Кэйд и Джейми стояли у окна, из которого открывался вид на Эйфелеву башню. Джейми прислонилась спиной к гигантскому папоротнику, оказавшись как бы между джунглями и яркими огнями символа цивилизации. Доминик, Сильван и Джеймс Кори остались за столом и говорили о шпинате в шоколаде – Сильван со стоном, их дед со страстью и возмущением, а Доминик лишь качал головой. Мак Кори ушел на кухню и колдовал там над своим телефоном.

– Ну, он впечатлил отца, – заметила Кэйд. – Папа любит людей, которым наплевать, что он о них думает.

– Он вел себя по-скотски.

– Папа или Доминик? – с удивлением уточнила Кэйд.

– А ты сама как думаешь?

– Ну, я-то знаю, как я думаю, но говорят, что любовь слепа.

– Я говорила про папу!

– На мой взгляд, они оба стоят друг друга, – усмехнулась Кэйд.

– Могу поспорить, что с Сильваном ни он, ни дед не позволяли себе такого, – с горечью проговорила Джейми.

Кэйд пришлось признать ее правоту. Но она тут же выставила вперед руку, предупреждая протест Джейми.

– Конечно, ты права. Но это все потому, что они не верят в твою способность заботиться о себе.

Джейми закрыла рот. Она не хотела тратить слова, протестовать впустую. Она могла бы сказать – это все оттого, что они считали ее безответственной и простоватой. Утверждение, что она не способна заботиться о себе, имело немного иной акцент. Даже не немного, а совсем иной.

Кэйд встретилась с ней взглядом.

– Так оно и есть. Не способна.

– Сейчас я только и занята тем, что забочусь о себе.

– Ну, все требует времени. Знаешь, Джейми, того, что произошло с тобой, достаточно, чтобы нанести травму любому. Ведь и все мы тоже получили травмы, хотя не испытывали твою боль, а только наблюдали. А уж о тебе и говорить нечего – ты была как выжженное изнутри здание. Даже я, на свой лад, выгорела изнутри; вот в каком состоянии я тайком, как вор, ставила громкие новости. А еще, пожалуй, я могла бы серьезно обвинить Сильвана в том, что он устроил мне западню.

Джейми недовольно нахмурилась.

– Если ты выгорела изнутри, папа сможет найти тебе замену. Если выгорела я… заменить меня некому.

Кэйд скривила губы.

– А я-то считала себя незаменимой, проводила тут так много времени. И надо сказать, Джейми, ты удивишься, узнав, сколько можно найти и на твое место специалистов высокой квалификации из успешных некоммерческих организаций.

Конечно, Кэйд предпочитала смотреть на все именно так, ведь она организатор, знающий, как управлять миром. Джейми никогда не хотела править миром. Ее героем был Одинокий Ковбой. Тот, кто скачет к закату и помогает людям без всякой там канцелярской волокиты. Но окажется ли Одинокий Ковбой более эффективным, если он перестанет посылать в цель серебряные пули, займется политикой и изменит законы на Диком Западе?

– Знаешь, мне бы хотелось заниматься этим вместе с тобой, – сказала Кэйд. – Разработать план развития наших корпораций, заставить их следовать ему, распространить то, что ты делала для «Кори», за рамки наших компаний, чтобы сто процентов какао-бобов поступало на рынок в результате приемлемых условий труда и честной торговли. Мы действительно могли бы принести пользу – с моим знанием бизнеса и твоим практическим опытом. Мы могли бы свести эту проблему к минимуму. Я в этом уверена. Составим трехлетний план, ну, может быть, пятилетний… и все у нас получится. Джейми, когда тебе надоест жить на другой стороне глобуса, вдалеке от нас? Мне хочется, чтобы ты поскорее выздоровела. Чтобы работать с тобой. По-моему, мы стали бы интересной командой.

– Ты постоянно пыталась бы мной командовать, – хмуро заметила Джейми.

Кэйд нетерпеливо отмахнулась.

– Возможно. Хотя я не помню, чтобы прежде ты позволяла мне это. Разве что в той игре «Монополия», когда тебе было шесть лет, – я заставила тебя поменяться и отдать мне белые фишки.

– Никакой этики у тебя не было, – пробормотала Джейми, вспомнив их традиционный обмен оскорблениями.

– Тогда мне было восемь лет. С тех пор мои этические принципы улучшились.

– Ах, вот зачем ты так часто нарушала обещания, а потом клялась, что больше не будешь. Оказывается, ты совершенствовала свои этические принципы.

Кэйд смиренно игнорировала эту колкость – как человек, которому всякое приходилось выслушивать за свою карьеру. Она отошла от окна и встала рядом с сестрой.

– Джейми, люди чаще всего устают от полевой работы и переходят к административной, понимая, что их знания и навыки можно совершенствовать и по-другому. Это вовсе не проявление слабости.

– Но ощущается как слабость.

Кэйд потерла пальцами точку между бровей.

– Ты слишком беспощадна к себе.

– Да. – Джейми обвела ироничным взглядом сестру, отца и деда. – Интересно, где я приобрела такую привычку.

Кэйд лишь молча махнула рукой.

– По-моему, тебе все это вредно. Ты видела так много людей, нуждающихся в помощи. У тебя развился огромный комплекс вины.

– Что ж, он и должен быть у меня. От несправедливости. Мне повезло родиться в богатой семье, а другим нет… Тут даже слова не подберешь, как велика эта несправедливость.

Кэйд и сама выглядела виноватой.

Джейми вернулась к прежней теме.

– Даже при всех наших административных мерах мне все равно нужно иногда выезжать в поле, чтобы все было по-честному. Я ненавижу отговорки в духе «мы ничего не знали».

– Можно я тоже поеду? – прозвучал грубый бас. Могучая рука протянулась между нею и оконным переплетом и легла ей на плечи. Джейми вздрогнула от неожиданности и подняла глаза.

– Когда ты захочешь побывать на фермах, – объяснил Доминик. – Мне давно хотелось взглянуть на плантации какао-бобов. Селия тоже все время просит взять ее с собой. Мечта ее жизни – побывать на фермах какао в разных регионах мира. Но у меня все как-то не получалось.

Сначала эта мысль даже не укладывалась в голове Джейми. Потом внутри нее внезапно раскрыла зеленую листовую обертку некая тугая, маленькая почка, которую, казалось, страх закрыл навсегда. Из нее выглянули и развернулись лепестки.

Лицо Доминика озарила улыбка, одновременно робкая и агрессивная. Словно он собирался сделать какой-то шаг, но не был уверен, как его воспримут.

– Это было бы забавно, – тихо сказал он и взял Джейми за руку. – Очень забавно.

Забавно. Забавно было бы глядеть на него через огонь, когда деревенские жарят саранчу или какое-то другое лакомство. Она была готова поспорить, что он тоже будет есть, как ела она, и ухмыляться при этом. Забавно представить себе, как она ляжет с ним в хижине, как они вместе посмеются над возможными неудобствами, вместе будут негодовать, обнаружив какую-нибудь несправедливость. Забавно наблюдать, с каким любопытством он станет знакомиться с производством какао, пробовать все новые вкусовые оттенки, смотреть, как звезды, почти касающиеся ее волос, запутаются в его буйной гриве.

Она целенаправленно копила в себе храбрость, чтобы вернуться туда. Давным-давно она уже не считала эти поездки забавными. Еще задолго до нападения. Да они никогда и не были для нее такими. Конечно нет, раз она видела людские страдания. Но ее стараниями многие люди избавились от страданий, их жизнь улучшилась. К такой работе ее когда-то притягивал не инстинкт мученичества, а полнота ощущений. Еще подростком она прилетела из мира бизнеса совсем в другой мир, экзотический и благодарный за добро.

– Знаешь что? Я никогда еще не пробовал плод какао.

– Он слаще манго, – в один голос пробормотали обе сестры.

Доминик причмокнул губами, словно что-то пробуя.

– Вот-вот. Я уверен, что смогу сделать на его основе что-нибудь интересное.

Возможно, ей и не нужно было запасаться впрок его силой в расчете на то, что она расстанется с ним и храбро вернется одна в тот мир, который, как она теперь знала, таил в себе много опасностей. Пожалуй, она могла взять с собой этот источник силы. Но не проявление ли это слабости? Хотя, может быть, и надо, чтобы кто-то помог ей пройти через кошмар и выжить. Она помогала людям, потому что нуждалась в этом, а они нуждались в ее помощи. И он тоже мог бы ей помочь, если испытывает в этом потребность. Ведь ей нужна его помощь.

Постепенно она восстановит силы, правда? Память о нападении со временем сотрется. Что дальше? Сумеет ли она сохранить этот теплый, золотой шатер по имени Доминик, под защитой которого она чувствует себя родившейся заново? Сумеет ли она работать над развитием межкорпоративного проекта и со временем совершать краткие поездки «в поле»? А потом возвращаться сюда, к нему?

Она сцепила свои пальцы с его пальцами, при этом ей пришлось слишком сильно их растопырить. Это было неудобно, но она все равно это сделала и сжала его руку.

В его огромной лапе ее рука, как всегда, потерялась, но впервые за долгое время она выглядела более-менее сильной.

Рядом с ними появился Сильван.

– Полагаю, вы не возьмете с собой меня? – спросил он с легкой завистью.

Доминик сверкнул глазами.

– Нет, конечно. Поезжайте с Кэйд на Таити или куда-нибудь еще, где это стоит миллион долларов. – Он еще крепче сжал пальцы Джейми. – А это – мое.

– Если хочешь, мы можем побывать в каком-то из наших кооперативов, – вмешалась Кэйд. – Ты выберешь сам. И не обращай на него внимания.

– Да, но поехать вместе с Домиником, по-моему, гораздо забавнее, – едко возразил Сильван.

– В те регионы Кэйд ездит с телохранителями, – сурово сообщил Мак, подходя к группе. – И Джейми тоже будет брать с собой телохранителей. Или ты думаешь, что сам сможешь отбиться от нападающих? – презрительно спросил он у Доминика.

Доминик посмотрел на него так, словно всерьез был готов ударить его в зубы. Оказывается, он не сможет в ближайшее время наладить контакт с семьей Джейми.

– Нет, – ответил он. – Ей нужны телохранители. Я не идиот.

Мак Кори поджал губы и побелел от злости. Даже Джейми признала, что удар был слишком несправедливым. Отец сидел возле нее в больнице, сжав кулаки, с окаменевшим, красным лицом. Даже ей было боязно, что у него случится либо инсульт, либо инфаркт от непролитых слез. Ведь он давно настаивал на том, чтобы она ездила с телохранителями, с первого раза, когда она отправилась в развивающуюся страну. А она регулярно заверяла его, что она не нуждается в них, что она знает тот мир. Едва ли кто-то мог корить себя сильнее, чем ее отец, что он отпускал ее, поверив заверениям в полной ее безопасности.

Сейчас Джейми с любопытством смотрела на Доминика. Все окружающие слишком часто уверяли ее, что он агрессивный ублюдок. Теперь она поняла, что наконец-то увидела ту его сторону, которую постоянно видели они. Та встреча с Сильваном не была чем-то необычным, как и его стычка с теми парнями на манифестации. Он любил драться. Он дрался со всеми будто разъяренный питбуль. Дрался грязно, жестко, без всяких правил. Не тратил силы на то, чтобы пнуть противника.

Но его сотрудники буквально вытирали о него ноги.

Он украсил стену своего зала бутонами роз.

А эта грубая, огромная лапища, гладившая ее плечи, была мягче бархата.

– Ты считаешь, что она согласится на телохранителей? – хмуро спросил Джеймс Кори.

Доминик погладил ее плечи и вопросительно поднял брови, не собираясь отвечать за нее.

Ей это нравилось. Что он никогда и не пытался это делать.

– Я соглашусь, – сказала она. Возможно, она даже не сможет себя заставить сойти в Кот-д’Ивуаре с трапа самолета, если на земле ее не будет ждать целая армия телохранителей. Ее охватывала паника при одной лишь мысли о возвращении в Африку. Палки… выражение глаз тех бандитов, удовольствие, с каким они калечили ее…

Она прогоняла эти мысли, сосредоточилась на руке, сжимавшей ее плечи. Надо учесть, что если Доминик поедет с ней в Африку, он тоже окажется под ударом. И она знала наверняка, где он будет в случае нападения на них. Он заслонит ее своим телом. И будет драться до конца.

Тут она представила себе, что чувствовали ее близкие, когда увидели ее искореженное тело. От этой картины ее сердце сжалось, будто лимон, а жгучая кислота брызнула на ее собственные раны. Она все больше подозревала, что Доминик дрался в прежние времена до тех пор, пока не рухнет на землю, весь избитый.

Она взяла его руку и поцеловала покрытые шрамами костяшки пальцев.

Все присутствующие вспыхнули и смутились, кроме Сильвана, а он улыбнулся и, словно заразившись от Доминика, поднес руку Кэйд к губам и тоже поцеловал ее.

– Я еще подожду и посмотрю, что ты можешь сделать со шпинатом, но, знаешь, ты мне, возможно, в конце концов понравишься, – сказал Доминику старик. – На Мака не обращай внимания. Просто он всегда считает себя единственной белой овцой в нашей семье.

Доминик недоверчиво посмотрел на отца Джейми, не понимая, почему главу огромной глобальной корпорации считают белой овцой.

– Отложи свои надежды до внуков, – сказал сыну Джеймс Кори. – Они с большей вероятностью станут такими, как тебе хочется, чем твои дочери. Поверь мне, уж я-то знаю.

Мак Кори смерил отца обиженным взглядом. Доминик выглядел так, словно его ударили дубинкой по голове, а Сильван, Кэйд и Джейми просто вздохнули.

– Ты правда хочешь отправиться со мной в Африку, да? – шепнула Джейми Доминику.

– Киска, да. – Он взъерошил ее волосы. – И взглянуть на настоящий лунный свет? И узнать, что ты любишь? В любое время, когда ты скажешь.