Когда-то я был несовершенным перфекционистом.
Несовершенным, потому что некоторые аспекты моей жизни – например то, как я одеваюсь – не имели для меня особого значения, и в них я не стремился к идеалу. Кроме того, я решил, что в воспитании моих маленьких детей важнее проявлять энтузиазм и оказывать поддержку, чем требовать образцовых карандашных рисунков от первоклассника. Конечно, я надеялся, что мы с семьей движемся к совершенству в других отношениях, например в эффективности, потому что мне нравится одновременно преследовать как минимум две цели.
Я был перфекционистом, потому что часто соглашался только на идеал и не меньше. В средней школе я хотел иметь только отличные оценки. В старших классах стремился получать наивысший балл на каждом уроке. Став юристом, я стремился к тому, чтобы каждое письмо и договор были безупречно составлены и напечатаны, а ведь это было до того, как компьютеры превратили набор текстов в относительно легкий процесс.
Через несколько лет управления своей юридической фирмой я обнаружил, что безнадежно увяз в перфекционизме. Вот часть проблем, которые из-за этого постоянно донимали меня.
1. Совершенство обходилось дорого. Я много платил секретарю за то, чтобы она перепечатывала письма, пока в них не оставалось заметных правок.
2. Моя производительность была неидеальной, потому что на совершенство уходило много времени. (Я до сих пор слышу голос, нашептывающий мне: «Алан, не понижай свои стандарты, не понижай! Это опасный путь!»)
3. Я всегда был недоволен качеством работы – и своим, и всех остальных сотрудников. Из-за этого работа приносила нам мало радости.
4. Я медлил. Получив новое задание – например, когда впервые нужно было заверить завещание, – я боялся, что не справлюсь с ним идеально. Поэтому я откладывал его выполнение; однажды это затянулось на год с лишним, и клиент пришел, забрал свое задание и отнес его другому юристу, который действительно бы его выполнил, пусть даже и не безукоризненно.
5. Я не дотягивал до своей цели. Я обнаружил, что совершенство не дается мне, а если и дается, то не так уж и часто. Я был разочарован в себе.
К тридцати годам я наконец признал то, что наверняка было абсолютно ясно всем окружающим: хотя моей целью был идеал, я почти всегда недотягивал до него. Я был перфекционистом-неудачником. Ай-яй-яй!
Пару лет спустя я еще глубже осознал, насколько высока цена стремления к совершенству. Я познакомился с Питером – молодым человеком, который все еще был ярым перфекционистом. Перед этим я приобрел компьютер IBM 5110 для своего бизнеса по управлению недвижимостью. Тогда для этого не было подходящих программ, и я нанял Питера, чтобы он написал программу специально для моей компании. В качестве побочного преимущества он должен был научить меня программировать на «Бейсике», одном из ранних языков программирования.
Питер приступил к заданию в марте. Мы несколько месяцев работали до позднего вечера, и постепенно я частично освоил теорию и практику программирования. Питер был великолепен. Каждую неделю он изобретал более эффективный метод или предлагал алгоритм, превосходивший предыдущие по элегантности. Он даже поэкспериментировал с примитивным текстовым редактором. Питер был гением, и я был убежден: в итоге он создаст такую программу, что мои конкуренты обзавидуются.
Ключевые слова здесь – «в итоге». Весна перешла в лето; вскоре настал ноябрь, а мы с марта, похоже, ни на шаг не продвинулись к реальному использованию чудесного произведения ума Питера.
– Питер, когда ты планируешь закончить? Нам уже скоро надо начинать использовать компьютер для работы.
– Еще пара месяцев. Я работаю над несколькими совершенно новыми функциями, которые очень ускорят обработку запросов.
– Хорошо, но нам очень надо закончить поскорее.
А Питер программировал и программировал… Он пропадал в нашем офисе днями и ночами; придя на работу в семь утра, я заставал его скрюченным над миниатюрным дисплеем. И в понедельник утром, и в одиннадцать вечера в субботу. Его стол был завален пакетами из «Макдональдса». Питер был трудоголиком, как и многие перфекционисты; иначе им нельзя.
15 декабря мне пришлось принимать решение: или с 1 января мы начнем использовать компьютер, который уже почти год стоял в офисе, или нашей бухгалтерии придется еще три недели вручную готовить документы и бланки для нового года. Я поговорил с нашим чудо-программистом.
– Питер, мы начнем пользоваться компьютером с 1 января.
– Это невозможно!
– Мы это сделаем.
– Алан, я не понимаю, как. Я тут раскопал кое-что новое, и думаю, что смогу сделать так, чтобы программа смогла обрабатывать данные по пяти тысячам квартир, и…
– Питер, у нас всего две тысячи.
– Но я хочу учесть перспективу роста!
– Нам пора начинать использовать результаты твоей работы. А то мне придется прямо сейчас дать трем бухгалтерам задание вручную готовить документацию для следующего года. А если мы не начнем пользоваться компьютером в январе, то будет ужасная неразбериха, когда мы попытаемся сочетать бумажные данные первых месяцев и компьютерный учет последующих.
– Я понимаю, но хочу улучшить программу, насколько это возможно. Мне нужно больше времени. Может, к 1 марта?
– 1 января, и это не обсуждается! Если программа несовершенна, пускай. Нам лучше начать применять то, что ты можешь закончить к 1 января, чем ждать идеальной программы до скончания века.
Питер вздохнул:
– Я постараюсь…
7 января мы начали использовать свой новый компьютер. Наверное, боги программирования благоволили нам, потому что переход на компьютерный учет прошел на удивление гладко. Да, новая программа явно была не идеальной, но работала вполне удовлетворительно, и я был рад, что мы вырвались из оков совершенства.
Через некоторое время я участвовал в производстве двух полнометражных фильмов. Планирование было увлекательным делом, но я и представить не мог, насколько нудным и рутинным процессом будут сами съемки. А потом мне показалось, что постпродакшн (монтаж, создание музыки, звуковых эффектов) никогда не закончится. Я на опыте убедился в правде голливудского высказывания, что фильм нельзя закончить: в какой-то момент просто приходится прекратить работу над ним и рассылать результат по кинотеатрам.
Сбросьте оковы совершенства.
Однажды моя шестилетняя дочь Хезер пришла ко мне в библиотеку и показала мне два своих рисунка.
– Это быстрый рисунок, а это медленный рисунок, – сказала она.
– Это потому, что ты нарисовала этот быстро, а тот медленно? – спросил я.
– Да.
Они оба мне понравились. Хезер нравилось получать удовольствие, а совершенство ее не волновало. В результате, я думаю, она больше приблизилась к совершенству, чем большинство из нас. Ей даже не нужно было решение 80 %.
Я вовсе не против совершенства, особенно когда лечу в самолете на высоте 11 тысяч метров. Но я знаю, что в моей жизни больше радости и результатов, когда я применяю этот инструмент и сбрасываю оковы совершенства.