ПРЕСТИЖ БОЭМУНДА

Итак, Боэмунду Победоносному удалось захватить Антиохию почти безо всякого усилия. Его престиж достиг вершины. Норманнскому предводителю оставалось использовать его с выгодой для себя, но для этого нужно было победить мусульманскую армию, которая теперь осаждала город. Однако такая победа почти немыслима без вмешательства христианских вспомогательных сил с Запада (но они были еще так далеко!) или Византийской империи. Историки, приписывающие норманну умышленное намерение избавиться от участия Алексея, чтобы «сподручнее» захватить Антиохию, оставляют эту очевидность без внимания. Они знают, что Алексей не пришел на помощь крестоносцам и что осажденные христиане все же смогли одержать верх над Кербогой. Но хронисты, поведавшие об этой победе, приписывают ее божественному чуду. Как и все крестоносцы, Боэмунд мог, конечно, надеяться на такое чудо, но не мог предвидеть, когда оно произойдет и насколько сильно скажется на всех, как и на его личных амбициях.

Алексей не явился на помощь крестоносцам. Возможно, именно та тайна, в которой норманн держал свои дипломатические переговоры с Фирузом, и стоит у истоков этого катастрофического отсутствия.

Взятие города, как было сказано, произошло 3 июня. Аноним описывает его в деталях, стремясь подчеркнуть сноровку и ловкость своего героя; Альберт Ахенский не менее точен. Желая заставить турок Антиохии поверить в то, что христиане, сняв осаду, ночью выступили против Кербоги, крестоносцы во главе Боэмундом отошли от города на приличное расстояние, чтобы затем обойти его и вернуться под его стены с другого фланга. Там люди Боэмунда заняли место под башней Двух Сестер, которую охранял Фируз. Тот велел сбросить им лестницу из кожи, закрепленную на башне.

Некоторые воины — скорее всего, норманны — поднялись по ней. Фируз, увидев, как их мало, выразил свои опасения на греческом языке: «У нас так мало франков! — вслед за чем он добавил (без сомнения, эти слова принадлежат самому Анониму): — Где пылкий Боэмунд? Где этот непобедимый?» Некий сержант-лангобард, спустившись, поторопил норманнского вождя подняться наверх, поскольку уже три башни были захвачены: «Тогда началось чудесное восхождение». Крестоносцы, взобравшиеся на стены, хлынули в город, истребляя всех, с кем они сталкивались на соседних башнях (среди погибших был и брат Фируза). Кое-кто из них поспешил открыть ворота — и в город ворвались другие христиане. На заре над стенами Антиохии реяло пурпурное знамя Боэмунда. Яги-Сиан, захваченный врасплох, бежал в окрестности; там его узнали и убили сирийцы и армяне, которые принесли его голову Боэмунду. Итак, норманн тогда стал настоящим вождем крестоносцев и хозяином Антиохии.

И тем не менее он овладел не всем городом: сын Яги-Сиана Шамс ад-Давла укрылся со своими воинами в цитадели. В тот же день крестоносцы Боэмунда попытались взять ее штурмом, но безуспешно. Согласно Роберту Монаху и рейнскому Анониму, норманнский предводитель был ранен в бедро столь сильно, что его отвага начала ослабевать. Вероятно, из-за такого проявления слабости ни Тудебод, ни «Деяния франков» не сочли уместным рассказать об этой битве, о которой, впрочем, без каких-либо других уточнений сообщил сам Боэмунд в послании папе римскому. На следующий день небольшой отряд, отправленный к гавани Святого Симеона, привез продовольствие. Теперь город мог продержаться некоторое время в ожидании помощи.

Помощи, которая не придет. Стефан Блуаский способствовал тому, что крестоносцы так её и не дождались. Отправившись 2 июня в Александретту, он, вероятно, прибыл в город в тот же или на следующий день. Тем не менее, согласно норманнскому Анониму и «Песни об Антиохии», он все же видел, как Антиохию осадили турки. Затем до него дошли вести о критическом положении христиан, о чем поведали беглецы, в ночь с 10 на 11 июня спустившиеся с городских стен по веревкам, — в их числе были Гийом Плотник и Вильгельм де Гранмениль (между прочим, родственник Боэмунда, женатый на Мабилле, дочери Роберта Гвискарда). Беглецы подтвердили — вероятно, не вдаваясь в подробности, чтобы оправдать свое бегство, — отчаянное положение христиан. Мало склонный к бескорыстному героизму или мученичеству, Стефан отправился в Филомелиум (Аскегир), где находился Алексей со своим войском из греков и франков. Там он якобы настоятельно советовал басилевсу не предпринимать похода, чтобы избежать полной катастрофы. Норманнский Аноним не обременяет сверх меры свою память, приписывая Стефану то, что он, возможно, узнал от Гвидо, единокровного брата Боэмунда: «Узнай же правду, что Антиохия взята, но крепость еще не пала. Наши же все едва держат осаду и, я полагаю, уже истреблены турками. Возвращайся назад как можно скорее, дабы не разыскали они тебя и тот народ, который ведешь с собой».

Зато Аноним, превознося Боэмунда и его священную миссию, не упустил возможности очернить репутацию Алексея. Он изобразил Гвидо, единокровного брата норманнского вождя, сначала побежденным и готовым проклинать Бога. Неутешный Гвидо восклицал, ломая пальцы: «Увы мне, о мой господин Боэмунд, честь и слава всего мира! Ты, которого весь мир боялся и любил! Увы мне несчастному! Не заслужил я, к горю моему, чести увидеть твой достойнейший лик, хотя ничего я не желал увидеть так сильно. Кто мне даст умереть за тебя, дражайший друг и господин? Отчего я не умер сразу, как вышел из утробы матери? Отчего я дожил до этого злосчастного дня? Отчего не утонул в море? Отчего я не упал с лошади и не умер тотчас же, сломав себе шею? О, если бы я принял вместе с тобой счастливое мученичество, дабы видеть твой славнейший конец!» Правда, затем Гвидо усомнился в правдивости сообщения Стефана, этого «седеющего и трусливого рыцаря», и призвал своих товарищей идти на помощь Антиохии. Однако Алексей, отказавшись от этого предложения, велел опустошить земли, чтобы турки, если им вздумается преследовать их, не смогли бы найти никакого пропитания.

Анна Комнина подтверждает, что указанные события имели место, но возлагает вину на франков, точнее на их панические донесения. Встретив Алексея, который направлялся на помощь крестоносцам, беглецы из Антиохии отговорили его от похода, утверждая, что «кельты находятся в очень тяжелом положении, и клялись, что их ждет неминуемая гибель. Поэтому император решил еще быстрей двигаться на помощь кельтам, хотя все и удерживали его от этого». По словам Анны, Алексей уступил их уговорам, но против своего желания. В данном случае он, к тому же, проявил осмотрительность, ибо ему доложили о приближении к нему огромного войска султана: иными словами, тщетно оказывая помощь Антиохии, басилевс рисковал потерять Константинополь.

Отступничество Алексея, очевидно, подвергло крестоносцев, оказавшихся в двойном кольце осады, огромной опасности. Но оно же впоследствии оказалось одним из решающих аргументов Боэмунда, желавшего сохранить город в собственной власти. Бальдерик Бургейльский, создавший свое произведение позднее, без колебаний счел это действием божественного провидения. Его теология истории очернила Алексея, не освобождая от вины и Стефана. Как предательство Иуды привело к Спасению, так и измена Стефана была в некотором роде предопределена, чтобы, согласно божьему замыслу, восславить Бога и его воинство: «Если, действительно, император Алексей, явившись, одержал бы победу над турками, то победа была бы отдана его народу, а не воинству Бога; она была бы приписана грекам, сильным числом своим, а не франкам, сильным своей доблестью». Следовательно, необходимо было, чтобы все произошло именно таким образом.

Третьего июня Боэмунд стал хозяином Антиохии, но на какое время? Как можно было выстоять перед огромной армией турок? Ведь она осаждала крестоносцев под стенами города, над которым возвышалась цитадель, тоже принадлежавшая врагам; турки ввели в нее новые войска, тогда как «Христово воинство» оказалось без помощи, а продовольствие таяло на глазах. Провизия, находившаяся в городе или привезенная из гавани Святого Симеона, вскоре была израсходована, пущена по ветру в эйфории победы. Помимо этих опасностей стану крестоносцев угрожал раскол из-за ссоры, вспыхнувшей между Боэмундом и Раймундом Сен-Жильским. Случаи бегства участились, и все, казалось, было потеряно…

Двенадцатого июня на крестоносцев обрушилась новая беда, и причиной ее стал, согласно Анониму, «достопочтенный муж Боэмунд». Взбешенный тем, что он не смог найти воинов для штурма цитадели (кого-то подкосил страх, а кого-то голод), норманнский вождь решил поджечь эту часть города, неподалеку от дворца Яги-Сиана, который на тот час занимал Раймунд (случайность ли это была?). Однако огонь из-за поднявшегося штормового ветра перекинулся на город. Когда его остановили, пожар уже успел уничтожить тысячи домов. Чтобы уберечь себя от турок, засевших в цитадели, пришлось возводить стену в разрушенной огнем части города. Альберт Ахенский упомянул об одной из турецких атак на новое укрепление. Она оказалась роковой для людей Боэмунда, ибо другие предводители, в частности, Роберт Нормандский, Роберт Фландрский и Готфрид Бульонский, в нее не вмешались. Аноним обходит эти бесславные для Боэмунда события молчанием.

ВИДЕНИЯ В СТАНЕ ПРОВАНСАЛЬЦЕВ

Уделом крестоносцев в городе, недавно захваченном хитроумным Боэмундом, стали опасности и голод. Вследствие несостоятельности предводителей? Простым людям, во всяком случае, оставалось надеяться только на Бога. И Бог, устами таких же обездоленных, ответил им, ободрив их видениями, предвещавшими победу крестоносцев — в том случае, если те согласятся исповедаться в грехах, очиститься от них и поклясться продолжить паломничество.

Такая поддержка, настаиваю, исходила не от магнатов, князей или епископов, а от простонародья, от «бедных», которые без задних мыслей, без какой-либо личной заинтересованности радели «о Боге и Гробе Господнем». К тому времени сплоченность крестоносного воинства дала трещины. Впоследствии трещины эти превратились в пропасть между предводителями и простонародьем. Первые в большинстве своем вели священную войну ради завоевания или отвоевания земель, как, например, Боэмунд, а также Танкред, Балдуин и Раймунд. Народ же отправился в это военное паломничество с единственной целью: освобождение Гроба Господня в надежде на спасение, даже на последнюю земную битву перед концом света. Парадоксально, но этот разрыв был использован Боэмундом, когда уже все, казалось бы, говорило в пользу партии Раймунда Тулузского, поскольку видения и чудеса происходили в рядах провансальского войска, и Раймунд был первым, кто поверил в них.

Сначала чудо предстало в форме четырех видений, явленных простому человеку из провансальского ополчения, Петру Бартелеми, когда крестоносцы осаждали Антиохию. Вопрос о том, истинны ли были видения и находки, последовавшие вслед за ними, не имеет особого значения для историков: их интересует лишь то, какое применение им было найдено. Петр Бартелеми находился на службе у некоего Гийома Петра, сеньора Кунла (Овернь), одного из ближайших вассалов графа Тулузского. Его видения — сначала явление святого Андрея, а затем и самого Христа — возвестили всем о том, что Бог заступится за крестоносцев, если те покаются и очистятся от грехов. В залог этого был дан знак: когда крестоносцы окажутся в Антиохии, они должны будут произвести раскопки в указанном месте, у подножия колонны — там они найдут Священное Копье, точнее, его наконечник, пронзивший тело Христа.

Первое видение было Петру Бартелеми 30 декабря 1097 года, в день землетрясения. Христиане в то время осаждали Антиохию, страдая от грязи и холода, голода и смертельного страха; Петр, пришедший в ужас от всего происходившего, молил Бога о поддержке, но скрыл свое видение от всех из-за страха. Однако 10 февраля 1098 года последовало второе видение, 20 марта, в гавани Святого Симеона, — третье, а затем и четвертое, уже в Мамистре в период между мартом и маем, когда Петр, следуя за своим господином, готовился отправиться на Кипр за продовольствием. Корабль потерпел крушение, и Петр, подобно библейскому Ионе, выброшенному на берег, был, как и он, вынужден пророчествовать. Однако, заболев, он продолжал утаивать свои видения вплоть до ожесточенных боев 10 июня, когда отчаяние дошло до предела, а беглецы-«канатоходцы» устремились прочь из города, спустившись со стен по веревкам. После нового явления святого Андрея и самого Иисуса Христа Бартелеми наконец открылся графу, который тотчас же поверил ему, тогда как Адемар Пюиский, напротив, сначала решил, что это всего лишь «пустые слова».

В тот же вечер видение посетило и священника по имени Стефан. Утром 11 июня он поспешил рассказать о нем князьям: Христос приказал ему найти Адемара, епископа Пюи, к которому все обращались за неимением единственного предводителя армии. От имени Спасителя Адемар должен был передать христианам его слова: «Обратитесь, придите ко мне, и я вернусь к вам. И если сделаете вы то, что велю я вам, от нынешнего дня до пятого буду сострадать вам». Обещанное подтвердила и Дева Мария, тоже явившаяся священнику.

Об этих видениях рассказал не только Раймунд Ажильский: за исключением Рауля Каннского, о нем упомянули все хронисты, не подвергая этот рассказ сомнению.

Так, видению Стефана норманнский Аноним посвятил целую страницу: крестоносцы, было сказано священнику свыше, подвергали себя крайней опасности — они предавались преступным любовным утехам с христианскими и языческими «грязными женщинами», и смрад этот достиг небес. Однако если народ вернется к Богу, то он поможет ему. Это утверждал сам Христос в присутствии своей матери и святого Петра: «Иди и скажи народу моему, чтобы он возвратился ко мне, и я тогда возвращусь к нему и в течение пяти дней окажу ему большую помощь […]».

На сей раз, когда всякая надежда, казалось, была уже потеряна, князья заинтересовались посланием из иного мира. Оно пришло вовремя, ободрив предводителей похода и вернув им чувство собственного достоинства. Согласно Раймунду Ажильскому, князья поклялись не отступать перед угрозой гибели. По словам Анонима, Боэмунд, «как говорили», был первым, кто дал эту клятву Раймунду Сен-Жильскому и другим предводителям. Танкред превзошел его, поклявшись не уклоняться ни от военных действий, ни от пути ко Гробу Господню, пока при нем будут сорок рыцарей. Ни Боэмунд, ни Раймунд Сен-Жильский не заходили в своих обещаниях так далеко…

Норманнский Аноним поведал и о видении Петра Бартелеми, как и о точном указании на местонахождение Копья. В недавнем времени святой Андрей говорил ему: «Отчего не вынул ты копье из земли, как я тебе велел? Знаешь ли, что всякого, кто идет с этим копьем на битву, врагу никогда не превзойти?» Столь точное указание на видение Петра вызывает удивление, поскольку оно играет на руку сопернику Боэмунда, Раймунду Тулузскому, ведь Бартелеми был человеком графа, и обрести Копье суждено было именно ему! Аноним, однако, настаивает на этом, ссылаясь на данное Петру обещание святого Андрея: «Вставай, иди и скажи народу Божьему, чтобы он не боялся, но напротив, неколебимо уверовал всем сердцем в единого истинного Бога. И они победят повсюду, и через пять дней Бог ниспошлет им то, что вселит в них радость и веселье. И если они захотят сражаться, то вскоре, как только выступят единодушно на бой, все враги их будут побеждены, и никто более не устоит против них». Все крестоносцы, уверовав в это божественное обещание, ободряли и утешали друг друга, укрепившись в надежде на скорейшую помощь Бога.

Раймунд Ажильский привел некоторые уточнения относительно того, каким образом Бог придет на помощь своему народу. Крестоносцам нужно будет дать бой, чтобы завоевать территорию Антиохии, принадлежащую святому Петру, а не язычникам, — и тогда на помощь живым устремятся небесные легионы их умерших товарищей: «Все ваши братья, умершие с начала этого похода, будут вместе с вами в этой битве. Одолейте десятую часть врагов ваших, и тогда братья ваши, посланные Богом и укрепленные его могуществом, одержат верх над оставшимися девятью частями». Этому обещанию норманнский Аноним не уделил внимания, но Тудебод сослался на него, слегка изменив форму: «Пусть они начнут битву, а я дам в помощь им блаженных Георгия, Феодора, Димитрия и всех паломников, ушедших из жизни во время этого похода».

Итак, сакрализация битвы доведена в рассказах до предела: Бог со своим народом; небеса разверзлись, взаимосвязь между крестоносцами и святыми полная; в битве будут принимать участие как святые-воители, из числа самых почитаемых рыцарством, так и солдаты, ранее погибшие в бою и тут же ставшие святыми на небесах. Победа крестоносному воинству обеспечена в случае покаяния.

К тому времени в Антиохии царил страшный голод. Крестоносцы были вынуждены есть ослов, коней, листья винограда и фигового дерева, кожу и даже человеческую плоть. Однако во искупление грехов, изобличенных Господом, Адемар Пюиский призвал народ к молитвам, организовал пост и крестный ход, сообразуясь с указаниями провидца. Подавленное воинство воспрянуло духом. Тем более что «знак», обещанный Богом, был явлен во плоти: в Антиохийском соборе, в месте, указанном в видении, на большой глубине было найдено Священное Копье. Его обнаружил Петр Бартелеми в присутствии дюжины свидетелей, среди которых были граф Тулузский, епископ Оранжский, Понс де Балазун, Ферран де Туар и Раймунд Ажильский, капеллан графа, рассказавший о его открытии с позиции очевидца:

«Наконец, Бог был тронут благодарственными молитвами и явил нам свое Копье. И сам я, пишущий эти слова, поцеловал его, как только из-под земли появилось его острие. Мне не описать радость и неистовство, что охватили тогда весь город. Это копье было обретено 14 июня» [439] .

Итак, Бог придал силы крестоносцам, обратившись к ним через бедняка-провансальца из лагеря Раймунда Тулузского, являвшегося непосредственным соперником Боэмунда и вскоре ставшего его врагом! Невозможно отрицать факты: автор «Деяний франков» не помышлял об этом даже в 1105 году, во время создания своей хроники, — настолько эти чудеса были очевидны! О них единодушно сообщали все источники, добавляя к ним различные детали или уточнения. Чудо изменило положение дел. Крестоносцы, еще вчера пребывавшие в отчаянии, сегодня знали, что Бог с ними и что он сдержит свое слово, сумеет спасти их жизни ради продолжения и завершения крестового похода.

Письмо Ансельма де Рибемона представляет собой простой, четкий и ясный доклад об этом открытии:

«В то время как слуги его испытывали столь тяжкие муки, Бог протянул нам руку помощи: божьим откровением он велел нам отыскать Копье, которым было прободено тело Христа. Оно покоилось в церкви Святого Петра, под плитами, на глубине примерно в два человеческих роста. Обретение столь ценного сокровища вернуло нам мужество» [440] .

Альберт Ахенский особо подчеркивает то почитание, каким тут же окружили эту драгоценную реликвию предводители, и тот прилив надежды, который вызвала эта находка: «При вести об этом открытии христианский народ возликовал и обрел великую надежду; люди почтили его торжественными богослужениями и неисчислимыми приношениями золота и серебра». Норманнский Аноним соглашается с этим, несмотря на свое враждебное отношение к Раймунду Сен-Жильскому, поддержавшему провидца с первых же минут. Боэмунд признал себя полностью убежденным в божественном происхождении этого открытия:

«Мы, услышав слова того, кто нам через слова апостола открыл Христово откровение, тут же спешно отправились к тому месту в церкви св. Петра, на которое нам было указано. И копали здесь тринадцать человек с утра до вечера. И Петр нашел копье, о котором говорил. Его извлекли они с великой радостью и трепетом. И поднялось безмерное ликование по всему городу» [442] .

Однако если вчитаться в это признание, то можно заметить, что Аноним склонен к высказываниям общего характера, тогда как некоторые факты он обходит молчанием. Это хорошо заметно при сопоставлении его рассказа с повествованием Тудебода, в целом идентичного ему, но более подробного и цветистого:

«Мы же, находившиеся в Антиохии, услышали речи Петра Бартелеми и узнали, что он видел апостола Андрея, показавшего ему и Копье Иисуса Христа, и место, где оно находилось. Вслед за чем Петр, отыскав графа Сен-Жильского, сказал ему, что тот должен отправиться в церковь Святого Петра, где находится Копье. Услышав то, граф отправился в церковь с превеликой радостью, и Петр указал ему место, перед вратами хоров, на правой стороне. Когда двенадцать человек, трудившиеся с утра до вечера, наконец выкопали глубокую яму, тот самый Петр узрел Копье Иисуса Христа, как указал ему святой Андрей. Случилось это на четырнадцатый день июня. И обрели они Копье с великой радостью, и понесли его к алтарю, восхваляя Бога пением “Te Deum”, и наступило во всем городе ликование. Узнав об этой вести, франки с великой радостью потекли в церковь Святого Петра, чтобы узреть Копье, а вслед за ними греки, армяне, сирийцы, громко певшие “Kyrie eleison” и говорившие: “Страну франков поддерживает и укрепляет добрый Христос”» [443] .

Как видно, Тудебод, в отличие от норманнского Анонима, воздержавшегося от подобного описания, выдвигает на первый план решительные действия Петра Бартелеми и предводителя его войска Раймунда Сен-Жильского. Речь в данном случае идет не о добавлениях Тудебода, а скорее об очередном умолчании автора «Деяний франков». Когда-то его текст называли «Tudebodus abbreviatus»; с тех пор этот тезис был исключен из рассмотрения. Возможно, пришло время предпринять исследование на новых основах, поскольку нам представляется очевидным, что во множестве случаев Аноним исключил или изменил в некоем общем для него и Тудебода источнике то, что не работало на пропаганду Боэмунда, которая была главной целью пересмотра текста, предпринятого автором в 1105 году.

В своей попытке умалить роль графа Тулузского автор «Деяний франков» не мог зайти слишком далеко, поскольку открытие Священного Копья считалось божественным чудом, залогом еще более чудесной победы, которая действительно пришла чуть позже. Сам Боэмунд свидетельствовал об этом чуде в письме, которое он составил от своего имени и от имени предводителей крестового похода в сентябре 1098 года, после победы над Кербогой. Однако он довольствовался тем, что приписал видение и открытие «некоему слуге Господа», не называя его имени и не указывая, какому господину он служит.

Изначально видения, как и открытие Священного Копья, не вызывали разногласий даже у яростных противников провансальского клана, то есть у Боэмунда с его норманнами. Однако обретение Копья поменяло расстановку сил или, по крайней мере, авторитетов. Вплоть до сего времени героем, спасителем был Боэмунд, которому удалось заставить крестоносцев проникнуть в Антиохию до прихода турок. Но к чему привел этот дипломатический подвиг? Христово воинство — оголодавшее, лишившееся коней, уменьшившееся из-за беглецов, павшее духом — пребывало в упадке. Не сомневалось ли оно в тот момент в своей миссии и помощи Бога? Копье чудесным образом восстановило силы, но внесло в их расстановку свои коррективы: Бог, никогда не покидавший свой народ, выбрал бедняка из армии графа Тулузского, чтобы явить ему доказательство победы. Спасение стало зависеть от другого лагеря, как и от иных методов: от чисто человеческой хитрости Боэмунда перешли к божественному чуду, Священному Копью, которое обрел человек графа Сен-Жильского. Этот качественный сдвиг привел к тому, что перевес оказался на стороне провидца, провансальского клана и графа Тулузского.