Возвращая Райану его рубашку, я делаю все, чтобы губная помада на моем лице не осталась незамеченной.

— Врешь, — говорит он. — Ты сам накрасился.

— Это цвет ее помады, — смеюсь я.

Остаток дня я провожу в полной прострации и едва слушаю грустную историю какого-то порвавшегося мокасина. Я слишком занят мыслями о том, как у меня в кармане оказались десять штук и как я только что целовал одну из самых красивых женщин мира по версии журнала «Пипл». После работы я, несмотря на жару, мчусь домой и показываю маме деньги.

— Ты их украл? — спрашивает она, посмотрев банкноты на свет и проверив их ручкой-детектором.

— Конечно нет.

— Конечно нет. Я знаю, ты не крадешь. Но где…

Я рассказываю ей всю историю и в завершение говорю, что решил не делать этого.

Мама долгое время не отвечает и обмахивается журналом. Я почти уже готов сказать ей, чтобы она не заморачивалась. Мы обсудим это позже. Но тут она говорит:

— Я думаю, ты должен.

— Что?

Я был уверен, что мама тоже не захочет использовать Викториану. Как и я, она часто сомневается. Почему так бывает только с людьми, у которых нет денег? Может быть, мы бедны именно из-за того, что сомневаемся?

— Ты действительно советуешь мне взять деньги, даже если я знаю, что не найду принца?

Туфелька Викторианы у меня в рюкзаке, а он все еще на плечах, и я чувствую, как в спину врезается ее каблук.

— Нет, — говорит мама. — Я думаю, тебе нужно взять деньги и начать искать принца.

— Разве это меняет дело? Она думает, что ее брата превратили в лягушку. Она спятила.

— Может, она не так уж и спятила. Может, у неё есть вера. Может, ей нужно надеяться хоть на что-то.

Ну понятно — это снова о папе. Мама на самом деле думает, что он однажды вернется.

— У девочки есть надежда. — Она смотрит на свадебную фотографию. — Кто сказал, что волшебства не существует?

— Опять мы говорим о всяких принцах-лягушках, прямо сказка какая-то.

Я спорю, а сам при этом понимаю, что хочу это сделать, и не только из-за денег — хотя десять штук, конечно, решат кучу проблем.

С десятью тысячами я мог бы уже прямо сейчас с комфортом сидеть под кондиционером. Мы могли бы отделаться от многих кредиторов и, может, даже согласовать план погашения долгов с остальными. Но помимо всего прочего, это еще и приключение, возможность хоть раз вырваться из недр отеля и сделать что-то интересное. Я хочу быть одним из тех сумасшедших, которые верят в привидения или в лох-несское чудовище. Им живется веселее, чем здравомыслящим. Однажды я чинил туристические ботинки парню, который утверждал, что ищет во Флориде снежного человека. Это, наверное, поувлекательнее моих летних занятий. К тому же Викториана сказала, что я могу оставить деньги себе, если не найду принца.

А вдруг я из-за всего этого попаду в беду? Я мало что знаю об Алории, разве только то, что у них есть действительно сексапильная принцесса. А если они там до сих пор применяют пытки? Помню, однажды я читал о ребенке, которого в другой стране публично избили палкой за какой-то незначительный проступок. Может, за кражу королевского имущества в Алории сразу рубят голову?

От одних только мыслей об этом у меня начинает побаливать шея.

— Я подумаю об этом, — говорю я, вставая.

Хотя знаю, что не буду этого делать.

Мне надо поговорить с принцессой. Этого должно быть достаточно.

— Куда ты идешь? — говорит мама.

— Обратно. Чинить обувь, как всегда.