На следующее утро Патрик задумался о таком, чего никогда раньше не делал – он начал всерьез обдумывать возможность взять отпуск на неделю. Люк, Ной и Грег сами прекрасно справятся с Днем святого Валентина, а он, Патрик, отправится с Сарой в какое-нибудь романтическое место. Они там будут только вдвоем, и уйма времени в их распоряжении. Они поселятся в хорошей гостинице, в большом номере, и между комнатами будет дверь, которую Сара сможет закрывать, когда захочет уединения. Домик на лыжной базе? Он любит кататься на лыжах. Можно предположить, что Сара не сможет покорить склон рейтинга «Двойной черный ромб» так, как Патрик, – что ж, они смогут проводить часть дня порознь. Так он даст ей то пространство, которое ей нужно. Ночью же ей захочется прижаться к нему, чтобы согреться, когда станет холодно. А может, она предпочла бы Martinique? Но выдержит ли она пребывание на пляже? Ей пришлось бы расслабляться весь день, и к тому же в бикини. А ей это может быть тяжело.

С другой стороны, если Сара уже занималась лыжным спортом, то, наверное, смогла бы не убояться «Двойного черного ромба». Она бы не останавливалась, пока не смогла бы отлично справиться с ним.

Он усмехнулся при мысли о том, каким фантастическим получится отпуск, если они будут вместе мчаться вниз по склону.

Гораздо лучше именно так бороться со страхом и наслаждаться головокружительным счастьем, чем сидеть тише воды, ниже травы, изо всех сил пытаясь позволить кому-то иметь власть над его жизнью – а ведь он хорошо знает, насколько жестокой может быть чья-либо власть. Конечно, речь не о Саре. Не о его строгой, прямолинейной Саре, чьи руки так сладко обвились вокруг него после того, как он целиком отдал себя ей и вернулся на землю.

Она никогда бы не стала жестокой.

Вот просто не стала бы такой, и все.

Она прочно стоит на земле. Знает, чего хочет. Она всегда решительно верна самой себе. Просто не в ее характере сосредоточить свою энергию на том, чтобы изводить кого-то. Она могла случайно сделать что-то не так, – да, в жизни всякое бывает! – но если бы он обратил на это ее внимание и выразил неодобрение, то она не стала бы нарочно делать ничего плохого.

Когда утром он входил в офис Люка, голова его была занята мыслями о Саре, о катании на лыжах и о том, что будет происходить после – возможно, удастся скомбинировать кое-что из джакузи и снега. Люк, по-видимому, занимался счетами. Уже одного этого, конечно, было достаточно, чтобы заставить любого пожалеть, что именно он, Патрик, отвечает за работу кухонь, хотя мог бы оставаться только мудрым помощником. И тем не менее…

– Ты болен? – безучастно спросил Люк вместо приветствия.

Сам Люк никогда не болел. Впрочем, Патрик тоже. Такими глупостями они не занимались.

Люк оттолкнулся от стола и так шагнул по своему небольшому офису со стеклянными стенами, будто хотел сбежать, но было некуда. На всякий случай Патрик прислонился к двери, всем своим видом изображая такую глубокую усталость, что ему нужна была опора – иначе он не мог держаться вертикально.

– Нет, – сам себе ответил Люк, и в его голосе послышался свинец. Неужели его нельзя просто побеспокоить? Люк всегда был свежим, спокойным, идеальным, и к нему всегда можно было обратиться, чтобы все пошло точно так, как надо. – Патрик, иди займись делом.

– Что, опять поругался с Саммер?

Это уже начинало надоедать. Да и Люк сегодня не выглядел энергичным, как обычно бывало после свиданий с Саммер – после них такая большая часть его сердца прижималась изнутри к стальным доспехам, что он заполнял кухню десертами, лишь только щелкнув пальцами. А сейчас вид у него был унылый, даже кожа постарела, а волосы потеряли блеск.

– Нет.

– Где она сейчас? – подозрительно спросил Патрик.

– В самолете.

– Что? – Черт побери, никогда нельзя надеяться на то, что известная во всем мире испорченная девчонка Саммер Кори поможет тебе направить жизнь в нужное русло. Но вот уже несколько дней Люк, казалось, был совершенно счастлив. Патрик даже начал думать, что, возможно, больше не нужен Люку, чтобы озарять его жизнь, и раз эта причина исчезла, то… он уже начал подумывать о том, чем мог бы заняться теперь. – Что, вот так просто вышла из комнаты и бросила тебя? – уточнил он сквозь зубы. – А перед этим вы случайно не поссорились?

Он был готов придушить Люка – на этот раз и вправду готов. Патрик был вполне уверен, что даже он сам сначала переругался бы с Сарой и только после этого дал бы ей уйти. Что же, черт возьми, такое творится с Люком?

– Так и было, – все-таки признался Люк.

Патрик выпрямился, отходя от двери. Его руки уже тянулись к Люку, ладони зудели. Должно быть, будет чертовски приятно ощутить ладонями жилы на шее Люка – ему хотелось задушить его в течение двенадцати лет.

– А ты, случаем, не пытался остановить ее? Ну, например, объяснить, как она важна для тебя?

«Ты и сам должен был сделать это, – напомнил он себе. – Дать женщине понять, как много она значит для тебя. Ты должен, должен был сказать ей это, как бы страшно тебе ни было.

Даже если будет так страшно, будто ты стоишь в центре Елисейских Полей, не имея никакой защиты от многотонных железных колод, мчащихся в десять рядов».

– Она и так знает, как важна для меня, – резко ответил Люк.

Патрик повернулся вокруг своей оси и посмотрел на Сару.

«А она? Она знает, как важна для меня? Боже, я же пытался ясно сказать ей это, но не смог!»

Ему стало трудно дышать. Он опять оперся на дверь, чтобы больше не поворачиваться.

– Все равно никогда не вредно повторить это, – сказал он Люку, немного лицемерно поучая его.

«Я знаю, что это никогда не причинит боль. Я знаю. Боже, я надеюсь, у Сары хватит терпения».

Всегда казалось, что она терпелива и настойчива. И не сдается. Никогда.

– Я дал ей понять, – холодно ответил Люк.

– Но не посредством же десерта, Люк, а настоящими человеческими словами.

Люк молча взглянул на него.

О.

Вот черт.

Как знать, что могло бы произойти, если бы он сообщил женщине, как она важна для него?

– Тогда почему она уехала? – продолжал Патрик.

«Давай, Люк, согласись, ты облажался. Я видел, какой взгляд у Саммер Кори, когда она смотрит на тебя. Она вложила свое сердце тебе в руки, и теперь ты должен быть очень осторожен».

Патрик крепче прижался спиной к двери, чтобы ненароком не оглянуться на Сару.

– Я сам велел ей так поступить, – ровным голосом признался Люк, и руки Патрика упали с его груди.

– Что ты ей велел?

«Ну, все. Убью на хрен. Мало того что ты, Люк, самоубийца, так еще идиот! Даже мне, merde, такое никогда не пришло бы в голову, чтобы защитить себя!»

– Здесь ей нет счастья. – Вся энергия вытекла из голоса Люка, не оставив ничего, кроме какой-то неумолимой решимости. – Она должна была вернуться на свой остров.

Погоди-ка. Патрик прищурился.

– И ты ей это сказал? Люк, putain, с такими вещами надо быть осторожным. Ляпнешь одну чертову глупость, а женщина поймет неверно. Видно, ты проработал восемнадцать часов подряд перед тем, как у вас была та беседа?

– Она считала, что нужна мне, и здесь ее удерживало только то, что она так думала. – Казалось, в Люке совсем не осталось жизни, так невыразительно звучал его голос. – Вот я и велел ей уехать.

Лишь через пару секунд до Патрика дошел смысл сказанного.

– Ты ей… Послушай, Люк. Ты же не говорил ей, что она тебе не нужна? Bordel de cul, Люк, скажи, что не говорил.

Люк стиснул зубы.

Так вот оно что. Патрик рванулся через офис и с трудом удержался, чтобы не сомкнуть руки вокруг горла Люка и не начать трясти его как чертову собаку. Вместо этого Патрик схватил Люка за сильные плечи – и начал трясти…

– Ну, ты точно идиот! Что за хрень творится с тобой?

Этому новому, омертвевшему Люку потребовалось несколько секунд, чтобы отреагировать и спихнуть с себя Патрика, который уже был за гранью бешенства, будто вышел на площадку верхнего этажа Эйфелевой башни и увидел, как Люк прыгает вниз.

– Ну, все, с меня хватит. – Патрик быстро взялся руками за стол, потому что в офисе это был один из немногих предметов, слишком тяжелых, чтобы поднять и ударить им Люка по голове. – С меня хватит быть твоим гребаным костылем! Хватит! Ты хочешь, чтобы в твоей жизни появилось счастье и солнечный свет?! Ты хочешь делать что-то настоящее, а не сидеть в своей гребаной железной раковине, помешавшись на совершенстве во всем как единственном способе общения с людьми? Ну так беги за ней! И сам объясняй, какой ты тупой гребаный урод. А с меня хватит.

У Люка сжались кулаки. Патрик понадеялся, что Саре хватит ума нырнуть под стол, когда они с Люком начнут швырять друг в друга стеклянные стены. Черные глаза Люка сверкнули.

– Ты мой костыль?

Уж поверьте, умеет Люк унизить тремя словами.

– О, так теперь и я тебе не нужен?

«Ты же знаешь, что я чертовски нужен тебе. Еще как знаешь, черт тебя побери».

– Если ты мой костыль, то почему до сих пор прячешься за моей спиной?

Патрик побелел. Было чертовски больно слышать такое после всего, что он сделал для Люка. Но больнее всего было от той части, которая была правдой.

– Да иди ты на хрен!

– Вот сам и выражай свои чувства, Патрик. Посмотрим, как тебе это понравится.

Люк резко распахнул дверь и вышел. Все, кто были в кухнях, замерли. Брови Сары сошлись, и на ее лице появилась тревога.

Патрик подошел к двери и схватился за косяк, чтобы не наброситься на Люка сзади.

– Люк, а почему ты не хочешь показать мне, как правильно это сделать? – В голосе Патрика звучала насмешка. – Вырази свои чувства. По-настоящему вырази. Покажи мне свое мастерство. Почему ты хоть раз не покажешь, что чувствует твоя гребаная личность?

Люк резко повернулся и оказался с Патриком лицом к лицу. Все затаили дыхание. Сара прижала ко рту кулак.

Мужчины уставились друг на друга, и так много энергии клубилось между ними, что еще миг – и начнут взрываться сосуды с жидким азотом.

Но Люк повернулся и молча ушел.

Гребаный ублюдок! Патрик заставил свое возбуждение рассеяться и обмяк в дверном проеме. После всплеска адреналина он остался опустошенным, усталым. Ему было очень больно, будто его тело состояло из одной большой раны. Да уж, Люк тот еще ублюдок. Putain d’enculé.

Через секунду Патрик встрепенулся, глубоко вздохнул и усмехнулся.

– Должно быть, у него критические дни.

Ну вот, возможно, упоминание о таких вещах заденет Сару, и она не раскроет их тайну. Он не встречался с ней взглядом, опасаясь, что тогда она подойдет и прикоснется к нему, чтобы успокоить. Не то чтобы он возражал против ее нежной ласки прямо сейчас, но ничего хорошего не будет ни для одного из них, если практикантка начнет утешать помощника после его битвы с шефом.

Даже если никто, кроме Патрика, не знает, насколько все, что произошло, касается Сары.