Стэнсби, конечно, отлично знал, за что. Однако, как только он вышел из конторы, он развернул лист бумаги, который дал ему Бренсон, и внимательно прочел то, что там было написано.

Там было лишь несколько слов, вероятно, продиктованных самим полковником. В ясной и сжатой форме обещалась награда в тысячу фунтов тому, кто даст сведения, долженствующие изобличить преступника и привести к его задержанию. Сведения нужно было направлять в Сельчестерскую полицию.

— Тысяча фунтов! — подумал Стэнсби. — Кругленькая сумма, с которой можно было бы начать какое-нибудь серьезное дело!

Он, не переставая, думал об этом, пока шел по направлению к типографии.

— Во всяком случае, я знаю что-то, чего не знал еще час тому назад, — размышлял он. — Беннивелль! Кто бы мог подумать!.. И именно, благодаря тому, что, кроме них никто об этом не знает и не подозревает, для меня открываются большие возможности!.. А интересно, — приведет ли обещанная награда к раскрытию тайны этого преступления? Ведь в городе много людей, которые продали бы родного отца за десятую долю этой суммы!.. Кто-нибудь ведь должен же знать настоящего преступника!..

Как он желал, чтобы обещанная награда касалась бы только его одного: чтобы полковник Постлетуайт пришел к нему и сказал бы ему с глазу на глаз: «Я вижу, что вы смышленый малый и потому поручаю вам это дело. Найдите убийцу моего несчастного дяди, и я обещаю вам награду в тысячу фунтов». Но, увы, этого не случилось, и объявление должно было быть опубликованным.

Бедный Стэнсби представлял себе, как все жители города увидят это объявление с большими буквами на заголовке и как все бросятся на поиски в надежде получить эту крупную награду. Он решил, что лучше всего, тотчас же, не теряя ни минуты, самому приступить к поискам.

Как только он отдал объявление в типографию и дал соответствующие инструкции относительно пробного отпечатка, он поспешил домой к обеду. Мать и сестра его нашли, что он был в этот день настолько же молчалив и сосредоточен, насколько всегда бывал болтлив.

В течение следующих сорока восьми часов Стэнсби все время мучила мысль, что вот-вот откроется дверь и войдет Крофт с известием что нашелся преступник. Однако не произошло ровно ничего, и Стэнсби был совершенно озадачен: неужели действительно никто во всем Сельчестере ничего не знал — кто убийца? Неужели, тайна так и останется неразгаданной и никто не получит обещанной награды в тысячу фунтов?

Крофт был не менее удивлен и озадачен, чем Стэнсби. Из своей многолетней практики в Сельчестере он убедился, что в этом городке люди, которые знали что-нибудь по поводу такого таинственного дела, как это убийство, будут молчать до тех пор, пока им не будет обещано крупного вознаграждения.

Конечно, Паллант, в котором произошло убийство, была очень пустынной частью города, и многие старые дома ее были даже необитаемы. Большая же часть домов была занята конторами, в которых, конечно, никого не оставалось после пяти или шести часов вечера.

Обдумывая теперь все это, Крофт пришел к тому заключению, что Беннивелль и его старая экономка были почти единственными обитателями этого Палланта.

Крофт, наконец, пришел к убеждению, что Паллант была именно та единственная часть города, где могло произойти такое таинственное и неразгаданное убийство. По всей вероятности, никто, кроме самого преступника, не знал этой тайны, и все преступление так и должно было остаться нераскрытым.

Однако, как только Крофт убедился в том, что объявление с обещанием награды останется без всякого последствия, произошло нечто, заставившее его снова задуматься и теряться в догадках. Это было на четвертый день после того, как в Сельчестере стало известным об обещанной за обнаружение преступника на граде.

В его контору вошел человек, которого он несколько раз встречал в бедных кварталах Сельчестера: довольно неприятная личность с бегающими глазами и лицом мошенника.

— Кто вы такой? — строго официальным тоном спросил Крофт, — и зачем вы пришли сюда?

Человек вертел в руках шапку и загадочно улыбался.

— Вероятно, вы знаете меня, и часто меня видели, г. Крофт, — сказал он.

— Где же? — спросил Крофт.

— Вы часто проходили мимо нашего дома, я хозяин постоялого двора около Фрейерс Лэн.

— Как же вас зовут? — спросил Крофт, который начинал догадываться, зачем явился к нему этот посетитель.

— Меня зовут Куксон, сэр. Я заведую этой гостиницей уже семь лет, и репутация моя безупречна.

— Присядьте, пожалуйста, Куксон, — сказал Крофт, — и расскажите, зачем  вы пришли ко мне.

Куксон сел на кончик стула и, положив на пол свою шляпу, пошарил в карманах и вытащил скомканное объявление о награде за указание преступника. Он показал его Крофту.

— Вот, по какому поводу я пришел,  сэр. Вначале я не обратил особенного внимания на это объявление, но затем, когда я перечел его, мне бросилось в глаза число.

— Какое число? — спросил Крофт.

— Здесь говорится о вечере 5-го ноября. Я очень хорошо помню этот вечер, ибо в городе была ярмарка.

— Отлично! И что же дальше?

Куксон, по-видимому, еще не решался говорить. Он тщательно сложил объявление и положил его обратно в карман. Затем он бросил испытующий взгляд на Крофта.

— Я надеюсь, что это правда — то, что сказано в объявлении относительно награды в тысячу фунтов тому, кто даст сведения...

— Совершенно верно. Можете ли вы дать эти сведения? — спросил Крофт.

Куксон уставился в потолок и некоторое время молчал.

— Да, в моем доме в эту ночь произошло событие, которое, быть может, имеет отношение к этому убийству, — промолвил он наконец.

— Расскажите же, в чем дело?

— Около семи часов вечера, — начал рассказ хозяин постоялого двора, — я  стоял у дверей, когда ко мне подошел человек и спросил, могу ли я дать ему комнату на ночь. Это не был простой бродяга, и у него были деньги, — в этом я мог удостовериться, когда он заплатил мне ночлег. Он вынул что-то около четырех или пяти шиллингов и немного меди, когда платил мне за кровать.

— Сколько же он заплатил? — полюбопытствовал Крофт.

— Девять пенсов, — был ответ. — Это наивысшая цена. Я сдаю кровати по четыре, по шесть и по девять пенсов. Он купил кое-что на ужин, копченую рыбу, насколько я могу припомнить, и выпил чаю с хлебом и с маслом. Когда он кончил ужинать, было приблизительно восемь часов. После этого, он вышел. Это уже мне показалось странным, ибо большая часть моих постояльцев рано укладывается спать. Этот же человек все не возвращался. Мне это было безразлично: я сам редко ложусь спать раньше двенадцати. Часы били как раз двенадцать, когда он вернулся.

— Трезвым? — спросил Крофт.

— О, да, трезвым, — последовал ответ. Во всяком случае, я не заметил, чтобы он был навеселе. Он стал мне что-то рассказывать о том, что прошелся посмотреть на фейерверк, и затем пошел спать. Ему была отведена комната с двумя кроватями, и вторую кровать занимал очень солидный постоялец. Однако, утром, когда я проснулся, он уже ушел.

— Который же из двух ушел? — переспросил Крофт.

— Тот, про которого я рассказываю и который вернулся поздно, в двенадцать часов.

— А в котором часу вы сами встали?

— В шесть часов. Я всегда встаю ровно в шесть часов.

— А как же вы узнали, что он уже ушел?

— Когда я сошел вниз, я тотчас же увидел, что входная дверь была открыта. Как только я это обнаружил, я увидел другого моего постояльца, ночевавшего с ним в одной комнате. Он сошел вниз, и я спросил его, не знает ли он, когда ушел его сосед. Он ответил мне, что тот ушел в пять часов утра.

— В пять утра! — воскликнул Крофт. — Каким же образом, человек, спавший с ним в одной комнате, заметил это?

— У нас часы, которые бьют очень громко. Вероятно, он слышал их бой. Во всяком случае, он рассказал мне, что его сосед, вставая, разбудил его и, на вопрос, почему он встает так рано, ответил, что он должен отправиться в Кингспорт, как можно раньше. И, таким образом, я этого постояльца большие не видел.

Крофт, молча раздумывал над этим рассказом. Затем, он взял лист бумаги и спросил своего собеседника:

— Не можете ли вы подробно описать мне этого своего постояльца? Будьте очень внимательны: постарайтесь припомнить, как он выглядел, как он был одет, сколько на вид ему можно было дать лет и т. д.

Однако, воспоминания Куксона на этот счет были далеко не точны: вероятно, он от природы был не очень наблюдательным. Все же он припомнил, что человеку этому на вид было тридцать или тридцать пять лет, что у него были темные усы, и что он был гладко выбрит. Одет он был вполне прилично и совершенно не имел вида обычного бродяги. И он слегка косил левым глазом.

После ухода Куксона, которому Крофт внушил держать язык за зубами и обещал, что он получит награду в том случае, если рассказ его поможет обнаружить преступника, Крофт начал оценивать только что выслушанный рассказ.

Конечно, было странным, что человек, описанный Куксоном, отсутствовал до двенадцати часов ночи, не будучи по виду бродягой и обладая достаточными деньгами, чтобы заплатить девять пенсов за ночлег.

Его рассказ о том, что он любовался на фейерверк, не выдерживал никакой критики: Крофт отлично знал, что в тот вечер последняя ракета пущена была около десяти часов. Где же в таком случае пропадал таинственный постоялец, и почему он так рано исчез на следующее утро? Быть может, действительно Куксон направил на верный след и предположения Беннивелля, разделяемые большинством жителей города, а именно, что Постлетуайт был убит и ограблен случайно проходившим бродягой, были совершенно правильны. А, если так, то не был ли убийцей этот таинственный постоялец?

Крофту вдруг показалось, что он недостаточно знал жизнь и привычки покойного Постлетуайта и что ему нужно было бы знать все до мельчайших подробностей, чтобы добиться успеха в деле раскрытия этого преступления. Согласно всему, что он до сих пор знал о покойном из рассказов Кэт и обоих Бренсонов, Постлетуайт несомненно был еще в своей мастерской в десять часов вечера.

Но оставался ли он там и позднее и, вообще, имел ли он обыкновение оставаться там позднее? Дабы выяснить в точности этот вопросу он отправился к дому, в котором жил Постлетуайт. Дом этот находился в лучшей части города, и Постлетуайт снимал квартиру у очень почтенной пожилой дамы, которая с полной готовностью ответила на все вопросы Крофта.

— Конечно, я очень хорошо знала все привычки покойного, — сказала бывшая квартирная хозяйка покойного Постлетуайта. — Он никогда не обедал и не завтракал дома, а пил здесь только свой утренний кофе. Завтракал же и обедал он всегда в гостинице «Митры». Раз или два в неделю он приходил после обеда домой и читал. Четыре или пять раз в неделю он шел после обеда в контору и там, в своей мастерской, предавался своему любимому занятию — резьбе по дереву, и нужно сказать, он был большой мастер своего дела: у меня есть несколько подарков — собственных его изделий, исполненных очень тонко и художественно.

— А не знаете ли вы, сударыня, оставался ли он иногда в своей мастерской поздно... очень поздно? — спросил Крофт.

— О, да. Часто до одиннадцати и даже до двенадцати. Он обычно возвращался домой очень поздно. И в ту несчастную ночь мы даже не знали, что он не вернулся: ведь его комнаты расположены внизу и, конечно, у него был свой ключ от входной двери.

После этого разговора Крофту казалось, что можно с достоверностью утверждать, что Постлетуайт был еще жив, когда Людвиг Бренсон ушел от него около десяти часов. Но, кто пробрался после этого в дом?

Был ли это тот таинственный постоялец, которого только что описал ему Куксон? И если да, то как можно было напасть на его след? Что, в конце концов, было о нем известно Крофту? Только то, что у него были темные усы и что он слегка косил левым глазом!