– Знаешь, мы сегодня ничего не сделали для книги, – сказала Джоли, когда супруги Лорье уехали, а она закончила помогать Габриэлю загружать посудомоечную машину.
Когда она вернулась с балкона, у нее был очень задумчивый вид. Габриэль постарался дать ей время, чтобы она успела еще немного подумать и наконец-то поняла, что тоже любит его. Видишь, как счастлива Лея? Она любит шеф-повара.
Конечно, Даниэль – чертов принц. Может быть, его легче любить.
– Чего?
Они сегодня ничего не сделали для книги? Какое отношение это имеет к тому, есть ли в ее маленьком твердом сердечке ответная любовь? Подумать только, а ведь он сказал ей, сколь щедрой и бескорыстной она была.
Габриэль пнул ногой посудомоечную машину, чтобы закрыть ее. Черт возьми. Она может делать мужчине блинчики до тех пор, пока ему не захочется положить голову на стол и разреветься, но она не может признаться, что любит его? Что же с ней не так? Ее что, испортили сразу после рождения?
Вот дерьмо, ну конечно, она же дочь Пьера Манона, и очень даже вероятно, что ее испортили. Этот человек испортит кого угодно.
– Завтра нам придется сосредоточиться на работе, иначе мы никогда ничего не сделаем, – сказала она. – Я ведь здесь ненадолго, помнишь?
Как будто об этом можно забыть!
– Вероятно, придется в четверг вернуться в Париж немного раньше, чтобы я успела сразу же проверить, как идут дела у отца. Я же уехала рано утром в воскресенье.
От возмущения Габриэль едва не лишился речи.
– Ему не нужно столько твоего внимания, Джоли! Ему не угрожает опасность. И есть кому присмотреть за ним, когда ты уезжаешь. Он ходит к физиотерапевтам, да и ты проводишь с ним целых три дня в неделю!
«Это мне нужно больше твоего внимания!
За все, что отнял у меня Пьер Манон, он должен отдать мне свое самое драгоценное сокровище!»
И когда Габриэль заберет Джоли, то покажет Пьеру bras d’honneur. Может быть, еще и отставит при этом средний палец.
Она нахмурила брови, и взгляд ее стал таким, будто она пытается понять, о чем он думает.
«Что ж, если ты не можешь понять меня, тебе лучше не мечтать о таких, как Даниэль. Ведь только так мужчины и становятся столь галантными принцами, знаешь ли – скрывают от всех большую часть себя».
– Ну, я, пожалуй, пойду.
Эти слова ошеломили его так, что он будто превратился в каменное изваяние. И пока он стоял неподвижно, она успела уйти.
«И все? Я сказал, что люблю тебя, и это все, что ты смогла сказать мне в ответ? У тебя же было три чертовых часа за обедом, чтобы что-то придумать».
За то время, которое понадобилось Габриэлю, чтобы прийти в себя, она успела спуститься по лестнице на все три этажа. А пока поднималась на третий этаж своего дома на противоположной стороне улицы, в Габриэле постепенно нарастала ярость, в конце концов ставшая неистовой. Ему захотелось так бешено взреветь, что от ужаса затихли бы и все его четыре кухни, и весь город в придачу, и тот чертов гитарист, который сводил его с ума. Да пойди же, наконец, постучи в дверь своей поющей соседки и познакомься с ней, merde.
В квартире Джоли зажегся свет. Габриэль вышел на балкон.
– Ты смотришь, Джоли?
Сквозь двери балкона Габриэль заметил, как в гостиной промелькнула тень и замерла. Он влез на железные перила шириной два сантиметра, покачался на них и… прыгнул через пропасть! Джоли вскрикнула, но от испуга звук застрял у нее в горле и поэтому прозвучал сдавленно. А Габриэль уже тяжело приземлился на ее балконе, будто никакой пропасти не было и в помине.
Ее сердце забилось в безумном гневе, и в голове застучала кровь.
– Ты кретин. Ты imbécile. Ты безмозглый, безмозглый…
Он всем телом толкнул ее, свалив на пол, но одна его рука оказалась под ней, чтобы смягчить удар при падении.
– Давай же, – прорычал он, заставив ее почувствовать свое тело легким, как крылышко бабочки, в то время как его тело было большим, мускулистым и опасным. – Скажи мне еще раз, какой я безмозглый.
Она почувствовала мгновенный прилив адреналина из-за прикосновения его железных мускулов, и от вспыхнувшего желания негромко выдохнула: «Оох!» Она боролась одновременно и с собой, и с ним, отпихивая его и извиваясь. Он целовал ее страстно, с тихим рычанием, шедшим откуда-то из самой глубины его горла. Когда же его рык почти лишил ее способности ударить его еще раз, он скатился с нее. И снова зарычал.
Она вскочила, разъяренная тем, что смогла вскочить. Ведь она испытывала наслаждение от тех особенных фантазий в эротических дамских любовных романах, когда героиню соблазняют, срывают с нее одежду…
– Ты кретин!
– Но здесь всего лишь два метра, Джоли. А разве ты боишься высоты?
Помня, что на улице открыты все окна, она подавила свой второй вопль, и он тихо прозвучал у нее в горле.
Габриэль сел.
– Это было довольно сексуально. Почему бы тебе не пробежаться, чтобы я мог еще разок тебя поймать?
Она прищурилась, глядя на него. Ее глаза метали молнии, и ей всерьез захотелось изо всех сил стукнуть его. Однако она повернулась и направилась в кухню, в то единственное место в квартире, где горел свет.
Оттуда бросила взгляд в темную гостиную. Секунду помедлила, почувствовав в себе появление восхитительного трепета.
И выключила свет.
В гостиной царила абсолютная тишина.
В темноте Джоли выскользнула из двери в дальнем конце кухни и прокралась по коридору.
– Джоли?
Она помедлила. Сердце теперь билось как сумасшедшее из-за того, что она еще не придумала, где будет прятаться.
– Джоли? – В его голосе снова был слышен рокот, низкий и опасный. – Ты ведь напрашиваешься на неприятности.
Что ж, да. Если он до сих пор не понял, что сейчас ей нравятся неприятности, то, значит, его представление о себе весьма далеко от реальности.
Снова тишина. Даже собственное дыхание казалось ей слишком громким.
Скрипнула половица.
Нырнув в ближайшую дверь, она оказалась в запасной спальне, где не было мебели.
Ну, давай, ищи!
Где бы спрятаться?
Негде.
Она распласталась за дверью.
Тишина. Она напряженно прислушивалась, не скрипнет ли где половица. Пыталась отследить, куда направляется Габриэль. Он двигался, как… как зверь. Такой огромный зверь с изумительно легкой поступью. С изяществом хищника. Джоли могла представить себе, как он крадется в темноте, и его глаза выискивают добычу.
Почему она напрашивается на то, чтоб он ловил ее? Если она боится потерять себя, то почему ей так хочется быть пойманной? Неужели ей не хочется, чтоб у нее был выбор? Неужели ей хочется, чтоб он лишил ее возможности ускользнуть от него?
Тихое рычание наполняло квартиру, поднимая все волоски на ее теле и все больше возбуждая ее. Ее уже охватило наслаждение, замешанное на адреналине. Сердце загрохотало, когда он открыл дверь и ступил в комнату.
Джоли быстро, как только могла, выскочила в дверь и пробежала мимо него, успев ощутить прикосновение его пальцев и всеми нервами почувствовав тихое рычание.
И сразу же кинулась в следующую комнату, чувствуя у себя за спиной что-то большое и угрожающее, что уже настигало ее.
И когда он едва не поймал ее, она непроизвольно пискнула, ощутив первобытный страх и восторг.
Едва не поймал? Она никак не могла ускользнуть от него в таком маленьком пространстве, ведь у него такая быстрая реакция. Он просто позволял ей удирать. Играл с ней, как кошка с мышкой.
Чтоб она поняла, что ей вовсе не хочется убегать.
А он все играл и играл с ней, пока она, как та бедная мышка, не начала сходить с ума от ужаса. Тихий злобный смех проносился над ней, пока она кралась мимо него. Его пальцы задевали ее снова и снова, пока она не превратилась в сплошную массу адреналина, желания и огромного восхитительного страха.
Он играл с ней, пока она не сдалась, не в силах больше выдерживать это. Тогда она выпрыгнула из-за двери, как только он вошел в комнату, и оказалась у него на спине с громким криком «Буу!!!».
Он подпрыгнул на полметра, не меньше. Ее возбуждение перешло в почти истерический смех из-за того, как удачно она напала на Габриэля. Сумасшедшее желание заставляло ее сердце бешено колотиться.
Он тоже начал смеяться, но тише и гораздо опаснее, снял ее со спины и потащил к кровати.
– О, Джоли, теперь у тебя точно будут большие неприятности!