Шёл Никола к дому, а ноги сами несли его назад. Удивительное обстоятельство! То ли не набегались они сегодня ночью вокруг деревни, то ли была какая-то иная причина, но совладал с ними кузнец с великим трудом. Идёт-шагает, а на каждой развилке тропы выбирает такое направление, чтобы ненароком возвратиться к месту, где расстался лишь недавно с Оксаной. А как действительно надумал повернуть — внутри что-то воспротивилось. Прямо беда! Будто раздвоился в душе.

Ругать сам себя пробовал — не помогает. На каждый довод нутро десять слов против находит, да всё хлёстко так, с издевкой. Мол, совсем парень ума лишился, едва девку в бане увидел, как мозги набекрень поехали. Будто никогда ещё не приходилось ему такого наблюдать…

«Не приходилось! — угрюмо отвечал кузнец сам себе. — Посмотрел бы, какая она…» — «Мне ли не знать? Кто, по-твоему, притащил тебя к этой бане?» — упирался внутренний голос. То ли холодный разум так говорил, то ли кем нашептывались ему слова эти.

«Что за чертовщина! — наконец остановился Никола. — Точно помешенный, сам с собой спорю… Этак можно далеко зайти». Постоял минуту, подумал. «А с кем ещё, если нет рядом такого человека, с которым поделиться можно!» «Ничего в ней особого не имеется. Баба как баба. Ну, ядрёная на вид. Только жить-то тебе не с большими глазами да крепкой задницей, а со стервой или занудой, от которой через месяц в петлю влезешь».

Снова кузнец призадумался. Вспомнил, как просто Оксана о своих намерениях высказалась и вернуться с валенками пообещала. «Нет, не может она такой быть! — решил сразу. — Чует мое сердце». — «Ох, уморил! Сердце! — хохотнул голос язвительно. — Нашёл, кому доверять! Поднять статистику — так половины правды от него не услышишь! Демагогия одна…»

Прислушался Никола к сердцу внимательнее и почувствовал — изменилось что-то нём. Если прежде будто камень лежал, не давал вздохнуть полной грудью, то теперь отдушина появилась некая. Полегчало, словом.

«Молодая она ещё, вот и ерепенится, — сделал вывод мужик. — В хорошие руки отдать — получится из неё хозяйка на загляденье…»

— Что же мне делать? — спросил он вслух, думая: может, так быстрее ответ найдётся. А и впрямь — нашёлся: жениться.

— Да я, вроде как, и не против… — пробормотал кузнец, смущаясь от своих мыслей. Ещё вчера предположить не мог, что вот так за юбками бегать станет. Насмотрелся, видно, в клубе срамных танцев, проснулись инстинкты.

«А как же Лариса? Она тебя любит до чёртиков! — подсказал вдруг голос в голове. — Нагишом готова по морозу бегать, стыд потеряла! Неужели бросишь её? В прорубь ведь нырнёт девка, ей-ей нырнёт…»

— Да что ты пристал, в самом деле! — чертыхнулся кузнец. — Я ей в воспитатели не нанимался. Пусть родители следят, чтобы дурила поменьше. А что любит, это ещё вопрос.

«Жениться удумал? А ну как Лариска первая принесёт тебе валенки с калошами? Тогда что ответишь, хозяин своего слова?»

Плюнул Никола в ответ на такие мысли и угрюмо зашагал к дому.

Выбрался на главную улицу — там молодёжь шумит, снежками бросается, песни распевает. Девушки выкрикнули лихую частушку, заливаясь серебристым смехом:

Парни ответили одним голосом, но громким и с хрипотцой:

Взрыв хохота наградил затейника, причём дружно смеялась вся толпа.

Никола даже не остановился, чтобы перекинуться с кем-нибудь парой слов. Одолевала его забота, не до веселья было.

Во дворе дома увидел он мать. Та стояла возле забора и смотрела на зады, где кроме снега ничего и не было.

— Мам, ты чего? — спросил Никола. — Давно стоишь?

— Только вышла, сынок. Послушала, как молодёжь гуляет. Думаю вот, может, и тебе пойти поразвлечься? Ночь-то нынче длинная будет.

— Хочу я в клуб сходить. Поломался у нас с Савелием Игнатьевичем генератор-то… — Схитрил кузнец. Впрочем, это тоже была правда, но не вся.

— Танцы отменили? — спросила Степанида Ивановна, в свою очередь, прикинувшись неосведомлённой.

— Откуда же они возьмутся, если электричества нет!

— Патефон купили бы, что ли… Народу всё равно культура нужна, правильно говорю?

— Правильно, мама.

— Сходи, Коля. Если почините машину, то и оставайся. Попляшешь, может, какую девку присмотришь.

Смутился немного кузнец, но делиться своими проблемами с матерью было не в его правилах. Кивнул он и пошёл в дом. Степанида Ивановна направилась следом.

Вымыв от машинного масла и грязи руки, Никола торопливо проглотил несколько пирогов, запил молоком, и снова стал собираться.

— Чего-то Лариса, Александра Ивановича дочка, сегодня веселая чересчур, — вытирая со стола крошки, между делом спросила Степанида Ивановна.

— Перебрала она малость, — нахмурился Никола, вспомнив страсти в клубе. — Думаю, дома уже сейчас, отсыпается…

«Хорошо, кабы так! — про себя покачала головой его мать. — Только думается мне, не успокоится она так быстро. Не таковский отвар я варила, чтобы всё по-простому улеглось!» А вслух сказала:

— Встретишь её на танцах — сторонись. Мало ли что она наделать может, выпившая-то…

Кузнец пообещал и, собравшись, вышел из дома. Не хотелось ему толкаться на улице с молодняком, к тому же мысль о поломанном генераторе сделала своё дело — пошёл он опять околицей.

Оставшись одна, задумалась Степанида Ивановна. Неуютно стало на душе. Или показалось, или действительно что-то произошло с Николой. Ой, не простая железяка потянула его через всё село к отцу Савелию! Почуяло материнское сердце, что пахнуло свежим ветром. Вот только откуда дует?

«А что, если к Лариске прилипнет? — подумала она с некоторой тревогой. Причина этого была ясна: если уж приняла одну сторону, то держаться должна её. — Дурёха такое вытворяла, что ни один нормальный мужик не перенесёт. Или инфаркт схватит, или сдастся на милость врагу…»

Но могло и другое случиться. Вдруг интересна ему Оксана?

И тут в голове Степаниды Ивановны мигом выстроился сценарий, по которому произойдёт дальнейшее. Придёт Никола на танцы, а девушки-то и нет. Станет он выяснять, где она да куда девалась. И подскажут ему непременно, что приходила она к матери его. На селе ничего не скроешь. Люди иногда знают про тебя такое, о чем сам не догадываешься. Вернётся он домой и спросит. Что тогда ей делать?

«Подготовиться нужно!» — решила Степанида Ивановна. Отправилась в сарай, на скорую руку связала из черенка от лопаты и старых берёзовых веников новую метлу (ведь ни одной в доме не осталось), опробовала, как в руке лежит, потом собралась и вышла во двор.

Оглядевшись и не увидев поблизости никого, двинулась в обход дома. Там тянулся метров на сто огород. Миновала его по засыпанной снегом тропочке, а дальше и вовсе дороги не было. Но это женщину не остановило. Она, подхватив метлу под мышку, побрела к лесу. Дело оказалось не из легких, но деваться-то куда? Пыхтела, а шла. Метров через триста, когда сил совсем не осталось, подумала, что довольно будет. Передохнула малость, потом ещё раз осмотрела метлу, произнесла над ней положенные заклинания, села — и взлетела над стеной первых деревьев.

Вернулась сразу же: мешкать себе дороже выйдет. Разделась и прилегла на кровать, будто спать приготовилась.

Тем временем Никола одолел дорогу до клуба, где в ожидании начала танцев толпились молодые люди. Они стекались сюда со всей деревни и веселились вовсю. Кое-кто из парней для храбрости принимал на грудь граммов по триста свекольного самогона. Девчонки сразу после этого становились для них привлекательными и похожими одна на другую. Иные перебарщивали с дозой и либо начинали задираться, либо валились с ног. Таких оттаскивали на сеновал и оставляли спать до утра.

Кузнец первым делом осмотрел толпу, но Оксаны не увидел. Тогда заглянул в клуб и застал там Савелия, который, поругиваясь на своё снаряжение, принимал облик ди-джея. Перед ним на столе лежали кожаные перчатки без пальцев, идиотского вида шапка, плотно облегающая голову, рубашка с открытой грудью и широченный оранжевый галстук-удавка. Всё это Савелий поочередно напяливал на себя, иногда посматривая в зеркало и чертыхаясь. Чуть в стороне высился доисторический микшерский пульт и проигрыватель грампластинок.

— Удалось всё починить, Никола! — обрадовался он, увидев кузнеца. — Нашлась-таки, с Божьей помощью, недостающая деталь. Тебе от народа честного отдельное спасибо за «лапу» и содействие. Не твоя б сила, нарезал бы резьбу до утра.

— Не видел где Оксаны, дядя Савелий? — спросил Никола.

— Нет, милый человек, не видел. Вот, готовлюсь. Самому стыдно, а что не сделаешь ради других? Христос на крест взошёл, а нам и подавно юродивыми побыть не грех. Я ведь этих ди-джеев не встречал никогда. Но литературу о них изучал долго. Того распутства, что они допускали на своих дискотеках, перенимать не собираюсь, а привлекать молодёжь всё-таки — дело нужное… Останешься?

— Не знаю, — промямлил Никола, не имея ещё здесь своего интереса. — Посмотрю, как дело пойдёт.

Он снова вышел на воздух и походил среди встречающих праздник. Увидев одного хорошего знакомого, остановился, потолковал с ним, да между делом спросил про Оксану.

— Так она к матери твоей, Степаниде Ивановне, ходила! — вспомнил тот. — Видели мы, как она в вашу калитку стучалась. Может быть, час назад…

Постоял ещё Никола для приличия немного, только известие это его не обрадовало. Отчего мать ему ничего не сказала? Впрочем, он и не спрашивал — может, поэтому? Хмурый, пошёл снова домой.

В этот раз торопился, поэтому вернулся скоро. Мать, позёвывая, спросила с кровати:

— Что так быстро? Или скучно показалось?

Кузнец повесил тулуп ближе к печи, а сам посмотрел на Степаниду Ивановну как-то странно и спросил:

— Мама, поговаривают люди, Оксана к нам заходила?

— Оксана? Боже ты мой! Действительно, заходила. Память моя дырявая…

— Что говорила-то?

— Ну, разное… Не помню я, Коля, — попыталась уйти от ответа женщина. — Ты же знаешь, как могу я забыть то, что вчера произошло.

— Думается мне, про это ты должна вспомнить, — настойчиво произнес Никола. — Постарайся.

— Кажется, что-то про валенки толковала… С калошами.

— А ещё?

Степанида Ивановна сделала напряжённое лицо, будто изо всех сил пытается накопать хоть что-нибудь, но разочарованно покачала головой.

— Нет, сынок, не помню.

— Мама, — тогда спокойно сказал Никола. — Сдаётся мне, что память у тебя не простая, а с хитринкой. Когда надобно ей — запоминает, будто записывает, а когда нет — сливает всё, точно из сита.

— Ты хочешь сказать… — задумала было обидеться Степанида Ивановна, но взглянула на сына — и осеклась. В глазах его она увидела то, что заставило её замолчать, а через минуту ответить честно: — Ну, ладно. Скажу. Была у меня Оксана, и толковали мы про твои валенки.

— Те, которые…

— О них. Дёрнул тебя чёрт брякнуть, не подумав.

— Я и сам не рад, мама! — воскликнул Никола. — Только слово — не воробей, назад не воротишь. Где она сейчас?

— А ты как думаешь?

Кузнец опустился на табурет и посмотрел на мать изумлёнными глазами.

— Угадал. В центр пошла. Прямо от меня. За сорок вёрст.

— И ты её отпустила?! — Он снова вскочил на ноги.

— Как же удержишь влюблённую девку? — усмехнулась Степанида Ивановна. — Ей сейчас море по колено, если хочешь знать.

— Мама! — в отчаянии воскликнул Никола и бросился к тулупу. На ходу натягивая его на плечи, рванулся к двери.

— Ты куда? Постой! Давно она уже ушла, не догонишь!

Но кузнец ничего не ответил, а выбежал из дома, нахлобучил на голову шапку и принялся осматриваться. Цепочку шагов, ведущую в огород, он увидел сразу. Обрадовался и понесся по ней, не заметив, как в окно, удивлённо качая головой, за ним подсматривала мать.

Следы миновали огород и направились к лесу.

«В такую ночь одной-то страшно! Сгинет! — пронеслось в голове у Николы. — Люди ещё говорят, Леший в последнее время даёт о себе знать».

Как бык, упрямо шёл он до самого сосняка, проваливаясь в снег выше колен. И вдруг следы пропали. Не повернули назад, не увели в сторону, а просто исчезли на ровном месте. В аккурат возле первых деревьев…

Остановился Никола, тяжело дыша, потом снял шапку, перекрестился и почувствовал, как нежданно-негаданно покатилась по его щеке, сразу же замерзая, непрошенная слеза.