I

Белградская «Црвена звезда» — самая любимая и процветающая футбольная команда в Сербии. Как почти у каждого клуба в Европе и Латинской Америке, у нее множество необузданных болельщиков, способных на самые жестокие выходки. Но в «Црвене звезде» эти молодчики пользуются большим почетом. Они встречаются с администрацией клуба и разрабатывают с ней программу действий для своих банд. Предводители получают жалованье и вхожи в офис команды, расположенный в Топсидере, районе, где живут представители верхушки среднего класса.

Благодаря устрашающей репутации банды обладают значительным влиянием. За несколько месяцев до того как я приехал в Белград, чтобы выяснить роль клуба в Балканских войнах 1990‑х годов, болельщики «Црвены звезды», вооруженные палками и железными прутьями, ворвались на стадион во время тренировки и избили троих игроков любимой команды. Обычно они не стесняются афишировать свои «подвиги». В данном случае хулиганы открыто заявили репортерам, что «нельзя было больше терпеть халтуру на поле». Потребовался всего лишь один телефонный звонок для организации интервью с ними в зале собраний болельщиков в офисе «Црвены звезды».

«Црвена звезда» окружена в Белграде зловещим ореолом. На крыше стадиона обитает огромная стая ворон. Когда забивается очередной гол и толпа взрывается криками, птицы взмывают ввысь и летят над городом. Исход игры можно определить по числу пернатых в небе. На противоположной от стадиона стороне улицы высится выстроенный в традиционном для нуворишей стиле уродливый дворец с башенками и пилонами. Здесь живет семья пресловутого Аркана, самого известного бандита и военного преступника в сербской истории. Когда я несколько раз, не спеша, прошелся вдоль особняка, внезапно появился крупный мужчина в кожаной куртке и осведомился, что мне здесь нужно. Памятуя о совершенных людьми Аркана зверствах, я представился заблудившимся туристом, спросил, как мне попасть туда–то и туда–то, после чего спешно ретировался. В тот вечер небо над Белградом было затянуто свинцово–серыми тучами.

Мой переводчик организовал для меня встречу с Дразой, главой клуба болельщиков «Црвены звезды», носящего название «Ultra Bad Boys» («Ультраплохие мальчики»). Переводчик клятвенно заверил его в том, что это интервью прославит клуб и познакомит мир с достижениями болельщиков «Црвены звезды». Драза явился в компании шестерых словоохотливых коллег. На первый взгляд, «плохие мальчики» совершенно не оправдывали первую часть своего названия и полностью оправдывали вторую. Если не принимать во внимание большие красные татуировки на лодыжках с названием их банды, они выглядели как вполне приличные молодые люди. На Дразе были модные брюки–чинос и шерстяной пиджак. Длинноватые, но ухоженные волосы придавали ему сходство со студентом–первокурсником философского факультета. Как выяснилось, он действительно учился в колледже и сейчас готовился к экзаменам. Его товарищи тоже не внушали особых опасений. Один из них — круглолицый и упитанный, остриженный «под горшок», так и не снявший лыжную куртку, которая была ему велика, — и вовсе производил безобидное впечатление.

Вероятно, для пущей солидности «плохих мальчиков» сопровождал седой человек по имени Крле в черной поношенной куртке в стиле «Сан Антонио Сперс». Судя по могучему телосложению, все свободное время он висел на турнике. Годы нелегкой жизни хулигана состарили его раньше срока. (Когда я поинтересовался его возрастом и родом занятий, он тут же перевел разговор на другую тему.) В отличие от восторженных ребят, тепло приветствовавших меня, Крле демонстрировал полное безразличие. Он сказал переводчику, что согласился принять участие в интервью только по настоянию Дразы. Единственное проявление дружелюбия с его стороны заключалось в том, что он постоянно подливал мне теплое сербское пиво из пластиковой бутылки. По вкусу этого пива вряд ли можно было догадаться о дружеских чувствах Крле. Но под прицелом его колючих серых глаз я не нашел в себе смелости отказаться и пил стакан за стаканом.

Крле выполнял функции старшего советника группы, наставника начинающих хулиганов. Если не принимать во внимание пристальный взгляд и некоторую бесцеремонность, я был рад его присутствию. Меня интересовали 1990‑е годы, период процветания подобных головорезов, когда клубы болельщиков превратились в очаги возрождения сербского национализма. В основе его лежит идея, будто сербы — вечные жертвы истории и должны сражаться за сохранение своего достоинства. Драза охотно принялся рассказывать о тех временах. К сожалению, его монолог длился недолго. Крле, пользуясь своим авторитетом, начал перебивать его, бросая на нас при этом весьма красноречивые взгляды, и в скором времени уже полностью контролировал ход беседы. Его ответы отличались лаконизмом и безапелляционностью.

— Кого вы ненавидите больше всего?

Пауза в несколько секунд.

— Хорватов и полицейских — они стоят друг друга. Я бы их всех поубивал.

— Что вы обычно применяете в драке?

— Металлические прутья, особый удар исподтишка, от которого у противника ломается нога.

Он хорошо отработанным движением резко стукнул ногой о пол.

Поскольку пиво закончилось, я решил перейти к главному предмету, ради которого приехал в Белград.

— Я заметил, вы называете Аркана «команданте»? Не могли бы вы рассказать мне, как он организовал болельщиков?

По лицу Крле было видно, что он аж вскипел от ярости. Еще до того как последовал перевод, его ответ не оставлял сомнений.

— Зря я отвечаю на ваши вопросы. Вы американец, и ваши самолеты бомбили нас. Вы убили много сербов.

Пришлось сменить тему. После интервью переводчик рассказал мне, что Крле заявил ему: «Если бы я встретил эту американскую задницу на улице, то вышиб бы из нее все дерьмо».

Крле утратил всякий интерес к беседе. Вначале он нетерпеливо расхаживал в другом конце комнаты, затем плюхнулся на стул, откинулся назад и принялся раскачиваться на нем. Вскоре это ему тоже надоело, и он вновь поднялся на ноги.

Тем временем его питомцы продолжали с упоением описывать свои боевые будни. Они поведали мне об излюбленной тактике — использовании атрибутики противников. Это позволяло им входить к ним в доверие, заманивать в автомобили, отвозить в уединенные места и там избивать. Они хвастались превосходством над болельщиками «Партизана», их главного белградского соперника. Драза с особым удовольствием рассказывал о матче «Црвены звезды» с «Партизаном» в прошлом сезоне. За полчаса до начала игры «Ultra Bad Boys» собрали на одном конце стадиона, в небольшой рощице, тридцать самых крутых ребят. Все они были вооружены металлическими прутьями и деревянными палками. Они построились «свиньей» и двинулись вокруг стадиона, круша все на своем пути. Вначале досталось болельщикам «Партизана», а затем и полицейским. Ни те, ни другие не успели отреагировать на нападение. «Плохие мальчики» оставляли за собой лежавших на земле раненых, словно ряды скошенной газонокосилкой травы. «Мы обошли стадион за пять минут, — говорил Драза, — это была фантастика».

«Ultra Bad Boys» никогда не сквернословят. Они считают себя морально выше соперников: не применяют огнестрельное оружие, не бьют противников, потерявших сознание. Драза пояснил: «Однажды фанаты "Партизана" убили пятнадцатилетнего болельщика "Црвены Звезды". Парень просто сидел на стадионе, а они выстрелили ему в грудь из ракетницы. Это звери, они не соблюдают никаких правил». «Ultra Bad Boys» говорили до тех пор, пока у меня не иссякли вопросы. Когда я убирал ручку и блокнот, к нам подошел Крле и продемонстрировал мне фигуру из трех пальцев: знак мира плюс большой палец — приветствие сербских националистов. Оно символизирует Святую Троицу и веру сербов в то, что они — истинные представители Святой Троицы на земле. «А теперь вы», — обратился он ко мне по–английски. Пришлось подчиниться. Прежде чем я ушел, Крле заставил меня еще четыре раза повторить этот жест. Когда впоследствии я сообщил об этом эпизоде одному активисту движения за права человека, много лет прожившему в Белграде, тот рассказал мне, что во время войны боевики, перед тем как изнасиловать или убить мусульман и хорватов, принуждали их делать этот знак.

Крле был болельщиком «Црвены звезды» в самый славный период истории клуба. В 1991 году команда завоевала Кубок европейских чемпионов — самый престижный ежегодный приз клубных соревнований. Эта команда была символом начинавшей разваливаться Югославии. Несмотря на то что «Црвена звезда» была орудием сербского национализма, в ее состав входили игроки из всех областей страны, даже воинственные хорватские сепаратисты. В каждой республике бывшей Югославии существовали общепринятые этнические стереотипы, переносимые спортивными комментаторами на игроков. Словенцы были великолепными защитниками, неустанно преследовавшими форвардов противника. Хорваты овладели немецким умением реализовывать голевые моменты. Сербы и боснийцы славились искусством дриблинга и точного паса, но иногда им недоставало тактического мастерства. «Црвена звезда» объединила все эти качества и победила суперклубы Западной Европы.

Это великое достижение должно было породить хотя бы слабую надежду на спасение многонациональной Югославии. Но в то же самое время именно в штаб–квартире «Црвены звезды» и на ее стадионе планировалось разрушение страны. В недрах клуба возникли вооруженные формирования из хулиганов. В этой армии служил и Крле, получивший пулю в ногу. Из болельщиков «Црвены звезды» были созданы карательные отряды Милошевича. Они активнее всех участвовали в этнических чистках и актах геноцида. Трудно себе представить, что «Ultra Bad Boys» — типичное явление. Они кажутся порождением раздираемой войной страны и ее больной идеологии. Но все не так просто. Еще в 1980‑х годах футбольных хулиганов начали рассматривать как главных врагов Запада. «Позор цивилизованного общества», — назвала их однажды Маргарет Тэтчер. Если исходить из статистических данных (100 смертельных случаев в течение 1980‑х годов), Англия являлась главным производителем психически неуравновешенных болельщиков, но англичане были далеко не одиноки. В Европе, Латинской Америке и Африке насилие стало неотъемлемой частью футбольной культуры. Там, где футбол уже давно сопровождался насилием, оно получило еще большее распространение и стало еще разрушительнее в 1980 – 1990‑х годах. Сербские болельщики были просто немного лучше организованы и гораздо лучше вооружены, чем где бы то ни было.

Сюзен Фалуди и группа социологов нашли объяснение этому феномену. Они писали об обездоленных людях, чьи рабочие места переместились в страны третьего мира. Лишенные привычной работы и выбитые из патриархального жизненного уклада, эти люди отчаянно стремились вновь утвердиться в своей мужественности. Эту возможность им и предоставлял футбол. Они прониклись идеями расизма и национализма, отражавшими, как им казалось, их собственную жизнь. Народы и расы, к которым принадлежали эти новоявленные футбольные болельщики, были такими же изгоями, как и они сами.

Тем не менее, одними лишь экономическими проблемами можно объяснить далеко не все. «Ultra Bad Boys» имеют возможность учиться в колледже, как Драза, что открывает перед ними вполне приличные перспективы. Среди болельщиков «Челси», слывущих самыми отъявленными головорезами среди английских футбольных хулиганов, есть биржевые брокеры и представители среднего класса — искатели острых ощущений. Кроме того, история человечества знает мало примеров, когда бедняки объединялись в группы исключительно ради того, чтобы калечить друг друга.

Сегодня ситуация изменилась. Романтика бандитизма, пропагандируемая кинематографом, музыкой и модой, завоевала мир. Фанаты «Црвены звезды» во всем стараются подражать иностранцам, которыми они восхищаются, особенно западноевропейским хулиганам. Название «Ultra Bad Boys» было позаимствовано у одного из итальянских клубов болельщиков. Другой клуб болельщиков, «Red Devils» («Красные дьяволы»), взял себе прозвище игроков британской футбольной команды «Манчестер Юнайтед». В конце 1980 — начале 1990‑х годов фанаты «Црвены звезды» приходили в Британский культурный центр в Белграде, чтобы прочесть в газетах свежие статьи об английских футбольных хулиганах. Сербские болельщики следовали моде своих собратьев из туманного Альбиона: спортивные костюмы «Adidas», золотые цепочки и белые кожаные туфли. Разумеется, эта эстетика уходит корнями отнюдь не в британскую почву. Она в значительной мере позаимствована у представителей афроамериканского гангстерского рэпа, любимого музыкального стиля сербской молодежи, и у русских мафиози. Произошел процесс глобализации бандитизма и связанного с ним нигилистического насилия. И именно на Балканах эта субкультура стала культурой и получила свое логическое завершение.

 

II

В истории хулиганских войн не было более впечатляющей битвы. За год до завоевания Кубка европейских чемпионов «Црвена звезда» отправилась в Хорватию на матч с давним соперником, загребским «Динамо». В Загребе можно было наблюдать все признаки того, что многонациональная Югославия доживает последние дни. Двумя неделями ранее хорваты избрали своим руководителем ультранационалиста Франьо Туджмана, бывшего генерала и бывшего президента белградского футбольного клуба «Партизан». Он возродил символику усташей — хорватских фашистов, сотрудничавших во время Второй мировой войны с нацистами и уничтоживших сотни тысяч сербов, — и это пробудило в хорватском обществе националистические чувства. На протяжении тридцати пяти лет Югославией правил коммунистический лидер, маршал Тито, обладавший сильной харизмой. Он объявил национализм вне закона и подавлял любое проявление межнациональной вражды, связанной с событиями Второй мировой войны. Однако жители Югославии не могли забыть о том, что два ее самых крупных народа некогда безжалостно истребляли друг друга. Теперь, с крушением коммунизма, старые раны открылись вновь. Сербы и хорваты начали обвинять друг друга в военных преступлениях и требовать соответствующей компенсации. На прилавки книжных магазинов хлынул поток ревизионистской литературы, посвященной «тайной истории» Второй мировой войны. По этим книгам снимались документальные телевизионные фильмы, суть которых сводилась к политическим лозунгам с откровенно националистическим подтекстом. Одним из первых указов Туджман «исключил» сербов из хорватской конституции. Эта новая или, скорее, хорошо забытая старая вражда особенно отчетливо проявлялась на стадионах. Во время матчей между сербскими и хорватскими командами болельщики пели песни о преступлениях противника.

Именно в ходе матча между «Црвеной звездой» и «Динамо» впервые за пятьдесят лет произошло открытое столкновение югославских этнических групп. Поначалу ситуация казалась вполне управляемой в соответствии со стандартами европейского футбола. Фанаты «Црвены звезды» ломали рекламные щиты и кричали: «Мы убьем Туджмана!» Этими щитами они прикрывались, когда болельщики «Динамо» начали забрасывать их камнями. Заграждения, разделявшие враждующие стороны, загадочным образом исчезли. На трибунах стадиона воцарился хаос, и вскоре драка перекинулась на поле. Сражающихся можно было различить по цвету маек. Полиция не сумела справиться с ситуацией. Когда полицейский принялся колотить дубинкой болельщика «Динамо», игрок этой команды Звонимир Бобан нанес стражу порядка сокрушительный удар ногой в живот. На поле опустились вертолеты, чтобы эвакуировать сербских футболистов.

Всем, кто наблюдал эту картину, было ясно, что и сербы, и хорваты заранее готовились к бою. На стадионе еще до начала матча были аккуратно сложены камни. Хорватские фанаты запаслись кислотой, чтобы прожечь заграждения, отделявшие их от сербских болельщиков. Телохранителем тренера «Црвены звезды» был наемный убийца из тайной полиции Желько Ражнятович. За свою бандитскую карьеру он сделался настолько легендарной личностью, что проходил под примерно сорока разными прозвищами. По иронии судьбы, если учесть, сколько мусульман он впоследствии уничтожил, самым известным из них было турецкое имя Аркан.

Аркан вырос в спокойной и относительно благополучной Югославии Тито, где, как считалось, сербы и хорваты жили в согласии и дружбе. Его отец служил офицером в военно–воздушных силах Югославской народной армии и для воспитания сына вместо пособия доктора Спока пользовался сборником воинских уставов. Как и следовало ожидать, суровая дисциплина дала обратные результаты. В шестнадцать лет Аркан бросил военно–морское училище и уплыл «зайцем» в Италию. Позже, обосновавшись в Париже, он стал вести жизнь мелкого преступника. Довольно скоро его арестовали и приговорили к трем годам в колонии для несовершеннолетних. В отличие от других представителей югославского криминального мира, с которыми он водил компанию, Аркана не особенно привлекали традиционные атрибуты бандитской жизни. Один из его приятелей рассказал, что однажды в Милане они отмечали, с вином и девочками, удачное «дело», и Аркан отказался присоединиться к ним. Он заперся один в комнате, открыл окно, чтобы проветрить помещение от табачного дыма, и занялся гимнастикой.

Миф об Аркане связан в основном не столько с самими преступлениями, сколько с их последствиями. Ему поразительно везло с побегами. В 1974 году в Бельгии его посадили за вооруженный грабеж. Спустя три года он бежал в Голландию. Когда его задержала голландская полиция, ему вновь удалось ускользнуть из тюрьмы. В том же году он сбежал из тюремной больницы в Германии. Но настоящий шедевр — появление Аркана в шведском суде во время процесса над его партнером Карло Фабиани. Он ворвался в зал судебного заседания, держа в каждой руке по пистолету. Направив один из них на судью, второй он бросил Фабиани. Этот дерзкий побег из окна зала суда, по–видимому, был организован Джерри Брукхаймером.

После таких подвигов Западная Европа стала для Аркана не самым безопасным местом. Вернувшись в Белград, он помирился с отцом и воспользовался его связями в аппарате югославской службы безопасности. Задолго до возвращения Аркана полиция начала вербовать преступников для выполнения грязной работы, в основном для убийства высланных из страны диссидентов. По договоренности с правительством они могли нарушать законы за границей, а затем со спокойной совестью возвращаться в Югославию. Аркан стал настоящей звездой в этой системе и щеголял своим положением, разъезжая по Белграду в розовом «кадиллаке». Совершив убийство полицейского — крайне редкое преступление в коммунистическом обществе с жесткой структурой власти, — он избежал уголовной ответственности, воспользовавшись полномочиями, которыми его наделило министерство внутренних дел.

В конце 1980‑х годов он понял, что эра коммунизма близится к закату и в скором времени управлять процветающей экономикой Сербии будут бандиты и контрабандисты. А он был не просто обычным гангстером, одним из многих. Аркан помог Слободану Милошевичу, возглавившему в 1986 году сербских коммунистов, решить чрезвычайно сложную задачу. Милошевич приобрел широкую популярность, руководствуясь в своей политике принципами сербского национализма, подавлявшегося властями на протяжении десятилетий. Однако, будучи прагматиком, он понимал, что разбуженные им страсти могут очень быстро обратиться против него самого. Национализм требовал тщательного регулирования. Весьма опасным местом был белградский стадион клуба «Црвена звезда», чьи болельщики становились все более и более политизированными. Во время матчей они размахивали плакатами с изображениями сербских православных святых и ультранационалиста писателя Вука Драшковича, председателя Сербской партии обновления. Все чаще звучал лозунг: «Сербия, а не Югославия».

«Црвена звезда» с самого начала стала оплотом национализма. При коммунистическом правлении организация футбола в странах восточного блока строилась на одних и тех же принципах. Как правило, одну команду создавала и поддерживала армия, спонсором другой выступала полиция, остальные опекались профсоюзами и министерствами. В Белграде «Партизан» был подшефным клубом армии, а «Црвена звезда» — полиции. Для сербских националистов армия была врагом их дела. Югославская народная армия считала претензии сербов на национальную идентичность покушением на рабочую солидарность и этническую гармонию. Партизаны Тито, давшие название армейскому футбольному клубу, во время Второй мировой войны уничтожали, избивали и бросали в тюрьмы четников, сербских боевиков–националистов (некоторые называют их фашистами), тоже воевавших с нацистами. Кроме того, коммунисты подвергали гонениям Сербскую православную церковь. При таких одиозных оппонентах «Црвена звезда» стала домом для сербов, стремившихся к возрождению нации.

На протяжении всей истории «Црвены звезды» в состав ее правления всегда входили высшие полицейские чины. В 1989 году членом правления стал министр внутренних дел правительства Милошевича. Он понял, что «Црвена звезда», ставшая очагом посткоммунистического отчуждения, притягивает неконтролируемые банды ультранационалистического толка. Газеты пестрели статьями, в которых стадионы назывались символами «общего распада цивилизации». Полиция поручила Аркану, страстному поклоннику «Црвены звезды», навести порядок в среде болельщиков. Он добился заключения перемирия между враждующими группировками, объединил их и встал во главе организации. Болельщики «Црвены звезды» называли себя «цыгане», превратив презрительную кличку, которой их наделили противники, в почетное звание. Аркан переименовал их в «Делие». Это слово, как и его собственное имя, было турецким по происхождению. В переводе оно значит нечто близкое к понятию геройства, что соответствовало новому, воинственному духу клуба. Аркан немедленно ввел в организации такую же строгую дисциплину, какой сам следовал всю жизнь. Прекратились мелкие акты насилия. «Руководители "Црвены звезды" объявили его своим спасителем», — писал один из официальных журналов клуба. Крле, ставший солдатом «Делие», сказал мне во время интервью: «Нельзя не уважать такого человека, как он».

В то самое время, когда Аркан укрощал болельщиков, политическая ситуация изменилась. Националистическая риторика Милошевича убедила лидеров Хорватии и Словении в том, что они не смогут сохранить партнерские отношения с сербами. Во всяком случае, Милошевич дал им повод для разжигания собственного национализма. Хорватия и Словения встали на путь провозглашения независимости, а Сербия грозила им войной.

Средства массовой информации обрушились на хорватов с обвинениями в недопустимом обращении с сербским меньшинством, что сильно задевало душевные струны нации. Но сербские солдаты не особенно горели желанием выполнять грязную работу. Уклонение от воинской службы приобрело массовый характер. Мой переводчик рассказывал мне, как он симулировал сумасшествие и вызвал нагноение на лице, чтобы его комиссовали через пятьдесят два дня после начала службы. Молодые люди ночевали каждый раз в разных местах, чтобы избежать призыва. Наступил момент, когда полиция начала устраивать облавы в белградских ресторанах на мужчин призывного возраста и отправлять их на фронт. Проблему нехватки рядовых усугубляла проблема недостатка опыта у командного состава. Генералы и офицеры Югославской народной армии, воспитанные в духе коммунистических идеалов, привыкли к тому, что государство играет роль арбитра в межнациональных отношениях.

Не имея в своем распоряжении надежной регулярной армии, сербские лидеры прибегли к помощи военизированных формирований. Организация Аркана оказалась для этого идеальным вариантом.

У «Делие» была репутация банды жестоких молодчиков, распевавших песни вроде: «Топор в руках, нож в зубах, сегодня вечером прольется кровь». Они подчинялись принципам жесткой иерархии и единоначалия. Во время знаменитого матча между «Црвеной звездой» и загребским «Динамо» они доказали, что получают истинное удовольствие, сражаясь с хорватами. Правительство по достоинству оценило этот хулиганский стиль. Сербии не требовалась армия в привычном понимании этого слова: в самом деле, на Балканах традиционные боевые действия велись в весьма ограниченном масштабе. Нужна была сила, способная терроризировать гражданское население, вынуждая мусульман и хорватов бросать дома и бежать из районов, которые сербы надеялись взять под свой контроль.

В югославских газетах, как и в газетах всего мира, война всегда была метафорой спорта. Команды сражаются, их оборона несокрушима, нападающие наносят удар. Теперь люди Аркана воплощали эту метафору в жизнь. Спустя несколько лет он сказал в интервью: «Мы, болельщики, вначале тренировались без оружия… С самого начала я требовал соблюдения дисциплины. Болельщики любят пошуметь, выпить, подурачиться. Нужно было положить этому конец раз и навсегда. Я заставил их постричься, регулярно бриться, бросить пить. После этого все пошло, как надо».

Аркан назвал свою армию «Тигры», но ее можно было называть и «Делие». Рекруты из числа болельщиков «Црвены звезды» тренировались на базе полиции в хорватском городе Эрдут. Они были вооружены до зубов. В 1992 году один репортер писал в белградской спортивной газете о «Тиграх»: «Я прокручиваю видеопленку своих воспоминаний и распределяю этих смелых ребят по всем стадионам Европы. Я точно знаю, где каждый из них стоял, кто первым затянул песню, кто развернул флаг, кто зажег первый факел. Члены "Делие" оставили атрибуты фанатов где–нибудь под сводами стадиона "Маракана" и отправились на войну с оружием в руках».

Но они не оставили замашек фанатов. Белградский антрополог Иван Колович рассказывал, что болельщики принесли на фронт свои песни. Они лишь слегка изменили слова, чтобы песни соответствовали новому контексту. Игроки «Црвены звезды» приезжали в лагерь Аркана навестить раненых болельщиков. Капитан команды Владан Лукич сказал в интервью «Сербской газете»: «Многие из наших преданных сторонников с северных трибун "Мараканы" сейчас вписывают самые прекрасные страницы в историю Сербии».

 

III

Армия Аркана приняла участие в первом наступлении сербов 1991–1992 годов и сразу же приобрела печальную славу. Фотографии последствий «подвигов» ее бойцов настроили Запад против Сербии. Самыми отвратительными были снимки, сделанные в городе Биелина. На одном из них Аркан целуется с президентом Боснийской сербской республики над трупом мусульманина — мирного жителя. На других — «Тигры» пинают безжизненные тела и наступают на головы своим жертвам.

Когда в 1995 году хорватские вооруженные силы предприняли хорошо подготовленное контрнаступление, Аркан вновь мобилизовал свою армию. Как мне рассказала его жена, однажды он сидел и смотрел телевизор в своем доме, расположенном напротив стадиона «Црвены звезды». Передавали репортаж о том, как хорваты отвоевывают захваченные сербами территории. Увиденные кадры привели его в бешенство. «Они убивают наших людей! — воскликнул он. — Я должен идти на войну». Аркан был тогда женат всего несколько недель. Жена пыталась урезонить его. «Тебе сейчас нужно думать о семье», — сказала она ему. Ничего не ответив, он прошел в спальню. Через десять минут она заглянула туда и увидела, что он уже надел форму и берет. Через полчаса, после одного–единственного телефонного звонка, его армия в полном составе собралась перед стадионом «Црвены звезды».

Одну из самых кровавых своих акций Аркан осуществил в районе боснийского города Сасина. Для наблюдения за ходом операции он устроил командный пост в офисе менеджера отеля «Санус». Оттуда он посылал своих людей с приказом задерживать мусульман–мужчин, изгонять женщин с детьми и грабить дома. Нажива стала главной целью «Тигров». Свидетель этих событий сообщил репортеру «Los Angeles Times»: «Когда они заходили в брошенный мусульманский дом, двое из них обычно направлялись в кухню и выносили кухонную утварь, другие искали телевизор и видеомагнитофон, третьи перекапывали сад в поисках спрятанных драгоценностей. Людей Аркана всегда легко узнать. У них под ногтями грязь от копания в земле». Захватывая мусульман в Сасине, «Тигры» доставляли их в штаб–квартиру Аркана в отеле. Одних допрашивали и избивали, других запирали в бойлерной площадью пять квадратных метров. В течение более чем трех дней «Тигры» держали там тридцать мужчин и одну женщину без пищи, воды и нормальной вентиляции. После этого пленных отвезли на автобусе к холму напротив деревенской церкви. Всех, кроме двоих, убили и зарыли в общей могиле. Через год их тела были эксгумированы. По оценкам Государственного департамента США, за время военных действий «Тигры» Аркана уничтожили 2000 человек. Им перерезали горло, вешали и убивали другими способами.

Преступления Аркана хорошо задокументированы. Сербское общество было прекрасно осведомлено о них. Милошевич не ограничивал доступ в Интернет, не запрещал спутниковые антенны, не преследовал борцов за права человека. Белградский диссидент Филип Давид сказал мне коротко и ясно: «Мы знали». Но вместо того чтобы выразить возмущение и осудить Аркана, сербы сделали из него героя.

Те, кто наблюдал за прославлением Аркана, сравнивают это с почестями, которые американцы воздавали в свое время Джону Готти и Аль Капоне. Однако в этом сравнении недооцениваются порочность Аркана и шумиха в сербской прессе. Регулярно появляясь в суперпопулярном шоу «Minimaxovision», Аркан представал в образе обаятельного парня, способного очаровать даже представителей среднего класса страны. Во время одного из этих публичных появлений он объявил о женитьбе на поп–звезде Чеке, а позже сообщал о грядущем рождении их детей. Телевидение транслировало свадьбу в прямом эфире.

Война не только прославила Аркана, но и обогатила его. Патриотизм служил оправданием широкомасштабному мародерству. С помощью «Тигров» он сосредоточил в своих руках торговлю нефтью и завладел черным рынком. Кто–то в шутку назвал торговые районы Белграда «Арканзасом». Как большинство мафиози, Аркан стремился легализовать награбленные богатства. Он хотел стать президентом футбольного клуба–чемпиона, что обеспечило бы ему международный престиж и еще большую популярность на родине. Когда руководство «Црвены звезды» отказалось продать ему клуб, Аркан решил создать свою собственную «Црвену звезду». Для начала он купил команду в Косово и очистил ее от преобладавших в ней албанцев. В 1996 году он приобрел белградский клуб «Обилич», полупрофессиональную команду, десятилетиями обретавшуюся в низших дивизионах.

Львиной долей своей привлекательности «Обилич» был обязан названию. Милош Обилич — народный сербский герой. В 1389 году сербы потерпели поражение на Косовом поле, что на века предопределило ход сербской истории. Накануне этой судьбоносной битвы герой пробрался в лагерь турок и заколол султана Мурада отравленным кинжалом. Очевидно, Аркан воображал себя современным Обиличем. Он изменил цвет формы клуба на желтый, отдав дань «Тиграм», и сделал тигра его символом. Изображение этого животного встречает посетителей штаб–квартиры клуба. Оно присутствует на рекламных щитах стадиона и на дверцах принадлежащих клубу автомобилей.

Под руководством Аркана клуб почти сразу добился огромного успеха. В первом же сезоне после вхождения в высший дивизион он выиграл национальный чемпионат. Аркан любил рассуждать о причинах этого успеха: его игроки получали больше всех в стране; он запрещал им пить перед матчами и ввел военную дисциплину. Однако его противники совсем иначе объясняли головокружительный взлет «Обилича». Ходили слухи, будто однажды Аркан пригрозил прострелить коленную чашечку нападающему команды соперника, если тот забьет гол в ворота «Обилича». Другой футболист рассказал корреспонденту английского футбольного журнала «Four–Four–Two», что его заперли в гараже на время матча с «Обиличем».

Послания Аркана противникам были вполне откровенны. Значительную часть болельщиков «Обилича» составляли ветераны–боевики. «Тигры» на джипах «эскортировали» судей по дороге к стадиону. Во время матчей они скандировали: «Гол забьешь — живым не уйдешь» или «Мы сломаем вам ноги, ходить будете на руках». Как отмечали английские газеты, игрокам приходилось подчиняться этим требованиям. Фанаты нередко целились в них из пистолетов.

У Аркана вошло в привычку заходить во время перерыва между таймами в раздевалку команды–соперника и устраивать скандалы. Однажды игроки «Црвены звезды», чтобы избежать этого, просто отказались уйти после первого тайма с поля. Они бродили по бровке и даже мочились здесь же, прямо на траву, лишь бы не встречаться с Арканом. После другого матча нападающий «Црвены звезды» Перика Огненович пожаловался: «Это не футбол, а самая настоящая война. Думаю, мне лучше уехать из этой страны».

Став чемпионом, «Обилич» получил право выступать в Лиге европейских чемпионов. Но европейские футбольные чиновники не пожелали видеть Аркана на своих стадионах. Они запретили клубу участвовать в соревнованиях. Желая обойти этот запрет, Аркан ушел из клуба и поставил вместо себя свою жену Чеку. Чтобы разгадать этот трюк, не требовался прокурор из Гааги. Когда я брал интервью у Чеки, она сказала мне: «Я была президентом. Он — моим советником». И рассмеялась.

В континентальном чемпионате «Обилич» лавров не стяжал. Аркан не осмелился запирать игроков из мюнхенской «Баварии» и других именитых европейских клубов в гаражах. В скором времени дела команды не заладились и в национальном чемпионате. Руководители других сербских клубов поняли, что победа Аркана обошлась им слишком дорого, и осмелились объединиться против него. «Они созвонились и решили: "Больше мы этого не допустим"», — сказал мне директор театра и футбольный обозреватель Горчин Стоянович. Столкнувшись с объединенной оппозицией, Аркан все реже прибегал к угрозам. «Обилич» начал скатываться в середину турнирной таблицы.

Существует множество версий, почему в январе 2000 года Аркан был застрелен в холле «Intercontinental Hotel», где любил утром выпить чашечку кофе и позаниматься в тренажерном зале. По одной из них, сын Милошевича Марко возмущался, что Аркан захватил монополию на черном рынке; по другой — в устранении Аркана была заинтересована тайная полиция. Он слишком много знал, и его легко можно было заманить в Гаагу и заставить дать показания против Милошевича. А может быть, он просто пал жертвой бандитских войн за сферы влияния. Однако есть и другое объяснение, подкупающее своей поэтической справедливостью. Непосредственной причиной его гибели мог быть «Обилич». Его партнерам не понравилось, что он присваивал себе слишком большую долю прибыли от продажи игроков. Они решили, что больше не могут иметь с ним дело. Некогда он использовал футбол для уничтожения людей, а теперь футбол уничтожил его самого.

 

IV

В Белграде всегда существовала небольшая либеральная оппозиция Милошевичу. Их час пробил примерно в то самое время, когда убили Аркана. Невзгоды принесли сербам прозрение. Что дала им десятилетняя война, кроме международной изоляции и галопирующей инфляции? Затевая кампанию против Милошевича, лидеры либералов привлекли для участия в демонстрациях две организации — студенческий союз и «Делие». Еще с конца 1980‑х годов Милошевич опасался, что искренняя приверженность членов «Делие» делу сербского национализма может помешать его циничным махинациям. В 2000 году так и случилось.

Болельщики «Црвены звезды» любят говорить, что именно благодаря им произошли политические перемены. Действительно, в рядах защитников баррикад и парней, штурмовавших правительственные здания в надежде найти доказательства коррупции Милошевича, постоянно мелькали их футболки. Они уходили со стадиона, чтобы сразиться с полицией возле виллы Милошевича. Там члены «Делие», вроде Крле и Дразы, призывали оппозиционных политиков «спасти Сербию от этого сумасшедшего дома». Во время матчей они пели: «Слободан, убей себя». Говорили, будто во избежание подобных выступлений приближенные Милошевича скупали билеты на игры и распространяли их среди сторонников режима.

Сербы поместили свержение Милошевича в 2000 году — назовем это революцией «Црвены звезды» — в пантеон великих антикоммунистических восстаний. Они видят в нем завершение «бархатной революции», начавшейся в 1989 году. Но изменило ли это восстание нацию? Имело ли оно такой же преобразовательный эффект, как вступление Гавела в Пражский дворец или президентство Валенсы? Чтобы измениться, сербам мало было избавиться от наследия диктатора Милошевича, как русские избавились от наследия Ленина. Им нужно было также низвергнуть Аркана, зловещего кумира страны, с пьедестала.

Когда я приехал в Белград, его образ преследовал меня всюду. Спустя два года после революции «Црвены звезды» и три года после смерти Аркана его физиономия красовалась на глянцевых обложках таблоидов и майках тинейджеров. Афиши на фонарных столбах возвещали о матче по кикбоксингу, посвященном памяти команданте.

«Обилич» — самый грандиозный памятник этому человеку. Его стадион из стали и стекла — самое современное здание в Белграде. Бывший офис Аркана располагается в башне, выходящей окнами на поле. По посткоммунистическим меркам это весьма примечательное помещение. Мрамор, персидские ковры, на книжной полке обрамленная фотография великого воина в боевом облачении. На массивном деревянном столе — бронзовая статуя Аркана с чемпионскими медалями «Обилича» на шее. Дальний угол комнаты отведен под коллекцию мечей. Она призвана напоминать о средневековом воине Милоше Обиличе, чей портрет на холсте маслом висит здесь же. На полке на самом видном месте лежит коробка с лазерным прицелом для снайперской винтовки.

Здесь, в бывшем офисе Аркана, меня удостоила аудиенции его вдова, поп–звезда Чека. Она вошла в комнату с сигаретой в руке. Все мне рассказывали о ее теле. Увидев ее, я понял, что они имели в виду. Блестящая зеленая блузка едва прикрывала огромные накачанные силиконом груди. В этом не было ничего необычного. Чека прославилась тем, что появлялась на матчах «Обилича» в обтягивающем костюме с расцветкой под леопарда. Она села в кожаное кресло напротив меня. Перед встречей переводчик предупредил меня, чтобы я аккуратнее подбирал слова. Семья Аркана, сказал он, все еще общается с его бывшими приспешниками. Разумеется, лишние неприятности мне были ни к чему. Поездив с «Обиличем» по Европе, Чека приобрела опыт общения с западными журналистами. Она понимала, что необходимо разрушить военно–криминальную ауру вокруг имени ее мужа. «Это ужасно — связывать политику и спорт. Я осуждаю любую попытку превратить игру в политику», — сказала Чека с выражением искреннего отвращения на лице. Она все время твердила: «Это всего лишь бизнес, игра».

Чека не представляла собой ничего особенного, и ей легко простили всё зло. Однако она долгие годы участвовала в политике экстремизма. Во время войны она давала концерты в пользу ультранационалистической политической партии Аркана. «Вы можете стать такими же счастливыми, как я, — присоединяйтесь к Сербской партии единства», — заявляла она со сцены своим многочисленным поклонникам. По свидетельству сайта Сербской партии единства, она продолжает кампанию по защите сербского народа от «белой чумы несербских национальностей». Руководство партией Аркана осуществляется из ее дома. Прошлым летом на концерте, посвященном памяти Аркана, на стадионе «Црвены звезды» 100000 фанатов скандировали вместе с ней имя ее покойного мужа.

Грубоватое обаяние и примитивная танцевальная музыка в стиле «турбофолк» сделали ее воплощением знаменитой фразы Ханны Арендт о банальности зла. «Я — мама команды, — сказала она. — Так они воспринимают меня. Я хочу, чтобы мои игроки выглядели лучше всех, и поэтому покупаю им костюмы от Армани». Она рассказала о предстоящей поездке на матч «Всех звезд» NBA в Атланту и говорила о том, какое удовольствие получает, украшая офис Аркана.

После смерти Аркана под руководством Чеки «Обилич» не добился особых успехов. В этом нет ничего удивительного, ведь клуб существует лишь как дань памяти одному человеку и всему, что он собой олицетворял. После интервью Чека пригласила меня посетить музей клуба. Главный менеджер «Обилича», бывший игрок, показал мне его экспонаты, главным образом медали и фотографии. Центр экспозиции — стена, обклеенная фотографиями, иллюстрирующими историю возрождения «Обилича» под руководством Аркана. Указав на его портрет, мой гид с гордостью произнес: «Наш отец». Премьер–министр Сербии Зоран Джинджич часто играл в футбол. Отчасти потому, что действительно любил эту игру, отчасти ради имиджа молодости и силы, который она создавала. Избранный в 2000 году Джинджич позиционировал себя как реформатора, намеренного устранить все негативные последствия правления Милошевича. Реализация программы приводила к неизбежному столкновению с организованной преступностью, бюрократией и связанными с мафией спецслужбами. Определенные слои населения ненавидели его за антиинфляционную политику и тесные отношения с европейскими и американскими лидерами, бомбившими Белград. В подобных обстоятельствах Джинджич нуждался в имидже а-ля Кеннеди.

В начале марта 2003 года Джинджич без предупреждения явился на стадион, чтобы принять участие в матче между чиновниками аппарата правительства и офицерами полиции. Озадаченные полицейские не знали, как им играть против премьер–министра. Следует ли поддаться ему или же, наоборот, играть с удвоенной силой, чтобы потом можно было похвастаться победой над самым могущественным сербом? Должно быть, в конце концов они решили играть с ним точно так же, как и с любым другим соперником. В ходе матча Джинджич повредил ахиллово сухожилие. После этого он в течение нескольких недель передвигался на костылях. 12 марта в обеденный перерыв он вышел из машины и медленно двинулся к зданию правительства. Человек в одежде рабочего административно–хозяйственной службы направил на него пистолет «геклер–кох G3». Пуля попала в сердце.

Убийство Джинджича всколыхнуло всю страну. Возмущенные и потрясенные сербы осознали наконец важность его планов по искоренению организованной преступности. Полиция хватала всех, до кого могла дотянуться. Спустя пять дней после начала чистки дошла очередь и до Чеки. Ее арестовали за то, что она встречалась с людьми, подозревавшимися в убийстве премьер–министра.

Под дворцом Чеки полицейские обнаружили потайной бункер. Потребовалось несколько часов, чтобы проникнуть внутрь. В бункере находился целый склад оружия, боеприпасов, глушителей и лазерных прицелов, вроде тех, что я видел в офисе. Чеку месяц продержали в одиночной камере. Тем временем проверили ее финансовую деятельность, в особенности связанную с «Обиличем», и выявили многочисленные нарушения. Продавая игроков, Чека якобы помещала вырученные деньги на свои личные счета на Кипре и в Венгрии.

До сих пор в Сербии не занимались всерьез этой проблемой. Никто по большому счету не подверг сомнению идеологию сербского национализма, идею нравственного превосходства сербов над соседями и их вечной жертвенности. Убийство Джинджича было преподнесено ими как еще один пример несправедливости истории. И конечно, «Ультраплохие мальчики» «Црве–ны звезды» остаются ультраплохими. Тем не менее налицо определенные проявления недовольства национальной культурой бандитизма.

Чека приложила немало усилий, чтобы склонить общественное мнение на свою сторону. Голодовка с требованием освобождения закончилась вскоре после того, как началась.

Когда друзья организовали митинг по случаю ее тридцатилетия, собрались всего 1500 человек — ничтожно мало по сравнению со 100000 на ее последнем концерте на стадионе «Црвены звезды». В результате, после того как она провела за решеткой четыре месяца, суд признал ее заключение неконституционным. Однако впервые в Сербии зло сбросило с себя личину банальности и обнажило свою сущность.