Когда она проснулась, ее постель пахла шоколадом. Она пахла, в сущности, домом, городком Кори, где сам воздух вечно пропитан ароматом какао. Выплывая из сонного забытья, Кэйд улыбнулась чудному запаху, источник которого ускользал от нее.

Комнату заливал яркий дневной свет. Это смутило ее, и, ощущая ноющую боль во всем теле, она подумала, не заболела ли. Кэйд никогда не спала долго. Даже во время путешествий. Постепенно она начала осознавать, что находится очень далеко от дома и лежит голая на кровати под тонкой простыней. Влажноватой простыней. И тогда прошедшая ночь…

Кэйд мгновенно вспыхнула. Несмотря на то что в колледже у нее бывали случайные свидания, она ожидала, что Сильван останется с ней. Ожидала воочию увидеть его, обнаженного и смущенного.

Но в ярком солнечном свете позднего утра ее квартирка была безжалостно, откровенно пуста. А за дверью квартиры поскрипывали перила лестницы, словно кто-то спускался по ступеням. Разбудивший ее звук оказался стуком закрывшейся двери.

– Кэйд, – укоризненно произнес Мак Кори.

Из-за отцовского плеча на нее внимательно смотрел дед. Кэйд показалось, что глаза его лукаво поблескивали.

Кэйд чувствовала себя неважно. Виноватая, мятежная, неуверенная в собственных силах и запутавшаяся в целях. Она переживала какие-то подростковые метания, возможно, из-за того, что прежде не испытывала ничего подобного. Кэйд давно приспособилась к их миру, уяснив, как должна себя вести, чтобы стать очередной лучшей представительницей семейного бизнеса. Вопреки собственным желаниям (а она предпочла бы погрузиться в более простодушный и приятный мир кустарного шоколадного производства) она сознавала груз ответственности и не проявляла никаких бунтарских настроений в отличие от Джейми. Та отвергла семейные традиции, проявляя активные действия по спасению мира от порочных крупных капиталистов типа собственной сестры.

– У тебя все в порядке? Я серьезно обеспокоен, ведь вчера ты не ответила ни на одно из моих сообщений.

– Я работала, – быстро отозвалась она. – Ездила в Бельгию.

– И тем не менее, – строго продолжил отец, – тебе следовало черкнуть пару слов. Я извелся.

Кэйд старалась отучить отца от привычки чрезмерно опекать выросшую дочь. Она казалась себе Марией-Антуанеттой, играющей в фермершу в своем Малом Трианоне. «Господи, как же мне не хочется больше править этим королевством. Ну хоть ненадолго… можно я побуду другим человеком?»

– Мне пришлось сделать несколько звонков, чтобы убедиться, не арестовали ли тебя за кражу шоколада.

– Я… не думаю, что Сильван Маркиз собирается выдвинуть обвинения.

Доверие к нему возникло не после секса. Секс тут ни при чем. Кэйд с нежностью вспоминала, как он защищал ее от ветра в саду.

– Значит, дельце обделано? – спросил дед. – Ты заманила его, приобщив к нашей пастве? Он согласится продаться нам?

«О да, конечно, он согласится, не пройдет и тысячи лет…»

– Нет.

– В сущности, это даже лучше, – заявил отец. – Сейчас неподходящее время для запуска новой линии. Но если ты сама уверена в его отказе, то почему продолжаешь торчать в Париже?

– Неужели ты не можешь хоть раз дать ей нормально отдохнуть? – воскликнул дед. – Разве последнее время ты не подыскал заместителей для выполнения ее работы? И я вообще не понимаю, какого черта я зарабатывал нам миллиарды, если мои внучки не могут пофлиртовать, гуляя по Парижу!

Мак Кори отвернулся от видеокамеры и сердито посмотрел на своего отца.

– Да, ты заработал нам миллионы. А я приумножил их, превратив в миллиарды. И я не понимаю, как ты можешь говорить такое! Ведь ты сам заставлял меня пахать сутками и без выходных!

– Когда ты был ребенком, я был молодым и глупым, – терпеливо пояснил дед. – И тогда мы владели всего лишь миллионами. А семейка «Марс» становилась все наглее, и нам требовалось обеспечить победу над ними. Вдобавок, сынок, доля у тебя такая, ты родился мальчиком.

Кэйд вздохнула. Досадно, что ее лучшей защитой стала дискриминация женщин.

– Полагаю, ты помнишь, что я обеспечил тебе годовой тур по Европе, такой же устроил мне когда-то мой папочка, – продолжил дед. – И уж никак не моя вина, что тот год ты провел без толку, даже не попытавшись за двенадцать месяцев тайно проникнуть в лабораторию хотя бы одного шоколатье.

– А Кэйд, между прочим, учась в колледже, тоже провела за границей целый семестр! И не моя вина, что она предпочла двойную специализацию и не нашла причин, чтобы задержаться на год. К тому же она постоянно разъезжает по миру по делам нашей компании. И побывала практически во всех странах! За исключением нескольких, где нам пришлось бы нанимать армию для ее защиты от киднепинга.

– Либо все эти поездки лишь возбудили ее аппетит, – заявил дед, скрестив руки на груди, – либо Кэйд не получала там того, что ожидала, либо тебе нужно предоставить ей достаточно свободы, чтобы она могла провести хотя бы один день в Париже, не работая, но при этом не вызвав твоего раздражения. Она же окончила колледж четыре года назад. Не многовато ли времени прошло с тех пор, учитывая, что у нее не было даже нескольких часов нормального отдыха?

– Я не возражаю, чтобы она отдохнула, – угрюмо произнес отец.

Одна из привилегий принадлежности к сплоченному семейству миллиардеров заключалась в том, что ей доводилось видеть угрюмым главу одного из пятисот любимчиков Фортуны. На публике он себе подобного не позволял.

– Хотя, честно говоря, сейчас для этого не самое подходящее время. Но я лишь хотел убедиться, что с ней все в порядке. Просто Кэйд стала сама на себя не похожа, ведь раньше ей удавалось быстро разбираться с проблемами и отвечать на наши звонки. Вдобавок она же знала, что мне хотелось узнать ее мнение о настроениях братьев Фирензе.

– И что же, по-твоему, могло с ней случиться? – с усмешкой поинтересовался дед.

– Авария на дороге, похищение, пищевое отравление, перебор алкоголя, она могла оступиться, свалиться с лестницы, разбить голову, а там вокруг никого нет, кроме разъяренного французского шоколадника, или, вероятнее всего, при таком стиле поведения ее могли посадить в тюрьму.

Дед задумчиво поглядел на сына.

– Трудно быть отцом, сынок? – сочувственно спросил он.

– Очень трудно, – вздохнул Мак Кори, не уловив двусмысленности.

Дед хлопнул сына по плечу, но в ответ получил лишь непонимающий взгляд.

Кэйд спрятала усмешку, чувствуя, как в ней зарождается ностальгия по уютному семейному очагу. Как непривычно! Ведь на самом деле ей вовсе не хотелось домой.

Кэйд отправилась в Лувр. После полудня долго бродила по музейным залам. Удивленно разглядывала гигантских стражей в облике ассирийских крылатых быков. А попав в окружение итальянских художников, пыталась припомнить, не страдал ли кто-нибудь из них сифилисом, и понять, не сможет ли замечательное искусство этих страдальцев помочь ей улучшить настроение. Может, ей перебраться к Ван Гогу в музей Д’Орсэ?

Она бродила среди египетских саркофагов, осознавая, что находится среди представителей андеграунда, дошедшего до наших дней из глубины тысячелетий, и наконец, выбравшись на верхний уровень, увидела над собой небесный свет, льющийся через грани пирамиды, установленной в огромном внутреннем дворе Лувра. Там Кэйд просидела час на каменной скамье, скрестив ноги, почти в медитативном состоянии, ожидая духовного прозрения. Тихие голоса людей окатывали ее подобно журчанию водного потока, пока она созерцала мягкую освещенную бледность внутренних пространств и огромные мраморные статуи.

Охранники бросали на Кэйд подозрительные взгляды, и это забавляло ее. Никто в империи Кори не посмел бы смотреть на нее так. Может, преступная жизнь и поведение камикадзе создали вокруг нее особую ауру? Если чьи-то ауры и могли стать заметными, то именно в этом тихом, спокойном месте.

Ей вдруг представилось, что все посетители, поднимающиеся по эскалаторам из музея и вступающие на плиты дворцового двора в бодряще-холодный ноябрьский воздух, окружены белыми аурами. И, вновь оживая для реальной жизни, медленно обретают старую, привычную им окраску.

Выйдя из Лувра, Кэйд шла по дощатому покрытию первого в Париже железного моста Искусств, когда у нее зазвонил телефон.

– Ты ешь что-нибудь, кроме шоколадных конфет? – спросил Сильван. – Где ты? И вообще, осознаешь ли глубину своей непоследовательности? Тайно проникаешь в мою лабораторию, пытаешься купить меня, подкупаешь людей… Неужели ты действительно заплатила той американке тридцать тысяч американских долларов за утреннее занятие? Но когда я сам набиваюсь к тебе с приглашениями, даже не отзываешься.

– Тридцать тысяч долларов потерялись случайно. А о каком приглашении ты говоришь?

– Я оставил тебе сообщение сегодня утром.

Разве для приглашения на свидание нужны какие-то сообщения? Это нарушение одного из основных правил. Кэйд быстро просмотрела список сообщений. На лице ее появилась робкая улыбка.

– Как ты узнал мой номер?

Ноябрьские сумерки с каждым днем сгущались все раньше. Кэйд смотрела на берег острова Сите, исторического сердца Парижа, с оголенными деревьями и редкими парочками, бросавшими вызов холоду и угасающему дневному свету. Теплые лучи уличных фонарей оживляли сумерки, и мягкое свечение постепенно украшало дворцовые стены Лувра и собор Парижской Богоматери, и музей Д’Орсэ с его огромными вокзальными часами, поблескивающими зеленью. Ветер брызнул на нее пронизывающей изморосью, побуждая отправиться домой.

К сожалению, здесь у Кэйд не было настоящего дома. Она лишь сняла на короткое время скромную квартирку, из окон которой могла видеть то, что ей хотелось.

Приближался День благодарения, а за ним последует Рождество. Может, ей пора подумать о возвращении в настоящий дом? Глаза Кэйд погрустнели, а сердце встревоженно забилось. Где ей следует встречать эти праздники? Она договорилась с отцом, что проведет в Париже не более месяца. Месяц, казавшийся в момент соглашения огромным периодом личного свободного времени, теперь казался ничтожным, очень коротким.

– Пока ты спала, я взял визитку из твоего бумажника, – небрежно сообщил он.

– Ты украл ее у меня? – возмутилась она.

Последовала долгая, вероятно, скептическая пауза.

– Ты разыгрываешь меня? А не стащил ли ты еще что-нибудь?

У нее опять противно засосало под ложечкой. Например, кредитку. А если все эти страсти разыгрываются только ради ее денег…

– Ton passeport? Чтобы ты не смогла исчезнуть… со всеми моими тайнами?

Ей показалось, или он действительно думал только о своих тайнах? Его не волновало, что может исчезнуть она сама. А вот что с ней исчезнут украденные ею в его лаборатории секреты…

– Неужели люди, летающие на частных самолетах, должны предъявлять паспорта?

– Конечно, только иммиграционные штампы ставятся золотом.

Он рассмеялся.

– У меня для тебя одно предложение. Ты ела сегодня что-нибудь без сахара? Я мог бы приготовить ужин.

Стоя под пронизывающим мелким дождем и вглядываясь в бурые воды, омывающие остров, и в готическую громаду собора Нотр-Дам, Кэйд улыбнулась. Хотя постаралась ответить как можно равнодушнее:

– В твоей квартире?

– Ну, в твоем-то холодильнике нет ничего для достойного ужина, – решительно заявил Сильван.

На самом деле там лежали образцы коробок от каждого приличного шоколатье Парижа – кроме его самого, разумеется. Вся его продукция досталась бездомному бродяге в саду. По тону Сильвана она заподозрила, что он открывал ее холодильник и увидел там все эти коробки других шоколатье.

– Поэтому вечер придется провести у меня.