Магали шла по мосту Сен-Луи, перекинутому от собора к ее острову, когда молодая женщина, похожая на студентку, вдруг приветливо улыбнулась ей. Необычной была уже сама эта улыбка. В Париже незнакомые люди не улыбаются друг другу.

Размышляя, то ли эта девица безумна, то ли они знакомы, Магали нерешительно остановилась. Ох, возможно, она просто надеялась, что Магали расщедрится и достанет пару монет из зажатой в руке сумочки, поскольку улыбчивая особа уже достала из футляра скрипку и вскочила на подставку, придвинутую к железным перилам посередине моста.

Светлые волосы молодой скрипачки были стянуты в «конский хвост», джинсы зияли прорехами на коленках, но инструмент она держала как неотъемлемую часть своего тела, словно без него могла потерять равновесие и опрокинуться в Сену.

Магали шагнула ей навстречу.

– Возможно, мы уже встречались? – пробормотала она.

Девушка громко рассмеялась.

– Вы готовите вкусный шоколад, – сказала она, опуская смычок на струны.

И вдруг лучезарный свет ворвался в весенний парижский день. Небеса сошли на землю. Впервые в жизни Магали услышала такую прекрасную музыку!

Все на мосту замерли. Официанты в угловом кафе на набережной остановились и повернулись в ее сторону. Люди повскакивали из-за столиков, желая узнать, откуда до них доносятся эти звуки.

Молодая исполнительница улыбалась, излучая необыкновенную радость. Ее музыка захватила всех и каждого, струясь мощным свободным потоком.

Открыв рот, Магали изумленно смотрела на исполнительницу, чувствуя, как по ее коже побежали мурашки. И внезапно в ней ожило одно воспоминание: «Желаю, чтобы тебе понравилась твоя жизнь и ты ухватилась за нее обеими руками». Прошлогоднее пожелание одной молодой принцессе, устало растиравшей пальцы, пока ее мать восторженно щебетала о том, как много они повидали стран во время концертных гастролей дочери.

Концерты проходили в Новой Зеландии, на Гавайях, в Японии – и здесь, в Париже. И Магали отчетливо поняла – так же отчетливо, как и любой, кому повезло услышать это уличное исполнение, – что ее мать восторгалась не вот такими импровизированными концертами, а гастрольными, настоящими.

Но сейчас, играя экспромтом на мосту, девушка просто лучилась радостью и свободой, абсолютным восторженным озорством своего дерзкого поступка.

Прости, господи! Надо быть поосторожнее с шоколадом, подумала Магали.

Для удобства засунув руки в задние карманы брюк, она простояла в полном изумлении, пока не затихли последние ноты оды «К радости». И принялась растирать руки, стараясь избавиться от мурашек. Раскрывшись этой чудесной музыке, она вдруг ощутила, насколько сама замкнулась в себе, отгородившись от вольного мира.

Как только замер смычок и молодая женщина, оторвавшись от скрипки, опустила плечи, ее шляпа тут же начала заполняться. Магали тоже открыла сумочку.

Девушка рассмеялась и спрыгнула с подставки.

– О, я ни в чем не нуждаюсь, поверьте! Однко, думаю, будет лучше, если я смогу какое-то время не пользоваться своими счетами, – пробормотала она Магали. – Я заявила свите моей матери, чтобы меня оставили в покое, но, держу пари, скоро они пошлют по моему следу частных сыщиков. К тому же в вашем случае я сама предпочла бы заплатить вам – за тот чудный шоколад! – И она подмигнула Магали.

Без той радости, что она излучала, исполняя музыку, ее скуластое лицо с большим ртом и длинноватым острым носом выглядело не таким миловидным, все черты его казались несколько великоватыми.

Рот Магали сам собой беззвучно открылся и закрылся.

– Неужели вы решились на это из-за моего шоколада? – через секунду прошептала она.

Девушка – впрочем, она была моложе Магали всего на год, самое большее на пару лет, но ее бьющая через край жизнь и цветущая молодость напоминала распустившийся нарцисс, который наконец поднял солнечную головку в проплешине снега – опять рассмеялась.

– Нет, я сама так решила, – гордо отвечала она.

Ах. Магали охватило смешанное чувство облегчения и разочарования. Она бросила в шляпу мелочь, добавив сверху еще какие-то прозаические купюры – хотя догадывалась, что на счетах скрипачки денег гораздо больше, чем у нее, – и медленно пошла дальше.

– Ваш шоколад просто чудесен! – прокричала ей вслед скрипачка. Магали остановилась и оглянулась. – Я отлично помню тот первый глоток! От него мне просто захотелось вцепиться в жизнь и жить, наслаждаясь каждым мгновением!

Скрипачка вытерла лицо, сделала большой глоток воды, разделась до легкой белой блузки и, вскочив на импровизированный помост, вновь заиграла.

* * *

Филипп упоенно работал на мраморной столешнице, а его кондитеры, помощники, стажеры и ученики, работавшие за другими столами, приподнимались на цыпочки, чтобы посмотреть, что он там делает, или просто с нарочитой осторожностью шествовали мимо него по лаборатории с очередной горячей кастрюлькой.

Он бился над заварным колечком с кремом. Сначала ему пришло в голову попробовать вырезать серединку из миндальной ракушки с шоколадно-лавандовой начинкой, но этот вариант он забраковал, поскольку мед остался не у дел. Следующей попыткой стало роскошное кольцо из заварного теста с кремом и миндалем – со взбитым кремом, ароматизированным розовой эссенцией – обсыпанное пудрой и лепестками роз, а стайка малинок пока ожидала в сторонке, поскольку он никак не мог решить, хорошо ли ягоды будут смотреться на ободке. И заключительным на данный момент стало таинственное и плотное шоколадное творение, которое он только что извлек из кольцевидной формы. Волосы у Филиппа были в муке, на щеке темнела шоколадная клякса.

И, разумеется, никто из присутствующих не нашел в себе достаточно смелости, чтобы остановить его сестру, когда она появилась в дверях и, слегка переваливаясь, как утка, подплыла к его рабочему месту. И замерла.

– Филипп, что это такое с тобой…

Он бросил на нее рассеянный, непонимающий взгляд.

– Да вот, не могу решить, какое лучше ей подойдет… – пробормотал он, застигнутый врасплох.

– О господи, боже мой! – Такого вопля от Ноэми его уши не слышали со времен их детских забав.

Она схватилась за живот, словно ребенок пнул ее с удвоенной силой.

– Неужели ты… созрел… о-оля-ля! Уж не с той ли красоткой ты приходил на вечеринку Осианы? А мама уже знает? О-о-ля-ля-ля-ля-ля-ля… где мой фотик?

Она быстро извлекла мобильный телефон и нащелкала серию снимков: ее братец в порыве отчаяния завис над кольцевидным пирожным.

– Может быть, тебе уже пора разродиться? – проворчал он.

– Не вредничай, Филипп! Надо подождать еще пару месяцев. Со вторым ребенком обычно всегда больше полнеют. Ха-ха! Да ты сам это узнаешь в недалеком будущем! – Ноэми с мечтательно-торжествующим видом сдавленно фыркнула. – Так это та юная особа – Магали? Когда ты собираешься сделать ей предложение? Если мама знала и не поделилась со мной, то…

Оливер, проходя мимо, зашептал что-то ей на ухо. Не уволить ли этого шептуна, подумал меж тем Филипп.

Ноэми, всплеснув руками, зажала рот, но тут же опять схватилась за свой живот.

– Я знала! Я знала! Я знала! Мама же скачала и распечатала все сообщения с этого блога для своего альбома!

Оливер внезапно отвлекся от Ноэми и, взглянув на дверь, так вздрогнул, что crиme anglaise выплеснулся из его кастрюльки не только на него самого, но и на живот будущей матери. К счастью, крем успел подостыть, но пока Оливер, чертыхаясь и извиняясь, хлопотал вокруг Ноэми, Филипп просто окаменел, заметив вошедшую в лабораторию Магали.

– Бонжур, – тихо произнесла она, неожиданно для себя самой смутившись.

Привыкнув врываться сюда, как ураган, она впервые входила в лабораторию с вполне мирными целями.

И пошла прямиком к Филиппу. Оливер, занятый хлопотами вокруг живота Ноэми, не смог помочь шефу спрятать его творческие муки, закрыв их своим телом, а стажер за ближайшим к двери столом побоялся проявить инициативу.

Филипп медленно расправил плечи, его ладони отпечатались на припорошенном пудрой мраморе. Ему не оставалось ничего, кроме как вспомнить о своей гордости, которую он и постарался материализовать, отвлекая внимание от царящего на его столе хаоса.

Он молча смотрел, как Магали идет по лаборатории. Для лучшего в мире кондитера его столешница сейчас представляла собой жалкое зрелище.

– Я в процессе трудного поиска, – с натугой выдавил он.

При всех мучительных стадиях кондитерского процесса результат у него всегда получался отменным.

Магали же с любопытством созерцала творческий беспорядок. Вдруг ее глаза прищурились. Удивленно моргнули. В следующее мгновение ладонь ее взлетела ко рту, а ресницы несколько раз быстро и коротко взметнулись и опустились.

– И все это ради меня?

«Ну, приехали!» – мысленно воскликнул Филипп, увидев, что из глаз ее брызнули слезы. Ноэми и Оливер преграждали ему путь к Магали, поэтому, не имея особенного выбора, он перегнулся через стол, протянул руки, обхватил ее покрепче и дернул на свою сторону, вымазав в сахарной пудре блестящие черные брюки.

Она с размаху уткнулась носом в его поварскую куртку, и… Да, в этом была вся Магали. Прилюдно рыдающая у него на груди!

Его сестра выразила ему свое восхищение, ликующе взметнув руки в победном жесте. Оливер ловко увернулся, избежав удара от взмаха ее руки с плохо рассчитанной амплитудой. Болтливый шеф-повар ухмылялся, благоразумно стараясь невозмутимо смотреть в сторону, но ему это слабо удавалось, голова его упрямо поворачивалась к душераздирающей сцене.

Магали встала на цыпочки.

– Ты знаешь, я ужасно люблю тебя, – прошептала она ему в самое ухо.

– Только не говори пока больше ничего, – торопливо прошептал он, закрыв ей рот ладонью. – Поиск еще не закончен. Я способен на большее.

Она подняла светло-коричневую коробку с колдовским логотипом на крышке и открыла ее. Внутри оказалась шоколадная ведьмочка с помелом, ручку которого сделали из апельсиновых цукатов. И на этой ручке красовалось мужское обручальное кольцо.

Филипп, пошатнувшись, резко отступил назад и ударился о край соседнего стола. Он судорожно искал точку опоры, пытаясь усилием воли заставить раскачивающуюся перед ним чертову мраморную столешницу обрести положенную ей незыблемость.

Широкое и массивное кольцо поблескивало двумя разными серебристыми оттенками, хотя, вероятно, оно было из платины… Филипп, честно говоря, мало что понимал в драгоценных металлах. Он углублялся лишь в сферы, включавшие понятия, связанные с тем, что получалось у него лучше всего, с миром выпечки. К еще мягкой фигурке ведьмы Магали пристроила настоящее кольцо, зная, что после затвердевания шоколада оно станет неразрывной частью композиции, и представляя, как он будет объедать шоколад с колечка и даже облизывать его дочиста, чтобы завладеть подарком.

Ее карие глаза серьезно взглянули на него.

– Я уверена, что могу довериться тебе.

О боже, да он сейчас расплачется! На глазах у сотрудников, как бы ни прятали они стыдливо свои любопытствующие физиономии.

Как в тумане, до него донеслись одобрительные восклицания, поздравления и аплодисменты. И вспышки. Его сестра снова пустила в ход свою дурацкую фотокамеру.

– Более или менее, – добавила Магали. – Хотя мне придется еще понаблюдать за тобой.

Он начал посмеиваться. Радость бурлила в нем и требовала выхода, как весеннее половодье. Но ему удалось собраться.

– Магали, это просто непостижимо, как кто-то когда бы то ни было мог отказаться от приобщения к твоему миру!..

– Ладно уж, мы поживем в моей квартире, пока мне до чертиков не надоест делить свой тесный мирок с таким высокомерным зазнайкой, а тогда, вероятно, я буду готова выйти в твой большой мир.

Уголок его рта удовлетворенно дернулся.

– Вряд ли, Магали, это займет много времени.

– Не торопи события, это уж мне решать, – строго заметила она.

В ответ он поцеловал ее нежное запястье с тыльной стороны кисти. А потом обласкал и второе. Камера вновь выдала вспышку.

– Ты таким образом выражаешь согласие? – напряженно спросила Магали.

Не отрываясь от ее рук, он поймал ее настороженный взгляд.

– А ты во мне сомневаешься?

Сестра на заднем плане погрозила ему кулаком. Карие глаза Магали опасно сузились.

– Господи, конечно, да, Магали. Я говорил тебе однажды, что отдам тебе все, о чем ты попросишь. Но тебе даже не пришлось просить меня.