В это сложно поверить, но всего через тридцать лет Хиросима вновь приняла свой обычный вид. Осталось только «атомное здание» да мост Айои, на котором прочно отпечаталась тень матери Кавады. Он редко задумывается о том, что за силуэты лежат на мостовом полотне, даже не подозревая, что его мать, которая только через семь лет после «исчезновения» была признана погибшей, оставила свой след вместе с восемью другими пешеходами. Он вообще старается не ходить этой дорогой, изредка присоединяясь к поминальному шествию в годовщину взрыва. Ин Су принимает участие во всех парадах. Без неё он бы ни за что не решился на такое.
Вспоминать о том, что было, слишком больно. Он привык делать вид, что забыл обо всём и больше не испытывает сожалений – так легче и проще. Не нужно ничего объяснять и заверять приёмную дочь в том, что с ним всё в порядке. Ин Су и так слишком сильно беспокоится о нём, предпочитая жить в том же городе, невзирая на опасности. Она, впрочем, как и её муж, каждые шесть месяцев сдаёт кровь на проверку уровня лейкоцитов. Кавада говорит ей, что делает то же самое, хотя, на самом деле, это не так. Это, пожалуй, единственное, в чём он обманывает её. В остальном же, он всегда честен со своей дочерью. Она – всё, что у него осталось от прошлого. От Гён Ран, с которой он продолжает беседовать по ночам.
***
Он до сих пор помнит тот день, когда узнал о том, что её больше нет в живых. Если бы не та женщина, Со Ён, вряд ли он смог бы выбраться оттуда целым и невредимым – слишком много людей в деревне знали его в лицо.
***
– Папа, – как всегда, прежде чем постучать, Ин Су зовет его, встав у окна. Ей уже тридцать пять, у неё и самой есть дети, но она по-прежнему похожа на маленькую девочку. В чём-то ей удалось сохранить остатки наивности и детской хрупкости. – Папа, ты уже проснулся?
Дом, в котором живет Шуго, стоит как раз на том месте, где была палатка, в которой он прожил первые дни после возвращения. Там же он прожил вместе с Ин Су первый год после того, как забрал её с собой.
– Да, дверь открыта, можешь заходить.
Она могла бы вообще не стучаться – каждый день повторяется одно и то же. К девяти часам, когда она приходит к нему, он уже всегда готов встретить её. Дверь всегда открыта. Однако в этих маленьких ритуалах есть своя прелесть, от которой они оба ещё не готовы отказаться. Так было всегда.
– Я принесла тебе еду, – торопливо выкладывая узелки на стол, говорит она. – На сегодня, надеюсь, хватит.
И без этого тоже можно обойтись. Она же точно знает, сколько еды нужно готовить, к чему эти формальности? Шуго незаметно улыбается, наблюдая за тем, как она суетится у холодильника.
– Я и сам могу готовить.
– Нет, пока дети ещё ходят в школу, я буду приходить каждый день. Когда начнутся каникулы, с этим станет сложнее, но зато будем навещать тебя всей толпой. Ты не против?
Как она отличается от Гён Ран! Та была спокойной, тихой и осторожной. Всегда внимательно наблюдала за ним, прежде чем что-нибудь сделать или сказать хоть слово. Ин Су – полная её противоположность. Она весёлая, живая и активная. Поначалу, после того, как она отлежалась в госпитале и оправилась от пневмонии, Шуго был, мягко говоря, шокирован тем, насколько она шумная и быстрая. Ему ещё не приходилось видеть таких непоседливых детей. Мало-помалу он привык к ней, но до сих пор не перестаёт удивляться тому, как много энергии скрыто в её теле.
– Папа, – необычно тихо зовет его Ин Су, отвлекая от грустных мыслей и воспоминаний. – Папа, – она протягивает ему платок – у тебя кровь носом пошла. Нужно вызвать врача?
***
Её здесь нет.
Эта мысль словно обухом ударила его. Её нет в доме. И нет никаких следов жизни. Что могло случиться? Что произошло? Почему она не дождалась его? Где теперь искать её и детей?
Эти вопросы зажигались в его мозгу, как огоньки, помогая отвлечься от самого главного вопроса. Вдруг она… что если она уже…
Не может быть. За то недолгое время, что он пробыл в родных краях, он уже успел наслушаться историй о том, как зверствуют американские военные, добравшись до японок. Не разбирая ни возрастов, ни происхождения, они уродовали и калечили несчастных женщин и девушек. Но здесь же Корея, здесь никто не оказывал сопротивления. Здесь нет жен, чьи мужья бомбили тот проклятый Пёрл-Харбор. Здесь некому мстить и не над кем издеваться.
Впервые за всё это время Шуго ощутил полную растерянность. Впервые не знал, что ему делать. Всю свою жизнь он был точно уверен в том, как нужно поступать. Выполнять приказы, принимать решения, отдавать приказы – всё это казалось таким естественным. А теперь он не знал, куда ему идти. Что сделать, чтобы ничего не испортить? Может быть, нужно подождать до вечера? Может, к вечеру она вернётся и приведёт малышей?
Вечером всё было так же тихо, как и днем. Никаких изменений. Он не решался зажечь свет, опасаясь, как бы соседи не нашли его. В темноте был и другой плюс – можно было выйти на улицу и отправиться на поиски. Вполне возможно, она живёт в лесном домике, там, где целую вечность назад он и его люди нашли повстанцев. Однако стоило ему ступить за порог, как во дворе оказалась какая-то незнакомая женщина. Она шла, держа в руках поминальные свечи и тихонько всхлипывая.
***
– Папочка, ты должен прилечь, – почти плача от страха, приговаривает Ин Су, держа его за руку. – Врач скоро будет здесь. Он уже совсем рядом, скоро будет у нас дома, ты только лежи и не двигайся. Такое ведь уже бывало? И всё обходилось, правда?
Да, такое уже бывало. Кровотечения – внешние и внутренние – периодически напоминали ему о том, что тридцать лет назад он перенёс атомную чуму. Иногда они проходили сами собой, иногда нужно было обращаться в клинику. В этом нет ничего страшного – периодически уровень лейкоцитов резко шёл на снижение, и кровь начинала сочиться из носа и из дёсен. Однако она ещё никогда не выступала по линии роста волос и на бровях.
Шуго украдкой прикладывает платок ко лбу, прижимая его к волосам и убирая излишки крови, пока Ин Су ещё ничего не заметила. На этот раз не обойдется, он в этом уверен, но пугать малышку совсем не хочется. Пусть ещё немного посидит спокойно.
***
– Вы тот самый японский капитан? – даже не подходя к нему, спросила женщина. – Это из-за вас ей пришлось умереть?
Шуго отступил на шаг, едва не упав на крыльцо. Умереть? Не может быть!
– Умереть?
– У вас есть её фотография? – продолжила женщина, видимо, сочтя, что ответ на его вопрос и так очевиден. – У меня нет ни одной, так что я даже не знаю, на какой образ мне проводить церемонию.
– Что с ней случилось?
– Её повесили. Всей деревней. И меня должны были, но отчего-то не стали. Наверное, были слегка удивлены тем, что она сама спрыгнула с ящика. Завтра, когда продолжат слушание, может быть, и я сделаю то же самое.
Женщина жестоко выкладывала подробности, не заботясь о том, что Шуго явно испытывал трудности с дыханием.
Она прошла мимо него, закрыла окна, зажгла свечи, выложила на пол две бумажные ленты, исписанные китайскими иероглифами, и три раза совершила ритуальный поклон, оказывая Гён Ран посмертную честь.
– Я не знаю, где её похоронили. Не знаю, куда закопать этот паспорт, – она указала на бумажные ленты. – Лучше я сейчас их сожгу и дело с концом.
Только когда бумага начала корчиться над огнём, Шуго понял, что это за ленты. На них было написано имя Гён Ран и её возраст. Чтобы там, в загробном мире, её приняли как человеческую душу, а не как простую скиталицу. В этот момент он почувствовал такую всепоглощающую благодарность к этой незнакомке, что готов был сделать для неё что угодно.
– Я сделаю для неё ещё больше, – немного подумав, сказала женщина. – Покажу вам, где живут её младшие. Девочка сильно болеет, так что вам нужно забрать её. В деревне за ней не станут ухаживать. Я бы и сама забрала, но не знаю, останусь ли в живых.
***
Шуго знает, что сейчас, когда они доедут до клиники, его обман раскроется. Выйдет доктор в белом халате, пролистает его карточку, и, качая головой, скажет:
– Он никогда не сдавал кровь на лейкоциты.
И Ин Су убьёт его своими руками.
***
Пришлось ждать до полудня. В полдень в том доме, где содержались дети, не осталось ни одного взрослого, и Шуго беспрепятственно вошёл внутрь. Его встретил только Мин Хо. Увидев гостя, мальчик невольно отшатнулся, но не струсил. Упрямый и безрассудный, как его мать.
– Я заберу тебя и твою сестру, – холодно сказал Кавада, отчего-то зная, что мальчик не согласится идти с ним.
– Мы никуда не пойдём.
– Твоя сестра пошла на большие жертвы ради того, чтобы вы могли вырасти как положено, так что не мешай мне.
– Мы никуда не пойдём.
Ему пришлось забрать девочку и оставить его в том доме. В какой-то момент Шуго подумал, что мальчик бросится на него с кулаками, но он просто стоял и смотрел на него ненавидящими глазами, наблюдая за тем, как он заворачивает малышку в одеяло и выносит за порог.
– Гён Ран хотела бы, чтобы о ней хорошо заботились, – только и сказал он напоследок.
***
Так и есть. Узнав о том, что её отчим никогда не проходил обследование, Ин Су так набрасывается на него, что Кавада невольно улыбается, прикрывая нижнюю часть лица большим куском марли.
– Ты же говорил, что всегда проверялся! Как ты мог так запустить себя? Ты же перенес болезнь ещё в сорок пятом, как ты мог?
– Ну, прости меня, Ин Су, – сквозь марлю бормочет Шуго. – Я и так прожил дольше, чем надеялся. Мне теперь шестьдесят, разве я мог рассчитывать на то, что так долго проживу на этом свете? Я увидел, как ты повзрослела и вышла замуж за хорошего человека. Ты теперь сама будешь о себе заботиться.
– Господи ну почему? Папочка, ну почему ты так жесток к себе? Ты же ничего в жизни не видел, только и думал о том, что было бы лучше для меня.
– И потому я был счастлив. Твоя сестра говорила, что любой, кто хоть недолго будет делить с тобой жизнь, станет счастливым. Она не обманывала.
Ин Су прижимается лбом к его плечу и глухо плачет. Шуго видит, как вздрагивают её плечи.
***
Он никогда не сомневался в том, что сделал правильный выбор. Уже на судне ему пришлось совершить ритуальный поклон в честь той женщины. Со Ён. Он сделал это по японским обычаям – всего один раз, обратившись головой на восток. По-другому он просто не умел.
Потом были годы лечения, привыкания и обучения. Они с Ин Су проходили всё в первый раз. Она, привыкшая к корейским обычаям, не могла обосноваться среди японских детей, постоянно жалуясь на то, что они слишком быстро говорят. Ей приходилось проходить лечение два раза в год, дабы избежать приступов и обострений. Но каждый день, наблюдая за ней, он видел в ней черты старшей сестры. Насколько они отличались друг от друга, настолько же и были похожи. В полных противоположностях каждый день открывались общие черты. Как такое возможно? Шуго никогда не знал ответа на этот вопрос.
А ещё через десять лет, в пятьдесят пятом году, до него дошли дурные вести. В очередной раз. Хон Мин Хо погиб, присоединившись к сотням тысяч солдат Гражданской войны. Он узнал об этом совершенно случайно, просто просматривая утренние газеты. Его имя могло затеряться и пропасть, но благодаря своей активной позиции мальчик сумел вырваться вперёд и дослужиться до лейтенанта, так что его имя было в списке упомянутых в газете. Пусть это и было нехорошо, но Шуго благодарил предков за то, что Ин Су далеко от родной страны, в которой до сих пор бушевали военные пожары. Она была далеко, там, где он мог гарантировать ей безопасность. Там, где она могла ходить в школу и учиться танцевать, кататься на велосипеде и посещать кулинарные курсы.
Там, за проливом, тысячи девочек так и остались безграмотными, безработными, обездоленными и искалеченными. По крайней мере, от этого он её избавил.
***
– Папочка, я не хочу расставаться, – рыдает Ин Су.
Шуго прикрывает глаза.
Рюноскэ хороший мужчина. Он хоть и старше неё на десять лет, но всегда умеет понять и помочь Ин Су, когда это нужно. У неё есть дети, те, о ком нужно заботиться, так что она не пропадёт. Теперь не пропадет.
– Мы ведь расстаемся не навсегда, – шепчет он, осторожно поглаживая её черные, как смоль, волосы. – Скоро я встречусь с твоей сестрой. Совсем скоро.
Она ждёт его. Ждёт уже тридцать лет. Шуго уверен, что Гён Ран держит слово, и дожидается встречи с ним. Смерть, которая так долго обходила его стороной, наконец, соизволила прийти. Там, где они должны встретиться, нет ничего, что могло бы им помешать.
Теперь ему не страшно.