Спуск до самого дна каменного колодца прошёл для Николы со спутниками спокойно, если не считать того, что в конце поддерживающая сила оставила их, и пришлось падать с высоты чуть менее метра. То ли агрессивный настрой на окружающую магию повлиял, то ли крест святой действие возымел. Но всё закончилось благополучно. Что называется, повалились, да не запылились.

Поднявшись на ноги, Оксана как-то странно напряглась, повела носом и сказала впервые за последние дни нормальным голосом:

— Знакомо мне здесь всё… Будто бывала уже.

— Когда же это могло быть-то, золотце моё? — спросил обрадованный изменениям Никола. Но отец Савелий толкнул его в бок и прошептал, наклоняясь к уху:

— Прежде нас спустилась за детьми душа её.

Догадка оказалась верной. Девушка вела их быстро, «вспоминая» некоторые подробности, о которых не могла и знать. За очередным поворотом выяснялось, что не ошибалась она. В одном из небольших залов обнаружила подсобное помещение — кочегарку, в которой лежала брошенная лопата. Повертев в руках, решил кузнец, что пригодится та в дороге, и с собой взял.

— Кровь на ней, — заметил Савелий, указав на рыжеватое пятно.

— Чья? — невольно предположив недоброе, спросил кузнец.

— Сдается мне, душа не может кровоточить. Разве что фигурально. Значит, пострадал кто-то другой, — пожал плечами поп. Правду узнать сейчас они вряд ли могли.

— Бесовская она, — уверенно произнесла Оксана, сверкнув очами.

Догадываясь, что опасность приближается, путники двинулись дальше. Пришлось им пройти несколько коридоров и длинных проходов, прежде чем почувствовали они запах дыма и гари. «Не добрались ли мы до самого сердца?» — буркнул Савелий, рисуя себе картину мучений грешников. Насторожился и Никола, перехватив лопату удобнее. Девушка шла впереди, не сворачивая в многочисленные отводы от основного пути, и на развилках определяла направление быстро и без особых колебаний.

Оказалось, дымили остатки погромленной мебели и головешки от перевёрнутых печей. О том, что помещение использовалось под кухню, можно было судить по разбитым котлам, и разбросанной в беспорядке медной посуде. Среди погрома кое-где лежали черти — полуживые, сильно обожжённые и в обморочном состоянии, а то и вовсе убиенные. Разбираться с ними никто не стал — переступили, как через бревна — и направились в очередной открывшийся коридор.

Вскоре пришлось Оксане остановиться: впереди громоздился завал. Камни большущие и закопчённые дымом. Обойти его не получалось: все проходы разбегались по сторонам и уводили неведомо куда.

— Похоже, след потерян, — смекнул Савелий. — Однако славно здесь кто-то до нас поработал. При случае, постараемся и мы не ударить лицом в грязь.

Они выбрали одно из ответвлений и вошли в него, понимая, что теперь придётся двигаться наугад. Впрочем, прежде путники тоже не знали, куда направлялись. Важнее было, что дорожка оказалась уже проторённой.

Здесь факелы попадались не так часто, приходилось перемещаться в потёмках, но отец Савелий обнаружил удивительно свойство своего креста: он излучал свечение, которое при кромешной темноте позволяло хоть что-то видеть вокруг. Как оказалось позднее, с приближением опасности крест словно разгорался. Впервые он проявил себя так, когда справа от прохода вдруг открылась небольшая пещерка, в которой находилось десяток бесов женского пола, сидящих за столами и орудующих огромными сапожными иглами. Их пятачки шмыгали в такт стежкам, и длинные косы свисали прямо на открытые торсы. Шили они грубую рабочую одежду из несгораемой ткани. Под потолком тускло светился один-единственный фонарь. Увидев людей, швеи взвизгнули и бросились наутёк, расталкивая друг друга. У пещерки имелся ещё один выход, через который вскоре вместо них появились пять крупных чертей, вооружённых вилами — ни дать ни взять секьюрити.

Тут крест заполыхал, создавая ощущение крепкого тыла. Никола не стал вступать в разговоры, полагая, что это никогда не поздно будет сделать, а схватил лопату наперевес — и бросился в бой. Длился тот недолго: двое противников упали с разбитыми лицами, а трое остальных кинулись наутёк вслед за женщинами.

— Комплекция у них незавидная. Голодают, поди, — заметил отец Савелий, благословляя кузнеца.

Тот перевернул полураздетые тела врагов, не обнаружил никаких трофеев, кроме вил, и разочарованно хмыкнул.

— Числом берут, — предположил он. — Обычно чем мельче, тем подлее.

Пока они обсуждали местных бойцов, Оксана заглянула одному из них в глаза, приподняв подрагивающие веки. Потом поднялась с корточек и загадочно сказала:

— Ждут нас, как избавителей. Несладко им тут. Но требуется доказательство нашей силы.

— Знамо дело! — согласился Савелий. — Вот, ужо, дойдём до главного логова — и покажем кузькину мать!..

Впрочем, слова девушки он до конца не понял, но объяснения допытываться не стал.

Зато в углу подобрал поп кувшин с грязной тухловатой водой. Попросив спутников задержаться, опустил в него крест и прочитал несколько молитв, призванных уменьшить влияние бесовского на души людские. Вода пошла пузырями, будто газом насыщалась, а когда процесс завершился, пахнуло из кувшина родником чистым да серебряной свежестью.

Следующая стычка с местным воинством произошла случайно. Отряд хорошо вооруженных чертей проходил по тёмному коридору в тот момент, когда путники выскочили из бокового проема. Шум поднялся нешуточный: принялись бесы выстраиваться в боевой порядок, но не успели этого сделать. Врезался в них Никола, потрясая губительной лопатой. Разметал и потоптал всех за несколько минут. Лопата, не выдержав ударов, сломалась, но черенком её и кулаками махал кузнец тоже исправно — любо-дорого посмотреть. Сзади, не отставая, следовал отец Савелий, брызгая освящённой водой. И там, куда падали её капли, шкура чертей начинала дымиться и надуваться пузырями, будто от химического ожога.

Рассыпался отряд, стрекоча задал, а в спину ему неожиданно ударил сноп искр — это Оксана насупила брови да взглядом сгусток пламени метнула. Мало бесам не показалось!

— Жена твоя, Никола, силу набирает, — констатировал факт Савелий. — Не ровен час, разнесёт тут всё.

— Поделом им, раз до воровства детей опустились.

Настоящее испытание выдалось часом позже. Двигались они тёмными проходами, где факелов уже одного на три сотни шагов не сыскать стало. И вдруг заметили впереди свет. Подготовились на всякий случай: подобрал кузнец оброненный кем-то сучок — явно на дрова несли; подкинул на ладони — удобный; Савелий крест почистил, прочёл над остатками воды пару молитв, а Оксана то ли думу думала, не переставая, то ли прислушивалась к чему. С тем и вышли они в огромный зал, одна половина которого была заполнена чертями. Да не простыми бесенятами мальчишеского возраста, а матёрыми, одетыми в одежду ратную да вооружёнными мечами настоящими. На головах каждого красовался шлем с плюмажем, а в руках щиты странной формы — походили они на восьмёрку. Впереди воинства стоял огромного роста чёрт, рога которого задирались над головой наподобие козлиных — в полметра, не меньше.

И показалось Николе, что врагов было числом около сотни. Тут впору испугаться обычному человеку. Но билась в жилах кузнеца сила неимоверная, ярила его, требовала применения… Как при таком раскладе отступать, показывать спину? Зарычал он зверем, раздалось по подземелью медвежье рыканье.

Переглядываться стали между собой черти. Только главарь их не смутился: взмахнул мечом и говорит с иноземным акцентом:

— Предлагаю вас сдаться. Сопротивление бесполезно. Обещаем быструю смерть без боли и страданий.

Посовещались Никола с Савелием и обратились к Оксане:

— А можешь ты ещё раз пальнуть на них искрами? Целься в главного. Без руководства любая армия разбежится.

Девушку и просить не нужно: насупилась так, что брови свела, а на лбу морщины легли, забормотала слова непонятные — и сорвался с её рук огненный шар. Огромный, бурлящий газовыми всполохами, точно солнце с протуберанцами. Полетел он, шипя и рассекая воздух — и непременно снёс бы рогатого с ног, если бы не прикрылся тот щитом. Только, похоже, и щит оказался непростым: отскочил от него шар и устремился обратно. Растерялась Оксана: не привыкла она подарки взад принимать. Но тут на помощь пришёл Савелий со святым словом: встал во весь рост, упёрся в землю, как кронштадтский матрос, выставил впереди себя крест — и сотворил молитву для помощи против супостатов. Шар, будто ударившись в невидимую преграду, отскочил и снова помчался к чёртову воинству. Только в этот раз угодить должен был уже не в главаря, а куда-то на фланг. Впрочем, рогатый тоже не сплоховал: рванулся, что было прыти, туда, и снова отразил подачу щитом. С визгом и уханьем встретило этот манёвр войско. И ловкости их командиру было не занимать: направил шар точнёхонько на противника.

Усмехнулся Савелий, сощурился, потом, принимая шар, гаркнул во весь голос:

— Получай Уимблдон!

Засвистели черти, думая, что их обзывают новомодным ругательством, но расступились, потому что огонь нёсся к ним с неистовой силою. Трудно пришлось рогатому — пробежать половину зала, отразить да и ещё постараться не смазать…

Через несколько минут взаимных перепасовок он всё-таки ошибся. Очередной удар Савелия, подкреплённый смачным словцом, вышиб его из седла. В том смысле, что успеть на фланг командир успел, а вот отбить толком не получилось. Шар, отскочив от щита, ударился в землю и от неё — в толпу раззадорившихся чертей. Взрыв, раздавшийся вслед за этим, сбил с ног два десятка воинов: кое-кто лишился доспехов, другие — головы.

Впрочем, на потери никто не обратил внимания, потому что вслед за тем от нападавших отделился кузнец и крикнул:

— Выбирайте своего богатыря кандидатом в колбасный цех!

Пошептались черти. Рогатый уже не в силах был биться: дыхание сорвалось, испариной покрылся. Поэтому вытолкали вперёд ещё одного силача. Одни только шрамы у того на лице чего стоили! Ещё имел он рожки, согнутые крючком, и лоб его выпячивался вперёд горделиво и упрямо. Впрочем, и оружие у него было грозное — трезубец и сеть. Чистый гладиатор местной закваски. Стали черти освистывать Николу, который вышел на бой с простой дубиной. Кузнец, конечно, заробел в глубине души, но потом детишек своих вспомнил, жену обиженную да мать униженную. Рыкнул, ударив себя в грудь и разорвав в клочья рубаху. Мышцы заиграли в свете факелов, как у африканской гориллы — приутихли черти разом, да и представитель их остановился в нерешительности.

Не дал ему Никола возможности спасовать. Бросился вперёд, швырнув, как спичку, дубину, а пока чёрт прикрывался от неё, подскочил и так отдубасил кулачным боем, что, едва живого потом замотал его же собственной сетью, и, размахнувшись, швырнул сотоварищам. И тут подоспели Савелий с Оксаной.

Сеча была жаркой. Уже не думал Никола, чтобы ударить вполсилы и сберечь врагу жизнь. Не осталось такой возможности. Крошил, будто капусту шинковал. В обе руки взял палицы длинные и крутил ими невообразимые кренделя, будто косою перед Кикиморой. Сами напросились. Подходили бы по одному, каждому досталось бы полкулёчка. А тут вот вам, да ещё с довеском. Довесок обеспечивали Савелий с Оксаной. Огненные шары перемежались с водяными брызгами и взмахами серебряного креста, который, оказалось, мог не только своим жизнь спасти, но и у чужих забрать. Вонь, гарь, визг и стоны умирающих оставили они после себя, когда, одолев последнего врага, задержались возле закрытой двери на противоположной стене зала.

— Вот почему они не сбежали, — понимающе кивнул Савелий. — У них за спиной ворота захлопнули. Ну, изверги! Похоже, Никола, сейчас мы положили штрафную роту. Случись что, их свои же из пулеметов добили бы… — И горько усмехнулся. — Вот тебе, брат, и дежавю.

Вдруг Оксана подняла руки ладонями кверху, будто антенны, повернулась вокруг себя и сказала уверенно:

— Больше они нас трогать не станут. Нужны мы им.