Небо еще не начало светлеть, а рядом с домом, где жила Сара, уже прохаживался Патрик. Все внутри у него было стянуто в тугой узел, а в волосы холодными пальцами вцепился опустившийся на город туман. Он окутал своей тяжестью уличные фонари, чей свет упрямо пробивался сквозь него.

Патрик не видел Сару со вчерашнего обеда, когда она не стала есть то, что он поставил перед ней на поднос. Когда он вернулся после занятий в Lenôtre, то обнаружил, что она ушла, а когда освободился сам, было уже далеко за полночь. И какой же мужчина отправит смс в час ночи, чтобы узнать, а вдруг практикантка, которая работает под его началом, не спит и готова впустить его?

Она не хотела, чтобы кто-то об этом узнал. Он должен уважать ее желания, но он много чего не уважает.

Дверь подъезда открылась, и он повернулся. Его лицо засияло – он не смог удержаться. Сара собрала свои черные волосы на затылке в красивый до совершенства пучок, который делал ее голову небольшой и элегантной, обнажая изящную линию шеи и привлекая внимание к немного раскосым темно-карим глазам, к великолепным полным губам. На них была глянцевая помада, добавлявшая красный отсвет ее лицу. На веках – бледные блестящие тени.

– Bonjour, Sarabelle.

Он улыбался, его сердце разрывалось от восторга. Он взял ее руку так, будто собирался поцеловать, а когда ее глаза округлились и сфокусировались на его лице, просто скользнул щекой по костяшкам и отправил поцелуй прямо в губы.

М-м. Почему он никогда прежде не замечал чертовски приятный вкус мятной пасты?

– Я скучал по тебе, – горячо сказал он, скользящим движением обнял и прижал к себе.

Он довольно хорошо умел управлять кем угодно, когда хотел что-то получить, но с ней… От возможности легко манипулировать ее стройным, сильным телом, донельзя застенчивым, он получал огромное удовольствие, но не знал, что с ним делать на городской улице. Он чувствовал, что ему дан великий дар свыше.

Странное чувство, ведь она не была подарком ему. Он обманывал, изворачивался и в конце концов пошел на все, чтобы заполучить ее. Он использовал юмор, чтобы отвлекать Сару от его безжалостного желания получить то, что он хотел. Он украл, а не она ему себя подарила.

Сара дотянулась руками до его плеч, и целую тягостную секунду он чувствовал, как она пытается оттолкнуть его. Но он отнял свои губы, и ее пальцы впились в него. Ее сильные, терпеливые, совершенные пальцы. Он любил их.

Когда он поднял голову, то уже не чувствовал холод тумана. На самом деле он ему даже нравился. Туман окутывал их, сокровенных любовников, превращая свет уличных фонарей в романтичную поэзию.

– Ты прекрасно выглядишь.

Он обвел руками контур ее лица, все еще не до конца веря, что наконец обрел право целовать ее туманным зимним утром под уличным фонарем.

Ну, за исключением того, что никакого права у него как не было, так и нет. Он просто берет. И надеется, что сможет и дальше держать ее в такой нерешительности, что она никогда не сможет выразить свой ответ словом «нет».

– Они мне нравятся.

Он коснулся ее жемчужных сережек, делая ей комплимент, чтобы отвлечь и не дать ей сказать «нет». Он мог бы купить ей драгоценные серьги-висюльки, осознал он в порыве радости собственника. Отель, где они работали, располагался в сердце самой роскошной части Парижа. Патрик хоть сегодня мог выйти во время перерыва и купить Саре нечто изысканное и дорогое, и оно будет ласкать мочки ее ушей, касаться скул и заставлять его улыбаться каждый раз, когда он его увидит, зная, что это его подарок. «Я буду покупать тебе драгоценности, чтобы ты знала – все прекрасное исходит от меня. Все прекрасное, кроме тебя».

Ее рот смягчился, пока она смотрела ему в лицо. В ее глазах читалось множество разных вопросов, но Сара была слишком осторожна, чтобы задать их вслух.

Что ж, и Патрик был слишком осторожен, чтобы отвечать на них.

– Я кое-что устроил для нас.

Он протянул ей свой телефон, увлекая ее по улице к отелю. Он рассчитал, что прогулка займет полчаса, так что у них есть время. Он не хотел еще раз ехать на метро, тем более в такое прекрасное утро, укрытое вуалью тумана. Вчерашнее утро не стало для него любимым моментом этой недели.

Сара посмотрела на электронную почту: «Tiens, les voilà. Помнишь, ты обещал? У тебя найдется стол для меня в следующую пятницу в восемь?» Далее шел шифр для получения двух билетов на Лебединое озеро в Opéra Garnier сегодня вечером и подпись директора театра.

– Все было распродано, – объяснил Патрик. – Мне пришлось заключить с ним сделку.

Сара оглянулась на него. Он когда-нибудь сможет читать ее мысли по выражению лица? Глаза Сары были темными и ищущими, а уличные фонари наполняли их звездами. Не очень-то она разговорчива, его Sarabelle. Он знал, что ее мозг все время работает, но своими мыслями она не делилась. А он ужасно хотел этого и в то же время немного боялся, какими они окажутся. Особенно в том, что касается его.

– Если тебе нужно красивое платье, мы можем сегодня во время перерыва зайти, скажем, к Диору или куда захочешь, и я тебе что-нибудь куплю.

«Все прекрасное исходит от меня». Он улыбнулся.

И увидел выражение Сары.

– Ты боишься, что я не смогу сделать все правильно, если позволишь мне самой позаботиться о моей одежде? – натянуто спросила она.

Его брови сошлись в замешательстве.

– Я хочу видеть, что ты выбираешь, когда идешь в какое-нибудь особенное место. Меня не заботит, каков твой стиль, Сара, просто я… хочу видеть его. Но я думал… я имею в виду, я помню, сколько зарабатывал, когда был учеником. Думаю, почти все отнимает аренда твоей квартиры, и вряд ли ты привезла весь твой платяной шкаф, а еще ты сказала, что не привыкла ходить на балет. Вот я и подумал, что тебе нужно новое платье, и я мог бы… – Он запнулся, поскольку ее глаза начали блестеть.

– Это что, как в «Красотке»?

Он ни разу не смотрел «Красотку», считая, что, когда он будет скован цепями в аду, его будут мучить фильмом с таким названием, но суть он знал и, возможно, поэтому почувствовал, будто на бегу врезался в стену.

– Кино о проститутке?

– Я сама могу одеться, Патрик. – Ее подбородок приподнялся, и в голосе прозвучала решительность. – Я не твоя собственность.

Оказывается, это была не стена, а валун, который покачнулся под ним и покатился со склона, увлекая за собой лавину камней.

– Я…

Она перебила его:

– Почему у тебя в кармане было четыре презерватива?

Черт побери, надо было ехать на метро. Там бы такого разговора не могло случиться. А интересно, с ним, Патриком, и вправду что-то не так, раз ему нравится, как ее язык сражается с двумя «р» в этом предельно откровенном слове «презерватив»?

– На тот случай, если я испорчу один.

– А вообще зачем они тебе?

– Ну, знаешь, мужчина не может без защиты, Сара, это было бы безответстве…

– Патрик! Ты хотел переспать с практиканткой?

Дерьмо, нечего было влюбляться в выпускницу Калифорнийского технологического! Она всегда сможет его раскусить. А он едва ли не жаждет этого.

Патрик лениво улыбнулся ей.

– Теперь, Sarabelle, ты знаешь, что я люблю тебя уже много месяцев. Ты не можешь винить мужчину за то, что он в конце концов сдался.

– На самом деле могу, – прохладно сказала она. – И ты не ответил на мой вопрос.

– Ты могла сказать «нет», Сара. – Внезапная, ужасающая мысль поразила его: – Неужели ты думала, что должна переспать со мной?

Она нагнула голову и стала такой темно-красной, что ему захотелось взять свои слова назад. Он не хотел причинить ей такую же боль, какую причинила ему она.

– Нет, – приглушенно сказала она. – Нет. Ты слишком… славный. Я знаю, что, если бы я отвергла тебя, ты все равно никогда не сделал бы мою жизнь несчастной.

Конечно не сделал бы. Портить жизнь тому, кто в твоей власти, чтобы получить то, что хочешь, – это убогая, жалкая, презренная тактика, он никогда ни с кем бы так не поступил. Но разве этого достаточно, чтобы считаться славным?

– Я же сказал, что справлюсь с нашей ситуацией так, как ты предпочтешь. И да, я хотел с тобой переспать.

* * *

Когда они вышли на площадь Оперы, им показалось, что величественное старое здание дворца Гарнье притягивает к себе туман и, хотя рассвет уже наступил, упрямо отказывается расставаться со снами о тех днях, когда женщины в атласных платьях выходили из карет, подъезжавших одна за другой.

Возбужденное удовольствие окутало Сару, будто широкое атласное платье, когда она представила, как входит в этот театр под руку с прекрасно одетым Патриком. Она посмотрела на него. Он был расслаблен и, прищурившись, вглядывался вдаль сквозь туман, как бы пытаясь разглядеть приближение следующей волны. Казалось, он готов гибко подняться, схватить свою доску для серфинга и отправиться в океан, оставив Сару на песке, будто одну из его фанаток.

«Хотел переспать»…

Она опять посмотрела на телефон. Да уж, Патрик и вправду постарался. Он ухватился за ее слова «Я обязательно пойду туда до того, как покину Париж», сказанные ею вечером, когда они стояли перед Оперой, а он с ленивым дружелюбием массировал ей руку.

Но в памяти почему-то всплыло и другое – «обольщу ее, хотел переспать, четыре презерватива»… Поэтому-то он и потянул за ниточки, и обменял услугу на услугу, чтобы дать ей то, что она действительно хочет.

– И когда ты захотел переспать?

Патрик отпустил Сару, сунул руки в карманы куртки и опять прищурился, глядя вдаль, будто надеялся, что волна уже спешит к нему. Его коричневая кожаная куртка была расстегнута, как обычно, – видно, холод ему был нипочем.

Или он не хочет показывать, что может замерзнуть?

Она протянула руки и застегнула его куртку. У Патрика перехватило дыхание. Он издал тихий, хрипловатый звук и в ошеломлении посмотрел на Сару.

Ей даже в голову не пришло, что ее жест покажется ему очень странным. Сам-то он застегнул бы ее пальто, не колеблясь ни секунды, да еще, наверное, завязал бы шарф, высвободив из-под него волосы, надел бы ей на руки перчатки и притворился бы, что целует ей пальцы, – и все за одну-единственную секунду, пока она будет осознавать, что происходит.

– Когда ты захотел переспать? – повторила она.

Мгновение он молчал.

– Ты такая целеустремленная. – В его голосе звучало уважение. – Упрямая. Сосредоточенная.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, – сурово указала она.

– А ты, вижу, не дашь мне уклониться от ответа.

Он опять взял ее за руку, и у нее появилось странное впечатление, что на сей раз он сделал это ради самого себя. Она понимала почему. Ей точно так же хотелось бы ухватиться за его руку, если бы предстояло войти в комнату, полную лязга и шума… Честно говоря, такое с ней уже было. Ей на самом деле хотелось держаться за чью-нибудь руку, когда она должна была в первый раз переступить порог кухни Люка Леруа. И она никогда не забудет, как появился Патрик, быстро подмигнул ей и улыбнулся, тут же протянул новую поварскую куртку с эмблемой отеля и дружелюбно спросил: «Это ищешь?»

Лед растаял. Саре стало намного легче.

У нее мелькнула мысль, что он, наверное, сделал бы то же самое для кого-нибудь еще, но для нее он был единственным знакомым в кухне – она уже знала его по мастер-классу в Culinaire. Тогда-то он и предложил ей пройти практику в Leucé.

Ее брови сошлись.

– Ну, так когда же ты захотел переспать?

Он немного помолчал, прежде чем ответить.

– Думаю, когда узнал, что ты ненавидишь меня, Сара. – Он усмехнулся так, будто они говорили о чем-то неважном. – Это было так страстно сказано.

– Когда тебя ненавидят, это возбуждает?

– Enfin… назовем это побудительной причиной.

– То есть ты просто не мог выдержать, что не все преклоняются перед тобой? – горько спросила она. – И должен был доказать, что такого просто не может быть.

Повисла тишина.

Сара и Патрик уже шли по Елисейским Полям. Машины двигались сквозь туман, придававший бульвару угрюмое очарование. Возбуждающая вчерашняя интрижка изжила себя. У Сары было такое настроение, будто она не идет на работу в знаменитый ресторан рядом с самим Патриком Шевалье, а утром, после случайной связи на одну ночь, устало тащится домой в туфлях на шпильках и во вчерашней помятой одежде, сгорая от стыда у всех на виду.

– Я действительно должен был доказать это, – согласился он. – Ты права.

– Ну, поздравляю. – Горечи в ее голосе стало больше. – Ты доказал, что можешь обольстить практикантку. А теперь, черт возьми, оставь меня в покое.

«Я ненавижу тебя».

Он бросил на нее необычный взгляд, яркий и горящий, обжигающий кожу.

– Не надо так, Сара.

Как странно, внезапно поняла она: он дышал так, что его грудь очень быстро вздымалась и опускалась. От ходьбы не запыхалась даже она, а уж Патрик и подавно не мог.

– Не отказывайся от меня, только чтобы меня наказать. Не надо так. Я… Не надо…

– Да не хочу я тебя наказывать!

Ее захлестнула внезапная ярость. Перед глазами возникло видение – под руку с Патриком она поднимается по лестнице Opéra Garnier, и атласное платье взлетает вихрем вокруг нее, как платье Золушки в 11:59. «О, умоляю, дай мне еще одну минутку. Не надо, не надо возвращать мне мое тряпье!»

– Да неужели ты думаешь, что только от тебя зависит, буду я спать с тобой или нет? Ты настолько поглощен собой? Это ведь и меня касается! То, что происходит, имеет значение и для меня!

Он повернулся так внезапно, что она столкнулась с ним. Он поймал ее и крепко прижал к себе. Они стояли на виду у всех посередине огромного бульвара на маленьком пятачке для пешеходов. Две белые линии да невысокий бордюр – вот и вся защита от машин, мчащихся в десять рядов по обе стороны от них. О боже, любой работник отеля мог сейчас проезжать мимо!

– Сара, насколько большое значение ты должна иметь для меня?

– Что?

Сара даже заморгала. Ей очень не нравилось стоять на этом пятачке на самой середине Елисейских Полей, где человек был беззащитен против мчащихся тонн железа, и хотелось прижаться к Патрику. Хотя он был столь же беззащитен и уязвим, как и она.

– Столько месяцев я флиртовал с тобой, давал тебе еду, пытался позволить тебе стоять на своих ногах, старался не особо вмешиваться, не спасать тебя, когда ты и сама могла спастись! Столько месяцев я появлялся, только когда ты была готова сдаться или когда я не мог выдержать, что Люк испепеляет тебя взглядом, и я никогда не вмешивался, когда ты несла чертову тридцатикилограммовую дежу! Месяц за месяцем я страдал, выискивая благоприятный момент, чтобы стать поближе к тебе, попытаться заставить тебя отреагировать, а ведь только абсолютный придурок относился бы так к женщине, работающей под его началом. Так насколько большое значение ты должна иметь для меня после всего, что я делал для тебя? Этого достаточно? Теперь я могу заткнуться? Или надо продолжить список?

Она ошеломленно смотрела на него. Светофор загорелся красным, машины остановились. Патрик повернулся и так же быстро и ловко, будто они были в кухнях или танцевали вальс, повел ее к широкому тротуару с другой стороны бульвара.

Они уже приближались к отелю, и люди могли увидеть их. Внезапно Сара почувствовала, что они должны еще многое сказать друг другу. Она должна многое вытянуть из него.

– Я думала, что ты вел себя просто как… француз.

Его брови поднялись.

– Ведь все, с кем ты работаешь, французы, Сара. Но разве поэтому ты приехала в Париж?

– Да, но… но в этом ты очень хорош.

Стал виден Leucé, расположенный примерно посередине между Елисейскими Полями и Сеной. Его роскошный фасад семнадцатого столетия был украшен еловыми лапами на каждом балконе.

– Я хорош в том, что француз?

Он расслабился и улыбнулся. Казалось, он хочет опять поцеловать ее.

Но ее ярость еще недостаточно стихла.

– Ну… ты галантный и немного игривый и стремишься защищать людей. Разве ты не обращался бы точно так же с любой женщиной, которая бы работала у тебя? Думаю, да.

Она права. В кухнях он был предохранительным клапаном – только он, один за всех, как говорится, мог подкалывать Люка, поскольку его ответы были Патрику как с гуся вода. Патрик мог вмешаться как раз тогда, когда кому-то была необходима его помощь. В нужный момент он помогал не только Саре, но и опытным су-шефам, например, Ною. Да что уж там, она была уверена, что видела, как он бросался на помощь самому шефу Леруа…

…а еще посылал ему воздушные поцелуи и подмигивал, желая подразнить…

Правда, она не видела, чтобы он дул на обожженные руки других поваров. Наверное, никогда не дул. Но ей всегда казалось, что к ней он относится… чуть нежнее? Может, это было потому, что он просто привык вести себя так с женщинами.

– Очень редко женщина добивается возможности попасть в наши кухни, Сара. Это каторжная карьера, и в первоклассных кухнях к женщинам относятся свысока, даже пренебрежительно. Но я не флиртовал ни с одной, нет. Такое поведение, – он поморщился, и его рот скривился, – второго по старшинству повара было бы отвратительным. Ты согласна?

– Так ты сексуально домогался меня!

Сара была ошеломлена. По-настоящему. Сколько раз ей казалось, что он флиртует с ней просто ради веселья, так же, как потом дразнит Люка! И вот теперь стало ясно, что ничего ей не казалось – это он заставлял ее думать, что она все выдумывает.

– Причем совершенно незаметно, ведь ты решила, что я просто француз, – уточнил он, смущенно улыбаясь.

Она смерила его взглядом, и ее брови сошлись.

Внезапно Патрик повернулся и, увлекая Сару за собой, подошел к еще закрытой двери дорогого ювелирного магазина.

– Только это я и мог делать, Сара, не разрушая твои шансы добиться того уважения, которое ты хочешь получить. Но пока моя защита не причиняет тебе больше боли, чем обида, от которой я хочу тебя оградить, то я был бы счастлив защищать тебя ото всех, кроме одного человека. И это я. Мне немного сложно защищать тебя от меня, Сара. Но я рад, что ты считаешь меня галантным.

Он пригнулся к ней, будто собираясь поцеловать. Губы Сары раздвинулись…

Но вместо этого он взял ее руку в перчатке и поднес к губам, поцеловал костяшки ее пальцев, сложил губы трубочкой, послал воздушный поцелуй, подмигнул, прижал рукой ее плечо к дверному косяку и выпрямился.

А чтобы никто не смог увидеть их вместе, спокойно направился по тротуару к отелю.