Скульптуры из синего стекла делали бар отеля похожим на страну мертвых. Но через несколько минут, ровно в одиннадцать, взревет электророк, и бар станет огненно-красным.

Люк мгновенно заметил Саммер. В потоках мертвенно-синего цвета она сияла, как луч солнечного света в комнате, где теснятся зомби. Бледно-золотистое платье в виде связанной узлом полоски шелка, смутно напоминавшее греческий стиль, сливалось с ее золотистой кожей. Плечи были обнажены, лишь линия шеи была скрыта. Платье свободно облегало тело, лаская его. И молило о прикосновении…

…о каком он мечтал и сам вчера ночью…

Саммер откинулась назад и оперлась на стойку бара, легонько покачивая ногой. В руке у нее был бокал. Как она красива! Загар завсегдатая пляжа. Божественное тело, нежное, с прекрасными формами. Она соблазнительно изогнулась и казалась такой маленькой, что мужчина мог бы вытворять с ней что угодно, если бы она поддалась ему.

Сидящий на соседнем табурете мужчина наклонился к ней и что-то сказал. Люк отошел от двери. Его движение привлекло взгляд Саммер, и она замерла.

Но не улыбнулась.

Что ж. Лучше ненависть, чем безразличие, верно?

Люк шагнул к ней, а она повернулась к соседу и улыбнулась. А у того черные волосы, черт его подери. Он определенно мужчина ее типа, и это удручало Люка.

Он пересек зал.

С намеком на флирт – вы и вправду готовы позволить мне поцеловать вас? – мужчина поднес ее бокал к своим губам. А когда поставил, Люк спокойно взял этот бокал и толкнул его по барной стойке. Грегуар, который так и не стал главным барменом из-за рассеянности, немедленно убрал бокал и поставил новый.

– Люк Леруа. – Люк протянул руку черноволосому мужчине.

Тот попытался сжать ее как можно сильнее, как это принято у американских бизнесменов. Однако у Люка были руки такого пианиста, чьи фортепьянные клавиши часто весили по сорок фунтов. Он просто не заметил попытки устроить соревнование «кто крепче пожмет руку».

Какого черта, не зря же я француз?

– Саммер. – Люк взял ее руку и поцеловал.

Рука слегка дернулась.

Этот слабый рывок вызвал дрожь в его теле, тихий перезвон, который было невозможно остановить. И Люк отпустил ее руку, с невольной благодарностью лаская ее.

– Саммер… Кори? – спросил мужчина. Его глаза засверкали с еще большим интересом, а Саммер взглянула на Люка с отвращением.

– Мне надо поговорить с тобой. – Люк стянул ее с табурета, холодно глядя на бизнесмена. – Извините нас. Дела.

– Дела?

Саммер была на удивление доверчива, и Люк почувствовал себя виноватым.

– Ну… не совсем, – признался он, когда привел ее в Terrace des Fortunées, огромный зал, безлюдный в этот час. Через стену стеклянных окон во внутреннем дворе виднелся пустой белый квадрат холодно поблескивающего катка. Мелкий дождик замерзал на его поверхности.

Она стояла перед Люком, скрестив руки и натянув шелк платья на грудь. Саммер освещали только неяркие огни внутреннего двора, и в полутьме она выглядела прелестной, светящейся золотым светом. Ему казалось, что она померкнет, если он не обнимет ее, не закроет от сквозняка. Все его тело изнывало от жажды защитить ее. Обладать ею.

– Так о чем конкретно ты хотел поговорить? – холодно спросила она. – Я была занята.

Он сунул руки в карманы, чтобы заставить их вести себя прилично.

– Вот как раз об этом. О том, что ты делала, когда была занята.

Ее улыбка дразнила его. Ему хотелось повернуть время вспять, вернуть тот миг, когда впервые увидел ее и она показалась ему беззащитной, полной любви женщиной. Он хотел исправить ошибку, которую сделал в первый день их встречи, когда гордость взяла верх над его чувствами и заставила его выйти из номера, оставив ее лежать в одиночестве. Какие отношения могли бы сложиться у них, если бы он занимался с нею любовью до тех пор, пока ее тело не стало бы жарким и доверчивым? Его сердце оказалось бы в ее мусорке? Или ее сердце – в его руках?

– Когда я говорил о более высоких требованиях…

– Иди на хрен, – перебила она.

Он отшатнулся.

– Прошу проще…

– Еще бы не просил. Ты мне надоел.

Она повернулась, отряхивая платье, будто к нему прилипли крошки.

Он схватил ее повыше локтя, и она замерла, глядя на его руку – золото против золота.

– Нет, – мягко сказал он, потому что понял нечто важное. – Нет, не надоел.

Она дернула локтем, но очень слабо.

А он, вместо того чтобы сжать ее крепче, пошевелил большим пальцем. Просто слегка провел им вверх и вниз. Она быстро, поверхностно вздохнула. Он начал гладить ее руку, будто изучал свою власть над ней, смотрел, как поднимается и опускается ее грудь под золотистой тканью платья, а потом взглянул ей в глаза.

– Тебе понравилось манго, Саммер? – тихо спросил он.

На мгновение вспыхнули блестящие глаза цвета голубой лагуны, и Саммер отвернулась.

– Хороший плод я выбрал? Свежий, зрелый и мягкий, превративший в сок солнечный свет. Я подал тебе то, что ты хотела?

– Я не хочу, чтобы ты говорил мне «ты», – сказала она решительно и бесцеремонно, разрушая чары, которые он пытался сплести.

Он задохнулся, как от пощечины, и мог только смотреть на нее.

– У нас нет близких отношений, – холодно продолжала Саммер. – И я не хочу, чтобы они были.

Если у человека сильно развито самообладание, то иногда ему очень тяжело. Например, он не может позволить себе двумя руками объять ее руки и в раскаленном добела гневе сжать так, чтобы появился оттиск близости.

– Когда мой большой палец оказывается у тебя во рту, тогда и возникают близкие отношения?

Теперь она выдернула руку. Тем лучше. Так он не раздавит ее в тисках своего захвата.

– Да, но, кажется, мы установили, что мои приемы орального секса не соответствуют твоим высоким требованиям, поэтому ты будешь говорить мне «вы».

Ее слова ошарашили его. Все это было противно. А она стояла в золотом платье, такая прекрасная, и… была готова, как тигрица, превратить в щепки свою клетку.

Клетка? Какого черта? Он тяжко покачал головой.

– Саммер. Я вовсе не это имел в виду…

– Господи, как ты мне надоел, – сказала она и шагнула к двери.

Раскрытой ладонью, вытянув руку над головой Саммер, Люк толкнул дверь, и она закрылась. Саммер повернулась, ощущая его тело как броню для себя. Или как клетку. И замерла, медленно дыша в такт с его дыханием, пока он наполнял свои легкие ее ароматом. Кокосовый орех и вызывающий смутные желания, но одновременно полный решимости солнечный свет.

Ее глаза распахнулись. Она наклонила голову и смотрела на него, касаясь губ языком. Его тело напряглось, и возбуждение заставило его прижать ее спиной к двери.

Точно как она хотела. Она и платье выбрала такое, чтобы пойти в бар и позволить первому попавшемуся мужчине сделать с ней это.

– Разве тебе не хочется узнать, что я имел в виду, когда говорил о высоких требованиях? – спросил он с нажимом. Желание позволить себе быть просто мужчиной было ужасающе сильным. Он разрывался между желанием и непреклонным сопротивлением ему.

– Нет, – сказала она. – Не хочется. Не взыщи, но я не буду говорить с тобой об этом, хотя у меня много чего есть на уме.

Soleil. Я могу помочь, могу позаботиться обо всем, что у тебя на уме. Я могу сделать так, что ты забудешь обо всем на свете.

Так он думал, но… высокомерный перфекционист, каким он был, отказывался делать это. И ругал себя, глядя сверху на миниатюрную женщину, пойманную в ловушку его силы. Он и впрямь чувствовал себя виноватым – ведь он не позволяет ей использовать его, не дает ей выпустить на него сексуальную энергию и затем выбросить за ненадобностью.

Высокомерный мазохист-перфекционист. Но таким Люк был всегда. Даже славился этим.

Если он дотронется до Саммер, она обязательно что-нибудь сделает. Будет сосать его палец, putain, и сломает Люка, как сахарное изваяние, за несколько минут до удара гонга, означающего конец состязания. И тогда много лет беспощадной работы пойдут прахом. Люк много раз видел, как это происходило со многими мужчинами – их ломали прямо перед тем, как они могли выиграть приз.

Он положил и другую руку на дверь. Теперь его руки оказались по обе стороны Саммер.

– Саммер, я пытаюсь объяснить, что мне бы хотелось…

Ярость отбросила Саммер от двери. Невероятная сила жила внутри ее, будто циклон крутил и увлекал ее в позолоченную ловушку условностей и напряженности. Она не хотела ничего, кроме его тепла, его тьмы. И Его Превосходящее Величество презирал ее за это. Он оставил ее одну, потому что, черт возьми, был слишком хорош для нее. А теперь он захотел сломить ее, чтобы она открылась ему? Расплескала перед ним все, что было для нее важным, чтобы он мог лапать это, потому что был в настроении? Да пошел он на хрен.

– А знаешь, чего бы я хотела? – грубо спросила она. – Не спорю, ты великолепен. Ты сама страсть, запертая так крепко, что никогда не соизволишь излить ее на такую, как я. Но ты ни во что меня не ставишь. Так вот, я бы хотела, чтобы ты трахал меня вот у этой стены, пока я больше не смогу думать, пока у меня не исчезнут все мысли, а потом я соберусь с силами и поеду учить детей на моем острове. Буду лежать там на пляже и любоваться волнами, которые накатываются на берег. Это все, что я хочу от тебя.

На мгновение воцарилась невыносимая тишина, а потом слова, издалека пробиваясь сквозь ее гнев, начали эхом возвращаться к ней. Безжалостные черные глаза впились в Саммер, а длинное матовое тело Люка оставалось напряженным и неподвижным.

– Соберешься с силами, – четко повторил он.

Он почувствовал прилив крови к лицу. О боже, когда ее гнев отступит, это будет ужасно.

– После… моего трахания… ты точно осталась бы лежать на полу без сил.

Она уставилась на него и покраснела от смущения и вновь поднявшейся ярости.

– Знаешь что? Проваливай к черту!

Он осторожно потянул и открыл дверь, переместив Саммер так же легко, как стеклоочиститель в автомобиле сдвигает капли дождя. Выскользнув в дверь, он тихо и аккуратно закрыл ее за собой. Саммер теперь уже не опиралась спиной на дверь, а стояла, оставшись ни с чем – одна-одинешенька в пустой комнате.

Мало-помалу ее ярость иссякла. Она поднесла кулачки к голове и, обессилев, опустилась на пол. О боже, боже. Что же она только что наговорила?