Крофт отложил заказное письмо в сторону и распечатал давно им ожидавшееся письмо из Ньюкасла. Это было довольно короткое письмо, и Крофту достаточно было несколько секунд, чтобы ознакомиться с его содержанием. На лице его выразилось полнейшее изумление, когда он прочел немногие строки, отпечатанные на пишущей машинке.

— Итак, — воскликнул он, — все ложь! Все, от начала до конца!

Затем он уселся и еще раз внимательно перечел письмо. Оно извещало его, что, согласно его просьбе, было произведено тщательное и негласное расследование, приведшее к следующим результатам: марочный торговец Беннивелль хорошо был известен в Ньюкасле, но последнее его посещение этого города по марочным делам имело место два года тому назад. В «Нью-Истерн Хотеле» он также не останавливался за все это время: в гостинице его хорошо знали, и он останавливался там, когда последний раз приезжал в город по своим марочным делам.

— Итак, он все лгал мне! — повторил еще раз Крофт. — И этот востроносый клерк, значит, был совершенно прав, утверждая, что Беннивелль в тот вечер был в городе!.. А что же в таком случае означает весь его сегодняшний разговор с Марком Бренсоном и со мной? Хочет ли он таким образом замести следы? Если первоначальное предположение Бренсона правильно и он похитил действительно эти векселя, то к чему теперь эта комедия с выплатой денег леди Кардейн и ее поверенным и удивление по поводу пропажи векселей? Чего он этим хочет достичь?

В то время, как он стоял около своего письменного стола и раздумывал над всем этим, им овладело вдруг жуткое чувство по отношению к Беннивеллю: он отдавал себе отчет в том, что Беннивелль хранит какую-то тайну, которая ускользает от него, Крофта, и которую он никакими усилиями не может разгадать.

Ведь теперь, когда сэр Джемс скончался, а Постлетуайт был убит,  никто не мог, кроме самого Беннивелля, ничего рассказать о его денежных делах с сэром Джемсом. Заимодавец скончался. Запись в его памятной книжке ничего не гласила определенного. Если векселя действительно были похищены самим Беннивеллем, он был в полнейшей безопасности. Однако Беннивелль отлично разыграл свою роль: преспокойно поехал в Доун-Хэд-Парк и, как честный человек, вернул деньги. Когда же обнаружилась пропажа векселей, он немедленно сообщил об этом полиции, прося защитить его интересы.

Что же все это должно было означать?

Крофт готов был рвать на себе волосы от отчаяния, что не может разгадать этой тайны. Спросить же самого Беннивелля об этом у него не хватало смелости.

Вдруг ему бросилось в глаза заказное письмо. Он машинально взял его в руки и, думая все еще совершенно о другом, стал рассматривать конверт. Марка была с лондонским штемпелем, что же касается адреса, то он был написан потерявшим всякую индивидуальность почерком клерка, привыкшего отправлять ежедневно большую корреспонденцию. И фамилия и адрес были подчеркнуты толстой чертой как бы для избежания могущих быть ошибок.

Что же касается самого письма, то оно было весьма объемистым и, когда Крофт открыл конверт, из него выпало несколько мелко исписанных листков бумаги и, кроме того, скрепленные при помощи резинового кольца... банкноты.

Крофт несколько секунд стоял и в изумлении смотрел на эти банкноты. Затем он поспешно вынул из своего стола бумагу, на которой были записаны номера украденных из конторы Постлетуайта банкнот: номера совпали в точности. Все более и более недоумевая, он схватил лежавшие перед ним мелко исписанные листы и, после того, как прочел несколько строк, поспешил к двери и просунул голову в соседнюю комнату.

— Прошу никого не впускать ко мне по какому бы то ни было делу в течение получаса: я занят, — приказал он.

Для большей предосторожности он повернул ключ в замке прежде, чем вернуться к своему письменному столу. После этого он бросил еще раз удивленный взгляд на связку банкнот, что-то проворчал про себя и сел к столу, чтобы прочитать письмо, которое, как он того и ожидал, оказалось без всякой подписи.

Во главе письма не было никакого адреса, и отсутствовали даже число и месяц. Вот, что прочел Крофт:

Главному Полицейскому Надзирателю.

Сельчестер.

Милостивый Государь,

С тех пор, как произошло убийство, которое все теперь называют тайной Сельчестера, а именно, убийство сельчестерского адвоката Постлетуайта, который найден был мертвым в своей комнате утром 6-го ноября, я много читал по этому делу в газетах. Из последних прочитанных мною известий я вывел заключение, что вы все еще лишены каких бы то ни было доказательств относительно личности преступника и что вы были бы благодарны за всякие сообщенные вам на этот счет сведения. Я прочел также в вечерних газетах, что племянник покойного обещал награду в тысячу фунтов тому, кто сможет дать сведения, которые поведут к обличению и аресту преступника. Я весьма был бы рад этим деньгам, однако обстоятельства сложились для меня так, что я не могу рисковать собственной шкурой и прийти лично, чтобы поведать вам то, что мне известно. Тем не менее, то, что я знаю, может иметь большое значение для раскрытая истины в этом сложном и запутанном деле, и поэтому я решился рассказать вам все то, что мне известно. Быть может, если бы вы дали мне уверенность, что мне не грозит никакой опасности в том случае, если я явлюсь лично, и если бы вы мне гарантировали, что я получу обещанную награду в случае, если мои сведения приведут к желанному результату, то я рассказал бы вам с глазу на глаз то, что намерен теперь изложить на бумаге. Но, должен предупредить вас, что всякая ваша попытка обнаружить, кто я, заранее обречена на неудачу. Я знаю, как защитить себя и как сохранить свое инкогнито, и, конечно, не написал бы вам этого письма, если бы не был уверен, что я для вас совершенно недосягаем. Однако я считаю, что оказываю вам большую услугу тем, что пишу эти строки.

Вероятно, вы уже догадались, что я человек с хорошим образованием. Действительно, я посвятил свою жизнь книжному делу и работал в типографии. Кроме того, я очень много читал, и занимался самообразованием, и даже пробовал писать. Могу также сказать, что у меня есть свои твердо установившиеся убеждения и что я питаю отвращение к тред-юнионизму. И вот вследствие моего нежелания сделаться тред-юнионистом и потерять, таким образом, свою независимость, я осенью остался без работы. Тогда я решился пуститься в путь и поискать, не найдется ли в провинции работы для человека, желающего остаться свободным и независимым. Во время моих скитаний, которые происходили пешком, я забрел вечером 5-го ноября в ваш город. Это был ярмарочный день. И вот я хочу вам рассказать о своих приключениях в этом городе, — между временем моего прибытия, которое имело место приблизительно в 7 часов вечера, и временем моего отъезда — около 5 часов утра.

Нужно вам сказать, что я привык говорить правду, и тут должен сознаться, что, когда я приехал в ваш город, финансовые мои ресурсы подходили совершенно к концу и у меня осталось всего приблизительно семнадцать шиллингов. Однако я слышал, что мне удастся достать подходящую для меня работу в Кингспорте, находящемся приблизительно в 20-ти милях от Сельчестера. Поэтому я позволил себе роскошь остановиться на постоялом  дворе Куксона и занять там самую дорогую кровать, за которую заплатил девять пенсов, и заказал себе ужин. После ужина я вышел с целью осмотреть город и, так как в этот день была ярмарка, то я некоторое время с большим интересом наблюдал за развлечениями и фейерверками. Затем я выпил пива в тихой таверне (не утруждайте себя поисками, что это была за таверна, ибо никто, конечно, не запомнил такого во всех отношениях мало выдающегося посетителя, как я). После этого я начал бродить по старинной части города. Случайно я зашел в квартал, который был совершенно пустынным и казался очень древним. Потом уже я узнал, что квартал этот называется Паллантой. Я тотчас же заметил, что большинство старинных домов этого квартала были в настоящее время заняты конторами. Мне показалось, что только один из этих домов был обитаем, а именно потому, что я заметил свет в одном из окон нижнего этажа.

Это был угловой дом. Против него находился другой дом, на который я обратил внимание, потому что большая входная парадная дверь его была открыта. Я подумал, что очень странно видеть открытую дверь в такой поздний час (должен тут заметить, что было четверть одиннадцатого — это, быть может, важное сведение для вас). За дверью я заметил лишь очень слабый свет простой маленькой столовой лампы. Я некоторое время постоял около этой двери и прислушивался к тому, что происходило внутри дома. И вот я услышал странный звук как бы какой-то машины. Будучи от природы любознательным, я захотел выяснить происхождение этого звука. Поэтому, убедившись, что никого кругом не было, я незаметно проскользнул в эту входную дверь. Как только я вошел, я заметил, что внутри был еще другой — более сильный источник света. Затем я заметил две слегка приоткрытые двери, — одну как раз против меня, а другую — в конце комнаты, и за этой-то дверью был более яркий свет, и оттуда исходил так заинтересовавшей меня звук. Я тотчас же догадался, что этот звук исходил от небольшого сверлильного станка.

Едва ли я простоял тут в передней более минуты: дальняя дверь широко распахнулась, и на пороге показался пожилой господин. Я успел разглядеть, что в комнате, из которой он только что вышел, стоял столярный станок и что там вообще было много столярных инструментов. Насколько я мог разглядеть, это была маленькая столярная мастерская. Старичок был без пиджака и с засученными рукавами рубашки, а в руках он держал какой-то столярный инструмент. Он вошел в комнату, которую я мог разглядеть, ибо дверь в нее была приоткрыта, и зажег в ней электричество. Тогда я тотчас же увидел, что это была контора: в ней стояли письменные столы и т. д. Старичок некоторое время постоял посреди комнаты, как бы о чем-то размышляя. Затем он направился к одному из столов, вынул оттуда какие-то бумаги и стал их просматривать. Затем он вынул банкнот и какой-то чек, повертел их в руках, положил  обратно в ящик, встал и, потушив свет, вернулся обратно в мастерскую. Он оставил дверь открытой и еще минуту или две я наблюдал, как он работал за своим станком. Мне казалось, что он занят был  изготовлением какого-то подсвечника или чего-то в этом роде.

Мне показалось странным, что такой пожилой человек, к тому же показавшийся мне тщедушным, работал здесь так поздно вечером, оставляя дверь открытой. Однако это уже было его дело, и я  незаметно выскользнул из дома и зашел за угол — дальше в этот старинный квартал. У меня страсть к таким ночным прогулкам, ибо я не могу заснуть до двенадцати часов ночи. Я проблуждал таким образом, пока не услышал, как какие-то большие часы поблизости пробили двенадцать. Тогда я решил возвращаться той же дорогой, которой пришел и, когда проходил мимо дома или конторы старичка, то решил заглянуть и узнать, все ли он еще работает. И в то время, как я осторожно подходил к двери, из нее выбежал высокий и полный человек, издававший во время бега какие-то странные звуки...

Когда Крофт дошел до этого места, он уронил письмо на стол и воскликнул:

— Беннивелль!..