Патрик потянул за кое-какие ниточки, и ему предоставили лимузин, который довез их до Trocadéro. Оттуда они полюбовались Эйфелевой башней во всем ее великолепии и направились мимо отключенных на зиму фонтанов к подножию башни.

К этому моменту туфли Сары уже убивали ее.

И похоже, что это не образное выражение.

Когда примеряешь туфли, никогда нельзя оставлять без внимания боль, надеясь, что сверкающие туфельки станут удобными, если в них немного походить.

Она посмотрела на Патрика. Конечно. Он-то никакой боли не испытывает. Для него все легко, прекрасно, правильно.

Вытянув шею, она подняла голову, разглядывая головокружительный взлет Эйфелевой башни. Сара уже бывала под ней – конечно, в первый же вечер в Париже пришла сюда! Но тогда рядом не было Патрика. А сейчас его рука обнимала ее. Поэтому, когда Сара смотрела вверх на огромную сияющую высоту стальных конструкций, в которых воплотилась сумасшедшая мечта смелого, решительного инженера, то в поле ее зрения была еще и пылающая золотом голова Патрика и его улыбка.

– Не упади.

Его глаза смеялись.

Только когда Патрик направился к южной опоре, в которой устроен частный лифт для гостей ресторана, Сара поняла, что они оказались возле Эйфелевой башни не просто так, не во время романтической прогулки по вечернему Парижу. Вот это да! Обед на Эйфелевой башне в День святого Валентина! Какую же услугу он кому-то оказал в обмен на такое?

Лифт доставил их на второй этаж, потом другой лифт долго поднимал их на верхнюю площадку. Все это время Сара прижималась к Патрику. Ей казалось, будто желудок поднимается до самого горла. Они скользили все выше и выше, мелькали решетчатые балки, под ними сверкал город, потрясающе прекрасный. Вид из вагона фуникулера на Монмартре теперь казался лишь прелюдией.

– Отсюда видно все, – прошептала она, когда они смотрели сверху на Город Огней. – Весь Париж.

Нотр-Дам, Лувр, Сакре-Кёр и перспектива Сены. Огоньки на ней, движущиеся к морю по мерцающей темной воде. Базилика Сакре-Кёр, совсем маленькая отсюда. То место, где они сидели на ступеньках высоко над миром, теперь оказалось далеко внизу. Как же высоко они поднялись! Пребывание на головокружительной высоте Эйфелевой башни казалось Саре рискованным делом, но она понимала, что стальные балки никогда не подведут.

Она взглянула на Патрика. Он нежно и вместе с тем уверенно смотрел на нее, будто она была его собственным чудом. Как только их глаза встретились, его нежность мгновенно скрылась под ленивым очарованием.

– Здешним salauds, – бодро начал Патрик, а его рука опять и опять поглаживала ее бедро, – могу поспорить на что угодно, нет нужды стараться приготовить хорошую еду, раз у них отсюда открывается такой прекрасный вид. Даже если они будут просто разогревать замороженную пиццу, то все равно получат чертову звезду. – Сара улыбнулась и взяла его за руку. – Tu es jolie. – Его рука мягко, чтобы не испортить прическу, коснулась ее волос. – Если бы ты могла видеть себя на фоне города! Ты великолепна.

Но ведь она выглядит точно так же, как и всегда. Просто он заставляет ее чувствовать себя великолепной. Прекрасной, идеальной, совершенной. У него на груди она нарисовала пальцем маленькое сердечко и улыбнулась. «Я тоже тебя люблю».

Его дыхание замерло, он пригнулся и поцеловал ее.

В самом волшебном в мире месте очаровательный принц обнял и поцеловал ее!

Патрик поднял голову, усмехнулся и, не разжимая объятий, начал медленно сдвигать руки вниз по ее телу, пока не оказался перед ней на коленях. Его глаза смеялись.

– Позволь мне осмотреть твои ноги, Сара. – Он снял одну блестящую туфельку и начал рассматривать пятку, мягко поглаживая уже надувающийся пузырь. – Sarabelle, ты же знаешь, мы с тобой очень любим ходить пешком. Что случилось с твоими сапожками?

В его большой, квадратной ладони ее туфелька блестела, как слезы радости в глазах женщины.

– Они же не сверкают, как эти туфли, – задумчиво ответила она.

Патрик снисходительно посмотрел на Сару и начал надевать – ну, с усилием натягивать – туфлю ей на ногу, и по веселью в его глазах было видно, что он тоже понимает, какой это сказочный жест.

– Но они тебе малы.

Он ласково погладил пузырь перед тем, как натянуть задник, который будет опять натирать ей ногу.

– Я знаю, – нехотя ответила Сара.

Его брови встрепенулись. Он поднял ее, придерживая платье, чтобы оно не поползло вверх. Несколько человек вокруг них захлопали в ладоши – им казалось очевидным, что на верхней площадке Эйфелевой башни мужчина не будет стоять на коленях у ног женщины, если не имеет намерения сделать ей предложение, черт побери! Как она могла поверить, что Патрик так легко и просто стал совершенно романтичным? Почему не подумал о том, как легко может разбиться женское сердце?

– Эта сказка всегда казалась мне пессимистической. – Он обнял Сару одной рукой, и теперь они стояли и смотрели на город. – А тебе, наверное, она нравится?

Ну… не очень нравится, но Саре казалось, что сейчас она живет в ней.

– Пессимистической?

«Золушка»? Но что же в ней пессимистического?

– Парень думает, что нашел свою прекрасную принцессу, а она ему лжет, обманом заставляет поверить, что все эти ее перепачканные золой лохмотья и есть осуществление его мечты. Он должен дать ей все, чего у нее нет, ради их совместной жизни. По сути, вся любовная история основана на неспособности принца послать свою мечту куда подальше, если стало ясно, что эта его мечта ошибочна.

У Сары внутри все внезапно заледенело, даже сглотнуть стало трудно.

– Ну, то есть он ведь принц. Он дает ей все свое королевство целиком. А она ему всего лишь право надеть ей туфельку. Конечно, я люблю твои ноги, Сара, но…

Патрик напустил на себя вид законченного плута и усмехнулся.

Сару начало подташнивать. О, она никак не могла предвидеть, что разговор на Эйфелевой башне будет таким.

– Есть много таких сказок, Сара. Enfin, если девушка целует лягушку или чудовище, то всегда в конце сказки лягушка или чудовище превращается в принца. Но если парень влюбляется в красивую принцессу или женщину, которая прядет золотую нить, то это всегда уловка, чтобы заставить его отдать ей свои мечты, чтобы она могла подняться по социальной лестнице. Не очень-то похоже, что она вообще любит его, да? У него даже имени никогда нет, его называют в сказке просто le prince charmant. Бедняга. И пока он исполняет ее мечты, о его мечтах никто никогда не заботится.

Сара смотрела на город, не зная, что сказать. Неужели этот момент прекрасен, но только не для нее? Она думала – о, здесь, наверху, даже начала верить, – будто все, что есть в их отношениях чудесного, приходит не только от него, но и она дает ему то, что нужно. Вся сила и красота, которую она ощущает в себе, когда находится рядом с ним… неужели всем этим она обязана ему? И на самом деле нет у нее никакой уверенности в себе, появившейся благодаря его вере в нее, а есть лишь проявление его способности предаваться мечтам?

– Как же мне повезло! – Патрик рассеянно погладил ее затылок. – Ты всегда была самой собой. Всегда была настоящей. Ни обманов, ни уловок. Если мужчина может получить тебя… он получает тебя.

Ее сердце отозвалось на слово «тебя», произнесенное так, будто речь шла о наивысшей награде. Будто более дивного приза не могло быть.

– Я не… Так я не Золушка?

– Нет, ты же добрая фея-крестная, которая проходит у нас практику, помнишь? Ты женщина, которая хочет научиться творить собственное волшебство для всех остальных, а не ждет, чтобы кто-нибудь сотворил волшебство для нее. – Он, чуть улыбаясь, смотрел ей в глаза, и в них не было даже намека на смех. – И мне повезло.

Ощущение у нее в животе стало таким же, какое было в стеклянном лифте, который поднимался на пугающую, головокружительную высоту над прекрасным городом.

– Везение-то тут при чем? – проворчала она.

Он устроил ее на место практикантки. Потом охмурил, притворяясь ее наставником. Обманом проложил себе путь в ее квартиру… да еще сделал из себя такого мужчину, в которого женщина не может не влюбиться.

Le prince charmant.

Патрик молчал, явно пытаясь вспомнить хоть один случай, когда везение помогло ему получить то, что он хотел.

– Мне повезло, что ты есть на свете.

Ей пришлось изо всех сил сдерживать слезы. Он мягко сжал ее затылок.

– Allez, Сара, пойдем, поедим.

Патрик повел Сару к лифту, и ее рот широко открылся от изумления. Как, и это все? Конечно, то, что он сегодня уже сделал для нее, было прекрасно, но… Черт побери, будто вернулись самые первые дни ее практики, когда он так часто подмигивал ей или улыбался, заставляя чувствовать себя чертовски особенной, а затем небрежно проходил мимо, будто ничего не произошло. Она не оказывала никакого воздействия на его мир, в котором Патрик жил просто сам по себе. Должен существовать специальный закон, запрещающий любому мужчине приводить женщину на верхнюю площадку Эйфелевой башни, начинать с ней романтический разговор, признаваться ей, как ему повезло, что она есть на свете, – и после всего этого просто идти поесть.

Черт побери, иногда есть польза от того, что она больше не ненавидит его. В противном случае она не сдержалась бы и огрела бы его по голове чем-нибудь тяжелым.

* * *

Огромные стальные балки обрамляли великолепный вид города, открывавшийся со второго этажа Эйфелевой башни. Как только Сара и Патрик вошли, официанты засуетились, будто Сара и Патрик были кинозвездами, которым надо обеспечить идеальное обслуживание. Сара взглянула на Патрика, пока их вели к столику, откуда открывался лучший вид.

– Что? Слишком много народу? Ты предпочла бы пойти куда-нибудь еще?

– Тебе все это кажется само собой разумеющимся?

Он не сразу понял, о чем она говорит, оглядел зал, уловил смысл ее вопроса и рассмеялся.

– Да они просто хотят переманить меня к себе. Удостоенные звезд рестораны всегда так действуют. А кроме того, даже если в ресторане работает знаменитейший chef patissier, никогда не следует недооценивать желание кухонной команды доказать, что они могут затмить его. – Он пожал плечами. – Мы в Leucé ведем себя так же.

Иногда требовалось время, чтобы переварить услышанное.

– Ты мог бы работать здесь? Они тебя пригласили?

Он подмигнул ей и поднял брови.

– Merde, Сара, они получили только одну звезду. Ну конечно, я мог бы работать здесь. Им же хочется получить вторую.

«Только» одна звезда Мишлен. Сара ощутила себя в заоблачном мире, а ведь мечтала только об одном танце на балу. Только о том, чтобы немного научиться в Париже кондитерскому делу à la Хепберн и потом вернуться домой, в свой мир. Когда Патрик вмешивался в чью-либо мечту, чтобы осуществить ее по-своему, то, конечно же, делал эту мечту только больше.

– Тебя не соблазняет работа в таком месте, где весь Париж распростерт у твоих ног?

Перед тем как ответить, Патрик убедился, что никто из официантов не может их слышать.

– Ни капельки не соблазняет. Но это не мешает нам делать друг другу одолжения. Нет уж, если я и решусь возглавить собственную кондитерскую кухню, то люди будут приезжать ради меня, а не ради чертова здания.

Сара слабо улыбнулась и провела рукой по кончикам его пальцев, лежащих на столе. Какие у него мозоли! Забавно, как он сдерживает свое высокомерие, чтобы никто не понимал, насколько оно сильно – причем заслуженно! Лишь изредка бывают случайные вспышки. Как, скажем, сейчас, когда он объявил, что должен быть знаменитее, чем Эйфелева башня.

– Сам-то ты хочешь открыть собственный ресторан? Или тебе все еще хочется стать инженером? Ты ведь был ребенком, когда мечтал о Марсе.

«Ты позволил себе заметить, как сильно ты любишь то, что делаешь, Патрик? Что сейчас ты в своей стихии? Не возненавидишь ли ты работу с холодными аппаратами, находящимися на другом краю Солнечной системы, до которых нельзя дотянуться и потрогать руками? Почему ты не хочешь признать, что существуют вещи, которые ты действительно любишь? Потому что боишься, что их опять вырвут из твоих рук?»

Он пожал плечами, будто все это не имело никакого значения. Ну да, конечно.

– Я пошел бы работать в двухзвездочный ресторан, если бы решился. Гораздо интереснее ловить свою следующую звезду, чем сохранять три, уже полученные. Все равно нельзя получить больше трех, а значит, ты просто застрял.

Застрял на трех звездах. Когда Патрик смотрит на мир с заоблачных высот, то в своем неосознаваемом высокомерии кажется чертовски восхитительным. Конечно, он не хочет быть высокомерным – просто привык быть идеальным.

– У Люка хорошо получается сохранять их, но мне это вроде как скучно. Ловить третью звезду было весело. Merde, и вправду весело! Но теперь мы снова и снова убеждаем критиков, что не выпали из игры. И знаешь, плевать я на них хотел, на этих гребаных критиков. Это одна из причин того, что я не совсем уверен, буду ли хорошим шеф-поваром. Но Люк такой, и… – Патрик лениво махнул рукой.

– И ты заботишься о нем, – мягко заметила Сара. – Тебе это отлично удается.

– Пока да. – Патрик шевельнул широкими плечами. – Иногда мне кажется, что если бы я встретил хорошего chef de cuisine, пусть даже без звезд, но целеустремленного и уверенного в себе, то мне было бы интересно открыть вместе с ним абсолютно новый ресторан где-нибудь в деревне, далеко отсюда, и превратить его в такую легенду, что люди будут прилетать к нам на вертолете. Думаю, – он усмехнулся, – вот это будет весело. Я уже вижу вертолетную площадку возле ресторана. И как только дела пойдут успешно, я начну работать на новом месте. Я ведь и вправду хорош в консалтинге. Ну, то есть если надо модернизировать кондитерскую кухню, заставить все и вся работать как надо, сделать идеальным меню. Я делал это всего пару раз, потому что Люку тяжело обходиться без меня достаточно долго, но я действительно хорош в этом. Я не хвастаюсь, так и есть.

Сара, улыбаясь, покачала головой. «Ну, Патрик, оцени себя честно. Тебе же будет лучше. Я знаю, что ты не хвастаешься, и не буду пытаться отнять у тебя то, что заставляет тебя чувствовать себя живым. И я прекрасно понимаю, насколько ты в этом хорош».

– Почти каждый раз, когда я чувствую, что пора уйти из Leucé, меня зовут сюда. Но Люк… мне всегда казалось, что я вгоню его в гроб, если уйду от него. Он, можно сказать, вырастил меня, сделал тем, кто я есть.

Сара взяла его за руку и переплела пальцы.

– Я очень сильно люблю тебя, – прошептала она и подумала о его прекрасном сердце.

– Сара. – Он крепче сжал ее руку. – Что я такого сделал, чтобы заслужить тебя?

Вопрос застал ее врасплох, и она засмеялась:

– Что ты сделал? Патрик, ты меня разыгрываешь? Вся твоя чертова жизнь! Вот что ты сделал.

– Сара. – Борясь с эмоциями, Патрик поднял ее руку, чтобы поцеловать и заодно скрыть свое лицо от гостей ресторана.

– Я надеюсь, что ты гордишься собой. И вполне уверена, что ты заслуживаешь большего и лучшего.

Его рука напряглась.

– Нет. Не существует ничего лучшего, Сара. Если я заслужил тебя, то я как бы получил свою третью звезду.

Он протянул свободную руку через стол и погладил ее сережку – тот звездный подарок, который вручил ей в тот вечер на Монмартре.

Может быть, для него сережки были знаком того, что Сара стала для него звездой? Наивысшей наградой, к которой мог стремиться шеф-повар?

Или нет, наивысшей целью, к которой мог стремиться астронавт? Тот юноша, который мечтал стать инженером и наклеивал на стены фотографии планет. Или прятал под кроватью, где его мама не смогла бы их найти.

О.

Сара потянула его руку через стол и поцеловала ее, пряча ото всех свое лицо.

Официант принес меню, и она открыла свое, устроив из него стену, отгородившую ее от зала. Она была рада передышке.

Когда принесли второе блюдо, Патрик заговорил о серьезных вещах, но, конечно, сделал это небрежно.

– Между прочим, когда ты была в душе, звонил Люк.

Сколько раз он мог упомянуть об этом? Много. Значит, это важно.

– Он вернулся? Ведь не мог же он звонить с Таити, или где он там? У них сейчас три часа ночи.

– Может, его заставили выпить каву, или что там у них дают пить, и он должен был согласиться, чтобы выжить во время диких местных ритуалов.

Сара бросила на него взгляд, полный безграничного терпения.

Патрик улыбнулся:

– Или он помирился с Саммер, и они… Ну, это будто мой брат ночь напролет занимается любовью, Сара, поэтому я не буду представлять себе всю картину. Он сказал, что собирается открыть свой собственный ресторан на юге Франции, и спросил, не хочу ли я присоединиться к нему.

Сара словно ощутила удар плоским и твердым предметом, как если бы врезалась в стеклянную стену. Вроде бы ничего неожиданного – она видела свое отражение задолго до того, как наткнулась на стекло. Но все равно ударилась!

Значит, исчез последний шанс дать слово ее собственной мечте? Что может быть лучше для Патрика, чем продолжать работать со своим героем, с человеком, которого он любил всю свою подростковую и взрослую жизнь и которому помог поймать три новые звезды? Сара не могла просить его выбрать вместо этого ее мечту. Никак не могла.

Та стеклянная стена, в которую она врезалась, была холодной и твердой. Безжалостной. Несокрушимой.

Что теперь? Стоять, прижав руки к стеклу, и с тоской смотреть, как Патрик удаляется? Или обойти стену?

Сара вздохнула до боли глубоко, и ей стало легче.

– Знаешь, Патрик, тебе удалось окружить себя людьми, которые просят тебя осуществить твою самую большую мечту. И они говорят искренне. Все в твоих руках. Я так горжусь тобой! – Но разве она имеет право гордиться им, будто он принадлежит ей? Возможно, это предстоит выяснить. – И еще тем, что меня видят с тобой.

Его лицо осветилось. Эмоции пробивались наружу, хотя он пытался их скрыть.

– Merde, Сара, я больше никогда не приведу тебя в людное место. Ты опасна. Пойдем, прогуляемся, пока не подали следующее блюдо.

Они вышли на площадку второго этажа и стали смотреть на лежащий под ними Париж.

Сара подумала о ресторане на юге Франции. Сумасшедшее, замечательное приключение! Она могла бы изучить новые приемы работы и узнать, как пахнет лаванда в конце июня.

Почему бы и нет! Она окончила Калифорнийский технологический институт, пережила почти шесть месяцев практики в одной из знаменитейших кондитерских кухонь мира и надела пояс с подвязками. Теперь она может все.

Но хочет ли он, чтобы она это делала?

Она взглянула в его глаза, почти такие же глубокие и бархатно-синие, как ночь, опускающаяся на Париж.

– А чего хочешь ты, Сара?

«Я хочу, чтобы у меня был ты. И еще хочу сохранить саму себя».

– Патрик, ты не можешь строить свою жизнь на основе моей мечты. Ты должен идти за своей.

Да. Уверенность росла в ней, пока она говорила это. Он заслужил возможность хотя бы раз в жизни бросить все силы на достижение своей мечты. И будет это юг Франции или Калтех – она поможет Патрику в любом случае.

«Я люблю тебя. Я хочу видеть и твою мечту, и то, как ты изо всех сил стараешься осуществить ее».

– Но я уже иду за своей мечтой, – сказал Патрик, немного помолчав.

Она нахмурила брови.

– Сара. – Он устало вздохнул. – Ты обладаешь даром видеть меня насквозь и заставлять говорить вслух то, о чем я хочу молчать. Почему же ты не была внимательна, когда я стоял на коленях у твоих ног? Мне надо нанять самолет, чтобы написать об этом на небе большими буквами, которые будут видны всему миру? Но тогда у меня не будет ни единого чертова шанса защитить это от тех, кто хотел бы все разрушить. Ты и есть моя мечта. Понимаешь? Именно поэтому мне так тяжело говорить об этом. Ты для меня самая важная на свете. А все остальное… Да, кое-какие планы, конечно, интересны и забавны. Я мог бы осуществить любой, и жизнь была бы прекрасна… но только если бы ты была со мной. Merde, Сара, я мог бы сбежать с тобой хоть в Непал и открыть небольшую гостиницу, предоставляющую ночлег и завтрак. Мы водили бы альпинистов в горы. И я был бы доволен этим. Но только если бы ты была со мной. Только благодаря тебе кажется, что все мечты легко достижимы. Пока у меня есть ты, стремление к чему-либо похоже на веселую игру. Но я могу расстаться с любой мечтой, если у меня останется та, в которой я и ты вместе.

Ее будто накрыло волной. Сара не могла ни дышать, ни думать. Вода бросала ее из стороны в сторону, Сара находилась в ее необоримой власти.

В его невероятной, потрясающей, неправдоподобной власти.

– Я всегда представляла тебя на Гавайях, – сказала она, стараясь дышать ровно.

О, ради бога, она же использует его приемы – немного юмора, чтобы дать себе достаточно эмоционального пространства, выйти из-под его власти, чтобы иметь возможность дышать.

Он лучезарно улыбнулся, отдавая должное ее шутке.

– Видишь, Сара, из нас двоих умная ты. Я и вправду хотел бы заняться серфингом. Уверен, что создан для него.

– Но, Патрик…

– Никаких «но», Сара, не говори «но». Все в моих руках. Я много чего могу сделать, и если это потому, что у меня есть собственные возможности… Что ж, d’accord, très bien, oui. Ну, кое-что я смогу благодаря тому, что одна прекрасная женщина изъявила готовность помочь мне с учебой. – Он горячо поцеловал ее. – Ты жемчужина. Я не вижу в учебе ничего столь уж сложного. Но что ты сама-то хочешь делать? Мне кажется, тебе еще иногда трудно вести переговоры с людьми, которых ты любишь, и особенно со мной. Я хочу, чтобы у тебя было собственное пространство.

Она очень крепко обняла его.

– Я так сильно люблю тебя, – прошептала она. – Даже не могу выразить, как. От этого мне очень больно.

Он вздохнул, будто собирался что-то сказать.

– Самому не верится, что мне все еще трудно говорить вслух эти слова. – Он застонал. – После всего, что было. Но ты ведь понимаешь, Сара? – Он поцеловал ее в лоб. – Ты понимаешь, что я…

– Патрик. – Она уткнулась лицом ему в шею. – Я думаю, это очевидно.

Он прижал ее к себе. Казалось, пространство вокруг них принадлежит только им двоим, а переполненная людьми площадка второго этажа и сверкающая перспектива Парижа куда-то исчезли, будто их никогда и не было.

– Так чего же хочешь ты, Сара?

Она задумалась, а потом начала улыбаться.

– Не знаю. Раньше знала… Раньше у меня существовал только один путь – быть собой. Другого не было, и для меня было важно не отступать от него. Но теперь… Теперь я начинаю чувствовать, что есть много путей. И все могут быть… правильными. И я останусь собой. Останусь целой. – Она застенчиво улыбнулась. – Возможно, и вправду все в моих руках. Ты заставляешь меня… мою суть, – она постучала кулачком себе в грудь, пытаясь объяснить, – ощущать себя в безопасности, чтобы я могла сиять, блистать и быть идеальной. – Ее глаза начало щипать, и она опустила голову. – Будто я все это делаю сама, и без особого труда.

– Ну, не знаю, – ответил он. – Мне всегда казалось, что ты изо всех сил стараешься быть собой, но хочешь, чтобы казалось, будто это происходит легко и просто.

«Я люблю тебя. Так сильно, что нельзя выразить словами – только сжать в объятиях. Благодарю тебя».

– Не так уж мне и хочется работать инженером, но я смогу продержаться несколько лет, если это поможет тебе.

– Ну, у меня есть кое-какие сбережения, и их хватит на время учебы, – прервал ее Патрик. – Но, Сара, я не могу выразить, как много значит для меня твое предложение.

Значит, он откладывал деньги для ресторана – или колледжа, или какая там у него была мечта, которую он никому не хотел показывать, притворяясь, что у него нет вообще никакой.

– Я все еще хочу открыть собственную кондитерскую. Но, возможно… возможно, сначала мне надо стать хорошим специалистом. Надо, чтобы меня еще некоторое время учил кто-то… о, не знаю, кто-нибудь фантастический…

Она бросила на него быстрый взгляд.

На его лице вспыхнула восхищенная улыбка.

– Ты уже хороша. У тебя достаточно опыта. Я все время повторяю это тебе, Сара. Но, конечно, тебе неплохо бы еще подучиться, если хочешь стать лучшей в мире.

Он сказал это тоном человека, который всегда, всю трудовую жизнь, был только лучшим – просто не мог быть другим. Если он уедет в Непал, сколько времени ему потребуется, чтобы покорить все самые высокие пики в Гималаях? А выбираться из-под лавин он будет, стряхивая снег с плеч и смеясь, будто все это пустяки.

– А ты можешь представить жизнь на юге Франции? – спросила Сара.

Она же приехала из Калифорнии! Мягкая средиземноморская зима и наполненное ароматом лаванды лето казались ей намного соблазнительнее, чем засыпанные снегом горы.

Кроме того, Люк тоже был бы на юге Франции, и сердце Патрика осталось бы целым.

А сердце Сары… ну, не совсем.

Она была удивлена, увидев гримасу Патрика.

– Представить-то могу, – задумчиво сказал он. – Но думаю, что нам с Люком давно уже пора перестать быть друг для друга костылями, как бы ни было тяжело это сделать.

Сара почувствовала, какие сильные эмоции он скрывает, ощутила его любовь и силу. Она мягко обняла его за талию.

– Не хочу надоедать тебе про Гавайи, но ты и вправду рожден быть серфингистом. Интересно, на Мауи нужна потрясающая французская кондитерская, как думаешь?

– Понятия не имею, какие кондитерские или рестораны нужны на Мауи, но если мы собираемся связать наше с тобой будущее с этой мечтой, то надо изучить потенциальную клиентскую базу, – сказал мужчина, который только что обещал сбежать с ней в Непал. – Но это можно устроить.

Она улыбнулась:

– И тогда мы будем уверены, что эта база не разлетится вдребезги, прежде чем сбудется мечта.

Он погладил большим пальцем ее бровь и ничего не сказал.

Но, конечно, она права. Ему нравилось делать ее мечты невероятными и заставлять их сбываться. А ей изо всех сил хотелось помочь осуществить его мечты.

Она вздохнула:

– Думаю, у меня тоже есть много вариантов. Я хочу быть собой, мне нужна возможность мечтать. И я не уверена, какой из вариантов для нас лучше. Но я вот что подумала. Мне двадцать четыре. Тебе всего двадцать семь. Мы можем изменить наш выбор, если у нас не получится. И кажется, я поняла самое важное. Несмотря ни на что, собой я могу быть и просто рядом с тобой.

Глаза Патрика пылали такой яркой синевой, будто свет шел изнутри.

– Ну, merde, – тихо сказал он, – так сколько, ты говорила, времени мне понадобится, чтобы проделать все мои сексуальные фантазии с твоим телом, Сара? Больше пятидесяти лет? – Он взял ее за руку. – Мне кажется, у нас достаточно времени, чтобы разобраться с этим.

И он повел ее обратно в ресторан, так и не… А-а-хх! Опять. Но успел вызвать у нее романтические ожидания.

Как ему это удается?