Доминик был в панике. При виде женщины у кассы он лишь слегка встревожился, но потом Незнакомка (ему только и оставалось, что так ее называть…) достала айпад, и все полетело к черту. Прежде она никогда не делала этого, всегда уделяла все свое внимание только ему. И всему самому лучшему, что он предлагал миру.

Разумеется, предлагал по цене сто евро за килограмм. Что ж… его изделия были такого качества!

Он хмуро посмотрел на Гийеметту. Знать бы, кто поджидает его внизу, он остался бы наверху и пригласил брюнетку к себе, туда, где их не увидела бы его маленькая, веснушчатая Незнакомка.

Каждый изгиб тела брюнетки ясно свидетельствовал, что она приглашает его к сексу. Конечно, это было лестно и слегка возбуждало, что он так ей понравился в прошлый раз. Но он не мог вспомнить ее имени и… он не собирался терять из-за этого свою веснушчатую посетительницу. Кажется, она наконец клюнула на наживку, которую он держал перед ней на крючке. Но теперь появление этой красивой акулы прогонит ее из его вод.

Краем глаза он видел, как Незнакомка, подперев рукой щеку, смотрит на экран айпада. Сегодня она была без капюшона. Если он подойдет ближе, он сможет увидеть цвет ее волос. Они цвета красноватой карамели?

– Доминик, – томно простонала брюнетка, явно уверенная, что одного ее тона достаточно, чтобы вскружить голову этому альфа-самцу.

И это было возможно. Он любил быстрый, неистовый секс, который не предполагал никаких дальнейших отношений. Он ощущал в себе этот особый талант.

Незнакомка достала из сумочки шарф и повязала его на голову, разумеется, в стиле Одри Хепберн. Это было романтично и мило, ибо трудно было представить себе лицо, менее похожее на лицо Одри Хепберн. Разве что скулы немного похожи.

Нет, все не так. Она вылезла сегодня из раковины, пришла сюда чуть более открытая для него, а теперь опять спряталась, и он даже не успел разглядеть ее волосы.

– Как дела? – сухо спросил Доминик у брюнетки, пытаясь как-то отгородиться от нее, но так, чтобы никто из «посторонних наблюдателей» не подумал, что он грубый, неотесанный и асоциальный тип, что он трахался с женщинами, имена которых потом не мог вспомнить, да еще и дурно с ними обходился. Все это, пожалуй, было правдой, но обходился он с ними нормально.

Эта женщина преследовала его, получила то, что хотела, удовлетворила свои нехитрые фантазии и теперь, через несколько месяцев, явилась к нему с новыми.

Брюнетка обворожительно улыбнулась:

– Я думала о тебе.

Еще чего не хватало! Она была такой же целеустремленной, как он, но в своем гламурном варианте. Поскольку ей было наплевать на него и ее чувства были поэтому защищены, ему не составит труда стряхнуть ее с себя.

Конечно, у «случайных очевидцев» создастся впечатление, что он использует женщин, а потом бессердечно от них избавляется.

По сути, так и было, но в свое оправдание он мог возразить, что и они были к нему бессердечными. Сердце в их отношениях не участвовало. Он использовал их, потому что они являлись к нему по единственной причине – они хотели, чтобы он их использовал.

После приступа паники он ощутил внутри холод, а мозги стали лихорадочно соображать. Без борьбы он не сдастся!

– Пойдем. – Он взял брюнетку за руку, вывел на тротуар, так, чтобы их не было видно из окон. Потом повернулся и посмотрел на нее. Знал ли он вообще когда-нибудь ее имя? Может быть, она велела называть ее Бебе или как-то на этот лад?

Тут он тоже проявлял свой талант. С женщинами, желавшими сохранить анонимность. Не желавшими оставлять ему после своего посещения ничего, даже своих имен.

Вот и его Незнакомка тоже сидела в его салоне и берегла свое имя будто сокровище.

– Извини, – резко сказал он брюнетке. – Нет.

Ему нужно было сделать это как можно быстрее. Чем дольше он был на улице, тем сомнительнее выглядело его отсутствие.

Брюнетка изменилась в лице. Улыбка сползла с ее губ.

– Я не могу – я встретил другую. – При этом признании у него застучало сердце – точнее сказать, забухало. Да, он встретил другую. Другую женщину, имени которой не знает. Но вчера он обнял ее за плечи, и она не стряхнула его руку. Не закричала, не позвала на помощь полицию.

Идиот, он все еще колебался. Разве не глупо отказываться от легкого, горячего секса с безымянной брюнеткой ради смутного, маловероятного шанса пойти хотя бы в ресторан с другой незнакомкой? Но эта эффектная брюнетка никогда не сидела в его салоне с таким видом, словно она счастлива от самого факта существования его, Доминика Ришара, словно она способна часами поглощать его и никак не может насытиться. Конечно, она будет счастлива, если их секс будет длиться часами, но… это не то же самое.

Может быть, он слишком долго жил на десертах, на их эквиваленте в сексе. Весь его организм жаждет белков, жаждет долгой, медленной и сытной трапезы. А десертом можно полакомиться после этого.

На лице брюнетки отразились разочарование и уязвленная гордость. Она вскинула подбородок.

– От чего ты отказываешься, Доминик? Ты думаешь, я что-то тебе предлагаю? – Скривив рот, она окинула его взглядом с ног до головы.

Он с облегчением перевел дух. Слава богу, есть женщины, способные выйти сухими из воды.

– Вероятно, мне просто показалось, что тебе было так же хорошо, как мне. Что ж, мечты, мечты… Не осуждай меня за них.

Хм, он несколько утолил ее гордость. Она пожала плечами и с надменностью улыбнулась.

– Ах, все было чудесно, но такие вещи лучше не повторять. Они утрачивают свою прелесть.

– Да, конечно, – согласился он, прекрасно зная это по собственному опыту. И был доволен собой – обошелся без грубости, но смог все сказать. Он оглянулся на сверкающие витрины магазина, испытывая смешное желание похвастаться неизвестно перед кем своей респектабельностью.

– Я пришла купить твоих шоколадочек для гостей, – пропела брюнетка небрежным тоном. – И хотела просто поздороваться с тобой, раз уж я здесь.

Это означало, что сейчас он вернется с нею в салон…

Чашка шоколада и двойной темный шоколад стояли перед Незнакомкой. Нетронутые. Сама она положила деньги на столик и собралась уже уходить. О, Господи. Пошли мне сил…

– Гийеметта, – резко сказал он. – Помоги мадам выбрать шоколад.

«Мадам» резко повернулась к Гийеметте, а он прямиком зашагал в зал, надеясь, что его элегантная сотрудница справится с такой щекотливой ситуацией.

Незнакомка взглянула на него, когда он приблизился к ее столику. Ее лицо было бледным, глаза настороженными, холодными. Очень плохой знак. Как же ему вести себя, чтобы это не выглядело так, как было на самом деле, – что он пытался поладить одновременно с двумя женщинами?

– Мадемуазель, бонжур, – спокойно сказал он, убирая из голоса всю суровость, которую он мысленно положил в шкаф, захлопнул дверцу и повернул в ней ключ. Ему было тяжело. Под угрозой оказалось что-то жизненно важное, а он умел получать желаемое лишь с помощью кулаков, вкладывая в них всю силу. Но веснушчатая Незнакомка не умела боксировать, и дракой он ничего не добьется.

– Бонжур, – отрешенно отозвалась она.

– Вы не голодны? – спросил он и кивнул с легкой улыбкой на шоколад, оставшийся на столе, кивнул так, словно его сердце не сжалось от боли. Она его даже и не попробовала!

– Я забыла, что у меня назначена встреча.

Явная ложь. Его сердце колотилось так, что ему сделалось нехорошо. Насколько он больше ее. Вот бы сейчас сжать ее в объятьях, унести отсюда и объяснить… а что объяснить-то? Может быть, он сумел бы все объяснить ее телу – руками, губами?.. При этой мысли его бросило в жар. Боже, да, он потрогал бы губами ее веснушки. Какое восхитительное получилось бы утро. Других способов общения не было, а он во что бы то ни стало хотел их найти.

– Вам понравились те карамельки? – спросил он и улыбнулся уже по-другому, мечтая, чтобы она ответила ему так, как отвечала вчера.

Она помолчала, будто не находя нужных слов.

– Да, понравились, – наконец сказала она без улыбки.

Он растянул губы пошире, не без усилий.

– Какая же понравилась больше?

– Все, – обреченно отвечала она, отвернулась и сунула кошелек в сумочку.

– А вы хотите посмотреть, как их делают? – спросил он, поддавшись внезапному озарению, и протянул ей руку. Интересно, станет ли это для нее непреодолимым искушением? – Может быть, вы отмените вашу встречу?

Она притихла и устремила на него взляд. Нет, она смотрела мимо него, на прилавок, где Гийеметта упаковывала шоколад для пришедшей просить его любви покупательницы. Сам он не решился посмотреть туда и увидеть гримасу брюнетки, но лицо Незнакомки сделалось еще более огорченным.

– У вас наверняка нет на это времени, – медленно проговорила она.

– Я сделаю это с огромным удовольствием, – с вызовом отвечал он.

Ее взгляд снова метнулся к брюнетке, потом к нему. С недоверием.

– Вы ведь даже не знаете моего имени… – с опаской произнесла она.

– Верно, не знаю. – Он выжидающе поднял брови.

Она снова не проявила вежливости и ничего не сказала.

Надо же. А он тут пытается изо всех сил продемонстрировать ей свои хорошие манеры.

– Я уже назвал вам свое имя – Доминик, – с надеждой напомнил он.

Неожиданно она рассмеялась.

– Весь Париж знает ваше имя, Доминик Ришар, – воскликнула она с… ну, он описал бы это как ласковый юмор. Словно она собиралась взъерошить его волосы в знак прощения.

Х-мм. Он не маленький мальчик. И все же мысль, что ее рука дотронется до его волос, даже погладит его по голове, словно мальчишку, вызвала в его теле мучительное томление.

– Пойдемте наверх, – проворковал он. В самом деле, приманка оказалась верной, потому что Незнакомка пошла с ним к лестнице. – Вам понравится.

– Чао, Доминик, – томно пропела брюнетка и, взяв мешочек с шоколадом, помахала рукой возле своего уха. – Я позвоню тебе.

Вот сволочь, с уважением подумал Дом. Вот почему она так привлекла его в прошлый раз! Ему нравятся женщины, которые могут дать сдачи и дерутся без правил.

Он поглядел на Незнакомку – глаза той снова стали холодными, недоверчивыми. Что ж, ему не впервые придется брать непреодолимые преграды. Он снова улыбнулся.

– Пойдемте. – Пойдем, и ты увидишь меня во всем блеске.

Лишь в самую последнюю минуту он вспомнил, что должен согласно этикету идти за ней, а не впереди. Когда-то в его юности какая-то девчонка сетовала на отсутствие у него галантности и в качестве примера указывала именно на это – что по лестнице надо подниматься следом за дамой, двумя ступеньками ниже. Тогда он отказался обращать на это внимание и не желал ставить себя в положение чьего-то слуги, неважно, мужчины или женщины.

Но тут, следуя за Незнакомкой по лестнице, он подумал, что это не так уж и плохо. Он чувствовал себя не ее слугой, а скорее мужиком, подглядывающим в щелку. Он смотрел на ее попку и прикидывал, что она округлится, если там, наверху, он будет кормить ее обладательницу своими лакомствами. А если она поскользнется на узкой металлической спирали, он ее вовремя поймает и не даст ей упасть.

Внезапно его осенило. Х-ха… А не в этом-то и причина, почему он должен подниматься вверх по ступенькам следом за женщиной? Означает ли это, что спускаться он должен первым?

Но это будет уже не так интересно, ведь он не сможет смотреть на ее попку. Но зато, если она споткнется, то упадет прямо на его широкие плечи и вцепится в них. И он подхватит ее на руки.

Он еле заметно усмехнулся. Может быть, ему повезет, и она споткнется, потому что будет глядеть не на ступеньки, а на его задницу? Ему не раз говорили, что она у него соблазнительная, хотя ситуация, когда это говорилось, была неприличная и грязная. Вот о чем он думал, поднимаясь за мадемуазель Незнакомкой по винтовой лестнице.

– Она не позвонит мне, – сообщил он ей на ухо, оказавшееся на одном уровне с его ртом, потому что он, отставая, прилежно держал дистанцию в две ступеньки. – У нее даже нет моего номера телефона.

Она споткнулась, и ему действительно пришлось протянуть руку и применить на практике принципы джентльмена, поддержав ее… ну, чуть ниже, чем позволяли хорошие манеры, ну, прямо за попку, но ведь не мог же он допустить, чтобы она упала!

После такой его помощи она снова споткнулась, но не оттолкнула его руку. Так-так, Доминик. Либо она ужасно боится высоты, либо созрела для того, чтобы пойти с тобой в ресторан. Теперь она не возмутится и не исчезнет после твоего предложения.

Как только они поднялись наверх, он поравнялся с ней, чтобы увидеть выражение ее лица, когда они войдут в его лабораторию.

Ее лицо озарилось восторгом, словно его осветило восходящее солнце. Ему захотелось ее поцеловать прямо там, на пороге.

Проклятье, как тяжело терпеть всю эту медленную канитель!

Джейми никогда не видела ничего похожего. Какие-то вещи у Доминика Ришара были такие же, как у Сильвана Маркиза. Сильван занимался исключительно производством шоколада, и у него не было ни кондитерских изделий, ни карамелей, только то, что могло сопутствовать шоколаду. Еще Сильван работал на цокольном этаже с высокими окнами в более дорогом квартале Парижа, поэтому на его кухне было тесновато.

Ну а у Доминика Ришара… поистине, ты словно восходишь на небеса. Весенний свет лился во все огромные окна, два из них были распахнуты, и в них веяло приятной прохладой. Здание стояло в паре улиц от площади Республики, в тихом месте, и шум большой магистрали лишь издалека напоминал, что мир не дремлет.

Серый полированный мрамор поблескивал на рабочих столах, заставленных кухонным оборудованием. Работники ходили в белом, лишь одна девушка лет двадцати с небольшим была в черном. Пять маленьких глазировочных аппаратов, совсем не похожих на большие машины, работавшие в производственных цехах «Кори», стояли в главном помещении. На одном из них как раз шла глазировка. Одна женщина загружала маленькие квадратики ганаша, конфетного содержимого, в аппарат, а когда появлялись готовые конфеты, другая женщина подправляла на них глазурь.

На стенах висели металлические формы разнообразных размеров и конфигураций. Молодой парень красиво выкладывал пирожные на тарелки, добавлял парочку декоративных штрихов и спускался в зал к клиентам. В дальнем конце помещения девушка в черном вышла с большой кастрюлей из правого дверного проема и скрылась в левом. На мраморной столешнице женщина раскатывала тесто.

Девушка в черном снова появилась в левом проеме, и одновременно из правого вышел высокий шатен. Они посмотрели на Доминика и Джейми, обменялись восторженными взглядами и скрылись за дверями. Почему они скривили губы?

– Пойдем! – сказал Доминик Ришар, довольный, таща ее за собой. Он напомнил ей какого-то из детей на фермах, производящих какао. Те готовы были разговаривать с любым взрослым, всячески стремясь показать, как ловко они умеют что-то делать. Например, таскать на плечах груз, в два раза превышающий их собственный вес. Или, позже, когда она объехала фермы, многое на них переменила и возвращалась для того, чтобы поглядеть, как осуществляются ее планы, дети рассказывали ей, как хорошо они учатся грамоте, как рисуют, как зовут их кукол…

– Тут красиво, – восхищенно проговорила Джейми. Она и не предполагала, что шоколадная святая святых такая красивая. Светлая, открытая, полная счастья. Салон тоже исключительно красив, но тут все еще ярче, активнее. Ей подумалось, что именно в такое место должно поступать ее какао, собранное в жару под банановыми листьями, очищенное трудолюбивыми руками от сморщенной красной или желтой кожуры, под которой скрывалась белая мякоть, слаще, чем манго. Доминик следил, чтобы у него был настоящий шоколад; его поставщик покупал часть какао на фермах, принадлежащих Кори. Джейми знала каждое звено в его цепочке поставок и могла собственноручно разложить какао-бобы, чтобы они сохли на солнце. Ей был знаком фруктовый спиртовой запах, который приобретали бобы в процессе ферментации; та запомнившаяся ей едкая сладость превращалась потом в насыщенную, теплую, темную роскошь шоколада.

Перед ними на столе высилась огромная шоколадная глыба; вероятно, стол был рассчитан на такую тяжесть. Возле нее лежали резцы, стамески разных размеров, но сама глыба была нетронутой.

– Что это?

– Я должен что-то сделать к Шоколатье-Экспо, оно пройдет на следующей неделе. Но я все еще в раздумьях. – Обвив рукой ее талию, он воззрился на глыбу, словно поставил цель пронзить ее взглядом. – Иногда полезно посмотреть, что получается из шоколада.

Она улыбнулась и внезапно подумала, что, возможно, она уговорит его пускать сюда на учебу на четыре недели подростков из фермерских кооперативов, выращивающих какао. Они поживут месяц в Париже и будут участвовать в красивом финале долгого пути, который прошел их продукт.

Образ восторженного подростка улетучился из ее сознания, его моментально вытеснила темнота. Джейми вдохнула полной грудью успокоительный аромат шоколада и сосредоточилась на руке Доминика, лежащей на ее талии.

Ее тело слушалось этой сильной руки, словно она вальсировала. Он вел ее и время от времени останавливался, показывая ей то, что, на его взгляд, могло ее заинтересовать.

– Попробуйте. – Он взял с лотка свежий эклер и подал ей.

Она вонзила зубы в пирожное, и темный, интенсивный вкус нежного холодного крема с искоркой чего-то свежего, ни на что не похожего вызвал восторг на ее лице. Глаза его повеселели.

– Фруктовое пирожное. – Он остановился перед лотком с разноцветными сахарными сокровищами. – Вы когда-нибудь ели такое? – Он протянул было ей одну штуку, но понял, что ее руки и рот все еще заняты эклером, и после недолгих колебаний съел сам.

Ее глаза ревниво впились в его рот – какой вкус и аромат там плавятся? Не шоколад. Нечто более яркое и прозрачное, от чего чуточку щиплет язык…

Что-то блеснуло в его глазах, жаркое, искрящееся. Она отвела взгляд, чтобы не покраснеть – ох, черт побери, слишком поздно. Что там было с той красивой брюнеткой? Почему он не стал с ней заниматься, а вместо этого решил показать ей, Джейми, свои кухни? Или он ослеп? Может быть, он просто знает, кто такая Джейми, и нуждается в финансовой поддержке? Ведь он совсем недавно открыл это экстравагантное новое место, а всеобщая экономия, вероятно, не позволяет людям наслаждаться его запредельно дорогим шоколадом. Может быть, он сейчас на мели?

Они повернули к двери, и он пропустил ее вперед. Жар его тела ударил ей в спину и ягодицы, закружился по ее телу; а запах горячего крема струился в лицо, неся с собой аромат какого-то колдовского сада.

– Вот место, где мы делаем всю горячую работу, печем, варим карамель. Видите, Аманд работает сейчас с карамелью? – Она посмотрела на высокого русоволосого парня, помешивавшего ложкой в большой кастрюле; из нее поднимались запахи сливочного масла и сахара. Масса в кастрюле еще не закипела, но он неотрывно смотрел на нее, закусив нижнюю губу. Уголки его губ подрагивали.

– Вы что-нибудь знаете о том, как делается шоколад? – с жадным интересом спросил Доминик. Он стоял всего в нескольких дюймах от нее, и у нее плавились все мышцы в спине и бедрах. Она удерживалась изо всех сил, чтобы не качнуться, не прижаться к нему.

Она так и не решила, какой дать ответ, а он уже взялся за объяснения.

– Глядите, тут мы добавляем вербену. – Он подошел с ней к кастрюле с кремом, где плавала веточка с длинными узкими зелеными листьями.

Лимонный свежий запах вербены повеял ей в лицо, оживляя тяжеловатый запах крема. Его большая ручища, лежавшая на ее пояснице, напомнила ей горячий камень, который используют для массажа многие племена. Жар руки плавил ее.

– Когда крем настоится, мы добавим в него шоколад, и получится ганаш.

Его рука сползла с поясницы на ее бедро и направила Джейми в другое помещение.

– А здесь мы охлаждаем ганаш и храним новые партии шоколада до продажи.

Молодая женщина в черном поварском кителе тянула руки над двумя длинными металлическими рамками, формуя в пласт шоколадный ганаш. Она вся сосредоточилась на этом процессе; ее губы вздрагивали каждую пару секунд, и ей приходилось их крепко сжимать. Вот она стрельнула взглядом в Доминика и Джейми, в ее глазах заплясали смешинки, и она опять поспешно нагнулась над мраморным столом.

Возле стола, на котором она работала, стояли проволочные полки на колесах. На них лежали металлические лотки, наполовину наполненные симпатичными готовыми шоколадками.

– Держите, попробуйте вот эту, мою любимую. – Доминик Ришар протянул ей шоколадку, и его большой палец почти погладил ее нижнюю губу.

Она затаила дыхание и посмотрела ему в глаза.

Что же такое творится? Неужели он отказался от общения с красивой женщиной ради вполне заурядного экземпляра? Или он все-таки знает, кто она? Или…

Она сомкнула губы вокруг шоколада – каковы бы ни были его мотивы, ее мотивы были… Она прикоснулась губами к кончикам его большого и указательного пальцев. Их шершавое тепло проникло сквозь нежную кожу ее губ и разлилось по телу. Его шоколад ударил по всем вкусовым сенсорам ее рта, подарив ей вкусовую гамму от горького до сладкого, с едва уловимым привкусом соли, и начал плавиться у нее на языке.

Ей было плевать на его мотивы. Плевать на то, что его могли привлечь ее деньги. Ее даже не волновало, что он, возможно, любил групповуху. Какими бы ни были его мотивы, наибольшую выгоду получит она. Все его солнце, тепло и силу…

– Дом, – произнес кто-то, и потребовалось несколько мгновений как ему, так и ей, чтобы это слово дошло до сознания. Она смущенно заморгала, когда черные брови сошлись у переносицы, и Доминик повернулся к говорившему.

– Прошу прощения… – сказал с искренним сожалением низкорослый широкоплечий парень. – Дом, кажется, я не очень понял, что ты велел мне сделать. Ты мог бы?..

Доминик сумрачно взглянул на него, но все же извинился перед Джейми и ушел на кухню. Джейми поглядела им вслед, подняв брови. Подчиненные называют его Дом? Они с ним на «ты»? К Сильвану все работники обращаются «шеф» или «месье» и непременно на «вы».

Она оторвала взгляд от широкой спины Доминика и пошла бродить по лаборатории. Ее завораживал поток шоколада, струящегося из глазировочного аппарата. Это был деликатный, интимный каскад, не то что мощные потоки шоколада в гигантских машинах на фабриках, принадлежавших семейному концерну «Кори». И он был гораздо темнее. Под ним исчезали маленькие шоколадные корпуса, которые женщина средних лет ловко и проворно укладывала на проволочную сетку; они появлялись с другой стороны, поблескивая шоколадной глазурью. Женщина помоложе взмахивала тоненьким кончиком ножа, словно волшебной палочкой доброй феи, подправляя глазурь и доводя ее до совершенства.

Джейми захотелось стать таким кусочком ганаша. Скрыться под расплавленным шоколадом, спрятаться от мира в этой теплой тьме. Она невольно посмотрела на Доминика и прикусила губу, увидев, что он стоит вполоборота к ней, словно пытается не упускать ее из виду.

Тут она заметила, что обе работающие тут женщины с любопытством поглядывают на нее. Улыбнулась, смутилась и тихонечко отошла.

Все стены вокруг винтовой лестницы были из чистого, прозрачного стекла. Виден ли отсюда тот красивый зал? Может быть, видна и белая стена с розовыми бутонами? Она подошла к стеклу и посмотрела вниз из узкого стеклянного пенала.

Да, отсюда, с крошечной площадки, видна часть зала. А вон и стол, где она обычно сидит. Официантка как раз убирала там ее несъеденные пирожные.

Ее внимание привлекло движение возле кухни. Доминик Ришар возвращался к ней и сейчас был с другой стороны лестницы. Их взгляды встретились сквозь две стеклянных поверхности. Он стоял, тихий и неподвижный. И очень большой.

Что-то в его взгляде заставило ее почувствовать себя добычей, и она огляделась по сторонам в поисках путей для бегства. Но их не было. Если она покинет этот стеклянный уголок, то неизбежно пойдет навстречу Доминику, и он будет видеть каждый ее шаг.

Голодный хищник, он не стал ее ждать. Он стал красться к ней, чтобы запереть ее в прозрачной ловушке.

Он хищник? Почему она так решила? Ведь она не давешняя знойная брюнетка. Он слишком крупный хищник, чтобы интересоваться такой мелкой добычей, как она. Разве пантера станет охотиться на кузнечика? Только если она очень голодна, а Доминик явно не голоден.

Он остановился перед ней, блокировав ее в узком углу между стеклом и стеной, касаясь их плечами. За стеклом зияла пропасть лестничного колодца.

Его тело нагрело воздух. Она дрожала, ей казалось, что он гладит ее всю, хоть он еще и не прикоснулся к ней. Он стоял так близко, что она видела даже мелкие розоватые прыщики, высыпавшие на его бритой челюсти, а его запах вызвал новую волну жара в ее теле. Неужели его кожа такая нежная? Или он просто слишком торопливо брился, ему не терпелось жить дальше своей бурной жизнью?

– Вы когда-нибудь стоите тут и смотрите в зал, если туда приходит какая-нибудь знаменитость? – спросила она.

Он взглянул на ее столик, потом на нее, и на его лице почему-то появилась настороженность.

– Сюда часто заходят знаменитости. А у нас всегда полно дел.

– Да вы и сами знаменитость. – Да, конечно, он слишком знаменитый, чтобы торчать здесь и подглядывать за клиентами.

Он ухмыльнулся, довольный, что ему не пришлось самому напоминать об этом.

– А вы?

Вопрос прозвучал вполне искренне. Возможно, в конце концов, он и не знает, кто она.

– Нет, – честно ответила Джейми. Во всяком случае, сама она ничего выдающегося не сделала.

Он наклонился к ней ближе. Нет, ей это лишь показалось, она приняла желаемое за действительное. Увы, она самая жалкая в мире групи. Сейчас ей хотелось, чтобы он схватил ее и прижал спиной к стеклянной стенке. Лучше не думать о том, что их видели все, кому не лень. Она подняла голову и приоткрыла губы, словно в ожидании поцелуя.

– Ваши кухни очень красивые. Я еще никогда не видела ничего подобного.

На этот раз комплимент, казалось, не был услышан. По крайней мере, ей так показалось. Он схватил огромной ручищей ее за запястье и потер его большим пальцем.

– Вы слишком мало едите, – ласково произнес он.

Разряд гнева пронесся по ее телу. Она хотела выдернуть руку назло… назло самой себе, потому что только сама будет страдать из-за этого. Ведь она только и делала, что ела, ходила в тренажерный зал и бродила по городу, а значит, тоже укрепляла свои мышцы. Все свое существование она сейчас нацелила на восстановление сил. Черт побери, она делала все, что могла!

Он посмотрел на ее упрямо сжатые губы и помрачнел. Потом снова потер пальцем ее нежную кожу запястья, и она успокоилась. Разве могла она позволить себе пропустить такое восхитительное ощущение?

– Вы когда-нибудь ходите в ресторан с незнакомыми мужчинами? – спросил он вполголоса. – И позволяете им кормить вас земной едой?

Ее глаза снова устремились на его лицо. В ее теле расцвел огненный цветок; его жар был всюду – в животе, сосках и на лице, ненавистный румянец, красный сигнал, гарантировавший, что Доминик заметил ее слабость.

– Мне трудно снизойти до этого. После вас.

И опять этот комплимент, казалось, не дошел до его сознания – Доминик был сосредоточен на чем-то. Так… если уж это ему не понравилось, что же тогда? В ее колчане оставалась единственная стрела – восхваление.

Его взгляд шарил по ее лицу, пунцовому от смущения. Слава богу, что она надела шарф, и он не видел, как покраснели ее горло и грудь.

– Мне надо идти, – пробормотал он. – Я обещал провести это дурацкое кулинарное шоу.

О! Ей бы отпрянуть назад, смиряясь с его отказом, но это было невозможно. Она стояла в тесной ловушке между стеклом, камнем и Домиником.

– У вас занят сегодняшний вечер? – совсем тихо спросил он.

Огненный цветок расцвел еще сильнее; сейчас ей казалось, что еще немного, и она вся выгорит изнутри. Особенно горячо было в тех частях тела, которыми ей хотелось прижаться к нему.

Вообще-то… вообще-то она должна была обедать с сестрой, чтобы Кэйд могла позаботиться о ней… Но она все отменит. И Джейми неуверенно покачала головой.

– Можно я заеду за вами?

Она слабо кивнула, и все мышцы его тела напряглись в ответ. А тихая козочка подняла глаза и увидела, что ее загнал в угол тигр.

И задрожала от беспомощности и восторга при мысли, что он хочет ее съесть.

– Где вы остановились?

«Остановились». Он не спросил: «Где вы живете?» Значит, непостоянство было тут одной из базовых предпосылок.

– Я… ах… – Она отыскала в сумочке бумагу и ручку. Повернулась к стеклу, и, пока пыталась что-то там нацарапать, дыхание Доминика щекотало ей шею. По ее телу бежали мурашки восторга. От него так восхитительно пахло шоколадом, что ей хотелось свернуться в клубок и прижаться к нему. Еще в ее душе появилось сильное и глубокое ощущение, что она вернулась домой после долгого, многолетнего отсутствия. Доминик наклонился над ней, словно не мог совладать с собой, и жадно смотрел на появляющиеся на бумаге буквы.

Она протянула ему листок, и он бережно взял его. Не смял, нет. Потом вздохнул, глядя на нее с высоты своего роста, и медленно повернул тяжелое тело. Если бы она не написала ему свой адрес, будто пароль, неужели он зажал бы ее в этом углу и держал до тех пор, пока она не сдастся?

Проклятье. Может быть, надо было писать медленнее? Уронить несколько раз ручку? Тогда бы они вместе бросались ее поднимать, и их тела бы касались друг друга…

И тогда она, увидев подходящий момент, навалилась бы на него всем телом и позволила ему делать с собой все, что ему захочется.

Неимоверным усилием, словно идя через расплавленный шоколад, она заставила себя сделать небольшой шажок. Иначе на ее лице появится такое отчаяние, что он заберет назад свое приглашение.

– Значит, в семь тридцать? – уточнил он, когда Джейми задела его бедром. Она могла бы пройти мимо него и так, но… зачем упускать такую возможность? Может быть, он обманет и не заедет за ней вечером, и тогда она будет об этом жалеть.

Получится ли у них что-нибудь? Она взглянула на него через плечо. Он смотрел на нее сосредоточенно, ошеломленно, словно глаза ему застила пелена. Может быть, он принимает что-то нехорошее и из-за этого ведет себя неадекватно?

– Я буду рада, – ответила она, и он улыбнулся, жестко и торопливо.

Его улыбка согрела каждую косточку в ее теле, даже ту, упрямую и больную, которая всегда отказывалась согреваться. Тело наполнилось золотым сиянием надежды, которая грела ее, когда Джейми заставила себя уйти от этого источника тепла и шоколадного аромата и выйти на улицы весеннего Парижа.

Едва она шагнула за порог, как лаборатория взорвалась.

– Ого! Эге! – победно вопила Селия, размахивая над головой сцепленными в замок руками.

– Победа, шеф!

Кто-то громко мяукал. Аманд завывал по-волчьи.

– Ох, заткнитесь же, черт вас всех побери! – прикрикнул на них Доминик, подушечками пальцев поглаживая бумажный листок, словно тот был живой. Ему никак не удавалось подавить усмешку смущения.

Селия прислонилась задом к мраморной столешнице.

– Так как же ее зовут?

Ох, дьявольщина… Дом растерянно смотрел на записку. Номер дома, улица. Ни имени, ни фамилии.

– Я так и не знаю.