Зловещее и смутное есть что-то
И в сумерках осенних и в дожде.
Оно растет и ширится везде,
Туманное, как тонкая дремота…
Но что оно? Названья нет ему…
Оно черно, но светит в полутьму
Неясными, свинцовыми очами,
И шепчется с вечерними тенями
На языке нам чуждом, потому
Что смысл его загадочен и странен
И, как мечта, как тень, непостоянен.
Оно старей, чем солнце и луна…
И нет ему ровесников и сверстниц,
И в сумраке неосвещенных лестниц,
У тусклого, прозрачного окна
Оно стоит, и вдруг стремится выше,
Услышав шаг иль кашель, точно вор…
Глядит в пролет, и дышит в темной
нише
И слушает унылый перебор
Глухих шагов по ступеням отлогим,
Ужасное своим молчаньем строгим!..
Бледней известки выбеленных стен,
Под сводами больничных коридоров
Оно блуждает, полное измен…
Отчаянье и страх недвижных взоров
Устремлены с мольбою на него…
Но, не щадя на свете никого,
К мольбе людей и к воплям
равнодушно,
Оно скользит печально и воздушно…
То слушает, как прядает струя
Из медных кранов в звучные бассейны
Широких ванн… То сном небытия
Оно лежит, белея, и кисейный
Его покров недвижим… Перед ним
Горит свеча, и желтый воск бескровней
Его чела… То веет гробовым
Безмолвием в притворе, над часовней…
Но что оно? Названья нет ему!
Кем вызвано? Когда и почему?
Оно не раз преследовало смутно
И наяву, и в тихом сне меня…
Оно везде, во всем, ежеминутно,
И в сумраке, и в ясном свете дня…
Оно дрожит в лохмотьях, на соломе,
При ночнике… Рыдает в мертвом доме,
И, грустное, за стенами темниц,
Оно поет о воле невозвратной,
А иногда весною ароматной,
При ласковом мерцании зарниц,
Оно мечтой мгновенною несется…
Похитив жар двух любящих сердец,
Иронией над клятвами смеется
И ревностью мстит счастью наконец!
1893