На следующее утро Серегил увидел появившийся из тумана порт Гедре, словно знакомый сон, который только что вспомнился. Белые купола сияли в ярком утреннем свете, а за ними бурые холмы, кое-где испещренные зеленью, вздымались как волны к подножию крутых пиков Ашекских гор — Стены Ауренена, родины драконов. Серегил был единственным, кто обратил внимание на руины над городом, похожие на след высохшей пены после отлива.

Дувший с берега ветерок донес запахи свежей весенней травы, дыма, нагретого солнцем камня, курений из храма.

закрыв глаза, Серегил вспоминал другие рассветы, когда он входил в эту гавань на маленькой рыбачьей лодке, нагруженной иноземными товарами. Он почти ощущал на своем плече большую руку дяди, чувствовал исходящий от него запах соли, дыма и пота. Акайен-и-Солун не скупился на похвалы, которых так не хватало мальчику в родительском доме. «Ты здорово торгуешься, Серегил: никак не думал, что удастся получить у этого скряги-торговца такую цену за мои мечи» или «Хорошо управляешься с лодкой, мой мальчик, — со времени нашей последней поездки ты научился определять курс по звездам».

Теперь отца не было в живых, но и прав в этой стране Серегил лишился. Он коснулся выпуклости под простым серым кафтаном — кольца Коррута, которое носил на шнурке на шее. Только они с Алеком знали о кольце; все остальные видели лишь медальон с полумесяцем и языком пламени на тяжелой серебряной цепи — знак высокого ранга в посольстве Клиа. Пусть лучше только это и видят чужаки — чужаки, которые когда-то были его соплеменниками.

Серегил понимал, что за ним наблюдают многие скаланцы, и потому повернулся лицом к берегу, позволяя прохладному ветерку высушить выступившие на глазах слезы. От набережной Гедре навстречу кораблям двинулось множество лодок с встречающими.

Алек смотрел на маленькие суденышки, скользящие по волнам навстречу «Цирии» и ее единственному уцелевшему спутнику — «Коню», и его сердце колотилось от волнения.

Юноша перегнулся через поручни и помахал полуголым гребцам. Их узкие бедра были прикрыты лишь чем-то похожим на короткие килты, независимо от пола и возраста. Ауренфэйе смеялись и махали руками, их длинные темные волосы развевал ветер.

Некоторые солдаты Беки приветствовали их восторженным свистом.

— Клянусь Светом!.. — пробормотал Теро, широко раскрытыми глазами глядя на гибкую загорелую девушку. Она в ответ на приветствие взмахнула рукой, и за левым ухом мага появился благоухающий алый цветок. Другие пассажиры лодок последовали ее примеру, так что множество цветов, материализовавшись из воздуха, украсило скаланских гостей.

— У тебя не возникает желания отказаться от обета безбрачия? — спросил Алек, игриво толкнув Теро в бок. Тот ухмыльнулся.

— Ну, ведь это чисто добровольный обет.

— Так нас еще нигде не встречали, — сказала подошедшая к ним Бека. Благодаря чьим-то чарам на ее начищенном шлеме красовался венок из белых и голубых цветов, а длинная рыжая коса походила на букет. Девушка была все еще бледна, отчего веснушки особенно выделялись на коже, но как только показался берег, заставить ее лежать в каюте не мог уже никто.

Стоявшая на мостике Клиа была взволнована не меньше остальных. Сегодня она была в парадном платье и драгоценностях, как и пристало особе царской крови. Освобожденные из положенной в армии тугой косы каштановые волосы волнами легли ей на плечи. Какой-то оценивший ее красоту ауренфэйе украсил принцессу венком и поясом из диких роз.

Алек тоже надел свой лучший наряд, заколов плащ тяжелой серебряной пряжкой с сапфирами. Клиа, заметив пряжку, улыбнулась: это был ее собственный подарок, тайный жест благодарности за то, что юноша спас ей жизнь.

Оглянувшись, Алек с внезапным уколом вины заметил, что Серегил стоит в одиночестве. Он вертел в длинных пальцах единственный белый цветок, доставшийся ему, и смотрел на снующие вокруг лодки.

Алек подошел к другу и встал рядом, касаясь того плечом. Под прикрытием плаща юноша стиснул руку Серегила: даже после всех месяцев их близости публичные проявления нежности все еще вызывали у него мучительное смущение.

— Не тревожься, тали, — прошептал Серегил. — У меня только приятные воспоминания о Гедре. К тому же кирнари — друг нашей семьи.

— Мне придется заново заучивать, кто ты такой, — вздохнул Алек, проводя пальцем по ладони Серегила и наслаждаясь знакомым ощущением костей, сухожилий и мышц под кожей. — Ты хорошо знаешь этот город?

Тонкие губы Серегила смягчила улыбка. Заткнув белый цветок за ухо, он ответил:

— Раньше знал.

«Цирия» и «Конь», напоминающие двух потрепанных штормом чаек, вошли в гавань и встали на якорь у одного из двух сохранившихся причалов. Нагромождения камней в воде были всем, что осталось от нескольких других.

Алек с благоговением смотрел на собравшуюся на набережной толпу. Он никогда еще не видел так много ауренфэйе в одном месте, и издали все они казались удивительно похожими друг на друга, несмотря на то, что количество одежды на разных представителях этого общества весьма различалось. Такие же, как у Серегила, темные волосы, светлые глаза, тонкие черты. Лица не были одинаковыми, конечно, но сильное сходство опасно тем, обеспокоенно подумал Алек, что будешь путать разных людей.

Большинство ауренфэйе носили простые туники и рейтузы; различия заключались главным образом в ярких — красных и желтых — сенгаи. За время путешествия Серегил потратил немало сил на то, чтобы научить скаланцев различать особенности головных уборов, но Алек теперь впервые видел эти изящные тюрбаны своими глазами; они придавали всей сцене красочный, экзотический оттенок.

С более близкого расстояния, однако, юноша начал замечать различия: среди темноволосых попадались все же рыжие и светлые головы; у какого— то мужчины на щеке оказалась большая шишка; сквозь толпу пробирался хромой ребенок; в сторонке стояла женщина-горбунья. И все же все они были ауренфэйе и, на взгляд Алека, прекрасны.

«Любой из них может оказаться моим родичем», — с изумлением подумал юноша: он только теперь начал в полной мере осознавать это. Лица, на которые он смотрел сейчас, гораздо больше напоминали его собственное, чем те, которые окружали его в Керри.

«Цирия» подошла вплотную к причалу, и толпа подалась назад, когда скаланские матросы стали устанавливать сходни для Клиа. Следуя в числе прочих за принцессой, Алек заметил бородатого старика в скаланских одеждах, который вместе с несколькими важными ауренфэйе ждал на берегу.

— Это благородный Торсин? — спросил он Серегила, показывая на старика. Алек несколько раз встречался в Римини с племянницей посла, приятельницей благородного Серегила, но самого Торсина видел лишь издали на каком-то празднестве.

— Да, — ответил Серегил, глядя из-под руки на встречающих. — Старик выглядит больным. Интересно, знает ли об этом Клиа?

Алек вытянул шею, чтобы получше разглядеть Торсина, когда скаланцы и ауренфэйе встретились на набережной. Лицо посла покрывала нездоровая бледность, глаза под седыми бровями ввалились, кожа висела складками, как если бы старик быстро и сильно исхудал. Однако даже несмотря на это, Торсин производил внушительное впечатление своим суровым достоинством. Под простой бархатной шляпой его коротко стриженные волосы были белы как снег, а глубокие морщины на длинном лице появились, казалось, под грузом прожитых лет. Когда же Торсин приблизился к Клиа, суровое выражение сменилось такой неожиданно теплой улыбкой, что Алек немедленно начал испытывать расположение к старику.

Члены делегации Ауренена выделялись из соплеменников своими торжественно белыми тонкими туниками. Впереди всех стояли кирнари Гедре, высокий мужчина с седыми прядями в черных волосах, и молодая белокурая женщина в коричнево-зеленом сенгаи клана Акхенди. Из них двоих она носила больше драгоценностей, что говорило о ее более высоком статусе; ограненные камни в тяжелой золотой оправе сверкали на пальцах, запястьях, шее.

Мужчина заговорил первым.

— Добро пожаловать в фейдаст моего клана, Клиа-а-Идрилейн Элестера Клиа из Римини, — сказал он, пожимая руку Клиа. — Я Риагил-и-Молан, кирнари Гедре. Торсин-и-Ксандус только и говорит о твоей доблести и достоинствах с тех пор, как вчера прибыл в наш город, и я вижу, что он, как всегда, нисколько не преувеличил.

Сняв с каждого запястья по тяжелому серебряному браслету, кирнари преподнес их Клиа. Среди ауренфэйе, как знал Алек из рассказов Серегила, считалось почетным сделать ценный подарок гостю с таким видом, словно это пустяк.

Клиа с улыбкой надела браслеты.

— Благодарю тебя за радушный прием, Риагил-и-Молан Урас Иллиен из Гедре, и за твою великую щедрость.

Следующей к принцессе подошла женщина и протянула ей ожерелье из резного нефрита.

— Я Амали-а-Яссара, жена Райша-и-Арлисандина, кирнари клана Акхенди. Мой супруг находится в Сарикали вместе с другими членами лиасидра. Мне выпало огромное удовольствие приветствовать тебя в Ауренене и быть твоей спутницей в дальнейшем путешествии.

— Какая прелесть! — Клиа надела ожерелье. — Благодарю тебя за щедрый дар. Позволь представить тебе моих советников.

Клиа называла своих спутников, без запинок произнося длинные перечисления имен предков каждого. Ауренфэйе вежливо приветствовали скаланцев, пока очередь не дошла до Серегила.

Улыбка Амали-а-Яссара исчезла. Она не позволила себе прямого оскорбления, но посмотрела на него как на пустое место и быстро прошла мимо. Серегил притворился, что ничего не заметил, но Алек видел, как его глаза на мгновение стали жесткими и пустыми: изгнанник не хотел показать, какую боль испытывает.

Кирнари Гедре долго смотрел на Серегила и наконец сказал:

— Ты сильно изменился. Я бы тебя не узнал. Алек напрягся: это вовсе не было дружеским приветствием. Серегил поклонился, не выказывая ни удивления, ни разочарования.

— Я хорошо помню твою доброту, кирнари. Позволь мне представить своего тали, Алека-и-Амаса.

Женщина из клана Акхенди все еще держалась на расстоянии, но Риагил стиснул руку Алека с явным удовольствием.

— Добро пожаловать, Алек-и-Амаса! Ты ведь тот самый хазадриэлфэйе, о котором нам рассказывала Адриэль-а-Иллия, когда вернулась из Скалы!

— Наполовину, господин, с материнской стороны, — с трудом выдавил Алек, все еще потрясенный тем, как ауренфэйе отнеслись к Серегилу. К тому же он никак не ожидал, что кто-нибудь здесь знает о нем и уж тем более встретит с радостью.

— Сегодня — вдвойне радостный для нас день, друг мой, — сказал Риагил, ласково похлопав его по плечу. — Ты убедишься, что клан Гедре тепло примет яшела.

Кирнари двинулся дальше, знакомясь с остальной свитой Клиа, а Алек наклонился к Серегилу и шепотом спросил:

— Кто такой яшел?

— Вежливое название полукровки. Есть и другие. Клан Гедре больше всех в Ауренене заключал браки с чужеземцами. Видишь ту белокурую женщину? Или парня около лодок с черными глазами и темной кожей? Это все яшелы, потомки дравниан, зенгати, скаланцев — со всеми этими народами Гедре ведет торговлю.

— Известие о твоем прибытии уже отправлено в Сарикали, Клиа-а— Идрилейн, — объявил Риагил, когда представления были закончены. — Сегодня вы

— мои гости, а завтра мы отправимся в путь. Дом клана расположен в холмах, совсем недалеко.

Пока аристократы обменивались приветствиями, Бека распоряжалась выгрузкой уцелевших воинов и их коней.

Декурии Рилина повезло больше, чем остальным, несмотря на участие в сражении. Бека с облегчением обнаружила, что все солдаты живы и ни один серьезно не ранен. Лица тех, кто плыл на несчастном «Волке», были мрачны: в живых осталось меньше половины декурии Меркаль.

— Потроха Билайри, капитан, с тех пор, как мы причалили, я ни одного понятного слова не услышал, — нервно оглядывая толпу, пробормотал капрал Никидес. — Я хочу сказать, как мы поймем, вызывают ли нас на поединок или просто предлагают чашку чая?

Прежде чем Бека успела ответить, сзади раздался низкий насмешливый голос:

— В Ауренене, чтобы заварить чай, не пользуются оружием. Я уверен, что ты скоро начнешь улавливать разницу.

Обернувшись, Бека увидела темноволосого мужчину в простой коричневой тунике и хорошо послуживших хозяину сапогах для верховой езды. Его густые волосы прикрывал черно-белый сенгаи, а по выправке Бека сочла его солдатом.

«Он так же красив, как и дядюшка Серегил», — подумала Бека.

Человек оказался выше Серегила и, пожалуй, старше, но такой же жилистый. Скулы на загорелом лице были шире, делая его более угловатым. Незнакомец встретил вопросительный взгляд Беки обезоруживающей улыбкой. Его глаза, как по непонятной ей самой причине отметила девушка, имели особенно чистый янтарный оттенок.

— Приветствую тебя, капитан. Я Ниал-и-Некаи Беритис Нагил из клана Рабази, — представился он, и что-то в мягком тембре его голоса заставило сердце Беки затрепетать.

— Бека-а-Кари Таллия Греланда из Уотермида, — ответила девушка и протянула руку, словно знакомство происходило в одном из салонов Римини. Теплое прикосновение мозолистой ладони Ниала показалось ей странно знакомым.

— Лиасидра назначила меня вашим переводчиком, — объяснил тот. — Я правильно понял, что большинство твоих людей не знает нашего языка?

— Думаю, что сержант Меркаль и я общими усилиями справились бы. — Бека почувствовала, что вот-вот смущенно улыбнется, и быстро подавила такое желание. — Пожалуйста, передай лиасидра мою благодарность. С кем я могла бы поговорить о покупке лошадей и оружия? По дороге сюда у нас случилась неприятность.

— Конечно, я тебе помогу! Ведь не годится же эскорту принцессы Клиа въезжать в Сарикали, сидя на конях по двое! — Он заговорщицки подмигнул Беке, отошел к группе ауренфэйе и что-то быстро сказал на собственном языке.

Бека мгновение смотрела ему вслед, зачарованная тем, как движутся его плечи и бедра под свободной туникой. Обернувшись, она заметила, что Меркаль и некоторые из солдат тоже не сводят глаз с нового знакомого.

— Ну и хорош длинноногий красавчик! — восхищенно сказала Меркаль.

— Сержант, проследи за тем, чтобы люди и кони были готовы в дорогу, — бросила Бека более резко, чем собиралась.

Ниал не обманул. Хотя многие солдаты из декурии Меркаль не получили еще приличного оружия, к дому кирнари они отправились на конях, каждый из которых стоил половины годового жалованья.

Знаменитый черный жеребец Клиа хорошо перенес дорогу и теперь гордо танцевал во главе процессии, встряхивая белой гривой.

— Этот конь из Силмаи, — заметил Ниал, ехавший рядом с Бекой. — Грива белая, как лунный свет, — подарок Ауры. Нигде больше в Ауренене не рождаются такие лошади.

— Принцесса на нем сражалась не в одной битве, — ответила Бека. — Клиа любит своего коня, как некоторые женщины любят мужа.

— Это заметно. Да и ты тоже — обращаешься с ауренфэйским скакуном, как будто ездишь на таких с рождения.

Легкий певучий акцент Ниала снова почему-то заставил Беку задрожать.

— В табуне моей семьи в Уотермиде есть ауренфэйские лошади, — объяснила Бека. — Я научилась ездить верхом раньше, чем ходить.

— Поэтому ты и служишь в кавалерии?

— Ты тоже солдат? — Одежда Ниала ничем не напоминала военную форму, но в его поведении проглядывала привычка командовать.

— Когда необходимо. Это относится ко всем мужчинам моего клана.

Бека подняла бровь.

— Я не видела среди почетного караула ни одной женщины. У вас женщинам не разрешают вступать в армию?

— Не разрешают? — Ниал задумался. — Разрешения не требуется. Большинство просто не интересуется этим. У них другие дарования. — Он помолчал и продолжал, понизив голос: — Если позволишь сказать откровенно, никогда не думал, что в скаланской армии служат такие красотки.

В обычных обстоятельствах Бека фыркнула бы, услышав подобное заявление, но Ниал говорил с такой искренностью и доброжелательством, что его слова прозвучали необидно.

— Э-э… спасибо. — Стремясь сменить тему, Бека огляделась. Вдоль улицы, по которой они ехали, выстроились белые дома с низкими куполами на крышах, напоминающие, подумалось девушке, куски мыла с пузырьками пены. Все они были двухэтажными и ничем не украшенными, кроме плит темного зеленоватого камня, вделанного в стену над дверью.

— Что это такое? — поинтересовалась Бека.

— Священные камни из Сарикали — талисманы, защищающие живущих в домах. Неужели никто до сих пор не говорил тебе о том, что ты — красавица?

На этот раз Бека взглянула ему в лицо, сурово поджав губы.

— Только моя мать. Для меня это не имеет особого значения.

— Прости меня, я не хотел тебя обидеть. — Ниал удивленно широко раскрыл глаза, и косой луч солнца, упавший на его лицо, так осветил радужки, что Беке вспомнились опавшие листья на дне чистого лесного озера. — Я знаю ваш язык, но не ваши обычаи. Может быть, мы сможем просветить друг друга.

— Может быть, — ответила Бека и порадовалась тому, что голос не выдал, как взволнованно заколотилось ее сердце.

Всадники клана Гедре — почетный караул — окружили Клиа и остальных скаланцев, и кавалькада двинулась из города в холмы, мимо ферм, виноградников, тенистых рощ. По обочинам дороги среди жесткой сероватой травы росли душистые фиолетовые и красные цветы.

Алек вместе с Серегилом и Теро ехал среди советников позади Торсина. Приятно было вновь оказаться в седле, на Обгоняющем Ветер, после всех дней, проведенных в море. Лоснящийся ауренфэйский конь вскидывал голову и принюхивался к ветерку, словно узнавая родные запахи. Так же вела себя и вороная кобыла Серегила, Цинрил. Алек заметил восхищенные взгляды, которые бросали встречающие на обоих коней, и хотя юноша редко интересовался такими вещами, сейчас он порадовался возможности произвести впечатление.

— Кто этот парень из клана Рабази, интересно? — пробормотал он, кивая в сторону переводчика, ехавшего рядом с Бекой во главе колонны солдат. Алек обратил внимание на красивое лицо и теперь хотел рассмотреть незнакомца получше.

— Ну, пока можно сказать только одно: он забрался далеко от своих родных мест, — ответил Серегил, который тоже обратил внимание на нового спутника. — Он вроде произвел впечатление на Беку, тебе не кажется?

— Да нет. — Рабазиец явно пытался завязать разговор, но Бека в основном отвечала ему сдержанными кивками. Серегил тихо рассмеялся.

— Вот погоди, еще увидишь.

Далеко впереди покрытые снегом горы сияли на фоне чистой синевы весеннего неба. Этот вид неожиданно вызвал у Алека приступ тоски по родине.

— Ашекские горы очень похожи на Железные в окрестностях Керри. Интересно, не думали ли об этом хазадриэлфэйе, когда впервые увидели перевал Дохлого Ворона?

Серегил откинул с лица взлохмаченную ветром прядь волос.

— Может быть, и думали.

— Почему народ хазадриэл покинул Ауренен? — спросил сержант Рилин, ехавший слева от Серегила. — Пусть это и самая засушливая часть страны, все равно здесь лучше, чем к северу от -Кротовой Норы.

— Я мало что знаю об этом, — ответил Серегил. — Все-таки прошло больше двух тысяч лет, а это много даже для ауренфэйе.

Незнакомец из клана Рабази отъехал от отряда солдат и оказался рядом.

— Простите за вмешательство, но я случайно услышал ваш разговор, — сказал он по-скалански. — Ты интересуешься хазадриэлфэйе, Серегил-и— Корит?

— Он смущенно запнулся. — Серегил из Римини, хотел я сказать.

— Мы с тобой не в равном положении, рабазисц, — ответил Серегил с неожиданной холодностью, заставившей Алека насторожиться. — Ты знаешь имя, которого меня лишили, но мне неизвестно, как зовут тебя.

— Я Ниал-и-Некаи Беритис Нагил из Рабази, переводчик при кавалеристах принцессы Клиа. Пожалуйста, прости мою оплошность. Капитан Бека-а— Кари так хвалила тебя, что мне захотелось познакомиться.

Серегил слегка поклонился, но Алек видел, что тот по-прежнему насторожен.

— Должно быть, ты много путешествовал. Я слышу акценты многих портов в твоей речи.

— Как и я — в твоей, — ответил Ниал с обезоруживающей улыбкой. — Аура даровал мне чуткое к языкам ухо и непоседливый характер, так что большую часть жизни я — проводник и переводчик. И я очень горжусь тем, что лиасидра сочла меня достойным теперешнего назначения.

Алек с интересом смотрел на красивого незнакомца. Из разговоров с Серегилом и Клиа он знал, что клан Рабази очень выиграет, если границы вновь откроют, но в то же время его сдерживают тесные связи с северными соседями, Вирессой и Голинилом, которые противятся отмене Эдикта об отделении. Пока что кирнари Рабази, Мориэль-а-Мориэль, открыто не поддержала ни одну из сторон.

Юноша не сразу заметил, что Ниал тоже присматривается к нему.

— Ты же ведь не скаланец, верно? — обратился тот к юноше. — Ни внешность, ни выговор… Ах вот в чем дело, я понял! Ты хазадриэлфэйе! Из какого ты клана?

— Я вырос вдали от своего народа и до недавнего времени даже не знал, что я — хазадриэлфэйе, — сказал ему Алек, гадая, как часто теперь ему придется объяснять все это. — Здесь кровные связи, похоже, имеют большое значение. Ты знаешь что-нибудь насчет хазадриэлфэйе?

— Конечно, знаю. Моя бабка много раз рассказывала мне их историю. Она из клана Хаман, откуда происходят и многие из тех, кто покинул Ауренен.

Серегил поднял бровь.

— Так ты в родстве с кланом Хаман? Ниал усмехнулся.

— Я из непоседливой семьи. Мы в родстве с половиной кланов Ауренена. Говорят, это сделало нас более выносливыми. Но знаешь, Серегил, даже несмотря на бабку из клана Хаман, я ничего против тебя не имею.

— Как и я против тебя, — явно не очень искренне ответил Серегил. — Прости, у меня дело.

Не дожидаясь ответа, он повернул коня и поскакал в конец колонны.

— Он еще не свыкся с тем, что вернулся, — извинился за друга Алек. — Мне очень хотелось бы поговорить с тобой про хазадриэлфэйе. Может быть, завтра?

— Прекрасно — это поможет нам скоротать время в долгой дороге, — с изящным поклоном Ниал присоединился к конникам Беки.

Алек придержал коня, чтобы дождаться Серегила.

— В чем дело? — спросил он тихо.

— За этим типом стоит присматривать, — пробормотал Серегил.

— Потому что он в родстве с кланом Хаман?

— Нет, потому что он подслушал наш разговор с расстояния в двадцать футов, несмотря на весь шум.

Оглянувшись через плечо, Алек увидел, что переводчик весело болтает с Бекой и ее сержантами.

— Как ему это удалось?

— Как-то удалось. — Понизив голос, Серегил сказал по-скалански: — Наши долгие каникулы кончились. Пора вспомнить о том, что мы… — Подняв левую руку, он быстро скрестил большой и безымянный пальцы. Алек ощутил словно дуновение ледяного ветра: на языке знаков это означало «наблюдатели». Впервые со дня смерти Нисандера Серегил прибег к нему.

Дом клана, о котором говорил Риагил, больше походил на обнесенную стенами деревню. Белые увитые виноградом стены окружали лабиринт двориков, садов, зданий, украшенных изображениями морских животных и рыб. Цветущие деревья и кусты наполняли воздух густым ароматом, мешающимся с чистым запахом воды.

— Как здесь красиво! — воскликнул Алек, хотя это и близко не передавало впечатления, которое на него произвел вид. За все свои путешествия он ни разу еще не видел настолько привлекательного жилища.

— Дом кирнари — главный очаг в фейдасте, — сказал Серегил, явно очень довольный реакцией Алека. — Видел бы ты Боктерсу!

«Клянусь Четверкой, очень надеюсь, что когда-нибудь мы оба увидим твой родной дом», — подумал Алек.

Всадники-ауренфэйе, составлявшие почетный эскорт, остались во дворе, а Риагил в сопровождении гостей направился к большому зданию со многими куполами. У входа он спешился и поклонился Клиа.

— Добро пожаловать в мой дом, достопочтенная госпожа. Мы сделаем все, чтобы тебе и твоим спутникам было удобно.

— Позволь мне выразить глубочайшую благодарность, — ответила Клиа.

Риагил и его жена, Ихали, провели скаланцев по прохладным выложенным плиткой коридорам к предназначенным для них комнатам, выходящим во внутренний двор.

— Смотрите! — со смехом воскликнул Алек, заметив пару маленьких коричневых сов на ветке одного из деревьев. — Говорят, совы — посланцы Иллиора… то есть Ауры. Здесь тоже в это верят?

— Мы не считаем их посланцами Ауры, но все же почитаем и видим в их появлении доброе предзнаменование, — ответил Риагил. — Может быть, потому, что они единственные из хищных птиц, которые не трогают молодняка драконов, истинных посланцев Ауры.

Алеку и Серегилу отвели маленькую комнату с побеленными стенами; она находилась в самом конце ряда покоев, предназначенных для гостей. В стенах оказалось множество почерневших от копоти ниш для ламп, мебель из светлого дерева без всяких украшений отличалась простотой и элегантностью. Алеку после тесноты корабельной палубы особенно приятно было видеть постель — широкое ложе с занавесями из многих слоев прозрачной ткани, которую Серегил назвал газом. Оглядевшись, Алек почувствовал, как в нем просыпаются желания, которые приходилось сдерживать во время морского путешествия, и пожалел о том, что они проведут здесь всего одну ночь.

— Для тебя и твоих женщин приготовлены ванны, — сказала Ихали Клиа. — Я пришлю служанку проводить вас туда. Риагил бросил на Серегила холодный взгляд.

— Мужчины могут воспользоваться голубым залом. Ты, я уверен, помнишь дорогу. — Серегил кивнул, и на сей раз Алек не усомнился в выражении серых глаз друга — в них была печаль. Если кирнари и заметил это, он не подал вида. — После того как вы освежитесь, слуги проводят вас на пир. Благородный Торсини-Ксандус, ты пойдешь со мной?

— Пожалуй, я задержусь здесь, — ответил старик. — Как выяснилось, я знаком не со всеми членами нашего посольства.

Когда кирнари и его супруга ушли, Торсин обратился к Алеку — впервые со времени прибытия посольства в Ауренен:

— Я не раз слышал о том, что ты спас жизнь Клиа, Алек-иАмаса. Моя племянница, Мелессандра, очень тебя хвалила. Я считаю за честь познакомиться с тобой.

— А я — с тобой, благородный господин. — Алеку удалось сохранить равнодушное выражение лица, пожимая старику руку. Проведя всю жизнь в полной безвестности, он еще не привык к тому, что стал знаменит.

— Я вскоре присоединюсь к вам, — сказал Торсин, — а теперь простите меня, мне нужно отдохнуть, — и он вошел в свою комнату.

— Пошли, — сказал Серегил Алеку и Теро. — Думаю, вам понравится. Я уж точно собираюсь насладиться ванной.

Пройдя через полный цветов дворик, друзья вошли в сводчатое помещение с голубыми стенами, украшенными такими же изображениями морских обитателей, какие Алек видел на внешних стенах. В высоко расположенные окна лился солнечный свет, отражаясь от поверхности воды в небольшом бассейне. Четверо служителей с улыбками подошли, бормоча приветствия, и помогли гостям раздеться.

— Ауренфэйе не могли не сделать из омовения обряда гостеприимства, — заметил Алек, стараясь скрыть смущение, вызванное подобной услужливостью.

— Ну ведь не годится же говорить гостям, что от них воняет, — ухмыльнулся Серегил.

До их встречи Алек считал, что мыться следует только в случае необходимости, да и то в летнюю жару. Ежедневные омовения представлялись ему чем-то абсурдным и к тому же небезопасным; только поселившись в Римини, сумел юноша оценить прелесть полной горячей воды ванны — мраморной, а не деревянной, оставляющей занозы. Впрочем, даже тогда он смотрел на приверженность Серегила подобным усладам тела как на простительное чудачество, хотя тот и объяснил ему, что это неотъемлемая часть образа жизни ауренфэйе и основа гостеприимства в его родной стране.

Теперь, наконец, Алеку представилась возможность увидеть все своими глазами — хоть и в несколько измененном варианте:

отдельные бассейны для мужчин и женщин были уступкой скаланским обычаям. Алек порадовался этому: он не мог себе представить, как выдержал бы совместное с Клиа купание.

Горячая вода по глиняным трубам поступала в бассейн откуда-то снаружи, теплый воздух наполнял аромат благовонных трав.

Отдав одежду служителю, Алек следом за остальными спустился в бассейн. Ощущение было восхитительным, особенно после стольких дней, проведенных в море; мускулы Алека расслабились, ласковая вода смывала усталость и ушибы, полученные во время долгого пути. Юноша рассеянно следил за тем, как отраженные водой солнечные лучи танцуют по потолку.

— Клянусь светом, как же мне этого не хватало! — вздохнул Серегил, положив голову на бортик и лениво потягиваясь.

Теро, прищурившись, рассматривал след удара стрелы у него на плече. Плоть в этом месте все еще была воспаленной, и огромный лиловый синяк растекся по светлой коже, почти доходя до маленького полустершегося круглого шрама на груди.

— Я и не подозревал, что тебе так досталось, — сказал маг. Серегил безразлично пожал плечами.

— Теперь уже ничего особо не чувствуется, только выглядит ужасно.

После того как гости как следует вымылись, служители уложили их на толстые подстилки на полу и принялись массировать с ног до головы, втирая ароматические масла и разминая каждый мускул и сустав. Тот, который занимался Серегилом, особенно много внимания уделил его пострадавшему плечу и был вознагражден за старания довольным кряхтением.

Алек из всех сил старался не напрягаться, когда умелые руки добрались до тех частей его тела, касаться которых до сих пор он не позволял никому, кроме Серегила. Остальные, даже Теро, казалось, не возражали против подобных манипуляций.

«Принимай все, что посылает тебе Светоносный, и будь благодарен», — напомнил себе Алек о любимом высказывании Серегила, пытаясь руководствоваться этой удобной философией.

Массаж еще не был закончен, когда к Серегилу, Алеку и Теро присоединился Торсин; старик медленно опустился в кресло.

— Как вам нравится гостеприимство нашего хозяина? — спросил он с улыбкой Алека и Теро. — Мы, скаланцы, можем считать Себя культурным народом, но ауренфэйе по этой части нас затмевают.

— Надеюсь, то же самое будет везде, где нам предстоит останавливаться,

— удовлетворенно пробормотал молодой маг.

— О да, — заверил его Торсин. — И для хозяина, и для гостя было бы ужасным позором пренебречь этими удобствами. Алек застонал.

— Ты хочешь сказать, что если я не вымоюсь или буду есть не той вилкой, это вызовет скандал?

— Нет, но ты навлечешь бесчестье на себя и на принцессу, — ответил Торсин. — Обычаи, которым подчиняются наши хозяева, еще более строги. Если гостю причиняется зло, пятно позора ложится на весь клан.

Алек насторожился: нельзя было не понять, что Торсин завуалированно напомнил о прошлом Серегила.

Серегил приподнялся, опираясь на локоть, и взглянул в лицо старику.

— Я знаю, ты не хотел, чтобы я появился здесь. — Его голос оставался ровным и спокойным, но кулаки были стиснуты так, что пальцы побелели. — Я не менее тебя осознаю все сложности, которые сопряжены с моим участием в посольстве.

Торсин покачал головой.

— Вот в этом я не уверен. Риагил был твоим другом, и все же нельзя усомниться в том, какой прием он тебе оказал. — Посол внезапно умолк, закашлялся и прижал к губам платок. Приступ длился несколько секунд; лоб старика покрылся испариной. — Прости меня. Мои легкие уже не те, — наконец выдавил он, пряча платок в рукав. — Как я уже сказал, даже Риагил не смог заставить себя приветствовать твое возвращение. Благородная Амали и вовсе не пожелала произнести твое имя, хоть и поддерживает то, ради чего прибыла сюда Клиа. Если уж наши союзники не могут вынести твоего присутствия, то что же говорить о противниках? Если бы это зависело от меня, я немедленно отправил тебя обратно в Скалу, чтобы не подвергать опасности ту цель, ради которой нас послала царица.

— Я буду иметь это в виду, благородный господин, — ответил Серегил с тем же напускным спокойствием, которое так обеспокоило Алека. Поднявшись с подстилки, Серегил завернулся в простыню и вышел из помещения, не оглядываясь.

Алек не дал воли собственному гневу и последовал за другом, оставив Теро разбираться с послом. Юноша догнал Серегила во дворе и положил руку ему на плечо, пытаясь остановить; тот, не замедляя шага, стряхнул его руку.

Вернувшись в свою комнату, Серегил натянул замшевые штаны и стал вытирать волосы.

— Поторопись и оденься понаряднее, мой яшел, — сказал он; полотенце все еще скрывало его лицо.

Алек пересек комнату, схватил Серегила за руку и отвел в сторону полотенце. Серегил взглянул на него сквозь спутанные волосы; глаза его сверкали холодной яростью. Снова резко вырвав руку, он схватил расческу и с такой силой провел ею по волосам, что вырвал несколько прядей.

— Ну-ка отдай, пока ты себя не поранил! — Алек усадил друга в кресло, отобрал у него расческу, осторожно распутал волосы и начал ритмично расчесывать их, словно успокаивая нервного коня. От Серегила исходили жаркие волны гнева, но Алек не обращал на это внимания, зная, что ярость друга обращена не на него.

— Ты думаешь, Торсин в самом деле хотел…

— Именно этого он и хотел, — бросил Серегил. — Сказать такое, да еще в присутствии служителей! Как будто нужно мне напоминать, почему в собственной стране я лишен имени!

Алек отложил расческу и прижал к груди влажную голову друга, поглаживая его впалые щеки.

— Это ведь не имеет значения. Ты здесь потому, что таково желание Идрилейн и Адриэль. Дай остальным время привыкнуть. Ты четыре десятка лет был здесь просто легендой. Покажи им, каким ты стал.

Серегил накрыл руки Алека собственными, потом встал и обнял юношу.

— Ах, тали, — пробормотал он, — что бы я делал без тебя!

— О моей поддержке тебе никогда не придется беспокоиться, — пообещал Алек. — А теперь нам, нужно подготовиться к пиру. Стань снова благородным Серегилом! Пусть твое обаяние разрушит планы врагов. Серегил горько рассмеялся.

— Что ж, хорошо. Я стану благородным Серегилом, а если им этого окажется мало, я ведь еще и тали знаменитого хазадриэлфэйе, не так ли? Подобно луне, я буду висеть рядом с тобой всю ночь и отражать своей темной поверхностью твое сияние.

— Следи за собой, — предостерег его Алек. — Я хочу, чтобы, когда мы вернемся в свою комнату, ты был в хорошем настроении. — Он поцеловал Серегила в губы, чтобы подчеркнуть сказанное, и порадовался, ощутив, как напряженные губы друга дрогнули и ответили на ласку.

«Иллиор, даруй прощение ворам и безумцам! Позволь нам без потерь пережить сегодняшний вечер!» — подумал юноша.

Торсин не вышел из своей комнаты, когда явилась молодая женщина, чтобы проводить гостей на пир. Алек заметил, что Теро приложил максимум усилий, чтобы произвести впечатление: его темно-синяя мантия была расшита серебром, а хрустальная палочка, которой маг воспользовался на «Цирии», оказалась заткнута за пояс, украшенный золотой пряжкой. Как и Алек с Серегилом, Теро надел медальон с языком пламени и полумесяцем — знак принадлежности к посольству Клиа.

Пиршество должно было состояться в просторном дворе в центре резиденции клана. Под широко раскинувшимися ветвями деревьев, украшенными множеством фонариков, ломились от угощения длинные столы.

Оглядев собравшихся, Алек с облегчением решил, что клан Гедре не так уж привержен церемониям: во дворе болтали и смеялись люди всех возрастов. В северных землях, где он вырос, ауренфэйе были сказочными существами, магами, перед которыми все трепетали. Теперь же, оказавшись на собрании целого клана ауренфэйе, Алек чувствовал себя так же легко, как в Уотермиде во время вечерней трапезы.

Заметив у дальнего стола Беку, Алек с надеждой взглянул на Серегила, но их провожатая указала им на места за столом кирнари под самым большим деревом. Клиа и Торсин сидели справа от Риагила, Амали-а-Яссара — слева. Алек почувствовал разочарование, обнаружив, что его поместили далеко от остальных, между двумя внуками Риагила.

Однако, к его облегчению, блюда оказались знакомыми, а этикет не таким сложным, как тот, от которого он страдал на приемах в Скале.

Вареная рыба, сочная оленина, паштеты с сыром, овощами, специями были поданы с хлебцами, выпеченными в форме разных фантастических животных. Затем последовали жареные овощи, орехи и несколько сортов аурененских оливок. Заботливые слуги постоянно наполняли кубки ароматным напитком, которые соседи Алека по столу называли рассосом.

Никаких специальных развлечений не предусматривалось; просто иногда гости, встав на скамью, начинали петь или показывать красочные магические фокусы. По мере того как время шло и возлияния оказывали свое действие, эти экспромты становились все более частыми и шумными.

Алек оказался слишком далеко от остальных, чтобы принимать участие в их беседе, и с завистью поглядывал на стол, за которым сидела Бека. Воины из турмы Ургажи явно нашли общий язык с ауренфэйе из почетного эскорта, а переводчик Ниал и Бека весело шутили друг с другом.

Серегил тоже, по-видимому, не терял времени даром. Амали все еще игнорировала его, но он оживленно разговаривал с несколькими другими ауренфэйе. Поймав взгляд Алека, он весело помахал ему, словно говоря: «Будь мил и очаровывай соседей».

Алек повернулся к молодым ауренфэйе, сидевшим с ним рядом.

— Ты и в самом деле ничего не знаешь о своих родичах? — спросил его мальчик, Миал, и принялся дотошно расспрашивать . юношу о его семье. — И ты совсем не владеешь магией?

— Серегил показал мне прием, который успокаивает собак, — ответил Алек, делая соответствующий жест левой рукой. — Но им все и ограничивается.

— Это все умеют! — фыркнула девочка, Макия, которой, на взгляд Алека, было лет четырнадцать.

— Ну, все-таки без магии здесь не обошлось, — возразил ее брат, хотя у Алека возникло подозрение, что тот говорит так только из вежливости.

— Я всегда считал, что это просто фокус, — признался Алек. — Никто из магов, которых я знаю, не обнаружил во мне настоящих способностей к магии.

— Ну, они же тирфэйе, — снова фыркнула Макия. — Вот посмотри. — Сосредоточенно нахмурив брови, она уставилась в собственную тарелку. Три косточки от оливок медленно поднялись в воздух и на мгновение повисли перед девочкой, потом упали и покатились по столу. — А мне всего двадцать два!

— Двадцать два? — Алек удивленно взглянул на Миала. — А тебе?

Юный ауренфэйе усмехнулся.

— Тридцать. А сколько тебе?

— Почти девятнадцать, — ответил Алек, внезапно почувствовав смущение.

Миал вытаращил на него глаза, потом кивнул.

— С некоторыми нашими родичами-полукровками то же самое: вы сначала взрослеете гораздо быстрее. Только знаешь что тебе лучше помалкивать о своем возрасте, когда вы пересечете горы. Кланы, которые не заключают браков с чужеземцами, не так хорошо разбираются в этих вещах, как мы. А твоему тали новый скандал совсем ни к чему.

Алек почувствовал, что краснеет.

— Спасибо. Я учту.

— Ты должен давать принцессе Клиа советы в том, что касается западных кланов, верно? — впервые обратилась прямо к Серегилу Амали-а-Яссара.

Серегил поднял глаза и обнаружил, что женщина холодно и бесцеремонно разглядывает его.

— Я надеюсь быть полезным обеим нашим странам.

— Не думаешь ли ты, что желание царицы включить тебя в посольство частично объясняется надеждой на то, что твое присутствие вызовет в определенных кругах реакцию, благоприятную для Скалы?

Клиа улыбнулась Серегилу поверх своего кубка: среди ауренфэйе откровенность в разговоре считалась признаком доброжелательства. Однако для Серегила после всех проведенных в Римини лет, полных дворцовых интриг, такой стиль был еще непривычен.

— Подобная мысль мне приходила, — ответил Серегил Амали и выразительно добавил: — С другой стороны, поскольку благородный Торсин возражал против моего участия именно на этом основании, сомневаюсь, чтобы все было действительно так.

— Какие бы ошибки в юности ни совершил Серегил, — спокойно заметила Клиа, — могу заверить тебя, что он — человек чести. — Серегил опустил глаза и не отрывал взгляд от своей тарелки, пока Клиа не договорила: — Я знаю его всю жизнь, а моей матери он оказал неоценимые услуги. Ты, несомненно, слышала, что это они с Алеком нашли останки Коррута-и-Гламиена, когда раскрыли заговор против скаланского царствующего дома. Уверена, что объяснять, какое значение это имеет для отношений наших двух стран, нет необходимости. Если бы не Серегил, я, возможно, не сидела бы здесь с вами теперь и ни один скаланский корабль не бросил бы якорь снова в вашей гавани.

Риагил приветственно поднял кубок.

— Я начинаю понимать, почему твоя мать поручила эту миссию именно тебе, Клиа-а-Идрилейн.

— Не сомневаюсь, что все, сказанное тобой, — правда и этот человек действительно хорошо потрудился, — снова заговорила Амали так, словно Серегила не было рядом.

— Но если он все еще в душе ауренфэйе, то он знает, что прошлое изменить невозможно.

— Но разве нельзя простить ему его прошлое? — возразила Клиа. Когда Амали не ответила на вопрос, принцесса повернулась к Риагилу. — Как ты думаешь, как примут Серегила в Сарикали?

Кирнари задумчиво посмотрел на Серегила.

— Я думаю, что ему следует держаться поближе к своим друзьям.

«Предостережение или угроза?» — гадал Серегил, которому не удалось понять, какое чувство прозвучало в голосе Риагила. Весь вечер он ловил на себе все такой же загадочный взгляд кирнари — в нем не было улыбки, но не было и неприязни.

После того, как пир закончился, его участники стали переходить от стола к столу, беседуя и чокаясь с новыми знакомыми.

Серегил как раз начал высматривать Алека, когда рука юноши обвилась вокруг его талии.

— Торсин был прав насчет нее, да? — прошептал Алек, кивнув в сторону Амали-а-Яссара.

— Это атуи, — ответил Серегил, пожимая плечами.

— Она также опасается того, какое впечатление ты произведешь на лиасидра, — раздался сзади голос Ниала.

Серегил повернулся к подслушавшему их разговор переводчику с плохо скрытым раздражением.

— Это опасение, похоже, разделяют все.

— Успех посольства принцессы Клиа очень много значит для клана Акхенди,

— заметил рабазиец. — Не думаю, что Амали судила бы твое прошлое так строго, если бы оно не представляло собой угрозы ее интересам.

— Ты, кажется, много о ней знаешь.

— Как я уже говорил, я — путешественник. Бывая в разных местах, многое узнаешь. — Вежливо поклонившись, Ниал растворился в толпе.

Серегил посмотрел ему вслед, потом обменялся с Алеком мрачными взглядами.

— До чего же острый слух у этого типа.

Участники пира стали расходиться — сначала в тени деревьев исчезли непоседливые дети, потом и взрослые попрощались со скаланцами. Наконец освободившись от светских обязанностей, Алек подошел к Беке и ее солдатам. Когда же и Серегил стал откланиваться, Риагил жестом остановил его.

— Ты не забыл сад лунного сияния? — спросил кирнари. — Насколько я помню, это было твое любимое место.

— Конечно.

— Не хочешь ли снова там побывать?

— Очень хочу, кирнари, — ответил Серегил, гадая, к чему приведет это неожиданное приглашение.

Они в молчании пересекли несколько двориков, пока не дошли до небольшого сада у стены. В отличие от других, где яркие цветы живо контрастировали с выбеленными солнцем стенами, этот садик предназначался для ночных медитаций. В нем цвели лишь белые цветы вперемежку с целебными травами и кустами с серебристыми листьями. Клумбы вдоль вымощенных черным камнем дорожек походили на сугробы. Даже в слабом свете узенького серпика луны цветы словно сияли в темноте. В вышине шелестели удерживаемые веревками воздушные змеи с каллиграфически написанными священными текстами, посылая свои безмолвные молитвы с легким ночным ветерком.

Двое мужчин некоторое время стояли молча, отдавая дань восхищения совершенству сада.

Наконец Риагил глубоко вздохнул,

— Однажды, когда ты уснул здесь, я отнес тебя в постель. Кажется, будто это было совсем недавно. Серегил поморщился.

— Если бы кто-нибудь из моих спутников-тирфэйе услышал твои слова, это было бы для меня унижением.

— Ты и я — мы ведь не тирфэйе, — ответил Риагил, лица которого не было видно в тени. — Однако я замечаю, что ты среди них стал другим, — ты кажешься старше своих лет.

— Я всегда этим отличался. Возможно, такова отличительная черта нашей семьи. Посмотри на Адриэль — она уже кирнари.

— Твоя старшая сестра — замечательная женщина. Акайен-иСолун охотно передал ей титул, как только она достигла совершеннолетия. Но, как бы то ни было, лиасидра все равно будет смотреть на тебя как на недоросля и сочтет глупостью со стороны царицы включение тебя в посольство.

— Если я что и научился видеть, живя среди тирфэйе, так это пользу того, что тебя недооценивают.

— Некоторые могут увидеть в этом бесчестье.

— Лучше лишиться видимости чести, но не утратить ее, чем сохранить видимость и лишиться чести.

— Какая оригинальная точка зрения! — неожиданно улыбнулся Риагил. — Впрочем, она имеет свои достоинства. Адриэль привезла из Римини обнадеживающие новости о тебе. А сегодня, наблюдая за тобой, я нашел, что ее надежды оправдываются.

Он помолчал и снова стал серьезным.

— Ты — что-то вроде обоюдоострого кинжала, мой мальчик, и именно так я и намерен тебя использовать. Гедре медленно увядает с тех пор, как принят Эдикт об отделении, подобно лозе, чьи корни обрублены. То же самое происходит с кланом Акхенди, который вел торговлю через наш порт. Клиа должна добиться успеха — иначе нам не выжить. Торговля с северными странами должна возобновиться. Что бы ни решила лиасидра, пусть Клиа знает — клан Гедре поддержит Скалу.

— Принцесса не сомневается в этом, — заверил его Серегил.

— Благодарю тебя. Сегодня ночью я буду спать спокойнее. А теперь я оставляю тебя вот с этим. — Риагил вытащил из-за пояса запечатанный пергамент и вручил Серегилу. — Это от твоей сестры. Добро пожаловать домой, Серегил-и-Корит.

У Серегила перехватило дыхание, когда он услышал свое настоящее имя. Прежде чем он смог ответить, Риагил тактично покинул сад, оставив Серегила наедине с тихим шелестом воздушных змеев.

Серегил провел пальцем по оттиснутому на воске изображению дерева и дракона, представив себе тяжелый перстень-печатку отца на тонком пальце Адриэль, потом сорвал печать и развернул пергамент.

Адриэль вложила в письмо несколько сухих цветков вандрила. Растерев поблекшие лепестки в руке, Серегил вдохнул их знакомый аромат.

«Добро пожаловать домой, дорогой брат, — начиналось письмо. — Именно так я называю тебя в душе, даже если это запрещено делать вслух. Мое сердце разрывается оттого, что я не могу открыто говорить о нашем родстве. Когда мы встретимся, знай, что только обстоятельства, а не холодность с моей стороны заставляют меня быть сдержанной. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты взялся за трудное для тебя и опасное задание царицы. Предложение включить тебя в посольство не было неожиданным решением. Я подумала об этом еще во время нашей слишком короткой встречи в Римини. Да благословит Аура кхи бедного Нисандера за то, что он рассказал мне о твоей настоящей роли в событиях. Позаботься о безопасности нашей родственницы — Клиа. Да сохранит тебя Аура до тех пор, пока я не смогу обнять тебя в Сарикали. Мне так много нужно тебе сказать, хаба! Адриэль».

Хаба!

Горло Серегила снова сжалось, когда он перечитывал драгоценные строки.

— В Сарикали, — прошептал он, обращаясь к воздушным змеям.