Великий сакенский философ Честер Демидов, известный как Акобунду, однажды описал Объединенную Лигу как «изюм в тарелке с овсянкой». Многие читатели восприняли его слова как очередную заумь, но люди, действительно бросавшие в овсянку изюм, — а такие все же были — поняли, что он имел в виду. Лучшая философия рождается из опыта восприятия, а тарелка с овсянкой — вполне осязаемый объект Изюм — крупные сгустки цивилизованных миров: Старые Планеты, Йеньйень, Гарпунный Трос, Рамаж, Валентность и иные подобные места. В таких сгустках великие и могучие миры разделяют считаные дни пути, между ними кипят войны и торговля, там растут большие города, а в них развивается творчество, которое делает жизнь чем-то большим, нежели просто существование. Именно здесь можно найти «великий континуум культуры» Акобунду: выдающуюся литературу, музыку, высокое искусство, туризм, наслаждение живописной природой, спорт, моду, светские рауты, чувственное опьянение. По его словам, качество цивилизации можно измерить до определенной точки в том континууме, в котором люди проводят черту и говорят: «За ней лежит вульгарность».

Все остальное — овсянка. Она состоит из рассеянных миров-одиночек вроде Узла Павлина или Уродца либо варварских регионов наподобие Цинтианского Хадрамоо. Там случаются великие свершения, но основное действие происходит в других местах.

Большая Ганза — одна из таких изюминок, и притом сочная. Здесь сколачивают состояния — и многие младшие отпрыски прибывают сюда в простодушной надежде добыть его. Ганза их безжалостно пережевывает и выплевывает. Она обгладывает их, будто очищая от шелухи, и получает в итоге машину для зарабатывания денег.

Согласно теории континуума Акобунду, ганзарды создали разветвленную социальную сеть, состязаясь с соперниками не только на рынках и распродажах, но и на балах, в моде, в орденах знати, в клубах и организациях, на обедах и вечеринках. Но они избегают переизбытка чувств. «Выпивка растворяет выгоду, — говорят они, — и смывает мечты». Человек, охваченный чувствами, редко способен думать трезво, поэтому женщины стали своего рода оружием для опьянения соперников. Они перекидываются не ракетами, но дамами. Одурмань противника парфюмами и ласковьш обхождением — и ты сможешь вертеть им любым способом.

Танцующую Даму заселили выходцы с Агадара и Гладиолы. Говорят, когда приземлился первый корабль, после тяжелого путешествия по тогда еще не исследованной дороге, офицер десантной группы разделась догола и в чистой исступленной радости помчалась сквозь высокую, по пояс, траву посадочного поля. Впоследствии эмблема в виде темнокожей нагой танцовщицы появилась на флагах всех, кроме одного, государств Дамы и на гербах большинства торговых домов.

У легенды имеется продолжение, где фигурирует гадюка Урсини, на которую неосторожно наступила танцовщица, но гиды и рассказчики мифов редко упоминают эту подробность. Укус оказался не смертельным, хотя и болезненным, из этого происшествия родились местные поговорки, призывающие остерегаться избыточного восторга. Единственное государство, воздержавшееся от образа танцовщицы, разместило на флаге змею и девиз: «Не наступай на меня».

Но другая легенда гласит, что офицер десанта была уроженкой Дансинга, одного из городов Старой Терры, который находился в земной Ганзе. Но где здесь романтика? Нагие женщины и змеи в саду юного нового мира куда более захватывающи.

Безмен был чем-то большим, чем просто космическим портом. Тут находилась главная Счетная палата Дамы. Хотя порт располагался в столице круга Восточного Мыса, он обладал экстерриториальным статусом, а торговые принцы каждого из кругов и других ганзардских планет имели здесь своих агентов.

Традиции были тут куда сильнее, чем на Арфалуне. Пошлинный клерк, как его называли, внимательно изучил выданные Сворой пропуска, с помощью лупы проверив водяные знаки на бумагах, и просканировал сетчатку глаз каждого прибывшего. С Билли Чинсом возникли проблемы. Чумар — нижайшая каста терранских рабочих — не имел при себе никаких бумаг, и никто даже не предполагал, что его сетчатка стоит того, чтобы ее сканировать.

Правила на Большой Ганзе значили много, и чиновники не брали взяток за то, чтобы их нарушать. Но здесь продавалось все, включая въездные визы. Существовали положения, как обойти другие положения. Для этого требовались трое присяжных, готовых поклясться в добрых намерениях Билли Чинса, и уроженец Дамы для покупки контракта. Клерк вызвал биржевого маклера, и вскоре из лифта вышел широкогрудый мужчина в отороченном куньим мехом жакете, с серебряной медалью на шее.

— Что у нас тут? — спросил он у клерка и, когда ему объяснили ситуацию, повернулся к Билли Чинсу. — Ты-друг терри? Ладно-ладно. Мы работать, гилди хитмутгар, ты? Охо! Кто твой хозяин? Этот?

Он окинул Донована скептическим взглядом, но быстрое рукопожатие показало, что они оба — члены Братства.

— Все минуем быстро мы, брат мой, за номинальную пошлину. Наречен я Хендрик тен Муктар, старший маклер дома Колперк. Я возьму с вас не более одного марека, ради чести. — Он совершил сложные пассы руками. — Но для Кошеля Безмена они возьмут не менее сотни мареков, каким бы мелким ни был контракт наш.

— Прошу, прошу, — затараторил Билли Чинс. — Я-друг принадлежать этому человеку, Доновану. Не принадлежать тебе-другу.

И добавил, уже Доновану:

— Я принадлежать тебе. Не принадлежать ему. Прошу, не гнать Билли Чинса!

Донован помахал пальцами и обратился к тен Муктару:

— Простите ему его нетерпеливость.

— Ничего. Вот. Узрите стандартный контракт. Впишите имена свои здесь, здесь и здесь. Да, световая ручка, способная сканировать. Охо! Карточка Своры! Знай я о ней, пошлина ваша взмыла бы до самих небес. Глубокие карманы имеет Свора.

Когда все процедуры были завершены с точностью, согласно Ганзардскому стандартному положению № 189.3, статьи 5, параграфа 6.2 (а), Билли Чинс подергал тен Муктара за полы одежды и с трепетом спросил:

— Все-все терри иметь тут много всякого, как ты-друг?

Тен Муктар грустно улыбнулся и обратился к Доновану:

— Скажи своему мальчику, что на Ганзе не чинят препон тем, кто жаждет работать, и многие из изначального народа озолотились здесь. Но от вас не утаилось, что, когда клерку понадобился маклер для приобретения терранского контракта, он послал за терранином. Мы процветаем здесь и пользуемся большими вольностями, но двери общества заперты для нас.

— Насчет притеснений, — заметил Донован, — им не сравниться с линчевателями Арфалуна.

— Это почти одно и то же, — пожав плечами, произнес тен Муктар. — Дела здесь ведутся на вечеринках и партиях в гольф. Где ожидаешь большего, мелкие обиды раздражают сильнее.

Переходы шли над залом биржи, и компания остановилась, чтобы с балюстрады оглядеть кипевшую внизу деятельность.

Целая толпа арфалунских пьяниц не смогла бы устроить столько шума и суеты, как люди в зале. Они кричали и отправляли сообщения, вели переговоры и торговались, размахивали пальцами в загадочных жестах. По табло текли перечни товаров и грузов, прибывающих на орбиту, и брокеры, сидящие у стен, отправляли курьеров спрашивать и предлагать цены, которые метались вверх и вниз по шкале, пока не совпадали и товар не продавался. По большей части все происходило, когда корабль еще только полз, а его груз мог быть продан и перепродан еще до того, как он достигнет высокой орбиты Танцующей.

Толпа последовала по коридору к широкой площади на уровне третьего этажа. В этом регионе Танцующей Дамы наступала зима, и снежинки ложились на плитку и рукава, липли к подошвам одетых не по погоде иномирян. Новоприбывшие рассыпались, вызывая воздушные такси или скопом направляясь к трамвайной станции, либо же торопливо пересекали площадь, спеша к отелю «Странствующий квазар».

Отель — прочное семиэтажное здание из темного грабового бруса — считался крупнейшей деревянной постройкой во всем Спиральном Рукаве. С обеих сторон его окружали торговые дома агентов со всей Дамы: от морского Гиникспера до тропической Денгерминды и Калмшдада в Восточных пустошах. Чуть дальше расположились более скромные магазины других миров Ганзы — Юберга, Гановера, Риггера и иных, так что весь проспект представлял собой нерушимую стену зданий, различающихся размерами, стилем и расцветкой. Пестрые гербы горели на световых вывесках, голопроекциях и матерчатых флагах.

Грейстрок зарезервировал для них номера на седьмом этаже «Странствующего квазара», и, распаковав вещи, компания собралась в общей комнате перед панорамным окном. Под ними раскинулся город Провеншвай: разнообразие архитектурных стилей, ветвящиеся улицы, рассекаемые широкими прямыми авеню, белые вкрапления площадей и зеленые — парков. По склонам, куда не осмеливались подниматься улицы, ползли лестницы. Тут и там небеса пронзали башни.

Это был город, возведенный из дерева и его производных. Оно было повсюду: отвесы, тимпаны, антревольты, вимперги, косяки, створки и паркет. Оно принимало форму василисков, виверн, грифонов, дистельфинков, горгулий, цветов, листьев и кружев. Со стен самых крупных зданий взирали высокие статуи.

— Выглядеть странно-странно, — сказал Билли Чинс. — Никогда не бывать за Арфалуном.

— Никогда не бывала в таком большом городе, — заметила Мéарана. — Даже Эльфьюджи более компактный.

— Стоит увидеть его ночью, — добавил Грейстрок. — Его называют Ковром Света. А посреди зимы, когда все скрывает снег, люди зажигают свечи у каждого окна и расставляют их в маленьких мешочках вдоль переходов. В той стороне, — указал он, — Башня Змеи. Напомните мне, чтобы я поведал ту историю. Можешь пересказывать ее за выпивку, Донован, когда вернешься на Иегову.

Донован не отреагировал на шпильку.

— Где Пошлинные врата? — спросил он.

— Прямо за отелем. Отсюда их не увидеть. Это первый выход из международного анклава круга Восточного Мыса.

Донован склонил голову набок.

— А где второй?

— Можно взобраться по внешней стене отеля, — сказал Маленький Хью, подавшись к окну и указав налево. — В кладке есть упоры и трещины. Затем — видишь? — можно спрыгнуть с вон того уступа на крышу этого склада и спуститься по водосточной трубе.

Мéарана взглянула на него, чтобы понять, шутит ли он. Призрак Ардоу мог пройти в самых маловероятных местах.

— Мы выберем легкий путь, — сказала она.

Хью переглянулся с Грейстроком.

— Иногда это самый легкий путь.

— Довольно, — предупредил его Гончий и повернулся к арфистке. — Я не знаю, что ты ожидаешь здесь найти, чего бы не нашел Виллги. Бан Бриджит останавливалась тут всего на два дня. Она не заходила в Восточный Мыс.

Донован фыркнул:

— И ты удивляешься, что она вообще тут делала.

— Мы все удивлялись этому. Если бы мы знали, зачем она спускалась… — сказал Хью. — Спасибо, Билли.

Чинс нашел бар и собрал на поднос различные напитки. Как любой хороший слуга, за время перелета с Арфалуна он изучил предпочтения хозяев. Компания прошла в центр комнаты.

— Если бы мы знали, зачем она здесь останавливалась, то поняли бы, куда направилась потом. Но если это была остановка для отдыха…

— Зачем спускаться на поверхность, чтобы отдохнуть? — спросила Мéарана.

Хью поморщился.

— Иногда просто нужно выбраться из корабля.

— Может, она надеялась с кем-то встретиться, — предположил Донован.

Он остался у окна, разглядывая крышу складского навеса.

— Виллги тоже так полагал, — сказал Хью, — но она не встречалась ни с кем, о ком бы знал персонал отеля.

Донован и Грейстрок фыркнули.

— Верно, — добавил Хью. — Но Виллги проверил всех, кто останавливался в отеле, и…

Донован отвернулся от окна.

— Всех?

Хью кивнул.

— Персонал и постояльцев. Пусть Виллги не настолько дотошен, как Гримпен, но он знает свое дело.

— Ты все еще можешь быть прав, — сказал Грейстрок, материализовавшись возле Донована и кивнув на опасный путь в Восточный Мыс. — Есть только один изъян: во всем Прбвеншвае нет ее следов.

«След есть всегда», — пробормотал Ищейка.

— Грейстрок, — приглушенным голосом сказал Донован и отвел Гончего от Хью и Мéараны, которые пробовали закуски с принесенной Билли тарелки. — Мы знаем, что ювхар-ри в Кондефер-парке…

— …была убита курьером Конфедерации. Элементарно. В ком еще так тонко сочетается скрытность и жестокость? Это убедило ее?

— Оставить поиски? Пока нет.

— Это могло быть совпадением, но…

— Это было не совпадение.

— Согласен. И мы не продвинемся вперед, считая так. Вопрос вот в чем: какое у курьера задание? Он охотится за тем же, что и бан Бриджит? Или за тобой?

— За мной.

Донован случайно позволил Внутреннему Ребенку тревожно оглядеться.

— Нет, — сказал он, обернувшись как раз вовремя, чтобы заметить жалость на лице Грейстрока. — Нет. Если он охотится за мной, зачем пытать ювхарри?

— «Идя по следу зайца, — процитировал Грейстрок, — охотник вспугивает оленя». Иногда пути пересекаются. В этом смысл везения, знаешь ли. Дружественные плетут свои причинно-следственные нити. Временами они пересекаются, и вот это мы называем везением. Когда ты попался на глаза курьеру, он мог задаться вопросом, чем ты занимаешься.

— Ты считаешь, он узнал меня?

Грейстрок кивнул.

— У тебя есть характерные метки.

Но Донован покачал головой.

— Нет. Я провел в баре Иеговы много лет. Если бы Они хотели найти меня…

— Они могли просто проверять, там ли ты еще. Пока ты сидел на месте и попивал виски, Им было все равно. Донован-пропойца для Них не угроза. Донован-странник — другое дело.

Человек со шрамами промолчал, рассматривая деревянный город.

— Если ты отправишься обратно на Иегову, — сказал Грейстрок, — Они могут снова утратить к тебе интерес.

Донован ощутил, как внутри поднялся вихрь.

«Безопасность!» — крикнул Внутренний Ребенок.

«Но», — произнес Шелковистый Голос.

«Там шансы выше», — добавил Ищейка.

— Мéарана, — прошептал Фудир.

— С нами ей будет безопаснее, — ответил Грейстрок.

Мéарана, болтавшая в другом конце комнаты с Билли и Маленьким Хью, рассмеялась. Донован и Грейстрок молча наблюдали за ней, и, возможно заметив их взгляды, девушка призывно махнула рукой. Они вернулись к компании и, поговорив о разных пустяках, пошли обедать в ресторан отеля. Но Донован увидел тревогу в глазах остальных — кроме Билли Чинса, который, целиком вверив себя в руки хозяина, больше ни о чем не беспокоился.

Выпивка то помогала, то нет. В руинах его разума оставались уцелевшие кусочки; и иногда алкоголь поднимал их на поверхность сознания. Барный зал «Странствующего квазара» занимал пару комнат в полуподвале, отделанных так, чтобы походили на пещеры. Он назывался «Лозовая веранда», и в нем подавали вино «Хоириген», что означало «утром из-под пресса». Оно пока не настоялось, не полностью вызрело. В отличие от вискбеаты, которая оглушала, словно удар молотком, от этого вина человек будто медленно шел ко дну.

После обеда Фудир отправился вниз, где мог сидеть в тусклом свете и чувствовать себя одиноким, как обычно. Кругом, внутри и снаружи, звучал шепот и приятный смех, иногда слышались бесстрастные ганзардские тосты. Местные жители искали удовольствий. «Бидермайер», как они называли это, «гемоот’». Но главным образом они искали свою удачу, гениальную идею; поэтому удовольствия оставались на долю скользящих да туристов, преклонявшихся перед причудливыми традициями купцов Большой Ганзы.

Столик из грубо отделанного граба украшала лишь короткая толстая свеча, парившая в красной стеклянной чаше. Пламя не разгоняло сумрака, но он все равно задул ее, и, когда чуть позже геллрин, официантка, попыталась зажечь огонек, он только рыкнул, и девушка убралась восвояси.

«Следи за человеком в углу, — услышал он перешептывания. — Он сердится, когда напивается».

Как мало они о нем знали! Для этого ему не требовалась выпивка.

— Ей будет безопаснее пойти с Грейстроком, — убеждал он себя.

«Курьер не убил ювхарри из Каспера, — подсказал Педант. — Как и других ».

— Нет, Грейстрок бы рассказал нам.

«Думаешь?»

— Да, — сказал Донован. — Он хочет отпугнуть нас. Для этого одно убийство лучше подходит.

«Одного хватило. О, это точно».

«Помолчи, Ребенок».

«Ты знаешь, что это значит», — сказал Ищейка.

«Не-a, но ты же расскажешь нам, пройдоха?»

«Это значит, что, даже если Донован и пересекся с курьером, его заинтересовала Мéарана».

Внутренний Ребенок вздрогнул, и человек со шрамами пролил немного вина.

«Ты этого не знаешь наверняка».

«Значит, она не в безопасности, даже с Грейстроком и Хью».

— Я сказал, ей будет безопаснее, — произнес Донован. — Я не говорил, что она будет в безопасности.

«Она обрадуется этому».

«Шансы Своры защитить…»

— Не будь задницей, Педант, — сказал Фудир. — Шансы тут не имеют значения. Какая для трупа разница, что вероятность его смерти составляла один к миллиону?

Внутри него прогорклым пузырем вскипела злость.

«Я чувствую, мне здесь не рады».

«Единственное твое верное чувство за весь вечер».

Педант ушел, и Донован вдруг осознал, что кое-что забыл.

— Хитрый ход, Фудир. Педант — наша база данных.

— Да кому он нужен?

«Там было что-то о бан Бриджит», — сказал Ищейка.

«О покойной бан Бриджит».

Донован помахал геллрин пустым графином.

— Красное, — заказал он.

«Ищейка, — произнес Шелковистый Голос, — почему агента могла заинтересовать Мéарана?»

В груди Фудира болезненно отозвалась надежда.

— Потому что он рассчитывает, что она приведет его к бан Бриджит?

«Она может быть жива? Или он просто не знает, что она мертва?»

«Их агенты используют Круг, — сказал Ищейка. — Если один догнал ее, к этому времени остальные бы уже знали».

— Или он надеется, что Мéарана приведет его к тому, за чем охотилась бан Бриджит. Оружие, которое защитит Лигу от Них. Она бы не рассказала им, что это такое, если бы ее поймали. Она бы умерла, не проронив ни слова.

Геллрин пришла с полным графином и, решив воспользоваться подвернувшимся случаем, снова попыталась зажечь свечу, но Донован грозно зыркнул на нее.

— Отлично, — сказал Фудир, когда та поспешно удалилась. — Одно дело — выводить из себя Педанта, совсем другое — злить официантку. Что будем делать, когда опустеет и этот графин?

«Помашем гладиольскими векселями. Она мигом примчится».

— Силач, — произнес Донован, — в твоем простодушии есть нечто очаровательное.

«Ага. А иногда нам нужно очарование».

— Но что с бан Бриджит, Ищейка? — спросил Фудир.

«Я забыл. Педант знал. Он никогда ни о чем не забывает».

— Что ж, расцелуй его при встрече. Может, тогда он расскажет.

Он повысил голос. Двое влюбленных за ближним столиком, тонувшие во взглядах друг друга, обернулись и резко посмотрели на него.

— Почему бы вам просто не пить свое вино? — зло спросила женщина.

Возможно, виноват был тусклый свет, но на мгновение ему показалось, что это бан Бриджит, советующая ему отступить. Волосы у нее были короче и темнее, чем у рыжей Гончей, — но волосы можно покрасить и укоротить. Кожа такая же темная, как у нее, и могла оказаться даже золотой при лучшем освещении. Но… никто бы не стал урезать восемнадцать дюймов роста ради маскировки, а женщине как раз столько не хватало до роста ведьмы. Человек со шрамами откинулся на стул.

Через столько лет чары ведьмы не ослабели. Хорошо, что он тогда бросил ее. Он закрыл глаза — и десяток человек расслабились. Двое отложили оружие.

Фудир вспомнил теплый весенний полдень на вершине поросшего лесом холма, откуда открывался вид на поместье Далхаузи на Старом Сакене. Он и бан Бриджит изучали поместье, притворяясь, будто наблюдают за птицами. С Северных холмов дул слабый прохладный ветерок, птицы выводили трели и чирикали, и бан Бриджит накрыла его ладонь своей, возможно всего на секунду забыв о задании, и с нескрываемым наслаждением сказала:

— Послушай, это же красношейка! Они водятся у нас на Дангчао.

Педанту отведены факты, высушенные, как кирпичи в печи для обжига. Воспоминания о прикосновениях и запахах, звуке ее голоса могли захлестнуть Фудира, как живая река, неспешно несущая свои воды по равнинам.

— Вот любопытная птица, — услышал он Фудира из прошлого. — Двубрюхая соня.

К ним приближался орнитоптер с двумя охранниками. Он и бан Бриджит использовали клички в той игре. Тогда мать Мéараны называла себя…

Факт никак не приходил. Печь для обжига остыла.

На него накатило странное ощущение, будто сзади стоит нечто огромное и неодолимое. А он сидел спиною к стене. Внутренний Ребенок вздрогнул, Силач стиснул под столом кулаки.

«Я тоже это почувствовал, — произнес Шелковистый Голос. — И не в первый раз».

Все личности Фудира замерли в ожидании. Ощущение постепенно растворилось, словно лужица пролитого вина, впитавшаяся в ненасытную грязь. В зале как будто посветлело. Он выдохнул. Внутренний Ребенок заплакал, и по щекам человека со шрамами покатились слезы.

Ночью Мéарана проснулась и поняла, что больше не сможет заснуть. Она все думала о несчастной Энвии, жестоко убитой за то, чего не знала. Маленький Хью считал, что убийца — агент Конфедерации, который, занимаясь другим заданием, узнал Донована. Но он мог наблюдать за Донованом еще на Иегове и последовать за ним оттуда. В любом случае в смерти Энвии была виновата она. Человек со шрамами никогда бы не оставил Иегову, если бы не ее назойливость. Именно эта мысль разбудила ее и теперь не давала уснуть.

Не в силах обрести покой, она поднялась с постели, принесла в гостиную арфу и стала тихо наигрывать сунтрэй по Энвелумокву Тоттенхайм. Струны плакали, но Мéарана вдруг осознала, что сейчас не может выразить всю глубину своей печали. Поэтому она отложила кларсах и молча сидела в темной комнате. Спустя некоторое время она заметила, что дверь в комнату Донована чуть приоткрыта, и, удивившись, заглянула туда.

Комната пустовала. Постель была смята, одеяло откинуто. Мéарана вспомнила, с какой горечью Хью рассказывал, как Фудир бросил его двадцать лет назад. Должно быть, Фудир сильно тогда приложил Щена, раз ему до сих пор больно.

В Прбвеншвае был свой терранский Закуток, и терране Ганзы добились богатства и власти, возможно, даже больших, чем это устраивало ганзардов. С помощью Братства Донован мог прятаться вечно.

Она первым делом заглянула в ванную, ожидая по непонятным даже ей самой причинам увидеть его повесившимся. Но тело не висело на крючке для душа, окровавленного трупа не оказалось и в ванне. Она посмеялась над собой, списав все на поздний час и собственное чувство вины.

Вернувшись в комнату, Мéарана открыла шкаф и увидела, что его одежда и сумка на месте, хотя все разбросано в страшном беспорядке. Если он сбежал, то ничего не прихватил с собой. Но о чем это говорило? Он оставил такой же бардак и в Чельвекистаде, когда ушел от бан Бриджит.

Арфистка взяла его щетку. Поставив ее на полочку, девушка заметила на зеркале туалетного столика небольшую голограмму размером с ладонь. Она сняла ее и поднесла к свету, лившемуся через открытые жалюзи.

Четыре человека в кафе на залитой солнцем мостовой площади Чузера в Эльфьюджи, столице королевства Ди Больд. Такие картинки уличные художники делали для туристов. Донован, Грейстрок, ее мать и Хью. Изображение было старым, но моложе выглядел один только Хью. Тогда в уголках его губ не было твердости, и в нем еще оставалось что-то от юношеской беззаботности, как будто весь мир был шуткой и лишь он знал ее суть. Бан Бриджит сидела посередине — этого сложно добиться в группе из четырех человек, но Грейстрок словно растворился на заднем плане, почти скрытый Донованом и матерью. Мéарана слабо улыбнулась, подметив эту деталь. Серый Гончий был обаятельным мужчиной, хоть и не совсем в ее вкусе.

Мать в дорожной одежде придворной леди сидела боком, но смотрела в камеру. Широкая улыбка, в глазах соблазн, на волосы падает тень, словно она только что откинула голову, чтобы взглянуть на художника. Левой рукой она обнимает за плечо Маленького Хью, правая накрывает руку Донована на столе. Рука Грейстрока лежит у нее на плече. Все они улыбаются, играя роль случайных знакомых, но Мéарана подумала, что они улыбались еще и потому, что были счастливы.

Взгляд и улыбка Хью предназначались бан Бриджит — он повернул голову к ней. Донован и Грейстрок улыбались в камеру, но тоже косились на бан Бриджит; Грейстрок — потому что стоял позади нее, Донован же старался смотреть на художника, но взгляд его поневоле обращался на Бриджит.

Тогда он был Фудиром, напомнила себе Мéарана. Донована еще не разбудили, а других не существовало. Девушка задалась вопросом, почему он сохранил эту голограмму, и ей стало любопытно, уцелели ли три другие копии.

Конечно, Хью злился даже не на то, что Фудир сбежал. Он, если говорить точнее, скрылся. Он рассудил, что лучше сделает сам — то, что требовалось. Акт самопожертвования, как грудью на амбразуру. Но тогда он был совсем другим человеком. Развалина, которая теперь называлась Донованом, проявляла робость там, где Фудир оставался храбрым. Он сбежал в Закуток Иеговы только потому, что понял, кто такая Мéарана. Тогда она выследила его — а если точнее, приманила к себе.

Вернувшись в гостиную, она спрятала арфу в футляр, забросила на плечо и выскользнула из номера. Но, направляясь к служебному выходу — а оттуда к Пошлинным вратам Восточного Мыса, — арфистка проходила мимо спортивного зала отеля и увидела бегущего на тренажере человека со шрамами. Некоторое время она наблюдала за ним с облегчением, которое, впрочем, не пыталась понять. Затем она приоткрыла дверь и тихо вошла.

Тренажер представлял собой беговую дорожку и мультипояс, генерирующий голографический пейзаж. Человек со шрамами бежал по городу, и пояс приспосабливался к его движениям, дергая вверх, вниз, заводя за углы. Он мчался с яростной целеустремленностью, не видя ничего, кроме симулятора и собственного тела. Мéаране показалось, что он немного крупнее обычного. Его лицо было более суровым. Руки и ноги как будто бугрились мышцами.

Но это была иллюзия. Физически он не изменился. Кожа оставалась той же, и мускулы — прежними. И все же Донован выглядел более крепким, словно крупный мужчина в одежде не по размеру. Арфистка опустилась на ближайший мат и скрестила ноги. В ее руки легла арфа.

Он запрограммировал пояс на создание случайных препятствий, поэтому на пути то и дело возникали машины, люди появлялись из боковых улочек и дверей или не спеша шли впереди него, и он уворачивался, а однажды даже изящно прокрутился, чтобы не столкнуться с матроной с тремя собачками на поводках.

Пальцы Мéараны перебирали струны в поиске мелодии, которая лучшим образом передала бы решимость этой бегущей машины.

Он обернулся! И сенсоры симулятора изменили направление ножного привода, так что он выбежал на улицу и будто бы ринулся прямо на арфистку. Мéарана резко откатилась в сторону, но, конечно, стремительное приближение было только иллюзией, созданной поясом.

Сердце человека со шрамами екнуло, и он начал замедлять бег. Он указал на нее пальцем, его лицо расколола ухмылка, и он рассмеялся. То был ужасный смех. Он напомнил Мéаране голоса людей, разговаривающих во сне. Она наиграла стаккато.

— Должно быть, ты Силач, — догадалась она.

Человек со шрамами кивнул, не переставая бежать.

— Донован и Фудир иногда жаловались на боль в мышцах по утрам, — продолжила она. — Они думали, это от старости. Теперь я понимаю причину.

Силач снова улыбнулся и махнул рукой.

— Кого они волнуют, да? Ты немой. Ты не контролируешь голос, так они мне говорили.

— Спя-ат, — простонал Силач.

— Когда Донован с Фудиром спят, ты можешь немного разговаривать. Должно быть, ты имеешь доступ к мозговому центру речи, иначе не смог бы общаться с ними.

Он повел плечами.

— Я-а-а-а не-э-э-э а-а-аю-у-у.

— Ты понятия не имеешь о мозге и параперцепции, верно? Ты создан для боя и физических упражнений?

Еще одна улыбка и поднятый кверху большой палец.

— Понимаю. Если это все, в чем ты хорош, по крайней мере ты хорош хоть в чем-то. Ты… не обижайся. Ты — звериная часть души Донована?

Силач нахмурился, и его глаза налились кровью. Он вскинул голову, словно лошадь или собака.

— Легче, дружок. Каждый из нас зверь — ощущения, восприятие, эмоции и действия. Есть понятие «я», — она дернула струну, — что лишь касается струн и слуха… «я», что не ведает музыки, а знает лишь звук. «Я», которое думает, запоминает и воображает, но лишено понимания. Я не слишком путано изъясняюсь?

Силач пожал плечами и улыбнулся. Он поднял правую руку и развел на дюйм большой и указательный пальцы.

— Но «я», которое только слышит звуки, и «я», которое понимает музыку… это одно «я». Звериная и человеческая сущности едины. Не могу представить, каково это, когда они разделены.

Силач поднял все пальцы и развел их.

— Разделены на десять частей? Донован говорил, их только семь.

Силач нахмурился и попытался сосчитать пальцы, потом покачал ими, словно хотел сказать: «Кто знает?» Внезапно его глаза потеряли фокус и черты лица исказила тревога. Он перешел на шаг, остывая. Симуляция вокруг него растаяла, и над платформой возникли цифры, на которые, впрочем, Силач не обратил ни малейшего внимания. Он снова пересчитал пальцы и уверенно поднял семь, будто ряд копий. Потом еще три и опять пожал плечами.

— Я не понимаю.

Пояс выключился, Силач спрыгнул с дорожки и присел возле нее. Мéарана вздрогнула и отодвинулась. Силач понурил голову.

Мéарана почесала ему затылок.

— Прости. Я не хотела. Но ты немного пугаешь.

Силач ухмыльнулся и покачал головой.

— Мы-ы-ы мно-ох-о-ох пуха-аи-им. Да-на-а-до, — простонал он.

«Мы многих пугаем. Так надо».

Арфистка улыбнулась в ответ.

— И верно, кто бы испугался пушистого кролика?

Силач затрясся от беззвучного смеха. Потом взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

Арфистка знала, что звериное тело обучено смертоносным искусствам и мышечная память вряд ли его подведет. Она понимала, что, если его что-то встревожит, он одним поворотом запястья сломает ей шею. На Дангчао жила семья Сяо, которая держала пару охотничьих пуделей. И однажды один из их четырех сыновей в детской невинности не так ткнул их, и преданные зверушки в мгновение ока превратились в убийц. То, что Силач мог немного разговаривать, отчего-то еще больше пугало.

— Бть-г-то-ова, — протянул он. — Н-во-о-олнуйся.

Но арфистка не поняла, что он хотел сказать.

Когда она провела его обратно в номер, то обнаружила, что остальные ждут в гостиной, вне себя от беспокойства. Стоило им войти, на них обрушились требования, тревога и упреки:

— Вот ты где! Ты где была? О! Хозяин не бросать Билли!

Билли бросился в ноги Силачу и обнял за лодыжки. Это разбудило человека со шрамами, и Мéарана заметила, как Силач посмотрел на нее, прежде чем утонуть в сознании Донована. Человек со шрамами гневно огляделся.

— Какого дьявола тут происходит?

— Это я и хотел спросить, — сказал Грейстрок.

Хью взял арфистку за руки.

— Мы волновались за тебя. Если… ты знаешь.

— Значит, в этот раз ты не сбежал, Донован? — осведомился Грейстрок.

— Если за нами шли с Арфалуна? — спросила Мéарана у Хью. — Маловероятно.

— Но вполне возможно. В обочинах дорог остаются окаменевшие изображения. Умный сможет отследить корабль, а по смещению синего спектра понять, где он вышел. Поэтому…

— Поэтому, — сказал Грейстрок арфистке и человеку со шрамами, — не пришло ли время рассказать нам все и передать работу профессионалам?

— Пока вас не поймали конфедераты, — добавил Хью.

Донован хлопнул Билли Чинса по голове.

— Прекрати или я действительно освобожу тебя! Жизнь, проведенная в пресмыкательстве, не стоит ломаного гроша.

Билли Чинс отпустил лодыжки Донована и поднялся на ноги.

— Простите, хозяин. Я не служить хорошо? Я еще служить вам?

— Служи, если должен. Но не теряй достоинства! Что я здесь делаю?

— Ты ходил во сне, — сказала Мéарана.

— Ладно, — бросил Грейстрок. — Каков твой ответ?

Донован кивнул на Мéарану.

— Ответ должна дать она. — И добавил, обращаясь к арфистке: — Это разумный ход. Я говорил тебе это с самого начала.

— Знаю. Но… Профессионалы искали ее два года и бросили охоту.

Маленький Хью вздернул подбородок.

— Грейстрок и я не бросили. И никогда не бросим, пока не узнаем, где и как она…

Щен помедлил и закончил другим голосом:

— Пока не узнаем.

— Тогда ты должен понять. Я не могу просто сидеть на Дангчао и ждать.

— Вспомни ювхарри с Арфалуна, — сказал Хью.

— Я помню. И это еще одна причина, почему я не могу уйти. Я в долгу перед ней.

Хью подавил улыбку.

— Тебя припугнули, но не спугнули?

Донован покачал головой.

— Мы все устали. Сейчас глубокая ночь — а ночи на Даме необычайно долгие. Давайте выспимся, и утром… — Он не сказал, что могло принести с собой утро.

Все разбрелись по номерам. Донован обернулся, чтобы закрыть дверь, и увидел, что Грейстрок стоит в его комнате. Он покачал пальцем.

— На две вахты, да?

— Я неотступно следую за тобой.

— Ты знаешь, что это. Поэтому давай с этим покончим.

Гончий прошел к рабочему столу и умостился в кресле, махнув Доновану на кресло для чтения в углу.

— Она не понимает, — сказал Грейстрок, когда человек со шрамами тоже сел. — Она не знает, насколько опасно дело.

— Именно молодые ловят скользящую змею.

Грейстрок наклонил голову.

— Перестань вести себя как загадочный терранин.

— Терранская пословица. Молодые совершают опасные поступки в своей невинности.

— Итак, какое у нас оправдание? Забудь. Это больше не просто вынюхивание у Лафронтеры. Не просто случайное везение в диких переселенческих мирах и проживание в дорогих отелях за счет Своры. Это больше не хренова шутка!

— Она понимает.

— Ты думаешь? Здесь рыщет агент Названных. Это не банда ’лунской деревенщины. Это… да судьба его подери! Она ведь ее дочь!

— Тогда, возможно, ты понимаешь, почему она не сдается.

Грейстрок собирался что-то сказать, но передумал и скрестил руки.

— Когда я вспоминаю то, что случилось двадцать лет назад…

Его глаза загорелись при виде голограммы на зеркале туалетного столика.

— Что ж… — Гончий помолчал. — Ты останешься с ней?

— Я пообещал Зорбе.

— Нет, это он пообещал тебе. Я знаю его методы. Но я не хочу, чтобы ты помогал лишь потому, что под угрозой твоя шкура. Такой человек, скорее всего, испарится, как только сочтет, что для него это безопаснее. И что тогда ждет ее?

— Есть и другие, — сказал Донован, — которые не могут бросить ее оттого, что не помогли первыми.

На невзрачном лице Гончего вспыхнул гнев.

— Она пришла к тебе, — произнес он.

И Донован задался вопросом, что же стало причиной гнева — его насмешка или ее выбор.

— Не волнуйся, Гончий, — сказал Донован. — Все зависит от того, как решат боги.

— Боги, — бросил Грейстрок, — просто деспотичны. Но за богами стоит судьба, а вот она смертоносна.

— Как она могла прийти к тебе или к Призраку за помощью? Она нуждалась в ком-то… необремененном.

Грейстрок фыркнул, подумал, достал из кармана накопитель и бросил его Доновану. Человек со шрамами поймал устройство, посмотрел на него, затем на Грейстрока.

— Здесь один из моих личных кодов, — объяснил Гончий. — Если я тебе понадоблюсь, зашифруй сообщение с помощью этого устройства и отправь в Свору. Они передадут его мне по Кругу, где бы я ни был. Мы с Ринти прибудем так быстро, как только сможем.

Донован ничего не сказал, но лишь посмотрел на Гончего. Грейстрок отвел взгляд.

— Мы скоро отправляемся на Юберг. На задание.

— Это была не уловка?

— Нет. Наши пути действительно пересеклись.

Донован изучил карманный накопитель, повертев его между пальцами. Потом резко сжал в кулаке.

— Зачем?

— А ты как думаешь? — Грейстрок кивнул на голограмму. — Двадцать лет назад мы четверо были партнерами. Ты мне не нравишься, а я не нравлюсь тебе. Прошу, избавь меня от своих льстивых терранских оправданий. Но тебя и Ринти связывали обязательства, а теперь они появились и у меня с ним. И все мы связаны с ней, конечно же. Но между тобой и мной звено отсутствует. Просто ответь мне. Скажи, что не бросишь ее.

Теперь наступил черед Донована гневаться.

— Думаешь, я так поступлю?

Молчание Грейстрока было красноречивее всяких слов.

Наконец Донован махнул рукой, и Фудир ответил:

— Нет, сахб. Я не поступать так.

— Потому что если поступишь…

— Да, я знаю. Ты будешь защищать Мéарану до последней капли моей крови. Моя борода горит, а ты греешь руки у жара.

Грейстрок опустил руки и рывком поднялся.

— Я думал, что, возможно, я… Но нет, мне хватило одного взгляда на нее. По крайней мере, в одном мы согласились. Мы оба хотели бы, чтобы с ней отправился кто-то другой.

Донован принялся тянуть время.

— Разве может нам встретиться что-то опаснее Арфалуна? Бангтоп, Сигги О’Хара, другие миры… Я умею бронировать места на маршрутных лайнерах и номера в отелях. А когда мы достигнем Хита и след угаснет, возможно, она сдастся.

Грейстрок хотел что-то сказать, но только пожал плечами и отвернулся.

Когда дверь закрылась, Донован еще долго сидел в кресле, уставясь в пустоту, и вертел в руке карманный накопитель Грейстрока. Он взглянул на голограмму, заметил, что она немного сдвинута, и задался вопросом, кто ее трогал — Грейстрок или Хью.

— Я становлюсь тростником в отжимном прессе, — сказал он самому себе, процитировав пословицу своего народа, — и соломинкой на морских волнах.

Утром Грейстрок и Маленький Хью ушли, их комнаты выглядели так, словно в них никто и не ночевал. Отчего-то Мéарана расстроилась. В их компании она не чувствовала себя такой одинокой. Билли едва ли стоило принимать во внимание, а от Донована оказалось меньше пользы, чем она ожидала. От человека мало проку, когда у него два мнения о проблеме, а у Донована их семь — или десять, если она правильно поняла Силача. Гончий и Щен на время подарили ей иллюзию, будто у нее есть союзники, и еще большую иллюзию, что они снимут ношу с ее плеч.

Разве из-за этого ее можно считать плохой дочерью? Или это означало лишь, что она боялась потерпеть неудачу? Иногда она вспоминала, что ей всего двадцать метрических лет. «Отчаяние — единственный непростительный грех, — твердила мать, — ибо только оно одно не ищет прощения». И все же Мéарана ощущала, что оно вот-вот накроет ее.

Впервые мать поведала ей эту максиму, когда маленькая Люсия бросила детскую арфу, обозлившись на неподатливые струны. Она плакала, но мать поддержала ее, и она выдержала и в итоге обрела определенную славу на Старых Планетах. Она выдержит и сейчас.

Она даже не помнила, что встречалась с Грейстроком раньше. Но она помнила Хью и как расцветала мать, когда он приезжал. Она сделала из этого определенные выводы, которые теперь выглядели совершенно фантастическими. Хью всегда был доброжелательным и немного грустным. Спустя некоторое время его визиты прекратились.

А теперь он бросил ее снова. «Зов долга», — сказал Донован, но долг — холодная и неверная любовница.

— Это так? — спросил Фудир. — Не по той ли причине пытаетесь обрести вы матерь свою?

— Это любовь, а не долг, — пояснила она.

— Любовь, — заметил Донован, — тот же долг, притом тяжелый.

Они собрались за столом в гостиной, Билли Чинс принес из кладовой тарелки с яйцами и колбасами, томатный сок, даал, и бобы, и собственноручно приготовленное блюдо, которое назвал «пюре». Он заварил калвах, по вкусу напоминавший обычный дамовский кафф, вот только он был горьким и мутноватым.

— Билли смекнуть дело, — сказал слуга, заняв отведенное хозяином место. — Дело, я, сахбу Доновану.

— Ты можешь передумать, — сказал Донован. — Давай обсудим планы. Нет, Билли, останься. Ты имеешь право узнать, во что ввязываешься. И можешь решить, что лучше убить себя прямо сейчас.

— Он пошутил, Билли.

Донован разорвал ломоть наана надвое.

— Думаешь? За нами идет курьер Конфедерации. Почти наверняка. Мы не можем позволить себе полагать, что он остановится здесь. Если он узнает, что мы покинули Арфалун вместе с Грейстроком, то через другие контакты сможет выведать, что Гончий отправился на Юберг. Поэтому он спустится по Винтовой лестнице к Танцующей Даме. В этой точке, если он отслеживает окаменевшие изображения в обочинах, он увидит синее смещение спектра и догадается, где мы остановились. Отслеживание — дело неспешное, поэтому мы опережаем его где-то на день. Курьер может уже ползти по системе. Поэтому давайте заканчивать и, как говорят терране, «линять отсюда». Если улетим до его появления, он не будет знать, куда мы отправились дальше, и мы оторвемся от него.

Билли Чинс быстро закивал.

— Хатт, хатт, идти гилди! Одну секунду, мне.

Он начал подниматься, но Донован задержал его.

— Перед отбытием нужно проверить еще кое-что. Отправимся завтра.

— О, Фудир, — сказала арфистка, — мы потратили недели на Арфалуне.

— Тогда, — произнес Донован, бросив салфетку на стол, — нельзя терять ни секунды. Билли! Это сильно-дело. Мы идти, госпожа арфистка и я, но быстро вернуться. Не отвечать, если только не постучать так. — Он постучал по столешнице. — Слышать это, отвечать вот так, — (еще один стук), — но только если все пукка. Если все дхик, не стучать в ответ. Смекаешь, ты?

Он заставил Билли повторить пароль и ответ несколько раз.

— Нет особого стука — не отвечать в дверь. Ни «обслуживание номеров», ни горничных. Ничего-ничего вообще.

— Я с вами, — сказал Билли. — Вот посмотреть. Я идти с вами кудахошь. На Окраину? Я идти. На Разлом. Я идти. Ваше кудахошь-место плохо, Билли Чинс там. Я — хороший парень, посмотреть.

Неимоверно растроганный, Донован протянул руку, как равный равному, и Билли, после мимолетного колебания, пожал ее.

Они выбрали легкий путь.

— Возможны только две причины, почему Свора не почуяла ее, — объяснил Донован арфистке после того, как на Пошлинных вратах проверили их визы и за денежный взнос выдали зеленые карты. — Или она вошла в Восточный Мыс тайно — в этом случае нам не взять ее след, — или она назвалась именем, которое они не догадались проверить. Обычно в официальных делах она использовала служебное имя — бан Бриджит, — а в неофициальных — свое, личное.

— Значит, Виллги проверил, входила ли в Восточный Мыс бан Бриджит, а она вошла как Франсин…

Донован уставился вдоль коридора здания. Стены были покрыты светлой плиткой с фризом на уровне головы, украшенным рельефными гирляндами и завитками.

— Виллги не дурак. Он проверил оба имени. Мы знаем, что на Арфалуне она работала как Франсин Томпсон.

— Значит… что?

— У бан Бриджит достаточно имен. Виллги проверил все, какие знала Свора.

— Значит…

— Свора могла не знать всех. Как-то ты упомянула, что твоя мать верила в четыре достоинства. Храбрость…

— Храбрость, рассудительность, справедливость, сдержанность.

Донован кивнул.

— Если верить в богов, то эти всухую победят Дружественных Грейстрока.

— Да, четыре к трем.

Донован бросил на нее удивленный взгляд.

— Ты выглядишь жизнерадостнее, чем прежде.

— Солнце встало. Жизнерадостной быть легче при свете дня.

— Даже при зимнем свете? Забудь. Рассудительность. Ведьме хватало храбрости идти на риск, тут сомнений нет.

Иначе она бы уже вернулась домой. Но она была достаточно рассудительной, чтобы оставить… хлебные крошки.

— Хлебные крошки?

— Старая терранская легенда. След из подсказок. Об этом догадался Ищейка. Пришлось напоить его, чтобы выудить информацию. Временами помогает, когда мы устраиваем попойки. Но потом Педант ушел, и мы все забыли… А-а-а, ты не хочешь все это знать. Послушай, и маллум бат. Твоя мать не ждала проблем. Она сказала тебе, что скоро вернется. Но проиграла. Она сообщала Своре, где она, но молчала о том, чем занимается. Она не была готова рассказать, что ищет. Если бы это оказался дикий гусь, она бы выглядела глупо, а — ты уже успела оценить политику Своры — этого не хочет ни один Гончий. А если бы то оказался гусь, который несет золотые яйца, она хотела забрать первые.

— Гусь? — непонимающе спросила Мéарана. — Яйца?

— Вот и пришли.

Они зашли в офис, который, как большинство офисов во всем Спиральном Рукаве, с утра кипел деятельностью. Клерки заполняли бумаги, хмуро пялились в экраны, читали твердые копии, вводили данные с помощью голоса, ключей или прикосновений.

— Вот если бы у них был искусственный интеллект Старой Терры, — сказал Фудир.

Мéарана лишь рассмеялась в ответ.

Он помахал карточкой Своры; должно быть, на Даме чаще имели дело с агентами Лиги, чем на Чертополоховом Пристанище и Арфалуне, поскольку клерк за стойкой лишь взглянул на нее, протянул комплект бланков и указал на ближайший столик, где их можно заполнить.

— Многовато бумаг, как для таинственной Своры, — пробормотал Донован.

— Пока мы их заполним, — пожаловалась Мéарана, — конфедерат догонит нас.

Бланки представляли собой «умные формы», или глугарди на диалекте Восточного Мыса. Они походили на пару мембран толщиною в несколько волосков, зажимавших между собой процессор. Встроенная логическая система была стандартной электронной таблицей, куда в соответствующие ячейки требовалось ввести нужные данные, после чего они автоматически копировались. Донован опробовал три световые ручки, прежде чем нашел работающую, потом стал рыться в документах, чтобы отыскать бланки, которые ему действительно необходимы, — запрос Лиги о неестественной чужеродной личности и запрос Лиги на записи использования карточки чужеродной личности. Была даже графа для ввода номера карточки Своры.

— Неестественной? — спросила Мéарана.

— Не натурализованной здесь. — Донован приготовил ручку, но заколебался.

— В чем дело? Забыл номер карточки?

— Он крутится у меня в голове, — пожаловался Донован. — Но Педант все еще не в духе.

Он оттянул ремешок, к которому под рубашкой крепилась карточка, и прочел светящийся номер на обратной стороне.

Когда бланки были заполнены, клерк сказал:

— Вы не вписали номер карточки чужеродной личности для использования запроса на регистрацию.

— Я не могу ввести номер карточки до того, как вы обработаете запрос о личности.

Клерк отдал второй бланк и, взяв первый, отправился к считывателю бланков и вставил его в сканер.

— Какое имя ты проверяешь? — спросила арфистка у Донована.

— Леди Жульен Мелисонд. Она использовала это имя, когда мы разведывали подступы к поместью Далхаузи на Старом Сакене. Это выстрел во тьме. Если он попадет в цель…

Он попал. Леди Жульен Мелисонд почти три метрических года назад вошла в круг Восточного Мыса с документами Верховной Тары и вышла в тот же день. Значит, номер карточки чужеродной личности. Донован скопировал данные во второй бланк и протянул клерку, который провел его через считыватель.

— Откуда ты узнал? — спросила Мéарана.

— «Шепот прелестницы слышен дальше, чем рев льва». Но я знал это ее имя, а Виллги мог не знать. Она использовала его лишь единожды. А, вот и развязка…

Клерк протянул ему распечатку.

— Неестественные чужаки должны открыть депозит в ган-зардском банке, чтобы доказать, что не обременят общественный бюджет за время своего пребывания. Потом они пользуются карточками для покупок, бронирования номеров, еды, посещения общественных зданий… этот список должен сказать нам, куда она ходила, с кем встречалась… Вот и оно… А! Она посетила два места: ювелирную биржу «Гросс Шмуггери» и планетарный банк тканей.

Мéарана взяла у него листок и прочла сама.

— Ювелирная биржа. Значит, она все еще пыталась отследить медальон. Но почему банк тканей?

Директор планетарного банка тканей по имени Шмон ван Рвегасира-и-Гасдро был широкогрудым мужчиной с угольночерной кожей; казалось, его глаза и зубы парят в воздухе перед лицом. В бесцеремонной, но сердечной ганзардской манере он пожал руки гостям и провел в гостиную, обшитую панелями из темного дерева и украшенную массивными растениями на высоких пьедесталах. Книжные шкафы перемежались с нарисованными пером нечеткими изображениями анатомических препаратов. Он попросил кувшин каффа и развлекал их беседой, пока его не принесли. Ганзарды считали главной добродетелью уют, который они называли гемоот, и ван Рве-гасира был настоящим его знатоком.

Когда дружелюбие достигло предела, директор спросил, что привело Свору в банк тканей. Донован ответил:

— Мы расследуем деятельность леди Жульен Мелисонд с Верховной Тары. Она посещала банк тканей семнадцатого гербсмоната, одиннадцать семьдесят шесть по местному времени. По метрическому времени…

Директор лишь взмахнул рукой. Голоэкран уже отображал календарь.

— Да, что ж… я помню ее. Иномиряне обычно сюда не заходят. Но получить сразу двух посетителей, одного за другим, — это неслыханно.

— Двух, — повторил Донован, переглянувшись с Меара-ной. — Кто второй?

Ван Рвегасира скривил пухлые губы и провел пальцем по парившему перед ним экрану.

— Где же он? А, вот и он. Другого звали Софвари из Ккунтусульфалуги. — Он удивленно моргнул. — Они ведь не попали в неприятности? Вы не охотитесь за ними?

Его лицо одновременно выражало ужас и любопытство. Свора успела обрести популярность в массовой культуре.

— Нет. Наоборот. Им может грозить опасность, и нам нужно предупредить их.

Директор встревоженно кивнул.

— Банк тканей хранит образцы практически всех жителей круга Восточного Мыса и трех других кругов, с которыми мы поддерживаем связи. Это обеспечивает наше правительство ресурсами, как для системы здравоохранения — для замены клонированных тканей посредством ретрогрессии, так и для поддержания правопорядка — для сравнения со следами на месте преступления. Наши ключи для кросстабуляции лучшие в своем роде, а архивы иногда используются регсваллерами — как их у вас называют? Право-валлахами? Законниками? Точно, законниками, для установления права наследования имущества. Всего пять лет назад было дело лже-Хьюберта из Миггелталли, который заявил права на коммерческую империю ван Йаттарйее, и мы…

Донован оборвал его пылкую речь:

— Но что насчет этого Софвари и леди Мелисонд? Зачем они приходили? Они были вместе?

Ван Рвегасира часто заморгал, потом покачал головой.

— Нет. Профессор доктор Софвари пришел третьего ли-стопадомоната и шесть недель пробыл с нашим менеджером, он нанес множество визитов. Генеалогические исследования, как говорится в моих записях. Это поиски предков.

Директор пожал плечами, словно удивляясь, на какие безумства способны иномиряне.

— А леди Мелисонд? — спросила М барана.

Директор пожевал губами, изучая записи.

— Похоже, с той же целью. Мина — тогда она была моим менеджером — записала, что леди Мелисонд спрашивала о Софвари. Она передала ей копию его анализа. — Ван Рвега-сира оторвался от чтения. — Это было недопустимо, верно? У нас нет права передавать исследования одного человека другому. Естественно, Мина была наказана за нарушение.

— Значит, нам вы его не покажете? — спросила Мéарана.

— Это совсем другая пара ботинок! Мы всегда сотрудничаем с властями. Я немедленно заполню накопитель. — Он субвокализировал, и на экране загорелся огонек. — Можем ли мы еще чем-то помочь Своре? Нет? Тогда могу я сказать, какое удовольствие вы мне доставили? Возможно… — И он спросил с преувеличенной робостью: — Возможно, я могу упомянуть о помощи вам перед коллегами?

Чтобы поднять свой престиж среди друзей. Донован представил, как он постепенно набирает очки. «Как я объяснял агентам Своры, когда они консультировались со мной…» Он снял кипу, так чтобы директор увидел его шрамы.

— Это было бы неразумно, сэр.

Директор был слишком черным, чтобы побледнеть, но его глаза округлились, и он кивнул.

— Да, конечно, — сказал он, проведя пальцем по губам. — Ни слова об этом.

— Более того, хорошо было бы удалить все сведения о том, что эта встреча вообще имела место.

— Конечно.

— Это ради вашей же безопасности.

Рвегасира вспотел.

— Ага, понял.

 

ОН ЭСТИР

Когда они покидают Танцующую Даму, желание арфистки наконец исполняется. Она, человек со шрамами и их слуга летят первым классом ганзардского лайнера, «Гертру ван Иджеб-вод», с Гановера до Сшт О’Хары. Роскошный корабль, сочетающий в себе стиль, комфорт и социальное тщеславие, чем по праву славится Большая Ганза: нигде больше одежда так не льстит фигуре, нигде больше самые утонченные вкусы не ублажают так тщательно, нигде больше манерами и статусом не щеголяют с такой непреклонной целеустремленностью.

Внутренняя отделка блистает пышностью, и даже третий класс способен вызвать зависть. Декор тяготеет к вычурным узорам Ганзы. Величественные портреты и пейзажи занимают места между полками, прогибающимися под безделушками и побрякушками. Среди более начитанных жителей Рамажа и Боярышниковой Розы ганзарды считаются невероятно вульгарными, но ганзардский торговый принц может купить или продать половину Рамажа и прихватить Боярышниковую Розу на сдачу, поэтому какая им разница?

— Лучшая маскировка, — поучительно сказал арфистке человек со шрамами за их первым завтраком на корабле, — это правда, но только не вся.

Он сам состоял из частей, вот почему ему нравились частички правды. Они не были целым и подходили ему наилучшим образом.

На время перелета Донован надел личину Авалама с Нового Ченнаи. Это немало позабавило Билли, ибо на терранском жаргоне слово «авалам» буквально означало «звук, который издает непокорный рот». По легенде, он заключил соглашение с домом ван Абмибола и должен разыскать и привезти драгоценности в стиле медальона Мéараны. Частично это была правда. Донован на самом деле подписал такой контракт. Расспросы в «Гросс Шмуггери» не пролили свет на происхождение медальона, но возбудили интерес нескольких импортеров.

— Я понимаю, к чему эти предосторожности, — сказала арфистка, теперь Ариэль пен Дрехон с Нового Корнуолла.

— Билли не самджав, — произнес Чинс, подлив им вина.

На корабле хватало персонала для обслуживания пассажиров первого класса, но в основном они путешествовали со своими лакеями. Струнный оркестр играл приятную музыку, официантки катили между столиками тележки с маленькими порциями на небольших тарелочках.

Мéарана в очередной раз пошла на приступ твердыни его невежества.

— Понимаешь, Билли, когда курьер достигнет Провеншвая и узнает, что мы отправились дальше, он проверит все декларации отбывших пассажиров.

— Он думать, мы чел с Гончим, — заявил пухлый коротышка. — Старый терри кахавата. Идем мы с теми, кто привел нас сюда.

Он сверкнул улыбкой.

Донован успел оценить размеры той твердыни и понимал, что ее так просто не взять.

— Ты мудр, как сам Буд, — сказал он и махнул слуге ладонью, сложив ее в символ колеса.

— Не смейся, — сказала арфистка. — Это обоснованное предположение. Но, Билли, он скоро узнает, что мы еще оставались в отеле после отлета Грейстрока из системы. Поэтому мы должны были отправиться на коммерческом лайнере.

— Но зачем мы брать два билета? Мы лететь вдвое быстрее?

— Другие билеты были на наши собственные имена, — сказала девушка. — Когда агент найдет их, то решит, что мы отправились на «Лоле Хэдли» к луне Джемсона.

Глаза Билли округлились от удивления.

— Мы лететь луна Джемсона? Сильно будмаш место.

— Нет, Билли, мы лететь Сигги О’Хара.

Глаза слуги полезли из орбит.

— Я не понимать.

Мéарана вздохнула, но не отреагировала на злорадный смешок Донована, означавший: «А я ведь говорил».

— Билли… не пойми превратно, но… Чем ты занимался в Закутке Пришдада?

Впервые с момента их знакомства Билли заметно оживился. Он быстро замахал руками.

— О! Я продавать страховку, моя. Толковать анализы рисков, комиссии, выплаты. Низкая цена, но много-много хорошо.

— Билли, — протянул Донован, — если попробуешь всучить мне страховой полис, я отпущу тебя и тебе придется себя убить.

Билли был почти уверен, что Донован так не поступит.

— Ха-ха! Хозяин такой шутник. Не продавать полис. Риск очень большой.

Теперь пришел черед Донована засмеяться.

— Полис очень прост, — продолжил терранин. — Я говорить торговцам-дукандарам, сколько они платить, чтобы не бить их и их магазины.

— Билли! Ты проворачивал аферы со страхованием? — воскликнула арфистка, когда обрела дар речи. — Это ужасно!

— О нет, госпожа арфистка, — возразил он. — Терранская Служба Защиты, хорошая штука. Не давать бандам ’лунов жечь дукан, убивать дукандар. Это большой дхик!

Человек со шрамами рассмеялся и даже хлопнул по столу так, что лязгнули серебряные приборы.

— Афера по защите, в которой на самом деле защищают… Ты достаточно далек от всего этого, Билли. Если ты защищаешь владельцев магазинов от банд ’лунов, рано или поздно банды ’лунов доберутся до тебя. Как едва и не случилось.

Билли Чинс вспомнил о произошедшем, схватил руку человека со шрамами и попытался расцеловать ее.

— Сахб Донован благословенный!

Донован выдернул руку.

— Меня зовут Авалам. Постарайся запомнить.

— Я понимаю, зачем ложные имена и обманные билеты, — сказала арфистка, — но зачем нам поддерживать маскировку на борту корабля? Конфедерат не мог попасть в Провеншвай вовремя, чтобы сесть на «Быстрого Герти», даже если он догадался, что мы на нем. А если бы он был на борту, твоя голова сразу бы выдала нас.

Человек со шрамами промолчал. Перед ним стояла оленина под густой грибной подливой. Он положил вилку с насаженным куском на тарелку.

— Есть лишь два вида людей: осторожные и мертвые.

— А ты не мертв, по крайней мере в определенном смысле.

Ухмылка Донована рассекла губы человека со шрамами.

— Старший стюард знает нас только по именам на билетах. Если продолжим использовать их, мы не собьем его с толку и не привлечем к себе лишнее внимание. В ином случае он может отметить это в официальных отчетах, которые вернутся на Даму и попадут прямиком к курьеру.

Арфистка медленно кивнула и взглянула на Билли, который счел это за сигнал вновь наполнить стаканы.

На площадке начались танцы. Полуодетые девицы скакали, вертели шелковыми вуалями под бешеную музыку, ритмично хлопали себя по туфлям и коротким кожаным штанам. Арфистка и ее спутники наблюдали за действом, погруженные в размышления. Мысли Билли, не сводившего глаз с танцовщиц, можно было прочесть без особых усилий, но мысли Донована кружились где-то вдалеке. Мéаране пришлось попросить, чтобы он озвучил их.

— Хлебные крошки твоей матери, — ответил он. — Она благоразумно оставила след и приняла меры предосторожности, чтобы найти его было непросто. Но, как мне известно, только три человека знали, что она называла себя леди Мели-сонд.

— Значит, она ожидала, что кто-то из вас отправится за ней.

— Похоже на то.

— Так что волнует тебя больше? То, что она оставила след для Грейсгрока или Маленького Хью или что могла оставить его для Донована?

Человек со шрамами застыл, его лицо исказилось. Он забормотал, вцепившись обеими руками в край стола. Билли поднялся с места.

— Я позвать доктора, гилди, — сказал он.

Но арфистка удержала его, и терранин медленно сел обратно на стул.

— С ним такое часто случается, — сказала Мéарана.

— Сахб Донован много болен.

— Да. Не стоило брать его с собой.

— Зачем ты сделать это с больным человеком, тогда? — На лунообразном лице Билли вспыхнул гнев.

Девушка вздохнула.

— Я не знаю, Билли. Правда, не знаю. Я думала… может, я должна ему это.

Но она не объяснила, что имела в виду.

На следующий день стюард сообщил, что второй помощник капитана приглашает их за свой стол. Здесь требовалась надлежащая одежда, но Спиральный Рукав большой, и понятие «надлежащая» охватывало большое разнообразие нарядов. Донован решил одеться так же, как и во дворец Йенлуши, поскольку тот костюм еще оставался в памяти всякнаряда.

Порывшись в сумке с пожитками, Донован нашел в кармане две керамические шкатулки. Одна была белой, другая белой с красными полосками. Внутренний Ребенок отпрянул, подумав, что это бомбы, подложенные агентом Конфедерации, и человек со шрамами упал. Арфистка, ворвавшись в комнату, обнаружила его лежащим в позе зародыша.

— Что случилось? — воскликнула она. — Ты ранен?

Раненой оказалась только его гордость, поэтому он промолчал. Донован вынул обе шкатулки из сумки и внимательно изучил их.

— Что это? — спросила арфистка.

Донован заметил разъемы древней модели.

«Сюда что-то вставляется, — сказал Ищейка. — А здесь еще что-то».

Шкатулки были испещрены едва различимыми надписями. На одной они сильно напоминали завитушки старого танта-мижа; на другой — дикая смесь извилин, крючков и точечек. Такого он никогда раньше не видел. Или видел?

«Хах, — бросил Педант, — иногда тебе все же нужен старый хрыч, верно?» Ахилл, вышедший из палатки, и то не смог бы придать голосу большего триумфа.

— Где мы видели похожее письмо раньше? — спросил Донован.

Его вопрос предназначался Педанту, но ответила арфистка:

— Так это же украшения с пришдадских вывесок!

Человек со шрамами разозлился на Педанта из-за того, что его обошли, и на Донована из-за той легкости, с которой целый разум мог обрабатывать информацию, тогда как ему это удавалось только через спор. Если бы Фудир не обидел Педанта, если бы Педант не рассердился, он бы тоже сразу все понял.

Мéарана взяла шкатулку и попыталась прочесть надпись на старом тантамиже.

— Ву-ра-гит, — медленно, по слогам, прочитала она.

— Биракид, — внезапно узнав слово, сказал Донован.

Он пошатнулся, едва понял, что ему так ловко подложили в пожитки.

— Биракид Ши’ас Накоптайини. «Плюющие вниз начальники».

Арфистка дернулась и выронила шкатулку, но Силач поймал ее на лету.

— Священные книги Арфалуна! — воскликнула она. — Но как они?..

Улыбка человека со шрамами была мрачной, хотя в ней чувствовалась искренняя радость.

— Прощальный подарок Маленького Хью. Должно быть, они с Грейстроком подслушали, что я хотел бы их прочесть.

Внутренний Ребенок испугался мести от верующих, но Фудир успокоил его:

— Таких книг должны быть сотни. Хью достаточно умен, чтобы оставить муляжи. Они могут никогда не узнать, что два образца исчезли.

— Но как, — спросила Мéарана, — их прочитать?

Человек со шрамами осмотрел разъемы, и Ищейка покачал головой.

— Давно забытые технологии, — сказал Донован и со вздохом бросил шкатулки на кровать. — Наши далекие предки водили тростинками по грязи и запекали ее в таблички. Даже спустя тысячи лет мы можем прочесть те древние тексты. Но похоже, чем сложнее технологии, тем эфемернее они становятся. Тут сокрыт урок, арфистка. Но какой именно — мне неведомо.

 

ДЖОР (МАДХИЯ)

[6]

Винтовая лестница отличается от остальных дорог Электрического авеню, потому что она пересекает пласты Спирального Рукава. Большинство дорог, по причинам, которые остаются за пределами человеческого понимания, проходят по определенным уровням, параллельным галактической плоскости. Ученые-валлахи с умным видом вещают о круговороте плазмы, угловых импульсах и деламинациях, но истина в том, что они не знают ответа, а умный вид делают, чтобы другие об этом не догадались. В итоге на небосклоне есть звезды, которые навеки останутся недоступными.

Винтовая лестница — исключение, которое лишь подтверждает правило. Огромный водоворот плазмы берет начало возле Рамажа, высоко над галактической плоскостью, закручивается вокруг Алабастера и Сигги О’Хары, падает в кольцевую развязку Большой Ганзы и проходит под Чертополоховым Пристанищем, потом снова поднимается на протяженность, известную как Большой перекресток, где еще раз огибает Сигги О’Хару и направляется к Отважному Ходу, а потом еще дальше, к Гатмандеру, где превращается в Глухую Дорогу.

«Быстрый Герти» идет без остановок к Сигги О’Харе. Арфистка и человек со шрамами используют вынужденное бездействие, чтобы проанализировать те крупицы информации, что им удалось собрать, складывая детали так и эдак, в надежде получить цельную картину.

— Почему мы не останавливаемся на Бангтопе-Бургенланде? — спросила арфистка, когда Донован заявил об изменении плана.

Она сидела во вращающемся кресле в гостиной их многокомнатной каюты. В руках девушка держала арфу, настраивая ее на третий лад.

Каюты первого класса на ганзардском маршрутном лайнере оказались большие, просторные и в роскоши способные состязаться с лайнерами Хэдли. Низкие и удобные диваны и кушетки были обиты превосходной мягкой кожей из шкур меграномерских длиннорогов. Стены скрывались под гобеленами с оленями, охотниками и горными ручьями. С гравюр довольно взирали бюргеры. Из хорошо укомплектованных кухонь летели приятные ароматы. За комфортом пассажиров надзирал целый штат слуг, и Билли Чинс с готовностью взялся ими руководить. Как главный мажордом сахба Авалама, он заваливал их инструкциями, половину которых они не понимали или притворялись, будто не понимают.

— Это просто, госпожа арфистка, — сказал Билли, продолжая драить комнату, которую убрали только что ушедшие слуги. — Мы стоять — погоня догонять нас.

— Если погоня вообще есть. Фудир, ты просто осторожничаешь или у тебя есть причина?

Человек со шрамами свернулся на кушетке, держа планшет на сгибе локтя. На нем был шафранового цвета халат и расшитые бисером тапочки-мокасины, любезно предоставленные стюардами. Время от времени он прикасался к экрану, листая текст.

— У меня есть полдюжины причин, — сказал он. — Если бы Донован не читал книгу, я бы назвал еще больше.

Бросив взгляд на Билли, Мéарана заметила у него на лице понимание, впрочем, оно тут же сменилось обычной маской. «Он догадался о состоянии хозяина», — подумала она.

— Не изволить ли ваша делиться сими причинами, — спросила она, пытаясь подражать терранскому жаргону, — или хотя бы одной из них.

Донован продолжал читать, что требовало лишь глаз, а не губ и ушей, поэтому человек со шрамами уделил ей часть внимания. Ответил Фудир:

— Мы знаем, что искала твоя мать — место происхождения медальона. Можно быть уверенными, что она выяснила его и отправилась туда. Но мы не знаем, почему она считала медальон таким важным. Или как он мог защитить Лигу от Конфедерации.

— Невозможно, сахб, — сказал Билли, печально покачав головой. — Имена сильно-сильно аддикара, а-ах… есть много-много власти. Держать Терру.

Он вытянул руку, словно сжимая в ней шар.

— Так почему мы не остановимся на Бангтопе? — продолжала выспрашивать арфистка.

— А потому, что мы струируем вопросы Своре на Бангтоп, проходя мимо, — пояснил Фудир, — а она отправит ответ через Круг на платформу «Высокий Каддо» у Сигги О’Хары, так что сообщение уже будет ждать нас, когда мы прибудем туда. Зачем ползти туда и обратно ради такого?

Он бросил слуге пакет и накопитель.

— Вот, Билли, отнеси пакет менеджеру, и пусть он поставит его в очередь струирования на Бангтоп. Два сообщения: одно насчет ювелирной биржи, другое про банк тканей.

— Ты спросишь и о Софвари-валлахе, — догадалась Мéарана.

Фудир устало вздохнул.

— Меня еще не прибило старостью. Имя Софвари всплывало дважды или трижды, если он — тот, кто оставил посылку на Арфалуне. А это уже не списать на совпадение. Либо она следовала за ним, либо он следовал за ней.

Он оторвал взгляд от книги, и Мéарана поняла, что к ним присоединился и Донован.

— Как человек может читать в таком шуме! — раздраженно сказал он и отбросил планшет.

Мéарана догадалась, что Донован имел в виду разговоры своих частей. Осколки любили болтать между собой, когда приходило время поразмыслить. Иногда девушка задавалась вопросом, как старик вообще способен думать.

— Есть и третья вероятность, знаете ли, — сказал им Донован. — Никто ни за кем не следовал, но они шли по одному следу. Софвари втянул ее в это дело. Кажется, понятно. А она, наверное, хотела сопоставить результаты, когда он доберется до Арфалуна, но они разминулись. Софвари, должно быть, прибыл туда уже после нее, думая, что прилетел первым. Иначе зачем оставлять накопитель? Но он прибыл первым на Танцующую Даму и отбыл до того, как прилетела бан Бриджит. Даже арфистка должна понять почему.

Мéарана настроила несколько струн.

— Они шли по лестнице в разные стороны. После того как они разделились на Чертополоховом Пристанище, мать отправилась домой, проводить исследования. Когда она вернулась на Чертополохово Пристанище и узнала, что Софвари не дождался ее, она отправилась на Арфалун, чтобы перехватить его. Но он туда еще не добрался. Мать потеряла терпение и спустилась по Винтовой лестнице к Танцующей Даме.

Донован фыркнул.

— И вероятно, разминулась с Софвари, который в это время поднимался. Ты понимаешь.

Мéарана дернула струну, нахмурилась, повернула колок.

— Я ничего не понимаю. Почему мать вернулась на Дангчао для исследований? Она могла провести их на Чертополоховом Пристанище и уйти вместе с Софвари. Почему Софвари не дождался ее на Чертополоховом Пристанище? Почему ему потребовалось больше времени, чтобы достигнуть Арфалуна, чем матери?

Человек со шрамами улыбнулся, сверкнув зубами.

— Масло и вода, девочка. Гончий без устали идет по следу, а ученые-валлахи двигаются рывками. Как мог Софвари оставаться на Чертополоховом Пристанище, когда его манил банк тканей Ганзы? Но, оказавшись там, он неделями торчал в хранилищах. Подобное поведение остается загадкой для деятельных людей вроде твоей матери. Ей не могло прийти в голову, что он станет попусту терять время.

Он рассмеялся и тихо пробормотал:

— Да, Педант. Я не сомневался, что ты поймешь.

— Но почему мать попусту теряла время? Почему провела две недели дома за исследованиями, которыми могла заняться практически всюду? Уроборос Чертополохова Пристанища связан с Кругом. В худшем случае она могла подняться по Шелковому пути к Верховной Таре.

— Значит… — улыбка человека со шрамами походила на ножевую рану, — она хотела получить доступ к чему-то, что было только на Дангчао.

— И что это?

— Ты.

Арфистка взяла фальшивую ноту и посмотрела на человека со шрамами с удивлением, которое тут же попыталась спрятать, опустив голову.

— Сомневаюсь, — пробормотала она, обращаясь к струнам.

Донован кивнул слуге.

— Что ты думаешь, Билли?

— Не смекать, все туда-сюда. Идти туда. Идти сюда. Роман, я считать.

— Роман! — воскликнула Мéарана.

Человек со шрамами заинтересовался:

— Почему ты так сказал, мальчик?

— Сахб! Мужчина гнаться за женщиной, женщина гнаться за мужчиной. Какие еще причины?

Донован засмеялся:

— О, это была бы отличная шутка! Чего стоят честь и долг, когда Кам’див Бестелый пускает стрелы любви!

Мéарана взяла несколько диссонирующих нот.

— Этот вариант мне не нравится.

Человек со шрамами встряхнулся и указал на Билли:

— Пока я не забыл… В этом накопителе хранится чип, который Софвари оставил бан Бриджит. Там нет ничего, кроме колонок с цифрами. Статистика, базы данных. Посмотри, сумеешь ли разобраться в них.

Билли посмотрел на сжатый в руке накопитель и застенчиво улыбнулся.

— О да, сахб. Дитя Чуда много верить в бедного Билли Чинса. Я поработать немного времени, ты увидеть.

Донован фыркнул:

— Потом найдешь меня, и обсудим это.

Билли поспешно отправился выполнять поручение, и Мéарана спросила:

— Думаешь, он справится?

Донован развел руками:

— Он говорит, что хорош в этом. Пускай его диалект не вводит тебя в заблуждение.

Донован погрузился в чтение, арфистка — в игру, в каюте зазвучала «Охота на бан Бриджит». Это была вариация мелодии, которая особенно нравилась ее матери, и девушке казалось, что музыка притягивает мать к ней. Но она играла на третьем ладу и отлично понимала, что это значит. Даже от более мягких струн на третьем ладу веяло злостью — больше огня и желтой обиды. Арфистка выбрала его, особенно не задумываясь. Но пока она не знала, кто навлек на мать ее рок, против кого направить эту злость?

Пару минут спустя Донован откашлялся. Обрадовавшись поводу оторваться от растущего напряжения, Мéарана ладонью накрыла струны.

— В чем дело? — спросила она.

Донован постучал по экрану планшета.

— Это сокращенное издание «Дней Содружества», составленное на Ладелторпе восемьдесят метрических лет назад. В истории публикации говорится, что оригинальное издание вышло в свет триста пятьдесят лет назад на Мире Фрисинга.

Арфистка кивнула.

— И?

— И какое издание читала твоя мать?

— Э-э…

Донован отложил планшет.

— Отправь еще одно сообщение своему приятелю, Тенботтлзу, и попроси его узнать. И пока он этим занимается, проверь издания других книг. А я составлю отчет для Грейстрока и Хью, мы сбросим его им, когда будем проходить через Юберг.

Мéарана удивленно приподняла брови.

— Так мы больше не скрываем от них информацию?

— Конечно скрываем. Кроме общеизвестных сведений.

Мéарана склонилась над арфой и сыграла короткую веселую мелодию, чтобы спрятать улыбку.

— Вы можете вновь стать друзьями.

Донован заворчал:

— За неимением лучшего слова, назовем это благодарностью.

Арфистка рассмеялась.

— Фудир может быть благодарным за священные книги Арфалуна. Не думаю, что Донован чувствует то же самое.

— Дело не в этом. Или не совсем в этом. Грейстрок… Забудь о том, что сделал Грейстрок. Использовать Гончих логично. Свора куда быстрее выследит Софвари. Он не мог замести следы так же хорошо, как Гончая.

— А если мы найдем Софвари, то найдем и мать!

— Или найдем, где она похоронена.

Подлый выстрел. Донован проскользнул глубоко и достал из темной бездны своего разума отравленный дротик. Арфистка не ожидала подвоха, и тот попал в цель. Девушка вскочила и выбежала из гостиной.

— Но скорее всего, — сказал Донован пустой комнате, — он тоже пропал.

Через пятьдесят метрических минут вернулся Билли, Донован уже начал волноваться за него. Он влетел в номер, сжимая в руке пакет с сообщением.

— Это прийти к сахбу! — с порога воскликнул он голосом столь же дрожащим, как и его рука.

Донован взял пакет и увидел, что он был адресован «человеку со шрамами на голове». А кто в Спиральном Рукаве знал, что такой человек находится на борту «Гертру ван Иджебвод»? Он схватил Билли за куртку:

— Где ты это взял?

Внутренний Ребенок забормотал: «Курьер! На борту!»

— Прошу, сахб! Послание, оно быть у менеджера. Сигнал-человек не смекать «человека со шрамами», но он знать, что ты носить кипу. Я тоже сказать: «Где ты его взял?» Сахб! Оно прийти со струированием из Нии Стоггома во время облета. Как этот человек послать его, откуда знать, что ты тут?

Донован внимательно изучил печать на пакете. Внешний штамп — отметка сигнальной рубки о получении. Место отправления — Танцующая Дама, передано через Круг, конфиденциально. Это означало, что сообщение было автоматически расшифровано по стандартному коммерческому коду. Внезапно тревога оставила его. Он похлопал Билли по плечу.

— Все просто, мальчик! Он послал такое же сообщение на все корабли, которые покинули Танцующую Даму. Делай ставку на каждое число — и ты каждый раз будешь в выигрыше!

Человек со шрамами сломал печать и достал бумагу.

«ДОНОВАН, — говорилось в послании, — ДВЕСТИ ТЫСЯЧ ГЛАДИОЛЬСКИХ ВЕКСЕЛЕЙ НА ТВОЙ ИЕГОВЯН-СКИЙ СЧЕТ, ЕСЛИ ТЫ ОТКАЖЕШЬСЯ ОТ СВОЕГО ТЩЕТНОГО ПОИСКА».

Само собой, без подписи. Одно его существование служило наилучшей подписью.

— Что в сообщении, сахб?

Донован покачал головой.

— В нем говорится: «Только не бросай меня в терновый куст, б’ат Лис». — Он улыбнулся Билли и смял послание в кулаке. — Кто-то хочет заплатить мне, чтобы я сделал то, чего мне делать неохота.

— В чем дело? — спросила Мéарана.

Она вышла из своей комнаты с мокрыми глазами и красным, опухшим лицом. К груди, словно щит, она прижимала арфу.

Донован бросил смятое сообщение, и оно медленно улетело в камин, где сгорело дотла.

— Предложение выкупить твой медальон за двойную цену.

Арфистка склонила голову набок и наиграла пару случайных нот.

— Щедрое предложение? — спросила она.

Донован кивнул:

— Очень.

— Тогда, полагаю, нам лучше все-таки найти их…

Донован вздохнул, закрыл глаза, и…

…Стол — темное дерево, в длину больше, чем в ширину, очень вычурный, несмотря на то что воображаемый. Комната, посреди которой он стоит, расплывчатая, углы скрываются в тенях, горят тусклые лампы, их мутные отражения мерцают на отполированной поверхности стола. Вокруг него — десять мягких стульев с высокими спинками, на столе перед каждъш лежит блокнот из умной бумаги и световая ручка.

Семь стульев заняты.

Донован оглядывается.

— И чья это затея?

«Педанта», — говорит Ищейка. Он похож на борзую собаку, настолько худощавый, что выглядит выше товарищей. У него тонкий орлиный нос, в пронзительных глазах читается настороженность, а выступающий квадратный подбородок выдает решительный характер.

— Всегда было интересно, как ты выглядишь, — говорит Донован.

«Иронизируешь, — отвечает Ищейка. — Хочешь, я опишу тебя?»

— Зачем? Мы же один человек, верно? Хоть и с разной внешностью.

«Значит, важна только внешность. Вспомни, что у человека лишь некоторые гены такие же, как у шимпанзе. Но это говорит не о том, как похожи человек и обезьяна, а о том, как мало в важных делах значат гены».

Донован думает, что узнал бы Педанта даже без его тяжеловесных фраз. Его тело кажется тучным, а лицо лоснится, как у только что плотно отужинавшего человека. Серые водянистые глаза придают ему мечтательный, задумчивый вид. Педант заходится смехом.

«Аристотель сравнивал акт познания с актом поедания. В обоих случаях ты принимаешь что-то внутрь и оно становится частью тебя»-.

Такое раздражающее «фактословие», словно радий, излучает Педант, если не пребывает в состоянии угрюмости, когда он будто удаляется в частный клуб, члены которого никогда не общаются друг с другом.

Донован внутренним взором окидывает одну личность за другой.

— Итак, какой план и к чему эта визуализация? — Он смотрит на Фудира, который обычно контролирует зрительную кору, но аферист сидит за дальним концом стола, и выражения его лица не разобрать.

— Ты возьмешь взятку? — в лоб спрашивает Фудир.

— Двести киловекселей? — Донован смеется. — Почему нет?

Справа, чуть дальше за столом, зарокотал Силач. Эта версия Донована выглядит такой же крупной, как Педант, но крепкой и твердой и одновременно гибкой и спортивной. Твердость читается даже в его глазах.

«Не нужно от нее убегать, — говорит он. — Нас можно так задешево купить?»

— Не так уж дешево. Денег хватит, чтобы спаивать Фудира, сколько он захочет.

Фудир качает головой.

— Это тебе нужно притуплять страх алкоголем.

— Или для того, — отвечает Донован, — чтобы успокаивать духов.

— Как мило! Каких еще духов?

— Духов прошлого, которые преследуют тебя в настоящем.

— Мерзавец!

— И дело не в том, что мы бросим ее, Силач, а в том, что мать бросила ее.

«Méapana никогда не бросит мать». — Рядом с Силачом сидит закутанная фигура, говорящая шелковистым соблазняющим голосом.

— Ты так думаешь? Она прямо сейчас стоит на грани возмездия. Малейший толчок…

«Возмездия? За что?»

— Как часто бан Бриджит бросала арфистку? Почему бы ей не отплатить той же монетой?

«Если она бросила ее, это не значит, что и мы имеем моральное право поступить так же».

«Бан Бриджит была на заданиях, — говорит Ищейка. — Она не бросала ее».

— Какая трогательная вера в логику, Ищейка. Но дело не в том, как это было, а в том, как воспринималось. Я никогда не говорил, что она намеревается оставить поиск. Я говорил, она чувствует себя вправе так поступить.

С дальнего края стола отзывается Фудир:

— Откуда тебе знать, что она чувствует, Донован? Тебе самому нужны чувства, чтобы распознать их в других.

Донован склоняет голову.

— Думаю, тебе стоит попросить Педанта стереть те воспоминания. Их призраки, похоже, до сих пор тревожат тебя.

— Это не его воспоминания, и не ему их удалять. Как насчет твоих призраков? Это ведь тебя пытали Названные. Я все проспал. Неудивительно, что ты в страхе сбежал.

Маленькая копия Донована, с большими глазами и торчащими ушами, соскальзывает с кресла и бежит к стене. Из темноты доносится звонкий щелчок закрывающегося дверного замка.

«Курьер нас пока не догнал, но нужно запереть двери».

— Это же не настоящие двери, Ребенок, — посмеивается Донован.

«И Зорба… Зорба выследит нас, если мы бросим ее!»

— Если мы доставим ее в целости, у Зорбы не будет повода жаловаться.

— А что с бан Бриджит, — говорит Фудир, — и ее находкой? Разве Зорбе они не нужны?

— Его угроза относилась только к арфистке, — отвечает Донован. — Если он хотел более широкого контракта, надо было уточнять условия. Брось это, Фудир. Бан Бриджит больше нет. Зорба это понимает. В итоге поймет и Мéарана. И что бы она ни открыла — или думала, что открыла, — лучше оставить все как есть. Оружие, которое спасает мир, способно разрушить его.

«Не будь так уверен».

— Уверен в чем, Ищейка? Что она мертва? Или что это ужасное оружие не стоит искать?

«Что курьер отстал от нас».

— Ах-х! Пусть сообщение не пугает тебя. Ты слишком много читаешь между строк.

«Это и означает интеллект. Inter legere, на мертвом рамавасийском языке. „Читать между строк“».

«Определенно, человек достаточно умный для того, чтобы разослать сообщения на каждый корабль, достаточно умен, чтобы узнать, где оно найдет свою цель».

— Ты ведь не думаешь, что они и впрямь заплатят? — говорит Фудир. — Двести тысяч векселей, чтобы просто вернуться домой и пить? Мы привыкли делать это бесплатно. Скорее всего, нас ждет нож в ребра, а не векселя в ладони.

«Если Названные знают, — говорит Ребенок, — что бан Бриджит искала некое оружие против них, то зачем Им бросать поиск, даже если его бросим мы, даже если его бросит Мéарана, даже если бан Бриджит потерпела неудачу?»

— Какая разница? Мы выйдем из игры, вернемся на Иегову, а арфистка на Дангчао. Подальше от ока бури.

«Нет. Если бан Бриджит нашла оружие до того, как Они убили ее, то Они уже получили его. Но если Они убили ее прежде, чем она нашла оружие, — ши если она погибла, когда добралась до него, — тогда Они пока не знают, где оно».

Донован отвечает:

— То, что она погибла, когда нашла его, не самый лучший аргумент, чтобы продолжать поиск.

«Подумай хорошенько, Донован. Если с помощью арфистки легче всего отыскать бан Бриджит, а вместе с ней и оружие, то когда Названные придут за ней? И кто тогда защитит ее?»

Все замолкают, и Фудир наконец отпускает замечание:

— Зорбе это не понравится.

— Что, мы будем стеречь ее весь остаток ее жизни?

«Похоже на логичный вывод».

«Иразве мы не связаны долгом?»

— Тут нет доказательств. Если арфистка заварила кашу, то приглядывать за котлом ей, а не нам. Она не ребенок, чтобы уходить от последствий своих решений.

— О, если бы мы ушли от последствий своих!

— Спиральный Рукав — жесткое место. Тут никто не обещал безопасности или успеха.

«Ты ведь не всерьез!»

— Думаешь? Кто за то, чтобы взять деньги, поднимите руку.

Призрачные образы подняли руки: Донован, Внутренний Ребенок, Ищейка.

— Ищейка! — восклицает Фудир.

«Это рациональный курс».

— К черту логику! Но тогда у нас четверо против.

Он, Силач и Шелковистый Голос поднимают руки — и все взоры обращаются на Педанта.

Но тучное тело качает массивной головой:

«Я — факты, а на вопрос, стоит брать взятку или нет, невозможно ответить одними фактами. Ни логика, ни страх, ни сантименты, ни грубая сила, ни любая другая часть того, кем мы были прежде, не может дать ответ. Скорее, наоборот ».

«Три к трем, один воздержался».

Фудир трет кулаком стол.

— Вопрос спорный. Мы ничего не можем сделать, пока не доберемся до Сигги О’Хары. Я предлагаю сопроводить ее до Круга. Все, что узнаем, мы сможем передать Грейстроку и Хью.

Донован вздыхает.

— Я помню время, когда мы должны были сопроводить ее только до Верховной Тары.

Силач рокочет: «Один вопрос — кто-то удивился пустым местам за столом? Педант, ты все начал. Зачем десять стульев?»

На лоснящемся лице отражается тревога.

«Я не понимал…»

«Я понимал».

Как и Силач, Ищейка обладает доступом к сенсорным входам.

— Почему десять воображаемых стульев важнее семи? — спрашивает Донован.

— Ребенок, у тебя есть воображение. Это ты?..

«Не я, Шелковистый. Я — Страж. Я воображаю угрозы».

«Ага? Тогда их слишком много…»

Потеряв терпение, Донован открывает глаза…

И он снова оказался в гостиной, пошатнулся, и арфистка схватила его за руку, чтобы не дать упасть.

— С тобой все в порядке? — спросила Мéарана.

— Как… как долго меня не было? — спросил он с нарочитым смятением.

— Пару секунд. Ты бормотал.

Донован изобразил смешок:

— Добрый старый Фудир… накинулся на меня. Я… плохо себя чувствую.

Она помогла ему дойти до кушетки и мягко опуститься на нее.

— Билли, — сказала Мéарана, — принеси сахбу Доновану апельсиновый сок.

Пока слуга выполнял распоряжение, арфистка собрала вокруг человека со шрамами подушки.

— Лучше?

Донован попытался заговорить, но понял, что Фудир держит его за язык. Его голос стал невнятным, как у человека, которого хватил удар. Фудир понял, что это лишь содействовало планам Донована, и отпустил его.

— Да, — закашлялся Донован, — лучше. Спасибо.

Он выпил сок и вернул пустой стакан.

— Мéарана… думаю, путешествие требует от меня слишком многого. Я устал и в смятении. Нужно отдохнуть, собраться с силами.

Для пущего эффекта он засипел, но старался не переигрывать. Арфистка села напротив и положила локти на колени.

— Мы осмелимся? А как же курьер Конфедерации?

— О, госпожа, — Билли откликнулся от раковины, где полоскал стакан, — он идти долго за «Лолой Хэдли» к луне Джемсона. Сахб Донован так говорить.

— Нет, — ответил Донован. — Он выведает о «Лоле» через Круг и узнает, что мы не на борту… На это уйдет некоторое время. «Лола» может выйти на связь, только когда попадает в системы с Кругами. Так что мы опережаем его, но в итоге он распутает клубок и… — Он сжал руки арфистки. — Я не знаю, что смогу сделать, когда он настигнет нас.

— Может, нам стоит…

— Что?

Мéарана освободила руки и отвела взгляд.

— Может, нам стоит принять предложение Грейстрока и передать все ему?

Она не смотрела на него, пальцы слабо шевелились, будто перебирали струны арфы, которой сейчас при ней не было.

Донован заговорил, словно нехотя уступая:

— Грейстрок и Хью лучше подготовлены… Зачем волноваться насчет печи, если они могут приготовить еду?

Донован никогда не верил, что арфистка пустилась на поиски «потому, что дочь лучше знает свою мать». Какая дочь вообще могла такое знать? Она гналась за бан Бриджит, и гналась за ней всю свою жизнь.

— Бросим это.

Арфистка оказалась перед тяжелым выбором. Донован почти увидел, как по кварцу ее решимости побежали трещинки, и понял: сейчас она скажет, что бросает поиск.

— Когда доберемся до Сигги О’Хары… — сказала Мéарана.

Донован ждал, чем она закончит, но арфистка лишь покачала головой и отвернулась. Она заплакала и ушла в свою комнату.