Они успели отправить уже пять колонн, и это был еще не предел. Оставалось еще три, и они ждали, когда из резервации вернутся машины. Здесь, в городе, они покупали для них топливо. Син и Фиц собирали детей, привозили в дом и оставляли здесь на несколько дней, чтобы они могли отлежаться и привыкнуть друг к другу. Потом их усаживали в машины и доверяли благоразумию Карла и его товарищей. Детей было слишком много, и Маль не успевала к ним привязаться – все казалось правильным, поскольку времени задумываться о смысле своих поступков уже просто не оставалось. Дорога, которую она избрала для поисков лучшей жизни для своей дочери, привела ее гораздо дальше, но теперь, по крайней мере, она знала ответы на некоторые из своих вопросов.

Каждый раз, когда дети уезжали из города, за рулем первой машины сидел Карл. Рядом с ним отправлялся кто-то из них. Чаще всего это были Фиц или Син, поскольку Маль старалась не уезжать из города. День расставания с дочерью стремительно приближался, и она старалась не отходить от нее надолго.

Постепенно собирались дети из других приютов, а «старожилов» готовили к отправке. Это было самое сложное время – привыкшие к слабому подобию заботы малыши не хотели уезжать и часто плакали, а то и вовсе начинали устраивать мятежи. Разбираться с этим приходилось именно ей, и Маль очень уставала. Она покупала в столовых пищу на несколько сотен едоков, следила за чистотой одежды и пыталась поддерживать порядок в помещениях, но ее сил было слишком мало. Проще было в те дни, когда вместе с ней оставалась Син – тогда они вместе боролись с грязью и разбродом, но обычно этого все равно было недостаточно. Нанимать других людей Маль боялась, поскольку был риск, что они разболтают другим об отправках и новых поступлениях. Когда терпеть стало совсем невозможно, она попросила Карла, чтобы он привез из резервации хотя бы двух помощниц. С тех пор управляться с детьми стало значительно проще.

В начале очередной недели она привезла Хельгу в приют, решив, что с этого дня она будет жить среди других детей. Возвращение в круг ровесников было для малышки болезненным и страшным, и Маль пришлось поселиться в приюте вместе с ней.

С каждым днем становилось все страшнее, что их работа покажется другим подозрительной. Даже привыкнув к тому, что в этом городе все уже давно заняты только своими делами, Маль продолжала бояться других людей. Ей было страшно, что они не успеют переправить всех детей, и их работа будет остановлена раньше времени. Отъезд Хельги постоянно отодвигался на следующий раз, поскольку и здесь Маль проявила себя как настоящая трусиха – ей не хотелось прощаться с дочерью, и она находила повод оставить ее. Фиц качал головой, но соглашался, а Син вообще предпочитала ничего не говорить.

Постоянная работа отнимала все время, и они почти перестали разговаривать. У нее едва хватало сил, чтобы поиграть с дочерью. Лишь по ночам она оставляла Хельгу у себя и укладывала спать, рассказывая сказки и целуя ее маленькие ладошки. Это были драгоценные моменты, которыми она пыталась скрасить ужас перед расставанием. Маль знала, что после отъезда Хельги она уже никогда не сможет увидеть ее вновь.

Разбитое на непрерывные заботы и проблемы время летело вперед, не задерживаясь на воспоминания и сантименты. Когда в очередной день Фиц привез к дверям полупустой автобус, Маль поняла, что это последние дети.

Вечером, когда все новосельцы были распределены по комнатам и накормлены, Фиц отвел ее в сторону и мрачно сообщил:

– Это все. Через неделю вернутся машины, и мы рассчитаемся с нашим планом. Хельга должна поехать вместе с ними. Если хочешь, поезжай и ты.

Маль покачала головой:

– Нет. Я попрощаюсь с ней здесь, так будет проще. Ни к чему тянуть с этим, только хуже станет.

Она проплакала всю ночь напролет, а утром поднялась и побрела в сторону кухни, чтобы собрать детям завтрак. Фиц и Син тоже не покидали приют и поэтому уже ждали ее там. Было непривычно видеть их вместе, поскольку за последние недели такого почти не случалось. Теперь они молча следили за ней, не проявляя сочувствия или сострадания и не стараясь дать совет. Их молчаливое понимание было самым драгоценным и прекрасным, и Маль благодарила их в своем сердце, не надеясь когда-нибудь набраться мужества и произнести слова признательности вслух.

С тех пор она стала цепляться за каждую минуту, стараясь посвящать это время дочери. Син взяла на себя большую часть хозяйственных обязанностей, хотя решать по-настоящему серьезные проблемы вроде ушибов, болезней и истерик все равно приходилось Маль. Однако вся грязная и хлопотная часть работы пришлась на долю Син и двух девушек из резервации, чья помощь была просто незаменимой.

Несмотря на это последние пять дней запомнились ей как самое прекрасное время, которое она смогла отдать своему единственному и горячо любимому ребенку. Она каждый день понемногу готовила ее к отъезду, и поначалу казалось, что Хельга действительно понимала ее слова, но когда настал деть сборов и отправки, оказалось, что девочка просто не принимала эти неудобные слова всерьез.

– А ты поедешь? – доверчиво глядя ей в глаза, спросила она, когда Маль одевала ее в теплую рубашку и самые прочные штанишки.

– Нет, мне с вами нельзя.

– Можно, ты же моя мама, – с надеждой сказала Хельга. – Маме все можно.

Она привыкла к тому, что в приюте все дети считали Маль почти главным человеком, и выше нее ставили только нагонявшего на них трепет Фица.

– Нет, в то место, где ты будешь жить, едут только дети.

– Я буду жить здесь, – отрезала Хельга, решив, как ей казалось, все проблемы разом.

– Так не получится.

– Я не поеду! – заплакала Хельга. – Не поеду, буду жить с тобой.

Маль попробовала уговорить ее или пообещать чего-нибудь хорошего, но Хельга стояла намертво и не реагировала ни на какие слова.

– Я тебе надоела? Ты меня больше не любишь? – уже заикаясь от постоянных всхлипов, спросила она. – Ты не хочешь со мной жить? Я была хорошей девочкой, я всегда тебя слушалась! Если скажешь сидеть тихо, я буду сидеть тихо, только не прогоняй меня.

Маль почти упала на пол – она сползла на колени и уперлась руками в облысевший ковер, а потом отчаянно зарыдала.

Как она могла объяснить ей, что отправляла ее прочь только потому, что любила? Шестилетний ребенок вряд ли мог бы это понять.

Услышав ее плач, из коридора ворвался Фиц. Он без разговоров сгреб Хельгу в охапку и вытащил ее из комнаты, невзирая на визг и горячее сопротивление. Маль осталась на полу, не решаясь подняться и выйти из приюта – ей казалось, что она не смогла бы сдержаться и совершила бы какую-нибудь ужасную глупость. Минуты тянулись бесконечно долго, а она все сидела на грязном ковре и глядела в стену, стараясь отключиться и ни о чем не думать. Крики Хельги звенели у нее в ушах, и по временам она зажимала их ладонями, хотя это совсем не помогало.

Через некоторое время заворчали моторы, и машины отъехали от приюта. Они увезли всех последних детей, Хельгу и двух девушек-помощниц. Маль все не поднималась с пола. Возвратившийся Фиц возмущенно выдохнул, а потом взял ее под мышками, пересадил на ближайшую кровать и бухнулся рядом. Потом вошла Син и тоже уселась рядом с ней, только с другой стороны. Тишина, наполнившая помещение, протянулась до самого вечера, и за это время никто из них даже не шелохнулся. Лишь когда стало совсем темно, Фиц встал, поправил брюки и сказал:

– Я пойду зажигать свет, а то со стороны темный приют будет выглядеть странно.

Маль и Син по-прежнему сидели неподвижно, но когда он вернулся, они обе встрепенулись и заерзали на своих местах, будто разом ощутив, что их тела затекли и онемели.

– Ты целый месяц работал на фильтрах, – хрипловатым голосом заговорила Маль. – Что ты узнал о них, кроме всего уже рассказанного?

– Не особо много. Там некогда думать – приходится постоянно следить за этими чертовыми решетками, а под конец дня все тело разваливается на части. Однако я уже понял, что воды действительно очень много. Ублюдки из Корпорации держат ее у себя, не отдавая в полной мере населению. Они лгут нам, говоря, что воды очень мало, хотя на самом деле там больше, чем достаточно. Подумать только, миллионы людей попались на удочку горстки самодуров и терпят этот обман десятилетиями. Еще я понял, что дойти до фильтров можно и с другой стороны. Когда моя смена отдыхала, я прощупал там кое-что. Думаю, смогу показать вам дорогу к фильтрам, используя уже известные подземные дороги.

Син улыбнулась:

– Все равно скоро за нами пришлют и убьют за то, что мы сделали. Нужно хотя бы на что-то посмотреть. Я к тому, что сходила бы и с удовольствием глянула на эти самые фильтры.

Маль присоединилась к ней:

– Было бы прекрасно побывать там, где так много воды. Вот поспим эту ночь, а потом обязательно пойдем туда.

Фиц уселся на прежнее место.

– Хорошо. Завтра купим защитные костюмы и повеселимся напоследок.

– И где это мы их купим? – засомневалась Син.

– На блошином рынке. Некоторые сотрудники раньше приносили их домой с работы, а потом по каким-то причинам не возвращались или просто… пропадали без вести. Костюмы оставались. В городе полно таких, и они никому не нужны, но их все равно выносят продавать. Без них нечего и думать, чтобы идти к фильтрам. До третьей сетки там полно необработанной воды, и она залетает везде, где есть свободное место.

Маль опустила голову и закрыла глаза:

– Как будто теперь есть смысл защищать нашу жизнь. Кажется, мы уже сделали все, что только можно.

В ту ночь они, как и в прежние времена, спали на полу, расстелив большое одеяло и позабыв о подушках. В доме было полно кроватей и отдельных комнат, но они слишком дорожили возможностью побыть рядом, пока это было возможно.

Темные переходы встретили их привычной сыростью и затхлостью. Вентиляция работала очень плохо – о безопасности бывших коллег Фица никто не заботился. Маль и Син держались друг за другом, впереди шел Фиц, и вся эта недлинная цепочка то вытягивалась во все три звена, то сокращалась в тех местах, где тоннель позволял идти вдвоем. Временами встречались отметки, оставленные ими еще в ту пору, когда они пытались искать фильтры самостоятельно. Напоминания о достаточно беззаботном времени.

Маль уверенно шла за Фицем, Син доверяла им обоим. Перед тем как уйти, они запаслись едой и водой на два дня пути, и Син в шутку сказала, что это похоже на то, что в прежней жизни предки называли «пикником». Постоянная ходьба и суета отвлекали ее от мыслей о дочери, и Маль была благодарна за возможность двигаться, а не сидеть на месте и предаваться мрачным размышлениям. В ее душе теплилась надежда на то, что там, в резервации, Хельга сможет вырасти достойно, без унижений и опасностей. Когда приют только получил все права, Фиц взял ее с собой в резервацию на два дня – тогда они приостановили работы на целую неделю, и Син осталась с Хельгой, как и в прошлый раз. Тогда-то Маль и утвердилась в своем желании отправить дочь именно к отмеченным – дети, которых они украли и обманом вывезли за город, были вполне довольны жизнью. У них всегда была еда, и за ними приглядывали другие люди. Это было не совсем тем, о чем она мечтала для своего ребенка, но в то же время в сотни раз лучше, чем жизнь городских сирот.

Каждый раз, когда Син или Фиц возвращались из поездки с очередной колонной, она спрашивала их, видели ли они других детей, и ей отвечали, что с ними все в порядке. Теперь оставалось надеяться, что этот порядок сохранится.

Время от времени они делали остановки, отдыхали, ели и говорили о разных пустяках. Так далеко Маль еще никогда не заходила, и теперь ей казалось, что поверхность земли отдалилась на невероятное расстояние, стала недосягаемой и недоступной. Словно здесь, под землей, существовал другой мир, в котором не было людей, забот и плохих воспоминаний. Были лишь только темные переходы, по которым змеились черные трубы, перекачивавшие живую и мертвую воду. Ей нравилось думать о том, что здесь никто не мог бы их достать.

– Было бы неплохо поселиться здесь, да? – спросила она во время очередного привала. – Никто не станет искать под землей. Я понимаю, что нам будет нечего есть и все такое, просто хочу помечтать.

– Я тоже сейчас думала о том, что здесь можно прятаться, – заулыбалась Син. – Безопаснее место и придумать нельзя.

Фиц один не разделял их светлого настроения.

– Допустим, что в короткие вылазки нас никто не поймает, и мы сможем запасаться едой, продавать ворованную воду и жить. Но придет время, и вас двоих не станет – я говорю как настоящая свинья, но что поделать, это же правда – и что я буду делать тогда? Нет, нам лучше попытаться сбежать к отмеченным.

Маль грустно покачала головой. Зачем травить душу ребенку? Она бы не поехала, даже если бы у нее была такая возможность. С каждым днем признаки угасания тела становились все явственнее, и она знала, что недалек тот день, когда она потеряет все волосы и станет уродливой старухой, на которую будет противно смотреть. Что за радость пугать ребенка и портить хорошие воспоминания? Син еще могла бы попробовать пожить в резервации, но и она не пожелала продлевать свою жизнь. Отказавшийся от ампулы с препаратом Фиц на самом деле тоже не горел желанием продолжать жить. О причинах такого решения Маль старалась не думать, поскольку его объяснения до сих пор казались ей слишком туманными и неправдоподобными.

Под землей нет времени – все размыто и разложено по другим законам, не имеющим ничего общего с тем, что творится на поверхности. Когда издалека стал прорываться грохот воды, Маль уже потерялась в этом бездонном ощущении безвременья – она не знала, был ли день или ночь и сколько часов они прошли в этой темноте.

– Вы слышите? – улыбнулся Фиц. – Слышите? Это вода. Представьте, сколько ее там.

Они зашагали с удвоенным рвением, и скоро звук стал проступать все более резко и четко. К звуку прибавился запах – неуловимый, несший холод и что-то незнакомое, поначалу неприятное, но позже уже привычное и даже завораживающее.

– Там всегда так пахнет? – спросила она, догнав его в расширившемся тоннеле.

– Да. За месяц становишься большим поклонником этого запаха, а потом, возвращаясь в мир, уже начинаешь скучать, – сказал он. – Правда, когда стоишь вплотную к сетке, становится уже не так хорошо.

Син поравнялась с ними – коридор стал большим и необычно комфортным. Через некоторое время Фиц провел их через пролом в стене, а потом остановился в одном из тупиков.

– Надевайте костюмы, – скомандовал он.

Они помогли друг другу застегнуть эти неуклюжие скафандры, а потом он повел их по слишком узкой дороге, и они снова продирались сквозь землянистый проход по одному, только на сей раз Маль шла последней.

Когда Син неожиданно остановилась, Маль даже не успела затормозить и ударилась об ее спину. Потом выяснилось, что впереди осталось достаточно места, и можно было встать в ряд.

Она обошла Син и встала рядом с Фицем. Перед ними грохотал поток воды, который обрушивался вниз, наполнял гигантскую чашу и перенаправлялся к четырем веткам – глядя сверху, можно было оценить все масштабы этого зрелища. Появившаяся рядом с ней Син даже пошатнулась, и Маль схватила ее за плечо, боясь, что она упадет. Фиц повернулся к ней и, улыбаясь во весь рот, что-то сказал. С таким же успехом он мог бы вообще ничего не говорить – разобрать в таком шуме его слова было невозможно.

Потом он повел их вниз, показывая, где и как нужно держаться. Они хватались за выступавшие камни и держались близко к стене, стараясь осторожно, шаг в шаг идти по тоненькой тропинке. Маль подозревала, что фильтровщики часто пользовались этим путем, чтобы устраивать передышки или просто наблюдать за тем, что находилось внизу. Идти было страшно – совсем рядом, в каком-то десятке метров пролетали тонны воды, которые пропускала дамба, защищавшая город от наводнения.

Миновав опасный спуск, они прошли еще немного, и дорога неожиданно повернула наверх. Фиц вывел их к одному из четырех ответвлений, показав, что для сдерживания водных потоков предусмотрены специальные пороги, по которым толща поднималась и уходила в круглый тоннель. Здесь шум немного спадал, и Фиц остановился.

– Дальше первый фильтр, – отодвинув маску и прижавшись губами к самому ее уху, сказал он. – Там ничего интересного. Да и вообще, ничего прекрасного в них нет.

– Ну, ты все равно покажи, раз уж мы здесь, – попросила она.

Обходные пути были неудобными и скользкими от воды. Фиц старался избегать фильтров напрямую, поскольку ему не хотелось объяснять текущей вахте работников свое появление. Однако даже этого было достаточно для того чтобы Син и Маль поняли, насколько сложной была работа в этом месте. Они видели эти огромные сетки и даже наблюдали за тем, как их меняли невидимые глазу работники. Такого количества воды должно было хватать всем – Маль поняла бы это и без предварительных пояснений Фица.

Невероятное количество отходов сразу же бросалось в глаза. Мусор, который вылавливался из воды, скапливался в больших металлических контейнерах. Они дождались, пока наполнившуюся емкость заменили новой, а затем прошли дальше, оставив позади почти все достопримечательности этого места.

После этого Фиц вывел их в параллельный тоннель, который был уже наполовину завален и обсыпан камнями. Очевидно, им перестали пользоваться уже давно.

Здесь было достаточно тихо для того чтобы расслабиться и обменяться впечатлениями.

– Сейчас немного отдохнем, а потом я хочу вернуться туда! – едва сняв маску, с восторгом сообщила Син. – Это нечто невероятное.

Они еще долго обсуждали увиденное, и Маль впервые улыбнулась, наблюдая, как Фиц и Син превращались в тех же самых озорных молодых людей, какими были еще до того, как начали свою тихую войну. Они не сразу заметили, что не одни. Лишь покатившиеся из-под ног постороннего человека камни заставили их встревоженно замолчать и насторожиться. Все трое разом вскочили на ноги и замерли от удивления.

Побледневший и заросший Рувим был все еще узнаваемым, и Маль отпрянула от него, инстинктивно пытаясь увеличить расстояние между собой и этим чудовищем.

Он молча стоял и смотрел на них, а его глаза при этом совершенно ничего не выражали. Фиц за ее спиной пошевелился и прошел вперед, на случай, если старец попытался бы сделать что-нибудь неожиданное и неприятное. Маль напомнила себе о том, что Рувим никогда не отличался большой силой, но сейчас она была благодарна Фицу за то, что он заслонил ее своей спиной.

Наконец, Рувим заговорил. Его свистящий голос пугал даже сильнее безумной и дикой внешности.

– Я забыл формулу. Ему я больше не нужен. Вся жизнь насмарку. Все это сделали вы.

Он был здесь все это время – прятался от посторонних глаз. Постепенно из его сбивчивых и не особо связанных между собой фраз Маль поняла, что он взломал дверь и сбежал, надеясь добраться до Гаспара и запустить дело всей своей жизни, но с огорчением понял, что забыл формулу. Время полного одиночества довело его до безумия – перед ее глазами появилась отвратительная картина, оставшаяся после того, как он перегрыз почти всех мышей. Записи были уничтожены им для того чтобы другие не стали синтезировать препарат без него, но, к несчастью, сама формула стерлась из памяти. Гаспар прогнал его с глаз долой, и он спрятался в этом месте. Рувим знал о фильтрах еще со времен своей молодости, ему было известно, где они находились и как функционировали – он лгал, когда говорил, что строение фильтров оставалось для него загадкой. Очевидно, идея спрятаться в этом месте показалась заманчивой не только им – он догадался поступить так уже достаточно давно.

Маль не сразу заметила странный предмет, который он держал в руках. Вначале ее внимание привлек красный проводок, свисавший из его зажатого кулака, а потом она увидела некую вещь, спрятанную в его ладони. Приглядевшись внимательнее, она поняла, что он сжимал небольшую коробку с крошечным рычагом. Большой палец его правой руки все время двигался, поглаживая рычажок и словно не решаясь толкнуть его наверх.

– Что это у тебя? – спросила она, нарушив его неясный монолог.

– Это? Это ваша смерть. Я убью вас, и вы заплатите за то, что сделали со мной и со всем миром. Вы утонете в крови людей, которых убили своими руками.

Фиц понял намерения Рувима, но было уже поздно. Он сделал отчаянный рывок вперед, пытаясь отобрать у него коробочку, но старец переключил рычаг и отослал сигнал по проводку к самой бомбе. К той самой бомбе, что была создана на основе компонентов, за которые Маль заплатила собственной кровью. Они не могли знать, что Рувим оставил свое последнее детище у большой водной развилки – там, где даже они не смогли ее заметить.

Это место находилось слишком близко к основанию дамбы, и уже через несколько секунд огромная волна воды снесла все живое, сминая тела людей тяжелыми и острыми камнями, отколовшимися от удара. Дамба дала трещину, и вода понеслась вперед, на город, так удобно расположившийся в низине. В этом холодном урагане погибли миллионы людей, среди которых затерялись останки трех друзей, встретивших волну первыми. Они растворились вместе с множеством других, навсегда исчезнув и пропав без вести.