Пока Индра, Быстроножка и Красненький, обрадованные неожиданным примирением, по дороге безостановочно болтали, Мирек и Ярка практически не раскрывали рта. Однако не потому, что не были рады — радость от возвращения в их компанию друга тоже была велика — просто они не переставали размышлять о случившемся и недоумевать.

Получалось, что Красненький ушёл из клуба «Быстрых стрел» только потому, что обиделся на ребят за то, как они себя повели. Именно это было единственной причиной их ссоры. И хотя сама по себе эта причина казалась незначительным пустяком, для Красненького её оказалось достаточно, чтобы он обиделся, и не придумав ничего лучше, просто ушёл из клуба без единого слова объяснения.

Однако если поразмыслить, разве не подобная этой ерунда является причиной ссор большинства мальчиков и девочек? Сколько ребят ушло, или было выгнано из компании своих друзей только потому, что обе стороны мнили себя обиженными, не желали выслушать друг друга и признаться самим себе, что тот, другой, в чём-то может быть и прав!

Оба, Мирек и Ярка, как хорошие ведущие клуба, дали себе твёрдое слово, что среди «Быстрых стрел» подобное больше никогда не повторится! Теперь, если возникнет какое-нибудь недоразумение, они сразу же его разберут. Каждый честно, без оскорблений выскажет всё, что по этому поводу думает, и все помирятся раньше, чем это закончится чьим-нибудь уходом из клуба.

Их мысли прервал Красненький, который рассказывал на бегу:

— Я вам ещё одну интересную вещь скажу. Думаю, вы о ней ещё не знаете. Я и сам об этом узнал совершенно случайно от ребят из «Сборщика». Знаете, кто тогда там, на стене, нарисовал ежа в клетке? Ну помните, когда мы пошли сначала все вместе смотреть, а потом расспрашивали сторожа? Так вот, держитесь крепче — его нарисовали сами члены «Сборщика»!

— А ты откуда знаешь? И зачем им понадобилось его рисовать? — удивился Мирек.

— Мне рассказал сам Тонда Плигал, — ответил Красненький, — в тот раз, когда они в Трущобы ходили, и я был с ними. Тонда сказал, что когда о еже ещё особо никто не говорил, и не подозревал, какая из-за него волна поднимется, он придумал нарисовать его на стене и приписать: «Ёжик у нас. Кому не слабо его забрать? Быстрые стрелы». Он просто хотел, чтобы на нас, как когда-то на Маринчака, также ополчились вонты. Заодно ему было бы о чём писать в «Сборщике». То-то бы были статейки: «Вонты в клубе Быстрых стрел!», «Вонты снова наказали Быстрых стрел!», «Быстроножку догнали трое неизвестных вонтов!»…

— Слушай, заканчивай с этим, — запротестовал возмущённый Быстроножка, которому совершенно не нравилась мысль о том, что такое могло случиться.

Однако почти сразу же он понял, что Красненький специально выдумал это название, чтобы подшутить над ним, и что теперь в клубе, как и в старые добрые времена, они снова будут подтрунивать друг над дружкой.

— Вот ведь, — произнёс некоторое время спустя Ярка. — Все эти невероятные истории, тайны и загадки — всё началось с какого-то незаконченного рисунка мелом на стене!

Некоторое время они бежали молча, временами переходя на быстрый шаг, чтобы хоть немного отдышаться. Оказывается, через Беков до Трущоб было ужасно далеко! Да ещё к тому же они потеряли много времени там, на площадке за заборами. И хотя они совершенно об этом не жалели, потому что эта задержка вернула им Красненького, тем не менее теперь они сильно опаздывали. Совет Вонтов уже заседал добрых двадцать минут, когда ребята пробегали только по самой окраине Трущоб!

— И всё-таки мы должны туда попасть, должны! — упрямо повторял Мирек. — Мы так долго искали и исследовали, копались в пыли и грязи, а теперь лишимся возможности заполучить ёжика только потому, что опоздали?

Не утративший хорошего настроения Быстроножка шутливо ответил:

— А было бы забавно, если бы вонты потребовали бы от нас объяснительную, почему мы опоздали!

Красненький подхватил:

— Мы бы тогда так написали: «Мы не смогли вовремя прийти на выборы Великого Вонта, потому что у нас отставали часы. Обещаем, что больше это не повторится!».

И оба неисправимых шутника принялись снова хихикать, хотя глубоко в душе тоже переживали, не ускользнёт ли навсегда новый Великий Вонт с ёжиком в клетке у них прямо из-под носа!

Вбежали в Трущобы уже затемно. Вечера поздней осенью были короткие, а темнеть начинало почти сразу после обеда.

Некоторое время они блуждали по незнакомым улицам, потому что вбежали сюда совсем с другой стороны.

Пару раз отдалиться от вожделенной цели их заставили группки вонтов, сегодня гораздо более настороженных и недоверчивых ко всему вокруг, чем обычно. Ещё ни разу ребята не видели в Трущобах такого оживления! Сегодня был их праздник, замечательный и важный — выборы Великого Вонта, который случался только раз в несколько лет! И может быть прямо сейчас где-то в глубине костёла Святого Якуба, в свете разноцветных бумажных лампионов новый Великий Вонт торжественно соглашается занять свой новый пост, и обещает вести вонтов так, чтобы все были довольны.

Однако в Трущобах также знали, что сегодня сюда постарается пробраться целая куча чужаков, и во многих местах поджидали появления кого-нибудь с Другой стороны.

Каждый шаг мог означать, что их обнаружат, каждый угол дома — что за ним кто-нибудь поджидает! Им казалось, что они пробираются среди густой и высокой травы прерии, которая кишмя кишит хищниками. И тем не менее, им удалось без приключений добраться до дома, соединявшегося с костёлом подземным ходом. Теперь с каждым их шагом увеличивалась и их нетерпеливость. Они знали, что пропускают: наверняка без них уже завершилась интересная церемония открытия, а может даже закончилось и соревнование Лосны с Мажняком, и теперь они не получат ёжика в клетке!

По лестнице, ведущей из подвала наверх, к двери с щеколдами, ребята взлетели будто на крыльях.

— Осторожно, осторожно! — шептал запыхавшийся Индра Миреку, который медленно открывал дверь, стараясь, чтобы она не скрипнула, и не толкнула кого-нибудь, кто может стоять на другой стороне.

Сам бы он с радостью открыл дверь как можно быстрее, чтобы они уже могли, наконец, засесть на своём наблюдательном посту и не терять больше ни одной секундочки.

В углу за дверью никого не было. Ребята на всякий случай оставили дверь открытой, и прокрались дальше. До их слуха начали долетать голоса и они увидели в костёльном зале весь Вонтский Совет, освещённый разноцветными огоньками лампионов. Однако им потребовалось ещё некоторое время, прежде чем они начали различать отдельные слова, и, наконец, разобрались в том, что происходило. Они чувствовали себя сейчас опоздавшим зрителем, пришедшим в театр гораздо позже, когда на сцене уже вовсю идёт представление, и ему приходится, с трудом улавливая слова, складывать их в цельную картинку того, что, должно быть, произошло раньше.