Девушка выжала из метлы всё, на что та была способна. Молодость и задор — незаменимые помощники для свершения великих дел. Они неслись так, что ветер свистел в ушах. Шестое чувство подсказало Оксане подняться ещё выше и найти слой попутного ветра, который в меру своих сил подсобит со скоростью. Окружающие красоты теперь отошли на второй план, потому как огонёк впереди становился всё менее заметным.

Вспомнила девушка, как плохо думала про подругу, и стало ей стыдно. По сути, ни в чём не виновата была Лариса, втянули в интригу её помимо воли. Возжелала она того, о ком и не мечтала, и думать не думала. И зажжённая ненависть — только результат сильного колдовства, не более. А раз так, даже при наличии призовых валенок оказалась «соперница» единственной потерпевшей стороной.

Метла, ещё не до конца понимающая свои возможности, но раз и навсегда осознавшая, что главным лицом в полёте является не она, изо всех сил старалась показать сообразительность и преданность. Ощущение седока нравилось ей, как составляющая определённой свободы, и его настроение понемногу становилось управляющим элементом.

Сплошной ковер леса неожиданно оборвался длинным лугом. Где-то здесь и находилась Лариса. Постепенно снижаясь, напрягла Оксана своё обычное зрение, и увидела впереди на белом ковре снега большое пятно тени от стога. И тут же — тянущийся к нему след. Человек не мог идти, но полз, оставляя вмятины от локтей.

Возле стога след обрывался. Отдав мысленную команду идти на посадку, Оксана напряглась: для их пары это было первое в жизни приземление. А недаром говорится, что летать легче, чем садиться. Много летунов знала история человечества, и некоторая их часть заканчивала свои дни именно при встрече с землей.

В этот раз всё обошлось благополучно. Сбросив скорость почти до нуля, возле самой поверхности задрала девушка метле нос, та подскочила на излёте, и плавно опустила седока на ноги.

Перевела Оксана дыхание, но только лишь на мгновение. В следующее уже бросилась к стогу и позвала:

— Лариса! Ты здесь?

Ответом ей была тишина.

Опустившись на четвереньки, девушка принялась разгребать сено, отыскивая лазейку внутрь. И тут же наткнулась на вытянутые ноги подруги. Послышался её болезненный вскрик.

— Лариса!

Та застонала едва слышно, во сне.

Долго вытаскивала её Оксана, обливаясь потом и ругая сама не зная кого. А когда вытащила — увидела, какой бледной стало лицо Ларисы, как покрылись инеем веки, и поняла, что опоздай ещё на несколько часов — погибла бы та, не вынесла холода.

— Подруженька! Живая ли? — На глазах Оксаны появились слезы.

Лариса силилась что-то сказать, но не могла: губы шевелились без звука. А из лёгких при каждом вздохе доносился хрип.

Первым делом Оксана стала растирать ей щёки и руки до тех пор, пока не покрылись они румянцем. А потом сказала:

— Ты не пугайся, Лариса. Полетим мы сейчас. Я тебя держать стану.

Зашла подруге за спину, ухватила за подмышки, только та вдруг повернула к ней лицо и прохрипела на выдохе:

— Там… — показала, едва пошевелив рукой, на нору в стоге сене. — Там валенки… — И зашлась кашлем.

Помедлила секунду Оксана, потом посадила подругу на снег, сама полезла в дыру и действительно вытащила пару валенок с резиновыми калошами.

— Я их не брошу, подруга, — сказала просто, без пафоса.

— Твои… — снова пробормотала Лариса. — Твои они.

— Мои? Как же мои валенки могли попасть сюда? — изобразив удивление, спросил Оксана. — Не мои они.

— Твои, — облизнув подмёрзшие губы, повторила Лариса. — Виденье мне было… Старик страшный и косматый привиделся… Сказал: прилетит за тобой подруга твоя, спасёт, но валенки за это ей отдашь.

Ком подкатил Оксане к горлу, когда поняла она, о каком старике речь идёт. Кивнула молча, накинула пару себе за шею, и помогла Ларисе подняться. Та застонала, едва не закричала, сморщилась от боли, но выдержала, не упала. Похоже, что холод помог ей в этом: заморозил переломанные кости и мышцы. Потом Оксана подхватила метлу, враз напрягшуюся в ожидании усиленной ноши, и сказала:

— Не волнуйся. Время ещё есть. — И, обращаясь к метле, добавила: — Ну, давай, милая, не посрами! На тебя сейчас вся надежда…

Взлетали без разбега, в режиме повышенной нагрузки, но получилось удачно. Черенок прогнулся, запыхтел по-своему, выпучил глазенки, только всё равно от своих обязанностей не открестился. Благо, места для набора высоты было предостаточно: луг тянулся ещё добрых триста метров.

Когда под ними снова раскинулся лес, вздохнула Оксана с некоторым облегчением. Всё-таки опыта никакого нет, всё делает, как ученица. А правильно ли, только Бог знает.

Держала она Ларису крепко, метла, по сути, сама решала, как ей дорогу выбирать. Знала только, что до ближайшего села добраться нужно. А уж тут её собственные магические умения помогли: ночное видение и острейшее обоняние. Запах дыма она уловила за целый километр.

Временами на Ларису накатывала волна кашля, и тогда они сотрясались все трое.

— Простыла ты сильно, подружка, — сказала серьёзно Оксана.

— До свадьбы заживёт. — Та нашла в себе силы пошутить, и было непонятно — то ли над собой смеётся, то ли над подругой. — Я ведь… — Она снова закашляла, потом, успокоившись, довершила: — Я ведь о многом подумала, когда в стогу лежала… к смерти готовилась… Виновата я перед тобой очень.

Оксане подумалось, что говорит это не та прежняя Лариса, которую она знала всего день назад. Куда девалась искрящаяся радость, суетливость, живые искорки в глазах? Там теперь дымилось то ли равнодушие, то ли спокойствие не от мира сего.

— Напрасно ты так! Не в чем тебе винить себя.

— Есть, подруга… Потому и валенки отдаю тебе с охотой… как возможность вину искупить… Хотя бы частично.

Промолчала Оксана, не время было сейчас говорить о шалостях Степаниды Ивановны. А может, и не придёт тому время никогда. Больно уж тема щекотливая! Только спросила:

— Как же оказалась ты на этом поле?

— Не успела. Рассвет застал. — И обе повернули лица к востоку. Там, возле самого горизонта, уже появлялась едва приметная светлая полоска.

— Ну, родимая, прибавь, сколько можешь! — обращаясь к метле, попросила Оксана.

Вот уже показались впереди первые дома. Месяц, пройдя положенный маршрут, тоже клонился к горизонту, и тени от домов тянулись длинные и бесформенные.

— Слава Богу! — прошептала Лариса.

Возможно, услышал Господь эту благодарность, только посчитал, что не до конца отстрадали девки, и послал им ещё одно испытание, последнее.

Подлетали они к дому отца Савелия, когда пробил час рассвета. Метла бессильно сложила свои невидимые крылья, и мгновенно заснула до следующей ночи. Её миссия была выполнена, дальнейшее касалось только людей. Хорошо, что загодя снизилась Оксана, и падать им теперь предстояло с высоты не более пяти метров.

И тут, как на грех, возникла перед ними церквушка и стоящий рядом клуб. Зажмурились подруги, увидев надвигающуюся стену, и собрались уже умирать, когда оказалось, что прямо в том месте, куда надлежало им удариться, находилось только накануне вставленное окно чердака. Треснула рама, разлетелись во все стороны стёкла, и метла развалилась пополам. Кроме того, её прутья ровным слоем рассыпались по округе, и собрать их уже не представлялось возможным. Так закончилась короткая, но яркая жизнь ещё одного создания рук человеческих.

А девушки с визгом ввалились прямо на сеновал, закопались в разрыхленное сено, а потом медленно спустились по нему на землю, повторив недавний путь Степаниды Ивановны.

И надо же такому случиться, что в это время в клубе находился отец Савелий собственной персоной. После вчерашней службы он принимал участие в поисках пропавших и оставил уборку танцевальной площадки на другой раз. А тут не спалось ему что-то, думы разные в голову лезли, вот и решил для отвлечения заняться полезным делом.

Каково же было его изумление, когда услышал он звон разбитого окна, открыл дверь, думая, что шалят соседские мальчишки и… Увидел обеих девушек, к тому же лежащими в самых нелепых позах на полу сеновала. Они отчаянно барахтались, пытаясь подняться на ноги, и одной это, в конце концов, удалось. Вторая же стонала так жалобно, что бросился Савелий ей помогать прежде, чем обратил внимание на разбитое окно. Пострадавшей оказалась Лариса, к большому удовольствию хозяина («Прости, Господи, за мысли нескромные!»)

— Боже мой! Как же это так? — только и успел он пробормотать, а Оксана уже ответила:

— Замерзали мы, дядя Савелий. Не думали, что дверь открыта. Полезли в окно. У Ларисы обе ноги сломаны, с дерева упала, когда дорогу в село искали. Дошли, с Божьей помощью, сами не знаем как…

— Ей нужно растиранье! Вон щёки какие белые! — сразу определил Савелий. Потом, обращаясь к Оксане, добавил: — Сама ходить можешь?

— Могу, как будто.

— Беги домой, а родителям скажешь, чтобы утром шли к Александру Ивановичу. Передадут пусть, мол, дочь его в целости и сохранности в моём доме лежит и почивает. Про ноги сломанные не говори, может, вывихи только, проверить надо. Обморозилась ещё, мол, сильно, самогоном я её лечу да настойками разными. Пусть не волнуются.

— Хорошо, дядя Савелий. Извините, что мы вам окно разбили.

— Ничего, дело наживное, — отмахнулся тот. — Беги. Проспись, как следует, потом приходи, навестишь подругу да расскажешь, как сподобило вас среди ночи в лес-то зайти.

Кивнула девушка и, пожав руку Ларисе, шмыгнула в приоткрытую дверь сеновала в клуб, а оттуда — на двор. Валенки, которые прятала за спиной, снова повесила через плечо, чтобы сподручнее идти было. Хорошо, что перекинулись они напоследок с Ларисой несколькими словами — условились, как на неприятные вопросы отвечать будут. Сговорились, что будто спор между ними вышел из-за кузнеца, выпили для храбрости наливки вишнёвой да решили двинуться в город за валенками. А поскольку хмельные были, то уже не помнят, куда и пошли. То ли на север, то ли на юг…

Конечно, рассказ этот не выдерживал серьёзной критики, но в остальном надумали сослаться на крепкую наливку, мороз и сломанные ноги. Авось поверят люди, и не придётся вникать в подробности.

Не видела Оксана, как суетился вокруг пострадавшей отец Савелий, как осторожно поднимал своими жилистыми руками и, щекотя бородой по лицу, нёс через сеновал в дом. А там, уложив на разобранный диван, снимал полушубок и свитер, стараясь не потревожить саднящие болью ноги. С некоторым удивленьем обнаружил он висящий на шее девушки черепок от разбитого горшка: то ли амулет какой, то ли оберег. Снял, положил на тумбочку, а когда другой раз обернулся в его сторону — уж осталась от черепка горстка пепла. Истлел вместе со шнурком. Чудеса, да и только!

Оксана вдруг почувствовала такую страшную усталость, будто перенесла с места на место гору огромных камней. Тело её болело и ныло. Анестезия, вызванная чрезвычайными обстоятельствами — встречей с Лешим и пробуждением неведомых прежде способностей — понемногу проходила, уступая место ощущению изломанности. Необходимость поспать дала о себе знать во весь голос. В голове не роилось ни одной мысли — только об отдыхе, да и те словно приглушённые.

Едва волоча ноги, поплелась девушка домой, иногда посматривая на заметно бледнеющий восток. Начинался новый день…