АЛЕК, да и сам Серегил, были несказанно удивлены, когда на следующее утро Серегила вызвали в покои Адзриель для встречи со старейшинами клана. Конечно, у Адзриель имелось достаточно полномочий, чтобы и самой решить вопрос пребывания здесь Себранна, однако она предпочла собрать старейшин и дать им полное представление о том, что происходит. Серегил, таким образом, становился членом совета. Алека и Себранна должны были позвать туда позже.

Предоставленный сам себе и пользуясь тем, что Адзриель сдержала данное слово и не стала запирать их в их комнате, Алек решил осмотреть окрестности: он с удовлетворением пощупал лежащий в его кармане, наподобие талисмана, ключ от спальни. Алек весьма глубоко ценил то, что она, несмотря на осведомленность о возможностях Себранна, взяла на себя смелость игнорировать риск, грозивший и ей и её клану.

Прошлой ночью дом клана показался ему запутанным лабиринтом и теперь, при свете дня, мало что изменилось. Так как никакого особенного маршрута у них не было, они с Себранном принялись просто бродить по дому, натыкаясь на каких-то людей, обнаружив кухню и пару огромных залов. В конце концов, они очутились на длинной крытой веранде с видом на озеро.

Прошлой ночью снова пошёл снег и с гор теперь дул довольно прохладный ветерок, тем не менее, денёк был чудесный. Слишком хороший, чтобы сидеть взаперти. Надеясь, что ему удастся найти обратную дорогу, они с Себранном поспешили в свою комнату. Мидри разыскала для них одёжку потеплее, чем та, что им дали в Гедре, вручив овечий тулуп на теплом подкладе и соответствующую шапку. Конечно, он теперь стал более неуклюжим, но зато ему было тепло, как в той одёжке, которую он носил, живя с отцом. А ещё она дала ему рукавицы, на которых был вывязан причудливый зеленый с белым узор.

Для Себранна тоже нашлись овечий тулупчик и варежки, которые тот ни за что не хотел надевать, как и обувку, которую Алеку приходилось привязывать к его ножкам. Но как Алек ни пытался объяснить женщинам, что рекаро не нуждается в этом, те продолжали суетиться вокруг Себранна, ни в какую не желая смириться с его странной особенностью ходить по снегу босиком.

Алеку удалось снова разыскать галерею, хотя они и вышли на сей раз через другую дверь. Здесь над их головами зазвенели маленькие колокольчики, привешенные к карнизу. На их язычках болтались колышущиеся на ветру листочки с молитвами и пожеланиями, написанными изящным почерком ’фейе. Серегил этим утром тоже написал такой. На его карточке без всяких прикрас было только одно слово — «МУДРОСТЬ».

По всей галерее в беспорядке были расставлены стулья, и ещё тут были скамьи, встроенные прямо в длинные деревянные перила. В воображении так и рисовались огромные толпы народу, приходящие сюда летними вечерами послушать перезвон колокольчиков и полюбоваться, как садится в горах солнце, окрашивая золотом озерную гладь. Сегодня озеро было серебристо-зеленым, с кромкой льда вдоль всего побережья. Посреди не замерзшей воды плавали дикие гуси и утки, ловко лавируя между гребешков волн и ныряя за утренней добычей.

Он выбрал один из стульев и закинул ноги на перила. Себранн тотчас же занял свое излюбленное место у него на коленях. В лесу кого-то звал одинокий ворон, ему вторили звонкие синицы. Воробьи, голуби и какие-то маленькие зелёные птички, названия которых Алек не помнил, так и вились вокруг, расклёвывая насыпанные для них хлебные крошки. Среди птиц он заметил и несколько мизерных коричневых дракончиков, а ещё больше их щебетало и устраивало возню возле мисок с красным и жёлтым вареным просом и подслащённым мёдом молоком, которые были специально выставлены тут для них.

Несколько дракончиков тут же уселись на руки Себранну и Алеку. Себранн гладил их, а один свернулся клубочком на коленках рекаро и заснул. Алек рассмеялся, покачав головой. Быть может, Себранн тоже был «драконьим другом»? Как тот человек, о котором упоминал Серегил?

По словам Киты, здесь в горах драконлингов водилось гораздо больше, чем в Сарикали, и судя по всему, Кита был прав. Алек приметил нескольких среди балок наверху, а другие порхали над перилами и стульями. Вот почему в Боктерсе никто не держал в доме кошек. В Сарикали он тоже не заметил кошек, хотя те были вполне привычным явлением в Гедре. Однако теперь ему подумалось о том, что в Гедре он ни разу не встречал драконов.

Фингерлинги не прятались на зиму, как это делали ящерицы или змеи. И тот, которого Алеку довелось держать в руках был тёплым на ощупь: вероятно из-за того огня, что был скрыт у него внутри. А быть может они, подобно Себранну, просто вовсе не были чувствительны к холоду? Или это Себранн был подобен им…

Внезапно послышался смех, и компания маленьких ребятишек выбежала на снег перед ними. Остановившись неподалёку от галереи, они принялись лепить снежки из свежего хрустящего снега. Усмехнувшись, Алек поспешил им на помощь, а Себранн последовал за ним.

— Так у вас ничего не выйдет, — сказал Алек, зачерпнув пригоршню снега и пустив её по ветру.

Одна из малышек надула губки.

— Мы хотели слепить семейку.

— Снеговиков? Ну, снег слишком рыхлый для этого. Может, лучше сделаем «снежных птиц»?

— А как это их делают? — строго спросил мальчуган, шмыгнув носом и утершись заледеневшей рукавицей.

Вместо ответа Алек упал на спину и завигал раскинутыми руками и ногами, делая «крылья» и «хвост», как учили его Илия и Бека однажды зимой в Уотермиде.

Дети были в восторге. Вскоре на снежной глади появилась целая стая «дроздов-рябинников», а вся компания была улеплена снегом.

Все, кроме Себранна.

— Почему это ваш малыш не играет? — спросила девочка, которую звали Сильма.

Себранн до сих пор стоял там, где Алек его оставил и смотрел на первую птицу, сделанную Алеком.

— Он просто не знает, как, — ответил Алек. — Может ты его научишь?

Сильма и её друзья сгрудились вокруг рекаро, потом упали в снег и задвигали руками и ногами, крича:

— И ты давай! Вот так!

Себранн посмотрел на Алека, тот рассмеялся и кивнул. Себранн немедленно упал спиной прямо на птицу Сильмы и повторил то, что делали остальные.

— Он сломал мою птицу! — обиженно заплакала Сильма.

— Он не нарочно, — Алек вытащил Себранна из снега и поставил на ноги, а потом указал тому на кусок чистого снега. — Вот здесь надо. Сделай ещё.

Себранн снова упал в снег — на сей раз лицом вниз — однако сумел сделать весьма сносного «дрозда».

— Отлично! — Алек поднял его, отряхнул снег с тулупчика и штанишек, а затем помог детишкам наделать ещё снежных птичек тут и там по всему склону.

Он с удовлетворением отметил, что Себранн играет вместе со всеми, пока Сильма не задала новый вопрос:

— А почему у вашего малыша нет башмачков?

Можно было не сомневаться, что Себранн сумел избавиться от них, пока Алек отвлекся. Они валялись на склоне горки, там, где он их скинул, и сейчас снова был бос.

— Если бы я ходила зимой босиком, моя мама очень сильно бы ругалась, — вмешалась одна из малышек. — Она говорит, если так делать, пальцы могут отвалиться, как сосульки. Почему это его мама не надела ему башмачки?

— У него нет мамы, — ответил Алек, и эти слова внезапным комом сдавили горло.

Видя Себранна среди этих живых ребятишек, он больше не мог заблуждаться и считать его столь же настоящим, как и они. Он был абсолютно другим. И его родство представлялось Алеку теперь не более вероятным, чем родство вот с этими облаками, что бегут по небу.

Он вскарабкался на склон за башмаками Себранна и украдкой смахнул слёзы, не желая, чтобы ребятишки заметили их. Поднял башмаки и вытряхнул из них набившийся снег. Себранн не отставал от него. Он уставился сначала на Алека, потом на ботинки.

— Плохой.

— Нет, они хорошие, — рыкнул Алек.

Усевшись прямо на снег, он притянул Себранна к себе на колени и нацепил один башмачок, туго-натуго завязав его на ножке.

Себранн поднял на Алека взгляд и повторил:

— Плохо-о-о-ой.

На сей раз Алек понял, и у него вырвался негромкий и горький смешок.

— Ты не плохой. Ты вообще не такой, как… Просто…

— Ты плачешь?

Он заставил себя улыбнуться, подняв глаза на Сильму.

— Нет. Соринка в глаз попала.

Он поскорее обул Себранну второй ботинок и поспешил отвлечь детишек новым состязанием, предложив проверить, кто дальше кувыркнётся в снегу.

Себранн повторял то, что делали остальные. Но как только ему удалось освоить основное движение, он покатился колесом, со своей развевающейся по ветру белоснежной косичкой. Проворнее, чем сумел бы любой нормальный ребенок. Все остальные в сравнении с ним казались медлительными и неуклюжими.

Эта мысль наполнила Алека отвращением, смешанным с чувством вины. Что же на самом деле он испытывал по к Себранну? Любовь? Возможно ли вообще любить подобное существо? Быть может, то была всего лишь ответная реакция на то, Себранн в нём нуждался? Жалость? Чувство долга?

Сильма вернулась и уселась возле него на корточки.

— Ты грустный.

— Наверное. Чуть-чуть.

Она потянулась и взяла его за руку своей заснеженной рукавицей.

— Почему это у тебя и твоего малыша такие светлые волосы? Вы что ли тирфейе?

— Я наполовину тир. Моя мама была ’фейе.

— Она умерла?

Алек кивнул.

— Ты плакал, когда она умерла? Минир плакал. Он плакал и плакал, когда его мама умерла. И папа его тоже плакал.

— Ну… да.

Он действительно плакал всякий раз, когда видел её смерть…

— Из какого клана она была?

Алек помедлил с ответом, но тут как раз появилась женщина в шали и торопливо спустилась к ним.

— Сильма, идём-ка.

— Но я же играю, — заныла девочка, всё ещё не отпуская алекову руку.

Взгляд, которым наградила его женщина, заставил Алека мягко высвободиться и подняться на ноги.

— Тебе лучше послушаться маму, — посоветовал он.

— А мы сможем ещё поиграть с твоим малышом? — спросила Сильма.

— Сильма, всё, достаточно! — твердо сказала женщина. — Так, все остальные быстро марш за мной! На кухне стынут медовое молоко и яблочные пирожки.

Себранн, как и остальные, вскарабкался на пригорок и собрался было пойти вместе со всеми в дом. Женщина кинула на Алека через плечо многозначительный взгляд: наполовину испуганный, наполовину предостерегающий. Алек озадачился: что именно и в каком плане она слыхала?

Он тяжко вздохнул, сидя в снегу посреди птиц и протоптанных детишками тропинок.

— Иди сюда, Себранн.

Тот опустился возле него на корточки.

— Всё хорошо. Нам же не нужно никакое молоко, правда?

Но как же здорово было бы присоединиться к остальным, сидеть сейчас в тёплой кухне, и чтобы вокруг суетились и хлопотали женщины!

Он вдруг отчаянно заскучал по Кари Кавиш, быть может, так же сильно, как если бы в действительности был её сыном. Ему как никогда, захотелось, чтобы Себранн был одним из этих вот ребятишек, и чтобы его тоже звали пить молоко в тёплую кухню.

Так он и сидел, уставившись на бегущие по озеру волны, когда услышал хруст чьих-то шагов позади на снегу. Глянув через плечо, он увидел направляющегося к ним Серегила, закутанного по самый подбородок, в каждой руке тот нёс по дымящейся кружке.

Алек тотчас освободил его от одной из них и осторожно глотнул напиток. То было медовое молоко с доброй порцией рассоса.

Алек благодарно глянул на Серегила.

— Ты закончил с старейшинами?

— Да. Теперь они хотят поговорить с тобой.

Серегил немного помолчал.

— Я видел, что тут произошло, с ребятишками. Я так и полагал, что поначалу вам придётся довольствоваться минимальной компанией.

— Ты правильно полагал, — Алек обхватил чашку обеими руками, вглядываясь в отражения облаков на молочной поверхности.

— Ну не принимай это так близко к сердцу, тали. Людям свойственно опекать своих детей.

Так же и я опекаю своего Себранна, подумалось Алеку. Однако он никакой не ребенок, следовательно, я вовсе не отец.

Эти мысли причиняли головную боль.

Сделав ещё один большой глоток, он поинтересовался:

— Так что там говорят старейшины?

— Да говорил в основном я. Некоторые из них вовсе не уверены в том, что держать его здесь безопасно.

Алек ещё больше упал духом. Накануне вечером ему показалось, что многие из родни Серегила приняли его, и он даже решил, что сможет завести здесь себе несколько друзей. Чуть попозже сегодня он собирался пойти пострелять вместе с Китой и остальными.

— Мне казалось, нам тут почти рады.

— Пока так оно и есть. Однако кое-какие слухи уже ползут.

Он показал на Себранна, который с завидным упорством снова пытался избавиться от одного из башмаков.

— Нам следует быть очень и очень осторожными. Чем лучше мы сумеем изобразить из него обычного ребенка, тем нам же проще.

— Обычного? Да он никогда не будет таким. Ни в жизни! Он всегда будет лишь таким, каков он есть на самом деле.

Серегил как-то странно посмотрел на него.

Алек поставил чашку в снег и завязал ботинок на ножке Себранна потуже. Рекаро не сопротивлялся, однако как только Алек покончил со шнурком, тотчас принялся за него снова.

— Нельзя! — строго сказал ему Алек. — Сиди спокойно.

Он поднял свою чашку и допил остатки молока, в котором добавка рассоса, обжигавшего горло и желудок, оказалась так кстати.

— А что Микам? Он же вроде как собирался вернуться домой, едва мы окажемся в каком-нибудь безопасном месте?

Серегил отхлебнул из своей кружки и сблизал капельки с верхней губы.

— Он пока молчит.

— В Скале скоро пойдёт снег. Ему следует уже принять какое-то решение.

— Относительно чего? — поинтересовался спустишийся к ним с пригорка Микам.

— Я весь тебя обыскался, Алек.

— А мы как раз вели речь о тебе, — отозвался Серегил, протянув ему чашку. — Мы тут. Мы в безопасности. Тебе нужно возвращаться домой.

— Позволь-ка мне самому решить этот вопрос, ага? Там, в доме, ждут вашу троицу. Адзриель послала меня за вами.

Серегил выпрямился и потянул Алека, помогая тому подняться.

— Не беспокойся, тали. Они всего лишь хотят на него глянуть.

В спальне они отряхнули свои полушубки и Серегил повел всех в ту часть дома, которую Алек ещё не видел. Когда они вошли в залитую солнцем комнату, он здорово напрягся, ожидая очутиться под пристальными взглядами строгого собрания, восседающего за длинным столом. Вместо этого он очутился в уютной комнатке из теплых сосновых панелей, с плюшевой мебелью светло-зеленого цвета и полированными чайными столиками. Две древних старушки и два столь же древних на вид старца, непринужденно склонившись к Адзриели и Сабану, попивали чай и вели негромкую беседу. Появление Алека с Себранном приковало к ним все взгляды и стёрло пару улыбок с лиц местных обитателей.

Адзриель поднялась и коснулась руки Алека.

— Представляю вам тали моего брата, Алека-и-Амасу из Керри, являющегося так же Хазадриельфейе. А это его рекаро, Себранн, предсказанный пророком из Сарикали.

— В подобных формальностях нет никакой нужды, — с лёгким укором проговорила одна из старушек. — Подойди-ка поближе, Алек Живущий за Двоих. Не заставляй подниматься старую женщину. Славный мальчик.

Она протянула ему свою руку, и после минутного колебания Алек подошёл и принял её.

— Я — Циллина-а-Сала, двоюродная бабка кирнари и этого семейства. Стало быть, это и есть Себранн? Можно дотронуться до него?

Себранн, цеплявшийся за край алекова подола, даже не пошевелился, когда Циллина провела рукой по его волосам и щеке.

— Ну что ж, — сказала она, усаживаясь на место и рассеянно потирая руки, — мне ясно виден дракон, заключенный внутри него.

Трое остальных подтвердили то же, хотя реакция у каждого была своя. Триллиус-и-Морин отдернул руку, будто обжегшись, Эла-а-Ихалина с улыбкой уткнулась носом в волосы Себранна, Онир-и-Салир только пожал плечами.

— Мне видится, что он весь состоит из цветов, — сказала Эла-а-Ихалина. — Можете показать нам, как это происходит?

Алек взял Себранна за палец и подставил кубок с водой, а затем сделал один из тёмных цветков лотоса. Рекаро тотчас же выловил его и отнёс Эле, положив его ей на колено. Цветок мгновенно впитался, пройдя сквозь ткань её туники и тонких брюк, и она невольно вскрикнула, пошевелив ногою:

— Клянусь Светом, это не ложь! Я почти не чую свои больные суставы!

Тем временем Себранн сделал новый цветок и положил ей на второе колено.

Она подвигала обеими ногами, затем нагнулась и поцеловала Себранна в макушку.

— Спасибо за твой чудесный подарок, драконье дитя цветов.

Она повернулась к остальным.

— В нём великая сила, хотя и великая опасность. Но в нём также и доброта. А судя по тому, о чём поведал нам здесь Серегил, он сам находит больных, чтобы их исцелять.

— Да, именно, — подтвердил Алек.

— Возможно, что и так, — с сомнением проворчал Триллиус-и-Морин, — но всё, что ощутил я — это смерть. И как ни верти, это магия крови.

— А я вообще ничего не почувствовал, — промолвил Онир-и-Талир, покачав головой.

— Возможно каждый чувствует то, что хочет почувствовать или то, что ожидает увидеть, — задумалась Циллина-а-Сала. — Я вижу дракона в его глазах. Но в то же время в драконе я вижу ребёнка. Никогда прежде не слышала ни о чём подобном. Не встречала ни в одном из писаний.

— Циллина — наш величайший ученый, — пояснила Адзриель. — Она обучалась в Сарикали, а также у катмийцев.

— А вам известно что-нибудь про Хазадриельфейе? — поинтересовался Алек и тут же добавил вежливое: — Почтеннейшая тётушка.

— Похоже, меньше, чем тебе. Лишь та давняя история про то, как Хазадриель после своих видений взяла с собой немногих избранных и покинула родные земли. С тех пор никто ничего о ней не слышал. Насколько я знаю, они унесли с собой свою тайну. Однако теперь, видя это волшебное дитя, мне кажется стали ясны их резоны.

Она взяла в руки ладонь Алека. Её кожа была гладкой и сухой, как пергамент, но глаза лучились теплом.

— То, что было сделано во имя сотворения этого ребенка, безусловно, является злом и противно природе. Вся эта алхимия, про которую нам поведал Серегил, представляется мне той же некромантией, в более мягкой форме. То, как поступили с тобой, милый Алек, Живущий за Двоих, было мерзко, и сам рекаро — мерзость. Нет, мой хороший, пожалуйста, не смотри на меня такими глазами. Ты и сам в глубине души отлично знаешь, что я права. Все подобные существа — гомункулы — противоестественны. Они не имеют права на существование.

Да, то была чистая правда. И Алеку это было известно, как никому другому. И всё же он не мог заставить себя считать Себранна мерзостью. Это было равносильно тому, чтобы проклясть самого себя.

— Представь, что было бы, если бы последователи Хазадриель остались, — сказала Адзриель. — Скольких из них схватили бы и использовали затем для создания вот таких вот тварей на потребу их господам?

— Или ради наживы, — добавил Онир. — Способные убить всего лишь песней и вдохнуть жизнь в мёртвое тело, да они ценнее и золота и лошадей!

Эла вздохнула и потёрла колени.

— И если бы ещё всё ограничивалось лишь целительством… но воскрешать мёртвых? — её передёрнуло. — Мне вовсе не хотелось бы задеть твои чувства, Алек, Живущий за Двоих, но подобные вещи также абсолютно ненормальны. И то, что сделали с тобой, идёт вразрез со всем мировыми законами. А вдруг вот такое вот создание окажется в руках какого-нибудь злодея и, даровав ему бессмертие, сделает его всесильным?

— Вы хотите сказать, что мне не стоило выживать? Что и я сам — такая же мерзость? — воскликнул Алек, чувствуя зарождающийся внутри неприятный холодок.

— Нет! Ни в коем случае, — заверила его Эла. — Однако ты сделал нечто, не дозволенное никому… Когда вернулся из Врат Смерти.

Серегил обнял Алека одной рукой, а другую положил на плечо Себранна.

— Никто не заставлял Себранна делать этого для Алека. Никто из нас и не подозревал, что его силы настолько велики! Себранн сам сделал это, по собственной инициативе.

— И это едва не стоило ему жизни, — добавил Алек. — Если бы я не ожил, чтобы дать ему пищу, он бы тоже в конце концов погиб.

— Ах да, что касается еды. Он ведь питается только кровью? — поинтересовался Онир-и-Талир.

— Причём исключительно моей, — кивнул Алек.

Старик призадумался над его словами.

— В таком случае, не представляю, каким образом все эти алхимики собирались разводить пригодное для продажи потомство, ведь их нельзя отделять от их прототипов. А это делает их привилегией лишь маленькой кучки избранных.

— Тут ещё одна загвоздка — смешанная кровь Алека, — заметила Циллина. — Он не чистокровный хазадриельфейе. И кто поручится, что вот этот рекаро именно такой, каким он был задуман, будь он создан из одной лишь хазадриельфейской крови?

— Алхимик тоже говорил, что оба получившихся рекаро совершенно не то, что он ожидал, судя по тому, что читал в книгах, — пояснил Алек. — Они должны были иметь крылья и быть безголосыми. Себранн же не умеет летать, однако он разговаривает.

— Вот как? — заинтересовался Онир-и-Талир. — Давайте-ка послушаем.

Алек взял чашку и показал её рекаро.

— Что это?

— Ча-а-ашка, — протянул Себранн едва слышным скрипучим голоском.

— А это? — Алек тронул свой кинжал.

— Но-о-ожик.

— А я кто? — спросил Алек.

— А-а-е-ек.

— А я? — подала голос Адзриель.

— Адз-ри-и-ил.

— Вы видите? — сказала она, повернувшись к остальным. — Он разговаривает. Он учится. Совершенно очевидно, что он очень привязан к Алеку. И к Серегилу тоже. И насколько мы можем судить, он совершенно уникален. Если бы только его было можно выучить применять одни свои лекарские задатки, я бы сказала, что он лишь на пользу этому клану.

— Но вот это «если бы» и является определяющим, уважаемая Кирнари, — проворчал Триллиус-и-Морин. — Я не ошибся в своих ощущениях. Это — смерть. Он уже убивал, и он станет убивать снова.

— Но он же и исцеляет… Дядюшка. Разве одно не уравновешивает другое? — спросил Алек.

— Гораздо более важно выяснить, что же он такое и возможно ли создание ещё ему подобных? Если да, мы должны это остановить, — не унимался Онир. — И мне представляется, что лишь вы двое можете найти ответы на эти вопросы. И вы просто обязаны это сделать!

— Вы безусловно правы, Дедушка, — сказал Серегил. — И мы как раз собирались посетить Тируса-и-Триеля.

Циллина одобрительно кивнула.

— Мудрое решение. Так поторопитесь же. И да защитит вас обоих Аура Светозарный.

— Болагодарю, Тётушка, — поклонился ей Серегил, а затем повернулся к Адзриели.

Та кивнула.

— На этом всё, братья мои.

Алек отвесил низкий поклон, а Себранн так старательно повторил его движения, что вызвал негромкие смешки у всех, наблюдавших это. Лишь очутившись за дверью Алек смог вздохнуть свободно.

Серегил приобнял его за плечи.

— Если бы они собирались выставить нас вон, я бы узнал, поверь мне. Ты же был молодцом.

Алек почувствовал большое облегчение и был весьма доволен, однако его недавние чувства относительно Себранна продолжали преследовать его. Раньше всё было гораздо проще. Пытаясь избавиться от грусти, навеянной всем этим, Алек поинтересовался:

— А где этот драконий чувак?

— «Драконий друг», Алек. Это весьма почётное имя. Он отшельник и живет высоко в горах.

— Ну так идём же туда!

— Это день пути верхом при условии хорошей погоды. Мы отправимся завтра, с утра пораньше.

Они направились было в свои апартаменты, но в большом зале их перехватили Кита с тремя юношами, в которых Алек узнал тех, что присутствовали на вчерашнем пиру. Все они были одеты для прогулки и имели при себе луки и колчаны, увешанные шатта. Самый высокий из юношей держал топор.

— И что всё это значит? — поинтересовался Серегил.

— Это значит, что пришла пора нашему юному кузену продемонстрировать свою меткость, — объявил Кита, определённо имея в виду Алека.

— Вот этого парня зовут Этгил-и-Зозтрус, — сказал Алеку Кита и высокий юноша с топором улыбнулся и кивнул.

Кита взъерошил волосы самого юного.

— Вот этот малявка — Корит-и-Арин.

В ответ тот удостоил Киту недовольным взглядом.

Отца Сергила тоже звали Корит, что заставило Алека заподозрить, что это тоже кто-то из его родни.

— А меня зовут Стеллин-и-Алья, — объявил третий.

Было совершенно очевидно, что он такой же я’шел, как и Алек, только глаза его были тёмно-карие, а волосы — чёрные и кудрявые, как у работорговцев-зенгати, что везли их с Серегилом в Ригу.

— Рад познакомиться с вами со всеми, — ответил Алек, слегка поклонившись.

Остальные лишь рассмеялись в ответ.

— Так, быстро дуй за своим луком, — приказал Кита, явно чувствуя себя старшим над всеми, кажется, включая и Алека.

— Ну-ну, хочу посмотреть на это, — усмехнулся Серегил.

Они переоделись в зимние одёжки, и их новоиспеченные компаньоны повели их в другое, пока ещё неисследованное место в доме, собрав по дороге небольшую толпу зевак.

— Слава летит впереди тебя, братишка, — подмигнул Алеку Кита.

Они миновали дом со всем его убранством и вышли к лесной окраине неподалёку. Там, пустив в ход свой топор, Этгил вырубил крестообразную мишень в виде буквы Х на стволе огромной сосны.

— Вот так. Что ж, посмотрим, настолько ли ты хорош в действительности, как об этом толкуют.

Алек лишь улыбнулся. У него было достаточно времени по дороге сюда, чтобы привыкнуть к своему луку из ветки лимонника. Он отошёл в сторонку, натирая воском тетиву, в то время как Корит, отмерив от мишени тридцать ярдов, прочертил на снегу каблуком прицельную линию.

Подмигнув Серегилу, который с Себранном на плечах пристроился к небольшой толпе наблюдавших, Алек наложил на лук первую стрелу, затем поднял его, натянул и сделал первый выстрел.

Он оказался излишне самонадеян и промазал мимо цели, хотя и попал в ствол.

Нахмурившись, он зачерпнул пригоршню снега, затем сыпанул его сквозь пальцы в сторону мишени, проверяя ветер, и вытянул новую стрелу, на сей раз целясь более тщательно.

Теперь уже стрела поразила мишень, попав точно в центр крестообразной зарубки, и это вызвало восхищённый присвист и ропот: «Ничего себе!»

— Что ж, неплохо, только вот сможет ли он повторить это ещё раз? — с вызовом произнёс Стеллин.

— Ну давай проверим, — отозвался Алек.

Следующая стрела поразила левую верхушку креста.

— Что ж, очень даже близко, — воскликнул Корит, вызвав взрыв смеха.

Алек, не обращая ни на кого внимания, послал следующую стрелу в верхний правый конец перекрестья, затем — в левый нижний и, наконец, в правый нижний край.

— Но как, чёрт возьми, тебе это удаётся? — воскликнул Стеллин.

Серегил только усмехнулся.

— Ну, что говорил Кита? Он действительно хорош!

Алек равнодушно пожал плечами.

— Стеллин, твой черед! — сказал Корит, выталкивая того на середину.

— Да, давай, отстоим честь Боктерсы! — подначил Кита.

Корит выдернул алековы стрелы из мишени и возвратил их ему с почтительным поклоном.

— Спасибо, братишка, — Алек решил, что это был, пожалуй, не самый худший вариант показать себя. Во всяком случае, тут он был, пожалуй, действительно очень неплох.

Смуглый Стеллин занял своё место у черты и попытался повторить то же, что сделал Алек, послав стрелы вокруг центра метки. Только три стрелы угодили достаточно близко к цели, четвертая же вообще не попала в ствол.

— Ну, неплохо, — похвалил Алек, пока они ждали Корита, отправившегося за стрелами Стеллина.

— Хотелось бы лучше, — проворчал юноша. — Спорим, ты и сам не сделаешь то же ещё раз?

— А давай поглядим, — мгновенно завелся Алек, одарив его задиристой усмешкой.

И он с лёгкостью проделал снова тот же самый трюк, что и в первый раз.

После такого, состязания было уже не избежать.

Кита специально прихватил с собой коллекцию шатта, чтобы в случае нужды оплачивать долю Алека, но как оказалось, в том не было особой нужды.

Они ещё немного постреляли по крестообразной мишени, а затем навтыкали в снег веток и устроили мишень из носового платка, разостланного на земле.

Отец научил Алека и такому способу стрельбы, а потому он очень быстро стал восстанавливать свою утраченную коллекцию шатта, вызвав лёгкий возмущённый ропот остальных.

— Ты точно не маг? — задал вопрос высокий Этгил, у которого Алек выиграл три его лучших шатта. — Твои стрелы летят, как заколдованные!

— Просто я вырос с луком в руках, — с лёгкой обидой ответил Алек. — Если бы я не был метким, я был бы голодным. Так что голод — вот единственным моё волшебство.

Кита постарался поскорее замять ситуацию и все они, оставшись друзьями, возвратились к стрельбе.

Алек готов был нарочно промазать мимо цели, однако он знал, что если это заметят, гордость их будет здорово уязвлена.

К тому времени, как начало темнеть и все направились обратно, где на кухне их ждал горячий чай, Алек уже чувствовал себя почти как дома. Он был доволен друзьями, и те, похоже, полюбили его.

Хотя в глубине души он так и не переставал переживать о том, что они думают, когда глядят на Себранна.