I

Насколько мне известно, существует лишь один пример абсолютного антипода бойцов «Армии жидов» клуба «Тоттенхэм»: футбольный болельщик–еврей, выкрикивающий в адрес игроков команды–соперника оскорбления антисемитского характера. Я знаю его по боевому псевдониму Алан Гаррисон.

Этот псевдоним он принял почти тридцать лет назад, чтобы осложнить работу полиции. С пятилетнего возраста Алан болеет за соперника «Тоттенхэма» — «Челси» из лондонского Вест–Энда. Он вполне заслуживает того, чтобы войти в историю, и отнюдь не только в качестве курьеза. В середине 1960‑х годов он возглавлял одну из первых организованных групп английских футбольных хулиганов. Фактически, он заложил основы этого движения. Под его руководством — до того, как он попал в тюрьму, где провел значительную часть 1970–1980‑х годов, — болельщики «Челси» стали самыми известными футбольными головорезами в мире, обладающими величайшим потенциалом ненависти и разрушения.

Но прежде чем описать этот вклад в европейскую цивилизацию, я должен охарактеризовать Алана как еврея, и нужно сказать, это весьма неоднозначная фигура. Его отец, немец по национальности, был во время Второй мировой войны лейтенантом СС. Союзники обвинили его в военных преступлениях, совершенных на территории России, хотя он так и не был осужден. Когда в бою с английскими солдатами на юге Франции он получил ранения в живот и обе ноги, все в его жизни странным образом перевернулось. Англичане проявили милосердие и отправили его в военный госпиталь в Эдинбурге. Там он безумно влюбился в медсестру, шотландку еврейского происхождения, и та ответила ему взаимностью. В 1946 году у них родился Алан — первый из троих арийско–еврейских детей. Они были созданы друг для друга, но ее семья и представители еврейской общины отнеслись к этому союзу с крайним неодобрением. В конце концов влюбленные решили перебраться в Лондон, чтобы начать новую жизнь среди незнакомых людей.

Судя по внешности Алана — одутловатое лицо, тусклые глаза, большие очки, растрепанные седые волосы, — в юности ему явно приходилось нелегко. Безжалостные дети наверняка обзывали его то «чертовым евреем», играя в погром, то «долбаным нацистом» и «немчурой», изображая героический штурм бункера Гитлера.

Его происхождение висело над ним дамокловым мечом. Когда мать предложила ему совершить обряд бар–мицва, он наотрез отказался, заявив, что окончательно порвал с иудаизмом. С того дня он исповедовал язычество и поклонялся богине Исиде, о которой узнал из школьного курса истории древних цивилизаций. Алан принял и другие решения. Он станет сильным. Он займется боксом, чтобы иметь возможность проучить любого идиота, который осмелится оскорбить его. Он сделает все возможное, чтобы снискать расположение крутых парней. Окружив себя такими друзьями, он создаст защитное поле, способное отражать любую агрессию.

В пятый день рождения Алана отец, работавший в ту пору бухгалтером, взял его с собой на матч местного клуба «Челси», проходивший на стадионе «Стэмфорд Бридж». В Вест–Энде тогда еще не было японских и китайских ресторанов, и Челси — как район, так и клуб — еще не был окружен ореолом космополитизма. По дорожкам стадиона вокруг футбольного поля бегали собаки. Там, как и на большинстве английских футбольных стадионов вплоть до 1990‑х годов, не было кресел — только бетонные галереи. На эти галереи могло набиться сколько угодно народу, и билетеры не отличались излишней строгостью. Стадион с его страстями и духом товарищества произвел на Алана ошеломляющее впечатление. Став постарше, он начал ходить на матчи самостоятельно и завел дружбу с другими ребятами, завсегдатаями трибуны «Шед Энд»8.

Они любили футбол, вне всякого сомнения, но любили также и безобразничать.

Они установили новые стандарты хулиганства во время матча 1963 года против клуба «Барнли» с промышленного севера. Несколько сотен болельщиков «Барнли» сидели на северной трибуне, напротив «Шед». Алана и его друзей раздражало присутствие такого количества чужаков. Они решили нанести неожиданный визит на северную трибуну, чтобы преподать урок болельщикам команды–соперника, как следует себя вести на матчах «Челси».

Поскольку Алану было тогда всего пятнадцать — а многим его товарищам и того меньше, — группа крепких тридцатилетних мужчин, рабочих механических заводов, легко отбила их нападение. «Это было настоящее избиение младенцев», — вспоминал Алан много лет спустя в беседе со мной. Не прошло и минуты, как он покатился по бетонным ступеням вниз, отсчитав несколько пролетов. Им пришлось потом выпить не одну пинту пива, чтобы заглушить боль.

Но даже алкоголь не помог им забыть об унижении. С того самого вечера в пабе Алан и его друзья начали готовиться к поездке на стадион «Барнли» в следующем сезоне. Теперь они действовали умнее: сначала растворились в толпе противников, а затем предприняли молниеносную атаку. Такая тактика принесла им успех. Точно неизвестно, сколько болельщиков «Барнли» попало в тот день в больницу. Английская пресса писала о новой угрозе под названием «футбольное хулиганство».

 

II

Когда я познакомился с Аланом в пабе, он выглядел как человек, который проводит много времени в седле мотоцикла «Harley Davidson». На нем была черная атласная куртка «Окленд Рэй–дэрс». Волосы, густые на макушке, по бокам были коротко острижены. Свисавший с шеи амулет в виде перевернутой пятиконечной звезды наводил на мысли о черной магии. Оценив физические кондиции этого пожилого футбольного хулигана, я прикинул, что на худой конец смогу от него удрать.

Алан опоздал на двадцать минут и шумно приветствовал меня, даже не потрудившись извиниться. Я пригласил его за столик в углу зала.

— Что будете пить? — спросил я его.

— «Кока–колу». Я не употребляю алкоголь, — ответил он. — У меня была не одна хорошая возможность убедиться в том, насколько это мешает в драке.

В самом начале интервью он поведал мне:

— Полиция задерживала меня двадцать один раз… Склонность к насилию у меня в крови… Не однажды я пытался остановиться, но ничего получалось.

Он продемонстрировал боевые шрамы, шишку на запястье из–за неправильно сросшейся кости и руку, сгибавшуюся вопреки законам нормального функционирования суставов и сухожилий. Однако вскоре Алан сам разрушил тот образ, который пытался создать. Он оказался интересным собеседником со своим собственным мнением буквально по каждому вопросу. Я едва успевал записывать его рассуждения о недостатках авторитарного правления, моральной стороне англо–американской войны против Ирака, гении Александра Великого и искренности жителей Калифорнии.

Этот словесный поток иссяк только после того, как разговор коснулся его любимого клуба «Челси». «Символическое место для такой беседы», — сказал он, обведя рукой зал. Паб, где мы сидели, носит название печально известной трибуны «Шед», пристанища болельщиков «Челси», и стоит на том самом месте. Только теперь на стадион можно попасть из вестибюля шикарного отеля — части нового комплекса. Тут же за углом — ресторанчик «The King's», где можно заказать лобстера. На трибуне «Шед» веселятся, потягивая пиво, профессиональные спортсмены. На экране плазменной панели периодически вспыхивают объявления о массаже и других оздоровительных процедурах в клубе «Челси».

«Челси» в большей степени, чем любой другой футбольный клуб, оказался затронут процессом глобализации. Из самого хулиганского в 1980‑х годах он превратился в самый космополитический в 1990‑х. Преобразование стадиона «Стэмфорд Бридж» в большой комплекс было лишь частью этого изменения. На должности главного тренера сменяли друг друга итальянские и голландские знаменитости, что отражалось на стиле игры. Под их руководством «Челси» стал первым английским клубом, который мог выставить команду без единого англичанина в составе. Эта космополитическая тенденция еще более усиливалась благодаря привлечению иностранных инвестиций. На футболках игроков появился логотип авиакомпании «Air Emirates» из Объединенных Арабских Эмиратов. В 2003 году второй самый богатый человек в России, нефтяной магнат, еврей по имени Роман Абрамович приобрел контрольный пакет акций «Челси» и принялся создавать клуб с чемпионскими амбициями.

Многие болельщики, в том числе и Алан, расценили это как подрыв основ — ведь «Челси» всегда опирался на рабочий класс. Им казалось, что клуб предает своих самых верных сторонников ради сиюминутной поддержки изменчивых в своих пристрастиях пижонов. В череде бесчисленных перемен их особенно задел один момент. В 1983 году президент «Челси» Кен Бэйтс предложил огородить предназначенные для болельщиков места на стадионе решеткой и пропустить через нее электрический ток напряжением 12 вольт. «Они относились к нам как к животным», — сказал Алан. Только вмешательство муниципальных властей помешало осуществлению этого плана. Но репутация клуба все равно пострадала.

Вплоть до 1990‑х годов английская общественная элита относилась к футболу со снобистским пренебрежением. До тех пор пока Руперт Мердок не предпринял попытку приобрести «Манчестер Юнайтед», его газета «Sunday Times» называла футбол «трущобным спортом для трущобных людей». Премьер–министр Великобритании Маргарет Тэтчер, главный пропагандист ценностей среднего класса, придерживалась такого же мнения. Близкий друг Железной Леди Кеннет Кларк говорил, что она «считает футбольных болельщиков внутренними врагами». Она постоянно твердила о своем намерении объявить войну хулиганству. И в 1989 году у ее правительства появился для этого идеальный предлог. На стадионе «Хиллсборо» в Шеффилде 95 болельщиков, смотревших матч между клубами «Ливерпуль» и «Ноттингем Форест», были задавлены насмерть на переполненных галереях. Правительственная комиссия потребовала, чтобы на всех стадионах предназначенные только для стояния галереи оборудовали сидячими местами, как в театре. Отныне поддержание порядка на стадионах становилось серьезным делом. Обязательно должны были использоваться видеокамеры, отслеживавшие возникновение очагов напряженности среди болельщиков.

Все это потребовало немалых затрат. Владельцы клубов, в основном бизнесмены средней руки, вынуждены были привлечь для реконструкции стадионов крупные капиталовложения. Значительная часть их поступала от ушлых городских инвесторов, которые прекрасно понимали, что футбол представляет собой необъятный и весьма перспективный рынок. Они установили на новых трибунах дорогие, обитые бархатом кресла, подняли цены на билеты, продали права трансляции матчей спутниковой системе Руперта Мердока и принялись спекулировать акциями своих клубов на бирже. План правительства сработал как нельзя лучше. Более комфортабельные и безопасные стадионы стали посещать более состоятельные и благонравные болельщики. Впервые на трибунах появилось множество женщин.

Но эти изменения не прошли даром. Осталась в прошлом шумная, жизнерадостная атмосфера. Алан с ностальгией вспоминал времена, когда «на стадионе собирались десять тысяч человек. Шесть тысяч были готовы драться. Остальные приходили посмотреть драку. Да, все говорят, что это отвратительно. Но спросите их после матча, в пабе: "Что вы смотрели, игру или драку?" И они ответят: "Ну конечно драку"». Алан рассмеялся. «Сегодня люди приходят на матч, чтобы потом можно было сказать: «Смотри, я крутой. Я хожу на "Челси". Когда я поднимаюсь с места, чтобы запеть, они говорят мне: "Сядь"».

Сам того не подозревая, Алан выразил суть главного культурного аргумента против глобализации. Его сторонники — автор книги «Люди против брендов» Наоми Кляйн9, крушащий закусочные Макдоналдс французский фермер Жозе Бов и многие–многие другие: многонациональный капитализм лишает местные институты своеобразия, унифицирует и разрушает традиции, отнимает у рабочих и крестьян то, что они любят больше всего. Нетрудно понять, каким образом этот аргумент можно было бы применить к английскому футболу вообще и к «Челси» в частности. Я отправился на матч на стадион «Стэмфорд Бридж» в компании банкира из США и его латиноамериканской подружки. Мы сидели в той части стадиона, где когда–то правил бал Алан Гаррисон со своими товарищами. Но в отличие от болельщиков Глазго, громко распевающих песенки оскорбительного содержания, публика напоминала слушателей симфонии, среди которых будто случайно затесались несколько здоровенных парней, бормочущих себе под нос ругательства. Столь смирное поведение объяснялось опасением, что полисмены, сканирующие трибуны ручными видеокамерами, могут удалить нарушителей спокойствия со стадиона. (Алана удаляли три раза.)

Однако не следует преувеличивать изменения и накал вызванных ими страстей. Игра отнюдь не превратилась в исключительно буржуазное развлечение. Да, билеты на матчи «Челси» стоят недешево, около 50 долларов, но эта цена доступна практически всем. Даже в фешенебельном Вест–Энде — вероятно, самом буржуазном районе во всей Британии — «Челси» продолжает привлекать немало представителей рабочего класса. Его матчи собирают чрезвычайно пеструю публику — рабочих и менеджеров, дворников и рекламных агентов. Это, наверное, самое удивительное развитие событий за всю английскую историю.

Рост могущества корпораций вызывает ответную реакцию. Возникает идея, что корыстолюбие не всегда управляло рынком и что когда–то все было иначе. В Англии футбольные обозреватели любят писать, что прежние владельцы клубов заботились об общественном благе и делали много добра своим друзьям из рабочей среды. Но это ностальгия по общественному согласию, которого никогда не было. До начала 1990‑х годов в футбол вкладывались столь незначительные средства, что многие стадионы пришли в полное запустение. Владельцы клубов нимало не заботились о безопасности болельщиков. Такое пренебрежение породило полнейший распад. Болельщики тоже перестали заботиться о своей безопасности и каждый уик–энд калечили друг друга. Чтобы сожалеть об исчезновении этой культуры, нужно очень идеализировать былые традиции и атмосферу. Это очень важный момент в спорах о глобализации — склонность к прославлению местных нравов, даже если они явно заслуживают того, чтобы остаться в прошлом. В известном смысле ностальгия хулигана по своей молодости — самая честная ностальгия.

 

III

Перед встречей с Аланом Гаррисоном я познакомился с его сочинениями. Просматривая сайты «Челси», я наткнулся на его страницу, где были приведены отрывки из «Мы — северная трибуна», неопубликованных мемуаров о его хулиганской юности. Эта книга, написанная в жанре плутовского романа, повествует о группе друзей, которые разъезжают по Англии и другим европейским странам и везде устраивают драки. Автор называет себя Аланом Мерриллом — литературным псевдонимом, отделяющим его от Алана Гаррисона, от любых признаний и покаяний.

Стиль Гаррисона на удивление ясен и элегантен. Однако как романисту ему присущи определенные недостатки. Персонаж Меррилла склонен к героическому самопожертвованию и всегда готов прийти на помощь. Он, подобно супермену, одерживает победы над обычными преступниками. («Один [хулиган] в отчаянии с силой бьет кулаком, целясь в голову Меррилла. Тот легко отводит удар в сторону, а затем хватает вытянутую руку за запястье, делает резкое круговое движение и швыряет потерявшего равновесие соперника головой в стену».) И все же во многих отношениях это произведение представляет собой удивительный социологический документ. Гаррисон не пытается изобразить своих друзей бунтарями, отстаивающими священные идеалы, или монстрами, руководствующимися в своих действиях низменными инстинктами, порожденными социальной средой. Они обычные парни, волею судеб оказавшиеся в мире насилия, бежать из которого у них нет особого желания.

Гаррисон — это мыслящий хулиган, увлекающийся военной историей, преданный поклонник всего, что связано с эпохой эллинизма, посвящающий значительную часть свободного времени чтению трудов об Александре Великом. В душе он наверняка корит себя за то, что не написал воспоминания раньше. К тому моменту, когда он взялся за перо, трое его друзей уже отослали рукописи в издательство. Стив «Хики» Хикмонт, возглавлявший болельщиков «Челси» в то время, когда Алан отбывал заключение, опубликовал книгу «Armed for the Match» («Вооружившиеся перед матчем»). Его приятель Крис «Чабби» Хендерсон тоже издал мемуары. И еще один его старый товарищ, Мартин Кинг, выпустил книгу под названием «Hoolifan»10 — собственную интерпретацию тех же событий. Убежденный в том, что и его версия имеет право на существование, Гаррисон отослал рукопись в то же самое издательство. Его друзья работали с соавторами, но Алан написал свои мемуары без посторонней помощи. Вероятно, он надеялся, что его неподдельная искренность обеспечит ему конкурентное преимущество. Но этого не случилось. Он получил вежливый отказ — единственный способ отказать хулигану. «Они сказали мне, что в книге очень много насилия и правого экстремизма».

Будь издатели откровенны с ним, они объяснили бы, что рынок перенасыщен мемуарами хулиганов. Помимо соратников Гаррисона книги воспоминаний выпустили болельщики «Интер Сити Фирм» из Вестхэма, «Соул Крю» из Кардиффа, «657 Крю» из Портсмута и практически всех остальных более или менее крупных клубов. Все эти опусы под характерными названиями вроде «Городской психоз», по сути дела, повторяют друг друга. Сегодня они составляют значительную часть ассортимента спортивных отделов лондонских книжных магазинов. Этот жанр вышел далеко за рамки повествований от первого лица. Братья Дуги и Эдди Бримсоны, изображенные на обложке одного из своих творений обритыми наголо и с шутливо–угрожающим выражением на лицах, опубликовали несколько антропологических исследований футбольного насилия. Их книги изобилуют цитатами из хулиганов и щеголяют заголовками вроде «Европейское отребье» и «Смертная казнь: насилие в среде лондонских футбольных болельщиков». Писатель Джон Кинг выпустил целую серию романов о хулиганах, преимущественно о болельщиках «Челси». Еще одна серия посвящена моде хулиганов, их подпольной экономике и сексуальным предпочтениям.

Английский футбольный хулиган обрел коммерческий глянцевый облик и встал в один ряд с исполнителями гангстерского рэпа и мафиози. Когда телеканалу «Би–би–си» нужно поднять рейтинг, он показывает один из своих многочисленных документальных фильмов о хулиганах. Каждый месяц какой–нибудь из британских мужских журналов печатает очередную историю о бесчинствах болельщиков дома или за границей. Полностью я осознал масштабы этого феномена, только когда увидел болельщиков «Челси» собственными глазами. На Фул–хэм–роуд мне попался на глаза лоток, заваленный шляпами и булавками с черепом и перекрещенными костями — символом «Headhunters» («Охотники за головами»), печально знаменитой банды фанатов «Челси». Потом я увидел на стадионе лохматого подростка в синей майке с этим символом. Охранник спокойно пропустил его на трибуну, прекрасно зная, что истинный хулиган не будет так явно афишировать себя.

Индустрия хулиганской атрибутики появилась лишь в конце 1990‑х годов, когда процесс облагораживания английского футбола уже шел полным ходом и футбольное хулиганство в своей традиционной форме клонилось к закату. Разумеется, болельщики все еще устраивали драки, но уже за пределами стадионов. Алан объяснил мне, как это делается. «Вы связываетесь с лидером конкурирующей фирмы и говорите: "Ждем вас в два часа на Трафальгарской площади". А потом надеетесь, что полиция не появится до того, как все кончится. Иногда они не успевают, а если успевают, все разбегаются». Для Алана эта новая договорная форма хулиганства — попрание принципов чистого искусства. Куда веселее драться на трибунах или в узких коридорах стадиона. И со всеми этими предварительными договоренностями «драка утратила спонтанность». Он задается экзистенциальным вопросом современного футбольного хулигана: «Если футбольное насилие происходит не на стадионе, является ли оно футбольным?» Он с горечью признает, что властям удалось обуздать хулиганство до такой степени, что оно стало объектом восхищения и поклонения.

То, что на рынке имеется спрос на хулиганскую атрибутику, вполне объяснимо. Во–первых, хулиган — это бунтарь–романтик, готовый подвергать опасности свое здоровье и драться с полицией. Во–вторых, он не просто нигилист. Он сражается за цвета своего клуба, столь же милые сердцу обычных, мирных болельщиков. Это и делает его образ таким обаятельным и привлекательным. Почему некоторые болельщики — парни, выросшие в либеральной, мирной Англии, — отбрасывают традиционную мораль и становятся головорезами?

Литература о хулиганах не пытается найти логический ответ на этот вопрос. Она носит исповедальный характер и призвана шокировать читателя. (Выберем наугад фразу из книги Алана: «Он рухнул на пол плашмя, из глубокой раны на затылке хлестала кровь».) Тем не менее авторы испытывают потребность в оправдании своего поведения. Возможно, они и отбросили традиционную мораль, но не очень далеко. Хулиганы обычно утверждают, что соблюдают строгие правила. Они никогда не нападают на невинных людей и никогда не применяют оружие. Очень часто желание оправдаться в сочетании со стремлением шокировать придает их рассказам определенный комизм.

Гаррисон, подобно другим, выхолащивает свою историю, опуская некоторые чрезвычайно интересные биографические детали. Очень жаль, потому что это действительно поучительная история. С первых дней своей карьеры болельщика «Челси» он проникся страстью к насилию. «Страх — это наркотик, — сказал он мне. — Грань между героем и трусом очень тонка. Это лучше и дольше секса». Он решил, что нужно найти такое занятие, которое обеспечивало бы регулярное поступление адреналина в кровь. Окончив школу в Лондоне «свингующих 1960‑х», Алан с негодованием отверг идеологию нарождавшегося движения хиппи и пошел в армию. Он добился, чтобы его приняли в элитную часть специального назначения, что давало ему прекрасную возможность преуспеть в искусстве насилия.

Алан начал вести двойную жизнь. В будни и во время секретных командировок он служил своей родине, а по уик–эндам вновь превращался в футбольного хулигана. Алан считает, что в армии знали о его двойной жизни, но не придавали этому особого значения, поскольку он справлялся со своими служебными обязанностями. Потом он женился, и у него родилась дочь. Жена не раз умоляла его покончить с жизнью хулигана, но все было напрасно. До их знакомства «она знала обо мне от своего друга, с которым вместе работала. Мы встретились на рождественской вечеринке. Я представился ей, и она сказала: "Знать вас не хочу, чертов хулиган"». Она не могла упрекнуть Алана в том, что он обманул ее ожидания.

Две стороны его жизни прекрасно сочетались друг с другом. «Меня научили драться, и я не мог отказаться от этого», — сказал он. Его товарищи по службе тоже не хотели отказываться от этого. Восемь из них пополнили ряды его банды. Они привнесли в драку профессиональные навыки. Из США Гаррисон незаконно ввез в Великобританию радиостанцию, которую впоследствии использовал для координации хулиганских акций. Они составляли подробные планы стадионов и прилегающих окрестностей. Алан обычно контролировал ситуацию с помощью бинокля и радиосвязи. «Мы были вроде пожарной команды. Когда кому–нибудь грозила опасность, мы тут же приходили на помощь».

Но со временем между двумя его ипостасями нарастало напряжение, и в 1977 году они стали несовместимыми. Однажды «Челси» отправился на юго–запад страны, в Плимут. Когда матч закончился, Гаррисон и его друзья начали пробиваться в сектор, где находились болельщики плимутской команды. Едва Алан успел схватиться с противником, как получил сокрушительный удар стальной трубой по затылку, а затем и по руке. К несчастью для нападавшего, Гаррисон не потерял сознание. Он тут же вскочил на ноги, схватил упавшую на пол трубу и принялся вершить возмездие. В конце концов он выбил своему сопернику глаз. «Он висел на нитке», — вспоминал Гаррисон. На его беду свидетелем этой сцены стал полисмен, и отрицать вину было бессмысленно.

Гаррисон представил суду рентгеновские снимки сломанной руки и проломленного черепа, пытаясь доказать, что действовал в целях самообороны. Однако эти улики не смогли перевесить показания полисмена. Гаррисон получил пять лет за попытку убийства и отправился отбывать срок в Дартмурскую тюрьму.

 

IV

Во время моего следующего визита в Лондон мы встретились с Гаррисоном у станции подземки «Финчли–роуд», неподалеку от его дома. Пройдя немного по улице, мы зашли пропустить по стаканчику в паб «Везерспунс». Когда я достал бумажник, чтобы расплатиться, Алан отвел мою руку в сторону.

— Я, конечно, еврей, но не до такой же степени. Вы платили в прошлый раз.

На нем была майка с нарисованными краскопультом скорпионами, купленная несколько лет назад в магазине под Сан–Франциско.

— Я заплатил за нее одному художнику семьдесят пять долларов, и как потом выяснилось, это было удачное приобретение.

После освобождения из заключения в 1980‑х годах Гаррисон начал заниматься компьютерным дизайном, специализируясь на видеоиграх. В 1990‑х годах, во время бума интернет–компаний, один из его друзей обосновался в Силиконовой долине. Алан последовал за ним в Калифорнию. На его счастье, чиновники Службы иммиграции и натурализации каким–то образом упустили из виду судимость и предоставили ему рабочую визу. Он приобрел дом в пригороде Сан–Франциско.

— Так что представлял собой бум интернет–компаний? — спросил я у него.

Он немного помедлил с ответом, что было для него нетипично, а затем заговорил совершенно не по теме:

— Боже праведный, женщины там — настоящие акулы. Ты сидишь в баре, а они вьются вокруг тебя, словно мухи над дерьмом. Однажды я беседую с одной такой, и она меня спрашивает: «Ты еще зайдешь сюда?» Затем лезет в сумочку и достает оттуда листок бумаги. «Это справка, что у меня нет СПИДа. Я проверялась». Я спрашиваю: «Когда это было?» Она отвечает: «Три недели назад». Я говорю: «Представляю, со сколькими парнями ты переспала с тех пор. Проваливай». — Алан рассмеялся. — Так и вьются, особенно если слышат английский акцент.

В своей книге он то и дело сравнивает жизнь в Калифорнии с жизнью в Англии, находя немало существенных контрастов. Но Алан, помимо всего прочего, наводит культурные мосты. На нашу первую встречу он явился в майке «Окленд Рэйдэрс». Более уместное одеяние трудно было вообразить. Этот клуб американского футбола славится в США самыми грозными болельщиками из рабочей среды, которые больше всего напоминают английских футбольных хулиганов. Во время своего проживания в США Гаррисон болел за «Окленд Рэйдэрс» столь же страстно, как за «Челси» в Англии. «Мы пытались научить их вести себя подобно настоящим хулиганам», — рассказывал Алан. После матча в Сан–Диего он организовал «набег» болельщиков «Окленд Рэйдэрс» на автостоянку, где местные любители американского футбола жарили хот–доги на переносных грилях. «Они даже не поняли, что с ними произошло».

Либеральная Северная Калифорния — едва ли подходящее место для болельщика «Челси». Этот клуб ассоциируется с правым экстремизмом неонацистского толка. Я видел один документальный фильм на «Би–би–си» о том, сколько поклонников «Челси» — Алан знаком со многими из них — совершают экскурсии в концлагеря, чтобы восхититься достижениями Гитлера. Они обмениваются приветствиями «зиг хайль», выбрасывая правую руку вперед, и собирают сувениры для своих личных коллекций. В Лондоне они организовали кампанию в защиту Дэвида Ирвинга, обвиненного в отрицании холокоста.

История английского футбольного хулиганства — это своего рода искаженная версия истории молодежной культуры. В пору юности Алана хулиганство подражало раннему неполитическому бунтарству в духе песни «Beatles» «I Want to Hold Your Hand». Все это делалось ради забавы. Затем, в 1970‑е годы, в хулиганстве стало ощущаться влияние радикальной политики. Будучи носителями ненависти и насилия, хулиганы не могли иметь ничего общего с пацифистами и поэтому примкнули к противоположному флангу, став авангардом британского националистического движения фашистского типа. Пока Алан сидел в тюрьме, восхищение нацизмом превратилось в доблесть. И по мере того как молодежное движение все больше склонялось в сторону нигилизма и панк–культуры, болельщики «Челси» превращались в отъявленных нигилистов и панков.

Их число росло, и они начали разделяться на группы — так называемые «фирмы». Особенно прославилась группа «Head–hunters». После нападений ее члены оставляли визитную карточку со своим логотипом — череп с перекрещенными костями — и надписью «Вы имели дело с Охотниками за головами». «Head–hunters» установили связи не только с правыми экстремистами, но и с криминальными элементами. Они начали торговать вразнос наркотиками и заниматься другими видами преступного бизнеса. Подобно членам знаменитых уличных банд Лос–Анджелеса, они тратили деньги на шикарные автомобили и дизайнерскую одежду.

Другая группа образовала коалицию, куда вошли болельщики разных клубов. Она получила название «Combat 18» («Сражение 18»). В числе 18 закодировано имя Адольфа Гитлера: А — первая буква алфавита, Н — восьмая. Поначалу группа выполняла функции службы безопасности при Британской национальной партии (БНП), которая приобрела большую популярность, разжигая ксенофобию среди британских избирателей. Но в начале 1990‑х годов предводители «Combat 18» разочаровались в этой партии, посчитав, что она занимает слишком мягкую позицию, хотя ее члены исповедовали откровенно нацистские идеи. Хулиганы не могли ждать, когда БНП придет к власти в результате выборов. Им была нужна «белая революция», и они взрывали начиненные гвоздями бомбы в эмигрантских кварталах, устраивали беспорядки на расовой почве в Олдхэме и планировали похищение актрисы Ванессы Редгрейв, придерживавшейся левых взглядов.

Хотя Алан считает себя правым, его политические воззрения довольно умеренны. Большинство высказываемых им суждений вполне могли бы прозвучать из уст какого–нибудь симпатизирующего консерваторам ученого мужа во время телевизионного ток–шоу. Тем не менее, он находит общий язык с членами «Combat 18» и полностью разделяет их мнение по демографическому вопросу. Многие из этих головорезов, как и Алан, были раньше сотрудниками спецслужб, пока до них не добралась полиция. Поэтому я спросил его:

— А что вы скажете по поводу «Combat 18»?

Время от времени, когда наша беседа касалась щекотливых тем, Алан просил меня выключить диктофон и отложить ручку. Но на сей раз, этого не случилось. Отодвинув в сторону бокал с кока–колой, он сказал:

— Во–первых, все эти россказни про расизм — чушь собачья. Они националисты. В «Combat 18» есть черные… Если кто–то из них приехал в Англию, как Кожак (черный болельщик «Челси»), он все равно считает себя англичанином. Он говорит: «Я вырос здесь. Я англичанин. Мне плевать, что мои родители приехали из Вест–Индии». Он сражается за Англию в составе

Combat 18». Да, это правая организация, но не расистская, а националистическая.

— А как насчет евреев? Как насчет «Жидов» «Тоттенхэма»?

то не вызывает у вас беспокойства?

— У меня ничто и никто не вызывает беспокойства. Надо мной иногда подшучивают, но я и сам шучу по поводу своего еврейства.

При этих словах мне вспомнилась сцена из документального фильма, который я посмотрел предыдущим вечером: болельщики «Челси» посылают из Освенцима в Лондон открытку активисту антифашистского движения: «Жаль, что вы не видели, как мы мочились на кости вашей матери».

 

V

Экономика 1990‑х годов породила новую профессию: консультант. Они есть в каждой отрасли. А чем хуже хулиганство? Хотя Алан уже не принимает регулярного участия в драках, он вместе с другими полуотставными хулиганами консультирует и наставляет группу подростков, называющих себя «The Youth Firm» («Молодежная фирма»). «Мы помогаем им составить план, а когда все начинается, стоим в стороне с картой и мобильным телефоном». Старые хулиганы оказывают содействие своим преемникам, поскольку испытывают ностальгию по временам собственной юности. Мало того, они почитают это своим долгом. «На нас лежит ответственность перед молодежью, — сказал мне Алан. — Ведь они представляют "Челси" и должны унаследовать традиции. Наш опыт может им пригодиться».

Полуотставные хулиганы держатся вместе, образовав нечто вроде ассоциации выпускников колледжа. Они постоянно общаются в Интернете, обсуждая действия «Молодежной фирмы», вспоминая былое и обмениваясь мнениями о своем любимом клубе. Стоит ли удивляться, что им небезразлично, как их описывают в своих мемуарах другие хулиганы. Особенно чувствительны они к отзывам о «Челси» в книгах хулиганов клубов–соперников. Вот как откликнулся один из них на мемуары болельщика «Халл Сити»: «Мы гоняли этих козлов по всему городу, пока они не забаррикадировались в пабе… а что касается книги, она годится только для сортира». Другой, прочитав мемуары болельщика «Вест Хэм Юнайтед», отозвался о команде так: «Чистая фантазия! Единственный способ для них победить "Челси"».

Узнав, что российский еврей и нефтяной барон Роман Абрамович купил «Челси», я тут же бросился к компьютеру, чтобы проверить реакцию болельщиков и посмотреть, не скажет ли свое слово Гаррисон. На панели сообщений возникло объявление: «Добро пожаловать на панель сообщений хулиганов "Челси". Данная панель отсутствует по причине подготовки силовой акции или расистского комментария». Излишне говорить, что такое предупреждение отнюдь не способствует борьбе с антисемитизмом. Почти сразу появилось сообщение парня по имени Вест Кен Кен: «Я люблю деньги, но скоро над трибунами будет реять звезда Давида». Оно было озаглавлено «Немного сказано о том, что Роман — жид». Авторы нескольких разрозненных комментариев разделяли его чувства. С учетом того, что Гаррисон не раз обрушивался с нападками на «Тоттенхэм» в разговоре со мной, едва ли можно было ожидать, что его заденут юдофобские высказывания Веста Кена Кена. Тем не менее, они его задели. На панели появилась его реплика, выдержанная в строгом, назидательном тоне: «Быть жидом означает болеть за это дерьмо из "Тоттенхэма". Это совершенно не то же самое, что быть евреем. Среди них есть и такие, кто вышибает мозги из мусульман». Блестящий ответ. Он напоминает о «мускульном иудаизме», об израильтянах, борющихся с террористами. И единственное, что можно было бы сказать на это Гаррисону: «Ах да, я совсем забыл, ведь вы представитель избранного народа».

Алан рассказал мне, что во второй половине 1990‑х годов завербовался в одну германскую компанию, набиравшую наемников для горячих точек, и работал в Хорватии и Косово. Перед своей последней командировкой на Балканы он сказал жене, что будет только обучать солдат, но не воевать. «Она считала, что я слишком стар и окончательно потерял форму, чтобы продолжать заниматься этим». Однажды, после его возвращения в Лондон, они с женой сидели дома и смотрели телевизор, переключая каналы. По одному из них транслировался фильм о войне в Косово, и в первой же увиденной ими сцене появился Алан, принимающий самое непосредственное участие в боевых действиях. «Досталось мне от нее в тот вечер».

Все это осталось в прошлом. Но Алан утверждает, что не отошел полностью от хулиганства. Якобы раза четыре в год, обычно после игр с «Тоттенхэмом», он принимает посильное участие в драках. Я не знал, верить ему или нет. Мне подумалось, что лучший способ проверить правдивость слов Алана — увидеть его в естественной среде. Я решил посмотреть, насколько он близок к активным хулиганам.

В день матча я разыскал Алана и его друзей в баре, на третьем этаже торгового центра, расположенного недалеко от стадиона. Алан пил кока–колу. Он познакомил меня со своим лучшим другом Ангусом и напомнил мне о том, что тот фигурирует в его книге. Ангус привел с собой дочь двадцати с небольшим лет. Все трое покатывались со смеху над непристойными шутками в sms–сообщениях, приходивших Ангусу на мобильник. За соседним столиком также сидели друзья Алана. Футболка «Чел–си» была только на дочери Ангуса. «Мы предпочитаем не выставляться напоказ, чтобы можно было быстро раствориться в толпе», — сказал Алан.

Однако своим поведением и внешним видом эти персонажи не напоминали активных головорезов. Напротив, они производили впечатление людей, нечасто поднимающихся в свободное время с дивана и очень далеких от любых проявлений насилия.

Я сказал Алану, что заметил в находившемся неподалеку пабе болельщиков «Манчестер Сити», с которым в тот день встречался «Челси».

— Они сидят на улице и пьют пиво. Неужели никто не задаст им трепку?

Я описал Алану фасад паба.

— Это наш паб, — подтвердил он и обратился к одному из своих друзей за соседним столиком: — Фрэнк говорит, что в нашем пабе сидят болельщики «Манчестер Сити». Это непорядок.

В его голосе отчетливо прозвучали нотки возмущения.

Друг Алана повернул голову в мою сторону. В этот момент он собирал с остальных деньги, чтобы арендовать автобус для поездки на следующей неделе на матч в Ливерпуль.

— Алан сейчас с удовольствием отправился бы туда. А если бы это был «Тоттенхэм», он, возможно, и подрался бы.

Друг округлил глаза. Но даже если бы не их возраст, они не стали бы подвергать себя опасности, устраивая драку так близко от стадиона. Подобная практика осталась в далеком прошлом. Вокруг пабов крутилось слишком много полисменов.

Ангус был уже изрядно пьян. Он принялся рассказывать историю о поездке на матч «Челси» с «Ноттингем Форест».

— Нас было двое, и их тоже. Полисмены видели, что мы идем друг на друга, и решили не вмешиваться, чтобы посмотреть бесплатное представление. Разумеется, со мной был вот тот парень. — Он указал на Алана. — Ему достался коротышка, а мне настоящий громила. — Он изобразил культуриста, демонстрирующего мышцы. — Я прыгнул на него и чуть не откусил ему ухо.

Его дочь согнулась пополам от смеха.

— Да, было время, — мечтательно произнес Алан. И они новь погрузились в воспоминания, подкрепляя слова энергичыми жестами и разыгрывая описываемые сцены. Спустя некоторое время мы отправились на игру в толпе болельщиков. Стоя на эскалаторе, Алан приподнял брючину, чтобы показать мне овбойский ботинок со стальным носком.

— Очень удобно для драки. Пьяный Ангус наклонился ко мне и прошептал:

— Ты только спроси его, когда он последний раз дрался?