Ученики Саммер назначили видеоконференцию на половину восьмого, когда обе стороны мира не спят. Улыбки замирали из-за медленной, прерывающейся связи. Всякий раз, когда изображение застывало, она слышала, как самые маленькие жаловались, что она не двигается, и спрашивали, почему. Было слышно, как Келли, заменившая Саммер, успокаивает ребят. Келли была честолюбивой выпускницей колледжа. Она работала у отца и ухватилась за возможность выручить Саммер Кори, проведя три месяца на островах.

Дети показывали подарки, которые приготовили для Саммер, и собирались послать ей на следующем корабле.

– Мы знаем, что вы скучаете по нас!

Каждый год они отправлялись на соседний безлюдный остров за оранжевыми ракушками. Много труда требовалось, чтобы очистить их и нанизать на десять длинных нитей, которые потом превращались в бусы для Саммер. Несколько связок по десять ниток уже висели в ее маленьком доме на острове.

Один из мальчиков постарше сделал долбленое каноэ, научившись этому у своего отца. Его отец отправлял свои готовые каноэ на рынок, на главный остров, до которого надо было плыть неделю.

– А на этом я приплыву назад, – объяснил мальчик.

Его младший брат, светясь от гордости, показал Саммер небольшой tiki, который он вырезал, чтобы позаботиться о ней.

– Как мне нравится! – воскликнула Саммер, и тут раздался стук в дверь.

Боже, как она ненавидит отели, потому что в них нет места, которое было бы ее собственным!

– Входите! – откликнулась она.

Не было слышно, чтобы в замке скользнула карта. В дверь снова постучали.

– Да входите же! – громче отозвалась она.

Опять стук. Да что же это такое! Саммер воспользовалась тем, что картинка опять застыла, и бросилась к двери.

– Я вовсе не хочу… – Она запнулась, когда приоткрыла дверь и увидела стучавшего.

– Это вовсе не обслуживание номеров, – насмешливо сказал Люк.

– А ты-то чего хочешь? – грубо спросила Саммер.

Его взгляд был долгим, спокойным, и она почувствовала зуд на шее и тут же представила, что произошло бы, если бы он ее коснулся.

– Тебя, – был ответ.

Она заметно вздрогнула и ухватилась рукой за край стола, на котором лежал ее ноутбук.

Черный взгляд Люка прошел по ее руке, по сжатым пальцам. Саммер вспыхнула и опустила руку, а затем вспомнила о своих учениках.

Казалось, что картинка на экране застыла навечно. Звук тоже пропал, и Келли сообщила об этом в окне чата.

– А меня ты слышишь? – спросила Саммер.

«Да, тебя-то я слышу, а ты меня – нет», – напечатала Келли.

– Давай попробуем еще раз завтра. Видеть вас так приятно. Moi, aussi, je vous aime.

Саммер закрыла ноутбук как раз в тот момент, когда Люк переместился, желая взглянуть на экран. Его губы были крепко сжаты.

– Ты кого-то любишь? – вежливо спросил он, будто было невозможно поверить, что она способна любить.

– А как ты думаешь, почему бы еще я спешила возвратиться на острова?

Он пожал плечами:

– Погода там лучше, а работы меньше.

На самом деле работы там намного больше. Программа, по которой она учила детей, была значительно проще, чем в ее школе-интернате, но Саммер пыталась дать детям хорошее, всестороннее образование. К тому же Алену ее присутствие здесь не так уж и нужно.

– И это тоже. Но есть кое-кто, ради кого стоит возвратиться.

– А он знает, какие слова ты говоришь другим мужчинам, когда впадаешь в безумство?

Саммер крепко сжала губы.

– Говори, что тебе нужно, и выметайся.

– Странно, что ты сказала «vous» тому, кого любишь.

– Я говорю со всеми тремя сразу. Кажется, я говорила, что там, на островах, мы очень непринужденны.

Люк чуть-чуть улыбнулся.

– От того, как ты говорила со своими учениками, складывается довольно противное впечатление.

Саммер вспыхнула и сжала руку в кулак, чтобы не схватить ноутбук и не разбить его о голову Люка.

– Ты часто с ними говоришь?

Она угрюмо пожала плечами. Обычно спутниковая связь не работала или сразу же прерывалась, и приходилось коротать еще один парижский день без общения с горсткой маленьких островитян.

– Так у тебя есть любовник на острове, Саммер?

Ни одного за три года.

– А тебе какое дело? – спросила она враждебно.

Люк сжал зубы.

– Очевидно, есть. Иначе не спросил бы.

– Почему ты никак не скажешь, чего от меня хочешь?

Если он опять скажет «тебя»…

Но Люк молчал. Его внимание было привлечено к фотографиям, скользящим по гигантскому телевизионному экрану.

Покрытые буйной зеленью горы круто спадают в лазурные воды залива. От этой фотографии у Саммер становилось легко и на душе, и в теле. Фото сдвинулось, и теперь загорелая Саммер сидит на песке, поджав ноги. Ужасно подстриженные волосы растрепаны и спутаны, кожа неухожена, подрезанные и обтрепанные капри из джинсовой ткани так коротки, как только позволяют островные нравы. Со всех сторон ее облепили черноволосые дети. Один из них, как обезьянка, вскарабкался по ее спине, и его лицо выглядывает как раз возле ее уха. Другой лежит у нее на коленях, хотя сам такой большой, что не помещается на них. Двое детей постарше прижимаются к ней с обеих сторон, и их смеющиеся лица точно на уровне ее плеч. Застенчивый, серьезный Ванина ставит ей рожки и очень доволен собой.

Люк издал тихий звук. Саммер взглянула на него, и ее улыбка исчезла. Он был озадачен, даже ошеломлен, будто кто-то ударил его по голове.

Новая фотография. Немного не в фокусе, потому что Саммер дала камеру Ари, одному из шестилеток. Двое мужчин несут шест, а на нем висит Саммер, как свинья, которую собираются зажарить на костре. В тот раз они отправились в разгар лета на Нуку-Хива, на празднество Хейва, – почти все жители острова разместились на палубе грузового судна – и мужчины только что завоевали второе место в беге с жердями, лежащими на плечах и нагруженными бананами. Они начали шутливо выяснять, окажется ли Саммер тяжелее этих бананов, а затем – весит ли она больше, чем связанная свинья. Вот и понесли ее на шесте. Затем один из мужчин, немного пьяный к тому времени, сострил про то, что с банана надо снять кожуру, чтобы съесть его. Саммер смеялась так, что свалилась с жерди.

Потом она отправилась по своим делам.

У нее два года не было ни одного парня, и ей даже нравилась мысль о том, что кто-то ее так простодушно домогается… Но чтобы сохранить свое положение на острове, не следовало нарушать миссионерские нормы нравственности.

Фотография сменилась, и Саммер вздрогнула. У нее было глупое выражение, поскольку камера поймала ее в неудачный момент. Но Саммер сохранила фотографию из-за того, что на ней была перевернутая вверх ногами улыбка Моэи – он свисал с ветки вниз головой, предлагая ей манго.

Следующая… С ума сойти! Чтобы залезть на кокосовую пальму, надо не охватывать ствол ногами, а прижимать подошвы ступней к стволу с обеих сторон. При этом ноги человека двигаются так же, как у лягушки. И следующие фотографии показывали, как Саммер пытается научиться лазить на пальму, а островитяне покатываются со смеху.

Она выглядела настолько неуклюжей и смешной, что, когда смотрела эти фотографии, обычно смеялась до упаду, но…

Саммер схватила пульт и выключила экран раньше, чем такое шоу смог увидеть месье Олицетворение Перфекционизма, у кого, несомненно, с тринадцати лет не было ни одного неловкого момента.

Люк же, казалось, пытался подавить физическую боль.

Ну вот все и сложилось. Зачем ему иметь дело с несовершенством? Ведь он, наверное, когда-нибудь создаст семью с женщиной, прекрасной, как безукоризненная картина, которую можно повесить на стене в его квартире.

Черные как деготь глаза обратились на нее.

– Что, черт возьми, это было?

– О, да успокойся ты, – сказала Саммер, деревенея.

Неужели он думает, что весь мир всегда должен быть идеален, – просто на всякий случай, вдруг он посмотрит?

Смущение промелькнуло у него в глазах, но он не сбился с темы.

– Чем, черт возьми, ты занималась на том острове?

– Учила детей в школе. – Она пожала плечами. – Я не говорю, что смогла бы работать в старших классах городской средней школы, но на крошечном острове в Тихом океане это оказалось идеальной работой для меня. Там все меня любят.

– Ты улыбалась. – Черты его лица неуловимо изменились, видимо, так проявлялся его гнев. – Будто была счастлива.

– Прости. Я и не представляла, что быть счастливой значит загубить твой день.

– Кто, черт возьми, сделал те снимки? – Люк шевельнулся, и его тело внезапно нависло над ней. Его глаза блестели. – Проклятье, у тебя он точно есть. Любовник на острове!

– Уже три года у меня не было парня! – завопила она, и он дернулся, будто она его ударила. – И вообще это не твое дело.

– Нет, – решительно заявил он. – Мое. Поверь мне, если бы я постоянно заигрывал с тобой, ты имела бы право знать, есть ли у меня подруга.

Саммер побелела:

– Извини, но разве не считается заигрыванием хватать женщину в автомобиле и намекать, что хочешь ее как свою игрушку?

Он проигнорировал это.

– И твоя чертова улыбка на фотографиях ничего не означает, да?

– Я просто пыталась быть любезной. Не волком же мне смотреть на людей?

Это тоже никому бы не понравилось. Да и вообще здесь никто и никогда не был доволен ею. Богатая блондинка, причем ни то ни другое не было ее заслугой. Казалось, она и родилась-то, чтобы перед всем миром быть виноватой.

– Я не хочу, чтобы ты была любезной со мной, – сказал Люк.

– Да, ты намекал.

Она подвинулась так, что стол оказался между ними.

– Когда? Ты считаешь, что оральный секс и есть любезность? – недоверчиво спросил Люк.

Она стала темно-красной.

– Да я никогда…

Он взмахнул рукой, будто разрубил воздух.

– Прости, – сказал он резко. – Прости. Давай больше не будем говорить об этом.

В ответ она глубоко вздохнула. Ее губы смягчились и задрожали. Она была близка к тому, чтобы уткнуться головой ему в грудь и разрыдаться. Такой порыв испугал ее до смерти. Она не хотела быть хрупкой, и уж тем более не с ним.

– Саммер. – Его голос изменился, стал тихим, как темная ночь. Темный рыцарь. – Я не имел в виду то, о чем ты подумала, ну, об игрушке, ты понимаешь. Почему ты всегда слышишь совсем не то, что я пытаюсь сказать?

– Послушай, я занята, – грубо прервала она. – Просто скажи, чего ты хочешь.

Он долго смотрел на нее, прежде чем позволил ей сменить тему.

– Дай-ка я покажу тебе, что расходится по СМИ. – Как только он ввел название отеля в ее компьютер, появились заголовки, а потом ее и его фотографии. «Leuc разваливается?», «Неустранимые разногласия?», «Новые директивы для Люка Леруа?» – Это шумиха, Саммер. Блогеры и критики лезут отовсюду, и каждый пытается первым поймать сенсацию или предсказать потерю звезды. Сегодня вечером здесь будет репортер из Le Figaro. Предполагается, что инкогнито, но у нас хорошие связи. Я хочу, чтобы ты притворилась, будто я тебе нравлюсь. – Черные глаза уперлись в нее. – Будто ты и не думала, что мы можем разлучиться.

– Я пытаюсь!

Ален уже говорил с нею об этом. Поэтому на публике она улыбалась так, что лицо начинало болеть.

У Люка подрагивал мускул на лице.

– Будто я тебе по-настоящему нравлюсь. Не как светской львице, приученной петь дифирамбы человеку, которому собирается всадить нож в спину.

Она скрестила руки на груди. Что, черт возьми, может он знать о навыках выживания, необходимых в элитной школе-интернате, полной избалованных, но плохо воспитанных девочек? Прошел бы он милю на высоких каблуках, тогда, может быть, у него было бы оправдание дразнить ее за то, как она балансирует в них. Или, может быть, даже смог бы понять, почему она предпочитает ходить босиком.

– Что еще ты от меня хочешь? Чтобы я поцеловала твои ноги на виду у всех?

– Нет. Расслабься, постарайся казаться искренней. Будто я тебе на самом деле нравлюсь.

– Я буду стараться изо всех сил!

Его челюсти сжались так, что она испугалась – не сломается ли у него что-нибудь.

– Возможно, твоих актерских способностей не хватит для столь трудной задачи. Может быть, тебе стоит попытаться сделать так, чтобы я тебе и вправду понравился.

Она вытаращила глаза.

– Но как же я с этим справлюсь?

Его прекрасное лицо затвердело. Взгляд обсидиановых глаз пробежал по ее телу, смутив ее, и затем переместился на стену позади нее.

– Превосходно.

Он повернулся и ушел.