Утром представшая перед ней пустая квартира показалась Магали таким чужим и пугающим местом, что остатки сна мгновенно улетучились, сменившись чистым ужасом ребенка, вдруг проснувшегося на другом конце света.

Подавив раздражение, она взяла себя в руки и пошла в ванную комнату, чтобы поискать зубную пасту. Прежде всего самое важное. А самым важным оказалось опять собраться с духом. Глянув в зеркало, Магали ужаснулась тому вороньему гнезду на голове, в которое превратились ее всклокоченные высохшие волосы. Она вновь залезла под душ и начала нещадно раздирать эту путаницу его расческой, настолько нещадно, что не обращала внимания даже на брызнувшие из глаз слезы.

Где-то хлопнула дверь.

– Магали? – позвал голос Филиппа. – Магали, тебе стоит выйти и посмотреть.

Он обнаружил, что она принимает душ, и по правде говоря… покраснел от смущения.

– Прошу прощения, – сказал он, отворачиваясь, словно случайно застал ее врасплох обнаженной.

Конечно, случайно, но не совсем неожиданно.

Он – очевидно, тоже обуреваемый противоречивыми чувствами, – стал топтаться, словно никак не мог найти надежную точку опоры.

Магали выключила душ и, естественно, не смогла найти ни одного полотенца – оба они валялись на полу возле его кровати.

Наконец вернувшиеся способности рассуждать подсказали, чего, собственно, ему хочется, и Филипп повернулся и открыто взглянул на нее. Он улыбнулся, его глаза сияли от удовольствия, созерцая ее покрытое каплями тело, но краска смущения, залившая его лицо, стала еще ярче.

Покрывшись от холода гусиной кожей, она поежилась, смущенная ощущением своей наготы, показавшейся ей сейчас неуместной.

– Пардон, – извинился он и, выскочив из ванной, вернулся назад с полотенцем.

Магали плотно завернулась в мягкую ткань. Покрасневшая и распаренная кожа оставшихся открытыми плеч, шеи и лица, должно быть, потрясающе контрастировала с белизной махрового полотенца. Хотя он вполне мог приписать ее волнение только слишком горячей воде.

Его улыбка не стала шире, но лицо озарилось каким-то сердечным внутренним светом, приобретя, подобно хорошему шоколаду, смешанному с какао, добавочный бархатистый оттенок. Чему бы он ни приписал ее красноту, увиденное ему, похоже, понравилось.

– Viens voir. – Завладев ее рукой, он потянул ее за собой. – Это стоит посмотреть.

Филипп подвел ее к окну спальни и размашистым цирковым жестом, словно ассистент факира, раздвинул шторы. Он наблюдал за ее лицом, пока она изумленно разглядывала пушистые падающие хлопья и снеговой ковер, покрывший мощенные булыжником тротуары.

Снег пока еще покрывал улицу тонким слоем, проглядывали участки серо-черной мостовой, но старинная чугунная решетка за окном украсилась белой опушкой. Париж в снегу. За ночь город для них украсили снежной белизной. Магали ахнула, восхищенная волшебным превращением.

– Пекарь еще не открылся, – сообщил он. – Подозреваю, из-за обледеневших дорог. Надеюсь, тебе нравятся йогурты. Или, если не нравятся, мы можем прогуляться до моей лаборатории и… – в его смеющихся глазах она поймала особое выражение, породившее в ней легкое волнение, – и я приготовлю то, что тебе понравится.

Он произнес это с полнейшей уверенностью в своей способности приготовить то, что ей понравится, и в том, что сегодня он сотворит для нее нечто совершенно уникальное.

– Обычно я завтракаю яичницей с беконом, – сдержанно заявила она.

– Как американцы? – потрясенно изумился он, и Магали улыбнулась: он еще не знал о ее полуамериканском происхождении.

Поэтому, с глубокой убежденностью подумала она, видимо, и родилось у нее стремление обрести родной дом на том острове в сердце Франции.

– Tu es une plaie, – весело откликнулся он. – Какая досада. Я не умею готовить яичницу с беконом. – Он произнес это тоном принца, признающегося, что не умеет натирать полы мастикой. – Но вместо этого с удовольствием могу приготовить такие вкусные kouign-amann, каких ты еще в жизни не пробовала.

«Куин-аман» считалась фирменной бретонской выпечкой из дрожжевого слоеного теста, требующего сложной трехдневной обработки, включающей череду этапов замешивания, охлаждения, раскатывания и складывания. Только в кошмарном сне она могла попытаться приготовить такое тесто! Миниатюрные булочки Филиппа завоевали всемирную известность, и сейчас в холодильнике его лаборатории наверняка лежали готовые к выпечке заготовки.

Но сегодня кондитерская, вероятно, закрыта из-за снегопада, иначе он сам наведался бы туда с утра пораньше. И, разумеется, из-за сегодняшнего закрытия ему придется выбросить кучу пирожных, потеряв тысячи долларов. А он не выразил ни малейшего неудовольствия по этому поводу.

– А ты правда не умеешь готовить яичницу с беконом? – заинтригованно спросила она.

На лице его отразилось отвращение.

– Конечно, правда.

– Но как же ты можешь не знать, как готовят яйца?

– Я не сказал, что не способен на это, – с неохотой признался он, словно опасался, что его подвергнут реальной проверке. – Не сомневаюсь, что, занявшись этим всерьез, я мог бы добиться некоторого успеха.

Она не смогла сдержать усмешки – ему даже в голову не приходит, сколь высокомерно звучит такое небрежное высказывание.

Вдобавок он пренебрежительно махнул рукой.

– Как бы то ни было, я не вижу причин для освоения такого блюда.

– К примеру, чтобы избежать диабета, – сухо подсказала она, – полезно иногда есть что-то несладкое.

Он порывисто обнял Магали за плечи и привлек к себе, чем совершенно обезоружил ее.

– Я люблю питаться в ресторанах. Правда, – добавил он, заметив ее удивление. – Они мне нравятся. Мне нравится пробовать блюда, приготовленные лучшими шеф-поварами или пока неизвестными талантливыми новичками. Нравится разбираться в том, что они могут мне предложить. Рассматривать меню, слушать советы сомелье по выбору вин, составлять план ужина, подобно путешественнику, планирующему маршрут.

Прижавшись к его теплому боку, Магали следила за кружащимися в воздухе искристыми снежинками и, слушая описание любимых привычек Филиппа, вдруг почувствовала странный голод. Она тоже в компании родных и друзей иногда отыскивала новые симпатичные рестораны и обожала такие поиски. Но, внимая его описанию, она почему-то представила уютный отдых у горящего камина в морозный день. А картины вечеров с ним в ресторанах протянулись, казалось, бесконечной галереей в ее будущее, полное новых ощущений и открытий.

Когда, оторвавшись от созерцания снегопада, она перевела взгляд на его лицо, то обнаружила, что сам он созерцает ее с каким-то загадочным удовольствием в подернутых дымкой глазах, словно тоже представляет то, как она сидит перед ним за столом.

– Обычно я не заказываю там десерты, – признался он, – но порой что-то может возбудить мое любопытство. Итак, – он покрепче сжал ее плечи, – kouign-amann ou yaourt? А если сегодня к вечеру в нашем городе возобновится жизнь, то я обещаю отменный ужин в отличном ресторане.

Она сглотнула слюну, растерянно погружаясь в солнечный мир окутывающего ее сердечного тепла. Ее старательно сдерживаемым чувствам по-прежнему хотелось вырваться на свободу и понежиться в его лучах.

– На самом деле питаюсь я в основном фруктами и йогуртами, да еще далом и разнообразными блюдами с карри, приготовленными тетушкой Эшей. А зимой тетушка Женевьева обычно варит огромные кастрюли супа.

За окном тихо кружился, поблескивая, снег, Филипп развернул лицом к себе завернутую в его полотенце Магали, и глаза его, озаренные сердечным теплом, излучали затаенные желания и чувства, выразительно пояснявшие значение того короткого ночного признания.

– Bon Dieu! Боже мой! Я же могу подарить тебе целый мир новых вкусов и ароматов!

И тон его говорил, что подарка лучше он и вообразить не может.

И она тоже не могла вообразить для себя ничего лучшего.

Однако она трепетала от страха, осознавая, с какой откровенностью он желал подарить ей свой драгоценный мир.

Завладев ее руками, он запечатлел по поцелую на ее узких запястьях.

– А ну, Магали, побежали играть в снежки!

* * *

Париж в снегу тоже стал для них своеобразным подарком. Редким подарком для горожан или туристов, кому повезло увидеть столь удивительное событие.

Магали и Филипп первыми прошлись по чистому снегу, протянув две цепочки следов до закрытой boulangerie и обратно. Дойдя до конца улицы, они заметили лишь еще одну цепочку следов, перпендикулярных тем, что остались от их ног; кто знает, о чем мечтал и куда направлялся прошедший по чистому снегу утренний странник? Следы этого незнакомца быстро скрывались под новыми снежинками. Свет еще не погашенных уличных фонарей пронизывал густо падающие снежные хлопья.

Перед выходом из дома Филипп тщательно спрятал волосы Магали под свою – одну из многих – лыжную шапку – экстравагантную, по коварной задумке его сестры, но теплую вязаную шапочку, игриво украшенную разноцветными болтающимися косичками. Вид Магали в ней вызывал у него улыбку. Помимо кофты она надела под куртку один из его свитеров. И хотя свитер даже не касался ее тела, Магали он казался особым тайным защитным коконом, незримым щитом тепла супергероя, обладавшим сверхъестественными качествами.

Сам Филипп натянул на свою шевелюру гораздо более стильную серую шапку.

– Раз у тебя уже есть такая модная шапка из бутиков Фобур Сент-Оноре, то мне, пожалуй, кажется, что твоя сестра, выбирая для тебя это «чудо с косичками», хотела, чтобы над тобой просто посмеялись на каком-нибудь лыжном курорте, – раздраженно предположила она.

Он поиграл одной из косичек на шапке.

– Она считала, что я слишком заважничал. – Его затянутые в перчатку пальцы коснулись ее подбородка и, пробежав по щеке, смахнули снежинку со лба. – А ты помнишь, как в детстве всегда хотелось, чтобы на Рождество выпал снег? Но сегодняшнее чудо компенсирует все несбывшиеся желания.

Склонившись, он поцеловал снежинку на ее губах, растаявшую между ними каплей льдистой влаги.

Плотные снежные тучи еще серели над сумрачными улицами, медленно и величаво выпуская на город большие снежные хлопья, белыми перышками слетавшие с небес. «Точно тающие крылышки небесных ангелов», – вдруг подумала Магали, попытавшись поймать одну снежинку. Но лучистое небесное создание уже через секунду исчезло с ее перчатки.

Уличные фонари, окутанные расшитым снежинками занавесом, стояли как волшебные маяки иных эпох, струящие лучи в настоящее время. Лишь на мгновение, когда они вышли на площадь Вогезов, все фонари, обрамлявшие ее, высветили вдруг какую-то туманную, приглушенную древность. Потом их мерцающий свет устремился навстречу просыпающейся реальности нового дня, притихшего под снежным покрывалом.

К решеткам, окружающим площадь ограды, привалились велосипеды, рядом с ними дремали припаркованные мопеды, чьи очертания стирались под толстыми снеговыми чехлами. А вокруг тянулись величественные симметричные кирпичные дворцовые здания с полосами белого известняка – падающий снег постепенно укрывал их синие сланцевые крыши, соскальзывая с крутых скатов к карнизам. Магали и Филипп, найдя временное укрытие под сводом аркады, поглядывали на жизнь просыпающегося города, однако вскоре им надоело прятаться, и они устремились к соблазнительно засыпанному снегом скверу.

Вокруг начали появляться люди, привлеченные мыслью о прогулке по заснеженной площади Вогезов: очередная парочка показалась в дальнем конце сквера – мать и отец с двумя маленькими детьми, которые возбужденно подскакивали рядом с ними. Снег скапливался на бортиках чаш уснувших на зиму фонтанов. Он одел белой опушкой оголенные ветви деревьев, выстроившихся симметричными рядами. С другой стороны в сквер вбежали два подростка, один догонял другого со снежком в руке. Более солидный месье спустил с поводка маленького терьера, который тут же принялся с заливистым лаем носиться по снегу.

– Какая красота, – тихо промолвила Магали.

Одно из самых прекрасных событий в ее жизни.

– Я не могу поверить своему счастью, – добавил Филипп, словно пытался уговорить его остаться с ним. – Ведь мне, возможно, пришлось бы пытаться добросить камешки до окон твоей башни, пытаясь вызвать тебя на улицу, чтобы порадоваться этому чуду вместе со мной.

– Ну, увидев снег, я сама сразу же выбежала бы гулять, – с легкой обидой заметила Магали.

Вряд ли, конечно, она одна решилась бы на дальнюю прогулку, но наверняка заглянула бы в сквер Бари на восточной стрелке острова и прошлась бы по набережным к собору Нотр-Дам. Вероятно, даже дошла бы до того позеленевшего короля на Новом мосту.

– Понятно, Магали, – с подчеркнутой холодностью ответил он. – Но вся прелесть в том, что нам удалось оказаться здесь вместе. Давай скатаем снеговика.

Снегу пока нападало маловато, и Филипп первым отказался от попыток скатать ком приличного размера для нижней части и начал просто лепить снежки и бросать их в Магали.

Она тут же, смеясь, залепила ему снежком в спину и бросилась наутек, прячась за стволами величественно стоящих деревьев и бортиками фонтанов, похожих на гигантские фигурные торты. Магали, обращая больше внимания на своего преследователя, чем на то, куда бежит, едва не врезалась в детскую коляску, чей прозрачный пластиковый короб уже скрылся под снежным покрывалом, и сама шлепнулась в снег, стараясь избежать столкновения.

Филипп, подбежав, ловко поднял ее на ноги и принялся стряхивать с ее спины снег с гораздо большей, чем требовалось, тщательностью.

– Пардон, – извинилась Магали перед матерью, катившей коляску.

Но стильная дама, молча окинув ее хмурым взглядом, с явным неодобрением продолжила чинную прогулку.

Глянув вслед сердитой особе, Магали отметила про себя широкие, но высокие каблуки ее сапог и смущенно посмотрела на свои уличные сапожки на плоской подошве. Черт побери, может быть, зря она вчера отказалась от каблуков?

Филипп рассмеялся, прочитав ее мысли.

– Ты все наверстаешь, когда растает снег. У меня появилась масса идей по поводу того, чем мы можем заняться в твоих стильных сапожках. – Он издал подавленный хрипловатый вздох. – Подозреваю, что их даже слишком много.

– О, неужели? – Она подняла на него глаза, чувствуя, как, несмотря на холод, в ней быстро нарастает жар желания.

– En fait, мы можем устроить своего рода натуральный обмен, ты, допустим, будешь исполнять все мои сексуальные фантазии, а я буду обеспечивать тебя любыми сапожками, по твоему выбору.

Его предложение действительно прозвучало весьма заманчиво. Прокашлявшись, она постаралась изобразить равнодушие.

– А попадут ли в круг моего выбора сапожки от Живанши?

– Магали, не хочешь же ты сказать, что готова отдаться мне ради фирменной экипировки, а не ради моих фирменных макарун? Это просто убьет меня.

Ее плечи поникли.

– Вероятно, отныне все мои мечты будут сводиться только к твоим макарунам, – с грустью констатировала она.

Теперь, когда она попробовала его миндальное пирожное, у нее начинали течь слюнки уже от одной мысли, что она сможет еще раз отведать его. Она начисто потеряла силу духа. Проблема заключалась не в моральной устойчивости, поскольку, как и ее тетушка Женевьева, она считала, что раздражающие вопросы морали поднимались в основном тетушкой Эшей, а в потере обычной и славной твердости характера.

– Хотя я не возражала бы против дополнительной награды, – пылко добавила она.

Она видела такую роскошную пару сапожек…

Разразившись смехом, Филипп привлек Магали к себе и закрыл ей рот крепким поцелуем.

– Похоже, снег будет валить целый день, – прошептал он в ее замерзшее ухо. – Почему бы нам не пойти погреться часок-другой, а потом с новыми силами вернуться в эту прекрасную холодину? Говорят, в снегопад нет ничего лучше чашки горячего шоколада.

Когда он повел ее с площади Вогезов в сторону, противоположную его дому, она сначала подумала, что он пошутил насчет теплой передышки и ведет ее смотреть на заснеженные мосты Сены.

По набережным Правого берега они прогулялись до Нового моста и пересекли его, постояв немного перед возвышающейся посередине заснеженной конной статуей Генриха IV – прозванного Магали Зеленым королем. Над убегающим вдаль серым руслом реки сплошь белели, подобные призракам, укрытые снегом памятники и мосты. Возвращаясь через площадь Парви перед собором Парижской Богоматери, они увидели другую играющую в снежки парочку и множество оставленных кем-то по всей площади снежных ангелов, которые напоминали небесное воинство, собравшееся перед этим величественным собором.

Обойдя взмывающие ввысь контрфорсы, они постояли немного на горбатом мосту, соединяющем остров Сите с островом Святого Людовика, глядя на течение реки и снега.

По другой стороне моста прошла парочка, тесно обнявшись под красным зонтом.

Филипп вздохнул.

– Мне следовало захватить зонт.

Он посмотрел вслед красному куполу, покачивающемуся над уединившейся под ним парочкой в темных куртках, так интимно прижавшейся друг к другу, и внезапно перевел взгляд на Магали.

– Ты спрашивала меня прошлой ночью, в какую женщину я был влюблен. – Он сосредоточенно нахмурился, словно пытался разрешить серьезный конструктивный вопрос в плане выпуска одного из своих новых piиces montйes. – Однако, Магали, мне кое-что непонятно. Как ты сама могла этого не знать?

Снежинки садились на ее распахнутые глаза, устремившие на него пристальный взгляд, и наконец она невольно моргнула, и ледяные капли повисли паутинкой между ресницами.

Неужели они будут обсуждать эту тему? Одно дело прошептать что-то, засыпая после бурного секса, но, безусловно, даже ему не могло бы прийти в голову разбираться в столь щекотливом вопросе среди бела дня.

Хотя его, похоже, это совершенно не пугало. По крайней мере сейчас, под этим сказочно падающим снегом.

– Нет, правда, Магали… я весь поглощен работой. Порой случается, что один из моих десертов остается несъеденным на тарелке. Нечасто, конечно, – добавил он, словно подсчитывал разы личных обид, – но, возможно, их оставляли особы, страдавшие анорексией и любившие терзать себя диетами. Или беременные женщины, чьи гормоны внезапно восстали против их страстного желания. Или… или… ведущий совещание предприниматель, приболевший гриппом или насморком и начисто лишившийся на время вкусовых ощущений. То есть такое бывает.

Она взяла его под руку и утешительно погладила. Ее губы чуть дернулись, но поистине трудно было представить еще какую-то причину для того, чтобы кто-то мог оставить недоеденным десерт от Филиппа Лионне.

– Я не собираюсь лично обхаживать таких людей, предлагая им новые и еще более изысканные изделия до тех пор, пока они не перестанут ломаться. – Пауза. – В общем, не в прямом смысле, – признался он. – Мне самому интересно в моменты вдохновения придумывать новые и более интересные рецепты для всего мира, но я не стану пытаться угодить вкусу того склонного к мазохизму индивида, который, ломаясь, отказывается от наличного ассортимента.

Магали упрямо сжала зубы. Ей совсем не понравилось слово «ломаться». Она мгновенно представила себе шарик крем-брюле, соблазнительно ощетинившийся поблескивающей на нем карамельной крошкой, хотя достаточно пригладить его ложкой, чтобы обнаружить всю ту нежную и прелестную внутреннюю уязвимость.

Или сырое яйцо, вытекающее из треснувшей скорлупы. Она сердито нахмурила брови.

– Ты слушаешь, что я говорю, или просто сердишься?

Она взглянула на него. Снежинки усыпали его плечи, и выбившиеся из-под шапки волнистые пряди уже смочил растаявший снег, придав более темный оттенок их золотистому цвету. Он был статным и сильным красавцем, к тому же крайне целеустремленным, и ей хватило одного пристального взгляда, чтобы самой начать таять, как снег, таять от любви к нему. Но ее совершенно не привлекала идея превращения в водянистую субстанцию.

Филипп ответил на ее молчание резким тяжелым вздохом и тоже нахмурился.

– Насколько я понимаю, ты не влюблена в меня.

Магали ахнула, словно он вдруг попытался столкнуть ее с моста в ледяную воду.

– Я… то есть мне… нет, я вовсе не… и мне…

Ощущение его близости, обаяния, его смеха, способного разрушать и создавать мир. Необузданные, опасные взгляды. Одно пирожное за другим вызывающе проплывали перед ее мысленным взором. Ее полнейшая неспособность заставить его отступить хоть на шаг. Тактичное обаяние. Его бурное желание счастья. И то, как нежно он овладел ею вчера вечером в душе, ласково прижимая ее лицо к своему плечу. Волоски его руки под ее щекой, ох, господи… неужели он мог полюбить ее.

– Я…

Он не перебивал ее. Не торопил. Не терял терпения или не стремился оборвать момент неизвестности, защищаясь от нежелательного исхода. Он просто ждал, когда она перестанет запинаться и открыто взглянет на него. Дотянется до его откровенности. Казалось, этот колдовской снегопад играл ей на руку.

Но, казалось, окончательно онемев, она лишь взирала на него во все глаза. Размышляя, не собирается ли он резко развернуться и уйти.

– Intйressant, – произнес он наконец с легким унынием, осознав, что она так ничего толком и не скажет.

Филипп вновь взял Магали за руку, и они пошли дальше в сторону ее острова.

– Пора где-нибудь погреться.

* * *

Сначала они зашли в темную и пустую кондитерскую Филиппа, где Магали с удовольствием согласилась бы задержаться. Но он даже не снял куртку, просто стоял, сунув руки в карманы, окидывая взглядом гнутые стеклянные бока выставочных витрин в своем по-царски украшенном зале.

– Как насчет этого вида? – спросил он, слегка кивнув подбородком.

Проследив за его жестом, Магали увидела, что он показывал на ряд эклеров, облитых прекрасной и блестящей шоколадной глазурью, их признавали лучшими уже три года подряд. Длинные, пухлые, со скругленными концами и… Она бросила на него возмущенный взгляд, чувствуя, как краска смущения заливает ей щеки.

Он выглядел бы совершенно невинно, если бы не легкая ухмылочка, затаившаяся в уголках его губ.

– Они же с шоколадом, – простодушно добавил он.

Даже приготовленные вчера, эти эклеры, вероятно, оставались потрясающе вкусными. И как раз нужного размера, чтобы поместиться у нее во рту, и чтобы раскусить блестящую шоколадную обливку, и почувствовать на языке прохладный шоколадный крем…

Проглотив слюну, Магали плотно закрыла рот, изо всех сил сжав зубы.

На щеках Филиппа тоже проступил заметный румянец. Неловко переступив с ноги на ногу, он дал ей возможность задуматься, что именно происходит с его телом под курткой, и тихо присвистнул, сумев наконец подавить усмешку, стащил перчатки и вытащил из-под прилавка одну из фирменных коробок для пирожных.

– Allez, Магали, решай, что здесь искушает тебя больше всего?

Ее глаза невольно устремились на него. Такого высокого, сильного и сдержанного, с выбившимися из-под лыжной шапки потемневшими влажными вьющимися волосами, а его бьющая через край энергия даже в момент вынужденного бездействия, казалось, заполняла собой весь этот превосходный зал. На его ресницах дрожала капелькой растаявшая снежинка. Он молча перевел взгляд на Магали, и эта капля соскользнула ему на щеку.

Заметив, как она смотрела на него, он выдал мимолетную усмешку, порожденную жарким всплеском триумфа, от которой у нее не только блаженно закружилась голова, но и появлялось желание, топнув ногой, сказать, что его победа над ней весьма сомнительна.

– Что ж, благодарю, Магали.

Она упрямо вздернула подбородок.

Его взгляд мгновенно переметнулся на ее шейку.

– Позволь мне ответить тебе еще более восхищенным комплиментом.

Волна удовольствия медленно поднималась в ней, возвращая в те мгновения вчерашнего вечера, когда она почувствовала себя леди Годивой, абсолютно свободной, сильной и гордой в своей наготе. Что же может быть самым соблазнительным в этом зале, набитом всемирно известными искушениями… в его понимании, разумеется? Подлинные ли чувства он к ней испытывал?

Внезапно, словно потеряв терпение, он подошел к витрине и с удивившей ее небрежностью быстро набрал дюжину разных пирожных, заполнив ими коробку. Терпения-то ему хватало с избытком, и уж особенно при изготовлении своих шедевров.

– Tiens. On y va. – По пути к выходу, он приложил к уху телефон. – Привет, парни, вы сумеете проехать сюда с фургонами?

Магали удивилась, но промолчала.

– Вперед, и, когда доберетесь, очистите тут все витрины, – распорядился он. – Может быть, это порадует и еще кого-то. Oui, bien sыr, а tout а l’heure. Restos du Coeur, – коротко пояснил он Магали, пожав плечами и убирая в карман телефон.

Магали знала об этой благотворительной организации бесплатных столовых и передвижных продуктовых фургонов, которая подкармливала бездомных и голодающих.

– Похоже, ты с ними хорошо знаком.

– Ну да, они заезжают ко мне раза три в неделю. Я редко продаю не раскупленную за день выпечку. – Он опять пожал плечами, остановившись перед главным входом во двор дома Магали. – Сегодня им повезло, дары повалятся на них не только от меня, как манна небесная. И все благодаря снегопаду.

Лицо его на мгновение озарилось широкой улыбкой.

Она отвела взгляд, ее сердце вновь тревожно сжалось. Он взял ее спрятанную в перчатку руку и поднес кончик указательного пальца к кодовой панели.

Да он стремился сюда уже на площади Вогезов, подумала вдруг Магали. А не обратно в свою квартиру. Ему хотелось пойти именно к ней домой. Благодаря отсутствию каблуков на ее дурацких сапожках он довлел над ней с высоты своего роста, а глаза сверкали страстным желанием, побуждая набрать пальцами входной код.

Бросив на него прищуренный взгляд и просто испытывая досаду и пытаясь сохранить определенные границы на случай крайней нужды в уединении, Магали подалась вперед и прикрыла от него левой рукой кодовую панель.

– Мудро, Магали. – Теперь в его голосе проявилось резкое раздражение.

Как и ее тетушки, она совершенно не испытывала ложной скромности, но тем не менее что-то сейчас смутно тревожило ее. Снежное утро, его страстное нашептывание, пирожное в виде сердца, покорившее ее своей красотой, и при всем этом она пыталась скрыть от него входной код. Возможно, как раз из-за сокрушительного воздействия розового сердца десерта.

– Значит, мне отказано в том, что доступно любому разносчику?

– Разносчики меня не волнуют, – отозвалась она, запоздало сообразив, что такое признание вовсе не способствовало укреплению границ доступности.

Он бросил на нее изучающий взгляд, и выражение его лица смягчилось.

– Так я все-таки волную тебя? – пробормотал он, поднимаясь за ней по винтовой лестнице.

Журчание его голоса поднималось откуда-то с высоты бедер. Вероятно, лучше бы она надела длинное толстое пальто.

– Когда потеплеет и ты наденешь короткую юбочку с твоими замечательными ажурными легинсами, то позволишь мне, надеюсь, сопровождать тебя по этим лестницам в свою башню? – мечтательно произнес он, отчего ее ягодицы невольно сжались, а ноги задрожали от слабости.

Неужели она постоянно присутствует во всех его фантазиях?

Какая волнующая мысль.

Магали ничего не ответила, но ей вдруг пришло в голову, как ни странно, что нет никаких причин, способных помешать им видеться весной. Хотя сейчас уже середина февраля. И до тепла осталась всего пара месяцев. А она никуда не собирается уезжать из этого города, и он тоже…

Она озабоченно нахмурилась, удивившись своим фантазиям.

Трудно поверить в счастье, исходящее от другого человека, но… он, казалось, просто излучал счастливое сияние. И, заражаясь его настроением, Магали едва могла дышать, чувствуя, как сжимается сердце.

Он озабоченно глянул на дверь в квартиру и подергал ручку, желая убедиться, что на сей раз там хотя бы появился замок.

– Ну, Магали, sйrieux, твой замок можно открыть одним пинком.

Филипп стоял у нее за спиной, протянув руки к двери, и она внезапно почувствовала, будто попала в какой-то заколдованный мир. Наполненный его величественной и реальной близостью, его присутствием здесь, возле ее двери. На их одеждах, уже теряющих резкие запахи заснеженных улиц, еще поблескивали растаявшие снежинки. По другую сторону двери пока еще находилось ее убежище, но с приходом Филиппа оттуда, безусловно, улетучились и холод, и одиночество.

Его руки уперлись в дверь по сторонам от ее головы.

– Ты пригласишь меня войти, Магали? – Заискивающий оттенок его голоса дал ей понять, как сильно ему хотелось этого.

Как сдержанно он стремился сюда целое утро, а может быть, и гораздо дольше.

У нее был выбор. Он казался вдвойне заманчивым и вследствие этого пугающим, но Магали поднялась на носочки, поцеловала его снежно-холодные губы и открыла дверь.