысяч». Но в городе жили ещё идолопоклонники и христиане. Кроме числа ларисийа Масуди сообщает суммарную численность объединенного войска мусульман и христиан в 15 000 человек, что совершенно уведёт нас от темы (не могу не отметить, что оборот «можно предположить» никак не оправдывает доверчивые расчеты: 12 тыс. войска минус 7 тыс. мусульман равняется 5 тыс. славян и русов (Коновалова И Г. 2003. С. 176). Всё, чем реально располагаем по источникам для Итиля, — это округленное число иудеев и ещё более округленное — мусульман, что в итоге составляет 14 ООО или немного «свыше». Только в качестве эксперимента умножим на 5 (минимальный состав семьи), что даст 70 000. Более чем сомнительно.

И вновь, только на уровне рассуждений, попробуем установить плотность заселённости Итиля, если его площадь не превышала 300 га. Результат — 233 человека на гектар — заведомо неверен. Он соответствует «плотной застройке» двухэтажными домами восточноазиатского города (Большаков О. Г. 2001. С. 102).

Сделаем расчет от противного. Сколько может разместиться населения при сельской или усадебной застройке из нормы того же региона в 15–25 чел./га (Там же). В итоге получим от 4500 до 7500 человек. Необходимо, однако, учесть неравномерность распределения населения в больших населённых пунктах. В нашем случае в центре Итиля, во «дворце», она безусловно была выше, чем на остальной площади с жилищами-шатрами. Рискнём по этой причине увеличить экспериментально полученную максимальную цифру (7500) в два раза и получим примерно 15 000, из которых 4000 в окружении царя и «свыше 10 000» мусульман.

Остаются идолопоклонники и христиане. С учетом того, что язычество абсолютно преобладало в Хазарском каганате, рискну назвать их численность в Итиле по крайней мере равной мусульманской. Какого-либо критерия для предположения о численности христиан нет вообще. Б. Н. Заходер остановился на следующем: «Фраза Масуди, констатирующая опасность для хазарской суверенной власти объединения мусульман и христиан показывает, что христиан в Итиле было не меньше, чем мусульман». При этом, однако, исследователь признавал, что наличие христианства в Хазарии отражено в восточных источниках весьма смутно и недостаточно (Заходер Б. Н. 1962. С. 162). Источники даже не сообщают, было ли это местное крещёное население или же пришлое. Очевидных данных приравнять христиан к мусульманам нет, как и к язычникам.

В конечном итоге я не могу предложить численность населения Итиля более чем в 30 000 (± несколько тыс), из которых ориентировочно 10 000 мусульман, 4000 иудеев; 15 000 оставим за идолопоклонниками и христианами. Повторяю, это расчет экспериментальный, исходной базой для которого послужили та же условная протяжённость Итиля в «один фарсах» = 6 км и предложенная мною ширина заселённой площади в 500 м. Тридцать тысяч — это максимум, который я могу допустить.

В связи с «одним фарсахом» — о представлениях восточных авторов о размерах: «Даже такие поздние авторы, как Димашки и Хондемир, поражают нас отсутствием какого-либо приближения к действительным размерам: 280 (или 260) и 200 фарсахов, приводимые ими в качестве мер длины и ширины, превосходят современные в 2–5 раз» (Там же. С. 18). Это о Каспийском море! Что же говорить о затерянном в дельте Волги населённом месте.

Насколько всё же достоверны предложенные расчеты численности населения Итиля, в которых я действовал по методике, применённой О. Г. Большаковым на памятниках Средней Азии? Вместо ответа: «Для суждения о численности населения среднеазиатских городов достижением будет даже такая методика, которая допускает ошибку в 100 %» (Беленицкий А. М., Бентович И. Б., Большаков О. Г. 1973– С. 257). Методика расчета населения, описанная самим автором с учетом опыта других исследователей, требует знания площади памятника и плотности его застройки. Или: расчет же по известной численности населения площади населённого места требует знания плотности застройки. В случае с Итилем ни один (!) из трех составляющих достоверно неизвестен. В том, что погрешность может превзойти 100 %, я не сомневаюсь.

Предложенная численность населения Итиля значительна (не забудем о неопределимой погрешности), но сама по себе не может служить к выводу о городском облике поселения. Вычисления размеров и количества населения Итиля не должны заслонить гораздо более важный в русле рассматриваемой темы вопрос: была ли необходимость в существовании в каганате столь большого населённого пункта? Я не вижу иной, кроме административной, что в реальности сводилось к обслуживанию кагана и его двора, размещению должностных лиц и обслуживающих их, размещению гарнизона. Кроме того, и это надо обязательно учитывать, требовался, если можно так выразиться, «второй эшелон» населения, который обеспечивал нужды самого населения (ремесленники, оружейники, мелкие торговцы и т. д., вплоть до служителей всех культов). Второй крупный контингент населения Итиля — обычные полевые войска, часть которых всегда должна была находиться «под рукою». Независимо от того, насколько близка к реально существовавшей предложенная на шаткой основе численность населения, она не была стабильной. На полгода население уходило на поля, а сам царь и какая-то часть войска — на полюдье (см. ниже), даже в зимний период часть населения со скотом и табунами жила вне города.

С проблемой размеров Итиля и численности населения связана столь же сложная — проблема мечетей.

Мечети

Против оценки «тридцать квартальных» не возражал М. И. Артамонов, выделяя одну соборную с минаретом, превышающим царский дворец (1962. С. 396). Свидетельства, однако, неоднозначны. Обратимся вновь к Б. Н. Заходеру.

Масуди: в Итиле «соборная мечеть, минареты которой выше дворца царя, другие мечети (количество не указано. — В.Ф.), а в них мектебы, где учатся юноши» (С. 154, 155).

Истахри. Первый раз при описании восточной части Итиля упомянуты рынки, бани, число мусульман «превышает» 10 000, мечетей 30. Персидский вариант Истахри исправляет арабский оригинал: в восточной части не тридцать, но 3 мечети.

Ибн Хаукал, следуя Истахри: в восточной части 30 мечетей.

Бакри: бани, рынки, мечети, имамы, муэдзины.

Йакут. В одном случае, следуя за Истахри, упоминает о соборной мечети, где совершается молитва по пятницам и находится высокий минарет, без сравнения по высоте с царским дворцом, как у Масуди. Очевидно желая особо оттенить значение этой мечети, Йакут говорит о нескольких муэдзинах, её обслуживающих (С. 158–159).

Помимо мечетей мы имеем и другие составляющие культа ислама (имамы, муэдзины, мектебы). Не вызывает сомнения наличие соборной, пятничной, мечети, что само вроде бы предполагает существование других, квартальных, а возможно, и маленьких, типа часовен без служащих (характерно и упоминание бань в связи с мусульманами). Отмечу, что при мечетях не упомянуты минареты, но призыв муэдзина мог раздаваться с крыши мечети. Молитвы суточного круга возможны в любом месте, на котором соответствующий час застал мусульманина. Это немаловажное обстоятельство могло сокращать потребность в мечетях. Впрочем, всё это детали. Важно оценить достоверность сведения о 30 мечетях. Много это или мало? Вновь смущает круглое число. Теперь это «30», как вариант — «3» (описка?). Как ни удивительно, но никто из исследователей до сих пор не пытался подсчитать, сколько же мечетей было необходимо для мусульман численностью не менее 10 000.

Количество квартальных мечетей можно было бы приблизительно рассчитать, исходя из численности мусульман, но оно, как отмечалось выше, тоже округлено. Не следует забывать, что ежедневные моления шли и в той же соборной мечети, вместимость которой, впрочем, неизвестна. О её величине не позволяет даже косвенно судить упоминание минаретов, так как царь разрушает один минарет.

И всё-таки количество мечетей остаётся совершенно неясным. 30 квартальных мечетей на 10 000 мусульман слишком мало. Получается на 333 человека одна мечеть. В итоге мы возвращаемся в трясину непроверяемых цифр. Вновь убеждаемся, что цифровые характеристики Итиля слишком условны. Согласившись с числом 333 человека на мечеть и при необходимости 0,5 кв. м на человека, мы должны ожидать находки мечетей со средней площадью молельного пространства не менее 170 кв. м (допустим, 10 х 17 м). Сокращая произвольно площадь мечети, мы соответственно должны увеличивать их количество. Но надо признать, что мечеть площадью не менее 170 кв. м — это солидное сооружение. Были такие в Итиле? Ответ могут дать только раскопки.

В каком виде выявится картина культовой исламской архитектуры при раскопках? Чего ожидать, если остатки мечетей не уничтожены возможными перекопами? Первая трудность — неизвестен строительный материал соборной мечети и её минарета(ов). Допускаю обожжённый кирпич. В таком случае возможны реконструкция плана соборной мечети по обрывкам кладок и обнаружение фундамента минарета, хотя бы не очень заглублённого из-за высокого уровня грунтовых вод в дельте.

Как опознавать квартальные мечети? Не было ли среди них обычных глинобитных домов? Но нельзя исключить, что их строили если не из обожжённого, то хотя бы из сырцового кирпича. В таком случае нижние слои кладки могут сохраниться очень хорошо, так как сырцовые кирпичи разборки для вторичного использования не выдерживали. Моё предположение о сырцовом кирпиче ничем, однако, не обосновано, кроме как известностью его на других памятниках каганата. Необходимо обнаружить хоть какие-то руины, отличающиеся от остатков тех самых «шатров» (очаг в центре нечёткого пятна культурного слоя), юртообразных и глинобитных жилищ. Это программа-минимум.

Сомнений в существовании мечетей в Итиле нет. Дело не в их количестве. В плане рассматриваемой темы нас интересует иной вопрос, принципиальный: является ли мечеть, даже соборная, признаком «города»? Была ли она таковой непосредственно в странах ислама? О. Г. Большаков, отметив условность любой классификации и невозможность найти границу между городом и не городом, обратил внимание на следующее: «Только географ ал-Мукаддаси попытался определить, чем отличается город, и принял за основной признак наличие соборной мечети, но сам признавал условность этого, так как некоторые населенные пункты, не считаясь городами, имели соборные мечети». Далее же О. Г. Большаков ведёт по пути, который археологии недоступен, но пройдём по нему несколько шагов. «Принцип, избранный ал-Мукаддаси и опирающийся на существовавшие в то время взгляды юристов, имеет достоинства объективности. Наличие соборной мечети и кафедры проповедника в ней (мимбар) — не формальный признак для определения города, в ней олицетворяется его административно-политическое положение. С мимбара произносится хутба с именем государя, определяющая политическую принадлежность города к данному государству» (Большаков О. Г. 2001. С. 58, 59). Так можно ли использовать мечети как признак Итиля как города? Казалось бы, да, если бы царь (каган) не был иудеем! Вероятно, религиозным центром ставки кагана являлась хранимая Иосифом скиния (шатёр) с ковчегом, светильником, столом, жертвенником и священными сосудами. Странно, что Иосиф не упоминает в своём известном письме синагоги Итиля. Как это объяснить?

Внимание авторов-мусульман к мечетям Итиля понятно. Для нас же важнее другое — мечеть в каганате не могла ассоциироваться с административно-политической системой и носителем власти, а отношения с мусульманами не были простыми, свидетельство чему разрушение минарета и казнь муэдзинов. Только страх за единоверцев-иудеев за пределами каганата остановил царя от разрушения самой соборной мечети. С другой стороны, «…мы не находим ничего, что говорило бы о стремлении этой группы (ларисийа. — В.Ф.) хазарского населения превратить ислам в обязательную единую религию каганата» (Заходер Б. Н. 1962. С. 157). Но попробуем представить настроения мусульман Итиля после кровавого конфликта, учитывая, что после хутбы должна по канонам ислама следовать молитва о государе, в данном случае — иудее (!), а затем обо всех мусульманах и победе их оружия. Ситуация парадоксальна и беспрецедентна, так как иного государства с монархом-иудеем тогда не существовало. Сравнивать не с чем.

Эпизод с разрушением минарета ставит под сомнение давно бытующее мнение о т. н. «веротерпимости» в Хазарском каганате, якобы обеспечивавшей её торговые интересы и поступление таможенных сборов. Тема, требующая особого рассмотрения вне рамок этого очерка. Но обращу внимание: понятие «веротерпимость» внесено в историю Хазарского каганата из современной лексики, где оно имеет иной и совершенно определённый смысл. Оно означает осознанную необходимость и практику уважения к выбору веры инакомыслящими.

Итак, мечети в Итиле никак не пригодны для использования в качестве признака города, даже если они будут найдены в ходе раскопок. Мечеть, особенно рядовая, не может служить безусловным признаком типа поселения. Она прежде всего признак мусульманской общины (например, в Дагестане мечети были и есть в каждом крупном ауле). В Итиле мечеть — признак проживания мусульманского населения и ларисийа, как и церкви — христианской общины. Во всех религиях размеры культовых зданий, как и их количество, определялись финансовыми и материальными возможностями общины или жертвователей. Что касается христианских храмов Итиля, то не были ли они такими же маловместительными, как в Чир-Юрте (Магомедов М. Г. 1983. С. 158, 159)? И уже совершенно ничего нельзя предположить о синагогах, а ведь это наиболее интересно для хазароведения.

В отличие от культовых построек есть некоторая возможность для предположений о том, что источники называют «дворец царя».

«Дворец» или цитадель

При имеющихся исходных данных я не вижу возможности обсуждать вопрос о том, весь ли город или только одна его часть были окружены стеною. Стена, окружающая город протяжённостью в фарсах, при том, что кроме кирпича иной строительный материал в источниках не назван, вызывает сомнение. Сравнение, по Мукаддаси, со стеною Джурджана-Ургенча объяснению не поддаётся. Может быть, по строительному материалу?

С позиций археологии выскажу некоторые соображения исходя из следующих данных: «…вместо стены, окружающей западную часть Итиля, Мукаддаси сообщает о „дворце султана“ из обожженного (?) кирпича (ср. Масуди, рассказ В); по его словам, именно дворец, а не стена [городская. — В.Ф.] имел четверо ворот» (Заходер Б. Н. 1962. С. 188). К этому добавим важные уточнения: «…дворец царя далеко от берега, сложен из обожженного кирпича, — царь не разрешает строить из этого материала» (Там же. С. 185). У Масуди это звучит так: «В середине этой реки остров, на нём дворец царя (каср). Замок царя на краю этого острова».

Оставим в стороне островное положение, об этом говорилось выше. В нашем распоряжении остаётся сооружение из кирпича с четырьмя воротами, которое названо либо дворцом, либо замком. Не поддаются уточнению термины «дворец», «замок», вероятно, в данном случае они равнозначны. Всё-таки более подходит термин «каср», но обсуждение переводов на русский оставлю лингвистам. «Замок» вызывает определенные ассоциации, о которых я писал выше. Иные ассоциации вызывает определение «дворец». В расхожем понимании это здание с некими архитектурными элементами, с художественным оформлением интерьеров помещений, обязательными парадными залами. Если и существовали во дворце элементы декорирования, то выполнены они могли быть только приглашенными мастерами, например среднеазиатскими. Что касается самой Хазарии, то она собственной гражданской архитектуры не знала.

Ни малейших исходных данных для реконструкции «дворца» нет. Нам остаётся заменить это пышное определение вполне нейтральным «жилище царя». Я имею в виду непосредственно помещения, в которых обитали «царь», «царица», ближайшее окружение. Интерьеры могли оформляться коврами, как и в «шатрах»-юртах.

Остаются постоянно упоминаемые стены, кирпич и четверо ворот «дворца». Рискну высказать предположение, что мы имеем дело не с четырёхвратным «дворцом», но хорошо знакомой нам по археологии цитаделью. Четверо ворот могут указывать на её прямоугольный план. Ближайшим аналогом, но меньших масштабов, может выступать квадратная Семикаракорская крепость с её квадратной же цитаделью, также занятой кирпичными строениями. На севере каганата стояла белокаменная Маяцкая крепость с цитаделью. Другими словами, сам принцип создания изолированного пространства в виде цитадели внутри крепости был хазарам известен. Собственно жилище «царя» находилось внутри этой цитадели. Некоторый намёк на то, что цитадель была относительно невелика, — её расположение «на краю островка», или, как писал Иосиф, «я живу внутри островка».

Предлагая реконструкцию, я понимаю, что проверена она может быть исключительно раскопками. Пример исследования Саркела показал, что даже в случае полного уничтожения стен от кирпичей обязательно останутся отпечатки. Большое разнообразие кирпича вторичного использования даёт городище Самосделка (см. ниже), но самосдельский кирпич из верхних слоёв памятника предстоит ещё систематизировать и определить источник его происхождения.

* * *

Если попытаться вербально или графически создать модель Итиля на основе противоречивых и отрывочных сведений письменных источников, то вряд ли получится что-либо целостное. Придётся строить даже не одну модель, но несколько: два варианта всего города — трехчастный и двухчастный, два-три варианта прохождения городской стены и т. д. Но для моделирования мы не имеем даже определённых и бесспорных данных о величине города, архитектуре и площади кирпичных строений. Вряд ли за основу может быть взят Саркел — строений, похожих на дворцовые, в нём не найдено. Возможно, в будущем какие-то представления о хазарской архитектуре дадут остатки кирпичных строений Семикаракор. Короче, даже гипотетичную модель Итиля сегодня построить невозможно, разве что нарисовать условный квадрат/прямоугольник с четырьмя проёмами-воротами как модель ограждённой стенами части Итиля — цитадели. Остаётся признать, что сделанный полвека назад вывод остаётся в силе: «Многие, и притом очень существенные, вопросы топографии и истории Итиля не могут быть разрешены даже в гипотетическом виде, и неизвестно, найдутся ли когда-либо материалы, необходимые для их разрешения» (Заходер Б. Н. 1963. С. 198).

М. И. Артамонов предполагал, что постройки рядового населения Итиля могли быть аналогичны саркельским. Вполне возможно (о жилищах Басры см. выше). Менее всего следует ожидать в Итиле грандиозных сооружений, уличной планировки, но наверняка должна быть какая-то цитадель, изолировавшая сакральных каганов от остального населения. Культовые сооружения, будь они найдены, могут указать на расселение общин.

Я вынужден ещё раз поставить вопрос: допустимо ли в переводах письма Иосифа и сочинений восточных географов безоговорочно (без комментария) использовать термин «город» для Итиля не формально, но по существу? A. B. Гадло прямо отмечал в связи с Итилем, что из сведений ал-Мукаддаси «с полной очевидностью вытекает, что понятие город в арабской литературе может не соответствовать обычному представлению о городе» (Гадло A. B. 1979– С. 182). Это действительно так.

Один из примеров в связи с известным «островом русов» протяженностью в три дня пути. По Ибн Русте, «нет у них ни недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен». Это вполне соответствует всему контексту с описанием образа жизни и обычаев населения той неустановленной местности. Однако у более позднего автора Гардизи — «на острове много городов» (Древняя Русь… 2009. С. 48, 59). Сомнительно, чтобы на протяжении трех дней пути у весьма примитивного населения мог существовать город, тем более «много городов». Но в противовес сообщению об отсутствии даже «деревень» более реально, что русы «острова» с весьма ограниченными пространством и протяженностью имели много близко расположенных поселений, если угодно, «деревень». Такова предлагаемая мною версия толкования известий двух средневековых авторов, каждый из которых в отдельности дал нам неверную информацию. Но независимо от принятия или непринятия моего толкования использование в переводе Гардизи термина «город» не может оставаться без комментария переводчика или пользователя перевода. И подобные примеры не комментированных переводов из восточных источников с использованием слова «город» встречаются неоднократно.

Сам создатель «Каспийского свода» Б. Н. Заходер писал о «широко распространённом в восточной географической науке убеждении в существовании у хазар городов» и подверг его сомнению: «Это убеждение… не имеет подтверждения со стороны археологической науки. Сказанное… ни в малейшей степени не колеблет основного — остатки строительных сооружений и другие памятники материальной культуры… подтверждают существование в Хазарии значительных по тому времени населённых мест» (Заходер Б. Н. 1962. С. 172). Этим Б. Н. Заходер фактически не только поставил под сомнение существование в каганате «города» (поселения, качественно отличающегося от сельского) и возможность применять для поселений, в том числе и Итиля, термин «город», но предложил ему замену — «значительные населённые места». Термин нейтрален, удобен как служебный. Он применим в исторических и археологических исследованиях. Обратим внимание: Б. Н. Заходер исключил даже термин «поселение». Думаю, не случайно, так как «населённое место» может означать одно поселение и группу компактно расположенных, даже смыкающихся. Таким же мне представляется и Итиль — значительным населённым местом из компактно расположенных поселений сельского облика. Кирпичные же строения-«дворцы» — занимали только каган и все, кого принято называть «двор, окружение», а также обслуживающие, личная охрана. О мечетях и церквях уже сказано выше.

При моём постоянном обращении к исследованию Б. Н. Заходера с некоторыми его положениями я не могу согласиться. Первое. Объясняя разнообразие названий частей Итиля и появление в конечном итоге общего, Б. Н. Заходер неожиданно сам обращается к термину «город»: «Это [появление общего названия] значило прежде всего, что существовавшие ранее полуоседлые населенные пункты превратились в единый город». Думаю, это простительно, так как речь явно шла не о понятии «город», а лишь о слиянии разбросанных поселений в одно. Но установить, произошло ли слияние действительно, можно будет только в ходе раскопок или неразрушающими методами геофизической разведки.

Со вторым положением дело хуже. Б. Н. Заходер продолжает: «Это значило далее, что Итиль начал играть всё большую и большую роль не только как центр каганата, но и как крупнейший центр, о котором хорошо было наслышано всё купеческое каспийское побережье» (Там же. С. 197). Это не что иное, как отголосок мнений об особом месте Хазарского каганата на торговых путях и превалирующей роли торговли в его экономике. Поскольку Итиль не найден, перечислю немногое из того, чего недостаёт для оценки товарооборота по Хазарии в целом. За исключением шёлка и бус неизвестны прочие товаропотоки, впрочем, не подсчитан даже объём найденных на сегодня бус, но это импорт. Неизвестен вообще объём ни одного из вывозимых и ввозимых товаров. Неизвестен объём работорговли. Простой пример: нет картографии самой распространённой в Хазарии импортной тары — амфор и подсчета примерного их количества на уже исследованных поселениях. Исследование монетных находок само по себе не может осветить роль торговли, нуждается в корреляции с товаропотоками. В большинстве исследований монеты рассматриваются как датирующий материал (одна из последних работ: Круглов Е. В. 2005), а не как мера стоимости. И главное: нет ни малейших сведений о ценах или эквивалентах обмена на рынках каганата, прикаспийских или причерноморских. В целом торговля Хазарского каганата — тема неизмеримо более сложная, чем это представляется пишущим о ней до сих пор.

Занятие горожан — сельское хозяйство

Оставляя в стороне всё рассмотренное выше, обращу внимание на всем известный, прежде всего по письму Иосифа, факт — основой жизнеобеспечения жителей Итиля было сельское хозяйство, для чего они с весны по осень пребывают на своих полях. Добавим на огородах, бахчах, в садах, а также на выпасе скота, на заготовке кормов на зиму по крайней мере для крупного рогатого скота и молодняка всех видов. Первичная переработка урожая не могла не занимать позднюю осень, если и не начало зимы. По определению Р. Рашева, «земледельческим центром с чертами, которые его сближают скорее с селом, был Преслав, второй после Плиски административно-культовый центр Болгарии. Как в представлении болгар, так и византийцев, он не был равнозначен византийскому столичному городу» (Рашев Р. 2008. С. 132).

Помимо сельскохозяйственных забот часть населения Итиля дополнительно была занята рыболовством. Что касается ремесла, то понятно, что в значительной мере оно должно было обеспечивать опять же сельское хозяйство пахотными орудиями, серпами и косами, упряжью. Что-то из перечисленного могло изготавливаться в домашних условиях. Наиболее сложные технологические процессы находились в руках ремесленников-профессионалов (кузнецов, кожевников), однако владение ремеслом не освобождало от занятий сельским хозяйством для собственных нужд.

В итоге мы имеем крупное населённое место, в котором большая часть жителей более половины года занималась сельским хозяйством, причём не товарным. Таково было положение в столице. Ещё раз приходится убедиться в справедливости определения Б. Н. Заходера, говорившего только о начатках городской жизни. В полнокровную городскую в каганате она так и не переросла. С позиций политэкономии историческое лицо Итиля определяли не дворец кагана, кирпичные стены, храмы, мечети, а занятия жителей, среди которых первое место сельского хозяйства сомнений не вызывает.

В заканчивающемся разделе, прибегнув к помощи «Каспийского свода», я пытался в пределах возможного хоть каким-то образом выяснить, что может представлять собою памятник «городище Итиль» как объект археологической разведки и раскопок. Что касается поиска, то слой Итиля может не проявляться на современной поверхности, будучи перекрыт более поздними напластованиями, которые могут нивелировать и остатки кирпичных строений. При протяженности памятника в сотни метров его исследования займут многие десятилетия в лучшем случае. Как это, к сожалению, практикуется, вестись они будут удаленными друг от друга маленькими раскопчиками. Культурный слой, вероятнее всего, окажется очень тонким, часто исчезающим, с пересекающими его остатками простейших жилищ. Если кирпичные постройки и не сохранились (худший вариант), то безусловно можно надеяться на находки кирпичей и кирпичного лома. Абсолютно исключена уличная планировка, а пустые пространства могут превосходить застроенные: вспомним о деревьях при «дворце» царя.

В облике находок (керамика, украшения, ременная гарнитура и т. д.) должна проявиться салтово-маяцкая культура, иначе придётся говорить об изоляции «столицы» от каганата, простиравшегося до Приазовья и западных окраин бассейна Дона. Могут быть представлены вещи среднеазиатского происхождения.

Могильники должны отразить религиозную ситуацию в Итиле. Представится ли возможность выделить наконец иудейские захоронения и как они будут выглядеть, предсказать не берусь за неимением примеров. Во всяком случае, надо иметь в виду, что на Нижнем Поволжье пока неизвестна ни одна мацева. Не исключено, что это объясняется отсутствием камня.

Об окрестностях Итиля. Б. Н. Заходер обратил внимание на сообщение Истахри об отсутствии у хазар селений около города (1962. С. 187). Речь шла о земледелии, для которого в дельте пригодных мест мало (слово за палеопочвоведами). Вопреки Истахри замечу, что поселения и сопутствующие им небольшие могильники вблизи Итиля должны быть. Обращу внимание на городище Мошаик и его грунтовый могильник (Пантелеев С. А. 2006). Итиль не мог существовать в полной изоляции. Назначения и размеры посёлков могли быть самыми разнообразными. Зимники и летники скотоводов; посёлки рыболовов с сушильнями, гончаров и пр.; стойбища собственно кочевого населения; стоянки караванов (караван — это в первую очередь масса животных, вьючных и верховых). Не следует забывать о лагерях войск. Таким образом, археологически все эти населённые места могут, как обычно, проявляться скоплениями керамики, зольниками.

 

Городище Самосделка

Об этом исследуемом в настоящее время памятнике уже накопилась небольшая литература, так что его описание можно опустить. Напомню лишь, что городище находится в низовьях Волги, ниже Астрахани, в дельте на правом берегу р. Старая Волга (Бирюль). В древности основная часть поселения располагалась на острове посреди Волги, а восточная — на левом берегу за протокой. Такое географическое расположение сделало городище вероятным «кандидатом» на развалины Итиля. Предварительная публикация, остающаяся, однако, самой значительной на сегодня, содержала данные о слоях X–XIV вв. и сообщение о том, что «самые ранние культурные слои городища будут изучены в ходе раскопок будущих лет» (Васильев Д. В., Гречкина Т. Ю., Зиливинская Э. Д. 2003. С. 106).

Целесообразно рассмотреть библиографию исследований за последние несколько лет, хотя я уже имел возможность высказаться о публикациях Э. Д. Зиливинской и её соавторов о ходе раскопок городища Самосделка и её предположении о существовании на его месте Итиля (Флёров B. C. 20096).

Начнём с публикации 2005 г., когда на островной, основной, части городища площадью 2 кв. км было вскрыто около 370 кв. м, из которых на трети был достигнут уровень материка. Слои X в. содержали сильно разрушенные сооружения неясной конструкции из турлука. Сообщалось о юртообразном жилище. О слоях более раннего времени информации ещё не было (Зиливинская Э. Д. и др. 2005. С. 291, 292).

Верхние слои и постройки из вторично использованного кирпича соавторы ещё ранее предположительно идентифицировали с городом Саксин (Васильев Д. В., Гречкина Т. Ю., Зиливинская Э. Д. 2003. С. 119).

Хазарская тема более определённо обозначилась в статье основного исследователя городища Э. Д. Зиливинской (2007). Лейтмотив статьи — заселённость дельты Волги в хазарское время, с вероятностью чего нельзя не согласиться. Но в этом уже угадывался явный намёк на предполагаемое автором открытие Итиля. Аргументы, с одной стороны, сообразуясь с небольшой вскрытой площадью, достаточно весомы: юртообразные жилища и кирпич вторичного использования со следами извести, происходящий предположительно из нижних слоёв. Но с другой стороны, исследовательница указывала, что абсолютное большинство форм керамики из раскопок городища находит аналогии среди посуды IX–XII вв. Волжской Болгарии (Там же. С. 158). В то же время никак не была освещена проблема салтово-маяцкой керамики. Не было сведений о ней и на перечисленных автором городище и могильнике Мошаик, могильнике Маячный бугор, Чертовом городище. Предположение A. B. Шевченко, на которое ссылалась Э. Д. Зиливинская, о наследовании с хазарских времён некоторых антропологических характеристик населением, оставившем могильник Хан-Тюбе, и сегодня надо рассматривать как предположение, не более (Там же. С. 159).

Обратим внимание на следующий нюанс. Возникновение городища Самосделка в IX в. Э. Д. Зиливинская обосновывала «керамикой хазарского времени», хотя собственно «хазарская керамика» на городище не выделена. Может быть, и следует говорить о керамике булгарского и огузского времени? Перестановка акцентов будет полностью соответствовать и преобладающей керамике.

В 2004 г. благодаря любезности руководителей «Хазарского проекта» В. Я. Петрухина и И. А. Аржанцевой (Петрухин В. Я., Аржанцева И. А. и др., 2009) и самой Э. Д. Зиливинской я посетил городище Самосделка. По первым (без замеров) впечатлениям от обожжённых кирпичей вторичного использования можно сказать, что некоторые из них напоминают саркельские и семикаракорские. Многообразие кирпичей Саркела (Флёрова В. Е. 1997, приложение 3), равно и Самосделок, осложняет сравнение, но не делает его невозможным. Замечу, что на самосдельских кирпичах пока не обнаружены какие-либо метки, что характерно для Саркела и Семикаракор (Там же. С. 43–54).

Исследователи городища сделали пока только общий обзор размеров самосдельских обожжённых кирпичей; привели некоторым из них аналогии из других регионов (Васильев Д. В., Гречкина Т. Ю., Зиливинская Э. Д. 2003. С. 105), но к определенным выводам не пришли. И это не удивительно. По кирпичам городища Самосделка необходима большая работа по статистике их форматов, в итоге которой выделятся самые массовые серии. Можно ожидать, что размеры кирпичей наиболее встречаемых серий совпадут с основными сериями Семикаракорской и Саркельской крепостей. В то же время основные форматы и размеры самосдельских кирпичей могут оказаться более разнообразными. Что же касается знаков и рисунков на кирпичах, то как их репертуар, так и само наличие или отсутствие их непосредственно с размерами кирпичей не связаны. Это зависело исключительно от традиций людей, которые были заняты изготовлением кирпича. Население, имевшее обычай метить знаками и рисунками керамику и иные изделия, перенесёт их и на кирпичи. И наоборот, отсутствие таких традиций приведёт к изготовлению кирпичей без каких-либо изображений.

Частное замечание. Э. Д. Зиливинская писала об употреблении т. н. «лекальных» кирпичей, в данном случае вторичных с городища Самосделка, для кладки куполов и сводов. В связи с этим напомню о находке единственного трапециевидного кирпича в Семикаракорской крепости (Флёров B. C. 2001. С. 62). Мне чрезвычайно трудно представить здания с куполами в хазарской крепости. Я не исключаю, что «лекальные» кирпичи могли использоваться только для декорирования каких-то элементов кирпичных построек. В связи с этим отмечу показанный мне в археологической лаборатории Астраханского университета пятиугольный кирпич с городища Самосделка, вероятно, декоративного назначения.

В 2008 г. раскопщики городища вынесли уже на всероссийский форум свою попытку «обосновать возможность соотнесения нижних слоёв городища с культурными отложениями города Итиля — предшественника Саксина» (Зиливинская Э. Д., Васильев Д. В., 2008. С. 224–226). Аргументы более систематизированы, но базируются опять же на едва начатых, учитывая громадную площадь памятника, раскопках. Тезис о кирпичах рассмотрен выше. Новым в раскопках стало открытие пока только отпечатков стен из комбинированной кладки из известняка, кирпича и речной гальки на известковом растворе. Тип такой кладки до настоящего времени не был известен на памятниках Хазарского каганата и сам по себе не может служить аргументами «pro» или «contra» открытия Итиля. Два следующих тезиса, о жилищах и керамике, несколько противоречат друг другу. Аналоги трём юртообразным жилищам указаны на поселениях салтово-маяцкой культуры, но, с другой стороны, соавторы отметили «полное отсутствие классических „салтовских“ сосудов». Пока их всего четыре, названных «импортами из других регионов Хазарии» (о них см. ниже). Остаётся ожидать от Э. Д. Зиливинской и Д. В. Васильева новых сообщений о том, что представляет собой керамический комплекс слоёв предполагаемого Итиля. Всё-таки ещё рано говорить о материальной культуре ранних Самосделок. Нельзя исключить, что она может иметь значительные отличия от салтово-маяцкой, в том числе в наборе преобладающих форм керамики. Это принципиальный вопрос, который может быть решён только раскопками.

И наконец, главный археологический довод авторов — это аэрофотоснимки городища, на которых просматриваются треугольные очертания «цитадели» с расплывшимися стенами. Использование аэрофотосъёмки надо приветствовать, но её данные должны быть проверены раскопками, без которых невозможно определить: а) материал и конструкцию стены и б) соотнесение стены с определенным слоем городища. Другими словами, остаётся неизвестным время возникновения предполагаемой цитадели. Может быть, это укрепления времени Саксина? Вопросов к треугольной цитадели более чем достаточно, и ответы могут быть получены, повторю, только в ходе раскопок.

Да, сочетание в ранних слоях городища юртообразных жилищ и находок кирпичей вроде бы согласуется со сказанным мною выше о предполагаемой (не более) застройке Итиля: сочетание «дворцов» с примитивными постройками. Дело за малым — найти дворец и вскрыть не три, а минимум несколько десятков жилищ.

Гипотеза, в данном случае гипотеза «Итиль-Самосделка», это признанный инструмент любого исследования. Но и гипотеза должна иметь прочное основание. Пока такого нет. Мало того, не всё ясно с уже добытым на памятнике материалом, его хронологией.

В 2010 г., в ходе обсуждения доклада Э. Д. Зиливинской «Самосдельское городище. К вопросу о датировке нижних слоев» на очередной VII Московской конференции «Восточные древности в истории России» я имел возможность задать эти вопросы и по новой публикации о городище Самосделка (Зиливинская Э. Д., Васильев Д. В. 2009. С. 103, 104).

В совокупности с выступлениями других участников дискуссии картина получилась следующая. Предложенная дата возникновения городища — не позднее начала IX в. — может быть принята к сведению только как мнение автора. Ссылка на среднеазиатские сферические котлы с горизонтальными ручками, представленные на городище, дату которых Э. Д. Зиливинская указала в рамках VI–VIII вв., делу пока не помогает. В ходе дискуссии выяснилось, что сама хронология этих котлов требует уточнений. П. В. Попов, специально изучавший котлы из нижних слоев городища, датирует их IX–X вв. (Попов П. В. 2009. С. 163).

Э. Д. Зиливинская затруднилась ответить на принципиальный вопрос о связи предполагаемого Итиля с салтово-мяцкой культурой: какую «болгарскую» керамику приазовского происхождения с городища Самосделка, упомянутую в публикации, она и Д. В. Васильев имели в виду.

Э. Д. Зиливинская была вынуждена сообщить, что неоднократно упоминаемые ею ещё в предшествующих публикациях среди находок на городище пять «классических салтовских» кувшинов найдены вовсе не на городище, а принесены местными жителями из неустановленного (!) места. Судя по сохранности, они происходят из неизвестного могильника. Именно сохранность кувшинов, нехарактерная для городищ, где целые сосуды встречаются как исключение, и вызвала у меня вопрос о месте их обнаружения. Отмечу, что кувшины далеко не «классические».

Категорически не могу принять мнение Э. Д. Зиливинской об отнесении части самосдельского населения к савирам. В качестве аргумента выдвинуто сходство «некоторых гончарных форм» с керамикой из раннесредневековых памятников Дагестана, но памятник указан один — Андрейаульское городище, население которого и принято ею за савиров. На каком основании? Сходство с керамикой Андрей-аула не проиллюстрировано и очень сомнительно. Этническая материальная культура савиров, в том числе керамика, вообще не выделяется в Дагестане.

И никак не может быть принято указание на связь с Дагестаном по обнаружению на городище не совсем понятных «остатков комбинированных кладок, состоящих из известняка, обожжённого кирпича и речной гальки». О каких аналогиях в Дагестане идет речь — не указано.

Новейшая на сегодня публикация (Зиливинская Э. Д. 2010) почти дословно повторяет упомянутую казанскую, комментировать её нет смысла, кроме одного положения. Приведённые в ней радиоуглеродные даты, позволившие автору утверждать, что «жизнь на Самосдельском городище началась в интервале с середины VIII в. до второй половины IX в.», оказались, как выяснилось ещё в ходе московской дискуссии, сомнительны. Это означает, что говорить о VIII в. для городища Самосделка ещё рано. На первое место выдвигается вопрос о достоверности радиоуглеродных дат для этого памятника. Напомню, что в ранней публикации приведены иные результаты: «…важным результатом почвоведческих исследований [на городище Самосделка. — В.Ф.] явилась серия радиоуглеродных дат, по которым нижние слои культурного слоя можно отнести к IX–X вв.» (Васильев Д. В., Гречкина Т. Ю., Зиливинская Э. Д. 2003. С. 107). Целесообразно ли вообще радиоуглеродное датирование городища с допусками в век или два?

Хронология раннего, самого нижнего слоя городища в целом остаётся неясной. Не выделены для её определения и хронологические реперы, т. е. узкодатируемые артефакты.

Ещё о радиоуглеродном датировании. Всё-таки к использованию этого метода применительно к Средневековью надо подходить с известной осторожностью. По случайному совпадению вместе с упомянутой последней публикацией Э. Д. Зиливинской напечатана другая, специально посвящённая проблематичности датирования по С. 14 гораздо более ранних памятников и необходимости вносить поправки в первоначальный результат анализа для проверки его достоверности (Шишлина Н. И. 2010. С. 371–373).

Особое место среди публикаций с упоминанием памятника Самосделка занимает информация четырёх авторов о деятельности «Хазарского проекта», созданного по инициативе В. Я. Петрухина и успешно действующего до настоящего времени, но теперь уже не поддерживающего самосдельские раскопки ввиду несогласия участников проекта с применяемой методикой полевых исследований (Петрухин В. Я., Аржанцева И. А. и др. 2009). На два положения в разделе, написанном Э. Д. Зиливинской, обращу внимание.

Первое. Общая площадь памятника, как в прочих публикациях, оценивается Э. Д. Зиливинской в 2 кв. км по естественным границам, но собственно «границы памятника определить довольно сложно» (Там же. С. 94). Проще говоря, распространение культурного слоя, а нас в первую очередь интересуют ранние напластования, не установлено. Я акцентирую на этом внимание в связи с поставленными выше вопросами о размерах Итиля и характере его застройки, сплошной или кустовой, и связанными с этим оценками численности его населения.

Второе. В этой публикации среди населения городища ещё не упоминаются савиры, а лишь волжские болгары и огузы, с чем предварительно можно согласиться, с оговоркой, что этническая принадлежность первопоселенцев остаётся под вопросом.

Наконец, отмечу, эта публикация о памятнике Самосделка — единственная, в которой в связи с ним не фигурирует «Итиль». В этом отразилась позиция трёх соавторов статьи, И. А. Аржанцевой, В. Я. Петрухина и B. C. Флёрова.

* * *

В условиях ещё очень слабой исследованности (о «масштабности» раскопок говорить преждевременно) вопрос об идентификации Самосделок с остатками Итиля уходит на второй план, на первый же выдвигается задача методически выверенного изучения материальной культуры нижнего горизонта городища, создание для него типохронологической колонки керамики, а проще говоря — керамической стратиграфии, хотя бы по образцу саркельской. Разумеется, со статистическими выкладками. Весьма корректными и доказательными должны быть и керамические аналогии, подтверждать которые должны сравнительные таблицы рисунков сосудов. Сегодня мы имеем иное: на «Болгарском форуме» (г. Болгар, 19–21 июня 2010 г.) изложенная одним из руководителей раскопок городища Д. В. Васильевым программа статистической обработки самосдельской керамики была подвергнута резкой критике. Сама программа предполагает устаревшую «поштыковую» статистику вместо послойной, соответствующей стратиграфии раскопов. Безусловно, и так называемой «поштыковой» учёт даст определённые, но обобщённые выводы. Иного выхода сегодня просто нет, т. к. учёт по слоям и закрытым комплексам в ходе раскопок не вёлся, несмотря на то что на первом этапе раскопок было заявлено: «Специфика данного памятника такова, что основным датирующим материалом и материалом, который может дать культурную интерпретацию слоя, является керамика» (Васильев Д. В., Гречкина Т. Ю., Зиливинская Э. Д. 2003. С. 107).

Самосделка — безусловно, выдающийся памятник и вызывает большой научный интерес. Но необходимы десятилетия для того, чтобы сокрытые в его напластованиях артефакты сложились в определённую историческую картину.

И ещё. Ввиду чрезвычайно слабой археологической разведанности дельты Волги не исключается открытие другого памятника, который в свою очередь станет претендовать на идентификацию с Итилем. С другой стороны, может выясниться, что подобных крупных памятников нет, что станет аргументом в пользу гипотезы идентификации Самосделки с Итилем.

О будущих раскопках городища Самосделка

По сообщению Д. В. Васильева на форуме в Болгарах только в ходе раскопок городища учтено 125 000 фрагментов керамики (вся ли она взята в коллекцию?). Это громадный массив, обработка которого потребует не один год. Уже это одно делает необходимым приостановить на некоторое время раскопки. В противном случае образуется «завал» находок, который даже физически будет весьма сложно систематизировать, т. е. разработать типологию, определить культурную принадлежность и дату каждой группы керамики, подготовить к изданию итог этой работы.

Необходимо в связи с этим опять обратиться к опыту раскопок Саркела — Белой Вежи, как положительному, так и негативному. Что касается положительного, то в первую очередь следует указать на достойное подражания использование типов керамики, стратиграфии её залегания при определении этнической принадлежности и систематизации жилищ и их хронологии в обширной статье В. Д. Белецкого (1959) — Что касается негативной стороны дела, то при том, что саркельские керамические находки тщательно фиксировались, должная обработка и публикация керамики Саркела до настоящего времени не осуществлены, что грозит и самосдельской коллекции. Работа же С. А. Плетнёвой о керамике Саркела — Белой Вежи сегодня видится как предварительная (1959), хотя в своё время она была едва ли не базовой для изучения керамики всей салтово-маяцкой культуры.

Стратиграфический раскоп

Первое, с чего следовало бы продолжить работы на городище Самосделка, — заложить новый раскоп, стратиграфический, как это было сделано на городище Фанагории. Лучше, если он будет примыкать к прежнему раскопу. Работы на стратиграфическом раскопе необходимо вести с учетом погрешностей в приёмах раскопок прежних лет и строго по сформировавшимся на городище культурно-историческим слоям, а не по «штыкам» независимо от их толщины. Соответственно находки, в том числе вся без исключения керамика, должны учитываться по свите культурных напластований, а в них и по комплексам, в том числе так называемым закрытым. При этом, возможно, из статистики находок придётся исключать происходящие из совершенно нарушенных перекопами участков, т. е. добиться чистоты наблюдений. Но будет небезынтересно разобраться, в какой степени поздние нарушения (перекопы) искажают стратиграфию находок.

Полученная стратиграфическая картина ляжет в основу относительной хронологии памятника — базе для перехода к построению абсолютной. Разумеется, хазароведов будет интересовать не только нижний слой городища и его дата, но и перекрывающие его — в связи с версией Д. В. Васильева и Э. Д. Зиливинской о принадлежности их Саксину.

Где же находился политический центр Хазарского каганата?

В завершение раздела об Итиле и городище Самосделка — о предложенном Г. Е. Афанасьевым «переносе» т. н. домена Хазарского каганата с низовий Волги на Нижний Дон (Афанасьев Г. Е. 2009). Здесь нет возможности разбирать всю статью и всю аргументацию автора, что потребовало бы отдельной главы и увело бы нас от основной темы книги. Среди прочих отмечу только следующие доводы автора: 1. Пересмотр письменных источников, в результате чего «славянской рекой» признаётся не Волга, а Дон (с вольным толкованием работы Т. М. Калининой; ср.: Джаксон Т. Н., Калинина Т. М., Коновалова И. Г., Подосинов A. B. 2007. С. 158–163, 181–196). 2. Утверждаемая (как и рядом авторов до него) Г. Е. Афанасьевым хазарская принадлежность подкурганных погребений на Нижнем Дону с географическим центром — погребение Большая Орловка в Мартыновском районе Ростовской области. Последнее может показаться весомым аргументом, если бы этническая принадлежность этих погребений была определена. Сегодня это не более чем мнение ряда авторов. Кроме того, надо обратить внимание на то, что по мере археологических исследований ареал подкурганных погребений всё более расширяется, в частности, в северном направлении.

Что же касается точки зрения Т. М. Калининой, то её позиция в вопросе о «реке славян» изложена Г. Афанасьевым в несколько модифицированном виде. Прежде всего, он пренебрёг необходимостью точно указать, информация какого средневекового автора рассматривается в вопросе о «реке славян», чему Т. М. Калинина придаёт первостепенное значение. Если обратиться к данным Ибн Хордадбеха и Ибн ал-Факиха, то действительно речь идёт об общем представлении этих авторов о водном пути из северных областей к южным, к хазарскому городу Хамлидж на Каспии (Джаксон Т. Н., Калинина Т. М., Коновалова И. Г., Подосинов A. B. М., 2007. С. 121). Однако нигде Т. М. Калинина не утверждает, что за этим путем, по мнению арабских авторов, «может стоять и Волга, и Дон, и Сев. Донец, и другие реки» (Афанасьев Г. Е. 2009. С. 9). Речь идет об умозрительной связи между севером и югом Европы, а вовсе не о конкретных сведениях арабских авторов о водных артериях Восточной Европы. «Река славян» ал-Куфи не может быть идентифицирована; «рекой славян» ал-Гарнати может быть Ока или часть Волги (Джаксон Т. Н., Калинина Т. М., Коновалова И. Г., Подосинов A. B., 2007. С. 163).

Если принять новое географическое положение центра каганата по Г. Е. Афанасьеву, то неизбежно встанет вопрос и о новом местонахождении «столицы» Хазарского каганата. Вероятно, понимая сложность идентификации её с каким-либо из нижнедонских городищ, автор воздержался от прямого указания на одно из них. Но, следуя рассуждениям Афанасьева, на административный центр Хазарии должно (или могло бы) претендовать Семикаракорское городище — ближайшее к погребению Большая Орловка, кстати далеко не самому богатому среди подкурганных погребений региона, как Афанасьев подаёт его читателям. Безусловно, мне, как раскопщику городища, было бы лестно считаться первым исследователем административного центра каганата. Увы, по своим масштабам Семикаракорская крепость никак не может претендовать на столичный статус. Я уже неоднократно писал, что крепость могла быть не более чем ставкой каганов (или беков) на Нижнем Дону во время передвижений или просто основной военной базой хазарского присутствия здесь. Второй, более мощной, стал Саркел.

О курганах .

Блестящее открытие Т. А. Габуева и В. Ю. Малашева — курганы с ровиками около известного городища Брут на Северном Кавказе — заставляет пересмотреть существующие представления о нижнедонских. Значимость открытия увеличивается многократно тем, что в брутских курганах стратиграфически увязаны ранние круглые ровики второй половины II — рубежа IV–V вв. и более поздние квадратные, сооружавшиеся до начала VII в. Причём преобладающим типом погребальных сооружений в обеих группах были катакомбы (предварительная информация появилась три года назад: Габуев Т. А., Малашев В. Ю. 2007; полная публикация этих же авторов: 2009). В свете этих открытий должна быть пересмотрена и аргументация Г. Е. Афанасьева. Они заставляют ещё раз обратить внимание и на предложенную ранее сарматскую гипотезу происхождения подкурганных захоронений с ровиками, отрицающую полностью или частично их тюркские корни (Флёрова В. Е. 2001 в). Ясно одно: дискуссия о подкурганных погребениях продолжится.

Какое же место в гипотезе Г. Е. Афанасьева отводится низовьям Волги и городищу Самосделка? На эти вопросы автор отвечает кратко, но достаточно определённо: «…B низовьях Волги археологи вообще не могут обнаружить следов Хазарского каганата. Пока там найдены только очень редкие и территориально разбросанные одиночные погребения хазарского времени». Прерву цитату. Какие автор имеет в виду одиночные погребения, не указано; может быть, найденные Л. Н. Гумилёвым? Однако стоит напомнить о могильнике у городища Мошаик и о кувшинах (о которых писала Э. Д. Зиливинская, см. выше), происходящих из обнаруженного местными жителями могильника где-то в районе Самосделки. Важнее другое: правильно поставленная сплошная археологическая разведка дельты Волги до сих пор не произведена.

Продолжу цитату: «А надежда на то, что достоверные культурные слои хазарского времени всё же будут найдены на открытом городище огузо-печенежского времени Самосделка или где-то рядом с ним, очень слаба» (Афанасьев Г. Е. 2009. С. 9). Возражу: подстилающий слой найден, не произведена его должная атрибуция.

Противоречие данных археологии и письменных источников, о котором пишет Г. Е. Афанасьев, мнимое. И те и другие содержат принципиально разную, в большинстве не сопоставимую информацию, но в равной степени не дают полной картины внутренней жизни в Хазарии и всех её изменений. Основная проблема даже не в этом: мы лишены третьей составляющей — исторической информации, которая могла содержаться в хазарских летописях, намек на существование которых есть в письме кагана Иосифа. Наше представление о каганате было бы совершенно иным, если бы его археологическую карту и карту, реконструируемую по письменным источникам, удалось бы наложить на канву событий и дат. Прибегну ещё раз к уже использованному приёму: попробуем представить, в каком положении оказались бы слависты — историки и археологи, не располагая погодовым летописанием, но имея в распоряжении сведения тех же арабо-персидских географов, ни один из которых не был на Руси и даже на её границах, и данными археологии. Сколь же много могло бы в таких моделируемых мною условиях быть найдено «противоречий» между весьма невыразительной (в сравнении с хазарской) славянской археологией и восточными географами.

В методическом плане прямое сопоставление двух видов источников, какое предлагает Г. Е. Афанасьев, вряд ли допустимо. Тем более если принять во внимание несравнимость регионов по археологической изученности — относительно хорошо исследованный Нижний Дон и почти ещё не изученную дельту Волги.

Обращение к статье Г. Е. Афанасьева даёт мне повод кратко сформулировать собственное на данный момент суждение о городище Самосделка и его идентификации с Итилем.

1. Письмо кагана (царя) Иосифа и множество других письменных источников не позволяют сомневаться в громадном значении низовий Волги, включая её дельту, в жизни каганата, несмотря даже на далеко не лучшие природные условия дельты (ср. с бассейном Дона). Отбросить эту письменную традицию невозможно. 2. Из этого следует, что отрицать существование или недооценивать расположенный в дельте Волги центр каганата, политический и административный (не географический), нет ни малейших оснований. 3. Нахождение минимум двух самых значительных крепостей на второй крупной речной артерии каганата — Нижнем Дону никак не противоречит указанному местоположению Итиля. Оно лишь указывает на значение нижнедонского региона и на неспокойную здесь внутреннюю политическую обстановку. 4. Что касается конкретно городища Самосделка, то при совершенно недостаточной, если не сказать почти полной неизученности его нижних напластований в равной степени невозможно как отрицать нахождение Итиля на этом месте, так и утверждать. Столь масштабные многослойные памятники, повторю, исследуются десятилетиями. Остаётся набраться терпения.