Макхью шепотом матерился на итальянском и испанском, время от времени переходя на словенский.

– Успокойся, Макхью, – Лорис достала сигарету и теперь ждала, когда он зажжет спичку. – Это очень неприятно, но ведь и Нэйдин уже не ребенок. Она – женщина. А чтобы совершить такую ошибку, нужны усилия двух людей.

– Черт возьми, если это двое нормальных людей, то это и не ошибка вовсе. – Он протянул ей горящую спичку.

– Что ты имеешь в виду под "двумя нормальными людьми", дорогой мой?

– Господи... Тебя, меня, – объяснил он растерянно.

Она негромко рассмеялась и на щеках у нее появился румянец.

– Да? При нашей-то жизни? Только не подумай, что я тебя не люблю или что у меня хоть раз закралась мысль о том, что ты можешь оставить меня и уйти к одной из тех женщин, с которыми ты время от времени сталкиваешься. Просто я никогда не знаю, когда ты снова схватишь свой кейс и увижу ли я тебя опять. Вот такие дела.

– И что?

– Я не имею ничего против. Просто мне показалось, что ты чего-то не договариваешь. Если, конечно, ты не передумал.

– Что ты, черт возьми, имеешь в виду?

Она прищурилась.

– Я не хочу, чтобы ты сожалел о том, что сказал, не подумав. Я не хочу тебя связывать ни в чем.

– Да это и не удастся, дорогая. – Он поднялся из-за стола, достал деньги из бумажника и положил их на стол. – Тебе пора бы уже знать, что все, что я говорю, я обдумываю заранее.

Она выпятила свои пухлые губки.

– Ты отвезешь меня домой?

– Еще чего, домой, – кровь пульсировала у него в висках, когда он глядел на нее. – Тут за углом есть отель. Сарай, конечно, но кровати в номерах имеются.

Он взял ее под руку, и его пальцы с такой силой сжали ей руку, что ей стало больно. Макхью знал портье. Он свистнул ему, не сбавляя шага, поймал на ходу ключ и направил Лорис к лифту. Лифтера не было на месте. Макхью поколдовал с кнопками и, взглянув на ключ, остановил кабину на шестом этаже.

– Макхью! Лифт...

– Пусть этот сукин сын прогуляется на шестой этаж, – резко ответил он. – Тем более, что ему все равно нечего делать.

Он с силой сунул ключ в скважину, распахнул дверь, толкнул ее в комнату и захлопнул дверь.

Она зацепилась за ковер, туфелька на высоком каблуке соскочила, и она растянулась на кровати. В ее широко открытых глазах было дикое выражение, щеки пылали.

– Макхью... – в голосе смешались страх и ярость, и желание. Пуговицы сыпались с его рубашки.

– Какое славное платье. Шелк или что-то в этом роде, – сказал он хрипло. – Ужасно не хотелось бы его рвать.

Она встала и платье упало к ее ногам.

Она начала расстегивать лифчик.

– Как ты медленно это делаешь. – Одним движением руки он разорвал его. Вздрогнув, она прижалась к нему, а его сильные руки скользили по изгибам ее тела и, на мгновенье остановившись на тонких кружевах, снова с силой рванули.

Она обхватила его ногами, и они упали на постель.

Позже Макхью подумал, что сознательно хотел сделать ей больно, но она ответила тем же, и это его хриплый вскрик разорвал тишину комнаты. Его спину обожгло огнем, и он с изумлением увидел следы крови на ее пальцах, когда она снова прижалась губами к тому месту на плече, где ее зубы оставили отметину. Но теперь прикосновение ее языка было ласкающим, исцеляющим. Пожалуй, в первый раз после всего не было ни затяжки сигареты, ни обычных слов. Они молча оделись и медленно вышли из номера – высокий мужчина с синяками и ссадинами на лице и с кровью, проступившей на рубашке, на которой не хватало пуговиц, и высокая белокурая женщина, двигавшаяся с природной грацией. Лифта уже не было, и, крепко взявшись за руки, они пошли пешком по лестнице.

* * *

Когда он появился в "Двери", его уже ждала записка с номерами телефонов, по которым следовало позвонить. Ему не хотелось разговаривать ни с Бадом Чэпменом, ни с Ником Футом. На него нахлынула сентиментальность, ему захотелось оказаться в их просторной постели, в объятиях Лорис. Ему даже пришло в голову, что когда человеку уже перевалило за тридцать пять, то самое время перестать носиться по свету, ввязываясь в различные передряги. Первым он набрал номер Бада Чэпмена.

– Отряхни пыль с плаща и заточи кинжал, – сказал Чэпмен. – Черная птица летит сегодня.

– Выкладывай, – сказал Макхью, перевернул ящик и уселся на него. – Когда и откуда?

– Похоже, планы изменились. Мой "Гусь" зарегистрирован как международная компания, и Голландец сказал, что его это устраивает. О времени вылета разговора не было, но я должен быть готов в любой момент после захода солнца.

– И ничего о том, куда?

– Ни слова.

– Но ты хоть попытался узнать что-нибудь?

– Конечно. Я сказал, что мне нужны метеоусловия, и это была неправда, и что мне нужно заполнить формы для полета. Тогда он посмотрел на меня своими поросячьми глазками и сказал, что я чертов брехун, и это было правдой. Потом я решил изобразить жлоба и заявил, что не собираюсь терять летательный аппарат стоимостью двести тысяч за какие-то паршивые пять штук, и что теперь моя цена двадцать пять тысяч. Некоторое время он приходил в себя, но потом перестал вопить, как раненая пантера, и заплатил.

– Все двадцать пять? – изумленно спросил Макхью.

– Половину. Каковую я уже заначил и о каковой никто, кроме меня и тебя, никогда не услышит. В первую очередь, я имею в виду любопытных леди из налогового ведомства.

Макхью присвистнул.

– Что-нибудь конкретное о грузе?

– Пока ничего. Он сказал, что это его заботы. Но тут вот еще что. Пассажиров будет не двое, а трое.

– Если так пойдет, то ты и взлететь не сможешь.

– "Гусь" справится. Решать тебе, Мак. Если скажешь, что лететь не надо, он не пошевелит ни одним пером.

– Да. Но официально я здесь никто. Ты забыл?

– Ты что, милый? Не слышал новости?

– Какие еще новости?

– Ты снова главный из крыс, отвечающих за сыр.

– Черт! Кто это сказал, и с каких пор?

– Так сказал Великий Белый Отец с час назад. Можно было подумать, что генерала выпустили под залог при совершенно безнадежном деле.

– О, радость! – наконец откомментировал эту новость Макхью. – Может быть, он еще и объяснил почему?

– Насколько я знаю, дружище Фут признался своему боссу, что ты раскопал нечто, что они пропустили. А тут еще Центральное разведывательное возникло с информацией, что на счет Голландца в Берне было положено шестьсот тысяч, хотя они и не знают, почему. А тут еще адмирал, которого ты подставил со своим вчерашним полетом, начал интересоваться, почему флот должен прикрывать моего "Гуся". Все они пытаются найти какое-нибудь прикрытие, и ты как раз очень подходишь для этого.

– Ублюдки, – прошептал Макхью. – Черт, а с другой стороны, я не могу их в этом винить. Им всем надо перед кем-то отчитываться. Только нашей конторе не надо.

– Точно. Так везу я Голландца или нет?

– Я тоже умею играть в эти игры. Делай то, что ты считаешь нужным.

Бад Чэпмен рассмеялся.

– Я считаю нужным получить первым делом оставшуюся часть вышеупомянутых двадцати пяти тысяч.

– Ну, это-то само собой разумеется, – ответил Макхью и повесил трубку.

В ФБР трубку сняли после первого же гудка.

– Это Макхью. Какими судьбами ты у себя, а не распиваешь где-то кофе?

– Где ты был? – ехидно спросил Фут. – Если ты еще не слышал, то теперь ты у нас главным. И ты, дорогой начальник, нам очень нужен.

– Я тебе нужен, как триппер на конец. Я уже говорил с летуном. Что еще нового?

– Ты до сих пор даже не можешь себе позволить купить радиоприемник?

– Я заведу его себе, когда научатся выводить жучков.

– По радио об этом сообщили уже час назад. Харви Лоуэлла достали. Он, как бы это сказать, мертв.

– Лоуэлл...

– Частный детектив, который разыскивал Стоувера и припрятанное добро. Да проснись ты!

– Да, я понял. Ты знаешь где, как и почему?

– На ферме Стоувера. Следы ударов тупым орудием по голове и плечам. Примерно двенадцать часов назад. Почему, я не знаю. Если хочешь посмотреть сам, то там еще ничего не трогали. Марелл уже там и обороняется от местных жандармов.

– Обычно я теряюсь на месте преступления, но я все равно сейчас двину туда. Постараюсь не путаться у вас под ногами.

– Уж пожалуйста, – вздохнул Фут. – Это не поднимет наш авторитет в твоих глазах, но я все-таки должен тебе объяснить, что у нас на руках пара горящих дел, и мы не смогли направить троих сотрудников, чтобы постоянно приглядывать за этим местом.

– Это я знаю. Если бы у вас там кто-нибудь был, Лоуэллу не удалось бы забраться туда и кончить там свои дни.

– Это еще не все. Самое интересное в амбаре, где была мастерская.

– Я должен догадаться или тебе доставляет удовольствие казнить себя?

– Он просто прелесть, этот "пирс". Злорадствуй.