Дэниел Абрахам живет с семьей в Альбукерке, штат Нью-Мексико, возглавляя отдел технической поддержки местного интернет-провайдера. Начав писательскую карьеру с коротких рассказов, он вскоре получил признание, печатаясь в Asimov’s Science Fiction, SCI FICTION, The Magazine of Fantasy & Science Fiction, Realms of Fantasy, The Infinite Matrix, антологиях Vanishing Acts, The Silver Web, Bones of the World, The Dark, «Дикие карты» и других. Некоторые рассказы вышли в первом его сборнике, «Плач Левиафана». Начав писать романы, он выпустил их несколько подряд, такие как серия «Суровая расплата», состоящая из романов «Тень среди лета», «Предательство среди зимы», «Война среди осени» и «Расплата за весну». Он также написал серию The Dagger and the Coin, в которую вошли The Dragon’s Path, The King’s Blood и The Tyrant’s Law. Помимо этого он написал роман «Бегство охотника», в соавторстве с Дж. Мартином и Гарднером Дозуа, под псевдонимом M. L. N. Hanover четырехтомник романов о паранормальном Black Sun’s Daughter, а также серию романов в стиле «космической оперы» «Пространство» в соавторстве с Таем Френком и под псевдонимом Джеймс Кори. На сегодняшний момент в серию вошли «Пробуждение Левиафана», «Война Калибана» и «Врата Абаддона».

В самом худшем из мест, где жизнь ничего не стоит и главный девиз – каждый за себя, очень здорово найти друга, на которого можно рассчитывать. Иногда встречаешь таких друзей в самом неожиданном месте…

 

Дэниел Абрахам

«Суть любви»

Полоска земли вдоль реки Таунис, в черте огромного города Неврипал, называлась Независимый Северный Берег и в состав города не входила. Образовавшись как политическое недоразумение, когда столетия назад волшебники Ханской Империи взмолились о мире после Войны Десяти Императоров, земли вдоль спокойной темной реки были отданы Совету Нестрипона, но для зимнего дворца Ханской Империи и земель вокруг него, так любимых Императрицей, сделали исключение. В качестве сентиментального жеста доброй воли, которые часто следуют за войнами между монархами из одного семейства, земли формально оставили в собственности Ханской Империи, пусть там и не было ни граждан, ни органов власти. Мэр и горожане Неврипала, отнюдь не разделяя внутрисемейную щедрость к поверженным врагам, объявили, что выживание Независимого Северного Берега – проблема его населения и никого другого. Поскольку здесь не было органов власти Ханской Империи, а власть Нестрипона не желала брать на себя никакой ответственности, место стало поистине уникальным. Автономной зоной, где закон защищал и обеспечивал беззаконие. Спустя многие годы Северный Берег превратился в исключительно любопытное место. Здесь собрались отбросы дюжины разных культур, добровольно или вынужденно, когда больше бежать некуда было. Ленивые темные воды Тауниса тащили на себе баржи и плоты, пристававшие к заболоченному берегу. Преступники и должники бежали сюда, беженцы войн, межгосударственных и гражданских, рабы порочных привычек и безнадежные бедняки.

И Независимый Северный Берег рос, подобно огромному и безмозглому организму.

Здесь не было магистратов, но это не означало, что никто не занимается планированием, что здесь нет ни архитекторов, ни гениев, ни безумцев. Скорее, это означало, что все, живущие здесь, выкручивались, как кто умеет, безо всяких ограничений. С течением десятилетий рост населения вынудил жителей строить дома все выше. Строили один этаж, потом другой, потом еще, строили из того, что попадалось под руку, под девизом «Что нашлось – всегда сгодится». Башни домов кренились, качались, иногда рушились, превращая живущих в них мужчин и женщин в кровавое месиво, и тут же восстанавливались выжившими или следующей волной переселенцев. Между домами висели мостики из веревок и дерева, их становилось все больше, и скоро стали говорить, что любой местный в состоянии пройти от пограничной стены на севере до вод реки на юге, не касаясь ногами земли. Дерьмо, мочу и мусор выкидывали из окон, где они и валялись, пока их не смывал очередной ливень. Ненадежные и шаткие дома быстро росли, будто деревья на тучных землях, благодаря естественному человеческому желанию не быть тем, на кого гадят сверху. Улицы, если можно их так назвать, становились все уже и темнее, иногда совершенно исчезая под навесами из просмоленных досок, превращаясь в новые дома и хижины.

Как и в любом городском сообществе, здесь были свои достопримечательности и центральные места. Храм посреди города, который, как говорят, когда-то был частью дворца Ханской Империи. Водяной Базар, построенный прямо над рекой, где мужчины и женщины торговали безделушками и хламом с одержимостью торговцев драгоценностями. Опиумные притоны вдоль стены, где люди до смерти усыпляли себя за бледными занавесями из бус, приобретшими уже янтарный цвет от выдыхаемого ими дыма. Районы, со своими границами, невидимыми глазу чужака, но имевшие свои названия. Соль, Изразцовый Тупик, Джимтаун.

Длиной километра три и километра два в самом широком месте, Независимый Северный Берег служил обиталищем пятидесяти тысячам человек. Те зачатки порядка, что здесь соблюдались, были установлены заправилами преступного мира, скрывавшимися на Берегу от преследования в других местах. Скудная еда попадала сюда за счет благотворительности горожан Неврипала, если стража на воротах старшего города проявляла великодушие, или была украдена с судов, идущих по реке. Или выловлена среди мусора, по реке плывущего. Обитатели города-без-гражданства варьировались от грязных и голодных младенцев, оканчивавших свою недолгую жизнь во мраке в руках служителей Храма в темных одеждах, и тощих, как щепки, полубезумных от голода и ломок наркоманов до владык преступности и насилия, из чьих пентхаусов открывался вид на огни мира порядочных людей, отражавшихся в водах реки, как в закопченном зеркале.

А в глубине города, не слишком близко к стене, но и не слишком близко к реке, не на почетном, но ненадежном верху, но и не утонув в мусоре и отбросах внизу, душащих обитателей нижних этажей, находилась небольшая комната с жестяной жаровней под толстым глиняным дымоходом и двумя древними и грязными матрасами. На одном из матрасов лежал принц Степпан Хомри, беглый престолонаследник из Лирии. На другом Аса, тайно в него влюбленный.

Несмотря на поздний час, они не спали.

– Я люблю ее, – сказал принц, закинув руку на лоб. В его глазах каплями блестели слезы. Прошло десять дней с двадцатитрехлетней годовщины его наречения, он был старше своего спутника на полгода. – Я люблю ее, а ее в работный дом продадут.

У Асы в голове теснились полдюжины вариантов ответа. Ты ее всего раз видел, издалека. Лучше в работный дом, чем здесь жить. Может, ты путаешь любовь с томлением иного рода. В конце концов он выбрал самый дипломатичный ответ.

– Мне жаль.

– Видел бы ты ее. Будто рассвет зимним утром.

– В смысле, ледяная?

– Нет, – ответил принц. – Чистая, светлая, она сияла, как горизонт, так ярко, что едва смотреть можешь.

– А-а.

– Я спросил ее имя у тамошнего парня. Зелани, дочь Джоста. Готов поклясться, что в ее жилах королевская кровь. Ты бы понял, если бы ее увидел. Держала себя так, будто она – королева перед коронацией. Мне было суждено ее встретить. Теперь я понимаю это. Какой бы ни был замысел богов на мой счет, мне было суждено встретить ее. И наверняка мне было суждено спасти ее. Видел бы ты ее отца. У него лицо мясника.

Аса повернулся на другой бок, матрас захрустел.

– Думаешь, я глупый, – сказал принц. Его глаза уже покраснели от рыданий, а лицо застыло маской меланхолии.

Аса вздохнул.

– Я думаю, что за тобой охотится твоя мачеха, которой только и надо, чтобы ты мордой вниз по реке плыл. Твой отец в плену у кайринского волшебника, если вообще жив. Половина народу в твоей стране считает тебя убийцей, а другая – дураком. У тебя и так забот полон рот, чтобы еще себе что-то искать.

– Я же ничего такого не хотел, – сказал он. – Разве не понимаешь?

Аса всю жизнь провел на Независимом Северном Береге и в его окрестностях, был мелким вором, прислужником в Храме, мошенником, информатором и – как и весь город – воплощением истины о том, что цель оправдывает средства. Стать неофициальным покровителем политического беженца было не слишком мудро с его стороны, но так уж случилось.

Когда они познакомились, еще зимой, Степпан только попал на Берег, одетый в хорошо пошитый плащ из тщательно вычесанной шерсти, вроде бы скромно выглядящий, здесь он в нем выделялся, как пятно крови на свадебном платье. У него было мрачное лицо, исполненное праведного возмущения от царящей вокруг нищеты и одолевающего его мужественного самобичевания. Аккуратно зашитых в рукав монет он лишился в первые полчаса, после того как перебрался через стену. Даже жрецы не желали с ним связываться, но он остался здесь. Спустя несколько месяцев его волосы стали длиннее и грязнее, одежда приобрела желто-коричневый цвет, как и все, что полоскали в водах Тауниса. Он глядел на все заплаканными глазами щенка, потерявшего хозяина. Не брился уже месяц, и черные усы блестели, будто смазанные маслом. Живое воплощение фразы не-этого-я-хотел, и Асе приходилось позволять ему высказывать свою точку зрения.

– Так где она была?

– Я увидел ее на прогулке, рядом с домом, таким, будто готовым упасть. С четырьмя колоннами.

– Знаю такой. Это было два дня назад?

Принц Степпан кивнул. Повернулся и привстал на локтях.

– Ты найдешь ее, ради меня? Передашь ей от меня послание?

– Нет, ни при каких обстоятельствах я никому о тебе не скажу, если не буду полностью уверен в этом человеке. Но постараюсь выяснить ситуацию. Посмотрю, что там можно узнать. Зелани, дочь Джоста? Тогда ладно.

Аса хорошо знал этот дом. Старая башня, в которой когда-то находилась конюшня дворца Ханской Империи и которая с тех пор постепенно пришла в упадок. Живущая там семья, вполне возможно, находится в таком отчаянном положении, что готова продать подросшего ребенка в работный дом. В Неврипале работорговля запрещена, но Независимый Северный Берег – не Неврипал. Аса знал пару мест, где вполне респектабельные бизнесмены встречаются, чтобы совершить сделку, формально не нарушая закон. Если по правде, это отнюдь не худшее, что отец может сделать с дочерью.

– Благодарю тебя, друг мой, – сказал принц. – Я люблю ее.

Это ты уже говорил, с горечью подумал Аса, но промолчал.

Когда солнце лишь начало озарять небо на востоке, Аса уже шел по веревочным мостам, соединяющим дома. Пахло дымом и нечистотами, в общем‑то, как обычно. Из окон, ничем не закрытых, и с улиц доносились голоса – крики и ругань, а иногда и смех с пением. Мужчины и женщины в темных плащах протискивались мимо друг друга на узеньких, в ладонь, мостах, притираясь животами и спинами так, что в иной ситуации это показалось бы интимным, но было для всех привычным. Раз в неделю или реже какой-нибудь мостик падал, пара-тройка людей летели в вонючем воздухе и разбивались о крыши или что там им внизу попадется. В конце концов, от дизентерии умирало куда больше народу, и с этим тоже ничего нельзя было поделать. Мосты восстанавливали, если у живущих поблизости была лишняя веревка и им не было наплевать. Или не восстанавливали. Пути города постоянно менялись, как медленно текущая по равнине река, не знающая, какое русло выбрать. За это Аса любил город. Но лишь за это.

В желтом утреннем свете старая башня выглядела особенно печально. Она склонилась к востоку, а окна, прорубленное там, где они понадобились, испещрили ее стены подобно архитектурной сыпи. Аса спустился по веревочной лестнице, потом по деревянной, сделанной из бревен плавника, выловленных из реки и прибитых к стене гвоздями, и вскоре оказался на дворе, который описал Степпан. Из земли торчали четыре массивные колонны, высокие и величественные, как деревья, в тени окружающих зданий. В грязи спали пара десятков человек, некоторые потягивались, просыпаясь. Чуть подальше трое мальчишек играли в догонялки с собакой, которую еще никто съесть не успел.

– Ищу мужика по имени Джост. Его дочь Зелани, – сказал Аса, касаясь плеча одного из мужчин. Тот покачал головой и пожал плечами. Тот же вопрос следующему, потом следующему, снова и снова, пока движения и слова не стали ритмичными, как шум прибоя. Когда ближе к полудню одна женщина кивнула и показала, то показала в сторону реки. Аса выругался. Плохой знак.

Людей из работных домов размещали у западного причала. У них были упитанные лица, они смеялись, но выглядело это жестоко, в том смысле, что если драгоценный камень оправить в жесть, он будет выглядеть уродливо. Постройку загонов еще не закончили, но пара местных ребят бодро сколачивали стены, сооружая изгородь для своих менее удачливых сородичей. Надзиратель работного дома стоял на берегу и курил трубку, глядя на медленный водоворот на реке. Столом ему служила доска, лежащая на двух кучах кирпича, поверх которой для пущей важности накинули лиловую тряпку. Мужчины и женщины выстроились в очередь в ожидании начала торгов. Среди них был усталого вида мужик, наверное, вдвое старше принца, рядом с которым стояла бледная девушка.

– Джост? – спросил Аса, подходя ближе.

Мужчина поднял взгляд, спустя мгновение это сделала и его дочь.

– Ага, – сказал мужчина.

Аса улыбнулся.

– А это, должно быть, прекрасная Зелани.

Худощавая девица, темноволосая, но волосы пожиже, чем ожидал Аса, и несколько более круглолицая и полногрудая, чем обычно в этом возрасте. Асе не показалось, что девушка наделена какой-то там невиданной красотой, и уж точно она – не воплощенный зимний рассвет, но достаточно хорошенькая, и улыбаться может. В глазах читался ум, а может, и нет, но хитрость – точно. Если тут и есть королевская кровь, то она очень хорошо спряталась.

– Чего тебе? – спросила она.

– В очереди в работный дом? – спросил Аса.

– Если они вообще сядут за стол и начнут найм, – сказал отец девушки.

– Найм? Я думал, правильное слово – покупка.

– Ну, тебя они на хрен не спросили, а?

Аса повернулся к девушке, но, прежде чем успел заговорить, из переулка сзади послышался знакомый голос. Джозеп Рыжий, шатаясь, вышел к ним, он махал здоровой рукой и ухмылялся, будто только что жемчужину в ночном горшке нашел.

– Извини, – сказал Аса, глядя в глаза девушке, вроде бы многозначительно. Та сначала скривилась, потом неуверенно улыбнулась и отвернулась.

– Значит, Аса, вот ты где, шлепок конченый, – сказал Джозеп, когда они отошли в сторону. – Я тебя искал.

– Польщен.

– Тебя еще интересуют новости об охотниках?

Аса приподнял брови, и мужчина усмехнулся.

– Да, все еще интересуют. Что у тебя?

– За стену этой ночью пара людей из магистрата пришли. Шарятся в Изразцовом Тупике, людей спрашивают, картинку показывают.

Аса сплюнул. Поглядел на очередь, на недостроенный загон, на девушку, которую принц Степпан думает, что любит. Не могу же я сразу все дела сделать, подумал он. И сунул медную монету в здоровую руку Джозепа.

– Может, покажешь?

Охотники из магистрата не отличались изяществом тактики. В доспехах из дубленой кожи и с эмблемой Высшего Совета на груди в виде весов и топора, с мечами на боку, они имели возможность купить еды на неделю всякому, кто решился бы им помочь. Расхаживали по улицам, распространяя вокруг себя ореол уверенности, и не обращали внимания на большинство жителей. Заговаривали только с теми, кто одет получше, и даже с ними говорили резко и высокомерно. Аса и Джозеп Рыжий некоторое время незаметно следили за ними, и увиденное не навело Асу на хорошие мысли.

– И кто у них на картинке? – спросил Аса.

– Думаешь, мне показали? Не снизойдут до меня-то.

– А что спрашивают?

– «Вот этого мужчину не видели?»

У Асы подвело живот. Если Совет Неврипала решил договориться с врагами Степпана, скоро все станет безнадежно. Джозеп кивнул, будто соглашаясь. Сочинив сразу пять вариантов бегства, Аса с улыбкой вышел на улицу и подошел к охотникам. У тех были жесткие, как камень, глаза, а один из них положил руку на рукоять меча.

– Доброго утра. Слышал, вы, парни, что-то ищете, подумал, могу быть полезен.

– И кто ты?

– Аса.

Охотники переглянулись, будто не зная, обидеться или рассмеяться. Повисло тяжелое молчание. Затем один из охотников убрал руку с рукояти и достал из-за пояса свиток из плотной бумаги. Поднес к лицу Асы вплотную, как подносят к носу охотничьей собаки предмет с запахом. Но вместо тонкого носа и широко расставленных глаз Степпана Аса увидел нарисованное чернилами очень знакомое широкое лицо. Прищурился, чтобы скрыть облегчение.

– Канцлер Роуз? – спросил Аса, изобразив недоумение.

Охотники переглянулись, видимо, несколько больше заинтересовавшись Асой, чем до этого.

– Ты его знаешь?

– Знал. Сказал бы, что вам лучше поискать на кладбище. Он шесть лет назад умер.

– Не умер, – сказал второй охотник. – Использовал зелье, чтобы имитировать смерть, похоронил вместо себя слугу. А теперь мы пришли, чтобы найти, куда они подевались.

– Ты его видел? – спросил первый. – Он здесь живет?

– Если и живет, то не видел. И… при всем уважении, канцлер Роуз разгромил армию Сарапина и лично убил семьдесят человек. Если бы он здесь жил, то уже заправлял бы тут всем, а мы бы по утрам маршировали в рядах его армии. По крайней мере, так я слышал.

Охотники переглянулись с выражением презрения на лицах.

– У нас есть причины полагать, что он здесь. А если он здесь, мы его найдем.

– Да помогут вам боги, – ответил Аса. – Поспрашиваю, а если что-то узнаю… Ну, если узнаю, какова награда?

Спустя пятнадцать минут Аса шел обратно к причалу. Загон уже достроили, и надзиратель присел у своей доски, накрытой лиловой тряпкой. Однако ни один из рабов еще не занял место в загоне. Скоро начнется. Зелани и ее отца нигде не было. Аса не знал, отказали им в месте в работном доме или старый Джост решил продать дочь подороже. Большую часть дня очередь медленно продвигалась, но эти двое так и не показались. Наконец Аса сдался, потратил сэкономленную монету в грязной кухоньке у реки и пошел обратно в маленькую комнатку с небольшим мешком вареных голубей.

Степпан сидел у жаровни, подкидывая в огонь веточки и крохотные кусочки угля. Поглядел на Асу, и мерцающий свет огня отразился в его темных глазах. От дыма и тепла комната стала казаться еще меньше. За одной из тонких стен завопила женщина, пронзительно, будто хищный кот в брачный сезон. На матрасе Степпана лежал серый тряпочный сверток. Аса бросил мешок с едой и сел на матрас рядом с ним.

– Как день прошел? – спросил Степпан.

– Интересно. Видел твою возлюбленную. Ты прав, отец собирается ее продать.

– И?

– И жизнь брата Роуза из Храма скоро станет намного интереснее. Прошлое ему снова на пятки наступает, хотя я и не знаю, что нам до того. Мне кажется, мы договорились, что это не раскрывается.

Принц поглядел на тряпочный сверток, как мышь на сытую змею.

– Может возникнуть необходимость.

Аса вытащил голубя и задумчиво откусил кусок. Мясо на грани протухшего, но хорошо приправлено солью и перцем, так что сойдет. Степпан одной рукой взял птицу, а второй принялся разворачивать сверток. Ножны, покрытые зеленой эмалью, такие вычурные и яркие, что заткнули бы за пояс весь наряд охотников. Степпан обнажил клинок.

– И что за необходимость у тебя на уме? Перебить всю охрану работного дома? Или всего лишь ее отца?

– Ее продают, и я должен найти возможность ее купить, – сказал Степпан. – Если я дам цену выше, чем у работного дома, то смогу получить ее в собственность, а потом освободить.

– Я не думаю, что ты сможешь продать это за такие деньги. Не на нашем рынке.

– Я и не собирался.

Аса откусил еще кусок и положил обглоданный скелет птицы на матрас. Степпан отвернулся, не зная, гордиться или стыдиться.

– И почему бы тебе не рассказать свой план мне? – осторожно произнося каждое слово, сказал Аса.

– Всем известно, что Независимый Северный Берег – пристанище воров и преступников. Я не могу назвать преступлением кражу у воров. Воровские бароны собираются в Соли. Так ты сказал. Наверняка там будет достаточно золота, чтобы купить ей свободу.

– Нет. Это не…

– Прекрати! – крикнул Степпан и резко повернулся с клинком в руке. Судя по слезам в его глазах, он и сам понимал, насколько плох его план. – Ты мой спутник и единственный друг, я навеки в долгу перед тобой, но ты не можешь заставить меня бросить ее. Не можешь сказать мне, что нельзя и пытаться.

– Ты никому не поможешь мертвым. И есть другой способ.

– Какой?

– Я еще не придумал, – сказал Аса, подбирая с матраса голубя.

Рот у Степпана открылся и закрылся, как у марионетки. Острие клинка опустилось к полу, и он коротко и безрадостно усмехнулся. Они ели молча, снаружи зашло солнце, и мрак окутал грязные улицы. Подвывания женщины перешли в ругань на языке, которого Аса не знал, а потом вдруг резко оборвались. Степпан подкладывал веточки в дымящий огонь в жаровне, потом отошел к окну в коридоре, чтобы помочиться, а вернувшись, рухнул на матрас. Аса сел, прижавшись спиной к холодной поскрипывающей стене.

Лучшим планом, конечно же, было бы, чтобы кое-кто – хоть кто-то на самом деле – вырос из наивных иллюзий насчет любви, но поскольку по свистку такое не сделаешь, нужен запасной вариант. Иначе Степпан действительно натворит нечто отчаянное, красочное и самоубийственное. Идея выкупить девушку неплоха, но в той части, откуда взять монеты, – ужасна. Наверное, есть другой способ. Дыхание Степпана, лежавшего в дальнем конце комнаты, становилось медленнее и глубже, он сложил руки под головой, как ребенок. В сумраке его щеки виднелись лишь как более светлое пятно, а изгиб губ и вовсе потерялся под усами и бородой. Сколько там, интересно, работные дома платят? Не зная, какой может быть цена, трудно найти конкретное решение. Аса вспомнил об охотниках, разыскивающих Канцлера Роуза, числившегося мертвым, и шутку насчет вознаграждения. Для большинства людей Независимого Северного Берега жизнь человеческая была чертовски дешевой.

Жизнь дешева, да и трупы недороги.

Степпан мгновенно открыл глаза.

– Что?

– Что «что»?

– Ты смеялся.

– Правда? Ну, в голову кое-что смешное пришло.

Степпан улыбнулся совершенно искренне.

– Ты о чем-то думал?

– И подумаю еще, только утром, а ты пока убери эту штуку обратно в тайник, а?

– Конечно. Спасибо тебе, Аса. За все. Даже не знаю, что я без тебя делал бы.

Скорее всего, погиб бы, подумал Аса.

Храм располагался на краю города, его подвалы глубоко уходили во влажную прибрежную землю. Поверх здания висела огромная сеть из веревок. Мусор, отбросы, птичьи гнезда и скелеты животных, скопившиеся на них за многие годы, перекрывали те немногие лучи солнечного света, что не были закрыты более высокими зданиями вокруг него. Неяркие лучи озаряли висящие в воздухе пыль и грязь, лишь изредка отблескивая на алых и золотых черепицах, древних стеклах искусной работы, дорожках из желтого мрамора, которые поддерживали в чистоте жрецы и монахи. Часто говорили, что здесь как в джунглях под нависающими ветвями деревьев, но Асе казалось, что это больше похоже на нечто подводное. Руины, оставшиеся под водой после страшного наводнения.

Воздух согревали факелы и светильники даже среди дня, и в центральном зале со статуями семи богов пахло сладкими благовониями. Жрецы и лекари, живущие в этих темных коридорах и поклонявшиеся богам во мраке, представляли собой странную смесь святых людей, посвятивших жизнь служению самым несчастным, и чудовищ, готовых обгадить все вокруг. Иногда, очень редко, эти качества сочетались в одном человеке.

Аса сидел на серой скамье, глядя на идущего по проходу дородного жреца. Годы выбелили его волосы и смягчили черты лица, но любой, приглядевшись, опознал бы в нем того человека, которого искали охотники. Он говорил низким и хриплым голосом, похожим на звук оползня.

– Аса.

– Канцлер Роуз.

– Это имя более не принадлежит мне, – сказал жрец, опускаясь на скамью перед Асой и немного разворачиваясь, чтобы глядеть на него поверх массивного плеча. – И ты это знаешь. Вынужден предположить, что ты сказал это не случайно.

– Даже и не думал. Но я не единственный, кто произнес это имя за последнее время. Вчера в Изразцовом Тупике говорил с охотниками магистрата. У них твой портрет.

Роуз сжал губы и тяжело выдохнул.

– Я слышал.

– Я предположил, что у тебя должен быть план, как избежать опасности.

– Возможно. А, возможно, пришло время сдаться на милость суда Совета.

Аса издал смешок. Роуз поглядел на него обиженно.

– Ты так не думаешь, друг мой Аса?

– Я думаю, что ты все такой же хладнокровный убийца, как тогда, когда еще был у власти, и надел одеяние жреца только потому, что не считаешь, что над тобой властен кто-либо, кроме богов.

– Правда. Чистая правда.

– Значит, у тебя есть план.

– Возможно.

– Ну, если у тебя нет, то есть у меня. А плата за мою помощь будет вполне выгодной.

Роуз долго молчал. Семь богов взирали на них пустыми глазами, высеченными в камне. Где-то неподалеку хор из десятка голосов начал полуденную молитву. Аса с трудом сдерживал нетерпение. Рассказывали, что канцлер Роуз мог перерезать человеку горло и вытащить язык в образовавшуюся дырку в наказание за то, что его перебили. Вполне возможно, что это преувеличение, но шанс на это не слишком высок.

– И что тебе от меня нужно? – спросил Роуз.

– Твоя помощь в моей проблеме. Твой опыт. Ничего такого, чего бы ты раньше не делал. Взамен я помогу тебе выдернуть зубы охотникам и избавиться от них так, что они и не узнают, что ты в этом замешан.

– Подозрительно выгодно.

– Я вполне могу принести выгоду.

– Тогда рассказывай все, что ты придумал, – сказал Роуз.

Аса рассказал, стараясь поменьше приукрашивать, а не как обычно. Роуз слушал с угрожающе свирепым лицом. А под конец беззвучно смеялся с такой силой, что под ним скрипела скамья.

– Их хватятся, – сказал он, взяв себя в руки.

– Возможно, но такая проблема существовала всегда. Если честно, ты ведь все равно их убить собирался.

– Собирался.

– Так что они все равно исчезли бы. А в данном случае они перестанут ворошить грязь слишком глубоко, ты не замешан, и у нас обоих есть немного денег. А если они все-таки смогут вернуться в мир, в опасности лишь я. Никто же не знает в точности, что ты вообще здесь есть.

Хор завершил песнопение нестройно, как будто богов и следовало чествовать чем-то незаконченным.

– Мой способ проще, – сказал Роуз.

– В моем никого не надо убивать.

– Это хорошо?

– Друг мой, ты убил много людей и поэтому попал сюда. Неубедительный аргумент в пользу подобной стратегии.

Человек, который некогда повелевал народами взмахом хлыста, задумался.

– Когда-нибудь все равно до этого дойдет. Придут магистраты. Или солдаты. Сожгут все это по самую ватерлинию и скажут, что сделали мир чище.

– Возможно, – согласился Аса. – Но они не делают этого прямо сейчас, так зачем об этом говорить?

Роуз вздохнул.

– Ладно, попробуем по-твоему.

Остаток дня ушел на приготовления. Список трав и зелий, который дал Роуз, оказался короче, чем ожидал Аса, но сложнее в плане их достать. Сушеная лобелия и подорожник, винный спирт и порошок мышьяка. Аса менял одно на другое, говорил вкрадчиво, обещал, угрожал, льстил, умолял, хныкал и воровал. К заходу солнца у Роуза было все, что он попросил, и даже больше, а Аса чувствовал себя, как веревка после соревнований по перетягиванию. Но дело было сделано.

Независимый Северный Берег не спал никогда, но периодически дремал. Румяный закат сделал тени темнее, башни и переходы окрасились в красный цвет. Начали загораться огни, поблескивая в окнах и на крышах, воздух заполнял дым, пахнущий деревом, углем и сушеным навозом. Иногда по ночам над Таунисом подымался туман, смешиваясь с дымом, и Неврипал на противоположном берегу исчезал из виду. В такие ночи Независимый Северный Берег будто стоял на краю безбрежного моря, безмолвного и окутанного мглой. Друзья и сообщники собирались вместе, чтобы попеть, пожаловаться на жизнь или составить план бегства. Лишенные убежищ умоляли пустить их в тепло, дать еды или умирали по углам, никем не оплаканные. Люди ложились спать, влюблялись, кричали, плакали и танцевали. Как в любом большом городе, только больше, и за это Аса его отчасти любил, но лишь отчасти.

Степпана в комнате не было, как и его меча. Его не было в черепичном коридоре, где они иногда проводили вечера, играя со стариками без пальцев и без зубов. Не было в переулке или общем зале. Наркоман, живший в соседней комнате, сказал, что не видел его с полудня. Легкость мыслей сменилась небольшой тревогой. Разгадка исчезновения принца Степпана была совершенно проста, пусть и задним числом.

Около полуночи Аса вышел на улицу у реки, рядом с причалом. Степпан сидел на причале, свесив ноги и уставившись на загоны. Там, где этим утром был надзиратель, горели факелы, освещая загородку и заключенных. Десять мужчин и шесть женщин, начиная с почти детей и заканчивая выживающими из ума, сбились в одну кучу. Они стали собственностью работных домов. Прежде чем их отправят, их станет много больше. Аса видел, как в загоны набивали столько людей, что там едва дышать можно было. Вокруг стояли и сидели семеро охранников, пересмеиваясь. От близости воды и тумана их голоса казались то доносящимися издалека, то звучащими совсем рядом.

– Мы опоздали, – сказал принц.

– Откуда ты знаешь?

– Ее уже продали.

Зелани, дочь Джоста, стояла у загородки загона, как птичка в клетке, глядя на них. На ней было желто-коричневое платье, наверное, когда-то бывшее розовым или белым. По реке медленно двигалась баржа. Контрабандисты или молодежь из города, явившаяся в поисках приключений. Усталость, радость и тревожное ожидание предстоящего вылились в то, что Аса засмеялся. Взгляд Степпана был резок, как пощечина.

– Ей сейчас плохо, но это временно, – сказал Аса. – И мы не смогли бы забрать ее, минуя этот этап.

– Что?

– Подумай сам, – сказал Аса, садясь рядом. – Забрать ее прежде, чем ее продадут в работный дом, – значит, украсть ее из семьи. Они здесь живут. Многих знают. Если затаят злобу, то будут реальные проблемы. Но если она уже продана, то ее отцу заплатили. Братья, сестры или тетки получили деньги, которые им были нужны. Если она пропадет теперь, ее потеряет работный дом. Им это проще перенести, и у них меньше возможностей узнать, кто за этим стоит. А даже если узнают, для них это небольшая потеря. И малый риск для нас. К концу недели они наберут для отправки сотню человек, не меньше. Одним меньше, могут и не заметить, а если и заметят, то они здесь три раза в год бывают, неделю или меньше.

– Ты это спланировал?

Аса хлопнул Степпана по плечу, ухмыляясь. Отчаяние в глазах принца сменилось недоумением, а потом и восхищением. Сладким, как мед, и пьянящим, как вино. Для этого стоило весь день бегать.

– И даже больше, друг мой. Я спланировал и это, и другое. Но мне надо отдохнуть, как и тебе. Завтра нам предстоит тяжелый день, и мне нужно будет хорошо соображать. Так что пошли в комнату. Я не смогу спать, если буду беспокоиться о том, во что ты можешь влипнуть.

Они встали одновременно. Девушка глядела на них над темной кружащейся водой. Опьяненный своей сообразительностью, Аса поднял руку, приветствуя ее как друга, и та, спустя мгновение, нерешительно помахала рукой в ответ.

Найти охотников оказалось очень просто. Они же не привыкли к тонкостям. И отправить им сообщение было не сильно сложнее. Половины сушеного яблока было достаточно, чтобы нанять посыльных. Но Аса не был уверен, что они придут, пока парни не вышли на площадку на крыше.

Простая серая площадка, не больше спальни крестьянина, будь это на противоположном берегу, но роскошная, по меркам Независимого Северного Берега. Она примостилась в тени более высоких зданий, окружающих ее, так что пусть с нее теоретически было видно небо, практически это был узенький тускло-голубой квадрат над головой. И стены со всех сторон. Из ничем не закрытых окон свисало сушащееся белье, над переулками под ними кто-то устроил голубятню, наполнявшую воздух тревожным воркованием и запахом помета. Невысокая железная жаровня пускала в воздух тонкую струю противного дыма. Девочка лет девяти, не старше, поклонилась охотникам и затараторила на языке Дальнего Койриса, показывая на стол, за которым сидел Аса, с тремя чашками и каменной емкостью с сидром.

Мужчины подошли с легкостью и изяществом опытных убийц.

– Мы с тобой говорили, – сказал тот, у кого за поясом торчал свиток с картинкой. – Ты назвался Асой.

– Приятно, что запомнили. Присаживайтесь, прошу.

Парни переглянулись и сели так, чтобы никто не мог подойти к ним незамеченным.

– Кажется, ты сказал, что ничего не знаешь.

– На Северном Берегу всякий – не тот, кем кажется, – ответил Аса, наливая сидр в чашки. – Тогда я не был уверен, как мне будет лучше. Я знаю, где ночует канцлер, сами понимаете. А он – не тот человек, которому хочется переходить дорогу. Я разговаривал с ним вчера.

Охотники насторожились. Аса показал на чашки, позволив им выбирать, а потом взял третью и выпил до дна, давая понять, что в них нет яда.

– И что ты ему сказал? – спросил первый охотник.

– Что вы двое здесь и охотитесь за ним. Да ладно, нечего так на меня смотреть. Будто он сам не знал! Скорее всего, ему сообщили сразу же, как вы стену миновали. Я убедил его не убивать вас, можете быть мне благодарны. Впарил ему план, как избавиться от вас, при этом ничем не рискуя. Он считает, что я на его стороне.

– Однако ты здесь, сидишь с нами.

Аса кивнул.

– Это печальный и падший мир, наполненный ублюдками и мошенниками. Готов расплакаться.

– Какова твоя цена? – спросил второй охотник, потом кашлянул и злобно глянул на воняющую жаровню.

– Прямо к делу, – согласился Аса. – Ценю. Мне нужны бумаги об амнистии. Две, за подписью мэра.

Второй охотник коротко усмехнулся, но первый наклонился вперед. К сидру они и не притронулись.

– Ты многого хочешь, друг мой Аса, – сказал первый.

– Зачем мы вообще этот разговор затеяли? – спросил второй. – Это чудо природы знает, где Роуз. Сломать ему пару пальцев, и мы тоже узнаем.

– Но вы не сможете выманить его из защищенного места, – сказал Аса. – Я предлагаю не просто информацию, а сотрудничество. Он сам не пойдет туда, где его могут поймать, если только его не выманит тот, кого он считает своим союзником. Можете всю жизнь ходить по улицам и мостикам и не найти его. Или можете сделать так, как я скажу, и к ночи уже быть дома.

Где-то внизу послышался гневный мужской крик. Отозвался другой, такой же резкий. Аса отпил сидра и стал ждать.

– И как ты собираешься его выманить? – спросил первый охотник.

– О, превосходный вопрос. Я уже вышел с ним на контакт, и он воспримет послание от меня как заслуживающее доверия. Если мы выберем правильное место, я сообщу ему. А когда он придет, отравлю. Не насмерть, конечно же. Но так, что он лишится воли и сил на время, достаточное, чтобы заковать его в цепи. Никакого боя, никакой крови. Все довольны.

Второй охотник усмехнулся, кашлянул и покачал головой.

– Отравить отравителя? – спросил первый, ерзая. Его лицо побледнело.

– Я не сказал, что это просто, – ответил Аса. – Нужно нечто отвлекающее. Тарелка фиников в меду, скажем. Что-то такое. Подозрительный напиток, от которого он откажется. Ничто так не убеждает человека в его безопасности, как ловушка, которой он избежал. А потом, когда он расслабится…

Второй охотник снова то ли усмехнулся, то ли кашлянул, и его глаза уже с трудом фокусировались. Аса улыбнулся и продолжил говорить.

– И, конечно же, я принял противоядие, прежде чем сесть за стол.

– Что?.. – заплетающимся языком проговорил первый охотник. Резко встал и неуклюже попытался выхватить меч.

– Это дым, – сказал Аса, махнув рукой в сторону жаровни. – Если вдруг интересно.

Когда оба охотника упали, Аса достал закрытый свинцовой пробкой флакон, который дал ему Роуз, сел верхом на одного спящего, а потом на другого, закапывая им в глаза и ноздри черную маслянистую жидкость. Девочка подошла ближе, заламывая руки, радостная и обеспокоенная одновременно.

– Подальше от огня, милая, – сказал Аса. – Это вредно маленьким девочкам.

Охотники долго лежали неподвижно, как и предсказывал канцлер-священник, а потом начали сильно дрожать. Изо ртов у них пошла белая пена, глаза закатились. Аса быстро раздел догола обоих, а потом подсыпал в жаровню остатки трав и сидра. Когда воздух стал чище, девочка подбежала, чтобы подобрать мечи, пояса и доспехи.

– Энкарцю атзен, – сказала она.

– Всегда пожалуйста, – ответил Аса, застегивая на шеях охотников ошейники рабов. – Постарайся побольше за них выручить.

Очередь у причала стала длиннее. Разнесся слух, что приехали покупатели из работных домов. Отчаявшиеся и готовые продаться текли из переполненных вонючих домов, как сок из апельсина. Охотники сидели рядом с Асой, как пара псов. Черная масляная жидкость сделала белки их глаз зелено-коричневыми, а тот, что раньше носил свиток, время от времени тряс головой, будто пытаясь прийти в себя. Нагота явно их нисколько не смущала, как и железные ошейники и цепи, за которые Аса аккуратно их придерживал.

Надзиратель за лиловым столом скривился, когда подошла очередь Асы, глядя на охотников наметанным взглядом покупателя.

– Что с ними такое?

– Плохого сидра напились, – сказал Аса. – Говорил им, что в нем что-то выросло, но они не слушали. Уже не первый месяц такие, больше не хочу с ними возиться.

– Тогда на хрен они мне сдались?

– Они сильные. И сговорчивые.

– Они безмозглые.

– Эй, – сказал второй охотник, а потом, похоже, забыл, о чем думал, так и сидя с голой задницей.

– Может, на то, чтобы их выучить, уйдет больше времени, – согласился Аса. – Но они не будут ни тосковать, ни оговариваться. Здоровые зубы, хорошие спины, никаких жалоб. Если это не то, что ты ищешь, я найду, где еще их продать.

Надзиратель забарабанил пальцами по столу. В загонах позади него уже стояло десятка четыре рабов, если не больше. Еще столько же стояли в очереди позади Асы и охотников. Пока надзиратель хмыкал и бормотал, Аса увидел девушку, пробравшуюся к загородке и прижавшуюся к ней. Она еле заметно махнула ему рукой в отчаянии и надежде.

– Двенадцать за пару, – сказал надзиратель.

– Пятнадцать.

– Двенадцать, или себе оставь.

– Ладно, двенадцать.

Надзиратель выложил крохотные серебряные монеты, в два ряда по шесть штук, и Аса сгреб их. Двое охранников подошли, чтобы забрать вновь приобретенных рабов в загон, и Аса вдруг встревоженно вскрикнул.

– Что? – спросил надзиратель.

– Ты не купил цепи. Это мои цепи. Я их отведу в загон, если хочешь, но металл обойдется тебе еще в четыре монеты.

– Помечтай.

Под пристальными взглядами охранников Аса отвел охотников в загон. Зелани жадным взглядом следила за каждым его движением. Приоткрыла рот, ничего не говоря. Аса делал вид, что не замечает ее. Охранники и пленники смеялись, глядя, как снимают ошейники с двух нагих мужчин. Охотники магистрата, похоже, смутно понимали, что с ними происходит нечто мерзкое, но не пытались прикрыться и не сопротивлялись. Аса отошел назад, оставив мужчин и цепи охранникам. Никто кроме девушки не обратил на него внимания. Она взяла черный флакон без малейшего удивления, мгновенно спрятав его в рукав движением опытной карманницы.

– Выпьешь на закате и будешь свободна, – сказал Аса, отходя обратно прежде, чем она успеет ответить или что-то спросить. – Эй, это же мои цепи. Новые сами купите.

Роуз стоял у края причала, привалившись к полуразвалившейся каменной стене и задумчиво жуя полоску смолы. Аса бросил цепи к могучим ногам жреца.

– Спасибо, что взаймы дал.

– Всегда пожалуйста.

– И сколько они в таком состоянии пробудут?

– Они уже никогда не станут такими, как прежде. То, что может восстановиться, проявится… месяца через четыре. Может, пять.

– Ну, надеюсь, им понравятся их новые посты. Предыдущая работа оказалась несколько рискованной.

Роуз кивнул. Помолчал, ковыряясь ногтем мизинца в зубах, и выкинул остатки смолы в воду.

– До вечера свободны.

– Не то чтобы меня не устраивала твоя компания, но лучше я поспешу в комнату, пока мой милый друг не узнает о происходящем от кого-то другого. Если он подумает, что она действительно мертва, наверняка устроит нечто зрелищное и кровавое. Бросится на меч, или что-то в этом духе.

Роуз усмехнулся, наматывая цепи на мощное предплечье.

– Подумать только, когда-нибудь он может возглавить страну.

Аса замер и заставил себя небрежно улыбнуться.

– Мир так несправедлив.

– Так и есть, – сказал канцлер, выпрямляясь. – Так и есть.

Принц светился счастьем, будто праздничный очаг. Так широко улыбался, что казалось, лицо вот-вот треснет. Они шли через заполненную людьми базарную площадь, и принц положил руку на плечи Асы. Небо над их головами было белым, без единого намека на приближающиеся сумерки. Оставался еще не один час до того, как можно будет что-то делать дальше. Аса пытался разделить радость с принцем, правда, без особого успеха. Теперь, когда игра практически выиграна, пьянящий аромат победы, казавшийся столь приятным до этого, становился для него все слабее. Вес руки Степпана на плечах начинал раздражать, а взгляды, которые привлекало его веселье, были испуганными и злобными. Не обязательно все так открыто демонстрировать.

– Вина, друг мой, – едва не прокричал Степпан. – Вина и лучшей еды, какую мы сможем здесь найти. И дыма, если ты вдруг захочешь. Нет ничего в мире, что я бы не желал положить к твоим ногам сегодня.

– Обещания, одни обещания, – сказал Аса.

Если в его словах и был скрытый укол, Степпан его не заметил. Смеясь, он свернул в проход между двумя домами, застеленный досками в пятнадцати метрах над землей. Старая женщина, владелица заведения, кивнула им в знак приветствия, как и в первый вечер, когда Аса привел сюда Степпана. Вино было ужасным, но одной серебряной монеты из тех, что отдал надзиратель, хватило бы, чтобы пить его неделю. Степпан поднял глиняную кружку.

– За Асу! – провозгласил он. – Рыцаря любви.

– Боги, только не это! Скажи что-нибудь другое.

– А почему нет? – спросил Степпан. Между досок под ногами были щели в палец. Слишком узкие, чтобы провалиться, но достаточно широкие, чтобы смотреть вниз. На мгновение это показалось Асе очень символичным.

– Люди любят отцов. Сестер. Любят собак, песни или стихи. Если бы я и хотел стать рыцарем чего-либо, то пусть это будет то, что не меняет сути всякий раз, как это произносят.

Степан рассмеялся, будто это было шуткой, и осушил кружку. Его всклокоченные темные волосы блестели. Если на коже и были оспины, Аса их не замечал. Этот парень был радостным, умным и исполненным надежд. Принц забыл все свои проблемы только лишь потому, что девушка, которую он видел пару раз на расстоянии, не умрет и не отправится в работный дом. Наверное. Будто ребенок, которому внезапно дали большую медовую карамель, но эта радость давила на сердце Асе, будто свинец.

– Ты не понимаешь, что такое любовь, – сказал Степпан, вытирая бороду тыльной стороной ладони.

– А ты понимаешь?

– Любовь – как узнавание. Момент, когда ты встречаешься с кем-то взглядом и думаешь: «Вот человек, с которым я могу прожить жизнь». Что ты родился, чтобы увидеть этого человека. С тобой так никогда не бывало?

– Было, но сильно хорошо мне с того не было.

Степпан помахал рукой пожилой женщине, выставляя другую руку с кружкой. С такой скоростью он будет храпеть раньше, чем солнце зайдет. Что, наверное, будет лучше всего. Аса не собирался искать повод для того, чтобы Степпан присутствовал на последнем этапе его плана.

– Любовь – это будто младенец, спящий на груди матери, – сказал Степпан.

– Недоразвитый и писающий под себя?

– Ой, можешь изображать из себя циника, друг мой, но я уже не первый день тебя знаю. В душе ты романтик. Ты влюблен в мир.

– Тогда я точно недоразвитый и под себя писаю, – ответил Аса, стараясь не улыбаться. Радость Степпана была простой, искренней и заразительной.

– Чудесно! Чудесно, тогда любовь – не младенец. Любовь – это выпасть из окна и вдруг понять, что можешь летать.

– Вряд ли возможно и опасно пробовать.

Степпан зашелся хохотом. Аса видел, как идущие внизу люди с любопытством смотрят вверх, и его раздражение прошло. Хоть на время. Оно еще вернется, но пока его нет. И то хорошо.

– Любовь – взрыв сладости, когда раскусываешь клубнику.

– Недолго для тебя и болезненно для клубники.

– Ах! Любовь – прекрасная музыка, играющая на развалинах.

– Погоди-ка. Минуту, всего минуту. Я кое о чем подумаю.

Их словесная игра шла дальше. Сменялись часы и кружки с вином. Аса постарался забыть о том, что было раньше и что будет потом. Это был самый долгий и радостный день, они вдвоем, и город у них под ногами. Золотые мгновения, которые пройдут и поблекнут. Когда стемнело, Степпан уже едва держался на ногах. Аса пил столько же, ни кружки меньше, но был трезв, как судья. Еще есть дело, которое надо сделать, и тысяча вещей, которые могут пойти не так, как надо.

Проданные в работные дома всегда умирали. Обычно они делали это после месяцев или лет, проведенных за высокими серыми стенами, но некоторые, кому повезло, умирали на причале. В таком случае покупатели из работных домов всегда поступали одинаково. Выкидывали труп в реку и забывали про него. Аса, отталкиваясь шестом, вывел небольшую лодку от причала. Привязал к каменному сооружению, выстроенному людьми, умершими сотни лет назад, и стал ждать. Выросшие на Независимом Северном Береге с детства знали, где к берегу прибивает плавник и трупы, так, как в нормальных городах дети знают, на каком углу есть магазин сладостей. Река неспешно несла свои воды, журча под бортом лодки. Всплеск тяжелого предмета, брошенного в воду с причала, легко пропустить, и Аса прислушивался.

Тело девушки плыло по воде лицом вниз. Ее плечи были серыми в свете луны, голова будто комок черноты. Аса вытащил ее, и лодка слегка закачалась. Лицо девушки было белым, словно лед, и синюшным, будто кровоподтек, язык распух, вывалившись наружу, а глаза, прикрытые, как щелочки, были неподвижны, как камни. Аса никогда не видел мертвеца мертвее.

На берегу была приготовлена небольшая ручная тележка, и Аса был рад, что она нашлась. Зелани, более не дочь никому, лежала мертвым грузом, тяжелая, будто ее наполнили песком или свинцом. То, что на тележке нет покрывала, – недосмотр, надо не забыть в следующий раз, но и так вряд ли привлечет особое внимание человек, везущий труп на тележке по самым бедным улицам города. Здесь случаются вещи и постраннее.

Роуз ждал его в крохотной мастерской в задней части Храма. Полки на стенах были заставлены мешками с солью и сушеными травами, делая и без того тесную комнату еще теснее. Они вместе подняли девушку на низкий стол из каменной глыбы, обычно использовавшийся для вскрытия мертвецов. Роуз вспорол намокшую в реке одежду стальным ножом, смыл речную грязь и нечистоты и накрыл девушку шерстяным одеялом от ног и до шеи. Разложил вдоль тела нагретые камни, достал с полки крохотную склянку и аккуратно капнул девушке на язык алой жидкостью. Удовлетворенно крякнул.

– Она в порядке? – спросил Аса.

– Она в таком состоянии, как я и ожидал. Проснется, но не так, как просыпаются после сна, а как приходят в себя после ранения в голову. Может проснуться трезвой, может – одурманенной. Может и агрессивной.

– И что нам тогда делать?

– Я тебе сказал, что она может очнуться одурманенной или агрессивной. Ты будешь за ней следить, пока я посплю. Так и сделаем, – сказал Роуз, убирая склянку на место.

После ухода Роуза Аса прислонился к стене, глядя на лицо девушки при свете единственной свечи. Медленно, как загорающиеся в ночном небе звезды, ее кожа стала приобретать нормальный цвет, почерневший и чудовищно распухший язык становился меньше и возвращался за зубы, на нормальное место. Аса следил за изменениями, не особенно понимая, что они означают. Глядя на нее долго, можно было сначала решить, что она хорошенькая, потом – что простенькая, дальше – снова хорошенькая, а под конец – весьма интересная и почти неотразимая, а не просто прекрасная. Можно допустить, что такой мужчина, как Степпан, вполне мог потерять свое сердце, глянув на нее в удачный момент и при правильном освещении. Глаза девушки начали шевелиться под веками, она начала дрожать, как ребенок, которого надолго оставили на холоде.

Когда она судорожно вдохнула, впервые за несколько часов, Аса несколько испугался, как от крика. Ее глаза открылись, яркие, блуждающие, непонимающие, а спустя мгновение она расхохоталась, низко и удовлетворенно. Встретилась взглядом с Асой и подняла подбородок, улыбаясь ему, как лучшему другу.

– Кто ты такой? – томно спросила она.

– Меня зовут Аса. У нас есть некто общий.

– Неужели?

– Ну, ты его не знаешь, но да.

Она потрясла головой, моргая, и снова рассмеялась. Не сразу смогла снова прийти в себя, но не выглядела ни испуганной, ни агрессивной. Скорее, пьяной и радостной. Аса сел у ее ног.

– Ты меня спас?

– Спас.

– Зачем?

– Ради любви.

– Ко мне?

– Нет.

Она села, запоздало прикрывая себя одеялом, и то не целиком. Коснулась пальцами руки Асы. Холодные, будто замерзшие палочки. Она еще не согрелась.

– Значит, твоего друга.

– Да.

Ответ мог означать как любовь Степпана к ней, так и любовь Асы к нему. И то, и другое было правдой.

– Ты меня спас, – тихо сказала Зелани, очаровательно улыбаясь.

– Спас.

– Тебя это радует?

– На самом деле – да. Я люблю быть умным, и мне пришлось сделать много, много умного. По крайней мере, это мне понравилось.

Она удовлетворенно хмыкнула и сдвинулась вперед. Ее волосы пахли рекой. Рот был мягким, от него пахло медью и землей. Когда ее рука проникла под одежду Асы, прикосновение кожи к коже произвело эффект вылитой в огонь воды. Томление, желание, чтобы к нему прикоснулись – сначала, чтобы это сделал Степпан, потом – хоть кто-нибудь, то, что так долго было сокрыто и забыто, разгорелось, будто летнее солнце. Когда Аса отодвинулся, она прижала к губам их сплетенные пальцы.

– Ты одурманена.

– Немножечко, да?

– Ты не в себе.

– Я – не кто-то другой.

Она легла на каменный стол, потянув Азу за собой. Вцепилась пальцами в его одежду.

– Вообще, откуда тебе знать, какая я?

– Я… прежде, чем ты это сделаешь. Я могу оказаться не тем, что ты ожидаешь.

Ее язык, розовый и жемчужный, втиснулся меж его зубов.

– Нет? Давай попробуем.

В голове Асы метались полдюжины возможных ответов. Пожалуйста, прекрати, Это ужасная ошибка и Хорошо. Его выдержка слабела. Аса закрыл глаза.

– Хорошо. Давай.

– Ты с ней спал? – спросил Степпан. Его глаза расширились, а рот обмяк. Щеки его буквально посерели от шока и ужаса.

Это был не единственный ответ, который он мог дать. Аса был готов к дюжине других. Тебе понравилось? Я так рад за тебя. И самый желанный – В следующий раз меня дождись. Но шок принца оказался настолько сильным и непритворным… Такого он никогда не мог бы себе представить, хотя, по сравнению с тысячей других событий в Независимом Северном Береге, хотя бы за последнюю неделю, это было обычно, как грязь под ногами. Мечты и надежды Асы лопнули в один момент, как пузырь, будто их никогда не было. Прекрасный мужчина, отчаянный, благородный, романтичный, оказался наивным мальчиком, питающим отвращение ко всему, чего он не ожидает. Боль оказалась даже слабее облегчения.

Асе очень хотелось ответить жестоко. Она теперь больше девственница, чем тогда, когда ты ее первый раз увидел, идиот, хотелось сказать ему.

– Конечно, нет. Я пошутил.

– Ты…

Степпан шумно выдохнул, дрожа.

На его щеки вернулся румянец, двумя алыми кругами. Они оба рассмеялись, но Степпан не знал, что смеются они разному.

– Она ждет в Храме. Аптекарь сказал, что она некоторое время будет чувствовать слабость. Может, несколько дней.

– Можем привести ее сюда, – сказал Степпан. – Подождем, пока она в себя придет.

Аса удержался от ухмылки. Ужасная идея.

– Думаю, нет. Есть проблема. Та, которую я не мог предвидеть. Жрец знает, кто ты такой.

– Как? – спросил Степпан.

– Не могу сказать. Он проговорился, я сделал вид, что не заметил, но если знает он, могут узнать и другие. Тебе стало опасно оставаться в Независимом Северном Береге. Все. Ты и Зелани должны бежать, и лучше этой же ночью, чем утром.

Лицо Степпана окаменело, и он положил руку на плечо Асе.

– Ты пойдешь с нами?

– Не стоит. Многие знают, что мы приятели. И, по правде, мое место здесь.

– Тогда благодарю тебя, друг мой, за все, что ты для меня сделал. Я тебя не забуду.

После того как Степпан ушел, забрав клинок, и пошел к своей возлюбленной, Аса зажег огонь в крохотной жестяной жаровне. Сквозь тонкие стены доносились звуки, будто за тысячу миль отсюда. Кто-то играл на мандолине. На другой стороне комнаты лежал матрас, еще сохранивший отпечаток тела Степпана. Аса встал, взял матрас и положил на свой, сверху. Так удобнее.

Утро застало Асу на крыше. Он ел жареный миндаль из бумажного пакетика. На востоке виднелись мосты Неврипала, они темнели. Факелы гасили в преддверии дня. По улицам ехали экипажи, через реку едва доносился стук копыт и скрип колес. Звезды в небе блекли и угасали. Небо из черного становилось синим. Подул ветер, пахнущий угольным дымом и гнилыми растениями. Поближе, в Соли, уже начиналась толчея. Веревочные мосты раскачивались, люди переходили из одного места в другое, будто переместиться на пару сотен метров в Независимом Северном Береге хоть что-то значило. Этому маленькому городу внутри города было на все плевать, он никого не судил, и из всех тысяч прочих вещей Аса более всего любил его за это.

Где-то далеко принц Степпан Хомри, беглый наследник престола Лирии, и его возлюбленная простолюдинка Зелани бежали, спасаясь от убийц, посланных его мачехой. Аса лишь надеялся, что Зелани достаточно умна, чтобы позаботиться о них обоих. Какое все-таки небо красивое.

Шаги Роуза были медленными и тяжелыми, ни с чем не спутаешь. Аса прокашлялся.

– Доброе утро, канцлер.

– Аса, друг мой.

Жрец подошел и уселся рядом с Асой. Прищурился, глядя на светлеющее небо.

– Верю, у тебя все хорошо.

– Не знаю.

– Нет?

Аса усмехнулся и протянул бумажный пакетик. Роуз взял немного орешков и принялся неторопливо их жевать. Отравителю нечего ядов бояться, в конце концов.

– За последние два дня я украл девушку из работного дома, убив ее, вытащил тело из реки и вернул ее к жизни, действовал заодно с признанным убийцей множества людей, без обид…

– Ни разу.

– …чтобы отравить и поработить двух служителей закона. И занимался чудесным сексом, пусть и в состоянии опьянения, с возлюбленной своего лучшего друга на столе для вскрытия мертвецов.

– Немало.

– Мне вдруг подумалось, что не слишком хороший я человек.

– По такому поводу мне и сказать нечего.

Они долго молчали, погрузившись в мысли.

– Любовь – голубь, гадящий в толпу, – вдруг сказал Аса.

– Почему же?

– То, куда он попадет, мало зависит от того, кто этого заслужил.

Жрец издал низкий горловой звук и нахмурился.

– Полагаю, ты путаешь любовь с другим видом томления, – сказал он.

Аса хохотнул.

– Ты знаешь, почему я пришел.

– Твоя доля денег от работного дома, – сказал Аса, доставая небольшой кошель. И со звоном положил в руку Роузу.

– Не обижайся, но я пересчитаю, – сказал Роуз.

– От меня-то, друг мой? Был бы дураком, если бы не пересчитал.