Серегил откладывал встречу с сестрами до наступления темноты, хотя грядущий разговор все время не выходил у него из головы. Чтобы не вызвать подозрений, они с Алеком большей частью своих тайных приготовлений занимались отдельно друг от друга. К тому же, по правде сказать, Серегилу хотелось немного побыть одному, чтобы это предстоящее короткое прощание осталось только его делом.

Оказавшись в одиночестве в спальне, Серегил быстро — слишком быстро — собрал немногочисленные предметы, нужные для путешествия, — кольчугу, теплую ауренфэйскую одежду, бурдюк с водой, инструменты.

Перстень Коррута мягко покачивался у него на груди. Серегил прервал работу и прижал кольцо ладонью; он знал, что добровольно отказался от возможности когда-либо с честью носить его на пальце. Теперь он был вне закона.

Неожиданное головокружение заставило Серегила присесть на край постели. Ему не составляло особого труда на людях делать вид, будто все нормально; притворство всегда было одним из его талантов. Но сейчас, наедине с собой, он ощутил, как что-то внутри него сломалось, разбилось, причиняя боль, словно осколки одного из тех хрупких стеклянных шаров, которые преследовали его в видениях. Он провел рукой по глазам, вытирая слезы, сбегавшие из-под его плотно сомкнутых век.

— Я прав. Я знаю, что прав, — прошипел Серегил. Он — единственный, к кому прислушается Коратан.

«Но ведь ты же не так уверен, как делаешь вид, что принц послушает тебя, верно?»

Смущенный своей внезапной слабостью, Серегил вытер лицо и вытащил из мешка кинжал; знакомая тяжесть рукояти в руке была необыкновенно приятна. С тех пор как они высадились в Гедре, оба его кинжала хранились у Беки. Он попробовал лезвие ногтем большого пальца и спрятал клинок за голенище; еще одно условие возвращения нарушено.

А если у него не получится? Провал будет окончательным и полным. Он не защитил Клиа. Не поймал ее убийцу. А теперь он рискует перечеркнуть собственную жизнь, и жизнь Алека вдобавок, ради того, чтобы упредить безумное нападение Фории.

Даже если его попытка увенчается успехом, что ждет их в Скале? Что за царица правит теперь страной, насколько рада она будет увидеть сестру, живой и невредимой вернувшуюся домой?

За всеми этими вопросами скрывался еще один — вопрос, про который он не хотел вспоминать, пока не окажется далеко от Ауренена — теперь уже навсегда; вопрос, задавать который себе он избегал всю жизнь.

«Что, если все несчастья — расплата за мое преступление?.. Нет!»

Бросив собранный мешок на кровать, Серегил быстро осмотрел то, что еще оставалось в комнате. Что бы он ни оставил сейчас здесь, маловероятно, что он это еще когда-нибудь увидит. Не важно. Он уже собирался уходить, когда его внимание привлек предмет, сверкнувший серебром в куче одежды рядом с кроватью. Наклонившись, он вытащил флакончик с лиссиком — тот, что дал ему руиауро.

— Что ж, это хоть какая-то награда за мои труды, — пробормотал Серегил, опуская склянку в карман.

В городе начали зажигать первые огни, когда Серегил наконец проскользнул в соседний дом. Алек, наскоро обняв друга, благодарение небесам, не захотел пойти с ним.

И Адриэль, и Мидри были дома. Вызвав сестер в небольшую гостиную, Серегил закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Сегодня ночью я уезжаю из Сарикали. Мидри первой пришла в себя.

— Ты же не можешь!..

Адриэль взглядом заставила сестру умолкнуть, затем перевела полные скорби глаза на брата.

— Ты делаешь это ради Клиа?

— Ради нее. Ради Скалы. Ради Ауренена.

— Но если ты покидаешь город, вступает в силу тетсаг» — сказала Мидри.

— Только в отношении меня, — ответил Серегил. — Я попрежнему изгнанник, так что Боктерса за меня не отвечает.

— О, тали, — мягко сказала Адриэль, — ты сделал здесь так много, что со временем мог бы вернуть себе имя.

Вот тот вопрос, который Серегил предпочел бы похоронить заживо.

— Возможно, но цена слишком высока.

— Тогда скажи нам почему! — потребовала Мидри.

Серегил притянул к себе обеих женщин, внезапно поняв, как не хватает ему ощущения их рук, обвившихся вокруг него, их горячих слез у него на шее.

«О Аура!» — взмолился он про себя, прижимаясь к сестрам. Какое искушение — позволить им убедить себя, забыть обо всем, просто дождаться здесь неизбежного — так близко к родному дому, как это только возможно для него в этой жизни. Если Клиа сделают заложницей, быть может, ему разрешат остаться при ней.

До чего же больно! О Светоносный, как тяжело вырваться из этих объятий! Но он должен это сделать, пока не стало слишком поздно.

— Извини, я не могу объяснить, — сказал Серегил. — Вы нарушите атуи, если станете хранить мой секрет. Все, о чем я прошу, — ничего никому не говорите до завтрашнего утра. Позже, когда все разрешится, я все расскажу, обещаю. Клянусь кхи наших родителей, что от моих действий не пострадает честь, а польза будет немалая. Руиауро предупредил меня, что предстоит сделать выбор. Мой выбор сейчас — правильный, даже если надеялся я совсем на другое.

— Подожди. — Адриэль повернулась и выскользнула из комнаты.

— Ты — глупый молокосос, — прошипела Мидри, вновь бросая на него негодующий взгляд. — Сколько усилий потребовалось, чтобы тебе разрешили вернуться, а ты так поступаешь с ней? И со мной?

Серегил взял ее руку и приложил к своей груди.

— Ты — целительница. Скажи, что ты чувствуешь? — На ее ярость он ответил собственным гневом. — Радость? Предательство? Ненависть к вам или к собственному народу?

Мидри замерла, и он почувствовал, как от ее ладони у него по коже растекается тепло.

— Нет, — прошептала женщина, — нет, хаба, ничего такого я не ощущаю. Только решимость и страх. Серегил рассмеялся.

— Сейчас больше страха, чем решимости.

Мидри прильнула к нему и сжала в объятиях.

— Ты остался маленьким глупышкой, хаба, но, несмотря на это, ты вырос в замечательного, доброго человека. Пусть Аура всегда и везде присматривает за тобой!

— Прочие наши сестры возненавидят меня за мой поступок.

— Они еще глупее тебя. — В смехе Мидри слышались слезы; она оттолкнула брата. — Адриэль — единственная из нас пятерых, у кого настоящая голова на плечах.

Серегил расхохотался и благодарно поцеловал сестру. Адриэль вернулась с длинным узким свертком.

— Мы собирались отдать это тебе, когда ты будешь уезжать. Похоже, время настало, пусть немного раньше, чем я рассчитывала. — Адриэль откинула материю с одного конца и высвободила рукоять рапиры.

Не задумываясь, Серегил сомкнул пальцы на оплетенной металлическими полосками коже эфеса. Одним легким движением он вытащил клинок из ножен.

Полированная сталь отливала темным серебром. Вдоль лезвия бежал желобок, делая рапиру одновременно прочной и легкой. Конусообразная гарда состояла из изящно изогнутых дужек — такими удобно зацеплять оружие противника.

У Серегила захватило дух, когда он взмахнул клинком. Рапира была как раз ему по руке: в меру тяжелая, прекрасно сбалансированная благодаря круглой плоской головке эфеса.

— Ее сделал Акайен, не так ли? — спросил Серегил, узнав в чистых и строгих линиях клинка руку дяди.

— Конечно, — кивнула Адриэль. — Мы знали, что ты не захочешь носить оружие отца, и Акайен выковал эту рапиру специально для тебя. Посмотрев, как ты живешь в Римини, я решила, что тебе не понравится, если клинок будет чересчур вычурно украшен.

— Она прекрасна. А уж это! — Серегил провел пальцем по головке эфеса — большому полированному диску из камня Сарикали в металлической оправе. — Я никогда не видел ничего подобного.

Не успел он произнести эти слова, как почувствовал, что видел что-то очень похожее, только не мог вспомнить где.

— Дядя говорил, что идея пришла к нему во сне — дать тебе талисман, который защитит тебя и принесет удачу, — объяснила Мидри.

— Удачу в сумерках, — пробормотал Серегил по-скалански, покачав головой.

— Ты же знаешь Акайена и его сны, — с нежностью произнесла Мидри.

Брат удивленно посмотрел на нее.

— Нет, я забыл.

Он убрал клинок в ножны, провел пальцем по мягкой коже, по длинной перевязи, борясь с искушением тут же надеть рапиру.

— Мне запрещено носить здесь оружие, вы же знаете.

— Уезжать тебе тоже запрещено, — внезапно охрипшим голосом сказала Адриэль. — Судя по тому, что говорили мне Алек и Бека, я опасалась, что ты не захочешь принять от нас оружие.

Серегил смущенно склонил голову. Его пальцы узнали предназначенный для них клинок в первый же момент, и ему и в голову не пришло отказываться.

— Я обещаю вам одно. — Он вновь извлек шпагу из ножен и, вложив рукоять в руку Адриэль, приставил лезвие к своей груди и слегка надавил на него, так что металл оставил вмятину на одежде. — Клянусь Аурой Элустри, тем именем, что я когда-то носил, что никогда в гневе не обращу этот клинок против ауренфэйе.

— Владей собой и береги себя, — ответила Адриэль, снова вручая ему рапиру. — Что мне сказать, когда они обнаружат твое исчезновение?

Серегил криво усмехнулся.

— Скажи, что мной овладела ностальгия.

Спрятав меч в конюшне, Серегил поднялся к себе, перепрыгивая через две ступеньки зараз. Поборов искушение в последний раз взглянуть на Клиа, он быстро прошел в свою комнату; нескольких слуг, которые встретились ему по пути, он попросил не тревожить их с Алеком — они отправляются на покой.

В спальне было почти темно, ее освещала лишь небольшая лампа. Балконные ставни были плотно закрыты. На аккуратно застеленной кровати лежали заблаговременно украденные им туника и штаны, акхендийский сенгаи.

— Алек, — тихо позвал Серегил, торопливо переодеваясь.

— Я здесь. Я уже почти готов, — раздался голос откуда-то из-за кровати.

Алек вышел на свет, вытирая полотенцем мокрые волосы. Серегил замер, неожиданно пораженный видом друга в ауренфэйском наряде. Одежда шла ему, юноша скорее напоминал настоящего ауренфэйе, чем яшела. Алек всегда был строен и отличался красивой осанкой — Серегил отметил это в первый же раз, когда увидел юношу, но почему-то сейчас это особенно бросалось в глаза. Алек убрал полотенце, и впечатление стало более сильным. Благодаря отвару из скорлупок грецкого ореха — они заранее приготовили краску — белокурые волосы и брови Алека теперь стали темными, как у Серегила.

— Получилось? — спросил Алек, расчесывая влажные пряди.

— Отлично. Я сам с трудом тебя узнаю. Алек вытащил из-за пояса еще один сенгаи и протянул Серегилу.

— Надеюсь, ты умеешь его завязывать. У меня так ничего и не вышло, а попросить кого-нибудь помочь я не рискнул.

— И правильно. Откуда ты их взял? — Серегил пропустил сквозь пальцы коричнево-зеленую ткань, стараясь побороть опасения. Носить чужие цвета считалось преступлением.

Алек пожал плечами.

— Снял с веревки, на которой сушилось выстиранное белье, сегодня около полудня. Мне посчастливилось оказаться в нужном месте, когда никого не было поблизости. «Бери то, что посылают тебе боги, и будь благодарен», не так ли? Чего ты ждешь? Нам надо двигаться!

Серегил еще раз разгладил сенгаи, потом приложил середину платка ко лбу Алека и начал закручивать длинные концы вокруг головы юноши, пытаясь с максимальным правдоподобием воспроизвести стиль Акхенди. Завязав кончики над помеченным ухом юноши, Серегил отступил на шаг и удовлетворенно оглядел его.

— Среди Акхенди хватает яшелов, так что ты не должен привлечь особого внимания, но ты с легкостью сойдешь и за чистокровного ауренфэйе.

Даже в темноте Серегилу был виден румянец удовольствия на щеках друга.

— А ты? — спросил Алек, затягивая пояс с рапирой. Серегил взглянул на второй сенгаи, все еще лежащий на постели.

— Я передумал. Если уж мне доведется когда-нибудь еще носить этот головной убор, пусть он будет тем, что положен мне по праву.

В комнату неслышно вошел Теро и прикрыл за собой дверь.

— Думаю, пора. Вы готовы?

Серегил обменялся с Алеком быстрым взглядом и кивнул.

— Иди вперед, убедись, что путь свободен. Мы пойдем следом за тобой.

Темная конюшня казалась безлюдной. Теро подождал чуть-чуть, затем махнул рукой Алеку с Серегилом. Поблагодарив про себя Беку, Серегил пересек конюшенный двор.

Внутри при свете светящегося камня женщина седлала лошадь с ауренфэйским клеймом. Два других коня, один ауренфэйский, другой скаланский, были уже оседланы. Заслышав шаги, женщина обернулась и откинула забрало шлема.

— Потроха Билайри! — прорычал Серегил.

Перед ними стояла Бека. Она сменила цепь капитана на почтовую сумку и поношенный плащ рядового конника. Длинные рыжие волосы девушка стянула сзади в тугой пучок.

— Что ты здесь делаешь? — прошипел не менее удивленный Теро.

— Еду с ними, до куда понадобится, — прошептала в ответ Бека, протягивая Алеку и Серегилу поводья ауренфэйских коней.

— Ты нужна здесь!

— Я промучилась над этим весь день. Таково мое решение как командира. Сейчас нет ничего важнее, чем остановить Коратана. Рилин и Бракнил возьмут на себя командование, пока мы не справимся со своим делом. А если у нас не получится — что ж, тогда уже ничто не будет иметь значения.

Серегил опустил ладонь на плечо волшебника, предупреждая дальнейшие возражения.

— Она права.

Теро мрачно сдвинул брови, но согласился.

— Я могу сделать вас невидимыми, пока вы не покинете город, — сказал он, доставая свою палочку.

— Нет, лучше не надо, — запротестовал Серегил, — вокруг нас слишком много людей, которые могут почуять твою магию. Мы справимся, ведь двое из нас… — Он сделал Теро тайный знак, означающий «наблюдатели».

Алек заметил движение друга и кивнул на Беку.

— Может, пора, чтобы нас стало трое? Думаю, Магиана не возражала бы.

— Да, полагаю, она была бы за, — согласился Серегил. — Немного раньше, чем мы предполагали, но мы ведь не сомневаемся в достоинствах Беки.

— Ты правда так думаешь? — выдохнула Бека, широко раскрыв глаза.

Серегил усмехнулся. Наблюдатели были странной, разобщенной группой — даже он не знал их всех, — но Бека слишком многое видела собственными глазами, чтобы не догадываться кое о чем.

— Понимаешь ли ты, Бека, что значит быть наблюдателем? — спросил Теро.

— В достаточной степени, — ответила девушка, подтвердив тем самым подозрения Серегила. — Если это означает служить Скале, как Серегил или мой отец, то я готова.

— Быть наблюдателем значит гораздо больше, но мы поговорим об этом позднее, — вмешался Серегил; он надеялся, что Беке не придется пожалеть об их поспешном решении в предстоящие тяжелые времена. — Приступай, Теро.

Теро извлек из ножен старинный костяной кинжал и заставил его вращаться перед лицом Беки, на волосок от кожи девушки. Это был тест на правдивость, и притом безошибочный. Бека не дрогнула и стояла, внимательно глядя на мага.

Серегил почувствовал комок в горле. Нож принадлежал Нисандеру и вращался перед лицом Серегила, когда тот, еще совсем молодым человеком, принес клятву. Много лет спустя лезвие кинжала так же угрожало Алеку, который бестрепетно прошел испытание.

— Бека, дочь Кари, — прошептал Теро, — наблюдатель должен внимательно следить, правдиво докладывать и хранить в тайне то, что должно быть скрыто. Клянешься ли ты своим сердцем, своими глазами, Четверкой, что будешь делать это?

— Клянусь.

Кинжал упал в вытянутую руку Теро, не причинив Беке вреда.

— Добро пожаловать, и да сопутствует в сумерках тебе удача. Только теперь Бека позволила себе показать, какое испытывает облегчение.

— Все было не так уж и страшно.

— Это только самая легкая часть. — Алек расплылся в широкой улыбке. — Вот теперь ты узнаешь, каково быть наблюдателем.

Серегил, заглянув в сияющие спокойным торжеством глаза девушки, ощутил, как сердце его на мгновение перестало биться.

— Что бы ни случилось, я с вами, — сказала Бека.

— Сначала патент на офицерский чин, теперь еще и это. Твоя бедная мать перестанет со мной разговаривать. — Серегил легко сжал плечо подопечной и отправился доставать из тайника рапиру.

— Где ты ее взял? — изумился Алек.

— Подарок сестер. — Серегил кинул другу пояс с ножнами и стал приторачивать свой мешок к луке седла. Алек вытащил рапиру.

— Что за красавица!

Серегил забрал у него пояс и дважды обернул его вокруг талии. Алек протянул другу рапиру, тот сунул ее в ножны и, повозившись с завязками, повесил под нужным углом на левом бедре. Ему не надо было задумываться: руки сами помнили каждое движение. Тяжесть оружия на боку доставляла удовольствие

— так и должно было быть

— Поехали.

— Удачи в сумерках, — вновь пробормотал Теро, провожая их до ворот.

— И при свете дня, — откликнулся Серегил. Он стиснул худое плечо волшебника, гадая, что бы еще сказать: ведь если все пойдет не так, как надо, они расстаются навсегда.

Теро на мгновение накрыл ладонь Серегила собственной. Молчание выразило те чувства, которые они никогда не умели облечь в слова.

От необходимости объяснений их избавил Алек.

— Мы проследим, чтобы твои комнаты в Ореске проветрили к твоему возвращению, — пошутил он.

Зубы Теро сверкнули в улыбке, затем он растворился в темноте, закрыв за друзьями ворота.

Серегил вскочил на лошадь и бросил взгляд на темный диск нарождающейся луны, едва видный среди звезд.

Эбраха рабас.

Аста нолиена.

Ниал смотрел вслед всадникам, пока они не скрылись из глаз, потом скользнул в противоположном направлении, не подозревая, что за ним наблюдают руиауро.

Конечно, так рисковать было глупо, но Серегил на прощание задержался у Вхадасоори. По другую сторону темного пруда несколько человек столпились вокруг Чаши Ауры для какой-то церемонии, но с их стороны берег был пустынен. Ведомый неким полуосознанным желанием, Серегил спешился и подошел к кромке воды. Преклонив колени, он вытащил шпагу и погрузил ее в священный водоем.

— Аура Элустри, я принимаю твой дар, — прошептал он так тихо, что друзья не слышали его слов.

Перехватив эфес, Серегил встал и. тихо рассмеявшись, протянул клинок к луне.

Алек, нервно вглядываясь в окружающие тени, подошел к нему.

— Что ты нашел смешного?

— Взгляни. — Серегил повернул к нему рукоять; темный камень напоминал вторую новую луну среди звезд. — Мой дядя и его сны…

— Так это у вас семейная черта?

— Именно. — Спрятав рапиру в ножны, Серегил зачерпнул воды и сделал глоток. Он чувствовал возбуждение, легкость и некоторое головокружение; такие ощущения возникали у него всегда перед работой.

Пора в путь.

Всадники повернули на север, торопясь оказаться подальше от оживленных улиц. В городе было неспокойно. Отовсюду неслись гневные крики. Алеку показалось, что он ощутил дуновение таинственного аромата башваи, и он держался настороже, в любую минуту ожидая погони.

Но большая часть встретившихся им людей не обращала на них особого внимания, пока они не въехали в тупу Голинила, где за ними устремилась дюжина молодых ауренфэйе.

— Отправились прислуживать вашей заморской царице, акхендийцы? — крикнул один из них вслед Алеку. В друзей полетели камни. Один ударился Беке в шлем. Другой попал Серегилу в спину. Лошади испугались, но Серегил заставил своего коня идти ровной рысью.

— Да пошлет вам Аура мир, братья, — сказал он.

— Мир! Мир! — насмешливо закричали в ответ, град камней усилился. Один из них оцарапал Беке щеку, когда та непредусмотрительно оглянулась. Алек в гневе натянул поводья, собираясь отплатить обидчикам, но Бека загородила ему дорогу своей лошадью.

— Поехали, у нас нет на них времени. — Девушка развернула и пришпорила своего коня.

Голинильцы вскоре отстали, но всадники продолжали скакать галопом, пока не оказались на равнине.

«Как далеко должны мы отъехать, чтобы это уже считалось нарушением условий?» — гадал Алек, когда под усыпанным звездами небом они снова пустили лошадей рысью.

Вдруг Алек вновь ощутил запах башваи, настолько сильный, что у него перехватило дыхание. Он покачнулся в седле и скорее почувствовал, чем увидел, как темное облако смыкается вокруг него; в глазах у него помутилось, в ушах зашумело. Затем он снова увидел звезды, необыкновенно яркие, но скользящие куда-то вбок.

Алек тяжело рухнул на землю и поблагодарил богов за то, что они не дали ему вытянуть руку, чтобы смягчить падение: перелом или вывих были бы совсем ни к чему. Теперь же удар приняли ребра. Мгновение Алек лежал недвижно, ловя ртом воздух; все тело у него странно горело.

Затем рядом оказался Серегил. Ругаясь сквозь зубы, он ощупал лицо и голову друга.

— Я не понял… Крови нет. Куда они тебя ранили?

— Ранили? — Алек с трудом приподнялся. — Нет, это всего лишь башваи. Никогда не чувствовал их близость так сильно.

Из-за плеча Серегила выглянула Бека с обнаженным клинком в руке.

— Что они с тобой сделали? Ты упал в обморок.

— Вероятно, они так прощаются, — с усмешкой предположил Алек. Серегил помог ему подняться на ноги.

— Или предостерегают, — всматриваясь в темноту, сказала Бека.

— Нет, это было что-то другое, — поежился Алек, вспоминая ощущение, что его поглощает нечто.

— Ты дрожишь, — пробормотал Серегил, касаясь его щеки.

— Со мной все в порядке. А где моя лошадь? Бека протянула ему поводья.

— Пока поедем медленнее. А то ты опять вылетишь из седла. Когда они двинулись дальше, Алек обернулся и посмотрел на город. Он почти ожидал, что увидит темные силуэты, следующие за ним. Сарикали выглядел обманчиво мирным; темные бесформенные камни на фоне неба, там и сям освещенные желтыми сторожевыми огнями.

— Прощай, — прошептал юноша.

Света звезд было достаточно; всадники проехали по мосту и углубились в лес, следуя главной дороге.

Алек осторожно попытался использовать связь, которую рождает талимениос, чтобы найти ответы на вопросы, задать которые раньше не было ни времени, ни уединения. Серегил взглянул на него и улыбнулся, но его мысли явно были далеки от Алека.

Темные громады елей и дубов нависали над дорогой, местами их кроны смыкались, образуя узкий коридор. Над путниками, попискивая, носились летучие мыши; они охотились на крупных ночных бабочек, на крыльях которых словно отпечаталась пыльная человеческая ладонь. Некоторое время Алека сопровождала сова, в когтях которой бился какой-то зверек с длинным хвостом. Блеск золотистых глаз и испуганное повизгивание выдавало присутствие и других лесных обитателей.

Всадники ненадолго остановились там, где недалеко от дороги протекал ручей, и напоили лошадей. Алеку и самому хотелось пить, поэтому он спешился и пошел выше по течению. Он уже наклонился к воде, когда ему в нос ударил неприятный запах. Лошади тоже почувствовали его и нервно зафыркали.

— Назад, — прошипел Алек, понимая, что это уже не башваи.

— Кто там? — спросила из-за его спины Бека. Лошади снова забились, пытаясь вырвать поводья; из зарослей ольхи вылез огромный медведь и, шлепая по воде, двинулся к Алеку.

— Не двигайтесь, — приказал юноша, проигрывая известные ему варианты. Перед ними была медведица, исхудавшая после зимней спячки. Если их угораздило оказаться между медведицей и медвежатами, его путешествию, скорее всего, пришел конец.

Зверь остановился в нескольких шагах от человека и, мотая головой из стороны в сторону, принялся разглядывать Алека. Серегил и Бека все еще оставались в седле и могли ускакать. Поглядывая одним глазом на медведицу, Алек прикинул расстояние до ближайшего дерева, на которое он мог бы залезть.

Слишком далеко.

Медведица громко зарычала, неуклюже подошла к Алеку и обнюхала его. Зловонное горячее дыхание душило юношу, он почувствовал, что его опрокидывают на спину. Алек увидел темный силуэт медведицы на фоне неба, глаза у зверя были цвета расплавленного золота.

— Не теряй времени даром, маленький братец, — сказала медведица. — За улыбками скрываются кинжалы.

Издав напоследок глухое рычание, она развернулась и пошлепала вверх по ручью. Алек продолжал лежать, слишком ошеломленный, чтобы двинуться с места.

— Во имя Пламени, никогда не видела, чтобы медведи так себя вели, — воскликнула Бека.

— Вы слышали? — слабым голосом спросил Алек.

— Ничего не слышали, пока ты не предупредил нас, — ответила девушка. — Она выскочила из ниоткуда.

— Нет, вы слышали, что она сказала? — Пошатываясь, Алек поднялся на ноги.

— Она разговаривала с тобой? — заинтересовался Серегил. — Во имя Светоносного, значит, это был кхирбаи. Что он сказал?

Алек наклонился; его ладонь с легкостью поместилась внутри отпечатка когтистой лапы. Это был не призрак.

— То же, что тебе говорили руиауро, — удивленно произнес он. — За улыбками скрываются кинжалы.

— По крайней мере они настойчиво повторяют свои загадки, — проворчала Бека.

— Полагаю, мы скоро поймем смысл этих слов, — заметил Серегил.

От земли начал подниматься туман; он скапливался под нависшими низко ветвями, с иголок стали падать холодные капли. Там, где дорога сужалась, с одной стороны на другую протягивалась паутина, и скоро путники оказались все в клейких влажных нитях.

Вскоре после полуночи они подъехали к большой деревне на берегу озера.

— Здесь почтовые курьеры первый раз меняют лошадей, в сарае у околицы,

— прошептала Бека. — Рискнем взять свежих коней или объедем селение?

Серегил с отсутствующим видом стряхнул паука с бедра.

— Лошади нам нужны. С нашей одеждой да в столь поздний час нам особенно нечего бояться. Думаю, там и охраны-то нет.

Они миновали последний небольшой домик и увидели покосившийся сарай; кедровую дранку крыши покрывал густой слой мха. Внутри были привязаны три свежие лошади. Воспользовавшись светящимся камнем Серегила, путешественники спешились и переседлали коней.

Однако когда они повели лошадей к выходу, из копны сена у задней стены сарая высунулось лицо заспанного юнца. Бека быстро выхватила камень из рук Серегила и вытолкнула спутников наружу. Подняв светящийся осколок повыше — так, чтобы тень от шлема скрыла ее лицо, — она повернулась к мальчику. Теперь он сидел и с сонным интересом разглядывал девушку. Это был, конечно, не стражник, а паренек, оставленный присмотреть за лошадьми.

Он что-то пробурчал, Бека разобрала слово «посланец».

— Да, спи дальше, — ответила она на ломаном ауренфэйском. Девушка продвинулась в освоении языка, но по-прежнему понимала больше, чем могла сказать. — Своих коней мы оставляем.

— Это ты, Ванос? — вытянул мальчик шею вслед Алеку. Тот что-то пробормотал в ответ и исчез в темноте. Паренек покосился на Беку, когда та уже собралась уходить.

— Я тебя не знаю.

Бека виновато пожала плечами, притворившись, что не понимает, спрятала камень в карман и вывела лошадь из сарая.

У нее за спиной зашуршало сено, и она услышала, как паренек недовольно пробурчал:

— Эти никчемные скаланцы…

«Совсем как дома» — ухмыльнулась Бека. Достав из сумки монетку, она бросила ее в сторону мальчика.

— Теперь нас видели, — досадливо сказал Алек, когда они снова выехали на дорогу.

— Ничего не поделаешь, — сказал Серегил. — Парень принял нас за обычных курьеров, а мы будем уже далеко, прежде чем нас хватятся.

— Будем надеяться, что ты прав, — с сомнением пробормотала Бека.

После отъезда Серегила и остальных Теро обошел комнаты и залы. Во всем доме, кроме него, бодрствовали только Бракнил и Рилин. Все считали, что Бека в это время дежурит у принцессы.

Клиа оставалась без сознания; милосердное забытье не давало ей почувствовать, как Мидри снова и снова осматривает ее руку, пытаясь решить, не следует ли удалить еще больше плоти.

С самого начала их маленькая делегация терялась в огромном доме, словно горстка семечек внутри высохшей тыквы. Теперь, когда трое отсутствовали, а Торсин был мертв, пустота вокруг стала осязаемой. Теро усилил охранные заклинания, наложенные им на дом, и отправился в коллос. Благоуханный ночной воздух освежил его; волшебник извлек из кармана комок свечного воска и стал греть шарик в ладонях. Когда воск размяк, маг разделил массу на две половинки и достал свою палочку. На нее были намотаны две длинные пряди волос — Алека и Серегила; Теро размотал волосы и утопил их в воске. Бормоча заклинания, маг кончиком ножа покрыл шарики сеткой узора. Когда он закончил, красное пламя на мгновение вспыхнуло в центре каждого мягкого комка. Удовлетворенный результатом, Теро спрятал воск для будущего употребления.

Было далеко за полночь; где-то вдалеке мерцало несколько тусклых огоньков. Теро представил себе друзей или любовников, которые не спят при свете этих огней, и неожиданно его захлестнула волна одиночества. Люди, которым он мог доверять, в основном были очень далеко. Тем, чьего доверия он пытался добиться в этой чужой стране, ему приходилось лгать, жертвовать своей честью ради спасения принцессы.

Отогнав грустные мысли, волшебник поудобнее уселся на каменном сиденье для медитации. Однако вместо этого непокорное воображение вновь вернулось к видению, посетившему его во время первого посещения Нхамахата. Он рассеянно расправил край мантии; укус дракона давно зажил, но следы зубов живо напоминали о полуосознанных открытиях той ночи.

Какое-то существо опустилось на тыльную сторону его ладони, заставив мага вздрогнуть. Опустив глаза, Теро увидел маленького дракона не длиннее его большого пальца. Щекоча кожу крошечными коготками, дракончик обхватил палец и с интересом уставился на человека. Теро сидел не шевелясь, размышляя о том, станет ли крошка кусаться. Но дракончик сложил тоненькие крылышки и уснул, от его гладенького пузика исходило приятное тепло.

— Спасибо, — пробормотал Теро, — теперь я не один.

Тепло дракона распространилось по руке, маг согрелся. Улыбаясь, Теро погрузился в спокойную медитацию. Он должен быть в форме, когда начнутся неизбежные неприятности, какой бы вид они ни приняли.