Глава 37

Аркониэлю весть о выкидыше, случившемся у принцессы, послал Фарин. Конечно, в момент несчастья ближе всех к принцу находились Тобин и Ки, но ни у одного из них не хватило духу написать об этом другу.

«Все было точно так же», — написал Фарин, говоря об уродстве младенца.

— То была воля Иллиора, — бормотала Нари.

Стояла середина зимы, вечер был морозным, и они вдвоем сидели у очага в кухне, закутавшись в плащи и поставив ноги на горячие кирпичи.

— После того как первые дети короля умерли, он уже не смог произвести на свет здорового младенца. А теперь проклятие пало на его сына. До того как Айя привела меня в дом Риуса, я и не думала, что Светоносный так жесток.

Аркониэль смотрел на огонь. Даже после стольких лет его воспоминания ничуть не потускнели.

— Знание и безумие, — тихо произнес он.

— Как это?

— Айя однажды объяснила мне, что только волшебники видят истинное лицо Иллиора; что только мы по-настоящему чувствуем силу бога. Но та же сила, что дает знание, может также принести с собой и безумие. Во всем, что случилось, есть свой смысл и цель, и цель есть в том, что будет после, но иногда это выглядит как жестокость.

Нари вздохнула и поплотнее завернулась в плащ.

— Ну, это ведь не страшнее того, что делали король и его Гончие, убивая тех девочек, а? Мне до сих пор снится лицо герцога и выражение его глаз, когда они стояли над бедняжкой Ариани, а внизу толпились все эти солдаты… Ведьма отлично сделала свое дело в ту ночь. Но почему дальше все пошло именно так?

Аркониэль слегка покачал головой, не отрывая взгляда от огня.

— Только между нами… — осторожно сказала Нари. — Я все время пытаюсь понять, не имела ли Айя к этому отношения. Она моя родственница, и я вовсе не желаю проявить неуважение, но после той ночи…

— Она не убивала Ариани. Даже если бы захотела, сомневаюсь, чтобы она смогла.

— Ты так думаешь? Ну, я рада это слышать. Во всяком случае одной смертью меньше на ее совести.

— И на моей, — тихо произнес Аркониэль.

— Ты совсем не такой, как Айя.

— Разве?

— Конечно. Я это с самого начала поняла. А ты не задумывался, почему тот демон больше ни разу не трогал тебя после первого раза, когда сломал тебе запястье?

— Он напугал мою лошадь, и она меня сбросила. Сам он до меня не дотрагивался.

— Ну, тебе виднее. Но на Айю он нападает каждый раз, когда она оказывается поблизости от него.

— Он со мной один раз разговаривал. Сказал, что чувствует вкус моих слез. — Нари вопросительно посмотрела на него, и Аркониэль пожал плечами. — Я плакал, когда хоронил его. И мои слезы упали на тело младенца. Видимо, для него это что-то значит.

Нари помолчала немного.

— Знаешь, я думаю, ты единственный, кто оплакивал его, кроме его несчастной матери. Риус горевал только о своей жене. И именно ты вернулся, чтобы позаботиться о Тобине. А теперь тебе приходится присматривать за всеми, кто приходит. Но она-то этим не занимается, так?

— Если бы не она, их бы здесь не было, — напомнил ей Аркониэль. — А видения, что были у нее и остальных? Я-то ничего никогда не видел. Никогда.

Новые и новые волшебники прибывали в замок, по одному и по двое. К тому времени, когда пришла весть о женитьбе Корина и о случившемся у леди Алии выкидыше, появились уже шесть новых беженцев, и с ними несколько слуг. Маленький табун лошадей и осликов пасся на опушке леса, скрытый от любопытных глаз торговцев.

Серана, старая подруга Айи, была первой из пришедших осенью. Вслед за ней явились верхом на лошадях Лиан и Ворнус, пожилая седовласая пара, разменявшая четвертое столетие. С ними была лишь одна дородная горничная по имени Симеус. Волшебники щебетали друг с другом так нежно, словно были мужем и женой; Аркониэль заподозрил, что в молодости они не слишком стремились соблюдать обет целомудрия.

Вскоре после них прибыла Мелиссандра, чародейка с юга, — она ворвалась в дом ночью, как потрепанная бурей птица. Темноглазая и молчаливая, от страха она даже казалась моложе ее ста с лишним лет. Пока к ней не явились Гончие, она была богатой женщиной, ее служанка Дар тащила следом за госпожой сундучок с монетами.

Хайн приехал, когда выпал первый снег. Коренастый, с виду обычный молодой человек с клочковатой бородой, он был учеником, когда Аркониэль видел его в последний раз. Но, как и старые волшебники, он обладал аурой настоящей силы, несмотря на нужду и отсутствие знаний.

Лорд Малканус и его маленькая свита добрались до замка как раз перед тем, как все дороги завалило снегом. Он был лишь на несколько десятков лет старше Аркониэля и даром обладал посредственным, однако ему нравилось покровительствовать богатым вдовам в Илани (а заодно заглядывать к ним в постель), и прибыл он с тремя лакеями, сундуком золота и очень высоким мнением о самом себе. Аркониэль прекрасно обошелся бы без него. Малканус всегда относился к нему пренебрежительно, глядя на Аркониэля, а возможно, и на Айю почти как на грязных бродяг. Ни время, ни обстоятельства не изменили к лучшему его манер. Аркониэль сожалел о том, что Айя дала этому волшебнику один из своих камешков, и понять не мог, чего ради Светоносный мог общаться с таким человеком.

Комнаты в замке были прибраны, найдены кровати — и вскоре все устроились более или менее удобно. Малканус поднял шум из-за того, что ему сначала предложили разделить спальню с другим волшебником, так что Аркониэль отдал ему свою старую спальню на третьем этаже, не предупредив о другом постояльце в этой части замка. Но, к его разочарованию, Ариани не обратила внимания на нового жильца.

Повариха и Нари были в восторге от того, что замок наполнился людьми, и новых слуг охотно заняли делами. Замок снова стал выглядеть как настоящий дом, несмотря на странности его обитателей.

Аркониэль никогда не видел стольких волшебников в одном месте, и ему понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому. Он понятия не имел, встретит ли кого-нибудь, занимающегося практической невидимостью или отрабатывающего чары левитации, но все равно был рад компании. Лиан и Ворнус обладали большой силой, а у Хайна был огромный потенциал. Мелиссандра, хотя ее сила и была не слишком велика, оказалась настоящим мастером чар защиты, и вскоре и луг, и дороги были сплошь окружены сторожевиками. После этого Аркониэль вздохнул несколько свободнее. И еще она была очень добра к детям и вместе с Лиан и Ворнусом помогала Аркониэлю учить их. Маленький Витнир сразу влюбился в нее, и Аркониэль стал уже побаиваться, что потеряет своего первого ученика.

По его настоянию все волшебники участвовали в занятиях с детьми, проверяя их способности и передавая собственные особые таланты. Колин и Серана научили детей простой домашней магии и практическим чарам. А Лиан умела посылать сообщения, составленные из разноцветных огоньков, что было по-настоящему редким даром. Ворнус и Мелиссандра увлекались чарами превращения, и еще она ловко управлялась с установкой защиты и с замками. А умению Эйоли затуманивать ум, хотя и простому в своей основе и очень полезному для жизни, как вскоре выяснилось, было почти невозможно научить других. Это было природным даром, вроде музыкального слуха или способности сворачивать язык в трубочку. Витнир и Аркониэль могли удерживать иллюзию в течение нескольких секунд, но у других и это не получалось.

Да, все это были полезные умения, но больше всего удивил их чванливый, пустой Малканус — как выяснилось, он обладал весьма опасным даром управления огнем и молниями. Младшим детям не позволили учиться этим чарам, но Аркониэль вместе с Этни и взрослыми волшебниками занялся ими всерьез, объяснив всем: «Если вдруг Гончим вздумается когда-нибудь заглянуть к нам в гости, мне бы хотелось приветствовать их как следует».

Однако со временем стало ясно, что многие из чар, особенно самые трудные, не могут быть освоены всеми до единого.

Как и предполагал Аркониэль, подопечные Виришан не смогли научиться ничему, кроме простейших заклинаний. Но зато сила Витнира проявлялась сама собой. Мальчик просто расцвел от того, что у него появилось так много учителей, и к середине зимы уже с легкостью превращал каштан в серебряный наперсток и умудрился поджечь конюшню, когда пытался повторить заклинание, которое подслушал у Малкануса по невниманию Аркониэля. Аркониэль сурово отчитал мальчика, но втайне был очень доволен.

Слуги оказались такими же полезными, как их хозяева. Норил и Семион, двое из тех, что пришли с Малканусом, отлично управлялись с лошадьми, а третий, Киран, делал из деревяшек и лоскутов чудесные игрушки для детей. Слуга Ворнуса Симеус оказался искусным плотником, он занялся ремонтом замка. Не довольствуясь простым трудом, он еще и установил над колодцем удобный отвес, так что теперь даже малыш Тотмус мог с легкостью поднять наверх бадейку с водой, просто нажав на конец длинного шеста. Еще он показал поварихе, как осушить ее все расширявшийся огород с помощью глиняных труб и крытых ям для воды, и в кухне тоже устроил нечто в этом роде, подтянув трубу к большой деревянной лохани для мытья посуды; теперь, вместо того чтобы выплескивать грязную воду за дверь, поварихе достаточно было вытащить пробку — и вода сама убегала по трубам, проложенным через огород.

— Ну разве не умно придумано! — воскликнула повариха, когда все собрались посмотреть на то, как вода закручивается водоворотом, прежде чем исчезнуть в трубе.

Симеус — высокий бородатый мужик — смутился, как девушка, и грубовато сказал:

— Ну, этому я научился за время путешествий, вот и все.

— Ты скромен, как всегда, друг мой, — с усмешкой сказал Ворнус. — Этот малый настоящий чародей, хотя и не владеет магией.

Аркониэль не спешил обнаруживать перед другими собственную магию, потому что она подразумевала связь с Лхел. Чары, которые она ему даровала, моментально выдали бы его тайную наставницу. И Лхел настойчиво требовала хранить секрет.

— Как ты им объяснять, почему я тут, а? — спросила она одной из зимних ночей, когда Аркониэль лежал рядом с ней.

— Я не знаю. А разве мы не можем просто сказать, что ты пришла с холмов и поселилась здесь?

Лхел нежно погладила его по щеке.

— Ты со мной так долго, ты забывать пути собственных людей. А кстати о твоем народе, ты уже поймал в свою постель тот маленький хорошенький птичка?

— Один раз, — признался Аркониэль, сообразив, что Лхел уже все знает.

— Только раз? И что ты узнал?

— Понял, почему волшебники принимают обет целомудрия.

Лхел могла быть не слишком красивой и не молодой, но ее сила питала Аркониэля как ничто другое, сила исходила и от ее очага, и от ее постели. Когда Аркониэль соединялся с ней, он как будто впитывал молнию. А после соития с Этни внутри у него стало темно. Его сила вытекла в девушку, а взамен он получил лишь легкое расстройство здоровья. Но физический спазм ничего не значил в сравнении с потерей силы. Он пытался скрыть свои чувства, но Этни ощутила их и больше к нему не приходила.

— Твой Светоносный поставить тебя на узкую тропу, — сказала Лхел, когда Аркониэль попытался объяснить ей это.

— А у вашего народа все по-другому? Вы ведь можете рожать детей, несмотря на магию.

— Наш народ совсем другой. Ты забывать, зная только меня. Для твоих друзей я быть бы не лучше некроманта. Тот надменный молодой метатель огня сжег бы меня до угля, как только видеть меня.

— Ему бы пришлось сначала сунуть в огонь меня, — заверил ее Аркониэль, но он понимал, конечно, что Лхел права. — Но такого не случится, — заверил он ее. — Благодаря тебе у Скалы снова будет королева.

Лхел уставилась на тень над его головой.

— Да, так быть скоро. Пора держать мое обещание.

— Какое обещание? — спросил Аркониэль.

— Я должна показывать тебе, как отделить Тобина от Брата.

Аркониэль резко сел в постели. Он ждал этого уже много лет.

— А это трудно? Этому долго учиться?

Лхел наклонилась и зашептала ему прямо в ухо. Аркониэль недоверчиво уставился на нее.

— И это… и это все? Но тогда… зачем вся эта загадочность? Ты могла сказать нам об этом давным-давно, и тебе не пришлось бы жить здесь, в изгнании!

— Я здесь не только потому, что Великая Мать приказать мне оставаться. Разрушить связь, может, и легко, но кто сплетет новую нить, когда это надо? И может быть, у тебя палец был бы целый, если бы ты не создал магию, которая теперь есть. Великая Мать предсказала — и я была там, где должна быть.

— Прости меня. Я сказал, не подумав.

— А раз уж разорвать связь так просто, тем более причин хранить тайну. Ты бы доверил этому несчастному ребенку такое знание?

— Нет.

— И не обманывай себя, — сказала Лхел, зарываясь в одеяла. — Деяние может быть простым, но сделать такое… ей понадобится вся храбрость, какая у нее есть.

Слова Лхел звучали в ушах Аркониэля на обратном пути, но чем ближе он подходил к дому, тем сильнее его охватывали другие опасения.

— Тут на днях посыльный мясника заметил, что я очень много мяса заказываю, — предупредила его повариха однажды вечером, когда все сидели за ужином в холле. — А поскольку луг уже весь покрылся снегом, нам скоро придется покупать корм для лошадей. Не думаю, что твоя мистрис предвидела это; а если народу еще прибавится, будет еще хуже. И дело не только в шпионах, если они вообще тут есть поблизости.

Аркониэль вздохнул.

— И что нам делать?

— Повезло тебе, что я была солдатом до того, как стала поварихой, — ответила женщина, качая головой. — Прежде всего, мы не должны больше покупать так много всего в Алестуне. Мужчины могут охотиться, но овощей в лесу не добудешь. У меня в огороде этим летом кое-что выросло, но если мы поедем, то куда-нибудь подальше. До Кроуфорда всего день пути в повозке, и там никого из нас не знают. Пошли туда сейчас пару мужчин, пусть оденутся как торговцы или разъезжающие купцы, а в следующий раз поедут двое других. Дед Тобина однажды зимой использовал такую стратегию, когда нам пришлось разбить лагерь у границы Пленимара.

— Да, вот она — разница между солдатом и волшебником. Я о таких вещах никогда и не думал. Будем считать тебя нашим квартирмейстером. — Когда повариха повернулась, чтобы отправиться назад, в кухню, у Аркониэля возникла некая мысль, и он коснулся рукой потрескавшейся, красной кисти поварихи. — Послушай, я столько лет знаю тебя, но ни разу не спросил, как тебя зовут на самом деле.

Повариха рассмеялась.

— Ты хочешь сказать, тебе неизвестно то, что знает каждый торговец в Алестуне? — Она вскинула брови, глядя на Аркониэля, но весело улыбалась. — Меня зовут Катилан. В свое время я была сержантом Кат, одной из лучниц королевы. Я немножко забросила это дело ради тренировки на мечах, но все еще могу натянуть тетиву. Я тренируюсь, когда нахожу время.

— Как же ты стала поварихой? — ляпнул Аркониэль, не подумав.

Женщина фыркнула.

— А ты как думаешь?

 

Глава 38

Из-за случившегося у леди Алии выкидыша королевский вояж отложили почти на месяц, и по Новому дворцу пополз слушок, что кое-кто из советников короля хотел бы, чтобы Корин вообще оставил принцессу; и, если учесть подробности случившегося с ней, ничего удивительного в таких слухах не было. Но развод привлек бы слишком много внимания к его причинам, да к тому же Корин, похоже, искренне любил жену, хотя Тобин и другие компаньоны не могли понять этого — ведь замужество ничуть не улучшило манер леди Алии.

— Наверное, она уж очень хороша в постели, — ворчал Ки после того, как однажды Алия обошлась с ним особенно пренебрежительно.

— Да уж, наверное, в этом ее ценность, если учесть, что она потеряла, — согласился Никидес. — И она достаточно умна, чтобы понимать свою власть. Посмотрите, как ловко она пользуется любовью короля. Уж она-то знает, кто пряники раздает.

А Эриус действительно все сильнее любил жену сына и всю ту неделю, пока она провела в постели, каждый день навещал ее с дарами.

Алия, за которой ухаживали мать и чуть ли не половина дризидов из рощи, поправилась быстро. К тому времени, как она в полной мере окрепла для морского путешествия, ее горе уже утихло, и люди осторожно поговаривали, что, возможно, свежий морской воздух поможет молодой жене лучше выполнить свой долг.

После долгого сидения на месте Тобин и остальные восторженно приветствовали сообщение об отплытии. После отчаянной скуки городской жизни перспектива долгого путешествия, пусть даже в разгар зимы, казалась великолепной.

К тому же у Тобина были свои причины рваться в путь. За неделю до того, как они должны были сняться с места, к нему с очередным неожиданным визитом явилась Айя.

— Это для тебя редкая возможность, — сказала она, когда они остались наедине в доме его матери. — Никогда не забывай того, что ты предназначен править этой страной. Постарайся узнать о ней как можно больше. Смотри так, как учил тебя твой наставник Ворон.

— Потому что мне придется защищать Скалу от Пленимара? — спросил Тобин.

— Нет, потому что тебе придется сражаться против твоего дяди или двоюродного брата.

— Ты говоришь о войне? Но я думал, что Светоносный… я не знаю…

— Ты думал, тебе приготовлена гладкая дорожка? — невесело усмехнулась Айя. — По собственному опыту я знаю, что боги дают лишь возможность, а уж воспользоваться ею они предоставляют нам. Ничто не обещано.

Именно в тот вечер Айя рассказала Тобину о видении, что посетило ее в Афре перед его рождением.

— Я после того бывала у оракула, но Иллиор ничего нового мне не показал. Будущее — как старая истершаяся веревка, и мы должны как следует сплести ее нити, чтобы она не оборвалась.

— Но тогда, значит, я могу и проиграть? — От этой мысли Тобина пробрало холодом.

Айя взяла его за руки.

— Можешь. Но не должен.

Они подняли паруса в двенадцатый день месяца достина, и на мачтах их кораблей радостно плескались знамена и гирлянды. Корин взял с собой компаньонов, гвардию и небольшой штат слуг. Алию сопровождали мать и несколько тетушек, слуги, двое дризидов, егеря и сокольничьи с собаками и птицами и переносное святилище плодородного Далны.

Было холодно, однако достаточно спокойно для плавания вдоль берегов, и маленький флот пять дней спустя сделал первую остановку в Сирне. Тобин был в восторге, что увидит наконец свое владение, на свой лад такое же важное, как Атийон; но для этого ему пришлось выдержать путешествие вместе с теперешним протектором Сирны. Лорд Нирин отправился вместе с ними и должен был изображать хозяина, когда они прибудут в крепость.

Нирин встретил их на борту в день отплытия, и выглядел он скорее как знатный вельможа, чем как волшебник. Под плащом, отороченным зимним мехом лисицы, на нем было одеяние из плотного серебристого шелка, расшитого жемчугом.

— Добро пожаловать, мои принцы! — воскликнул он так радушно, словно был капитаном судна.

Тобин внимательно изучал искусное шитье на рукаве чародея и старался ни о чем другом не думать.

Деревушка в Сирне представляла собой небольшое скопление примитивных домиков, пристроившихся над заливом с восточной стороны в самой узкой его части. Однако встречали их здесь так же восторженно, как и на всем пути. Красивый, энергичный, молодой будущий король с прекрасной супругой представлял собой чудесное зрелище; а за пределами Нового дворца никто не знал, как он проявил себя в первой битве.

Корин произнес короткую речь, потом Нирин проводил их вверх по замерзшей неровной дороге к крепости, что нависала над перешейком. Крепость выглядела весьма внушительно, и Тобин слегка порозовел, вспомнив, как по чистой случайности пытался подарить ее. Сэр Ларент вряд ли сумел бы управиться со здешним хозяйством, и все же Тобин предпочел бы его нынешнему лорду-протектору.

Замок в крепости был совершенно не похож на атийонский. Древние, сырые, унылые помещения скорее напоминали казармы, чем жилище знатного человека. Тобину они не понравились точно так же, как и их хозяин, и он предпочел большую часть времени потратить на осмотр крепости вместе с друзьями.

Парапеты смотрели на север. Высокая куртина имела три уровня, с деревянными галереями и бойницами для стрельбы. Верхняя часть стены была открытой, с широкими площадками, на которых было удобно стоять, и зубцами, между которыми могли разместиться лучники. Юноши долго стояли у амбразур, представляя, как по дороге в их сторону движется вражеское войско. Крепость была построена в самой узкой части перешейка, и почти вертикальные стены утесов со всех сторон не давали возможности подобраться к ней иначе как по крутой дороге со стороны деревни.

Со стен они могли смотреть на восток, на Внутреннее море, а если поворачивались — то меньше чем в миле от себя видели уже пространные воды Осиатского моря.

— Ты только посмотри! — воскликнул Ки. — Внутреннее море сегодня по цвету совсем как бирюза, а Осиат — темно-синий, будто чернила!

— Это Ауренен вон там? — спросил Руан, показывая на горные вершины, видневшиеся по другую сторону вод на западе.

— Нет, Ауренен гораздо дальше к югу, — ответил Тобин, припоминая карту, которую они с Ки изучали в дворцовой библиотеке. — Если ты отсюда будешь двигаться на запад, думаю, ты попадешь в Зенгат.

Прослеживая взглядами береговую линию мыса, они всматривались в отвесные, головокружительной высоты утесы на западной стороне. Далеко внизу над водой кружились чайки, а еще ниже о каменные стены бились увенчанные пенными гребнями волны прибоя.

— Этот перешеек сам как крепостная стена, — сказал Тобин. — Чтобы добраться до этого клочка земли, придется обойти под парусами всю Скалу.

— Именно поэтому на западе почти нет укреплений, — сказал Никидес. — Склоны гор с этой стороны очень крутые, и заливов почти нет. Дед говорит, что все три королевства обращены к острову Куросу, потому что это сердце мира.

— Отлично. Это значит, что нам, по крайней мере, не придется плыть так далеко в ту сторону, — сказал Руан, который постоянно страдал морской болезнью.

Но Тобин все смотрел и смотрел на дразнящий далекий мыс. Он уходил в невероятно синее море Осиат, и казалось, на нем одна сплошная дубовая роща. Каково было бы прогуляться там? Наверное, ему никогда этого не узнать… Почему-то при этой мысли Тобина охватила грусть. Эта продуваемая всеми ветрами полоска земли и суровые горы, проходившие, как хребет, по центру Скаланского полуострова, разделяли страну на две половины.

Покинув Сирну, они направились вдоль неровного северного побережья страны. Иногда они останавливались в замках, а иногда в городах, и везде их встречали радостно, благословляли и произносили торжественные речи и пили за их здоровье в каждом порту. К весне они добрались лишь до Волчи, но Тобин уже заполнил две тетради своими наблюдениями с военной точки зрения. Мысли же другого рода он предпочитал не доверять бумаге.

 

Глава 39

Айя приехала в замок в середине лета и привезла с собой еще троих волшебников для команды Аркониэля. Она была в восторге от результатов их работы, особенно когда узнала, что Аркониэль и Эйоли овладели чарами отправки сообщений, которыми поделилась с ними Лиан.

Дни и ночи стояли жаркие, и второй вечер они потратили на прогулку вдоль прохладной реки. На берегу после весеннего паводка осталось принесенное водой большое бревно, и они сели на него, опустив босые ноги в воду. Айя наблюдала за тем, как Аркониэль отправлял шутливое послание Лиан — в крошечном шарике голубоватого света. Мгновением позже насмешливый ответ женщины примчался назад в похожей на светлячка зеленой искре.

— Восхитительно! — воскликнула Айя.

— На самом деле это совсем нетрудные чары, если почувствуешь схему, — сказал Аркониэль.

— Я не о том. Ты молод, Аркониэль, и ты лучшую часть своей жизни тратишь на мой замысел. Но разве ты не помнишь, как все было раньше? Волшебники никогда не жили большими группами и весьма редко делились между собой знаниями. Вспомни, какое ты испытывал разочарование и какую боль, когда кто-то показывал тебе замечательные чары, но отказывался объяснить, как они работают?

— Да… А ты мне говорила, что расспрашивать — невежливо.

— Так оно и было, но нынче настало другое время. Большие несчастья сплотили нас — и тех, кто живет здесь с тобой, и тех, кто живет в Эро, я тебе рассказывала о них.

— Твои волшебники из норы? — усмехнулся Аркониэль.

— Да. А сколько еще может быть таких маленьких групп заговорщиков, как ты думаешь?

— Немного. Есть ведь Гончие. Они появились раньше, чем волшебники начали объединяться.

Губы Айи скривились от отвращения.

— Пожалуй, ты прав. Когда я в первый раз услыхала об этих Гончих, я подумала, что это ненадолго. Однако теперь… вот что мы имеем. — Она покачала головой. — Да, времена действительно изменились.

Аркониэль оглянулся на замок, где теплым светом горели окна.

— Мне это нравится, Айя. Мне нравится видеть столько детей, нравится учить их. И делиться знаниями со взрослыми мне тоже нравится.

Айя погладила его по руке и встала.

— Ты для этого и предназначен, дорогой.

— Что ты имеешь в виду? Ведь когда мы выполним свою задачу, все станет таким, как прежде.

— Я в этом не уверена. Помнишь, что я рассказывала тебе о своем видении в Афре?

— Конечно.

— Я тогда не все тебе сказала. Я видела еще и тебя.

— Меня?

— Да, ты стоял в огромном сверкающем дворце, где было полно волшебников, и рядом с тобой стоял подмастерье.

— Витнир?

— Нет, в моем видении ты был уже очень стар. Должно быть, прошло несколько веков с сегодняшнего дня, а ребенок был совсем маленький. В тот момент я не поняла, что это значит, но теперь мне кажется, я начинаю понимать смысл увиденного.

Аркониэль снова посмотрел на замок и покачал головой.

— Это не похоже на сверкающий дворец.

— Не похоже, но и ты еще не старик. Нет, я думаю, мы видим сейчас самое начало пути, который определит твою жизнь.

— Наши жизни.

— Думаю, что нет.

При этих словах Айи Аркониэль ощутил укол страха.

— Не знаю, о чем ты говоришь, Айя, но поверь — ты будешь желанной гостьей везде, где бы я ни очутился. Может, именно ты и построишь тот белый дворец. Ты просто заглянула слишком далеко, вот и все.

Айя взяла его под руку, и они пошли вверх по склону.

— Может, ты и прав. Но что бы все это ни означало, я видела то, что видела, и я довольна.

Какое-то время оба молчали. И лишь когда они дошли до моста, Айя спросила:

— А как у тебя обстоят дела с чарами туннеля в воздухе? Я вижу, что остальные твои пальцы пока на месте, а?

— Вообще-то новости у меня есть, и интересные. Я показал эти чары Ворнусу, и он сказал, что нечто подобное практикуется магами кентавров в горах Нимры. Он назвал это магией транслокации, или перемещения. Думаю, такое название лучше описывает суть чар, чем «туннель в воздухе». Ведь это больше похоже на водоворот, воронку, которая втягивает предметы и уносит их, как ураган. Проблема в том, что воронка вращается слишком быстро. Если бы мне удалось как-то замедлить ее движение, я мог бы, пожалуй, перемещать людей.

— Поосторожнее, милый мальчик! Ты вступил на опасный путь. Я постоянно думаю об этом с тех пор, как ты показал мне свои чары.

— Не беспокойся, сейчас мы используем крыс и мышей. — Аркониэль криво улыбнулся. — Если учесть наши старания, подозреваю, что в замке не останется грызунов задолго до того, как мы добьемся результата. И все равно я надеюсь.

— Я имела в виду не только опасность самой работы. Ты должен всегда учитывать последствия применения подобной силы. Обещай мне, что будешь пока держать все в тайне.

— Обещаю. Я доверяю Ворнусу и Лиан, но в Малканусе я совсем не так уверен. У него и так достаточно силы, и он, похоже, наслаждается ею и вполне доволен.

— У тебя проницательное сердце, Аркониэль. Я всегда так думала. И если ты не позволишь жалости ослепить себя, оно послужит тебе как должно.

Аркониэль уловил оттенок упрека в ее словах. И хотя они никогда об этом не говорили, Аркониэль знал, что Айя так до конца и не простила его за то, что он пощадил Ки.

 

Глава 40

Корин и компаньоны вернулись в Эро вместе с осенними дождями и были бесконечно рады, когда увидели на причале встречавших их Луту и Бареуса. Лута не только окончательно поправился, но еще и подрос на целых три дюйма.

— Смертельное ранение пошло мне на пользу, — сказал он, смеясь, когда все радостно его приветствовали. — Но за тобой, Тобин, мне все равно не угнаться.

Тобин застенчиво усмехнулся. В течение прошедшего года он рос так быстро, что пришлось шить новую одежду. Он стал почти таким же высоким, как Корин, но, хотя ему было уже почти пятнадцать, он оставался очень тонким в кости, и борода у него не росла, из-за чего компаньоны безжалостно над ним насмехались.

Тобин предпочитал отшучиваться, но втайне просто ужасался из-за этого. Все его друзья уже становились мужчинами. Ки раздался в плечах, отрастил жиденькие усы и узкую бородку, на тот фасон, что весной ввел в моду Корин. Ник и Лута вперегонки хвастались «двойными стрелами», весьма заметными пучками шелковистых волос над углами их ртов.

Даже Брат изменился. Они всегда были почти одинаковыми внешне, но за последний год Брат стал похож на взрослого мужчину, с такими же широкими плечами, как у Ки. На его верхней губе появились черные волоски, и грудь тоже поросла волосами, хотя до сих пор была гладкой, как у девочки.

Этим летом Тобин заметил, что ему совсем не хочется купаться вместе с другими: несмотря на то что он вытянулся вверх, в сравнении с большинством компаньонов он все равно выглядел как ребенок.

Хуже того, он теперь изо всех сил старался не смотреть на мускулистые тела юношей и их тайные места. Их любимой забавой всегда, с тех еще пор, как Тобин приехал в столицу, было сравнение мужских достоинств; но теперь эта игра вызывала у него неловкость, особенно когда речь шла о Ки.

Фарин отчасти понял его затруднения, когда в жаркий день дентина Тобин, надувшись, сидел на палубе корабля. Все остальные сошли на берег, чтобы искупаться в маленькой бухте, но Тобин остался на борту, сославшись на головную боль. Даже Ки его бросил.

— Я в твоем возрасте тоже был таким костлявым, — добродушно сказал Фарин, усаживаясь рядом с принцем в тени парусов. — Но придет день, и ты обрастешь волосами, а мышцы у тебя станут как у борца.

— А с моим отцом тоже так было? — спросил Тобин.

— Ну, Риус рос быстрее, но ты ведь в основном уродился в мать. Зато его отец был таким же худощавым, но сильным, как ты. — Он одобрительно ткнул пальцем в бицепс Тобина. — Ты такой же жилистый и узкобедрый, как твой дед. И быстрый, как кошка. Я видел, как ты вчера выскользнул из захвата Зуштры. Скорость всегда одолеет силу, если ты достаточно сообразителен. А ты именно такой.

Но от этого разговора Тобин не стал чувствовать себя лучше. Он ведь не мог рассказать Фарину о лунных болях, что терзали его регулярно. И хотя сам Тобин знал правду, он все равно ощущал себя брошенным друзьями. Да уж, нечего было удивляться, что девочки перестали с ним кокетничать.

«Не в этом дело, — прошептал тихий голос в глубине его сердца. — Они знают. Они видят».

Тобин знал, что тайный голос говорит о нем и Ки. И о том, что сплетники приписывают им особые отношения. Но он ведь всегда относился к своему оруженосцу просто как к брату… Однако этим летом кое-что изменилось; кое-что, о чем Тобин боялся даже думать, когда Ки находился неподалеку, потому что боялся, что все отразится на его лице.

Ки любил его так же, как всегда, но было совершенно ясно, куда стремятся его фантазии, Несколько молодых служанок не устояли перед его обаянием в Эро, а уж во время долгого путешествия у него было куда больше возможностей. Ки был красив, обаятелен: девушек тянуло к нему, как кошек к сливкам. Но он никогда не хвастался своими победами в кругу компаньонов.

Когда юноши начинали болтать на эти темы, Тобин всегда помалкивал, прикусив язык. Но компаньоны полагали, что принц просто застенчив, как обычно. Ки думал так же. Для Ки они оставались братьями, как и прежде. Он никогда не упоминал о сплетнях и никогда не менял своего отношения к другу. А Тобин подавлял странные желания, одолевавшие его время от времени, и тоже помалкивал.

Но хуже всего было в дни полнолуний, когда лунные боли пульсировали в его животе, напоминая Тобину, кто он на самом деле. Иной раз он даже ловил себя на том, что с завистью смотрит на молодых женщин, пытаясь представить, как они чувствуют себя, легко шагая в развевающихся юбках, с вплетенными в волосы нитями бус, пахнущие духами… и как на них смотрят молодые люди.

«Придет день, — думал Тобин, по ночам пряча в подушку пылающее лицо и стараясь не думать о Ки, лежащем так близко. — Однажды он узнает, а уж тогда посмотрим».

А иногда, оставшись один, он раздевался и смотрел в зеркало на свои узкие бедра и плоскую костлявую грудь, на простое лицо — и гадал, станет ли он вообще когда-нибудь настоящей женщиной? Прикрыв рукой маленький пенис, он старался вообразить, как останется без этой части своего тела, и пожимал плечами, смущаясь сильнее, чем когда-либо.

И когда они наконец вернулись домой, он поклялся себе, что найдет возможность так или иначе повидать Лхел.

Вновь очутившись в Эро, Тобин и Ки обнаружили, что теперь они владеют другими комнатами, в Новом дворце, в том крыле, где жил Корин. Другие компаньоны тоже разместились поблизости.

Далее последовала обычная череда балов и приемов и вылазки в город. Однако прошло несколько недель, и король объявил о новой казни на рыночной площади. Тобин уже почти забыл случай с молодым жрецом и те взгляды, что люди бросали на Корина в тот день, — но теперь они выехали из дворца под усиленной охраной.

На этот раз к сожжению были приговорены три волшебника; Тобин держался как можно дальше от платформы, боясь, что кто-то из них его узнает; но, в отличие от прошлой казни, приговоренные вели себя тихо, покорно, и ни слова не донеслось из-под железных масок.

Тобину хотелось отвернуться, когда они горели, но он знал, что другие смотрят на него, гадая, как он поведет себя на этот раз. Наверняка кто-нибудь ожидал от Тобина нового представления. Поэтому он держал глаза открытыми, а лицом повернулся к ослепительному белому огню, но старался не смотреть на темные фигуры, корчившиеся в рамах.

На этот раз на площади не было недовольных. Толпа одобрительно ревела, компаньоны веселились. Тобин моргнул, от напряжения у него заболели глаза; он оглянулся на Корина. Как он и подозревал, его двоюродный брат смотрел на него и тут же горделиво усмехнулся. Желудок Тобина сжался, ему пришлось несколько раз сглотнуть подступившую к горлу желчь.

На пиру, который последовал за казнью, Тобин лишь делал вид, что ест. Тошнота прошла, но он ощущал легкие приступы боли в животе, как некое напоминание. Они становились сильнее по мере приближения ночи, — боль была уже такой, как в тот день, когда у него случилось кровотечение. Правда, Лхел обещала, что такого больше не повторится, но каждый новый приступ боли заставлял сердце Тобина падать куда-то вниз. А вдруг у него опять пойдет кровь? А если кто-нибудь заметит это?

Нирин, как всегда, сидел рядом с королем, и Тобин не раз и не два ощущал на себе холодный взгляд волшебника. Ки, вместе с другими оруженосцами подававший еду, бросил на него вопросительный взгляд. Тобин поспешил заняться ломтем холодной баранины, лежавшим перед ним, набив полный рот.

Как только их отпустили из пиршественного зала, Тобин поспешил найти укромный уголок и быстро проверил свои штаны — нет ли на них крови? Конечно, крови не было, как и обещала Лхел, но все равно Тобину трудно было посмотреть в глаза Ки, когда тот вдруг появился рядом.

— Ты не заболел, Тоб?

Тобин пожал плечами.

— Нет, просто казни и я плохо уживаемся друг с другом.

Ки обнял его за плечи и повел к их комнатам.

— Я тоже с ними не в ладах. И надеюсь, я им точно так же не нравлюсь.

— У твоего племянника все еще не хватает духа быть свидетелем твоего правосудия, мой король, — заметил Нирин, когда они позже этим вечером сидели с Эриусом в королевском саду и курили.

Эриус пожал плечами.

— Да, он слегка побледнел, но держался неплохо.

— Да, верно. И все же удивительно, что юноша, так хорошо проявивший себя в сражении, так огорчается, видя смерть преступников, тебе не кажется?

«И не просто огорчается». Юноша был разгневан. Это позабавило волшебника, хотя он и запомнил случившееся — на всякий случай. Никаких последствий для принца тут быть не могло, и кто знает, как оно повернется впредь? Возможно, следующая битва избавит его от таких чувств или чума избавит короля от племянника.

— Ну, не знаю, — рассеянно сказал Эриус, наблюдая за кольцом дыма, медленно уплывающим в потоке вечернего бриза. — Я знал одного отличного генерала, в битве он был настоящим львом, а стоило в комнату войти кошке — так просто белел от страха. И еще… Может, и не стоило бы говорить тебе об этом, но я сам видел, как генерал Рейнарис упал в обморок при виде собственной крови. У всех нас есть свои причуды. И нечего удивляться, что мальчику трудно видеть человека, который горит заживо. Мне тоже понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому.

— Да, пожалуй, твое величество.

— Да и какое это может иметь значение? — Эриус хихикнул. — Как наследник он больше мне не понадобится. Алия опять беременна, представляешь? И все идет хорошо.

— Ты ее очень любишь, твое величество.

— Она хорошенькая, сильная, и характер у нее покрепче, чем у моего сынка, — и она относится ко мне, как родная дочь. Отличная из нее получится королева, если только она на этот раз доносит наследника.

Нирин улыбнулся и тоже выпустил кольцо дыма.

 

Глава 41

Аркониэль даже не осознавал, насколько он отлично устроился, пока тот зыбкий мир, которым он наслаждался, не дрогнул.

Он был в саду, занимался с детьми лекарственными травами, собирая последние в этом сезоне растения. Ночью должно было наступить полнолуние, и Аркониэль ожидал мороза. Внезапно в нескольких футах от его носа возник маленький шарик света. Витнир и остальные с опаской следили за тем, как Аркониэль коснулся пальцем сферы послания. Он ощутил укол — ему передалось волнение Лион, когда шарик исчез, а он услышал ее встревоженный голос:

— Спрячьтесь немедленно! Приближается герольд!

— Скорее, дети, бежим в лес! — приказал Аркониэль. — Заберите корзинки и инструменты! Быстрее, быстрее!

Как только они спрятались в зарослях, он прочитал чары послания и отправил вопрос в мастерскую к Эйоли.

— За нами едут Гончие? — тихонько спросил Тотмус, съежившийся рядом с Аркониэлем.

Остальные сгрудились возле Этни, и она обнимала детей, прижимая к себе, но сама была так же напугана.

— Нет, просто гонец. Но все равно мы должны затаиться. Эйоли сообщит, когда опасность минует.

Всадник галопом поднялся на холм, и они слышали, как гулко простучали по мосту конские копыта. Аркониэль гадал, станет ли Нари предлагать гонцу обычное гостеприимство — еду и ночлег. Он и представить не мог, как заночует с детьми под открытым небом. И как нарочно, Тотмус тут же прижал ладошки ко рту, стараясь подавить кашель. Несмотря на хорошее питание и постоянную заботу Нари, мальчик все еще оставался слабым, болезненным ребенком, и у него, похоже, начиналась осенняя простуда.

Солнце медленно опускалось к горизонту, тени становились все длиннее. В темнеющем небе уже подмигивали первые звезды, когда они наконец снова услышали топот конских копыт. Аркониэль облегченно вздохнул, когда эти звуки затихли на алестунской дороге, но все же подождал, пока Эйоли пришлет шарик света с сообщением, что все могут вернуться домой.

В холле их встретили Нари и Катилан. Другие волшебники еще прятались наверху.

— Это от Тобина, — сказала Нари, протягивая Аркониэлю пергамент с печатью Атийона.

Сердце Аркониэля не раз сжималось, пока он читал письмо, хотя послание было радостным: компаньоны вернулись в столицу после долгого морского вояжа, путешествие было весьма успешным, и король одобрил намерение Тобина отпраздновать день рождения в его старом доме, чтобы поохотиться несколько недель. Вскоре будут отправлены вперед подводы со слугами и провизией, чтобы начать приготовления.

— Я так и думала, что рано или поздно это случится, — вздохнула Нари. — Все-таки здесь его родной дом. Но как же нам теперь всех спрятать, тем более от охотников?

— Да, в лес их не отошлешь, — сказала Катилан. — Кто-нибудь обязательно наткнется на лагерь.

— Аркониэль, а с тобой что делать? — добавила Нари. — Не говоря уже о кроватях наверху… А сад с целебными травами!

Аркониэль свернул письмо.

— Ладно, генерал, что ты предлагаешь?

— Дом приведем в порядок. Кровати все равно понадобятся, целебные травы объяснить нетрудно. Но вам всем надо куда-то перебраться, — ответила Катилан. — Только куда? Зима совсем скоро. — Она прижала к себе Тотмуса и многозначительно посмотрела на Аркониэля. — Вот-вот снег выпадет.

Эйоли, стоявший наверху у лестницы и слушавший их разговор, спустился и присоединился к обсуждению.

— Мы не можем отправиться в путь все вместе, как странствующие актеры. Такое уже проделывали другие. У Гончих приказ останавливать всех бродячих артистов на дорогах. Мы должны как-то разъединиться.

— Нет! — возразил Аркониэль. — Нари, присмотри за детьми. Эйоли, идем со мной.

Встревоженные волшебники ждали их в мастерской. Аркониэль не успел еще до конца разъяснить ситуацию, как они переполошились и все заговорили разом. Мелиссандра бросилась к двери, веля Дар собирать вещи, Хайн тоже встал, чтобы поспешить следом за ней. Малканус уже начал планировать маршрут ухода по проселочным дорогам. Даже самые старые явно были готовы броситься наутек.

— Послушайте, прошу вас! — крикнул Аркониэль. — Мелиссандра, Хайн, вернитесь!

Поскольку никто не обратил на него внимания, Аркониэль быстро пробормотал чары, которым его научила Лхел, и хлопнул в ладоши. По комнате прокатился оглушительный гром, и все ошеломленно замолчали.

— Вы что, успели забыть, кто вы такие? — резко спросил Аркониэль. — Оглянитесь вокруг! — Его сердце билось все быстрее и быстрее. — Третья Ореска, о которой говорила Айя, — это не далекая мечта. Она существует здесь и сейчас. В этой самой комнате. Мы и есть Третья Ореска, мы — первые плоды видения Айи. Светоносный собрал нас вместе. И какие бы цели он ни преследовал, нам нельзя сейчас разбегаться.

— Он прав, — сказал Эйоли. — Мистрис Виришан всегда говорила, что безопасность — в единстве. Подумайте о детях внизу. Они бы не выжили, если бы не она. Если мы будем держаться вместе, мы, возможно, выстоим и против Гончих. По крайней мере, я знаю, что одному мне это не под силу.

— Как и никому из нас, — согласился старый Ворнус, заметно помрачнев.

— Я сумел, — возразил Колин, резко, как обычно.

— Ты просто сбежал от них. И пришел сюда, — напомнил ему Аркониэль.

— Я сюда пришел ради безопасности, а не для того, чтобы потерять свободу!

— Может, ты предпочтешь носить их серебряный номер? — сердито спросила Серана. — Много у тебя останется свободы, если Гончие тебя сосчитают и запишут твое имя в свои книги? Я буду сражаться за твою королеву, Аркониэль, но больше всего я хочу, чтобы исчезли эти чудовища в белых балахонах. И как только Иллиор допускает такое безобразие?

— Может, мы должны доказать, что Светоносный этого не допускает? — предположил Малканус, прислонившийся к стене у окна.

Аркониэль удивленно посмотрел на него. Малканус пожал плечами, перебирая пальцами шелковое кружево на рукаве.

— У меня было видение, — сказал он, — и я в него верю. Я буду сражаться, если понадобится. Я бы сказал, нам надо держаться вместе.

— Мы и останемся вместе, — сказала Лиан. — Но мы не можем оставаться здесь.

— Можно уйти подальше в горы, — предложил Колин. — Я знаю потайные тропы. Если кто-нибудь из вас умеет добывать пищу, мы сможем там продержаться.

— Но как долго? — спросила Мелиссандра. — И что будет с детьми? Чем выше мы поднимемся в горы, тем раньше нас застигнет зима.

— Лиан, можешь отправить свое послание Айе?

— Нет, если не знаю, где она находится. Должно быть точное направление.

— Ладно, неважно. Сами справимся. Уложим в повозку столько, сколько потянут лошади, и посмотрим, куда выведет дорога. Будьте готовы к рассвету.

Это нельзя было назвать планом, но это было начало.

Нари и слуги позаботились о припасах. С помощью мужчин Аркониэль снова перенес все свое громоздкое оборудование в заброшенную комнату на третьем этаже. Когда они закончили, он отослал всех помогать на заднем дворе и впервые за многие месяцы остался наверху один. По его коже тут же побежали мурашки. Ведь уже почти стемнело…

Он стал торопливо укладываться, бросая в мешок одежду на несколько дней. Задерживаться он не собирался; как только все где-нибудь устроятся, он вернется и попытается поговорить с мальчиками. Аркониэль старался не думать о запертой двери в конце коридора, но в нем нарастало ощущение, что Ариани наблюдает за ним.

— Это все ради твоего ребенка. Все ради нее, — шептал он.

Схватив кое-как набитый мешок, он поспешил к лестнице, но на полпути сообразил, что забыл взять сумку с чашей. О ней он вообще не думал уже много месяцев.

Медленно повернувшись, он всмотрелся в темноту за кругом света, бросаемого его лампой. То ли действительно возле двери башни мелькнула белая тень, то ли это свет мигает? Наконец он заставил себя вернуться к мастерской. С каждым шагом воздух становился все холоднее, но Аркониэль не мог убежать. Без чаши — не мог.

Он подбежал к столу и вытащил пыльную кожаную сумку из тайника под ним. Запихивая сумку в мешок, он со страхом оглядывался, в любой момент ожидая увидеть в тени окровавленное лицо Ариани. Но ее нигде не было видно, лишь воздух наполнился холодом, но, может быть, виной тому был ночной ветер, ворвавшийся в окно? Дрожащими руками Аркониэль добавил к собранным вещам несколько связок целебных трав и кувшин с огненными камнями.

Он прошел половину коридора — и снова остановился, вспомнив еще кое-что.

Через несколько дней этот дом наполнится молодыми вельможами, егерями и слугами. И им понадобится каждая комната.

— Потроха Билайри!

Положив мешок у лестницы, он достал волшебную палочку и опять вернулся к своим комнатам.

Затмение — несложная магия, но она требует времени и сосредоточения. К тому времени, как Аркониэль скрыл дверь в свои комнаты, превратив ее в кирпичную кладку, он дрожал и обливался потом. В коридоре остались доступными две гостевые спальни по другую сторону коридора.

И лишь теперь Аркониэль вспомнил о забытых им окнах. Окна были отлично видны с дороги. Зарычав от огорчения, он смахнул тщательно выстроенные чары и начал все сначала, на этот раз создавая иллюзию, что в доме был пожар; снаружи люди увидят почерневшие камни вокруг окон и обгоревшие ставни. Когда он снова замаскировал дверь, его лампа погасла, и тут же он услышал отчетливый вздох.

Ариани стояла у двери башни, светясь в темноте, как горящая свеча. По ее черным волосам струились вода и кровь, проливаясь на платье и собираясь лужей возле ног. Бесшумно, как облако дыма, она заскользила к двери мастерской Аркониэля, прижав одну руку к губам, а другую согнув под странным углом, словно несла что-то под мышкой. Она долго смотрела на созданный волшебником мираж, и вид у нее был растерянный и смущенный.

— Я защищаю твое дитя, — сказал Аркониэль.

Она на мгновение подняла на него взгляд и исчезла, не произнеся ни звука.

Аркониэль и не надеялся заснуть в эту ночь, но провалился в беспокойную дремоту в то же мгновение, как упал на неразобранную кровать в комнате Тобина. Ему снились всадники, гнавшиеся за ним по лесу, и вел их призрак Ариани.

Он проснулся со сдавленным криком — от прикосновения чьей-то холодной руки к его лбу. И это уже был не сон; рука действительно касалась его. Нервно дернувшись, Аркониэль перекатился по кровати и очутился у самой стены, беспомощно прикрываясь тюфяком.

У другого конца кровати стояла женщина; ее силуэт обрисовывался в свете, лившемся через открытое окно. Ариани добралась до него и здесь… Аркониэля пробрало дрожью при мысли, что она прикасалась к нему во сне.

— Аркониэль?

Это был не ее голос.

— Лхел? — Он услышал негромкое хихиканье, потом тюфяк сдвинулся, когда Лхел села на кровать. — Великая Четверка!

Он переполз через кровать и прижался к Лхел, положив голову ей на колени. Бусы из оленьих зубов вдавились в его щеку. Скрытая темнотой, Лхел погладила его волосы.

— Ты по мне скучал, человечек?

Смущенный, Аркониэль сел и обнял ее, запустив пальцы в жесткие черные кудри. В волосах запутались сухие листья и мелкие веточки, а губы у Лхел были солеными.

— Я уже несколько недель тебя не видел. Где ты была?

— Великая Мать велела мне идти в горы, туда, где когда-то жить мой народ. Отсюда всего несколько дней пути. Завтра я отвести туда твоих чародеев. Но вы все должны идти быстро и сделать дом, как сумеете, пока снег не упал.

Аркониэль чуть отодвинулся, пытаясь прочесть выражение ее лица.

— Твоя богиня вернула тебя сюда именно сегодня, когда я больше всего в тебе нуждался?

Лхел промолчала, и Аркониэль предположил, что она вернулась не сегодня, а несколько раньше. Но прежде чем он успел обдумать это как следует, Лхел немало удивила его, опрокинув его на спину и жадно поцеловав в губы. Пламя вспыхнуло в его животе, когда она перекатилась на него, поднимая свою юбку и его тунику. Он ощутил животом сначала грубую ткань ее одежды, потом теплую кожу. Лхел впервые предлагала ему заняться любовью в замке и была такой же страстной и изголодавшейся, как и Аркониэль. Прижимая его руки к своей груди, она яростно овладела им, а потом быстро наклонилась и прикрыла ему рот ладонью, когда он громко вскрикнул, приближаясь к финалу. В закрытых глазах Аркониэля сверкали молнии, он бился и стонал под Лхел, и наконец мир взорвался алым светом.

Когда в голове Аркониэля немного прояснилось, Лхел лежала рядом с ним, положив горячую, влажную ладонь на его сокровище.

— Твой мешок слишком мал для долгой дороги, — пробормотала она.

— Он был достаточно полным, пока ты его не вытряхнула, — хихикнул Аркониэль, решив, что она шутит насчет его мужских достоинств.

Она приподнялась на локте и провела пальцем по его губам.

— Нет, я говорить о твоем дорожном мешке. Здесь тебе не надо оставаться. Ты должен пойти с другими и остаться там.

— Но ты же теперь тут! Ты могла бы спрятать их в своем дубе.

— Слишком много, и сюда идти слишком много чужаков, там могут быть волшебники, вдруг они умеют видеть сквозь магию?

— Но мне так хочется увидеть мальчиков! Объясни мне, как ты сама прячешься так долго? — Он схватил ее за руку и поцеловал жесткую ладонь. — Пожалуйста, Лхел! Прошу тебя во имя Великой Матери…

Лхел отдернула руку и соскользнула с кровати. Аркониэль не видел ее лица, когда она резко опустила юбку, но он почувствовал ее гнев.

— Что такое? Что я сказал?

— Ты не имеешь прав! — прошипела Лхел. Она прошла через комнату, чтобы подобрать брошенную шаль, и лунный свет упал на ее лицо, превратив его в безобразную маску. Бледные лучи подчеркнули каждую морщинку, обесцветили волосы. Символы силы вспыхнули на лице и груди Лхел, отчетливые, как чернила на гипсе. И страстная любовница, какой была Лхел всего несколько мгновений назад, вдруг превратилась в нечто такое, чего Аркониэль никогда прежде не видел, — в мстительную ведьму.

Аркониэль отшатнулся: это была именно та Лхел, о которой так часто пыталась говорить с ним Айя. И прежде чем Аркониэль успел осознать, что делает, он вскинул руку и начертил в воздухе заградительный знак между собой и Лхел.

Лхел застыла; ее глаз было не рассмотреть в темных глубоких глазницах, но пугающая маска исчезла, лицо Лхел стало печальным.

— Против меня ты делать этот знак? — Она вернулась к кровати, села. — Ты никогда не должен произносить имя моей богини. Она не прощать, что твой народ и твоя Ореска сделать с нами.

— Тогда почему она позволяет тебе помогать нам?

Лхел провела ладонью по лицу, и символы силы исчезли с ее кожи.

— Это воля Великой Матери — чтобы я помогать тебе; и ее воля — чтобы я оставаться и присмотреть за неспокойным духом, которого мы сотворили в ту ночь. И все эти долгие одинокие дни я постоянно думать над этой тайной. А потом, когда ты приходить ко мне и хотеть становиться моим учеником… — Она вздохнула. — Если бы Великая Мать не захотеть, ты бы не научился от меня так много и так легко. — Она взяла Аркониэля за руку, и ее пальцы нащупали обрубок пострадавшего пальца. — Ты не можешь сделать мне ребенка своим семенем, но твоя магия и моя сделали что-то новое. Может, однажды наши народы создадут много вместе, но все равно у нас разные боги. Будь верен своим богам, мой друг, и старайся не обижать чужих.

— Но я не хотел…

Она прижала к его губам холодные пальцы.

— Нет, ты хотеть подействовать на меня, назвав ее имя. Никогда больше так не делай. А другие волшебники, что здесь, им не понравиться увидеть меня. Ты помнишь, как мы встретились в первый раз? Ты помнишь свой страх, отвращение и как ты меня называть в мыслях? «Маленький обманщица».

Аркониэль, смутившись, кивнул. Они с Айей обращались с Лхел как с какой-нибудь лавочницей, не проявляя к ней уважения даже после того, как она сделала все, о чем они ее просили.

— Мне их не завоевать, как я завоевать тебя. — Лхел пробежалась пальцами по его животу, дотронулась до густых волос между бедрами. — Ты только присматривай, чтобы самые сильные не напали на меня. — Она немного откинулась назад, пристально глядя ему в глаза. — Ради них самих, понимаешь?

— Да. — Аркониэль нахмурился. — Я просто не знаю, что подумают Тобин и Ки, если не найдут меня здесь?

— Они умные мальчики. Они поймут. — Лхел немного подумала. — Оставь здесь того замутнителя ума.

— Эйоли?

— Да. Он очень умный, он сможет остаться незамеченным. Да и кто обращать внимание на мальчика при конюшне? Если мы будем нужны Тобину, он пришлет весть. — Лхел снова встала. — По дороге завтра ищи меня. Берите много припасов, сколько сможете унести. И больше одежды. Ты ведь послушаешь меня, правда? Не станешь возвращаться? Ты ничего этим не выигрывать.

Прежде чем Аркониэль успел ответить, Лхел исчезла, мгновенно растаяв в темноте, как призрак. Может быть, когда-нибудь она научит его и этому фокусу.

Теперь нечего было и надеяться заснуть. Спустившись в задний двор, Аркониэль еще раз проверил припасы, уложенные в телегу, пересчитал одеяла, мотки веревок, мешки с мукой, солью и яблоками. Спасибо Великому Свету за то, что король не назначил сюда управляющего или королевского протектора. Бродя по двору, Аркониэль собирал все инструменты, какие только мог найти, — ножовки, молотки, два заржавевших топора, валявшиеся за казармой, маленькую наковальню, что обнаружилась в глубине кузнечного сарая. Занимаясь делом, он чувствовал себя лучше, и все равно в нем росло убеждение, что закончился некий этап его жизни. После многолетних блужданий с Айей он остался с горсткой беглых волшебников и набитой барахлом телегой — его новой Ореской.

Начало выглядело скромным, думал Аркониэль, но все равно это было началом.

 

Глава 42

Звезды уже начали бледнеть, когда Аркониэль и все остальные отправились в путь. Хайн усадил детей в телегу; остальные ехали верхом. Витнир сидел в седле за спиной Аркониэля; узелок с его скудными пожитками был пристроен между ними.

— Куда ведет эта дорога, мастер? — спросил мальчик.

— К маленьким городкам на севере, а потом она повернет на запад, к перешейку, — ответил Аркониэль.

Много веков назад обитатели Скалы добывали в горах железо, олово, серебро и свинец. Некоторые рудники и по сей день работали, и вокруг них жили люди. Аркониэль не стал рассказывать ту историю, которую поведала ему Лхел: о том, как солдаты Скалы — и среди них предки Тобина — использовали эту дорогу для военных действий против народа Лхел. Ретха ной не были хорошими наездниками и воинами, однако их магия была могучей и пугающей. И все равно они проиграли. А те, кто выжил, были объявлены некромантами и загнаны далеко в горы. Теперь уже за ними не охотились, но они оставались изгнанниками, лишенными доступа к плодородным землям побережья, которые когда-то им принадлежали. Когда Аркониэль и Айя бродили в горах в поисках ведьмы, они ощущали угрюмую враждебность, все еще тлевшую в сердцах маленького темнокожего народа.

Он сделал так, как велела Лхел, и ни слова никому не сказал о ней, лишь сообщил, что по дороге их встретит проводник и доведет до надежного убежища. И они увидели ее, как только рассвело. Лхел стояла на большом валуне у дороги, ожидая их.

Волшебники резко натянули поводья, останавливая лошадей. Малканус потянулся к своей сумке, готовый воспользоваться магией против Лхел, но Аркониэль быстро поставил своего коня между волшебником и Лхел.

— Нет, погоди. Не надо! — сказал он. — Это наш проводник.

— Она? — воскликнул Малканус. — Грязная горная ведьма?

Лхел сложила руки на груди и хмуро уставилась на волшебника сверху вниз.

— Это Лхел, уважаемая подруга Айи и моя. И я ожидаю от вас, что все вы будете относиться к ней с должным уважением. Иллиор привел ее к нам много лет назад. У нее были такие же видения.

— Айя это одобряет? — удивленно спросила Лиан, она была достаточно старой, чтобы помнить походы против горного народа.

— Разумеется. Прошу, друзья мои, Лхел предложила нам помощь, а мы в ней очень нуждаемся. Я ручаюсь за ее добрую волю.

Несмотря на заверения Аркониэля, напряжение с обеих сторон не ослабевало. Лхел неохотно села в телегу рядом с Хайном, и тот поспешил отодвинуться, избегая прикосновения к колдунье, как будто та была самой Красно-Черной Смертью.

В тот день они миновали первый перевал и медленно тащились по глубокой лощине за ним; воздух становился все холоднее, и снег сползал с вершин по обе стороны дороги к обочинам. Деревьев здесь росло мало, все они были чахлыми, низкорослыми и ничуть не защищали от ветра. Ночью где-то неподалеку завывали волки, и несколько раз путники слышали мяуканье рысей, эхом отдававшееся от вершин.

Дети спали все вместе, под одеялами в задней части телеги, а взрослые волшебники поддерживали огонь в костре и сменяли друг друга в карауле. Кашель у Тотмуса усилился. Съежившись между другими детьми, он все кашлял и кашлял, забываясь сном время от времени, но так и не мог заснуть по-настоящему. Под подозрительными взглядами волшебников Орески Лхел заварила для него какую-то траву и осторожно влила отвар в рот мальчику. Ребенок тут же отчаянно закашлялся, из его горла вылетели комки пугающей зеленой слизи, однако после этого ему как будто стало легче. А к третьему вечеру он уже снова смеялся вместе со всеми.

Взрослые волшебники не оставляли своей подозрительности, но завоевать детей оказалось намного легче. В течение долгих, утомительных часов, что им приходилось сидеть в телеге, Лхел рассказывала им разные истории на ломаном языке Скалы и учила детей забавным маленьким чарам. И каждый вечер, когда они останавливались на ночлег, она исчезала в темноте, чтобы вернуться с грибами и травами для похлебки.

На третий день они спустились по краю узкого ущелья и снова очутились в лесу. В сотнях футов внизу голубовато-зеленая река пробиралась между высокими каменными стенами, рождавшими эхо. Миновав развалины заброшенной деревни, отряд повернул на запад и, пройдя некоторое время вдоль притока реки, вошел в маленькую, густо заросшую лесом долину.

Дорог здесь не было. Лхел повела их по берегу ручья к высоким хвойным деревьям. Вскоре лес стал таким густым, что телега не могла проехать между деревьями, и дальше они пошли пешком вдоль другого ручейка, более узкого, — и наконец вышли на большую травянистую поляну между деревьями.

Когда-то здесь стояла деревня, но строили ее не скаланские руки. Маленькие круглые каменные хижины без крыш выстроились вдоль ручья, и каждая из них была не больше погреба для яблок. Многие из хижин рухнули и поросли мхом и ползучими травами, но несколько выглядели вполне крепкими.

По краям поляны лежали полусгнившие бревна, образуя неровные углы и показывая, где некогда стоял частокол, преграждавший дорогу волкам и диким кошкам, а может быть, и скаланским захватчикам.

— Это хорошее место, — сказала волшебникам Лхел. — Вода, лес и еда. Но вы должны строить быстро. — Она показала на небо, на которое медленно наползали серые облака. Было так холодно, что при дыхании изо рта вырывались клубы пара. — Снег скоро. Маленьким должно быть теплое место, чтобы спать, так?

Она подошла к одной из хижин и показала отверстия, просверленные в некоторых из верхних камней.

— Для шестов, чтобы крыша ставить.

— Ты останешься с нами, мистрис? — спросил Данил, хватаясь за руку ведьмы. За два дня до этого Лхел научила его подзывать к себе полевых мышей, а ведь даже Аркониэль не думал, что этот ребенок на такое способен. После этого мальчик неотступно ходил за ведьмой, как щенок.

— На какое-то время, — ответила Лхел, похлопав мальчика по плечу. — Может, научу тебя еще какой-то магии.

— А можно и мне тоже учиться? — спросил Тотмус, вытирая мокрый нос рукавом.

— И нам! — тут же заверещали близнецы.

Лхел не обратила ни малейшего внимания на взгляды, которыми одарили ее другие волшебники.

— Конечно, маленькие. Все вы учиться.

Она улыбнулась Аркониэлю, и он опять ощутил прилив странной уверенности, что все становится на свои места.

Под руководством Лхел слуги подготовили несколько древних жилищ к ночлегу, наладив временные крыши из сучьев и попон.

А тем временем Малканус, Лиан и Ворнус отвели Аркониэля в сторонку.

— Это и есть твоя Третья Ореска? — раздраженно спросил Малканус, тыча пальцем в сторону детей, толпившихся вокруг горной ведьмы. — Мы что теперь, станем некромантами?

— Ты ведь знаешь, что это запрещено, — предостерегающе сказал Ворнус. — Нельзя позволять ей учить детей.

— Я знаю нашу историю, — сказал Аркониэль, — но могу вас заверить: она не совсем точна. Я много лет учился у этой женщины и познал подлинные корни ее магии. Прошу, просто позвольте мне показать вам кое-что, и вы увидите, что я говорю правду. Иллиор никогда бы не свел нас с ней, если бы нам не было предназначено учиться у нее. Разве это не особый знак?

— Но мы практикуем чистую магию! — воскликнула Лиан.

— Нам нравится так думать, но я не раз видел, как ауренфэйе только головами качали, видя кое-что из нашей работы. И помните, наша магия не менее неестественна для нашего рода, чем магия Лхел. Нам пришлось смешать кровь Скалы с кровью Ауренена, прежде чем в Трех Королевствах появились такие волшебники, как мы. И может быть, пришло время добавить в смесь новую кровь, кровь коренных обитателей Скалы. Горный народ жил здесь задолго до того, как в эти места пришли наши предки.

— Ну да, и горные люди убили сотни наших, — огрызнулся Малканус.

Аркониэль пожал плечами.

— Они сражались против захватчиков. Вы сами разве не сделали бы то же самое на их месте? Но я уверен, что мы пришли сюда, чтобы постараться наладить мир. А сейчас просто поверьте мне, когда я говорю, что мы нуждаемся в помощи Лхел и в ее магии. Поговорите с ней. Услышьте открытым сердцем то, что она вам скажет, как услышал я. Она обладает огромной силой.

— Я чувствую эту силу, — пробормотала Серана. — И меня это тревожит.

Несмотря на все заверения Аркониэля, волшебники разошлись, покачивая головами.

К нему подошла Лхел и сказала:

— Идем, я научить тебя чему-то новому.

Подойдя к телеге, она порылась в клади и вытащила медный таз, потом направилась вдоль ручья, увлекая Аркониэля в лес. Склон здесь был крутым, а берега спускались к воде ярусами, поросшими мхом и уже слегка задетыми морозом папоротником и сладким тростником. У самого края воды густо стоял ситник с зонтиками сухих цветков. Лхел выдернула один стебель и очистила мясистый белый корень. Он был жестким и сухим в такое время года, но все-таки съедобным.

— Здесь много еды, — сказала Лхел, когда они пошли дальше. Снова остановившись, она извлекла из-под старого сгнившего ствола давно упавшего дерева большой желтый гриб и предложила Аркониэлю попробовать его. — Вам надо охотиться, пока не лег снег, и коптить мясо. И собирать дрова. Я не знаю, все ли дети увидеть весну. Думаю, Тотмус не доживет.

— Но ты же его вылечила! — испуганно воскликнул Аркониэль. Он успел сильно привязаться к мальчику.

Лхел пожала плечами.

— Я сделала что могла, но болезнь у него глубоко в легких. Она вернется. — Лхел помолчала. — Я знаю, что они говорят обо мне. Ты говоришь со мной, я благодарна, но старшие правы. Ты не знаешь всю глубину моей силы.

— А узнаю когда-нибудь?

— Надеюсь, нет, мой друг. Но вот сейчас я тебе покажу новое, но только тебе. Дай слово, что ни с кем не делишься.

— Клянусь моими руками, сердцем и глазами, мое слово — твое.

— Вот и хорошо. Начинаем. — Приложив ладони ко рту, Лхел испустила резкий блеющий крик, потом прислушалась. Аркониэль не слышал ничего, кроме гудения ветра в кронах деревьев над головой и журчания ручья.

Лхел повернулась и снова крикнула, глядя на противоположный берег ручья. На этот раз издали донесся едва слышный ответ, потом еще раз, ближе. И вот из-за деревьев на другой стороне ручья вышел большой олень, с подозрением принюхивавшийся к воздуху. Самец был огромным, как верховой жеребец, и на каждом из его рогов красовалось по десять острых зубцов.

— Сейчас сезон гона, — напомнил Аркониэль ведьме. Самец, ищущий олениху, в это время года был, пожалуй, самым опасным существом, какое только можно встретить в лесу.

Но Лхел не обратила внимания на его слова. Приветственно подняв руки, она запела высоким голосом, на одной ноте, как делала иногда. Олень громко фыркнул и встряхнул головой. Несколько лоскутов бархатной кожи оторвались от его рогов. Аркониэль видел, как полетел в сторону один такой лоскут, и запомнил место, куда тот упал; если он переживет эту встречу, то кожа пригодится ему для одного целебного состава.

Лхел все пела, зазывая оленя на свою сторону ручья. Олень перепрыгнул узкий поток и остановился, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Лхел улыбнулась Аркониэлю, почесывая дикое существо между рогами, как будто успокаивала домашнюю молочную корову. Продолжая монотонно напевать, она свободной рукой достала из-за пояса серебряный нож и точным движением вонзила его острие в толстую вену под нижней челюстью оленя. Поток темной крови вырвался наружу, и Лхел подставила под струю таз. Олень мягко фыркал, но продолжал стоять спокойно. Когда дно таза на дюйм или около того покрылось кровью, Лхел передала его Аркониэлю и положила ладонь на рану, одним прикосновением остановив кровь.

— Отходи назад, — пробормотала она. Когда они отошли на безопасное расстояние, Лхел хлопнула в ладоши и крикнула: — Я отпускаю тебя!

Олень опустил голову, резко втянул носом воздух — и одним прыжком скрылся за деревьями.

— А теперь что? — спросил Аркониэль.

От таза поднимался сильный, насыщенный запах, и Аркониэль сквозь металл ощущал тепло и силу крови. Лхел усмехнулась.

— А теперь я покажу тебе то, что ты так давно хотел знать. Поставь таз на землю.

Она присела на корточки рядом с тазом и жестом предложила Аркониэлю сделать то же самое. Вытащив из-под истрепанного платья висевший на шее мешочек, Лхел протянула его Аркониэлю. В мешочке он обнаружил несколько маленьких узелков с травами, перевязанных шерстяными нитками, и несколько совсем маленьких мешочков. Под руководством Лхел он накрошил в таз горсть сушеных цветков вьюнка, добавив в них иглы лиственницы. Из маленьких мешочков были извлечены несколько щепоток растертой в пудру серы, костей и охры, окрасившей его пальцы в цвет ржавчины.

— Перемешай все это первой веточкой, какую нашаришь рядом с собой, — приказала Лхел.

Аркониэль нашел короткую побелевшую палку и размешал смесь. От крови все еще поднимался пар, но ее запах изменился.

Лхел развернула один из тех огненных камней, что сделал для нее Аркониэль, и с его помощью подожгла связку сухого сладкого тростника. Когда она осторожно подула на душистый дым, так что он лег на поверхность смеси, кровь забурлила и почернела.

— А теперь пой, как я. — Лхел испустила вереницу странных слогов, и Аркониэлю пришлось потрудиться, чтобы повторить их. Она не стала переводить чары, но поправила его произношение и заставила напевать снова и снова, пока Аркониэль не произнес все без ошибок.

— Хорошо. Теперь будем ткать защиту. Бери таз.

— Так ты скрываешь свою стоянку, да?

В ответ Лхел лишь подмигнула ему.

Она привела его к старой кривой березе, нависшей над ручьем, и показала, как надо намазать ладони кровью и пометить дерево, напевая при этом чары.

Аркониэль слегка поморщился — кровь на ощупь была густой и маслянистой. Напевая, он прижал ладони к шелушащейся белой коре. Кровь на одно мгновение ярко отпечаталась на коре — и тут же исчезла. Не осталось даже влажного следа.

— Вот это да!

— Мы еще только начали. Пока ничего не сделано.

Лхел подвела Аркониэля к большому валуну и заставила повторить процедуру. Кровь с такой же готовностью исчезла в камне, как и в дереве.

К тому времени, как солнце опустилось за горные вершины, а в тени стало холодно, они сделали вокруг лагеря широкий круг, творя кольцо магии, которое должно было перепутать все в голове любого постороннего, который вдруг забрел бы сюда. Лишь те, кто знал пароль — «алака», или «проход», — могли миновать такую защиту.

— Я всегда наблюдать за тем, как ты и мальчики хотеть найти меня, — хихикнув, сказала Лхел. — Иногда вы смотреть прямо на меня и ничего не видеть.

— А можно так спрятать целый город? Или армию в открытом поле? — спросил Аркониэль, но Лхел в ответ только пожала плечами.

Они закончили работу уже при свете полной луны, поднявшейся над горами, и, двигаясь на мигающий свет костра, вернулись к остальным, уже волновавшимся из-за их отсутствия. Две круглые каменные хижины уже обрели крыши, часть припасов вынули из телеги. Сухие дрова кучей лежали возле только что выкопанной ямы для огня, и Эйоли орудовал топором, заготавливая топливо, — он рубил сухие ветки, которые дети принесли из леса. На берегу ручья Норил и Семион свежевали тушу оленихи.

— Это добрый знак, — сказал Норил, сдирая шкуру. — Создатель прислал ее прямо к нам в лагерь, когда мы налаживали вторую крышу.

Вскоре Дар и Этни уже нанизали на прут куски оленины и подвесили мясо над потрескивающим огнем — вместе с сердцем, печенью и зобной железой. Пока мясо жарилось, Аркониэль рассказал всем о чарах защиты и о пароле. Серана и Малканус обменялись подозрительными взглядами, но Эйоли и дети тут же побежали в лес, чтобы проверить, как действует волшебство.

Похоже, им и в самом деле повезло с самого начала. Мяса в этот вечер было в избытке, и хлеба тоже хватало. После ужина Колин и Ворнус достали трубки, и все закурили, передавая их по кругу и слушая музыку ночи. Сверчки и лягушки уже умолкли до весны, но в лесу все равно хватало звуков. Большая белая сова пронеслась через поляну, приветствуя новичков печальным уханьем.

— Еще одно доброе предзнаменование, — сказала Лиан. — Иллиор посылает нам гонца, чтобы благословить наш новый дом.

— Дом, — фыркнул Малканус, набрасывая на плечи второй плащ. — Посреди леса, без приличной еды и печи с дымоходом.

Мелиссандра, взяв одну из трубок, сделала длинную затяжку и выдула светящуюся красную лошадку, которая дважды облетела вокруг костра, прежде чем взорвалась с яркой вспышкой над головой Этни.

— Кое-кто из нас до сих пор обходился и меньшим, — сказала она и выдула пару синих птиц для Ралы и Илина. — У нас есть вода, отличная охота, крыша над головой. — Она кивнула Лхел. — Спасибо. Это хорошее место.

— Сколько нам придется здесь пробыть? — спросил Ворнус Аркониэля.

— Я пока не знаю. Нам лучше построить надежные хижины, пока снег не выпал.

— Мы теперь еще и плотники? — простонал Малканус. — Что я вообще могу понимать в строительстве хижин?

— Мы сами об этом позаботимся, мастер, — заверил его Симеус.

— Некоторые волшебники знакомы с простой честной работой, — заметил Колин. — Чем больше рук — тем меньше дела, так ведь говорят?

— Спасибо тебе, Колин, и вам тоже спасибо, — Аркониэль встал и поклонился Дар и другим слугам. — Вы без жалоб пошли за вашими мастерами и мистрис, и вы уже неплохо устроили нас в лесной глуши. Вы слышали, как мы говорим о Третьей Ореске. И теперь мне кажется, что вы такая же ее часть, как волшебники. Да, сейчас мы будем строить убежища из бревен и глины, но я обещаю вам, что если мы сохраним веру в Иллиора и закончим начатое, однажды у нас будут собственные дворцы, такие же роскошные, как дворцы Эро.

Колин ткнул в Малкануса пальцем.

— Слышал? Держись, парень! Мы вернемся на мягкие постели раньше, чем ты успеешь сообразить, что к чему!

Тотмус, дремавший на руках у Этни, хрипло закашлял.

 

Глава 43

Последние мили до замка Тобин скакал галопом, переполненный волнением из-за того, что наконец-то возвращался домой. Выехав из-за деревьев на краю луга, он остановил коня и удивленно огляделся.

— Проклятье! — воскликнул Ки, догоняя его вместе с остальными. — Похоже, король отправил с нами половину Эро!

На другой стороне реки пожелтевший луг превратился в целую деревню, состоявшую из палаток и временных конюшен. Тобин совершенно не хотел лишней суеты, но его встречало некое подобие деревенской ярмарки. Рассматривая знамена торговцев, развевавшиеся на ветру, он обнаружил здесь всех ремесленников, от пекарей до изготовителей пут для соколов. И конечно же, не обошлось без шумной актерской братии, включая даже труппу театра «Золотая нога».

— Мы ведь забрались далеко от столицы, — со смехом сказал Эриус, выезжая вперед. — Я хотел быть уверен, что у вас, мальчики, будет достойное окружение, пока вы гостите здесь.

— Спасибо, дядя, — ответил Тобин.

Он уже насчитал пять знамен менестрелей и шесть — кондитеров. Интересно, подумал он, что сделает повариха, если они попытаются вломиться в ее кухню. Она ведь была настоящим воином, в конце-то концов, и не слишком жаловала тех, кто совал нос в ее дела.

— Посмотри туда! — воскликнул Ки, показывая на холм.

Нари успела сообщить Тобину о чарах пожара, и все равно ему было жутковато видеть почерневшие окна комнат Аркониэля. Интересно, что теперь делает Аркониэль, подумал Тобин, но, разумеется, у него хватило ума не произносить этого вслух. Пребывание Аркониэля в замке до сих пор оставалось тайной; наверное, волшебник спрятался на стоянке Лхел.

Навстречу им вышли Нари и повариха и устроили настоящую суматоху вокруг Корина, приглашая его в дом.

— Дайте-ка на вас посмотреть! — воскликнула Нари, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать Тобина и Ки. — Как же вы оба выросли с тех пор, как я вас видела в последний раз!

Позже, когда Тобин показывал компаньонам замок, он заметил и другие перемены — кое-что такое, что видел лишь тот, кто жил здесь раньше. Например, сильно увеличившийся садик целебных трав за казармой и то, что огород при кухне стал в три раза больше, чем прежде. Но обитателей в доме не прибавилось, если не считать незнакомого, слегка косоглазого мальчика при конюшне.

Дом казался светлее, чем раньше, и уютнее, — но это, конечно, было заслугой Нари. Она обставила все комнаты и достала лучшее постельное белье, скатерти, серебро и гобелены. Даже третий этаж был залит дневным светом, и комнаты по левой стороне коридора уставлены легкими койками для маленькой армии слуг, что сопровождала компаньонов. Но старые комнаты Аркониэля на другой стороне коридора были временно заложены кирпичом как бы в ожидании ремонта.

Ускользнув от компаньонов, готовившихся к торжественному ужину, Тобин снова поднялся наверх и медленно прошел в дальний конец коридора. Дверь башни была заперта, ее бронзовая ручка потускнела, покрылась патиной. Стоя там, Тобин вспоминал, как он обычно пугался, воображая гневный призрак своей матери, смотрящий на него сквозь эту дверь. А теперь дверь выглядела как самая обычная.

Внезапно на Тобина навалилась тоска, и он, прижавшись лбом к гладкому дереву, прошептал:

— Ты там, мама?

— Тобин?

Тобин подпрыгнул, но это был всего лишь Ки, поднимавшийся по лестнице.

— Вот ты где. Повариха хочет, чтобы ты попробовал суп. А почему ты до сих пор не одет? Слушай, что случилось?

— Ничего. Я просто смотрел тут…

Конечно, Ки понял, что это просто отговорка. Подойдя ближе, он осторожно провел пальцами по двери.

— Я и забыл. Она там, да?

— Не думаю.

Ки прислонился к стене рядом с Тобином.

— Ты по ней скучаешь?

Тобин пожал плечами.

— Нет, наверное, но я и теперь помню, какой она была в хорошие времена, до того как… Ну, до того последнего дня. Почти как настоящая мама. — Он вытащил из-под рубашки кольцо и показал Ки безмятежный профиль своей матери. — Вот она какая была до того, как родились мыс Братом.

Ки промолчал, но прислонился к Тобину плечом. Тобин вздохнул.

— Я вот думаю… Я хочу оставить куклу здесь.

— Но она ведь сказала, что ты должен держать ее при себе, разве не так?

— Мне она больше не нужна. Он везде меня находит, со мной кукла или нет. Я устал, Ки. Устал от того, что надо прятать куклу, что надо скрывать Брата… — «И что самому тоже надо скрываться», — подумал он и едва успел прикусить язык, потому что эти слова чуть не вырвались наружу. Оглядевшись по сторонам, он невесело рассмеялся. — Давненько мы здесь были в последний раз, а? Все выглядит как-то по-другому, не так, как мне помнилось. Тогда все казалось большим и темным, даже когда мы с тобой жили здесь.

— Просто мы выросли. — Усмехнувшись, Ки потянул Тобина за руку. — Идем, я тебе это докажу.

Нари сохранила все в их бывшей комнате таким, как в день их отъезда, и даже в соседней комнате все так же стояли игрушечный город и несколько фигурок, сделанных Тобином в детстве. А в спальне, на подставке в углу, все так же висела кольчуга герцога.

— Ну-ка, — сказал Ки, — ты уже сто лет ее не примерял.

Тобин натянул кольчугу через голову, а потом, нахмурившись, уставился на их с Ки отражения в зеркале.

— Видишь, какой ты высокий, — сказал Ки.

Да, он был высоким, но все таким же худощавым. Плечи кольчужной рубахи наполовину свисали с его плеч, а рукава были слишком длинны. Подшлемник соскользнул до самых глаз.

— Но ты еще слишком тощий для нее. — Ки водрузил на голову Тобина старый шлем и легонько стукнул по нему костяшками пальцев. — Ну хотя бы шлем впору. Ну же, развеселись наконец! Король сказал, что позволит нам патрулировать побережье, когда мы вернемся. Лучше пираты и грабители, чем вообще ни с кем не драться, разве не так?

— Наверное, да.

Тобин уголком глаза заметил какое-то движение в комнате и, повернувшись, увидел Брата, смотревшего на него из тени. Он был в такой же кольчуге, но на нем она сидела как влитая. Тобин стащил с головы шлем, подшлемник, снял кольчугу и повесил ее на подставку. Когда он снова оглянулся, призрак уже исчез.

Впервые за всю жизнь Тобина большой холл его старого замка был наполнен друзьями и охотниками, музыкой и смехом. В очаге весело потрескивал огонь, освещая расставленные столы и бросая тени на расписанные стены. Между столами мельтешили шуты, а галерея менестрелей в противоположном конце холла была битком набита музыкантами. Весь дом наполнился веселыми звуками праздника.

Повариха, видимо, заключила некое соглашение с горожанами и горделиво руководила приготовлениями к щедрому пиру. Нари, в новом платье из коричневой шерсти, выступала в роли управляющей. Из других женщин в доме были только служанки и актрисы. Алия, опять носившая ребенка, осталась в доме матери, под пристальным наблюдением дризидов.

Сидя на почетном месте рядом с Тобином, Фарин задумчиво смотрел в зал.

— Я не видел этот дом таким с тех пор, как мы были мальчишками.

— О, тогда мы тут здорово веселились! — сказал король, поднимая свой кубок, чтобы чокнуться с Тобином. — Твой дед устраивал великолепную охоту — олени, медведи, даже горная рысь! Я просто дождаться не могу завтрашней прогулки.

— И еще мы приготовили кое-что особенное на твой день рождения, — сказал Корин, подмигивая отцу.

Тепло и веселое общество улучшили настроение Тобина, и он радостно присоединился ко всем, когда начались песни, а потом и пьяные игры. К полуночи он напился почти так же, как Корин. Вокруг были друзья, звучала музыка, и он позволил себе ненадолго забыть о пророчестве и печали; наконец-то он почувствовал себя хозяином в собственном доме.

— Мы ведь всегда будем друзьями, правда? — спросил он, прислонившись к плечу Корина.

— Друзьями? — расхохотался принц. — Скорее братьями, а? Тост в честь моего маленького братца!

Все весело загомонили, поднимая кубки. И Тобин тоже поднял свой, но смех застрял у него в горле, когда он вдруг заметил две темные фигуры, возникшие в дальнем углу галереи менестрелей. Не обращая внимания на скрипача, пилившего смычком рядом с ними, они шагнули вперед. Это были Брат и Ариани. Тобин похолодел, увидев мать. Это была совсем не та добрая нежная женщина, что учила его писать и рисовать. С окровавленным лицом, с горящими ненавистью глазами, она обвиняюще вытянула вперед руку, пальцем указывая на короля. И тут же оба призрака растаяли, но Тобин успел рассмотреть, что именно Ариани держала под другой рукой.

Он почти ничего не помнил после этого. Как продолжался пир, что говорили люди… Когда наконец было покончено с десертом, он сослался на сильную усталость и поспешил подняться наверх. Его дорожный сундук все еще был заперт, однако, открыв его и перевернув все туники и рубашки, Тобин обнаружил, что кукла исчезла — как он и боялся.

— Ну и отлично. Я очень рад! — заявил Тобин пустой комнате. — И оставайтесь здесь вместе, как всегда.

Он говорил серьезно и сам не понимал, почему вдруг его глаза наполнились слезами.

 

Глава 44

Погода стояла отличная, и охота безусловно удалась. Каждый день они выезжали на рассвете и обшаривали склоны и чащи, возвращаясь домой с добытыми оленями, медведями, куропатками и кроликами в таком количестве, что можно было накормить целый полк. Король пребывал в отличном настроении, но Тобин знал, как переменчив его нрав. И все равно приятно было расслабиться и почувствовать себя спокойно, ведь рядом не было Нирина, который следил за каждым его словом и жестом.

Каждый вечер они пировали и веселились, постоянно сменявшиеся музыканты и актеры развлекали их. На третий этаж Тобин больше не поднимался и не видел призраков.

— Может, стоит поискать куклу? — спросил Ки, когда Тобин наконец рассказал ему о случившемся.

— Где? В башне? — пожал плечами Тобин. — Она заперта, а ключ пропал; я уже спрашивал Нари. Да если бы он и нашелся, я бы не пошел туда снова.

Но он постоянно думал об этом, во сне его преследовали видения, но ничто в мире не заставило бы его опять приблизиться к той комнате или к тому окну.

Он перестал думать о кукле, выбросив ее из головы, и Ки тоже больше не упоминал о ней. Намного больше Тобина сейчас заботила Лхел. Они с Ки несколько раз удирали от всех и вдвоем скакали по горным дорогам в разных направлениях, но никаких следов Лхел и Аркониэля так и не обнаружили.

— Может, для них это и к лучшему, раз тут такая толпа народа, — предположил Ки, но был явно так же разочарован, как и Тобин.

Утром в день своего рождения Тобин увидел, что за казармой появился новый шатер. Он был почти таким же большим, как здание казармы, и сооружен из ярко разрисованных полотнищ, сплошь увешанных шелковыми знаменами и разноцветными лентами. Когда Тобин спросил, что это такое, Корин в ответ только подмигнул и усмехнулся.

Во время вечернего пира стало ясно, что вокруг зреет какой-то заговор. Корин и другие гости во время ужина постоянно перешептывались и хихикали. Когда же наконец были съедены последние медовые пирожные, все встали и окружили Тобина.

— Я приготовил для тебя особый подарок, кузен, — заявил Корин. — Ты уже достаточно взрослый для него.

— Достаточно взрослый для чего? — растерянно спросил Тобин.

— Легче показать, чем рассказать!

Корин и Зуштра подняли Тобина и понесли на своих плечах. За ними последовали остальные компаньоны. Встревоженно оглянувшись, Тобин увидел, что другие оруженосцы преградили дорогу Ки, не позволяя ему пойти за принцем. Впрочем, Ки совсем не выглядел огорченным. Скорее наоборот.

— С днем рождения, Тоб! — крикнул он, хохоча и маша рукой вместе с остальными.

Наихудшие опасения Тобина оправдались, когда его донесли до ослепительно яркого шатра. Ну конечно же, это был публичный дом, доставленный сюда из Эро одной из королевских фавориток. Внутри тяжелые гобеленовые занавеси делили пространство шатра на отдельные помещения вокруг центральной приемной. Вокруг горели жаровни и лампы из полированной бронзы, а обстановка была как в богатом особняке — с дорогими толстыми коврами и затейливыми винными столиками. Гостей приветствовали девушки в прозрачных шелковых одеяниях; они проводили пришедших к бархатным диванам.

— Я сам выбрал девушку для тебя, — горделиво заявил Корин. — Вот твой подарок!

Из-за занавеси вышла очаровательная светловолосая девушка и села рядом с Тобином. К другим компаньонам тоже подошли девушки, и, судя по всему, все чувствовали себя здесь как дома, в отличие от Тобина. Даже Никидес и Лута явно были довольны таким поворотом событий.

— Ты теперь мужчина, настоящий воин, — сказал Корин, поднимая золотой кубок. — Пора тебе испытать мужские удовольствия!

Чувствуя себя как в кошмарном сне, Тобин постарался скрыть свой испуг. Албен уже ухмылялся, переглядываясь с Урманисом и Зуштрой.

— Это большая честь для меня, мой принц, — сказала девушка, придвигаясь поближе к Тобину и поднося ему золоченую тарелку с засахаренными фруктами.

Ей, наверное, было не больше восемнадцати, но глаза у нее были старыми, как у Лхел, когда она оглядывала Тобина с головы до ног. Держалась девушка скромно, однако за ее улыбкой ощущалась жесткость, от которой съеденный ужин нервно дернулся в желудке Тобина.

Он позволил ей снова наполнить его кубок и жадно выпил вино, страстно желая растаять, испариться или провалиться сквозь землю. К несчастью, это было невозможно, и вот наконец девушки поднялись и взяли за руки своих возлюбленных на вечер, чтобы отвести их в комнаты в глубине шатра.

Ноги Тобина с трудом держали его, когда девушка раздвинула занавеси и ввела принца во внутреннее помещение, стены которого были сооружены из ковров и гобеленов. С потолка свешивалась лампа на серебряной цепи, в курильнице на резной подставке дымились благовония. Девушка вела Тобина к кровати под пологом, узорчатый ковер мягко пружинил под их ногами. Продолжая улыбаться неискренней улыбкой, девушка начала расшнуровывать тунику Тобина.

Тобин, почти уже впавший в отчаяние, униженный, отвернул в сторону лицо, чтобы девушка не видела, как он покраснел. Он не мог сбежать, потому что тогда над ним умирали бы со смеху все компаньоны, но и проявить себя как мужчина он тоже был не в силах…

Сердце Тобина колотилось так сильно, что он почти не расслышал слов девушки, когда та вдруг замерла и посмотрела на него.

— Может, ты предпочитаешь не раздеваться, мой принц?

Она ждала, но Тобин не мог вымолвить ни слова. В отчаянии он уставился в пол и покачал головой.

— Тогда так обойдемся, — пробормотала девушка и потянулась к его штанам, чтобы расшнуровать их.

Он отпрыгнул, и девушка опять замерла. Некоторое время они стояли молча, а потом он вдруг ощутил осторожный поцелуй на своей щеке.

— Ты вообще этого не хочешь, правда? — шепотом спросила девушка, придвинувшись к самому его уху. — Я сразу это поняла, как только они тебя сюда притащили.

Тобин содрогнулся, вообразив, что она после расскажет Корину. Он изгнал Квириона за трусость, проявленную в битве; может, и это кузен тоже сочтет не мужским поведением?

К его немалому изумлению, девушка обняла его и шепнула:

— Все в порядке, ты ведь не обязан это делать.

— Я… я не?.. — выдавил он из себя и, посмотрев на девушку, обнаружил, что та улыбается; по-настоящему улыбается, от души. Жесткость исчезла с ее лица, оно стало очень добрым.

— Иди сюда, сядем.

Сесть было некуда, кроме как на кровать. Девушка свернулась клубочком, прислонившись спиной к подушкам, и похлопала по одеялу, предлагая Тобину сесть рядом с ней.

— Давай, иди сюда, я ничего не буду делать.

Продолжая сомневаться, Тобин осторожно сел на кровать и подтянул колени к подбородку. К этому времени со всех сторон уже доносились приглушенные женские вскрики и громкое пыхтение мужчин. Тобину ужасно хотелось зажать уши; он узнавал некоторые из голосов и благодарил Великую Четверку за то, что оруженосцы не явились сюда вместе с компаньонами. Он бы не вынес, если бы услышал голос Ки. Отзвуков, немного похожих на крики боли, Тобин почувствовал странное возбуждение и, устыдившись, покраснел.

— Я уверена, принц хотел тебе добра, — зашептала девушка, хотя в ее голосе Тобин не почувствовал искренности. — Он сам всегда ведет себя, как олень во время гона, и начал, когда был намного моложе тебя. Но он совсем другой, ведь так? Некоторые юноши не готовы к этому так рано.

Тобин кивнул. Это было чистой правдой — на свой лад.

— Но ведь тебе надо завоевать уважение друзей, так? — продолжила девушка и хихикнула, когда Тобин в ответ прорычал нечто невразумительное. — Это легко устроить. Передвинься к краю, пожалуйста.

Все еще полный опасений, Тобин сделал то, что она просила, и с немалым изумлением стал наблюдать за тем, как девушка, отбросив в сторону одеяло и встав на колени в середине кровати, начала издавать такие же странные звуки, как и те, что доносились отовсюду, — она стонала, смеялась низким смехом и время от времени вскрикивала. А потом, к полному ужасу Тобина, вдруг принялась подпрыгивать на кровати, как ребенок. Не прерывая стонов и вскриков, она усмехнулась и протянула руки к Тобину.

Сообразив наконец, что к чему, он придвинулся к ней и тоже начал подпрыгивать на кровати, стоя на коленях. Кровать скрипела и сотрясалась. Девушка повысила голос, перейдя почти на визг, а потом повалилась на кровать, громко, судорожно вздохнув напоследок. Зарывшись лицом в одеяло, она старалась подавить смех.

— Молодец, кузен! — послышался из-за ковра пьяный голос Корина.

Тобин зажал рот обеими руками, чуть не лопнув от смеха. Девушка весело сверкнула глазами и прошептала:

— Уверена, теперь твоей репутации ничто не грозит, мой принц.

Тобин придвинулся к ней, чтобы не нужно было повышать голос, и спросил:

— Но почему?

Она оперлась подбородком на руки и бросила на него застенчивый взгляд.

— Моя работа — доставлять удовольствие гостям. Тебе ведь это понравилось?

Тобин снова подавился смехом.

— Еще как!

— Значит, именно так я и доложу твоему кузену и королю, когда они меня спросят. А они обязательно спросят. — Она дружески чмокнула его в щеку. — Ты ведь не первый такой, милый. Кое-кто из твоих друзей хранит точно такую же тайну.

— Кто? — вырвалось у Тобина. Девушка щелкнула языком, и он снова покраснел. — Как мне тебя отблагодарить? У меня даже кошелька с собой нет.

Она ласково погладила его по щеке.

— Какой же ты еще невинный. Принцы никогда не платят, дорогой ты мой, во всяком случае, таким, как я. Я только прошу тебя вспоминать меня по-доброму, а когда повзрослеешь — хорошо обращаться с моими сестрами.

— С твоими сест… А, понимаю. Да, конечно. Но я даже не знаю, как тебя зовут!

Девушка отнеслась к этому вопросу очень серьезно. Она сначала немного подумала, потом улыбнулась и ответила:

— Ирена.

— Спасибо тебе, Ирена. Я не забуду твою доброту никогда!

Он слышал, как вокруг началось движение, зашелестела одежда, зазвенели пряжки ремней.

— Нам еще надо нанести последние штрихи. — Смеясь, девушка смяла кружева туники Тобина, растрепала ему волосы и растерла щеки. Потом, как настоящая художница, откинулась, чтобы оценить результаты своих трудов. — Думаю, неплохо. Но нужно еще кое-что. — Спрыгнув с кровати и подойдя к маленькому боковому столику, она взяла круглый гипсовый горшочек с помадой и накрасила себе губы, а потом несколько раз поцеловала Тобина в лицо и в шею. Закончив, она вытерла губы краем простыни и запечатлела последний поцелуй на лбу Тобина. — Вот теперь все как надо, и разве ты не похож на настоящего гуляку? А если друзья начнут расспрашивать тебя о подробностях, просто улыбайся в ответ. Если же им вздумается опять притащить тебя сюда, говори, что ты хочешь только меня.

— А ты думаешь, они могут?.. — прошептал встревоженный Тобин.

Почти беззвучно расхохотавшись, Ирена еще раз поцеловала его и отправила за дверь.

Уловка Ирены сработала. Компаньоны торжествующе, с шумом и криками привели Тобина назад в замок, и оруженосцы с завистью слушали рассказы о количестве побед за одну ночь. Тобин, избегавший ответов на скользкие вопросы, постоянно ловил на себе странные взгляды Ки.

Когда позже они остались в комнате одни, Тобин с трудом мог смотреть Ки в глаза.

Ки уселся на подоконник и выжидающе усмехнулся.

— Ну?

После недолгого колебания Тобин рассказал ему всю правду. Если бы Ки захотелось посмеяться над ним, они вполне могли посмеяться вместе.

Но реакция друга оказалась совсем не такой, как ожидал Тобин.

— Погоди, ты хочешь сказать, ты… ты не… — спросил Ки, нахмурившись. — Но ты говорил, она хорошенькая!

Каждый раз, когда Тобину приходилось лгать Ки из-за этой проклятой тайны, он чувствовал себя предателем.

Некоторое время он боролся с собой, потом пожал плечами:

— Мне просто не хотелось этого делать.

— Тогда надо было позвать кого-нибудь еще. Корин нашел бы тебе другую…

— Нет! Мне ни одна из них не нужна!

Ки уставился на собственные ноги, свисавшие с подоконника, долго молчал, потом вздохнул.

— Так значит, это правда.

— Что — правда?

— Что ты… — На этот раз покраснел Ки, и теперь уже он отводил взгляд от Тобина. — Что ты не… ну, ты понимаешь… что тебе не нравятся девушки. Я хочу сказать, я думал, что когда ты станешь старше, и все такое…

Паника, охватившая Тобина при входе в публичный дом, вернулась.

— Мне никто не нравится! — рявкнул он. От страха и стыда его слова прозвучали излишне гневно.

— Извини! Я вовсе не имел в виду… — Ки спрыгнул с подоконника и схватил Тобина за плечи. — Ну ладно, ладно… Ох, вот уж не думал… Я ничего не имею против этого, понимаешь?

— Нет, имеешь!

— Да не важно все это, Тоб. Для меня это не имеет значения!

Тобин знал, что это неправда, как знал и желание Ки поверить собственным словам.

«Если бы я только мог рассказать ему, — думал Тобин. — Если бы он знал правду! Интересно, как бы он тогда на меня смотрел?»

Ему так сильно захотелось открыться другу, что он поспешил отвернуться и крепко сжал губы, чтобы удержать рвущиеся наружу слова.

Где-то поблизости раздался смех Брата.

Больше они не заговаривали на эту тему, но Ки не поддержал других, когда над Тобином стали добродушно посмеиваться из-за того, что он нашел причины не ходить больше в расписной шатер.

После этого Тобин стал чаще отправляться в одинокие верховые прогулки, пытаясь отыскать Лхел и Аркониэля, но их нигде не было.

 

Глава 45

Король сдержал обещание, и в середине месяца кеммина компаньоны отправились воевать с грабителями, засевшими в горах к северу от Эро. Корин разговаривал и держался дерзко, как всегда, но Тобин видел, что наследному принцу очень хочется восстановить свою репутацию в глазах компаньонов. Фарин говорил, что слушок о его нерешительности уже расползся по Новому дворцу.

Вечером накануне отъезда компаньонов король устроил пир в их честь. Принцесса Алия сидела по правую руку от своего свекра, да еще и изображала из себя хозяйку приема. Несмотря на прежние страхи, ее беременность проходила нормально. Рождения наследника ожидали вскоре после праздника Сакора, и живот Алии уже выпирал под платьем, как большой круглый хлеб.

Король продолжал ее баловать, а она была с ним сама любезность, да и с другими на глазах у публики держалась вежливо. Однако в остальном опасения Ки сбылись. Алия осталась все той же грубиянкой, что и прежде, и даже ее нынешнее состояние не улучшило характера красавицы. Тобину по большей части удавалось избегать ее острого язычка, но лишь потому, что он был вероятным наследником. А вот Корину не повезло; поскольку он был теперь на несколько месяцев отстранен от постели своей леди, он вернулся к прежним привычкам. Разумеется, Алия прослышала об изменах супруга, и последовавший за этим скандал вошел в дворцовые легенды. По словам доверенной горничной принцессы, у Алии оказалась тяжелая рука и точный удар, и она ни разу не промахнулась, швыряя в живую мишень тяжелые предметы.

Все это не добавляло добрых чувств к Алии, и все равно Тобин обнаружил, что просто зачарован принцессой, потому что она была первой беременной женщиной, которую он видел. Лхел говорила, что это часть тайной женской жизни, и он начинал понимать, что имела в виду ведьма, особенно после того, как Алия потребовала, чтобы он положил руку на ее живот и ощутил движения ребенка. Сначала он смутился, но потом смущение перешло в изумление перед чудом — когда что-то твердое и подвижное несколько раз ткнулось в его ладонь. После этого Тобин часто ловил себя на том, что смотрит на живот Алии, следя за таинственными телодвижениями. Это был ребенок Корина, его маленький родственник…

Эта зима началась необычайным теплом и сыростью. Компаньоны и их гвардейцы постоянно мокли под мелким дождем и неделями не видели солнца. Дороги под копытами их лошадей превратились в реки грязи. Крепостей и гостиниц в этой части страны было немного, так что по большей части ночи они проводили в палатках из вощеного холста — и это были мокрые, безрадостные стоянки.

Первая обнаруженная ими шайка разбойников была просто жалкой — горстка мужчин и мальчишек, воровавших скот. Они сдались без боя, и большинство из них Корин повесил.

Неделю спустя они обнаружили более основательную шайку — в пещере на склоне горы. Компаньоны захватили их лошадей, но разбойники оказались хорошо вооружены и держали оборону четыре дня, пока голод не выгнал их наружу. Но даже и тогда они сражались отчаянно. Корин убил их предводителя в яростной, кровавой рукопашной схватке. Тобин добавил троих к своему прежнему счету, причем на этот раз без помощи Брата. После отъезда из замка он ни разу не вызвал призрака и не замечал следов его присутствия поблизости.

Прежде чем сжечь тела, солдаты раздели убитых, и только тогда обнаружилось, что восемь из них были женщинами, включая и второго убитого Ки разбойника. В ее волосах уже пробивалась седина, а на руках были видны старые шрамы.

— Я не знал, — сказал встревоженный Ки.

— Она была бандиткой, Ки, такой же, как все остальные, — сказал ему Тобин, но у него самого возникло странное ощущение в желудке.

Фарин и Кони остановились возле другого тела. Тобин узнал грязную зеленую тунику, что держал Кони; этого бандита Тобин убил сам. И это тоже оказалась женщина, старше первой. Ее обвисшие груди и почти полностью побелевшие волосы заставили Тобина вспомнить о поварихе.

— Я ее знал, — сказал Фарин, набрасывая на труп рваный плащ. — Она была капитаном в полку Белого Ястреба.

— Поверить не могу, что дрался с женщиной! — воскликнул Албен, ногой переворачивая одного из убитых им. И сплюнул от отвращения.

— Ничего постыдного тут нет. Они в свое время были настоящими воинами, — негромко сказал Фарин, но все услышали гнев, прозвучавший в его голосе.

Корин покачал головой.

— Ни один настоящий воин не выйдет на большую дорогу.

Фарин отвернулся.

Корин плюнул на мертвого капитана.

— Предатели и мерзавцы, вот кто они все! Сжечь их вместе с остальными!

Тобин не испытывал симпатии к нарушителям закона; ведь Уна и Ахра нашли способ воевать, не становясь предателями, а женщины Атийона были готовы ждать… Но невысказанный гнев Фарина задел его, породив странную неуверенность. Запах горящей плоти цеплялся за их одежду, когда компаньоны поскакали дальше.

И потом несколько недель подряд Тобину снилась убитая женщина-капитан, но она являлась не как мстительный дух. Нагая и окровавленная, она со слезами клала свой меч к его ногам.

 

Глава 46

Дожди не прекращались вплоть до цинрина. А в Ночь Скорбного Плача с моря подул сильный ветер, срывая черные покровы с бронзовых праздничных гонгов и разнося их, как погребальные подношения, по исхлестанным дождем улицам. Гонги колотились о шесты, издавая звуки полночной тревоги вместо рассветного торжества.

И во время ритуала тоже были дурные предзнаменования. Бык Сакора упирался, мотая головой, и королю пришлось нанести целых три удара, чтобы убить животное. Когда Корин передал ожидавшим жрецам кишки и печень быка, жрецы обнаружили, что во внутренностях жертвенного быка кишат черви. Сразу же были должным образом принесены искупительные жертвы, и все равно через неделю предзнаменование осуществилось — или, по крайней мере, так это выглядело.

В тот вечер Тобин ужинал с Корином в палатах наследного принца, это был небольшой прием в честь Алии. Дождь громко стучал по крыше, почти заглушая звуки арфы.

Это был неофициальный ужин, и все свободно сидели на кушетках и диванах. Алия смеялась, когда Эриус хлопотал возле нее, стараясь устроить поудобнее и принося все новые подушки.

— Ты сейчас как галеон, несущий в трюме бесценные сокровища, моя дорогая, — говорил король, осторожно похлопывая Алию по огромному животу. — Ах вот он где, наш славный парнишка, ишь ты, пинает ножкой своего деда! О, опять! Ты уверена, что у тебя там только один малыш?

— Ну, там внутри так все бьется и толкается, что можно подумать — я вынашиваю целый полк! — Алия обхватила живот руками. — Но вообще-то мы ожидаем одного мальчика. По крайней мере, так мне говорили дризиды.

— Снова мальчик. — Эриус кивнул. — Боги благоволят к королям Скалы, иначе бы Создатель не посылал их так много. Сначала Корин, потом юный Тобин, сын моей дорогой сестры. А вот девочки все умерли. Тост в честь моего внука! За королей Скалы!

Тобину ничего не оставалось, кроме как присоединиться ко всем, но он сделал это со смешанными чувствами. Он не хотел зла ребенку.

— Маловато ты поднес богам, Тобин, — насмешливо сказал Эриус, и Тобин понял, что король наблюдал за ним.

— Приношу извинить меня, дядя, — сказал он, выплескивая на пол половину вина из своей чаши. — Будь благословен Корин и вся его семья!

— Ты не должен завидовать, кузен, — сказал Корин.

— Никто ведь и не воспринимал тебя как настоящего второго наследника, разве нет? — сказала Алия, и Тобину стало не по себе; он пытался понять, заметил ли еще кто-нибудь вспышку неприкрытой ненависти в ее глазах. — Конечно, ты всегда будешь правой рукой Корина. Разве это не большая честь для тебя?

— Конечно. — Тобин заставил себя улыбнуться, представляя, как Алия будет с ним обращаться после рождения ребенка. — Я никогда ничего другого и не предполагал.

Ужин продолжался, но Тобин чувствовал себя так, словно земля внезапно ушла из-под его ног. Он был уверен, что видел, как отец Алии посмотрел на него со злобой, а улыбка короля выглядела фальшивой. Даже Корин игнорировал его. Еда казалась безвкусной, но он все равно ел, на тот случай, если за ним продолжают наблюдать, ища в его поведении что-нибудь подозрительное.

Подали первый десерт, когда Алия вдруг резко вскрикнула и схватилась за живот.

— Больно… — выдохнула она, побелев от страха. — О боги, боли начались, точно как в прошлый раз!

— Так и должно быть, детка. Твое время уже подходит, — сказала герцогиня, сияя. — Идем, тебе нужно лечь в постель. Корин, быстро пошли за повитухами и дризидами!

Корин взял руку Алии и поцеловал.

— Я вернусь очень быстро, любовь моя. Тобин, собери компаньонов, чтобы встали на пост. Мой наследник спешит к нам!

По обычаю, компаньоны должны были стоять на страже у комнаты роженицы. Они нервно топтались среди прочих придворных, испуганно прислушиваясь к громким крикам, доносившимся из-за двери все чаще и чаще.

— А что, это и должно быть так? — шепотом спросил Тобин у Ки. — Можно подумать, она умирает!

Ки пожал плечами.

— У некоторых это происходит тяжелее, чем у других, особенно в первый раз.

Но время шло, крики превратились в отчаянный визг, и даже Ки забеспокоился.

Повитухи бегали туда-сюда, принося кувшины с горячей водой, и лица у них были мрачными. Уже перед самым рассветом одна из них позвала Тобина внутрь. Как родственник короля, он должен был присутствовать в качестве свидетеля.

Вокруг закрытой пологом кровати стояла целая толпа, но для Тобина нашлось место рядом с королем и Корином. Кузен Тобина был бледен, на его лице выступил пот. Еще здесь присутствовали канцлер Хилус, лорд Нирин и по меньшей мере дюжина министров, вместе со жрецами всех четырех богов.

Алия уже не кричала; Тобин слышал за пологом ее прерывистое дыхание. В щель между полотнищами полога он увидел одну голую ногу, залитую кровью. Тобин быстро отвел взгляд, как будто подсмотрел нечто постыдное. Лхел говорила о рождении как о магии и силе; но здесь все гораздо больше походило на пытку.

— Теперь уже скоро, я думаю, — пробормотал король, и вид у него был довольный.

Как будто в ответ на его слова Алия испустила пронзительный крик, от которого волосы на затылке Тобина встали дыбом. Потом раздались еще крики, но это уже были другие голоса. Из-за полога выбралась смертельно бледная мать Алии, и Тобин услышал ее плач.

— Нет! — вскрикнул Корин, рывком отодвигая полог. — Алия!

Алия лежала на залитой кровью кровати, как сломанная кукла, белее льняной ночной сорочки, поднятой до бедер. Повитуха все еще стояла на коленях между ее раскинутыми ногами, рыдая над маленьким свертком.

— Ребенка! — потребовал Корин, протягивая руки к свертку.

— Ох, мой принц! — с трудом выговорила женщина. — Это не было ребенком!

— Покажи его, женщина! — приказал Эриус.

Отвернув лицо в сторону, повитуха осторожно развернула сверток. Это не имело рук, а лицо — то есть то, что должно было быть лицом, — представляло почти ровную плоскость под уродливой, деформированной выпуклостью лба; лишь две узкие щелки виднелись на месте глаз и две маленькие дырочки там, где следовало быть носу.

— Проклят, — прошептал Корин. — Я проклят!

— Нет! — прохрипел Эриус. — Никогда так не говори!

— Отец, ты только взгляни на это!..

Эриус стремительно повернулся и ударил Корина по лицу, сбив принца с ног. Тобин попытался поддержать кузена, но в итоге упал сам, а Корин свалился на него сверху.

Схватив Корина за ворот туники, Эриус начал яростно трясти сына.

— Никогда не говори так! — кричал он. — Никогда, никогда, слышишь? — Потом, отпустив Корина, он повернулся к остальным. — Любой, кто расскажет об этом, будет похоронен заживо, вы меня поняли?

Он стремительно выбежал из комнаты, крича, что спальню следует охранять.

Корин опять бросился к кровати. Из носа у него обильно текла кровь, заливая рот и бороду принца, когда он схватил Алию за безжизненные руки.

— Алия! Ты меня слышишь? Проснись, черт побери, посмотри, что мы такое сотворили!

Тобин отошел в сторонку, всем сердцем желая уйти отсюда. Но когда он уже поворачивал к двери, он вдруг заметил, что Нирин спокойно рассматривает мертвое дитя. Волшебник отвернулся от всех; Тобину был виден лишь его профиль, но он всю жизнь читал по лицам людей, и, бросив взгляд на лорда, он задохнулся. Волшебник выглядел довольным… даже торжествующим! Тобин был настолько потрясен, что не успел сбежать до того, как волшебник повернулся и поймал его взгляд.

И Тобин ощутил это. У него возникло знакомое тошнотворное чувство: как будто чьи-то ледяные пальцы роются в его кишках. На мгновение ему даже показалось, что сердце вот-вот остановится в груди.

Потом его отпустило, а Нирин заговорил с Корином, как будто ничего не произошло. Маленький белый сверток был теперь в руках у повитухи, хотя Тобин не видел, как Нирин отдал его.

— Это, без сомнения, некромантия, — говорил Нирин. Он стоял совсем близко к Корину, по-отцовски положив руку на плечо принца. — Заверяю тебя, мой принц, я найду предателей и сожгу их.

Он опять посмотрел на Тобина, и глаза у него были холодными и бездушными, как у змеи.

Корин всхлипывал, но кулаки у него были крепко сжаты, а мышцы шеи и подбородка судорожно дергались, когда он выкрикнул:

— Сожги их! Сожги их всех!

Ки, стоявший в коридоре вместе с остальными, слышал, как кричал Эриус, и вовремя шарахнулся в сторону, когда король вылетел из спальни.

— Призвать мою гвардию! — проревел Эриус, потом стремительно повернулся к юношам. — Убирайтесь отсюда, все вы! И ни слова никому, слышали? Поклянитесь!

Компаньоны поспешно поклялись и рассыпались в разные стороны. Все, кроме Ки. Спрятавшись за дверью в конце коридора, он ждал, когда из палат наследного принца выйдет Тобин. И стоило ему увидеть бледное, ошеломленное лицо друга, как он порадовался тому, что остался. Он быстро отвел Тобина в их комнаты, усадил в кресло у очага, укутал одеялом, принес кубок крепкого вина, а Балдусу велел найти Никидеса и Луту.

Тобин выпил почти целый кубок, прежде чем смог заговорить, а потом рассказал то, что все уже знали: ребенок оказался мертворожденным. Конечно, Ки видел, как трясутся руки Тобина, и понимал, что в спальне случилось нечто большее, но Тобин больше ничего не говорил. Он просто съежился, прижав колени к подбородку, и сидел молча, дрожа всем телом, пока не пришел Танил с вестью о том, что леди Алия умерла. Тогда Тобин уронил голову и заплакал.

— Корин не хочет от нее отходить, — доложил им Милирин, пришедший следом, пока Ки пытался успокоить Тобина. — Танил и Калиэль чего только не делали, чтобы увести его из спальни, но он просто выгнал их. Даже Калиэлю не разрешил остаться. Сейчас с ним Нирин, но он говорит только о том, что надо жечь волшебников! Я вернусь, пожалуй, постою у двери, подожду, пока они выйдут. Могу я послать за тобой, принц Тобин, если Корин о тебе спросит?

— Конечно, — вяло пробормотал Тобин, рукавом вытирая слезы.

Милирин бросил на него благодарный взгляд и ушел. Никидес покачал головой.

— Где это видано, чтобы волшебник мог причинить вред нерожденному ребенку? Я бы скорее сказал, что это Иллиор…

— Нет! — резко вскрикнул Тобин, выпрямляясь в кресле. — Не говори так! Никто не должен так говорить! Никогда!

«Это были не просто неудачные роды», — подумал Ки.

Никидес тоже мгновенно понял, что дело нечисто.

— Вы слышали, что сказал принц? — обернулся он к остальным. — Никто из нас не будет говорить об этом.

 

Глава 47

Лхел осталась на зимовке в горах с Аркониэлем и остальными, но ночевала одна, в отдельной хижине. Она знала, что ее внезапное охлаждение ранило Аркониэля, но все шло так, как должно было идти. Другие волшебники не последовали бы за Аркониэлем, если бы увидели, что Лхел — его любовница.

Как и предвидела Лхел, маленький Тотмус умер через несколько недель после того, как они устроились в горах. Лхел вместе со всеми участвовала в похоронном ритуале, зная, что зима будет слишком суровой и забота о больном только отняла бы у всех лишние силы. Но остальные были вполне крепкими.

Под руководством Симеуса они старались построить достаточно большое укрытие до того, как начнутся зимние бури. Дети каждую свободную минуту использовали для сбора дров, и еще Лхел учила их добывать пропитание в такое время года, показывая им последние съедобные корешки и грибы и как коптить то мясо, что добывали Норил и Колин. Витнир и девочки тоже увеличивали запасы, ловя в силки кроликов и куропаток. Малканус неожиданно доказал, что тоже может быть полезным, когда сразил молнией случайно забредшую в их лагерь жирную дикую свинью.

Лхел учила городских жителей, как пускать в дело каждую кость, каждый зуб и каждое сухожилие и как извлекать из длинных костей жирный костный мозг. Она учила их выделывать любые шкуры, показывала, как растягивать сырую кожу на решетке из кедровых веток, как натирать шкуры изнутри кашицей из золы; она заботилась о них всей душой. И все равно старшие волшебники не слишком доверяли ей, да и она им тоже; и конечно же, Лхел не показывала никому своих тайных умений. Пусть Аркониэль сам научит их, чему захочет. Такую уж нить сплела Великая Мать, что поделаешь.

Того продовольствия, что они привезли с собой, и того, что успели добыть, было слишком мало, и все это понимали. В преддверии долгой зимы, уже дышавшей им в спину, необходимо было закупить продукты, сено, одежду и домашнюю скотину. И Ворнус и Лиан сели в телегу и отправились по дороге на север, в один из маленьких торговых городков.

Вскоре начались снегопады, с неба посыпались крупные пушистые снежинки. Они падали негусто, но постоянно, снег безмолвно окутывал плотным одеялом каждый камень и каждый пенек. Однако к тому времени, как ветер стал достаточно холодным, чтобы превратить легкие снежные хлопья в колючие ледяные иголки, беженцы уже успели соорудить большой сарай для животных с односкатной крышей и длинную невысокую хижину. Строение было примитивным, недостаточно вместительным. У них не было пакли или глины, чтобы заделать щели в стенах, но Серана соткала чары против сквозняков, а Аркониэль наложил еще одни чары на тростниковую крышу, заставив стебли плотно прижаться друг к другу, чтобы ни дождь, ни снег не проникали внутрь.

В ночь зимнего солнцестояния Лхел привела Аркониэля в свою хижину. Аркониэль не думал ни о Великой Матери, ни о каких-либо ритуалах, когда они с Лхел занимались любовью, но он был горяч и страстен, и обряд жертвоприношения прошел как должно. В ту ночь Великая Мать даровала Лхел видение — и впервые с тех пор, как молодой волшебник обосновался в постели Лхел, она порадовалась тому, что его семя не может породить дитя в ее утробе.

К рассвету Лхел была уже за много миль от стоянки чародеев, и на прощание она оставила лишь несколько отпечатков своих ног в снегу.