Степанида Ивановна явилась ближе к полуночи — взволнованная полётом и раскрасневшаяся от встречного ветра. «Ни дать ни взять — девчонка!» — отметил про себя Леший, крякнув от удовольствия.

Их отношения нельзя было назвать простыми, потому что когда сходятся два ярких характера, неминуемо быть конфликту. Но то ли притяжение пересиливало, то ли судьба вплетала в свой ковёр две жизни одной нитью — продолжали они встречаться на лесной территории уже, почитай, шесть лет. Случались и скандалы, когда рассвирепевший старик прогонял женщину из берлоги, крича, чтобы больше ноги её тут не было, а вослед швырял поломанную метлу. Реже из себя выходила Степанида Ивановна, и тогда билась и звенела на всю округу посуда. Но через месяц всё забывалось, и они снова могли, обнявшись, просидеть всю ночь на полусгнившем пне, отмахиваясь от надоедливых комаров и разглядывая в промежутках между кронами звёздное небо.

И вот тут пришло время упомянуть об одном примечательном моменте. У Лешего была своя заковырка или скелет в шкафу: он не любил летать. Даже больше — панически боялся этого делать, и потому не пробовал никогда в жизни. Встречая и провожая гостью, он как бы приобщался к недоступному таинству, но даже думать, а тем более говорить на эту тему себе не позволял. Небо одновременно и манило его, и пугало. А однажды вычитал он в человеческой книжке про «рождённый ползать летать на может», и с горькой усмешкой подумал, что писалось это с него.

Никому и никогда не рассказывал он о своей слабости, зная, что может обернуться ему откровенность язвительными насмешками. Когда, например, Степаниде Ивановне вожжа попадала под хвост, имела она склонность мешать кислое со сладким, а горькое с солёным, и в такие минуты по-бабьи не разбирала, что говорить можно, а о чём лучше промолчать.

Так вот, быстренько прибравшись в двухнедельном бардаке, разложила гостья по тарелкам привезённые с собой харчи, чем несказанно обрадовала старика. Тот так привык жить на подножном корме, питаясь, чем Бог пошлёт, что часто не утруждал себя даже охотой, а довольствовался кореньями да шишками. Организму же мужика требовалось кое-что поосновательнее.

А пока домывала Степанида Ивановна заплесневевшие стаканы, налил ей Леший в рюмку наливочки да разбавил на треть рекомендованным чёртом отваром. Правда, понюхал вначале, но никакой отравы не почувствовал.

— Ну, хозяин дорогой, спасибо за тёплую встречу! — с усмешкой сказала Степанида Ивановна, и стало старику немного не по себе: почудилось, будто угадала она, что он ей готовит, и летит бабочкою на огонь.

— Тебе спасибо за угощение и заботу. Отощал совсем на сушёных грибах да ягодах! — отмахнулся Леший.

— Кому ещё заботиться, если не мне, — отозвалась она, игриво склонив голову, а потом разом и опрокинула в себя питьё.

Собеседник во все глаза смотрел, что с нею произойдёт, но и для видавшего виды старика зрелище оказалось непривычным. Степаниду Ивановну будто изнутри стало разбирать на составляющие части да всё это добро перемешивать. На мгновение превратилась она в один расплывчатый клубок мелькающих кубиков, которые вскоре принялись соединяться по какому-то неведомому закону. Сила, совершающая это, показалась Лешему абсолютно незнакомой, он даже природу её осмыслить не мог. «Бог ты мой, сколько всего напридумали изверги!» — мысленно воскликнул дед, вспоминая изворотливых и охочих до новомодного волшебства чертей. Хорошо ещё, что особого дискомфорта и физических мук гостья не почувствовала. Это можно было сравнить с безболезненной мясорубкой, в которой перемалывалась в основном внутренняя составляющая Степаниды Ивановны.

Когда картина стала стабилизироваться, вздохнул старик с облегчением и спрятал остатки жидкости вместе с бутылочкой поглубже в карман.

Лицо Степаниды Ивановны вдруг сделалось каким-то глуповатым, походившим на перезревшую куклу Барби, и она хихикнула в ладошку, смущённо опустив глаз вниз.

Леший даже глаза раскрыл от удивлёния. Действует!

Между тем гостья бестолково мельтешила руками, поправляя то кофточку на груди, то платье на коленях. Похоже, ей было не по себе.

«Дьявол меня задери! — спохватился вдруг старик. — Ещё бы не по себе! Она же не понимает, кто такая. А я, старый пень, засмотрелся…» Он торопливо достал из кармана приготовленную заранее бумажку и, слеповато прищурившись, прочитал:

— Ты Степанида… бухгалтер. Меня зовут Михаил Потапович, я начальник отдела… то есть, шеф, — добавил уже от себя, воспользовавшись недавно узнанным словечком. На лице собеседницы мгновенно отразилась какая-то внутренняя борьба — похоже, старая информация, всплывая из глубин памяти, занимала подготовленное ей место. Перезагрузка длилась совсем недолго — объём необходимых файлов в текстовом виде занимал ничтожно малое пространство.

— Михаил Потапович! — расплывшись в кошачьей улыбке, произнесла через несколько секунд гостья. — А можно мне сегодня домой пораньше? Молоко убегает.

Леший даже опешил. Такого поворота он не ожидал. Впрочем, на помощь пришёл листочек.

— Никакого пораньше! Квартальный отчёт на носу. Срочно делать.

— Вы приказываете мне остаться сверхурочно? — опять пропела Степанида Ивановна.

— Да… То есть, нет, дополнительных оплат не будет! — едва разобрал старик, потому что из-за обилия слов буквы сделались меньше и читать их стало труднее. — Работать будем аврально и… аморально! — Последнее вырвалось у него невзначай, больше для красного словца. Леший даже сам смутился, потому что начни собеседница подбирать рифмы дальше, могло бы дойти и до настоящего разврата.

— Это как же? — томно выдохнула она, закатывая глаза. — А перекуры устраивать будем?

— Будем! И перекусы тоже.

— А что мне сказать мужу? — Гостья всё больше входила в роль подчинённой, но думала явно не о муже, потому что принялась облизывать губы, будто те пересохли. При этом она стала то ли подмигивать Лешему, то ли странно коситься на него, мурлыкая, как кошка над сметаной.

— Объясни так: переходим на военное положение до самой сдачи. Спать возле орудий, лафеты чистить по утрам и вечерам. — Военная терминология давалась хозяину не в пример проще, тут можно обойтись и собственными познаниями. Только Степанида Ивановна оказалась в таком настроении, что всё переиначивала на свой лад.

— А где же у нас орудия? — произнесла она, впадая в экстаз. И даже глаза прикрыла, воображая себе боевую обстановку, а по шумно поднимающейся груди и тазовым движениям Леший прочитал её мысли, как в открытой книге. И нельзя сказать, чтобы это ему не понравилось.

— На боевом посту! — ответил он первое, что пришло в голову. Листочек тем временем содержимое не поменял. Похоже, действовал только в бухгалтерской тематике.

— Пост принят! — хихикнула Степанида Ивановна, но потом сделала над собой усилие и уже серьёзнее спросила: — Какие будут распоряжения, Михаил Потапович?

Хозяин хотел по привычке бросить взгляд на шпаргалку, но потом крякнул и сказал, как отрезал:

— Принимаем боевые двести грамм, очищаем котелки до блеска — и через полчаса отбой. И чтоб у меня без всякого! — Он погрозил Степаниде Ивановне пальцем, в который та разве что не вцепилась, и налил ещё по полстаканчика.

Дальнейшее было похоже на сказку.

Наутро Леший показал гостье на сундук и велел взять оттуда всё, что необходимо для работы.

— Сроки ужать, рукава засучить! — уверенно повторил он недавние слова чёрта. Кстати, после замечательной ночи авторитет нечистого в его глазах заметно поднялся. — Лишних вопросов не задавать, а работать… работать..

— Хорошо, Михаил Потапович! — Степанида Ивановна разомлела под медвежьей шкурой. О работе ей думать не хотелось. Впрочем, старику это было на руку.

К обеду новоявленный бухгалтер открыла-таки сундук и извлекла на свет божий пачку чистой бумаги «Снегурочка», набор простых карандашей, точилку, дырокол, степлер, десяток печатей на совершенно разные фирмы, кучу заполненных накладных, счетов-фактур и многое другое. А под конец — старинные деревянные бухгалтерские счёты, на которых сделал почти век назад своё состояние печально известный гражданин Корейка.

— И это всё?! — в притворном ужасе воскликнула Степанида Ивановна, обратив затуманенный взор на притихшего хозяина. Тому-то вообще был неведом необходимый набор, поэтому он волей-неволей снова полез в листочек. Однако тот пока не находил нужным что-то объяснять. Пришлось выкручиваться самому.

— Чего-то не хватает?

— Компьютера, конечно! 1С! Да любой калькулятор лучше, чем эти кости динозавра!

— Программа за… заглючила! — Текст, наконец, сменился, и старик с трудом одолел непонятное словцо.

— Они что там, с ума посходили? Заглючила! Так можно и до глиняных табличек дойти, как в древнем Египте. Вы-то понимаете, Михаил Потапович, что в таких условиях я раньше, чем к следующему кварталу, нынешний не закрою! — Степанида Ивановна сделала большие глаза, что, очевидно, означало у неё наличие второго и третьего смысла, так что Лешему пришлось только кивать с глуповатым видом.

Конечно, он втайне надеялся, что волшебство бесов не станет распространяться на время подготовки к обеду и на сам обед. Но ошибался. Дорвавшаяся до работы бухгалтер — страшная вещь, особенно если истосковалась по настоящему делу.

Зарывшись по самые уши в бумаги, Степанида Ивановна остервенело гремела костяшками, вполголоса матерясь и сверяя полученные результаты с подсчётами на бумаге столбиком. Часто они не совпадали, и тогда они либо рычала, как зверь лесной — утробно и зло, либо ломала карандаш и заново точила. А однажды выпрямилась за столом, подбоченилась, и недовольным густым голосом произнесла:

— Что это у нас дебет с кредитом не сходится, в самом деле! Чёртова контора. Надоело уже!

Озадаченный хозяин не мог на неё надивиться. Но когда ему самому пришлось готовить обед, а потом ещё и идти на охоту, чтобы было что варить вечером, восторг его понемногу начал остывать.

Следующая ночь в какой-то степени могла компенсировать моральный ущерб, но от постоянного бормотания женщины разных непонятных слов типа «остатки средств на депозите», «целевой бюджетный фонд», с которыми она пыталась приставать к Лешему даже под одеялом, у него началась мигрень. Пришлось зажать ей рот ладонью, а она её укусила, выкрикнув при этом, как большевик на баррикадах: «Долой сметы доходов и расходов в квартальном отчёте! Даешь только в годовом!» В общем, семейная жизнь на поверку оказалась скомканной и какой-то непонятной. То ли есть она, то ли нет её…

Второй день только подлил масла в огонь. Началось с того, что отчёт по понятным причинам застрял в зародыше. От начальника отдела не исходило никакой помощи, даже карандаши он заточить толком не мог: огромными руками удобно было держать топор, но никак не перочинный ножик. К обеду в отделе стал назревать бунт. Невесть откуда взявшиеся многочисленные подчинённые зловеще шептались между собой разными голосами, причём озвучивала их одна Степанида Ивановна. Оказалось, что подруги на неё в обиде и тоже хотели бы переспать с шефом. Саму Степаниду неудержимо тянуло домой, и она сделалась не прочь передать полномочия любимой жены кому-нибудь другому. Потому, сказавшись больной, всё-таки нырнула в кровать, а за стол вернулась уже совершенно другой. Мало того, что вместо обычного платья нацепила на себя короткую юбку, так ещё и рубашку с безбожным декольте одеть умудрилась. Содержимое бюстгальтера подпрыгивало в ней при каждом движении — даже когда Степанида Ивановна писала карандашом. Звали её теперь Зиночка, она была не замужем, свободная для любых отношений, и очень надеялась выстроить их с начальником отдела.

Ролевые игры вначале потешили старика, но чем больше он втягивался, тем больше походили они на сумасшедший дом. Уже и записку волшебную Леший забросил куда-то, потому как начал медленно, но верно приходить к выводу: чёрт его всё-таки надул. Не до конца ясно, как, однако обманул точно…

Последней каплей послужил невероятный поступок Зиночки. Оставшись после восьмичасового дня на трудовом посту, она сагитировала задержаться ещё и подругу. Галдёж в берлоге поднялся неимоверный. Дамы спорили, ругались, делили между собой не шефа, а фронт работ. В итоге одной досталось заполнять форму 1 — «Баланс исполнения сметы доходов и расходов», а второй — нелюбимый ею отчёт по внебюджетным источникам. Смятые листы бумаги с поломанными карандашами только и разлетались в разные стороны! Больше того, бабы начали сплетничать прямо в присутствии руководителя, громким шёпотом называя его «тупым чурбаком», обсуждали отстойный костюм, плохо проглаженные брюки и то, как грубо он ведёт себя с дамами.

Лешему такой расклад нравился всё меньше, а когда пришлось и кормить двух сотрудниц (!), тут он почти взбунтовался. С одной бы управиться.

Добила его Зиночка тем, что настырно залезла под одеяло вместе с той же подругой. Старик уже и не знал, за кого из них ухватиться. Начинает тискать одну — другая недовольство выражает, да зачастую в язвительной форме. Мол, совсем старый пень сноровку потерял, ему бы валенки мять, а не уважающих себя сотрудниц. Леший вспотел даже! Не впервой ему было сразу двух девок охаживать, но таких горластых да недовольных — не приходилось ещё.

Насилу управился. А задремал чуть под утро — те с рассветом на ногах, им снова отчёт подавай. Да, похоже, на помощь ещё и третью пригласили. Это и послужило последним пёрышком, сломавшим спину верблюда. Плюнул старик в сердцах — и вон из берлоги! Лучше в лесу бомжевать, чем в такой заварушке последнего разума лишиться.

Хлопнул он дверью, а за его спиной нарастал гул женских голосов: работа кипела вовсю.