Из Вены Бетховен в итоге так и не уехал. То ли изначальные планы ветром сдуло, то ли он в последний момент отказался от места в Касселе, в Вестфалии. Правда, в определенный момент вмешалась добрая фея — Мария Эрдёди, у которой он тогда еще жил. Она замолвила словечко за Людвига перед богатыми друзьями: эрцгерцог Рудольф, князь Кински и князь Лобковиц вызвались платить ему содержание в четыре тысячи дукатов в год, если он останется в Вене и продолжит давать уроки эрцгерцогу.

Ему повезло. Кассельский вариант был тупиком. Между Австрией и Францией вновь маячил призрак войны. В начале марта 1809 года в Вене провели мобилизацию. Заявляли, что выгонят французов. Бетховен засел за новый концерт для фортепиано с оркестром: он станет последним и самым красивым, его назовут «Император» — совершенно не к месту, если только не понимать это как «император среди концертов». О Наполеоне в тот момент речи уже не было. На полях партитуры Бетховен набросал воинственные восклицания: «Песнь победы для сражения — Вперед! Победа!» Известно, что в музыке, в особенности у Бетховена, атмосферу произведения определяет тональность. Для концерта «Император» он выбрал ми-бемоль мажор. Это творение, настоящий храм фортепианного концерта, стало песней триумфа.

Очередная бурная ссора развела его с дорогим учеником Рисом. Тому предложили место в Вестфалии, от которого отказался Бетховен или от которого ему отказали ради Риса. Бетховен воспринял это очень болезненно, обвинял Риса, что тот украл его место. Неискренность? Недоразумение? Рис пришел к нему, чтобы объясниться, и этот визит закончился потасовкой со слугой Бетховена. Людвиг же в конце концов признался, что думал, будто Рис действовал за его спиной.

После разрыва с графиней Эрдёди он поселился в доме на городском валу, в котором уже жил недолгое время в 1804 году. Теперь все события разворачивались прямо у него на глазах. В мае 1808 года Вену осадили французские войска, разбившие австрийцев в Баварии. Императорская семья бежала. Бетховен бесился от того, что не может уехать: контракт удерживал его в Вене. Он писал Францу фон Брунсвику:

«О несчастный договор, очаровывающий, как сирена, мне следовало бы заткнуть уши воском и велеть связать себя, как Одиссей, чтобы не подписывать! ‹…› Прощай, дорогой брат, стань им для меня, мне больше некого назвать этим словом. Твори добро вокруг себя, насколько позволят нынешние дурные времена».

11 мая 1809 года Вена подверглась бомбардировке. Гром пушек терзал больные уши композитора. 13-го числа город был занят. Наполеону потребовались два страшных сражения: при Эсслинге 22 мая, которое он проиграл, и при Ваграме 6 июля, которое он выиграл, прежде чем его войска по-настоящему обосновались в Вене, — полгода унизительной оккупации, сопровождавшейся грабежами, трудностями со снабжением, повседневными обидами. И эти «военные налоги», введенные Наполеоном и больше напоминавшие вымогательство корсиканского бандита. Бетховена даже арестовали, заподозрив в шпионаже, потому что видели, как он делает пометки в своем блокноте. Уж не являются ли его музыкальные наброски шифрованными донесениями?

К этому периоду относится Соната для фортепиано № 26 (опус 81а): «Прощание — Разлука — Возвращение». Прощание — с достопочтенным эрцгерцогом Рудольфом, уехавшим из Вены 4 мая 1809 года; в третьей части празднуется его возвращение…

Йозеф Гайдн умер 31 мая 1809 года, доведенный до отчаяния поражением и оккупацией. Он попросил, чтобы в его последние минуты исполняли национальный гимн, который он же и написал.

Мрачные месяцы 1809 года. Бетховен вынужден проводить лето в городе, а ведь он так любит загородные поместья посреди дорогой его сердцу природы. Ему очень трудно сочинять, словно приходится сделать перерыв после многих лет напряженной работы, когда родилось столько шедевров. Он читает. Музыку и стихи: ноты Генделя, Моцарта, Баха, которые прислал ему по его просьбе один издатель; Гёте, Шиллера, Гомера — неустанно. Он подружился с одним французом, бароном де Тремоном, аудитором Государственного совета, которого отправили с поручением к Наполеону; тот глубоко восхищается его музыкой и хочет привезти его во Францию. Бетховен патриот, но ему незнакома националистическая мелочность. Франция — враг, но не весь французский народ.

Он не отказался от своих матримониальных планов. Подписав контракт, который, как ему казалось, превратил его в достойную партию, он даже написал своему другу фон Глейхенштейну и попросил подыскать ему «красивую девушку, которая согласилась бы подарить вздох сочувствия моим созвучиям». «Но она должна быть красивой, я не могу любить ничего некрасивого — иначе я должен был бы любить и самого себя», — добавил он.

Такую красавицу, способную стать утешением его зрелости, Бетховен будто бы нашел в лице Терезы Мальфагги, молодой племянницы своего врача. В какой момент он был сражен любовью, чтобы в очередной раз подумать о браке? Наверное, весной 1810-го, потому что всю зиму проболел, ослабленный лишениями, связанными с нахождением в Вене 120 тысяч солдат наполеоновской армии. Он разочарован, уязвлен недавними событиями, поражением Австрии…

Но с наступлением весны Людвиг пишет Терезе письмо, не оставляющее сомнений по поводу его чувств. Он шутит, говорит о «далеком существе, живущем в нас», поощряет Терезу к занятиям музыкой, дает ей советы в плане чтения. Он попросил у Цмескала зеркало, чтобы выглядеть опрятно, а Вегелера — прислать ему из Бонна его свидетельство о крещении! Близится официальное предложение руки и сердца.

За ним последовал холодный душ: клан Мальфатти его отверг. Начиная, наверное, с Терезы, которая не испытывала к Людвигу никаких чувств, разве что уважение. Затем родители. И, наконец, дядя-врач, который видел в Бетховене «типа с путаными идеями». «Твое известие низвергло меня с вершин счастья в глубокую пропасть», — написал Бетховен фон Глейхенштейну, узнав об отказе.

И вот когда он уже думал, что всё потеряно, состоялась одна из самых прекрасных встреч в его жизни.