С каждым шагом Лауниша Бедект чувствовал очередной толчок глухой боли в черепе и суставах. Спина у него болела так, как будто он неделями тащил на себе тяжелый груз. Локти и плечи тоже отзывались, словно он весь день поднимал огромные булыжники над головой. Ему казалось, что его колени никогда больше не выпрямятся. Бедект чувствовал, как в голове у него все напряглось и он вот-вот чихнет, и он отвернулся, чтобы не забрызгать соплями Лауниша. «Пусть лучше достанется Вихтиху». Чихнуть не получилось. В голове нарастало давление изнутри.

«Как хреново стареть». Он вспомнил Вютенда Альтена, седовласого бойца, вместе с которым он сражался в битве при Зиннлосе, между кланом Аусайнандеров и кланом с горы Зайгер. Вютенд любил повторять: «Если можешь, постарайся не стареть». В то время Бедект думал, что это шутка на тему того, чтобы подольше оставаться молодым, но теперь он осознал в этих словах иной смысл. Вютенду следовало сказать: «Умри, пока не состарился».

Бедекту хотелось бы знать, последовал ли этот воин собственному совету. Их пути разошлись, когда гайстескранкен Зайгер сорвалась и ее иллюзии разрушили городские стены.

Увидев впереди еще одно поселение, Бедект перестал думать о прошлом. Каждая новая деревня на их пути выглядела более зажиточной, чем предыдущая, и Бедект, наблюдая за этим, испытывал все более сильную тревогу. Он понимал, что уже бывал в этих местах, но никак не мог до конца поверить, что такие богатые края, с пышной зеленью, некогда были нищим Зельбстхасом из его воспоминаний. Способны ли убеждения человечества до такой степени менять мир? Ему было страшно задумываться о подобной возможности. Если Геборене Дамонен сумели так значительно повлиять на сознание и веру обычных жителей, то Бедект что-то засомневался относительно того, что хотел бы оказаться там, где сосредоточено все могущество этой секты. Засомневался? Нет, он знал наверняка, что не хочет туда попасть. Но слишком уж заманчива была та нажива, которую он рассчитывал получить. Геборене готовы будут заплатить любую цену, чтобы вернуть своего бога.

Ближе к городу Зельбстхасу холмы сменились равниной, которая, как подумал Бедект, идеально подходила для земледелия. Перед ними раскинулись бескрайние поля, напоминавшие огромное лоскутное одеяло: квадраты были разных цветов, в зависимости от возделываемых там растений. Даже небольшие перелески выглядели спланированными и ухоженными, и слишком уж ровными рядами росли деревья. Он сомневается, что на ближайших милях от столицы Геборене могут обитать существа опаснее кролика.

– Ну, вот теперь сюда забрались волки, – пробормотал Бедект себе под нос.

Вихтих завыл, подняв лицо к небу.

Штелен свирепо глянула на Вихтиха.

– Ш-ш-ш. Мы не хотим спугнуть овец.

Вихтих тут же изобразил на лице выражение невинного щеночка. «Выражение лица у этого идиота было столь же непостоянно, как и его товарищеские чувства». Может быть, Бедект к нему несправедлив? Да нет, ему так не казалось.

– Мы-то? – переспросил Вихтих. – Разве же мы опасны? Нет, нет. Мы просто… Мы тут просто что делаем? – спросил он, обращаясь к Бедекту.

– Мы тут проездом. На несколько ночей остановимся в хорошей таверне и снова отправимся в путь. – Ему хотелось упасть в мягкую постель и никогда не подниматься.

– Верно. Просто проездом. Хороший план. – Вихтих закатил глаза, так чтобы видела Штелен, и она в ответ улыбнулась. Бедект не обращал внимания на них обоих. – Блестящий. Чем мы заплатим за ночлег? У меня, похоже, закончились монеты.

– У Штелен есть деньги, – ответил Бедект.

– Немного у меня отложено, – резко отреагировала она. – Только мне непонятно, почему я должна постоянно платить за… – Заметив взгляд, который бросил на нее Бедект, она замолчала. Фехтовальщик, казалось, не обратил внимания на эту безмолвную беседу.

– А ты хоть когда-нибудь задумываешься о смерти? – вдруг спросил Вихтих.

– Нет, – ответил Бедект, надеясь завершить разговор.

– Ты когда-нибудь думал обо всех тех, кого убил? – спросил Вихтих, как будто Бедект только что ничего не ответил.

Бедект вспомнил о своем отце. В Послесмертии было довольно много людей, которых его вовсе не тянуло встретить снова.

– Нет.

Вихтих провел пальцами по своей идеальной шевелюре, и в результате она стала выглядеть более чем безупречно.

– Ты действительно веришь, что, когда умрешь, все те, кого ты когда-либо убил, будут тебя там ждать?

– Надеюсь, что будут, – сказала Штелен.

Вихтих взглянул на нее:

– Ты правда на это надеешься? Почему?

– Некоторых из них мне хочется прикончить снова.

Вихтих кивнул, как будто объяснение показалось ему крайне разумным.

– А ты как считаешь, Бедект?

– В какие только безумные штуки не верят люди. Может быть, Послесмертия даже не существует. На севере есть одно племя, их называют фершлингер. Они считают, что обретают силу и мудрость, когда съедают побежденных врагов. Они вообще в Послесмертие не верят. Единственный способ продолжить свое существование – быть съеденным, и именно это приводит к порабощению одних другими. Своих погибших они сжигают, чтобы их никто не съел.

Вихтих несколько мгновений смотрел на него, нахмурившись, будто решая какую-то сложную головоломку.

– Это так, но во что веришь ты?

– Я верю, что мои убеждения не имеют особого значения. Я верю, что если я умру в окружении идиотов, убежденных в том, что кредо воина правильно, и верящих в Послесмертие, то произойдет все, возможно, именно так, как верили они.

Штелен подняла бровь и сплюнула.

– Думаешь, имеет значение, где ты умираешь и кто в тот момент вместе с тобой?

Что это послышалось ему в ее голосе – скрытое отчаяние или надежда? «Она знает, с кем ей хотелось бы умереть». Бедект отбросил эту мысль, такие думы его пугали.

– Я уже сказал: я верю, что мои убеждения не имеют особого значения.

– Я думаю, что это наказание, – задумчиво произнес Вихтих. – Только так все это будет иметь смысл.

Штелен направила на него взгляд своих желтушных глазок.

– Это как?

– Вот подумай. Когда умрешь, вокруг тебя будут убитые тобой люди. А кто же, черт возьми, убивает тех, кто им нравится? В Послесмертии нас будут окружать наши враги.

Бедект не открывал рта. Вихтих, обычно такой пустой и пресный, сейчас рассуждал слишком разумно.

– Но кредо воина говорит, что те, кого ты убьешь, обязаны служить тебе, – сказала Штелен.

– О боги, надеюсь, что так, – с чувством сказал Вихтих. – Боги, надеюсь, что все будет так.

Если не считать хрипов, доносившихся из груди Бедекта, и накатывавших на него время от времени приступов кашля, ехали они в тишине. За последний день город Зельбстхас перестал быть смутным пятнышком вдалеке и заполнил собой весь горизонт. Это вовсе не был самый крупный или самый впечатляющий город из тех, что им случалось видеть, но в центре высился огромный старинный замок с серьезными оборонительными сооружениями. Замок был единственным, что Бедект узнал в Зельбстхасе; его построили на сотни или даже тысячи лет раньше, чем здесь появились Геборене. Последний раз, когда Бедект здесь был, это сооружение выглядело скорее как заброшенные руины и вовсе не вызывало такого сильного ужаса. Бедект молился про себя – не обращаясь к каким-либо конкретным богам, – чтобы башня замка не оказалась религиозным центром Геборене. Но кому же еще может принадлежать такая цитадель в центре теократического государства?

Церковь Геборене вызывала у Бедекта тревожные мысли. А что, если он был прав и действительно иллюзии одного лишь мощного гефаргайста – а он не сомневается, что в центре этой секты стоял гефаргайст, – вызвали все те поразительные изменения, свидетелем которых он стал в Зельбстхасе? Возможно, этот теократ и не был поработителем, но кто знает, на что он способен. Боги, ему вовсе не хотелось привлечь к себе внимание могущественного гефаргайста. Бедект взглянул на спутников.

– Нам нужно держаться подальше от любых неприятностей, – сказал он, раздражаясь, что приходится говорить такие очевидные вещи, но так ведь без этого никак, когда имеешь дело с Вихтихом и Штелен. – Не делать ничего, что может привлечь к нам внимание, иначе все сорвется. – Он посмотрел на них, стараясь выразить в своем мрачном взгляде обещание расправы, хотя сомневался, что сможет при необходимости выполнить его. Этот взгляд они оставили без внимания.

– Конечно, – рассудительно отозвался Вихтих. – Ты слышала, Штелен? Никаких твоих клептических пакостей чтобы не было. Не хватай тут всякие блестящие безделушки, которые попадаются тебе на глаза.

– А тебе нельзя разыскивать и убивать местных фехтовальщиков, – сказал ему Бедект.

– Что? Это почему же нельзя?

– Потому что так ты привлечешь к нам внимание, – объяснила ему Штелен. – Тупица.

Вихтих сделал глубокий вдох, и Бедект понял, что будет дальше. Фехтовальщик изо всех сил обдумывал аргументы, которые убедили бы его товарищей, что ему просто необходимо найти и убить тех людей, что так будет лучше для всех троих.

– Я знаю, что за этого ребенка будут готовы заплатить немалую цену, – осторожно сказал Вихтих.

Бедект насмешливо фыркнул:

– Хватит на то, чтобы обеспечить существование на старости лет.

Свои планы он раскрыл нечаянно, но ни Штелен, ни Вихтих, похоже, не заметили.

Вихтих сидел в седле с прямой спиной, и ветерок играл его безупречными волосами. Он был сама искренность.

– Думаю, вы недооцениваете, насколько ценным для вас будет то, что с вами величайший в мире фехтовальщик. Когда обо мне узнают, моя слава принесет нам всем любые блага.

– Но тебя-то больше интересуют те блага, что у баб под юбкой, – проворчала Штелен и улыбнулась Бедекту, сверкнув желтоватыми зубами.

То, как Вихтих умел принимать наиболее убедительную позу, предстать в выгодном свете и сказать самые подходящие слова, – все это составляло часть его могущества как гефаргайста. Бедект, помня об этом, отвернулся и сосредоточил внимание на реальной стороне ситуации. Этот ребенок, которому предстоит стать богом, даст ему шанс изменить жизнь. С него довольно постоянной игры в прятки, такой жизни, где, справившись с одной работенкой, нужно тут же подыскивать следующую.

– Ты отличный фехтовальщик, – сказал Бедект.

– Я луч…

– Но ты не настолько великий мастер. Я видел людей, которые порубили бы тебя в мгновение ока. Настоящие мастера.

Вихтих усмехнулся с невозмутимым видом.

– Ах ну да, но у них же нет моей силы гефаргайста…

– Ты не настолько могущественный гефаргайст. Если бы ты им был, я бы сейчас с тобой соглашался.

Вихтих резко закрыл рот. Он выглядел обиженным, но Бедект не стал на это реагировать; обида тоже была наигранной.

– Все твои попытки подорвать мою уверенность в себе безрезультатны, – сказал Вихтих сквозь зубы. – То, что ты сомневаешься во мне, делает меня сильнее. – Бедект понял, что Вихтих больше говорит для себя самого, чем обращается к собеседнику. – Те, о ком ты сказал, не пытались стать величайшими фехтовальщиками в мире. Им хватает того, что они прославились в своем краю. Они не способны так широко мыслить, как я. А еще ты, как всегда, забываешь: мне нужно убеждать не тебя, а простой народ. Они меня любят. Ты это знаешь. – Он раскинул руки в стороны, как будто принимая обращенные к нему восторги многолюдной толпы. – Каждый человек, который верит в меня, делает меня лучшим фехтовальщиком. – Он сердито проворчал, глядя на Бедекта: – А верят в меня многие. Вера определяет реальность. То, что не веришь ты, ничего не меняет.

Штелен смотрела с интересом, но ничего не говорила.

– Отлично, – сказал Бедект. Все то, что нес Вихтих, не имело никакого значения. – Когда-нибудь ты станешь величайшим фехтовальщиком. Но если ты вляпаешься в заварушку в Зельбстхасе, я зарежу тебя сам.

– Все мы здесь разумные люди, – не стал ему возражать Вихтих. – Кроме Штелен. Не волнуйся. Заходим, берем ребенка и исчезаем. Все делаем очень тихо.

Бедект отлично знал, что не следует верить ни одному слову. Нужно будет внимательно присмотреть за Вихтихом. С каких это пор его обязанности свелись к тому, чтобы нянчить опасных детишек? Он посмотрел на Штелен. Придет ли она в этом деле к нему на помощь?

– Если он полезет драться, я перережу ему горло, – пообещала она.

На лице Вихтиха снова изобразилось щенячье выражение, глаза подернулись дымкой; казалось, он расчувствовался.

– Ребята, я вас люблю. Лучших друзей, чем вы у меня, и не пожелаешь.

Они приблизились к Зельбстхасу настолько, что уже можно было хорошо разглядеть и город, и замок, даже некоторые шпили, вонзившиеся в небо. Бедект подумал, что эти чудеса архитектуры скорее возникли благодаря вере, чем были тщательно спланированы и созданы людьми. С этого расстояния цитадель казалась не только готовой к обороне крепостью, но и храмом. Древний замок выглядел внушительно и тогда, когда Бедект видел его в последний раз, но с тех пор многое изменилось. Казалось, что стены и башни стали выше. Все вокруг говорило о стабильности.

Хорошо одетые, спокойные люди проходили мимо них, стараясь держаться подальше. Бросалось в глаза, что прибывшая троица чужаки здесь. С этим было ничего не поделать. Сменив одежду, они все равно не смогут скрыть свой нездешний выговор, шрамы на лице Бедекта, злобный характер Штелен и смертоносную ловкость Вихтиха.

* * *

Вихтих всегда замечал выгодные возможности, и никогда прежде судьба не давала ему настолько удачного, великолепного шанса, как в этот раз. Огромный город, богатый, процветающий, который жрецы приучили подчиняться манипуляциям. Ни у одного из проходивших и проезжавших мимо них людей не было даже меча! Если Вихтих сможет овладеть вниманием жителей этого города, это навсегда склонит чашу весов в его пользу. Хорошо, конечно, когда в тебя верят нищие, угнетенные, запуганные крестьяне, пусть их век и недолог. Но если жители Зельбстхаса признают, что он лучший в мире фехтовальщик, его возвысит вера тех, кто не сомневается в своих убеждениях и точно знает, какое место ему уготовано в мире. Он не помнил, чтобы кто-либо говорил не о количестве тех, кто верит в тебя, а о качестве этой веры, но нутром ощущал, что и качество важно. Вера счастливых и богатых ценнее, чем вера попрошаек, одной ногой уже оказавшихся в Послесмертии.

Бедект так много раз грозился убить Вихтиха, что молодой фехтовальщик давно сбился со счета. Черт возьми, в последнее время он говорил это почти каждый день. Он еще помнил, что когда-то воспринимал ругань старого ублюдка всерьез; еще до того, как они по-настоящему стали друзьями. Друзья. Это слово вызывало у Вихтиха странные чувства. Никогда в жизни у него не было друзей. А теперь есть двое. Они, конечно, бранились, но ведь все, кого связывают хоть какие-то отношения, иногда бранятся. Его родители все время ругались друг с другом. Да что там, со своей женой Вихтих ругался намного больше, чем с Бедектом или Штелен, а ведь жену он любил. Пусть Бедект и грозится, и встает в позу сколько ему угодно, но однажды он спас Штелен и Вихтиха, когда вполне мог бы их бросить. На Вихтиха эта мысль действовала отрезвляюще.

«Однажды я докажу сварливому старому козлу, какой я хороший друг».

– Старик, да ты совсем хреново выглядишь, – сказал Вихтих Бедекту. Тот открыл рот, чтобы ответить, но ему помешал приступ кашля.

И все же Вихтих терпеть не мог, когда ему говорили, что можно делать, а что нельзя. Такие моменты напоминали ему о детстве и о тех временах, когда он еще не понимал, что власть – такая штука, которую он может просто взять, когда пожелает. Речь и меч – вот его оружие. И этим оружием он владел более чем великолепно.

«Не берись за меч, если не можешь сказать речь, – подумал Вихтих. – Ого! Какая красивая фраза. А что, кто-нибудь уже это раньше говорил? Похоже, нет».

Вихтих тайно разглядывал двигавшуюся впереди него Штелен. Она была ловкой наездницей, и бедра ее плавно покачивались с каждым шагом ее лошади.

Ни унции жира, одни мускулы. «А что, если трахнуть ее сзади, чтобы не видеть ее лица? Да я бы просто порезался о ее костлявую задницу». От этой мысли он хихикнул, а когда она обернулась посмотреть, что его развеселило, он бросил на нее лукавый взгляд и подмигнул.

Ноздри Штелен растопырились от возмущения, и она плюнула на его коня, который шарахнулся в сторону.

– Полудурок, – прорычала она.

Похоже, она покраснела? От этой мысли Вихтих засмеялся еще громче. Когда они где-нибудь остановятся в Зельбстхасе, он найдет возможность сразиться с местными фехтовальщиками и прикончить парочку из лучших. «Да кто Бедект такой, черт возьми, чтобы говорить мне, что я имею право делать, а что – нет?»

Вихтиху пришла в голову мысль. Он подъехал так, чтобы оказаться бок о бок со Штелен, наклонился к ней и зашептал ей на ухо:

– А хочешь, поможешь мне убить нескольких фехтовальщиков? Возможно, тебе придется кое-что украсть, – добавил он, чтобы сделать свое предложение более привлекательным.

Штелен взглянула на Бедекта, ехавшего на несколько корпусов впереди них. Старик плохо слышал – то ли из-за того, что на голову его обрушилось так много ударов, то ли уши ему повредили в давних битвах. А болезнь, похоже, делала его еще более тугим на ухо. Она посмотрела на Вихтиха.

– Бедект тебя прикончит.

– Не прикончит, если ты хорошо умеешь делать свое дело, – подзадорил он ее.

– Я достаточно хорошо умею дурачить таких полудурков, как ты.

– Отлично. Я дам тебе знать, когда наступит подходящий момент.

* * *

Бедект слышал их приглушенные голоса, но не мог разобрать слов. У него невыносимо зудели отсутствующие пальцы левой руки, а то благополучие и безупречность, которыми веяло от окружающих земель, сильно его тревожили, но он не желал в этом сознаваться. Если он скажет им, то они решат, что он уже не тот, что прежде. А как все обстоит на самом деле? Когда Вихтих предложил найти постоялый двор – была ли это скрытая насмешка или искренняя забота? Насколько Бедект знал фехтовальщика, скорее всего первое. Но ему было все равно. Он никогда не признался бы, насколько ему сейчас хочется лечь в кровать.

«Боги, я слишком стар, чтобы играть в эти чертовы прятки».

В таверне «Ляйхтес Хаус» было до ужаса чисто. Бедект ощутил бы чувство вины за то, что нарушает своим присутствием эту чистоту, но ему помешало то, что любые угрызения совести он считал совершенно напрасными. Стены, отделанные красным дубом, украшали полки с искусной резьбой, на которых стояли бутылки с самой различной выпивкой. Тяжелое дубовое кресло с толстой бархатной обивкой ахнуло, когда он в него опустился. Штелен выглядела так, как будто готова убить первого, кто подвернется, лишь бы показать, что это место не для нее, а Вихтих самым естественным образом развалился в своем кресле и начал нежно улыбаться симпатичным девицам за стойкой и любезничать с ними.

Бедект не переставал поражаться этому хамелеоньему умению фехтовальщика с легкостью приспосабливаться к любым условиям. Ему случалось наблюдать, как Вихтих заговаривает зубы кому угодно, от посудомоек до королевских дочек, и все с одинаковым апломбом. Казалось, и мужчин притягивает его компанейская разговорчивость. Мало кто понимал, что Вихтих просто использует их для достижения каких-нибудь своих кратковременных целей. Фехтовальщик – эгоистичная задница, а внимание у него рассеивается так же быстро, как у перевозбужденного ребенка. Совершенно непонятно, почему люди этого не замечали.

У измученного и ослабевшего Бедекта уже слипались глаза, и он оставил товарищей рано, перед этим сурово предупредив Вихтиха не попадать ни в какие переделки. Штелен пообещала, что присмотрит за фехтовальщиком. Бедект не сомневался, что, когда проснется, полгорода будет перебито, а вторая половина будет жаждать расправиться с Вихтихом. Стоило ли вообще заморачиваться и его увещевать?

Он отправился в кровать и заснул некрепким стариковским сном. Его будила то ломота в коленях, то приступы кашля, то тяжесть в голове, опухшей от соплей, то приходилось встать по малой нужде. Может, ему что-то и снилось, только он ничего не помнил.

* * *

В тот вечер Вихтих узнал, как зовут того, кого в этих краях считали величайшим фехтовальщиком: Гроссе Клинге. Теперь оставалось только сделать так, чтобы Гроссе случайно вызвал Вихтиха на бой.

Через несколько часов, когда было выпито уже в три раза больше кружек эля, у Вихтиха случилось приключение с юной служанкой, подававшей выпивку в «Ляйхтес Хаус». Девица совершенно не ведала усталости. Когда он проснулся, ее уже не было, как и значительной части тех денег, которые у него до того оставались. Вихтих оглушительно захохотал, но голова трещала с похмелья, и ему пришлось замолчать. Девица более чем заслужила то, что прихватила с собой.

* * *

Была глубокая ночь. Тихие улочки богатого квартала освещались стоявшими довольно далеко друг от друга фонарями. Если подумать, то все кварталы, которые уже видела в этом городе Штелен, выглядели как минимум зажиточными. Все эти чистые улицы вызывали у нее беспокойство.

Почти час она спрашивала дорогу у прохожих, пока не вышла к нужному дому – приземистой одноэтажной постройке, отделанной выцветшей розовой штукатуркой. Штелен наняла нескольких уличных ребятишек – удивительно, как сложно было отыскать здесь болтающихся на улице детей, – чтобы они постояли начеку, когда она вой-дет в дом; оказалось очень кстати, что платила она им монетами Вихтиха. Она прихватила их, пока он кувыркался с девкой из пивной. Она просто вошла в его комнату, мгновение постояла, наблюдая за ними, а потом взяла денежки. Штелен сама не знала, задействовала ли она на этот раз свой дар клептика, – эти двое были слишком заняты друг другом, чтобы ее заметить. Кто угодно мог бы зайти и прибрать все, что под руку попалось. Штелен заинтересовали только деньги Вихтиха и хорошенький шарфик – теперь он красовался у нее на шее, – который валялся на полу, пока его хозяйка кувыркалась в постели.

Говорят, что ты сам не знаешь, кто ты на самом деле, пока не пройдешь испытаний. Штелен была с этим согласна, потому что она уже успела узнать, кто она такая.

Изучать, обдумывать? Без толку!

Планировать? Занятие для дебилов!

Смотри на ситуацию и реагируй. Вихтих попросил ее помочь ему найти и убить нескольких фехтовальщиков, чтобы он заслужил в этом городе репутацию и чтобы подкрепить его ненасытное самолюбие. Бедект хотел, чтобы она не дала Вихтиху наломать дров. Обоим она согласилась посодействовать. Самым забавным будет сдержать свое слово – хотя оно недорого и стоит, – но при этом сделать так, чтобы ни один из мужиков не получил того, чего хотел. В идеальном мире было бы возможно провернуть это так, чтобы заодно и позабавиться. В идеальном мире даже последствия ее действий оказались бы забавными.

«Возможно, здесь он и есть, этот идеальный мир», – подумала она. Она поможет Вихтиху и в то же время сорвет его планы, причем за его же денежки.

Штелен глянула в один конец улицы, потом в другой, чтобы проверить, стоят ли мелкие там, где она их поставила. Никому нельзя в наше время доверять. Обе девчонки были там, где она велела. Если пойдут часовые, то дети залают по-собачьи, чтобы ее предупредить.

Штелен отперла парадную дверь и скользнула внутрь. Сегодня она была в духе и казалась самой себе чем-то вроде привидения или одного из тех беспощадных богов-обманщиков, которым поклоняются варвары с севера. Стены и запертые двери для нее преградой не были.

В доме сильно пахло жасминовыми благовониями, которые с трудом заглушали запах мужского тела. Уборка здесь явно делалась самая поверхностная, ровно настолько, насколько одинокий мужик был готов утруждаться для того, чтобы приводить к себе женщин. Слой пыли лежал и по углам, и позади всей мебели, которую он не удосуживался по-двинуть, то есть практически повсюду. Стены украшало трофейное оружие из десятка разных стран. В такую внушительную коллекцию явно было вложено немало времени и денег. Штелен попыталась найти среди оружия что-нибудь интересное, но ничего в своем стиле не обнаружила. Спальня с единственной кроватью располагалась в дальнем конце дома, и Штелен несколько минут постояла под дверью, прислушиваясь к шумному дыханию, доносившемуся из помещения. Там один человек. Мужчина. Крупный, но не жирный.

Штелен проскользнула в спальню и встала рядом со спящим. Она не могла не признать, что он был при всей своей брутальности по-своему красив. Сильная угловатая челюсть, коротко остриженные черные волосы, густые брови. Глаза, как предположила Штелен, правильно и красиво посажены. Она откашлялась, чтобы привлечь его внимание. Он по-прежнему спал. Тогда она ткнула его стилетом, легонько, так, что показалась только капелька крови. Мужчина вздрогнул, проснулся и тут же замер, увидев стоявшую над его кроватью Штелен, которая пристально смотрела на него. На лице его мгновенно отобразилось спокойствие: он будто что-то рассчитывал. Тяжелый взгляд. Таким он Штелен еще больше нравился.

– Чего надо? – спросил он.

– Гроссе Клинге?

Он не торопясь разглядел ее стройное тело и потертые доспехи.

– Ты не похожа на обожающую поклонницу, – сказал он.

Штелен прочла то, о чем говорили его глаза и поза. Под подушкой у него был нож, но он сомневался, что сможет вытащить его незаметно для своей гостьи. Она улыбнулась.

– Нет, я не поклонница. Один полоумный дебил хочет вызвать вас на поединок.

Гроссе пожал плечами и пододвинул руку чуть ближе к ножу.

– И ты просишь меня не убивать этого дебила? – Он ощупывал ее глазами, не скрывая, что она его привлекает; для Штелен это было неожиданно. – Можешь меня уговорить.

Ноздри Штелен затрепетали: она обдумывала, не переспать ли ей с этим крупным и мускулистым типом. Мысль показалась ей вполне стоящей.

– Да нет. Мне надо сделать так, чтобы он не убил тебя.

Гроссе заметно расслабился.

– Ну что же, тогда отложи нож и залезай сюда.

– Я знаю способ получше, – сказала она и нанесла удар стилетом ему в глаз, так что клинок вошел в мозг.

Гроссе отчетливо произнес: «Хренассе…» – и осел на кровать. Штелен понаблюдала, как постепенно доходит до его тела то, что уже понял мозг. Только через несколько минут Гроссе перестал подергиваться и остался лежать неподвижно. Удивительно, насколько упорно некоторые тела цепляются за жизнь, тогда как другие уходят, едва слышно вздохнув. Она нежно провела рукой по его волосам, наклонилась и поцеловала его лоб. Еще теплый.

– Увидимся в Послесмертии, – прошептала она ему на ухо.

Штелен выбрала из коллекции оружия, собранной Гроссе, несколько лучших экземпляров и отдала их девчонкам-часовым, заодно вкратце научив им пользоваться. Ее не тревожило, что они могут кому-то рассказать о том, что она заходила к Гроссе; людям не удавалось ее вспомнить. Это, несомненно, говорило о ее даре клептика, а никак не о пренебрежении к ней из-за внешности или характера. По крайней мере, она так надеялась.

Заплатив девчонкам монетами, которые она утащила у Вихтиха, она вернулась в «Ляйхтес Хаус», чтобы хотя бы несколько часов отдохнуть. Блаженно уснув, как невинное дитя, она видела во сне сильные руки Гроссе, а также другие, более интересные ей его анатомические особенности. Утром, проснувшись довольной и отдохнувшей, она присоединилась к Бедекту и Вихтиху в большом зале, где на завтрак была подана колбаска, черствый хлеб и яичница, плававшая в большой луже жира с хлопьями перца.

– Какой у тебя милый шарфик, – сказал Вихтих, кивнув ей, и запихнул в рот колбаску.

«Проклятие». Она и забыла про этот шарфик.

– Он достался мне от матери. – Штелен старательно принялась завтракать, не обращая внимания на недоверчивый взгляд Вихтиха.

* * *

Бедект не обращал внимания на них обоих и глядел на свою тарелку, скорчив недовольную гримасу. Он не выспался, и от одной мысли о еде его начинало подташнивать.

Когда в большой зал таверны вбежал человек, который взволнованно рассказал, что Гроссе Клинге, величайший фехтовальщик Зельбстхаса, мертв, Бедект в отчаянии посмотрел на Вихтиха.

– Я, кажется, говорил, что убью тебя, если ты устроишь нам здесь неприятности?

Вихтих поднял руки ладонями наружу.

– Я здесь спал с… как звали, не помню… одна буфетчица, с потрясным телом. Я не убивал этого Гроссе.

Тот, кто принес дурные вести, уже потчевал своих друзей в обмен на кружечку рассказом о том, как Гроссе нашли в постели голым, заколотым ножом в глаз.

Это не в стиле Вихтиха. Но зато в стиле…

Бедект глянул на Штелен и заметил, что то же самое сделал и Вихтих. Она проигнорировала их и стала сосредоточенно промакивать корочкой остатки жира с тарелки.

– Чем ты занималась вчера ночью? – спросил ее Вихтих. – Кроме того, что отыскала давно потерянный шарфик матери.

Штелен подняла глаза, ноздри у нее возмущенно расправились, и она сплюнула на тарелку сгусток с хлопьями перца. Не обращая внимания на Вихтиха, она посмотрела в глаза Бедекту.

– Я делала то, что ты мне поручил.

Бедект старался выглядеть невозмутимым. Она что, пришила Гроссе, чтобы помешать Вихтиху с ним сразиться? Он должен был это предугадать, когда попросил ее сделать так, чтобы Вихтих не создал проблем для них всех, вызывая на бой всякого фехтовальщика в этом городе. Честно говоря, он не ожидал, что она серьезно отнесется к его просьбе, и тем более не думал, что Штелен пойдет по городу убивать фехтовальщиков, стараясь успеть до них добраться раньше Вихтиха. Он вздрогнул, представив, сколько трупов могло остаться после ее вылазки за одну только ночь. Ему нужно будет уговорить ее никого к ним не добавлять.

– А в чем же заключалось то поручение, которое ты выполняла для Бедекта? – спросил Вихтих.

Бедект ответил вместо нее:

– Оно не связано с покойным фехтовальщиком. Нам нужно поговорить о том, как мы собираемся попасть в верховный храм Геборене.

– Попасть внутрь легко, – сказала Штелен. – Вот выбраться оттуда вместе с их богом-ребенком будет интересно.

– Интересно? – спросил Вихтих, просияв. – Надо думать, нам понравится!

* * *

Штелен наблюдала, как двое мужчин погрузились в построение бессмысленных планов, как они спорили, предлагали то одно, то другое, и ни к чему не приходили в итоге. Бедект, пусть и больной и несчастный, желал спланировать каждую мелочь, учесть все возможные варианты развития событий, даже самые маловероятные. Вихтиха волновало только то, чтобы о его участии в деле узнало побольше людей и это пошло на пользу его репутации. Планы Бедекта всегда безнадежно рушились. Тем не менее она видела, как оба мужчины сначала воодушевлялись по поводу одного плана, находили в нем недостатки, а потом с тем же напором обсуждали уже другой план, тоже не лишенный слабых мест. Она относилась ко всему этому философски. Конечно же, они напрасно тратят время, но она не могла отказать себе в таком развлечении. И ей все равно нечем сегодня заняться. Бедект потратит на планирование несколько дней, так что у нее будет предостаточно времени. Штелен решила, что пойдет и добудет ребенка сегодня вечером, а завтра утром покажет его потрясенному Бедекту. В этом городе ей было неуютно, и она хотела поскорее отсюда выбраться.

Около полудня они решили прервать обсуждение планов. Вихтих сказал, что хочет прогуляться, чтобы размять ноги, и недовольно проворчал, когда Бедект и Штелен заявили, что пойдут вместе с ним.

* * *

Вихтих отправился вслед за Бедектом и Штелен, держась в нескольких шагах позади них. Если бы их что-нибудь заинтересовало и они стали бы это разглядывать, он бы смылся от них, а потом сказал бы, что потерял их в толпе. Они ему не поверят, но какое это имеет значение. Но, черт возьми, Штелен то и дело бросает на него взгляд через плечо и каждый раз при этом мило улыбается – это выражение придает ее лицу пугающий вид, если не сказать больше, – проверяя, на месте ли Вихтих. Он что-нибудь придумает. Просто нужно, чтобы ему подвернулась возможность.

Около часа они бродили по рынку, где Штелен, конечно же, с каждого прилавка тибрила по какой-нибудь безделушке, и наконец Вихтих увидел именно то, что ему было нужно. Гибкий молодой человек с узкими бедрами, широкий в груди, с длинными руками и ногами и с приличого вида клинком на боку. Его отлично сшитая одежда говорила о том, что он богат и обладает хорошим вкусом. В тот же момент фехтовальщика увидела Штелен; она бросила на Вихтиха вопросительный взгляд. Бедект этого совершенно не заметил.

«Что же, она и вправду поможет мне?» Вихтих кивнул один раз и изобразил, что все его внимание приковано к ближайшему прилавку с фруктами. Краем глаза он наблюдал, как Штелен оторвалась от Бедекта. Старый козел не заметил.

«Действительно ли она собирается помочь?» Вихтих сомневался. Он готов был поклясться, что это она убила Гроссе. Но зачем она это сделала? Конечно же, не просто в отместку за какую-нибудь воображаемую обиду. Черт, а этот шарфик кажется знакомым.

Вихтих увидел, как Штелен прошла мимо со вкусом одетого фехтовальщика, возвращаясь к Бедекту и Вихтиху. В тот момент, когда Бедект отвлекся, обсуждая со старой каргой, сгорбившейся над тележкой с овощами, целебные свойства какого-то растения, Штелен сунула Вихтиху дорогой кошелек, набитый монетами.

– А что это у нас тут такое? – громко произнес Вихтих, подняв кошелек повыше и потряхивая его так, что монеты соблазнительно позвякивали. – Похоже, я нашел кошелек какого-то богатого засранца. – Он увидел, как фехтовальщик проверил карманы, а затем свирепо поглядел на Вихтиха, который, шагая по кругу, громким голосом обращался к толпе: – Где тот безмозглый вонючий щеголь, который посеял этот безвкусного вида дамский кошелек? Признавайтесь, чей он, не стесняйтесь. Подходите, и к вам вернется ваш милый кошелечек.

Бедект отвернулся от старухи и стал наблюдать за происходящим; по лицу его было видно, что он не понимает, в чем дело, но что-то заподозрил.

– Это мой кошелек.

Вихтих повернулся в сторону говорившего и встретил взгляд жестких глаз цвета штормового моря.

– Я так и думал, – сказал он.

Мужчина выгнул бровь и положил руку на рукоятку меча.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты нарядно одет. – Вихтих лениво прокрутил пальцами в воздухе, обведя фигуру собеседника, а потом будто пренебрежительно ее отбросил. – Мне как раз и представлялось, что такой кошелек может носить изнеженная баба вроде тебя.

Толпа вдруг расступилась, оставив вокруг двоих мужчин свободное пространство. Вихтих ясно услышал, как простонал Бедект.

Человек с глазами, похожими на штормовое море, холодно улыбнулся, и в этой улыбке чувствовалась смертельная угроза.

– Ты, должно быть, здесь недавно. Иначе ты бы уже стал извиняться и просить меня пощадить тебя.

– Если ты собираешься дать мне советы на тему модных нарядов, то умоляю меня пощадить и от них избавить.

Стоявшие вокруг заржали, и вокруг них стала собираться толпа. Даже эти так называемые цивилизованные люди просто жаждали посмотреть, как прольется кровь.

– Я Цвайтер Штелле, которого принято считать вторым величайшим фехтовальщиком во всем Зельбстхасе.

– Приятно познакомиться. – Вихтих поклонился. – Я Вихтих Люгнер. Лучший фехтовальщик в Зельбстхасе. Которого принято считать, – произнес он, передразнивая тон Цвайтера, – величайшим фехтовальщиком в мире.

– Великолепно, – скучающим тоном сказала Штелен, достаточно громко, чтобы было слышно толпе. – Почему они всегда принимают позу, кичатся своей храбростью и только потом наконец решаются убить друг друга? – Она презрительно покачала головой. – Фехтовальщики называется… пустомели, да и только.

Несколько человек из толпы засмеялись и захлопали в ладоши. Всем уже доводилось смотреть, как фехтовальщики до начала боя произносят огромные речи, пытаясь сделать так, чтобы зрители в них поверили. Некоторые считали, что это и есть главный момент любой схватки, поскольку именно вера толпы решает, кто победит, а кто будет повержен. И все же толпе было интереснее посмотреть, как прольется кровь, а не выслушивать долгие речи, поясняющие, почему один фехтовальщик лучше другого.

Есть время для речей, есть время для дела. Вихтих понял, что сейчас наступил второй случай. Штелен лишила его шанса завоевать благосклонность толпы словами – конечно же, она сделала это намеренно. Если он продолжит вести речи, они примут его за труса и перестанут в него верить. Если поразмыслить, то неплохо было бы сначала убить нескольких фехтовальщиков рангом пониже, – и это помогло бы ему завоевать репутацию среди местных жителей, а потом уже сражаться с таким бойцом, как Цвайтер Штелле. Возможно ли, что она это спланировала, надеясь на то, что он будет убит?

Вихтих философски пожал плечами и выхватил меч молниеносно быстрым росчерком в воздухе, поймав клинком солнечный луч. Выпрямившись, он стоял наготове. Его безупречную шевелюру трепал ветерок.

– Ну, давай же, Скваттер…

– Цвайтер.

– Мы не хотим разочаровать зрителей. – Вихтих подмигнул хорошенькой девице в толпе и послал ей воздушный поцелуй. Пусть длинные речи в данном случае могут сработать не в его пользу, у него остались другие средства манипуляции. – Мое искусство сейчас требуется в другом месте.

Толпа встала вокруг двух мужчин широким кругом. Некоторое время собравшиеся толкались и переходили с места на место, поскольку те, кто похрабрее и невеликого ума, старались вылезти в первый ряд, а трусливые и умные отступали назад, так чтобы между ними и схваткой стоял хоть кто-нибудь другой. Поскольку все были согласны, что поединок ведется честно и никто не подвергся нападению, а также никого не принуждают сражаться, городские стражники не вмешивались. Несколько даже присоединились к толпе глазеющих и сделали ставки, так как кто-то уже успел устроить тотализатор.

Бедект оттянул Вихтиха в сторону.

– А как у тебя оказался этот кошелек?

– Нашел.

– Не могу поверить, что ты совершенно случайно подобрал кошелек второго по мастерству фехтовальщика в Зельбстхасе – а теперь, когда Гроссе мертв, пожалуй, и лучшего, – и прицепился к нему.

Вихтих посмотрел на Бедекта с выражением оскорбленной невинности, которое в этот раз удалось ему как нельзя лучше.

– Да этот кошелек действительно похож на женский. – Он покрутил плечами, сбрасывая напряжение. Вихтих ощущал себя ястребом, который, глядя в поле, старается рассмотреть нечто, что выдаст его возможную добычу. Он бросил кошелек Цвайтера Бедекту, и старик поймал его той кистью руки, от которой осталась лишь половина. Вихтих понял: здоровую руку Бедект держал свободной, чтобы всегда можно было схватиться за топор. – На, поставь денег на исход нашей схватки. Лучше на меня – мы же не хотим, чтобы ему пришлось платить за нас своими с трудом заработанными монетами.

Бедект положил свою твердую ладонь на плечо Вихтиху, и они посмотрели друг другу в глаза.

– Надеюсь, что ты не погибнешь в этой схватке.

Вихтих моргнул от удивления.

– Я растроган, я не думал…

– Потому что после этой схватки я собираюсь сам тебя прикончить.

– Да ты что, – возмутился Вихтих, – я не умею воровать кошельки, и тебе это хорошо известно. Говорю тебе, честное слово, я не вытаскивал у него кошелька.

* * *

Бедект посмотрел на Штелен, которая одарила его страшненькой улыбкой желтозубого рта, и ноздри ее затрепетали.

– Тьфу, пропасть, – только и сказал он.

Он должен был это предугадать. Если бы он считал, что способен сам похитить ребенка-бога и скрыться вместе с ним, не прибегая к помощи этих двух опасных идиотов, он бы в тот же момент просто ушел от них, и все.

Оба бойца приняли боевые стойки, поприветствовали один другого традиционным поклоном и закружили, глядя друг на друга. Бедект наблюдал с профессиональным безразличием. Можно и полюбоваться этим представлением.

Цвайтер отлично двигался, не терял равновесия, и было приятно смотреть на то, как грациозно он действует. Вихтих же казался необыкновенно для себя неуклюжим. Он волочил ноги, а мечом все время махал как-то неуверенно, как будто перед каждой атакой погружался в раздумья и сомнения.

– Если это дело для Вихтиха плохо кончится, – проворчал Бедект, обращаясь к Штелен, – я предложу работу Цвайтеру.

Штелен встала ближе к Бедекту и прислонилась к нему. Он так близко ощутил ее тепло и так давно не был с женщиной, что ему стало не по себе.

– Похоже, Вихтих не настолько ловок, как его соперник, – сказала она.

– Он внушает Цвайтеру ложную уверенность в себе, чтобы тот потерял бдительность.

– Если он продолжит в таком духе, то толпа уже не будет на его стороне.

– Правда, – согласился Бедект. – Положи мои деньги обратно. – Он только догадывался, но на самом деле ничего не чувствовал.

Штелен рассмеялись, и он ощутил движение ее тела, когда она прижималась к нему.

– Я их не брала. Пока не брала.

Вихтих и Цвайтер сделали несколько подходов, но ни один не коснулся другого. Местный фехтовальщик демонстрировал безупречную технику, атаковал быстро и точно, а Вихтиха эти выпады будто каждый раз заставали врасплох, и у него едва выходило защищаться. Часто соперник отклонял его атаки еще до того, как они успевали как следует начаться.

– Ты сделал ставку? – спросила Штелен Бедекта.

– Ставлю все деньги Цвайтера на Вихтиха.

– Будет неудобно, – сказала она, – если Цвайтер его прикончит.

– Эти фехтовальщики неплохо пляшут, – заметил Бедект, – но они никогда не готовы драться с теми, кто не проявляет ни капли подобной изысканности. Веди себя так, будто рубишь деревья, и разделаться с фехтовальщиком не составит труда. – Все это было блефом и бахвальством, как со стороны фехтовальщиков, так и, в тот момент, со стороны Бедекта. Казалось, что подуй сейчас сильный порыв ветра – и Бедект упадет. Пройдя совсем недолгий путь, он ужасно запыхался.

Сталь зазвенела о сталь, толпа ахнула, и противников уже стало толком не разглядеть: они молниеносно атаковали и защищались, и оба успели запыхаться, но ни один из них не был ранен.

Штелен помассировала жесткие плечи Бедекта, старательно разминая твердые бугорки.

– Тебе нужно учиться расслабляться, – сказала она, с ворчанием потирая мышцы, напрягшиеся и похожие на упрямый узел. – Ты и правда думаешь, что смог бы победить Вихтиха в бою?

Бедект постарался не застонать от боли, когда она массировала его мышцы. В прошлом ему доводилось видеть, как нечеловечески быстро может двигаться Вихтих – вовсе не так, как тот боец, которого он наблюдал сейчас, – и с такой грацией и мастерством, которые Бедекта потрясали.

– Нет. Но если ты ему когда-нибудь скажешь, – он посмотрел на нее через плечо, – я убью тебя.

Штелен фыркнула.

– У тебя совершенно точно нет тех навыков, которые нужны, чтобы убивать таких, как я, старик. По-настоящему быстрым может быть тот, кто умеет расслабляться. У тебя такое напряженное тело, что через несколько лет ты вообще не сможешь двигаться.

Ее слова затронули Бедекта за живое: почти о том же он в последнее время задумывался и сам. Он пожал плечами, сердито выражая свое несогласие; возможно, она догадалась, что он чувствует, но не стала возмущаться.

– Никогда не стоит недооценивать старика, который весь покрыт шрамами. Единственное, что ты знаешь точно, это то, что он побывал во многих боях и до сих пор… – Его речь прервал приступ кашля, такой сильный, что Бедект согнулся пополам. Он постоял, упираясь ладонями в колени, пока кашель не отпустил.

– Если бы ты со своим топорищем чего-нибудь стоил, то у тебя было бы поменьше шрамов, черт возьми. – Она сильно ударила его кулаком в плечо. – А старики такие милые, когда вовсю разобидятся. Как только тебе нужно будет помочь расслабиться, – предложила она, шагнув поближе, – я всегда могу…

– Да прекрати уже валять дурака! – проревел Бедект, обращаясь к Вихтиху. – Прикончи его, и пойдем займемся собственными делами. – Он посмотрел на сражавшихся, стараясь избегать взгляда Штелен.

Вихтих ответил Бедекту быстрым кивком и преобразился. Вся его неуклюжесть улетучилась. Он уже не пыхтел от натуги, а казался отлично отдохнувшим и готовым к бою. Толпа ахнула, осознав, что только что произошло у них на глазах. Вихтих забавлялся с Цвайтером как с игрушкой, и все они это понимали.

– Видишь, – сказал Бедект, указав рукой на дерущихся. – Вихтих понимает: чтобы выиграть благосклонность толпы, сначала надо сделать так, чтобы они усомнились в его возможностях. Мало просто пришить своего соперника, нужно еще и развлечь зрителя. Он отлично играет с толпой, – признал он. – Все дело в том, как он манипулирует их ожиданиями.

Штелен недовольно покачала головой.

– Как же невыносимо, когда ворчливые старики начинают философствовать. Если хочешь кому-то смерти, возьми и убей его.

Вихтих со всей силы прессовал Цвайтера, в то же время сохраняя совершенно скучающий вид. На подмигивание девицам и воздушные поцелуи он тратил времени не меньше, чем на сражение. Толпа с одобрением встречала все, что он делал.

– Тут я согласен, – сказал Бедект, – наши цели различны. Он – гефаргайст. Внимание ему так же необходимо, как мне – кружечка пива. Он хочет быть величайшим фехтовальщиком в мире. И он этого добьется или умрет на пути к этой цели.

– Умрет на пути к цели, – без колебаний высказала свое мнение Штелен.

– Возможно. А ты заметила, что он становится лучше? Он и всегда был хорош, но посмотри.

Они увидели, как Вихтих разоружил Цвайтера, а затем впечатляющим и благородным жестом позволил сопернику поднять меч и вернуться в круг. Вихтих выбил у него из рук оружие еще три раза, и вот наконец его соперник стоял над собственным мечом и упирался ладонями в колени, не в силах отдышаться.

Вихтих кивнул Цвайтеру:

– Я думаю, что ты все равно второй по силе фехтовальщик в Зельбстхасе. Но не огорчайся. До того как умер Гроссе, ты в действительности был третьим. – Толпа засмеялась и зааплодировала. – Благодарю за доставленное удовольствие, – обратился он к Цвайтеру. – Продолжай совершенствоваться.

Пока Вихтих неторопливо кланялся толпе и купался в их обожании, Цвайтер, как побитый пес, поплелся прочь.

Штелен с силой ткнула Бедекта пальцем.

– Так что, этот идиот даже не собирается его прикончить?

– Не собирается, – сказал он, возмущенный не меньше, чем она. – Но помни, что главное здесь – отношение толпы. Победа не будет иметь никакого значения, если все эти люди не будут знать, кто он, победитель. А народ любит, когда у убийцы хорошие манеры. Если бы фехтовальщики не были так романтически воспеты поэтами и сказителями, Вихтих бы и не прикоснулся к мечу.

– Я бы прикончила Цвайтера, и дело с концом.

– Да, я тоже. Вот потому-то мы с тобой никогда не прославимся, а его будут помнить как…

– Величайшего идиота в мире.

– Да, – согласился Бедект с легкой печалью в голосе.

Вихтих был самым пустым человеком из всех, что Бедект встречал в своей жизни. И все же Бедект до сих пор не мог до конца в нем разобраться. Вихтих бесстрашно сражался, а во многих других отношениях проявлял себя как последний трус. Он убежал от жены и ребенка, опасаясь, что не сможет стать хорошим отцом. Он забросил искусство и поэзию – Бедект никогда не признавался ему, насколько его впечатляли таланты Вихтиха, – когда был на пороге признания. Случались дни, когда Бедекту хотелось треснуть этого типа по голове и отправить обратно к семье. Вихтих обладал всем тем, чего желал Бедект и чего никогда не мог достичь, но все это он оставил, опасаясь потерпеть неудачу. Стоило затронуть любую из этих тем, и Вихтих на несколько недель превращался в злобного и мрачного пьяницу. Бедект решил, что лучше к таким вещам относиться философски. Пусть Вихтих намерен потратить свои блестящие таланты на мелкие преступления и насилие и, скорее всего, погибнет ужасной насильственной смертью, но кто он, Бедект, такой, чтобы судить? Если бы Бедект решил потратить свою жизнь на то, чтобы сделать Вихтиха и Штелен лучше, чем они есть, у него бы просто не осталось времени даже дышать. Правда, дышать у него и сейчас не особенно хорошо выходило. Он зажал одну ноздрю в надежде как следует отсморкать другую. Ничего не получилось, только сильно хлопнуло в ушах.

Штелен снова ткнула его в бок, и он крякнул от боли. «Как это она всегда находит у меня самые чувствительные места?»

– Что вообще творится в твоей тупой черепушке, старик? – спросила она. – Выглядишь, как будто наелся кошачьего дерьма. – Она попыталась снова ткнуть его в бок, но он отвел ее руку. – Хо-хо! Старик в ворчливом расположении духа. Ты слишком много времени проводишь в размышлениях. Понятно, почему у тебя физиономия выглядит как раз как кошачья какашка. Я схожу за нашим полудурком. Пойдем-ка назад в «Ляйхтес Хаус» и выпьем еще.

– Отлично. – Бедект повернулся в сторону толпы и начал расталкивать тех, кто мешал пройти. Люди возмущались ровно до того момента, когда успевали разглядеть его покрытое шрамами лицо и огромный топор, висевший за плечами.

Он услышал, как Штелен крикнула Вихтиху:

– Эй ты, придурок! Старику с лицом, похожим на кошачью какашку, нужно пойти выпить кружечку эля.

* * *

Ближе к вечеру небо стало пасмурным, а в воздухе запахло как от промокшей собаки. Солнце скрылось за мрачной тучей, и улицы погрузились в мутную темень. Когда Штелен выбралась из «Ляйхтес Хаус», собираясь похитить бога-ребенка, ее уже поджидали Вихтих и Бедект.

Она стояла, положив руки на узкие бедра, и смотрела на мужчин, с трудом пытаясь скрыть ярость.

– Мне представляется, вы считаете себя очень догадливыми.

– Конечно, – сказал Вихтих. – Пунктом номер один в нашем плане значилось: забрать Штелен, которая попытается смыться и захватить ребенка без нас. – Он сделал вид, что вычеркивает строчку из списка. – Пункт первый выполнен. Что же, заберем маленького засранца и в путь?

Как всегда, последней смогла посмеяться все равно она. Она предполагала, что они могут ее поджидать, и принесла с собой рясы и мантии, которые украла – тщательно выбирая размер и цвет – из храма Геборене в Готлосе. Бедект посмотрел на нее странным взглядом, но, внимательно изучив бурую рясу, единственную, которая могла подойти ему по размеру, нахмурился и промолчал. Штелен подумала, что старый седой воин выглядит еще хуже, чем раньше. Ему надо было бы с недельку отлежаться в постели, а не поспать только полночи, посвятив остальную половину выпивке.

Вихтих опасливо понюхал доставшиеся ему рясы, и его безупречно красивые ноздри брезгливо раздулись.

– Как же они воняют.

Вдалеке эхом разносились зловещие раскаты грома.