День начался с донесений о высадке союзников в Нормандии. Я не поверил, что это был рассчитанный ход разведслужб противника. Все мы считали, что атаки в Нормандии были отвлекающим маневром, целью которого было выманить все или большую часть наших сил из Кале. Утром, когда развиднелось, наши патрули обнаружили тонны алюминиевой фольги на воде Ла-Манша, ею были усеяны огромные площади в окрестностях Кале. Как выяснилось, фольга сбрасывалась с самолетов, чтобы сбить с толку операторов наших радаров, создав у них иллюзию скопления авиационной и морской техники в небе на подходах к Франции. И теперь мы уже нисколько не сомневались, что острие клина вражеской атаки направленно именно на наш участок. Мы поверили, что союзники просто хотят одурачить нас — мол, сначала сымитировать наступление огромных сил именно на нашем участке, а потом, когда мы убедимся, что это и впрямь фикция, сделать вид, что истинный их замысел — высадить свои силы именно в Нормандии, с тем чтобы оттянуть значительные силы из Кале, а когда мы их оттянем, нанести решающий удар.

Я не сомневался, что герр генерал примет в сложившихся условиях верное решение, но оказалось, что он, воспользовавшись непогодой, решил ненадолго съездить в Германию повидаться с родными. Наши командиры запросили у вышестоящего командования разрешение перебросить часть полка в Нормандию, однако просьба была отклонена. Нам было предписано стойко оборонять Кале — именно здесь и ожидалось вторжение союзников.

Несколько человек сидели в бункерах связи, отслеживая радиообмен в Нормандии. Обстановка на побережье складывалась критическая, но наши офицеры заверяли нас, что все это, дескать, отвлекающие маневры противника. К 8 часам утра 6 июня 1944 года не надо было быть блестящим специалистом в области стратегии, чтобы убедиться, что все мы стали жертвой чудовищной мистификации. На водах пролива не было ни одного судна, направлявшегося из Дувра в Кале. И небо было чистым, если не считать нескольких британских бомбардировщиков. Зато радиодонесения из Нормандии час от часу становились все мрачнее: сообщалось о прорыве нашей обороны на нескольких участках. Час спустя мнение наших офицеров разительно переменилось. Стало ясно, что мы совершили непоправимую ошибку, — союзники приступили к созданию плацдармов в Нормандии, явно не имея намерений высаживаться в районе Кале.

Примерно в 9.30 утра даже до нашего верховного командования дошло, что оно оказалось в дураках. Уже не было никаких сомнений, что высадка сил противника осуществляется именно в Нормандии. Было безвозвратно упущено драгоценное время — поздно было сейчас перебрасывать в Нормандию наш 2-й мотопехотный полк СС «Дас Райх», его прибытие уже ничего не изменило бы.

Когда мы добрались до Дьеппа, союзники уже успели глубоко вклиниться в нашу оборону. По приказу верховного командования были взорваны дамбы и плотины для затопления территории с тем, чтобы воспрепятствовать продвижению войск неприятеля, однако в результате существенно замедлилось и наше продвижение.

2-й полкСС, повернув на юго-восток, направился в Кодбек. Наступление продолжалось всего двое суток, и за это время союзники успели закрепиться на побережье Нормандии. Многочисленные дивизии вермахта, силы люфтваффе и дивизия СС «Гитлерюгенд» удерживали англоамериканские войска на равнинной местности, и мы спешили им на подмогу, полные решимости встретиться с врагом.

Поступило распоряжение двигаться на Лисьё для соединения с частями 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт «Адольф Гитлер». Наш командир группенфюрер Гейнц Ламмердинг безжалостно гнал нас вперед.

В Лисьё мы, соединившись с частями 1-й дивизии СС «Лейбштандарт «Адольф Гитлер», застряли довольно надолго — группенфюрер Ламмердинг совещался с командующим 1-й дивизии бригадефюрером Теодором Вишем. Было принято решение, что 2-й полк СС «Дас Райх» будет наступать на Сен-Ло, а 1 -я танковая дивизия СС — на Кан.

Именно в Кане я впервые воочию лицезрел американскую армию. С севера показалось несколько танков «Шерман М-4», но огня ни они, ни мы не открывали. Американцы явно осторожничали, да и мы думали только о том, как бы поскорее добраться до Сен-Ло. Помню только, что американские танки показались мне просто игрушечными в сравнении с нашими «тиграми» или штурмовыми орудиями.

И хотя союзникам удалось проникнуть в глубь континента, наши войска — вермахта и СС — сумели окружить их в Нормандии. Приблизительно 12 июня поступил приказ направиться на северо-восток к Сен-Ло с тем, чтобы в районе Вилье-Бокаж остановить продвижение британской танковой дивизии на Кан. Части 1 -го танкового полка СС заняли и удерживали высоту 213 — стратегически важный пункт, необходимый для обзора местности и корректировки артиллерийского огня. Мы двинулись к живым изгородям северо-восточнее деревни под названием Вилье-Бокаж и приступили к внедрению в них.

Дело в том, что так называемые живые изгороди во Франции никак нельзя игнорировать. Они представляют собой засаженные жестким, неподатливым кустарником прямоугольные участки, ширина полосы которых доходит местами до 60 метров. Эти растения с переплетенными ветками имеют глубокую и разветвленную корневую систему. Невозможно просто прорваться через них — проходы в них приходилось прорубать или пробивать при помощи взрывов. Нам выдали ножовочные полотна, которые мы обертывали тряпьем и полотенцами, и с помощью этого нехитрого инструмента мы кое-как проделывали проходы в плотной стене кустарника. Внутри каждого такого прямоугольника располагалось поле 13,7 х 13,7 метра. Место идеально подходило для размещения внутри пулеметных гнезд или засады. Вечером 13 июня 1944 года британская армия атаковала нас у Вилье-Бокаж.

Обершарфюрер разделил нас на взводы по 12 человек. Мне было поручено постоянно держать свой «Петрике» выключенным. С появлением здесь англичан мы понятия не имели, кто находится на противоположной стороне живой изгороди. Так что рацией мне разрешили пользоваться только там, где было доподлинно известно, что поблизости свои.

Мы получили сведения, что американцы и англичане используют особые устройства на пружинах, издававшие специфический пронзительный звук. С помощью этих погремушек они и давали друг другу сигналы. Только так мы, передвигаясь по раскисшим от грязи узким дорожкам между живыми изгородями, и могли определить, где свои, а где противник. Иногда издали доносился отвратительный лязг танковых гусениц. Неизвестно, чьи это были танки — наши или же английские, от этого лязга становилось не по себе.

Шедший впереди солдат вдруг замер на месте, предостерегающе подняв руку. Принюхавшись, словно охотничья собака, он повернулся и стал всматриваться в живую изгородь слева от нас. Мы тоже замерли насесте, никто не проронил и слова. И тут наш сообразительный боец пару раз щелкнул пальцами. Секунду спустя ему в ответ из зарослей прозвучал характерный металлический щелчок. И тут мы, дав продолжительный залп из автоматов по живой изгороди, под покровом ночи бросились наутек. Неизвестно, подстрелили мы кого-нибудь, кто сидел в засаде в той живой изгороди.

Чуть позже мы набрели на ферму на окраине деревни Вилье-Бокаж. Там мы, забравшись в полуразрушенную силосную башню, дождались рассвета. У одного из солдат нашего взвода была снайперская винтовка К-98, нам с ним велели взобраться на башню и оттуда оглядеть местность. Остальные дожидались нас внизу.

Снайпер через прицел стал изучать район.

— Видишь что-нибудь интересное? — полюбопытствовал я.

Боец ничего не ответил, продолжая вглядываться в оптический прицел.

— На юге англичане укрываются за живой изгородью, — наконец доложил он.

— Сколько их?

— Пять человек. Нет, их все-таки шесть. Похоже, минометчики.

Снайперы всегда приводили меня в тихое бешенство. С одной стороны, сказывалась мысль, которую я в свое время услышал от герра генерала летом 1940 года в Бельгии. Суть ее сводилась к одному: пристрелить с почтительного расстояния отдельного вражеского солдата — от этого до убийства один шаг. Подобная акция может быть оправдана лишь тогда, когда тебе доподлинно известна численность неприятеля на строго определенном участке и вопрос стоит только об одном — необходимости взять противника измором. Герр генерал считал преступлением, если снайпер убивал офицеров. Нет, не потому, что к офицерам изначально следовало подходить с какой-то особой меркой, а потому, что без офицера солдаты мгновенно превращались в неуправляемое и обреченное на убой стадо. Потому что это вело с падению боевого духа, а отсюда недалеко и до одичания.

С другой стороны, герр генерал выступал в поддержку боевого применения снайперов, поскольку это лишало противника ключевых фигур, таких, например, как бойцы орудийного или пулеметного расчета, гранатометчики. Я бы добавил к ним и минометчиков, потому что минометный расчет при наличии соответствующего прикрытия способен вызвать колоссальные потери в стане неприятеля.

— Достанешь их отсюда? — спросил я.

— Достану, не успеют они и опомниться. Не поймут даже, откуда огонь.

И снайпер посмотрел на меня так, будто я решал, выстрелить ему или нет. Мы ведь не где-нибудь в кустах сидели, а на силосной башне — тут уж любой дурак поймет, откуда огонь. К тому же для ведения минометного огня и двоих за глаза хватит, а их шестеро, и меня не вдохновляла идея оказаться разорванным на куски в результате попадания мины в нашу, с позволения сказать, засаду. Да и снайпер не горел желанием палить. Так мы просидели несколько минут в раздумье — никому из нас не хотелось первому проявлять инициативу. Но в конце концов пауза затянулась.

— Можешь, связаться с артиллеристами? — спросил снайпер.

— Где точно мы находимся?

Ни он, ни я этого не знали. Снайпер молча передернул затвор и стал прицеливаться. Я затаил дыхание. Не успев передернуть затвор после выстрела, он сообщил:

— Один есть. Второй выстрел.

— Два, — констатировал снайпер.

Я видел, что укрывшийся в ограниченном зелеными полосами кустарника прямоугольнике что-то происходит, но не мог понять что. Еще выстрел.

— Три, — невозмутимо вел подсчет боец. — Они вроде готовят миномет, но, кажется, наша башенка им из-за кустов не видна.

Вновь выстрел.

— Так. Четверых я уложил. Вдруг издали послышался хлопок.

— Черт! — воскликнул снайпер. — Вот так дела! Засекли!

Мина разорвалась вдалеке от нашей башни, но мы-то понимали, что наше местонахождение известно неприятелю. Быстро покинув башню, мы вернулись в дом фермера.

— Эти проклятые англичане засели там с минометом! — доложил снайпер.

— Мне нужно пять человек! — рявкнул обершарфюрер. Я не рвался в эту акцию, сидел тихо, и он каким-то образом проглядел меня.

Снайпер объяснил, где англичане с минометом, и пятеро бойцов направились на их ликвидацию. Несколько минут спустя до нас донеслись выстрелы и разрывы гранат. Потом раздался взрыв погромче — это наши проделали проход в живой изгороди.

Вскоре наши вернулись, притащив с собой трофейный английский миномет.

— Вот что, радист, давай-ка ты опять забирайся на силосную башню. С собой возьмешь наблюдателя и троих стрелков, — приказал обершарфюрер.

Дав мне точные координаты нашей позиции, он проинструктировал меня насчет того, что ждут от меня наши артиллеристы и люфтваффе. В качестве наблюдателя со мной отправился Крендл, а стрелков — роттенфюрер Юрген Бом, рядовые Франц Фидлер и Ганс Зайлер. Мы вчетвером едва втиснулись на узкую площадку, служившую, оказывается, зернохранилищем башни.

Оттуда было хорошо видно оживление, царившее в прямоугольниках живой изгороди, однако разобрать, где наши, а где неприятель, мы не могли. Тут, пригибая и сминая кусты, выбрались британские танки «матильда» и «крусэйдер». Танки стали с трех сторон надвигаться на крестьянское подворье, и я приказал уходить с башни. Едва мы вбежали в дом, как на нас все накинулись, но стоило нам сказать, что нас атакуют танки, как всех будто ветром сдуло. Когда мы неслись по скользким от грязи дорожкам, над головами уже свистели пули. И тут кто-то крикнул нам:

— Давайте сюда!

Остановившись, мы стали недоуменно озираться.

— Чего ждете? Сюда давайте! — снова раздался тот же голос.

Один из бойцов взвода осторожно подошел к стене живой изгороди. Там в замаскированной сломанными ветками деревянной землянке рядом с оросительной канавой засел расчет станкового пулемета МГ-42 и еще несколько солдат из «Лейбштандарта «Адольф Гитлер». Слава богу, хоть приняли за своих, а не за англичан. Страшно и подумать, что было бы с нами, случись наоборот.

— В церквушке на той стороне города засели люди из 2-го полка СС, — сообщил пулеметчик. — Идите вдоль этой канавы до дороги, а потом повернете направо. И увидите колокольню.

Мы стали пробираться вдоль канавы, а дойдя до дороги, как было сказано, повернули направо. Продираясь сквозь кустарник, мы в конце концов увидели въезд в Вилье-Бокаж.

Прямо перед нами дорогу перегораживала баррикада из мотков колючей проволоки, покореженных машин и другого хлама. В деревню мы войти не решались, поскольку не знали, есть ли там враг. Мы двинулись вдоль края Вилье-Бокаж. Один из наших бойцов, пригнувшись, пробежал до угла одного из домов, выглянул на улицу и жестом велел нам следовать за ним. Когда мы подошли, он показал рукой куда-то вдаль. Метрах в тридцати мы увидели ту самую колокольню, о которой говорил пулеметчик. Надо было перейти через улицу и потом проскользнуть между стоявшими по другую ее сторону домами.

Все мы — нас было 12 человек — попарно стали перебегать улицу. Мы с Крендлом оказались в третьей по счету паре. А вот четвертой паре, то есть следовавшей за нами, не повезло — ее скосила пулеметная очередь. Взвод оказался разделен, и нам еще предстояло узнать, откуда велась стрельба.

Фидлер с Бомом, пробежав вперед, внезапно повернулись к нам. Как мы поняли, они подзывали нас к себе. Мне жутко этого не хотелось, но иного выхода не было. Пойдя за ними через развалины домов, мы перешагнули через тела наших погибших товарищей и лежавших тут же британцев. Пулемет умолк — видимо, стрелок выжидал, не зная, по кому стрелять. Я же не знал, куда идти, но, по словам Бома, наши пулеметчики обосновались где-то чуть севернее. Мы понимали, что улица просматривалась англичанами, так что, в принципе, нам оставалось идти только в одном направлении.

Фидлер указал на беседку в расположенном конце улицы городском парке. За оградой можно было разобрать непонятные темные очертания и над ними две головы. Приставив к глазам бинокль, Бом стал изучать, кто там обосновался.

— Двое англичан с «браунингом».

Пулеметное гнездо британцев расположилось на расстоянии брошенной гранаты от нас, однако попасть в него было проблематично. Да и небезопасно — разрыв переполошит противника, англичане откроют огонь и перещелкают нас, даже невзирая на хилое прикрытие в виде этих полуразвалившихся стен.

— Надо подобраться к ним поближе, — сказал Бом.

— Ты что, шутишь? — поднял брови Крендл.

— Знай мы их позицию поточнее, можно было бы навести на них артиллеристов, — высказался я.

— Черт возьми, если бы я хоть знал, где мы, — разочарованно протянул Фидлер.

— Вроде во Франции, если не ошибаюсь, — ответил ему Крендл.

И тут до меня дошло.

— Насколько я понимаю, до церкви отсюда метров 25—30, — вслух размышлял я. — Если в них пальнуть из пушечки, они тут же смоются.

— Попробуй связаться с нашими, которые засели в церкви. Сможешь? — спросил Бом.

Как бы то ни было, попытка — не пытка. Настроив «Петрике» на открытый канал, я стал вызывать всех наших, кто на данный момент находился в Вилье-Бокаж. Я сообщил наше приблизительное местонахождение, передав и о наличии пулеметного гнезда англичан. Несколько секунд спустя прогремел первый артиллерийский залп. Снаряды разорвались в опасной близости, и нас обдало шквалом камней и земли.

— Корректируй огонь! — крикнул мне Бом.

Я и рад бы! Но каково направление? Я наудачу попросил дать залп восточнее на 15—20 метров от предыдущего. Перелет. Я велел ударить 15—20 западнее. Третий залп угодил вплотную к беседке.

— Так держать! — заорал я.

Оставшиеся бойцы взвода как раз перебегали улицу, когда ударил четвертый залп, накрывший пулеметный расчет англичан. Какова была их участь, не знаю. Когда все, теперь уже 10 бойцов взвода, были вместе, мы под прикрытием домов стали пробираться к стене церковного кладбища. Связавшись по рации с нашими, мы перемахнули стену и соединились с ними.

Следующие несколько дней мы, используя церковь как бастион, отбивали атаки англичан. Потом поступило сообщение о том, что к церкви приближаются британские танки, — оказывается, мы были единственной помехой на пути противника к важнейшим перекресткам. Наши артиллеристы предприняли все возможное, чтобы помешать британским танкам прорваться к нам, пока за нами не явятся наши полугусеничные вездеходы. Уже когда нас увозили, мы узнали, что позиции на высоте 213 оказались под угрозой. Мы вынуждены были отходить на юго-запад к Сен-Ло.

Мы тряслись в кузове грузовика. Говорить ни с кем не хотелось, слушать чужую трепотню тоже. Кто-то из солдат вытащил из ранца номер газеты «Deutsche Beobachter», и тут все стали взволнованно комментировать какое-то сообщение.

Крендл о чем-то спросил солдата, читавшего газету. Потом вдруг все разом стихли и повернулись ко мне. Фриц Крендл, взяв газету, подал ее мне. Один из заголовков гласил: «Ранен генерал-фельдмаршал Роммель».

Из короткого сообщения я узнал, что автомобиль герра генерала был атакован с воздуха британскими истребителями. Машина свалилась в кювет, герр генерал был обнаружен без сознания с серьезной травмой черепа и доставлен в госпиталь городка Берне. В сообщении не упоминалось о его состоянии.

Я тут же в кузове грузовика набросал герру генералу краткое письмо с пожеланием ему скорого выздоровления. Я не знал номера его полевой почты, адресовав письмо в госпиталь в Берне, рассчитывая, что оно наверняка найдет адресата. Мне так и не суждено было узнать, добралось ли мое послание до герра генерала.