Как только они вошли, тепло ее квартиры окутало их. Наверное, поэтому-то Сара и ощутила трепет еще до того, как Патрик повернул ее, прижал к закрытой двери, обнял за шею и прижал к себе так, что она лбом уперлась в его грудь.

Дрожь усилилась, и мурашки побежали по всему ее телу. Она опиралась локтями о дверь, а Патрик провел ладонями по ее рукам – рукам, защищенным плотной тканью пальто, – а потом вниз по бокам. Ей показалось, будто лоб стал ее единственной опорой, а тяжелое тело всплыло, как в невесомости, в тесном пространстве между дверью и Патриком.

– Уступи мне.

Он пробормотал эти слова низким голосом, в котором звучали командные нотки, будто он и сейчас направлял ее руки, чтобы она могла освоить новые кулинарные операции.

«Уступи мне, Сара. Расслабься».

Это был приказ, не просьба. А она столько раз делала это в порыве освобождения от всего своего напряжения! И теперь тоже почувствовала освобождение.

Нет, не точно такое же. Сейчас оно было более трудным, таящим в себе опасность и возбуждение. Ее груди сжались, а низ живота расслабился, предвкушая наслаждение.

– Да, именно так, – сказал он очень мягко, будто похвалил ее. – Мне это нравится, Сара. – Пальто соскользнуло с ее рук и тела, прошлось по всем нервным окончаниям, как глубокая и сильная ласка. Его голос стал очень хриплым. – Мне нравится, когда все твои маленькие мышцы уступают мне.

Ее руки были не совсем готовы к обнажению после холодной ночи. Они чувствовали себя застенчивыми и уязвимыми, будто хотели спрятаться во что-нибудь теплое. Но его рука оставалась на задней стороне ее шеи, по-прежнему крепко удерживая ее.

– Жаль, здесь нет такого стола, как у нас в кухнях, – пробормотал он с грубоватой насмешкой над самим собой.

Она начала поворачивать голову, желая хотя бы увидеть его выражение, но он большим пальцем потер ее затылок. Силы покинули ее, она задрожала, и глаза закрылись сами собой. Патрик очень нежно засмеялся. Его большой палец продолжал двигаться, и дрожь, начавшаяся в затылке, разрядилась волнами, катящимися вниз по ее позвоночнику. Соскам стало больно от невыносимого желания потереться ими обо что-нибудь, и самый низ ее живота стал горячим и влажным, наполнился прежде незнакомым ей навязчивым плотским желанием, которое начало охватывать всю ее целиком.

Сара даже не подозревала, что ее тело способно на такое!

– Именно то, чего я хотел, – пробормотал Патрик позади ее уха. Она почувствовала ласковую теплоту его дыхания, и ее кулачки сжались от наслаждения. Его голос обволакивал ее и, казалось, только он один и не давал ей упасть. Тот же самый голос, от которого ей хотелось растаять и принадлежать Патрику. – Верно, Сара?

Она крепко сомкнула веки, стараясь не застонать.

– Начиная с этого момента, – хрипло прошептал он, и его шершавые, мозолистые пальцы будто по волшебству стали грубыми и нежными одновременно, задевая каждый нерв ее тела, – ты ведь позволишь мне делать с тобой все, что я захочу?

«Да. Это так прекрасно»…

– Ты же хочешь этого, Сара?

Рука на ее затылке сводила ее с ума, и все ее тело ждало его прикосновений. Как будет прекрасно, когда он найдет наиболее мягкое и чувствительное местечко, а потом прижмется к нему своей твердой плотью и овладеет всем…

– Хочешь? – повторил он свой вопрос.

Этот твердый, настойчивый тон принуждал ее ответить.

Она крепко зажмурилась, сумела подавить всхлип и устояла, не рухнув на пол у двери, несмотря на то что ей невыносимо хотелось почувствовать на сосках ласку его шершавой мозолистой руки.

– Знаешь, мне даже нравится, что ты не можешь мне ответить. – Его пальцы заскользили вниз по ее спине, потом по ложбинке между ее ягодиц и достигли точки столь чувствительной, что Сара вздрогнула и сжала ягодицы при первом же малейшем его прикосновении через шелк. – Пока ты позволяешь мне делать это.

Делать что? Хорошо бы это понять. Но она не хотела задавать вопросы, думать наперед или решать, что делать или как.

Она не хотела выбирать.

– Все, что захочу, – пояснил он, горячо дыша ей в затылок, будто ответил на вопрос, который она не задала.

– Вот сейчас, к примеру, – его ладони гладили ее обнаженные руки медленно и нежно, отдавая свое тепло ей, замерзшей на ночном холоде, – я хочу видеть, что это красивое, прелестное тело, – его руки скользнули вниз, потирая шелк взад и вперед о ее кожу, – в этом красивом, прелестном платье, – его руки уже ласкали ее снизу, поднимая край платья, и самый низ ее живота сжался в надежде, что он собирается коснуться его, но его пальцы скользнули по задней стороне ее бедер, – в этих красивых, сверкающих звездами чулках, – он начал играть с одним из стразов, сводя ее с ума тем, что его рука застряла, задержалась, будто не хотела касаться остальных частей ее тела, – полностью принадлежит мне.

Одной рукой он гладил ее бедро, и на сей раз скользнул между ее ногами и слегка, нежно, дразняще ласкал и поглаживал, что заставило ее внутренние мышцы сильнее сжаться в желании большего. Но вместо этого «большего» она получила только трение трусиков – и никакого надавливания.

– Такая идея тебе тоже нравится, Сара?

Она прижалась лбом к двери. Ее глаза, губы, руки и низ живота были крепко сжаты. Но она не заплачет, ни за что. И все же ей хотелось рыдать. Ее тело плакало, так отчаянно, в таком нетерпении, что он должен был почувствовать это через ее трусики.

– Но я не хочу разорвать эти прекрасные чулки. – Его пальцы нашли путь по ее ягодицам к поясу. – Так что тебе придется набраться терпения, Сара. – И опять в голосе тот же намек на твердость, который заставлял ее корчиться от желания. – И стой смирно.

– Патрик, – прошептала она, повернув голову от двери.

Но она даже не знала, какие слова хочет произнести. «Понимаешь, проблема в том, что я, кажется, влюбилась в тебя в первый же день, когда встретила тебя на мастер-классе, и… я хочу этого гораздо сильнее, чем могу справиться».

Он наклонился и поцеловал ее в уголок рта. Ее охватило сладостное чувство, когда он начал деликатно стягивать чулки с ее ног. Она ощущала прохладу воздуха и жар ладоней Патрика. Ее бил озноб от желания ощущать его тепло.

Он поднял голову, касаясь ее лица, и она ощутила отросшую щетину на его подбородке, будто по ее щеке легонечко провели наждачной бумагой. Его губы на мгновение задержались над сережкой – его подарком – и прижались к ее коже. Затем он провел мягкими губами сзади по ее шее, прижался подбородком. Она опять издала короткий стон и вздрогнула от наслаждения, а он вздохнул, улыбнулся, и его рука скользнула с ее полуобнаженных бедер и охватила самый низ ее живота.

– Наверное, я плохой человек, – прошептал он ей в шею. – Но я могу делать это с тобой всю ночь.

– Мне холодно, – прошептала она.

«Не заставляй меня стоять здесь всю ночь. Я не хочу быть отделена от тебя. О, все равно, – низ ее живота так желает чувствовать его руку! – делай все, что хочешь. Не давай мне делать ничего другого, лишь только то, что хочешь сам».

– Хотел бы я жить с тобой в жарких странах. – Он гладил ее другой рукой, проводя вверх и вниз по ее обнаженной руке, пытаясь убрать гусиную кожу. – Там у нас не будет этих проблем. – Он придвинулся к ней ближе, согревая ее. – Но пусть там будут такие столы, как у нас в кухнях. – Его большой палец уверенно, но лениво заскользил вверх и вниз между ее бедер, и она прикусила губу. Но потом расслабилась, из губ начали вырываться стоны. – Это уж обязательно. М-м, Сара, можешь представить, как холодный мрамор касается твоих голых сосков, пока я делаю вот так?

«Да не нужно мне представлять ничего, кроме этого!» Но она все равно не могла забыть, о каких фантазиях он говорил, и ей хотелось расслабиться, отдать ему и свой ум, и свое тело.

– А сейчас будет немного прохладно, – прошептал он, легким прикосновением найдя ее чувствительный бугорок. Так осторожно он обращался только с карамельными дугами, окончательно размещая их на десерте. – Но я не дам тебе увернуться, пока не станет так жарко, что ты будешь молить меня о прохладе.

– Патрик…

Она едва смогла прошептать его имя. Что ж они творят-то? Она совсем выбита из колеи. Как ей после этого работать с ним? Ведь в кухнях, куда ни глянь, холодный мрамор столов…

– Chérie. – Нежный и в то же время властный голос Патрика коснулся Сары намного интимнее, чем его руки. – Конечно, – сказал он, будто одно только его имя уже было мольбой, и он ответил на нее, начав ласкать Сару сильнее, медленно сжимая и разжимая пальцы.

Желание сломало ее, расплавило, сделало тем, что он хотел получить. Дрожа от страсти, она повернулась, упираясь щекой в дверь.

– Мне даже нравится, что ты этого не просишь, – прошептал он снова, и его большой палец возвратился и начал играть с ее телом, и его прикосновения были такими же легкими… о, какими легкими… как его дыхание на ее запястье, когда он учил ее делать крылья Phénix из золотого пепла… и опять взад и вперед, взад и вперед… как дыхание… и вот желание получить еще больше начало лишать ее рассудка. – Это дает мне больше власти, – очень-очень мягко пробормотал он, дыша в чувствительное место позади ее уха столь же легко и тепло, как и его большой палец, двигавшийся в самом секретном месте.

Теперь она уже не смогла бы говорить, даже если бы захотела. Он украл все слова. Осталось только желание, чтобы его большой палец нажимал сильнее и в этом же ритме. И больше ничего, кроме ощущения.

– Если ты скажешь «пожалуйста», – пробормотал Патрик, – я, наверное, не смогу отказать тебе. Если ты только скажешь «пожалуйста, Патрик, пожалуйста» тем сексуальным голосом, который будет прерываться и слабеть, то у меня язык не повернется сказать тебе «нет».

* * *

У нее подогнулись ноги, она осела на пол возле двери и больше не желала думать. «Делай все, что хочешь». Даже больше, чем испытать оргазм, ей хотелось узнать и почувствовать, что он хотел делать с ней.

– Я вижу, ты одобряешь то, что я делаю, – сказал он ей в шею низким и немного хрипловатым голосом. – О, Сара, ты понятия не имеешь, как это сладко для меня. – Одна его рука страстно прошлась вниз по ее спине, пока сильно не нажала на самый кончик ее позвоночника. Сара выгнулась к нему. Другая его рука оставалась между ее влажных горячих бедер. – И таинственно, и сладко. – Его большой палец направился к нежному бугорку и начал кружить и кружить, будто возвращаясь домой, чтобы отдохнуть, стать более твердым, более материальным, реальным, теплым и живым. – Chérie d’amour, – прошептал он. – Давай же, bébé. Ты можешь кончить.

Сара прижалась к двери, дрожа от его слов и его прикосновений. Ее тело падало в волны оргазма, пока он не поймал ее и не прижал спиной к себе, удерживая ее вертикально, и тепло его тела затопило ее. Его ласкам не было конца, и ее рассудок перестал сопротивляться. Чувства взяли верх, она обмякла и отяжелела в его руках, скрывая лицо у него на груди.

– Ты моя любимая, – сказал он тихо и напряженно, подхватил ее на руки, переступил через одежду, лежащую на полу, и понес ее к кровати. Ее чулки были спущены, платье все еще было на ней, а он был полностью одет. – Позволь мне взять тебя, Сара. Сейчас. Позволь мне просто взять тебя.

«Делай все, что хочешь. А разве мы не делаем все, что ты хочешь? Ведь это же все, чего хочу я. Снова и снова». Но казалось, что ему нужно ее дозволение, и она просто издала тихий звук, означающий, что согласна.

Он уложил ее на кровать, и его глаза блестели, пока он снимал с нее шелковое платье, сапоги и чулки.

– Bébé, где я могу купить тебе новую пару таких красивых чулок? Потому что я очень хочу увидеть, как они будут разодраны в лохмотья, когда ты охватишь меня ногами.

Ну как она могла сейчас вспомнить, где их купила? Она снова издала тот же звук. Ведь она хотела того же самого, что и он.

Помогая себе движением плеч, он начал снимать смокинг, но остановился, увидев что-то в ее глазах.

– Оставить его? Тебе так нравится? Я буду одет, как принц, но… не здесь.

Он расстегнул ширинку.

Каким темным он смотрелся в ночи, каким изящным и элегантным в черном смокинге поверх черной футболки. Свет уличных фонарей вспыхивал и гас в его золотых волосах, и солнечный оттенок сменялся ночной тьмой с рассыпанными в ней звездными искрами. Голод вернулся, внезапный и требовательный, будто несколько минут назад она не насытилась.

– Сара. – Он неожиданно захватил ее бедра и сильно, требовательно потянул к себе. – Какая ты сексуальная!

Она не могла понять, почему он так сказал. Пошарив под подушкой, она достала оставшийся пакетик и бросила его Патрику.

Он поймал его на лету и усмехнулся.

– Sarabelle. – Он склонился над ней, и ей показалось, что она сливается с ним. – Я всегда буду заботиться о тебе.

О боже. Ее тело беспомощно раскрывалось навстречу ему, принимая все, что он делал и говорил. Она отчаянно хотела его. Ей хотелось, чтобы и он хотел ее так же отчаянно. И был твердым и необузданным…

Она тоже считала его сексуальным, потому что он надел презерватив невероятно быстро и уверенно. Потому что его брюки терлись о внутреннюю поверхность ее бедер, когда он потянул ее к себе. Потому что ее тело двигалось в кровати по его команде. Когда он разорвал ее чулки, чтобы овладеть ею среди помятого шелка и искрящихся блесток, она уже была близка к кульминации. Она чувствовала возраставшее давление желания, его непреклонное требование и ждала, чтобы Патрик освободил его.

Он поднял ее тело обеими руками и вошел в нее. Она вскрикнула. Его глаза загорелись.

– О да, тебе же это нравится? – выдохнул он. Она зажмурилась, не в силах выдержать блеск его глаз, и отвернулась, когда он положил ее на кровать. – Тебе нравится, когда я так глубоко в тебе, Sarabelle?

Она не ответила, да и нужды в этом не было. Ее тело удерживало Патрика, и он, казалось, очень хорошо понимал этот язык.

– Тебе нравится, когда я беру тебя так сильно?

Она спрятала лицо в ладонях.

– Мне нравится все, что ты делаешь, – беспомощно прошептала она. – Ты же знаешь.

Твердая рука сомкнулась у нее на запястьях и прижала их к матрацу над ее головой.

– А тебе нравится, когда я держу тебя так, как сейчас, чтобы ты не могла скрыть от меня лицо?

И опять на нее так сильно нахлынуло желание величайшего наслаждения, что она выгнулась, и ее внутренние мышцы охватили его. О, ее руки у него в плену… ее руки, которые не могут ничего сделать правильно… но и неправильно тоже ничего не могут сейчас сделать… О-о-о…

Его рука напряглась на ее запястьях, и она поняла, что вырваться на свободу невозможно.

– Sarabelle. – Опять этот его тихий, низкий, песчаный голос. – У нас с тобой прекрасно получится все, что мы захотим сделать. Если только мы будем вместе.

Он опять приподнял ее.

– А теперь, Сара, предоставь остальное мне. Потому что я больше не могу сдерживаться.

Его движения стали медленными, глубокими, настойчивыми. Она наслаждалась теми мгновениями, когда он был в самой ее глубине, и едва не стонала от разочарования, пытаясь удержать его, когда он отступал. Его тело становилось более напряженным и быстрым. Ей начало казаться, что ночная тьма поглощает весь его солнечный свет, и видны лишь его сверкающие глаза. А потом их блеск начал рассыпаться искрами по ее телу. Пришла новая волна, накатилась на нее, и Саре стало до боли чудесно. Она опять вскрикнула… и потерялась вместе с ним в усеянной звездами темноте, когда вершины достиг он.