Глава первая

Всадник на коне серой масти казался всего лишь крупинкой в огромном море песка, раскинувшимся между городами Кором и Алкарионом. Тяжелый боевой конь двигался медленно, с заметным усилием взрыхляя копытами песок. Оба они — и конь и всадник, чье тело защищала тускло поблескивающая кольчуга — невероятно устали и страдали от жажды.

Всадник часто оборачивался чтобы бросить взгляд на крадущихся за ним пляшущих песчаных демонов. Но те и не думали отставать; их красные глаза горели такой жаждой крови, что по спине путешественника то и дело пробегал холодок. Это были емли — духи пустыни, которых страшились даже кочевники-монгролы, что пересекали эту негостеприимную территорию, направляясь в очередной набег — на север к Фалкару или к востоку на Маккадонию.

Грозные воины пустыни и всадник, следующий из Призрачных земель, были единственными, кто осмелился отправиться этой нехоженой дорогой. Валяющиеся по ее обочинам скелеты людей, а также верховых и вьючных животных красноречиво свидетельствовали о том, какая печальная участь постигла многих безрассудных смельчаков.

Всадник перекинул меч через высокую луку седла, чтобы, если понадобится в любой момент с легкостью извлечь свое оружие из ножен. Пальцы мощной мускулистой руки, по цвету совершенно не отличимой от дубленой кожи, сомкнулись на рукояти меча, навершие которой было украшено огромным красным самоцветом, горевшим так же сильно, как и глаза песчаных демонов.

Всадник был настоящим великаном, на его плечи ниспадала буйная грива светлых золотистых волос. На нем поверх хлопкового поддоспешника была надета кольчужная рубашка, выкованная ремесленниками Абатора, которые славились своей искусностью во всем, что касалось изготовления разнообразных доспехов. Бугрившиеся мощными мышцами бедра обтягивал килт из медвежьей шкуры, довершали наряд простые кожаные сапоги. В голубых глазах всадника, выглядывавших из-под кустистых бровей, можно было прочесть одновременно и яростную жажду сражения и полнейшую безнадежность.

— Двалка и ее боевой молот! — в который раз прорычал сквозь зубы Кутар, испытывая громадное желание спешиться и немедленно испробовать на этих пустынных тварях силу своего заколдованного меча Ледогня. Ни один человек, когда-либо рождавшийся на свет, не смог бы вызвать у него страха, но при виде этих потусторонних созданий холодок непроизвольно пробегал у варвара по спине. Песчаные демоны к его удивлению, держались на расстоянии, не выказывая желания наброситься на него. Правда, число их увеличивалось с каждым днем…

Привстав на кожаных стременах, кумбериец окинул внимательным взглядом пустынный горизонт. Так и есть! Они приближались к нему со всех сторон, подобно движущимся песчаным смерчам. Они окружили его с запада, востока и юга, и только дорога на север почему-то оставалась свободной.

— Серко, да они нас пасут, будто овчарки стадо овец, — удивленно произнес Кутар, обращаясь к своему коню.

Повинуясь неизбежному, варвар дернул повод, поворачивая своего коня на север. Первоначально путь его лежал вовсе не туда: Кутару хотелось добраться до Маккадонии, где всегда найдется занятие для того, чьим ремеслом является война. Но в конце концов на севере тоже может сыскаться немало привлекательного. Почему бы не отправиться в Фалкар или Алкарион, таверны которого всегда его привлекали?

Жажда становилась все сильнее, буквально сводя Кутара с ума. Язык распух, сделавшись вдвое толще обычного, а губы покрылись волдырями и страшно болели. Казалось, солнце висит у него над головой огромным огненным шаром и понемногу стекает вниз, под копыта его коня.

Когда Серко начал спотыкаться от усталости, Кутар немедленно спешился и пошел рядом со своим удивительным конем, крепко сжимая одной рукой уздечку, а другой рукоять меча.

Он брел по песку, падая и снова поднимаясь, впадая в дремотное забытье. Песчаные демоны теперь держались чуть ближе, но все же недостаточно, чтобы можно было достать их Ледогнем.

Солнце уже начало клониться к закату, когда варвар различил впереди пальмы и отблеск солнца на воде. Это был оазис, и песчаные демоны явно гнали его именно туда. Пробормотав проклятие, Кутар подчинился.

Он много раз видел карты этой местности, но ни на одной из них в этой части Умирающей пустыни не было ни одного оазиса. От Ньемма чуть не до самого Алкариона расстилалось бесконечное песчаное море. Путешественники так часто гибли здесь именно потому, что негде было передохнуть и восстановить силы.

Здесь и в самом деле росли пальмы и колыхалась спокойная водная гладь. На плоском камне на берегу острые глаза варвара различили какую-то неподвижно сидящую фигуру. Похоже, этот человек ждал здесь именно его, Кутара. Но ничто не могло сравниться с тем, что рядом вода, прохладная свежая вода!

Нет, этого не может быть; скорее всего, он просто грезит, продолжая брести по раскаленному песку. Здесь не может быть ни оазиса, ни воды, и тем более человека, без лошади и каравана. Человека, который молча сидит и смотрит на него. Не иначе, как песчаные демоны, забавляясь, лишили его разума…

Но морок это или нет… Не обращая ни на что внимания, он из последних сил сделал несколько неуверенных спотыкающихся шагов и рухнул прямо в воду. Прохладная, даже студеная влага сомкнулась над его головой. Вынырнув, Кутар увидел, что Серко стоит рядом, опустив морду в водоем и пьет со всем достоинством благородного боевого коня.

Выбравшись из воды, Кутар поднялся на колени, а затем набрал в ладони и принялся жадно пить воду, которая была для него сейчас слаще любого вина. Он знал, как важно сейчас не набрасываться на живительную влагу, как того требует пересохшее тело, а пить понемногу. Сделав несколько глотков, он омыл спекшиеся на солнце лицо и губы. Затем он поднялся на ноги и отвел Серко подальше от водоема, и лишь затем повернулся к сидящему человеку.

Тот склонил голову в вежливом поклоне.

— Приветствую Кутара-варвара.

— И кто же его приветствует?

— Маг Мердорамон.

Перед кумберийцем был невысокий полноватый мужчина, одетый в шелковую хламиду до середины голеней, под которой виднелся каласирис, стянутый на талии поясом с серебряными шарами. Лысеющую голову мага защищала от солнца колючая шкура морского ежа. Лицо у него было круглым, как у счастливого ребенка, безбородым и располневшим явно от сытной еды и превосходных вин.

— Ну маг так маг, — пожал плечами Кутар.

Он снова опустился на колени и начал пить, чтобы как следует насытить влагой свое тело, пересушенное под беспощадным солнцем пустыни, а затем потянулся за кожаным бурдюком из-под вина, наполнил его водой и повесил на высокую луку седла. Какая разница, откуда здесь появилась эта вода, главное, чтобы ее хватило до конца путешествия…

Вдруг краем глаза варвар заметил, что Мердорамон извлек непонятно откуда небольшую скатерть, на которой сами собой появились блюдо с мясом и кучка аппетитных ломтей свежего хлеба. Мгновением позже там появился кувшин вина и два кубка.

— Прошу тебя разделить со мной трапезу, — вежливо произнес маг. — И вот еще овес для твоего коня, — добавил он, указывая на торбу, наполненную овсом. Кумбериец готов был поклясться, что никакой торбы здесь только что не было.

— И какова же будет цена этой еды?

Мердорамон улыбнулся и небрежно взмахнул мягкой пухлой рукой.

— Все разговоры после обеда. Цену и плату мы обсудим, когда ты достаточно насытишься… и кстати, глянь-ка вон туда.

Песчаных демонов нигде не было видно.

Кутар кивком поблагодарил мага и приладил сумку у морды коня. Только после этого он развернулся и подошел к собеседнику, усаживаясь перед расстеленной скатертью.

— Это ты наслал, — заметил варвар, откусывая большой кусок мяса, — чтобы привести меня сюда. Хорошо, как бы то ни было, я благодарен тебе за это угощение.

— Это так, — кивнул Мердорамон, — я велел им привести тебя сюда, чтобы кое-что предложить тебе. Видишь ли, мне нужен храбрый человек, который бы доставил одну вещь на север, в Фалкар. Я уже давно наблюдаю за тобой, Кутар из Кумберии, и думаю, что лучше тебя с этим никто не справится.

Варвар равнодушно пожал широкими плечами.

— Я наемник и готов выполнить работу для того, кто как следует заплатит. Что я должен буду отвезти?

Маг сунул руку в кошель, висящий у него на поясе из серебряных шаров, и достал оттуда прозрачный янтарный кубик, в глубине которого плясал язычок голубого огня. Кутар с удивлением уставился на этот странный предмет.

— Это амулет огромной силы, варвар. Он должен быть доставлен в Фалкар Темасу Херклару, регенту этой страны.

— Дело несложное, — пробормотал Кутар, приканчивая остатки еды и протягивая свою мощную руку за кубком вина.

— Но и не такое простое, как можно подумать, — возразил, качая головой, Мердорамон. — Два колдуна денно и нощно пребывают рядом с регентом, защищая его от враждебной магии. Но в своем усердии они не пропускают к нему даже то, что окажет благодетельное воздействие. Я имею в виду этот амулет.

— Тогда зачем ты его посылаешь?

— Потому что он об этом просил. Этот амулет защитит его от козней чародеев, неважно насколько те окажутся сильны. Когда-то, прокладывая себе путь к высшей власти в Фалкаре, он воспользовался их черным искусством. Эти маги творили для него поистине нечестивые дела, и теперь Темас Херклар подозревает, что они намерены отстранить его и захватить власть в свои руки.

— А почему выбрал меня?

Маг издал резкий отрывистый смешок.

— Мне доставило удовольствие наблюдать, как ты расправился с Кандарой — королевой-демоном. Я восхищался твоей смелостью и находчивостью. Но чтобы доставить амулет Темасу Херклару тебе понадобится вся твоя смелость и ум. Предупреждаю: тебе предстоит нелегкая работа.

— Считай, что ты уже нанял меня, Мердорамон, — ответил варвар, смерив собеседника горделивым взглядом. — Меня никогда не страшили никакие трудности. Ты не пожалеешь, что поручил это дело мне, но какой будет плата?

— Плата — твоя жизнь, Кутар из Кумберии. Ты умрешь, если не доставишь амулет по назначению.

— Щедро, но все равно недостаточно, — ответил кумбериец, оскалив зубы в невеселой улыбке. — Чтобы жить, человеку надо питаться, а у меня в кошеле не так много монет.

— Об этом можешь не беспокоиться! — С этими словами маг протянул ему свой кошель, сняв его с пояса, состоящего из множества, казалось, ничем не скрепленных между собой шаров. — Вот, возьми. Здесь нет сокровищ, которыми запретил тебе владеть Афгоркон, пока у тебя его подарок — волшебный меч Ледогнь. Но на еду, кувшин доброго вина и парочку сговорчивых дев там должно хватить.

Под лиловым бархатом кошеля и в самом деле ясно прощупывались золотые динары, к тому же вес кошеля позволял предположить, что монет там не так уж и мало. Для человека подобного Мердорамону это, возможно, было довольно скромной суммой, но тому, кто не каждый день знал, сможет ли он поужинать нынче вечером, это представлялось своего рода сокровищем.

Взвесил кошель на руке и благодарно кивнув, Кутар сунул его в свою кожаную суму.

— Я доставлю этот амулет, — твердо сказал он.

Обернувшись к своему собеседнику, он увидел, что и маг, и оазис, где он так прекрасно отобедал, и водоем, из которого с таким удовольствием напился — все исчезло. На песке не было никаких следов кроме тех, что оставил Серко. Но тем не менее в желудке ощущалась приятная сытость, бурдюк был полон живительной влаги, а конь, опустошивший торбу овса, благодарно ткнулся мордой в руку хозяина. Кутар с довольным смехом потрепал по холке своего боевого коня.

— Нам повезло, Серко. На какое-то время мы с тобой обеспечены отличной кормежкой.

С этими словами варвар принялся устраиваться на ночлег. Расседлав коня, он расстелил потник на песке, чтобы тот служил ему защитой от ночной прохлады. Затем, положив рядом Ледогнь на случай внезапного нападения, он заснул, чутко прислушиваясь к малейшему шороху.

На следующее утро, едва открыв глаза, Кутар с удивлением заметил, что оазис снова появился на прежнем месте. Более того, там, заботливо накрытые платком, стояли громадное блюдо с едой и еще одна торба с овсом.

Умывшись в прохладном водоеме, кумбериец позавтракал, сидя на плоском камне, где еще вчера дожидался его Мердорамон. Стоило ему приступить к трапезе, как рядом с ним прямо из воздуха появился полный кубок терпкого красного вина. Судя по всему, маг хорошо заботился о своих наемниках.

Удалившись на некоторое расстояние от оазиса, варвар оглянулся и нисколько не удивился, увидев на этом месте лишь сухой песок пустыни. Зато янтарный кубик с заключенным в нем язычком голубого пламени и кошель с золотыми динарами были на своем месте.

Тронув поводья, Кутар направил своего коня к Алкариону — городу, стоящему неподалеку от Умирающей пустыни.

Едва въехав в Сфанол, Кутар услышал пронзительный крик. Варвар обеспокоенно огляделся кругом, но пыльная улица, где стояли дома жителей города и таверны, была пуста. На булыжной мостовой также не было ни души.

Это была одна из больших деревень, располагающихся между Алкарионом и границей пустыни. Здесь находили себе кров и пищу караваны, двигающиеся Маккадонию и Сибарос. Все дома здесь были скособочены от постоянного ветра, дующего со стороны пустыни, и, казалось, ссутулились под тяжестью лет. Вывески таких же старых таверн и харчевен поскрипывали, качаясь на ржавых цепях.

Кутар глубоко вздохнул. Нет, крик не мог ему померещиться. Вслед за этим тишину снова разорвал отчаянный девичий вопль.

— Я ни в чем не виновата! Отпустите меня!

В ответ послышались мужские голоса, отпускающие издевательские насмешки, и жестокий женский смех.

Недовольно заворчав, северянин направил своего коня туда, где, судя по всему, творилось какое-то непотребство.

На городской площади журчал источник, а по другую ее сторону стоял высокий столб. К нему была привязана молодая женщина, скорее даже юная девушка. Ее длинные темные волосы были растрепаны и наполовину закрывали искаженное от страха лицо. У ног ее виднелась большая куча хвороста.

Собравшиеся — мужчины и женщины — складывали все новые, принося их из стоящего неподалеку фургона. На жертве было коричневое платье, изодранное настолько, что можно было видеть ее большие округлые груди и стройные голые ножки.

Подняв голову, девушка вдруг закричала, гневно сверкая глазами:

— Вы просто звери, демоны из двенадцати преисподних — и те благородней вас! Вы все прекрасно знаете, что Зоккванор был хорошим человеком. Он накормил вас, когда…

Из толпы выступил какой-то мужчина и ударил девушку по губам. Ее голова стукнулась о деревянный столб, но привязанная упорно боролась, силясь порвать свои путы, и обводила пылающим взглядом собравшихся, на время прервавших свое ужасное занятие.

— Он кормил вас, когда не приходили караваны! Он заставил воду течь в источник, когда тот пересох! Во время тягот он делился с вами своим богатством. А вместо благодарности вы…

Та же рука снова отвесила ей пощечину. Откормленный мужчина повернулся к остальным.

— Она лжет! Ее нужно предать смерти, так же как и Зоккванора. Сожжем ее, и в Сфанол снова вернутся хорошие времена!

Его поддержали другие голоса.

— Сжечь ведьму!

— Мы не должны страдать оттого, что она жива!

— Смерть Зоккванору, смерть Стефании!

Кутар нахмурился и достал из ножен свой огромный меч. Он понял, что эти люди задумали заживо сжечь эту девушку. Неважно, какой была вина, но вряд ли та заслуживала такой смерти… К тому же проницательный северянин заметил, что многие из жителей таскали к костру хворост с явной неохотой, опасливо поглядывая в сторону крикунов. Варвар решительно приблизился к ним.

— А ну отпустите ее! — грозно зарычал он, кладя руку на Ледогнь, пока еще покоящийся в ножнах.

Девушка подняла голову, мотая ей из стороны в сторону и пытаясь стряхнуть с глаз спутанные волосы. Изумление в ее карих глазах сменилось надеждой. Но к пришельцу тут же повернулось пятеро мужчин, которые тоже демонстрировали готовность пустить в ход свои мечи.

— Девчонка умрет! — рявкнул один из них. — Она спутница колдуна. Служила Зоккванору-чародею, понятно?

— Я ничего не знаю о вашем Зоккваноре и не хочу знать. А вот девушку вы сейчас отпустите! — зарычал Кутар, окидывая взглядом хорошо сложенную фигуру, почти не прикрытую остатками платья. Сжечь все это? Нет, он не допустит такого безумного расточительства!

Пятеро мужчин двинулись к незнакомцу, расходясь в стороны и вытаскивая из ножен мечи. Судя по всему, они собирались напасть на Кутара одновременно с разных сторон. Но варвару еще с ранней юности, проведенной на берегах Грондель-фьорда, доводилось драться со многими противниками одновременно. Морские разбойники, набеги которых постоянно приходилось отражать, действовали в такой же манере. Но те, кто сейчас готовился на него напасть, были гораздо хуже морских разбойников. К подобным им Кутар не испытывал ничего, кроме презрения и желания немедленно уничтожить, чтобы подобная мерзость не оскверняла мир своим существованием.

Повинуясь еле заметному знаку, Серко рванулся вперед, вставая на дыбы и угрожающе размахивая копытами. Меч Кутара описал в воздухе замысловатую кривую, и двое из пятерых врагов упали на землю с раскроенными черепами. Кровь окрасила булыжники и пыльную землю городской площади.

Один из трех оставшихся отважился замахнуться на него мечом, неумело зажав его обеими руками, будто дубину. Подставив под удар плоскость клинка, Кутар рассек плечо нападавшему, моментально высвободив оружие и оборачиваясь к последним двум. Но те в ужасе попятились, сперва переглядываясь друг с другом, а затем, еще раз увидев, что стало с их товарищами, не сговариваясь повернулись спиной и помчались, подобно перепуганным животным. Желание драться с этим огромным варваром в кольчуге, появившимся неизвестно откуда, моментально пропало; тем более что соотношение сил теперь было явно не в их пользу: всего-то двое на одного.

Спешившись, Кутар вытер меч об одежду одного из убитых. Горожане продолжали неподвижно стоять вокруг, все так же сжимая в руках охапки хвороста, будто не понимая, что им теперь с ними делать — то ли оставить, то ли положить у ног привязанной к столбу девушки.

— Она свободна, никто ее даже пальцем не тронет! — грозно зарычал Кутар, обводя их гневным взглядом.

— Пусть идет куда хочет. Нам в Сфаноле такие, как она, не нужны, — заявила какая-то женщина.

— Я забираю ее с собой в Алкарион.

— Да будет так, — кивнул один горожанин, который, судя по богатому наряду, был здесь главным. — Тогда уведи ее отсюда.

Варвар подошел к деревянному столбу и с силой дважды рубанул лезвием меча. Веревки, удерживающие девушку, лопнули, а сама она бессильно рухнула на руки своего спасителя. Тот, подскочив к столбу с быстротой дикого зверя, вовремя успел удержать ее.

Подняв голову, Стефания внимательно посмотрела на того, кто так вовремя явился, чтобы избавить ее от гнева горожан. Вблизи девушка показалась варвару еще симпатичнее. Слегка вздернутый прямой нос, губы, подобные сочному красному плоду, подбородок с ямочкой и широкий лоб, яркие карие глаза. Хвала богам, что он оказался сегодня в этой деревушке!

— Ты слышала их. Поедешь со мной, девочка.

— Да, варвар, — со вздохом произнесла она. — Только забери меня отсюда.

Поняв, что девушка уже может стоять сама, Кутар выпустил ее из своих объятий. Стефания повернулась и безропотно пошла к серому коню, на ходу стараясь насколько возможно привести свою одежду в порядок. Но коричневая туника оказалась настолько изодрана, что Кутар, идущий за ней, прекрасно видел ее загорелую гладкую спину и коричневой пятно над левой ягодицей.

Наконец она смогла завернуться в шерстяную ткань таким образом, чтобы та полностью прикрыла ее наготу. Подойдя к коню варвара, Стефания обернулась и послала поочередно каждому из горожан взгляд, полный презрения. Но забраться на коня самостоятельно у нее уже не получалось, так как она обеими руками придерживала остатки своей одежды.

Варвар довольно усмехнулся. Увиденного было достаточно, чтобы понять, что спасенная уже не ребенок. Вот и прекрасно: он насладится компанией этой симпатичной девицы по пути к Алкариону. Тем более, что это явно штучка с характером: если бы ей не надо было придерживать разодранную одежду, точно бы вцепилась зубами и ногтями в кого-нибудь из своих обидчиков. Во всяком случае в ее взгляде Кутар видел настоящую боевую ярость. Но сейчас необходимо убираться отсюда, пока побежденные не опомнились. Иначе количество противников, с которыми ему придется сражаться, может оказаться куда больше.

— Можешь ехать позади меня, девочка, — мягко сказал Кутар, приблизившись к ней. — Не беспокойся, эти люди больше не смогут тебя обидеть.

— Я их и не боюсь! — с вызовом ответила Стефания. — Я боялась того, что они собирались со мной сделать. Но в один прекрасный день я вернусь сюда, и тогда они все жестоко поплатятся за то, что они сделали с Зоккванором!

— Конечно, поплатятся, — согласился Кутар, легко, как пушинку, поднимая ее в седло, а затем забираясь туда сам.

Оказавшись позади него, спасенная прижалась к широкой спине варвара, крепко обняв его за талию, так что он ощутил мягкое прикосновение ее груди.

— Теперь они не увидят моего тела, — прошептала она. — Вперед!

Кутар подавил усмешку и тронул коня сперва шагом, а потом чуть быстрее. Уже покидая город, он с сожалением оглянулся на раскачивающуюся под ветром вывеску: «Таверна Звонящего Колокола». Слабый ветерок донес до ноздрей Кутара запах темного эля.

— А я-то надеялся пропустить кружку-другую меда, девочка, — с сожалением заметил он. — Мне пришлось долго ехать через пустыню и утолять жажду только водой.

— По дороге к Алкариону есть и другие места где живут люди.

— Да, но сколько еще ехать до ближайшего?

Она помолчала, держась за него, пока они не подъехали к развилке на пыльной дороге. А затем, когда Кутар уже готовился свернуть на северную дорогу, ведущую к Алкариону, она протестующее вскрикнула.

— Нет! Не этой дорогой! По правой!

— Алкарион же на севере.

— А дом, где я жила с Зоккванором, на востоке!

— К чему мне мертвый Зоккванор и его дом?

Соскользнув с коня, девушка спрыгнула прямо в дорожную пыль. Не обращая внимания на порванную одежду она уперлась загорелыми кулачками в бока и прожгла Кутара гневным взглядом. Порванная туника снова разошлась в разные стороны, предоставив варвару возможность любоваться прекрасным телом спасенной.

— Зоккванор жив! — отрезала она. — Иначе я б сама умерла.

— Что ты хочешь этим сказать, девочка? — озадачено переспросил Кутар.

— Зоккванор говорил мне, что на меня с рождения наложили чары. Покуда он жив, буду жить и я. А если он умрет, то умру и я.

— Чтоб такой великий чародей — да не смог снять такие чары? — насмешливо протянул Кутар. — Или он лгал, чтобы пустить тебе пыль в глаза, или он не более чем новичок в некромантии!

— Он великий маг! — отрезала Стефания, мрачно глядя на кумберийца.

— Тогда почему же он не снял те чары? — продолжал тот.

— Потому что Зоккванор их на меня наложил!

— И зачем ему это понадобилось?

Девушка смущенно потупила взор и принялась водить в пыли босой ногой.

— Чтобы я хорошо вела себя с ним… и не всадила ему кинжал меж ребер, пока он спит!

Шлепнув себя мускулистой рукой по бедру, варвар разразился громовым хохотом.

— Девушка, ты мне нравишься. Клянусь богами Туума, нравишься.

— Если бы я могла это сделать! — воскликнула Стефания, стряхивая с уголка глаза злую слезинку. — Он обращался со мной как со служанкой, приказывал делать для него всю домашнюю работу, а иногда мне приходилось помогать ему в чародействе. Он даже не интересовался, хочу я этого или нет!

С этими словами девушка смахнула рукой со лба длинную прядь темных волос.

— Поэтому мне и нужно вернуться в этот дом, северянин. Я должна спрятать его тело так, чтобы с ним ничего не случилось. Иначе я и правду умру, а этого так не хочется…

Некоторое время Кутар размышлял, напряжено вглядываясь вдаль. Обе дороги исчезали в густом лесу, который, если верить картам, простирался почти до Алкариона. Другая дорога должна была вести на восток в Маккадонию. В конце концов — решил Кутар, — ничего плохого не случится, если он уступит просьбе Стефании и заедет куда она хочет. Уж как-нибудь потом не заблудится.

— Так уж и быть, — проворчал кумбериец. — Мы спрячем тело твоего Зоккванора в надежное место, а затем сразу едем в Алкарион. Только не вздумай поступить со мной так же, как с ним. Со мной, знаешь ли, такие штучки не проходят.

— Конечно, я поеду с тобой, — ответила Стефания, опуская голову. — Это мой долг.

Глядя на свою спутницу, варвар терялся в догадках, что может таиться в глубине ее карих глаз — обещание или смертоносный блеск.

Стефания снова уселась на коня позади Кутара, обхватила его за талию и тихонько шептала ему на ухо, подсказывая куда направить коня. Около мили они ехали по узкой дороге, по обе стороны которой виднелись заросли высоких деревьев. Все это время они не обменялись ни одним словом, будто не решаясь нарушить величественную тишину леса. Затем дорога сузилась и превратилась в узкую тропинку, по которой с трудом мог пройти лишь один человек, и то рискуя оказаться исхлестанным ветками кустов, почти закрывающих тропинку. Наконец они выбрались сперва на опушку, а затем на широкую поросшую высокой мягкой травой равнину. Вдалеке виднелись развалины дома, от которых к небу еще поднимался черный дым.

— Здесь мы с ним и жили, — прошептала Стефания.

То, что теперь представляло собой груду прокопченных камней и обугленных балок, судя по всему еще недавно было жилищем богатого человека. Прямо внутри дома посреди остатков пиршественного зала сразу за возвышением на котором располагались столы, Кутар заметил какое-то небольшое строение из грубо обтесанного серого камня. Бушевавшее здесь пламя совершенно не тронуло это непонятное строение; оно возвышалось среди обломков, будто бросая вызов царящему здесь разрушению.

— Вряд ли мы сможем найти здесь тело, — с сомнением покачал головой варвар, спрыгивая на землю и помогая сойти своей спутнице.

— Он был в башне, когда они ворвались сюда! Когда меня вытащили через дверь, она уже начинала гореть… Он жив, я это чувствую! Не знаю, что они с ним сделали, но он жив! Пойдем же, посмотрим.

Они вошли в дверной проем, где еще недавно находилась парадная дверь, ведущая прямо в зал. От тлеющих стен и деревянного пола еще поднимался черный удушливый дым. Половицы, стоило на них наступить, тут же рассыпались в золу и множество угольков. Девушка тяжело вздохнула, с горестным видом оглядываясь по сторонам, а затем придвинулась к Кутару, словно ища в обществе своего спутника какое-то утешение. Тот обнял ее за плечи, желая утешить, но неожиданно Стефания извернулась и, оскалив зубы подобно мелкому хищному зверьку, отвесила ему пощечину.

— Еще рано! — закричала она. — Пока не найдем Зоккванора, даже и не думай притронуться ко мне!

Кутар усмехнулся, потирая щеку широкой намозоленной оружием ладонью. Эта маленькая злючка начинала ему нравиться все больше и больше.

— Ничего я такого не хотел, — проворчал он. — А если бы у меня было намерение взять тебя, то сделал бы это прямо здесь, в саже и золе.

Девушка повернулась к нему, сжав кулачки, напряженная, будто тетива лука. Но увидев, что варвар не думает угрожать ей, постепенно успокоилась.

— Прости меня, — сказала она, опуская глаза. — Мне постоянно приходилось защищаться от чьих-то домогательств. Здесь постоянно гостили то какие-то воины, то колдуны, и все они считали, что могут безнаказанно добиваться от меня любовных утех. А Зоккванор и не думал меня защищать; ему, наоборот, доставляло удовольствие смотреть, как я отбиваюсь от очередного гостя. Я привыкла, что все мужчины такие.

Стефания сделала движение, чтобы прильнуть к своему спасителю, но сильный шлепок по округлому пышному заду остановил ее, едва не свалив с ног.

— Ну так самое время отвыкать. А теперь ищи то, за чем пришла, и давай убираться отсюда. В этих развалинах таится зло, я прямо шкурой это чувствую.

Покорно кивнув, девушка двинулась вперед, покачивая бедрами. Это была походка опытной куртизанки, флиртующей с каждым встречным. Понимает ли она сама, каким искушением она является для каждого мужчины, — невольно задумался Кутар. Во всяком случае, он теперь не так уж и осуждал тех, кто когда-то гостил в этом доме.

Они подошли к сгоревшей двери, наполовину свалившейся с железных петель. Отстранив девушку, варвар отбросил в сторону остатки двери и шагнул в почти уцелевший коридор. На каменной стене виднелась деревянная лестница, почти не тронутая огнем. Проскочив под рукой своего спутника, Стефания выбежала вперед и принялась подниматься по лестнице.

Несмотря на то что девушка была гораздо легче массивного Кутара, остатки лестницы скрипели и вздрагивали под ее весом, грозя рассыпаться. Варвар схватился за шатающийся столб, подпирая его своим мускулистым телом, не сводя взгляда со стройных ножек, порхающих прямо над его головой.

Тем временем девушка достигла верхнего этажа и легко порхнула в душный полумрак. Вслед за этим раздался пронзительный крик ужаса.

 

Глава вторая

На верхнем этаже башни послышался топот тяжелых ног, так не похожих на грациозную походку Стефании. Кутар ощутил, как от беспокойства по его телу побежали мурашки. Подняв голову, варвар начал пристально всматриваться, ощущая смутное беспокойство.

— Стефания? Что там?

— Шоккот! — отчаянно взвыла в ответ девушка.

Не теряя времени, Кутар бросился наверх.

Несмотря на то, что весом и размерами он намного превосходил девушку, варвар двигался ловко и осторожно, подобно дикому лесному коту. Ноги его касались каждой ступеньки не более одного мгновения; обугленное дерево трещало, но лестница оставалась стоять. Наконец варвар смог увидеть, что творится на втором этаже.

В центре помещения, судя по всему, предназначенного для магических занятий, стояла ожившая статуя. Сделанная из разноцветного камня, низкая и приземистая, она производила впечатление злобной и страшной мощи. Передвигаясь, она давила своими каменными ногами пробирки, фиалы и прочие сосуды, предназначенные для чародейства, с видимым удовольствием уничтожала реторты и перегонные кубы. Путь этого монстра был обозначен осколками стекла и разноцветными едко пахнущими лужами.

За статуей виднелось распростертое на полу тело Зоккванора. Увидев варвара, Стефания бросилась к нему и упала на колени, обнимая его за правую ногу.

— Прошу тебя, останови его! Если ты это не сделаешь, я умру, — жалобно простонала она.

— Это еще кто? — недовольно поинтересовался Кутар.

— Шоккот, демон из девяти преисподних. Когда местные жители стали ломиться в дом, Зоккванор вызвал его и приказал убить свое смертное тело, пока те не добрались до него.

— И какой смысл ему было это делать? — не понял варвар. — Смерть она и есть смерть.

— Не совсем так! Если нить его жизни прервет демон, Зоккванор сможет жить дальше, хоть и в ином виде. А через некоторое время он вернется в свое тело живым и здоровым, но я-то умру насовсем!

— Ну так бы и говорила, — проворчал Кутар, обнажая свой заколдованный меч и двигаясь на Шоккота.

Варвар одинаково терпеть не мог и чародеев и демонов, но раз для спасения девушки нужно уничтожить этого каменного монстра…

Кутар прыгнул на своего противника, его меч описал в воздухе сверкающую дугу. Но, ударившись о каменную шею, клинок отскочил. Едва сталь соприкоснулась с телом ожившего монстра, как варвар почувствовал, что его руку до самого плеча сперва пронзила острая боль, а затем скрутило в жесточайших судорогах. Шоккот тем временем отвернулся от неподвижного тела колдуна и замахнулся на кумберийца своей каменной ручищей.

Пригнувшись, кумбериец сделал плавный стелющийся шаг в сторону и ударил мечом туда, где у всякого живого существа бьется сердце. Издав звук, подобный тому, что издает лопнувшая струна, клинок из заколдованной стали согнулся в дугу. Монстр взмахнул рукой, окончательно выбивая у Кутара его оружие.

В полном изумлении варвар уставился на это противоестественное существо, против которого был бессилен даже Ледогнь. Каменное лицо Шоккота осталось таким же неподвижным, когда тот не торопясь двинулся на своего врага.

Кумбериец медленно пятился от наступающего на него чудовища. Его сапоги с хрустом давили стекло, расплескивали лужи разноцветных резко пахнувших жидкостей и густых омерзительных субстанций. Каменный монстр неотступно следовал за ним, преследуя по всему круглому помещению, еще недавно бывшему верхним этажом башни. Кутар лихорадочно смотрел по сторонам, выискивая что-нибудь, что поможет ему совладать с этим потусторонним созданием.

Стефания ничем не могла ему помочь: она стояла у стены, стеная и плача в полнейшем отчаянии. В этот момент на глаза варвару попалась железная тренога, на которой стоял кривобокий стеклянный сосуд. Схватив треногу, Кутар изо всех сил обрушил ее на каменную голову. Удар был такой страшной силы, что тренога погнулась, но Шоккот лишь расхохотался и заговорил. Голос его напоминал лягушачье кваканье.

— Глупый смертный! Думаешь, что-то может повредить Шоккоту из Красных Сфер? У тебя ничего не получится!

— А вот еще как получится! — тяжело дыша, огрызнулся Кутар, в глубине души сомневаясь в правоте своих слов.

Демон продолжал наступать на него, сотрясая обгоревшую башню до самого основания, давя стеклянные сосуды, расплескивая во все стороны разноцветные едко пахнущие и шипящие жидкости.

Несмотря на царящий здесь разгром, тело хозяина этого дома благодаря чарам осталось в неприкосновенности. Зоккванор неподвижно лежал в забытьи, пребывая между жизнью и смертью.

В отчаянии глянув вниз, Кутар заметил в лужах разнообразных химических жидкостей какие-то песчинки. Размышляя о том, что это может быть, он продолжал отступать по кругу, радуясь, что здесь нет углов, в один из которых Шоккот мог бы загнать его и сомкнуть свои каменные ручищи у него на горле.

Наконец каменный монстр встал посреди помещения, расставила ноги по обе стороны открытого люка, высясь над ним словно колосс. Его глаза вспыхнули тусклым белесым светом. Глухим хриплым голосом Шоккот заявил, что будет стоять здесь, пока Кутар не ослабеет от голода и жажды и сам не станет унижено молить о смерти.

— О боги, что же нам делать? — в отчаянии выкрикнула девушка. — Неужели нет никакого способа справиться с ним?

В ответ каменный монстр повернулся к ней, издевательски качая своей безобразной головой.

Кутар переступил с ноги на ногу и снова под его стопами хрустнул песок.

— Конечно, способ есть, — ответил варвар больше чтобы придать храбрости своей спутнице. — И не на таких находился.

Увидев на полу Ледогнь, лезвие которого снова распрямилось, кумбериец нагнулся, чтобы поднять свое оружие. Поможет ему это или нет, но он встретит своего врага с мечом в руке!

Шоккот снова насмешливо засверкал глазами, даже не трогаясь с места. Пробежавшись взглядом по каменной фигуре, кумбериец заметил, что камень его стоп местами растворился, а местами стал похож на хрупкую ноздреватую пемзу. Так вот что за песок хрустел на полу!

Внимательно приглядевшись, Кутар понял, что самое губительное воздействие на тело Шоккота оказывает ядовито-зеленая жидкость с запахом, напоминающим вонь давно не чищеной выгребной ямы. Он неуязвим для заколдованной стали — пусть так, зато его можно победить другим оружием!

Взгляд кумберийца торопливо заметался вокруг. Здесь все было разбито и переломано: сперва постарались жители поселка, вымещающие на чародее свою злобу и страх, остальное довершил он сам, удирая от демона. Неужели ничего не осталось? Двалка с боевым молотом!

Похоже, его мольбы оказались услышаны. На расстоянии вытянутой руки Кутара оказался шкафчик встроенный в стены и, самое главное, оставшийся нетронутым. Варвар подскочил к нему, рывком распахнул дверцы. В шкафчике, как и везде, стояли разнообразные сосуды — как пустые так и содержащие всякие жидкости и порошки. На некоторых из них виднелись и надписи на непонятном языке.

Не теряя времени варвар принялся хватать один сосуд за другим и кидать его в своего противника.

Первой в него попала бутыль с красной жидкостью, что вызвало у Шоккота лишь новый взрыв издевательского хохота. Пробирка, доверху наполненная чем-то ярко-синим, даже не удостоилась внимания, но то, что последовало за тем, когда об голову каменного монстра разбился фиал с густой субстанцией лимонного цвета, ужаснуло даже варвара.

Раздался низкий вибрирующий звук, который становился все громче и громче. Каменные руки поднялись, хватаясь за голову, пытаясь удержать на месте выпадающие глаза. Лицо Шоккота крошилось, рассыпаясь мелким песком.

В ответ раздался еще один вопль. Это Стефания неистово заверещала от радости.

— Ах так! Вот тебе, вот тебе, мерзкий демон!

Она подскочила к шкафчику и принялась его проворно опустошать, кидая его содержимое в умирающего Шоккота.

Разноцветные жидкости ручьями стекали по крошащейся и тающей под их воздействием каменной голове, к сводчатому потолку потянулись струйки серого тумана. Истукан содрогался и выл, испытывая страшнейшие мучения. У него уже не было глаз и носа, сквозь остатки камня виднелось что-то, напоминающее мозг. Из дыры, в которую превратился рот статуи, раздавались затихающие стоны. Из последних сил Шоккот сделал два шага по направлению к своим противникам. Но по дороге он угодил в ядовито-зеленую лужу. Ноги его подломились, и остатки каменного монстра рухнули на пол, едва не обрушив остатки верхнего этажа башни.

Подбежав к Кутару, девушка, восхищенно глядя на того, кто за такое короткое время вторично спас ее, вложила свою ладошку в его мощную мускулистую руку.

— Я думала, ничто на свете не может одолеть его! Но ты понял этот секрет. Наверно, ты мудрец?

— Нет, девушка, — довольно ухмыльнулся польщенный варвар. — Я Кутар из Грондель-фьорда, наемник, который зарабатывает на жизнь своим мечом. Будем считать, что ты ненадолго наняла меня.

— Но у меня нет денег, — еле слышно прошептала Стефания. — Все, что было в доме, разграблено селянами.

— Об этом не беспокойся, — ответил Кутар, широко улыбаясь. — Придет время, и я возьму свою награду. А теперь давай-ка взглянем на этого твоего мага.

Зоккванор лежал на длинном столе неподвижный и бледный, словно не один год провел в полярных снегах. Седеющие волосы чуть растрепались, глаза были плотно закрыты. На лице застыло спокойное выражение, как будто лежащий человек спал и видел самые приятные сны. Пожар не оказал на него никакого действия, даже на простом белом хитоне не было ни одного пятнышка сажи.

Варвар коснулся холодной руки Зоккванора и поморщился.

— Он мертв. Посмотри сама, он не дышит. Если не веришь, положи руку ему на грудь, она совершенно неподвижна.

Кутар поднял Ледогнь, и поднес его светлый клинок вплотную к ноздрям мага.

— Смотри, сталь совершенно не затуманилась. С ним все кончено, Стефания.

Но девушка упрямо замотала головой.

— Он жив, говорю тебе. Это не смерть, а особый сон; его вызвали те же чары, с помощью которых Шоккот оказался здесь. Зоккванор много рассказывал мне о волшебстве такого рода.

Кутар вздохнул.

— Ну, если тебе нужен в качестве попутчика труп, я удовлетворю твою прихоть, но, клянусь рубиновыми ногтями на ногах Хастарты, только до того момента когда от него станет распространяться вонь.

С этими словами он поднял тело и без труда взвалил его на плечо. Чародей лежал как бревно, не шевелясь, как и положено мертвому. Кутар сделал Стефании знак спускаться первой, что та и сделала, по дороге осторожно перешагнув через останки каменного истукана.

На лестнице девушка развернулась и помогла Кутару спустить бесчувственного мага. Оказавшись внизу, варвар снова закинул его на плечо, будто мешок с тряпками.

Когда они спустились вниз, солнце уже почти скрылось за горизонтом, бросая на вечернее небо слабые красноватые отблески. Кутар озадачено покрутил головой и хмыкнул.

— Не представляю, как мы его повезем. Одного коня здесь явно маловато.

— Мы не можем его оставить! — воскликнула девушка. — Пока жизнь теплится в его теле, жива и я. И сам подумай, как же я буду принадлежать тебе, если умру?

— Если только сделать волокушу… — задумчиво произнес варвар.

— Так давай ее сделаем!

— Завтра, девушка, а сейчас мне надо перекусить и подремать. Сражения с демонами, знаешь ли, утомительное занятие.

— Если ты останешься здесь, — заявила упрямица выпрямившись и уперев руки в бока, — у тебя будет возможность продолжить его! Зоккванор очень предусмотрителен и не удивлюсь, если сюда явятся и другие демоны чтобы довершить то, что не удалось Шоккоту.

Кутар задумчиво посмотрел на лежащее у его ног бесчувственное тело, от души желая избавиться от него, так же, как недавно от каменного монстра. Будто прочтя его мысли, Стефания прошлась мимо него, соблазнительно покачивая бедрами. А вдруг она не лжет и со смертью колдуна не станет и этой симпатичной злючки?

— Если мы поторопимся, — настаивала девушка, — мы сможем тронуться в путь уже через пару часов. Здесь неподалеку есть поляна, где можно расположиться на отдых, а пока ты будешь мастерить волокушу, я приготовлю нам ужин.

— Ужин? Ты умеешь завоевать сердце мужчины! Если бы ты еще знала, где взять съестные припасы… Я рассчитывал пополнить их запас в той самой деревне, которую пришлось так спешно покинуть.

Не говоря ни слова Стефания направилась снова к горелым развалинам, туда, где еще недавно располагалась кладовая.

Она принялась рыться, что-то расчищая, что-то отбрасывая в сторону и наконец с победным видом продемонстрировала охапку кроличьих тушек, большую голову сыра и две большие буханки белого хлеба.

— В леднике продукты сохраняются свежими. Хорошо, что грабители не успели до него добраться.

Когда они расположились на поляне, Кутар вытащил кинжал и отрезал по ломтику сыра себе и Стефании.

— Тогда займись ужином, а я посмотрю, из чего можно соорудить волокушу.

Он срубил два молодых деревца, очистил их от веток и связал полосками коры так, чтоб они свисали с крупа Серко, раздвигаясь в стороны там, где будут волочиться по земле. Затем он закинул тело мага на шкуру, найденную Стефанией в развалинах.

Когда они поужинали, луна уже высоко стояла в ночном небе и на мир опустился мягкий сумрак. Привязав тело мага так, чтобы оно не упало с волокуши, варвар вскочил в седло, а затем протянул руку своей спутнице. Та уже привычно устроилась у него за спиной, обхватив за талию своими тонкими руками.

— А теперь куда ехать, девушка? Не забывай, нам надо на север.

— Эта лесная дорога именно туда и ведет.

По обе стороны от освещенной лунным светом узкой полоски утоптанной земли царил непроглядный мрак, ночные тени путались между собой, образуя причудливые и страшноватые узоры. Мощный боевой конь двигался неторопливым шагом, безропотно неся на себе тройную ношу. Ветер где-то в вершинах деревьев завывал и стонал множеством голосов, принося сладкие ароматы лесных трав и цветов, уснувших в ожидании следующего утра. В тишине слышалось негромкое постукивание железных подков и мелодичное позвякивание серебряных колец, украшающих сбрую Серко.

Кутар невольно задремал, слушая, как потертая кожа седла мерно поскрипывает под ним. Тепло прильнувшей к его спине девушки, которая тоже дремала, пристроив голову ему между лопаток, ее нежные руки, обхватывающие его талию, порождали удивительное ощущение уюта и безопасности.

Веки Кутара становились все тяжелее, он начал клевать носом, а затем уснул прямо в седле, опустив подбородок на обтянутую кольчугой грудь.

Он проснулся, повинуясь внезапно возникшей тревоге. Ощущение неясной тревоги заставило его открыть глаза и выпрямиться в седле. Стефания по-прежнему спала; ее голова все так же покоилась у него на спине.

Пока он спал, они уже выехали из леса. Сейчас впереди расстилалась широкая поросшая травой равнина. Прямо перед ним высилось около дюжины мраморных колонн, на некоторых из которых виднелись остатки обломанных, покрытых причудливыми рисунками, карнизов. Сквозь траву смутно белели и другие — разбитые, источенные временем, пострадавшие от разрушительного воздействия дождя и ветра. Судя по всему, когда-то здесь стояло громадное величественное строение.

Кутар вспомнил, что когда-то рассказывал ему Кылвыррен, придворный чародей Тора Домнуса, правителя Ургала. Много веков назад человечество отправилось к тем крошечным светящимся точкам на небе, которые были другими планетами. В том числе посетили они и ту, что зовется Зимля. Поэтому то там, то здесь можно встретить что-нибудь, построенное ими. Под морскими волнами, глубоко в земле или, как сейчас, в пустынном и заброшенном месте.

Варвар окончательно пробудился, испытывая сильнейшее недовольство собой. Размечтался подобно какой-нибудь придворной неженке! Переведя взгляд на темное полное звезд небо, он тихо рассмеялся при мысли как долго они, оказывается, спали, убаюканные ночной темнотой и мерным шагом коня. Но верный друг тоже заслужил отдых.

— Иди к тем колонам, Серко, — произнес варвар, ласково касаясь серебристой гривы. — Там мы и остановимся на отдых.

Повернувшись в седле, он осторожно обнял свою спутницу, не давая ей упасть. В лунном свете девушка казалась еще более прелестной, особенно в разодранной одежде, которая почти ничего не прикрывала, позволяя любоваться всеми ее прелестями. Но вместе с тем в этой девушке было нечто такое, что безошибочно давало понять, что она принадлежит к знатному роду.

Подумав об этом, Кутар неожиданно для себя прижал рот к ее губам. Так и не проснувшись окончательно, девушка ответила на поцелуй, а затем снова задремала, прильнув к своему спасителю и доверчиво положив голову на его грудь, обтянутую искусно сделанной кольчугой.

— Бродячая дикая кошечка, — задумчиво пробормотал варвар. — Интересно, кто ты на самом деле. Хотя не все ли равно?

Осторожно держа Стефанию на руках, он спустился с седла, а затем, положив свою драгоценную ношу на траву, расстелил на земле свой плащ, и завернул в него девушку.

Расседлав коня, Кутар пустил его свободно пастись, а волокушу с бесчувственным телом чародея прислонил к обломку мраморной колонны. Затем кумбериец улегся на траве рядом с треснувшей бесформенной глыбой и снова погрузился в сон.

Проснулся он оттого, что девушка испуганно трясла его за руку.

— Кутар, посмотри что там!

Моментально открыв глаза, он по многолетней много раз спасавшей его привычке, тут же положил руку на меч, обратив взор туда, куда указывал дрожащий палец Стефании.

Тело чародея испускало серебристый свет, рассеивая непроглядную черноту ночи. В клубящемся вокруг него серебристом тумане варвар заметил множество уродливых фигур, которые со всех сторон направлялись к их бесчувственному спутнику. Безобразные карлики, непристойно распухшие подобно утопленникам, лишенные волос, они с первого взгляда вызывали ужас и омерзение.

— Двалка! — яростно выкрикнул Кутар, рывком вскакивая на ноги.

Не теряя времени, он двинулся вперед, но злобные хобгобы — так назывались эти кошмарные существа — не обратили на него никакого внимания. Взгляды их выпученных пустых глаз были прикованы к Зоккванору, а когтистые руки со всех сторон тянулись к нему, чтобы разорвать в клочья.

Варвар издал грозный боевой клич и прыгнул вперед.

Ледогнь сверкнул, рассекая серебристый туман. Лезвие меча, до самой рукояти покрывшись ослепительно яркими искорками, погрузилось в череп одного из этих омерзительных созданий. Умирающий хобгоб пронзительно завизжал, остальные тут же уставились на варвара своими злобными выпученными глазами, а затем одновременно бросились на него, выставив вперед руки с длинными острыми когтями и явно намереваясь выцарапать глаза тому, кто посмел им помешать.

Меч поднимался и опускался в мощной руке варвара; кумбериец без устали махал своим заколдованным оружием подобно крестьянину, скашивающему траву. Во все стороны летели куски омерзительных уродливых тел и капли светящейся голубоватой крови. Но хобгобов становилось все больше и больше; целая толпа этих ужасных существ бросилась на него, горя жаждой убийства. Их когти скребли по железной кольчуге, оставляли кровавые полосы там, где ноги варвара не были прикрыты высокими сапогами и килтом из медвежьей шкуры. Казалось, смерть совершенно не страшит их; хобгобы бросались прямо на острую сталь, несмотря на то, что их убивало даже прикосновение к заколдованному оружию. Притронувшись к Ледогню, они умирали, падая на землю, колотясь в ужасных конвульсиях, испуская пронзительное хныканье. Заколдованный меч свистел в воздухе, играя для них песню смерти.

Стефания тоже проявила свою храбрость и воинственный характер. Увидев что какой-то хобгоб намеревается броситься Кутару на спину, девушка, моментально подскочив, схватила уродливое создание и, вцепившись в него своими острыми когтями, отбросила в сторону. Чуть развернувшись, варвар сделал стремительный выпад, и лезвие Ледогня вонзилось тому глубоко под ребра.

Наконец варвар расправился с последним из этих отвратительных карликов. Девушка стояла неподалеку, тяжело дыша. Там, где туман коснулся ее кожи, та сделалась влажной и липкой. Тело Зоккванора теперь выглядело расслабленным, будто этот человек ненадолго прилег отдохнуть.

— Боевой Молот Двалки! — выдохнул Кутар нагибаясь и несколько раз втыкая свое оружие в землю, чтобы очистить его лезвие. — Не знаешь, что это были за твари?

— Бесы из девяти преисподних, — ответила девушка. — Я видела, как Зоккванор раньше вызывал их, чтобы они исполняли его злую волю.

— Думаешь, он вызвал их чтобы те сделали то, что не удалось Шоккоту?

— Я в этом даже не сомневаюсь! Ему очень хочется обрести новую жизнь.

Взглянув на место недавнего сражения, девушка снова задрожала от недавно пережитого страха и прижалась к молодому великану в поисках защиты.

— Если бы им удалось убить Зоккванора, я тоже бы умерла, — жалобно простонала она, глядя в глаза могучему варвару. — Я уже дважды обязана тебе жизнью. Наверное, даже трижды. Шоккот убил бы меня, как и те люди на рыночной площади.

— Так ведь не убили, — смущенно пробормотал варвар, обнимая девушку одной рукой. — Светает, нам пора продолжать путь к Алкариону.

Но вместо того чтобы собираться в дорогу, Стефания подняла руки к спутанным темным волосам и внимательно огляделась, явно озадаченная валяющимися кругом громадными мраморными обломками. Вслед за этим девушка посмотрела вдаль, где справа расстилалась огромная равнина, а слева виднелся густой лес.

— Где мы?

— На пути к Алкариону, во всяком случае, я на это очень надеюсь, — проворчал варвар.

— Нет. — Стефания озадачено покачала головой. — Я никогда раньше не видела ни этих развалин, ни этой равнины. Это не дорога к Алкариону.

Варвар только нахмурился в ответ на эти слова.

— Прошлой ночью мы ехали именно по той дороге. Если только не… — Пораженный неожиданной мыслью, он повернул голову к Серко, который щипал сочную траву, пробивающуюся вокруг полукруглого обломка колонны. — Если, пока мы спали, Серко не побрел по другой тропе.

Стефания отошла в строну и, опустившись на колени, принялась возиться с ремнями седельной сумки. Повернув голову к варвару, она посмотрела на него.

— Так или иначе, но я голодна. Думаю, нам обоим следует поесть. Разведи мне костер, я поджарю мясо, а после еды мы тронемся в путь.

Некоторое время спустя они наслаждались едой, сидя на мраморной плите, которая когда-то была частью неведомого строения. Затем, греясь в лучах утреннего солнца, Кутар наблюдал за своей спутницей, которая шарила в его дорожном мешке, стараясь найти иголку и нитки чтобы хоть как-нибудь починить свою одежду.

— Моя туника порвана еще больше, — с улыбкой сказала девушка, встряхивая в руках лохмотья коричневой шерстяной ткани. — Если я не смогу ее зашить, стража может не пустить нас в город.

С этими словами она повернулась к нему спиной, держа в руках свою единственную одежду. Варвар пристально посмотрел на девушку, но в этот раз причиной этому были не ее прелести. Внимание Кутара снова привлекло странное родимое пятно, которое виднелось у нее внизу спины, прямо над левой ягодицей. Но Стефания присела на траву и таинственное пятно скрылось из вида. Вздохнув, Кутар поднялся на ноги и принялся собираться в дорогу.

Закончив работу и очень довольная результатом своих трудов, девушка облачилась в тунику и сделала несколько шагов к варвару. Тот сперва ничего не понял, а затем издал восхищенный свист. Девушка в ответ чуть присела в церемонном приветствии.

Ей удалось не просто починить свой наряд; девушка хитроумно изменила его фасон, собрав складки по бокам и увеличив вырез на груди. Волосы были тщательно расчесаны и убраны в простую элегантную прическу. Голова Стефании была высоко поднята, глаза сверкали. Чутье и жизненный опыт подсказали кумберийцу, что эта женщина просто жаждет услышать слова восхищения.

— Ты выглядишь еще красивей, — произнес он. — Когда я тебя увидел в первый раз, ты больше походила на девчонку-сорванца, а теперь ни дать ни взять, важная дама, которая отправилась на поиски любовных приключений.

С довольным смехом девушка подбежала к варвару, обвила ему руками шею и прижала свои губы к его губам. Кутар обхватил ее своими мощными мускулистыми руками и оторвал от земли.

— Ты мне нравишься, — рассмеялась она, когда он отпустил ее. — Ты словно большой ручной медведь. С тобой я чувствую себя в безопасности.

— Что-то меня не радуют такие слова, девушка, — заворчал Кутар в притворном гневе, встряхивая гривой светлых волос. — Пожалуй, мне надо бросить тебя в высокую траву и насладиться тобой, пока ты не подумала, что сможешь взять надо мной верх.

С этими словами варвар снова поднял Стефанию, так что ее изящные ножки оторвались от земли. Девушка с громким смехом принялась вырываться, колотя кулачками по широкой груди Кутара, обтянутой кольчугой.

— Нет, нет, не сейчас! — взмолилась она, переводя дыхание.

Варвар не торопясь опустил ее на землю.

— Видишь, как мне легко справиться с тобой?

— Ну вот, — с легким осуждением в голосе ответила Стефания, оглядывая свою одежду и поправляя волосы. — Тунику придется снова зашивать и прическу всю растрепал.

— Такой ты мне нравишься гораздо больше, — ответил Кутар, разглядывая ее изящные руки и ноги и любуясь вырезом, который из-за недавней возни сделался еще глубже. — Такой вспыльчивой маленькой бродяжкой, лишенной всякой скромности. Во всяком случае, мне есть чем порадовать свои глаза, когда они устанут от жаркого солнца.

Заметив, что рука варвара начала движение, которое должно завершиться хлопком пониже спины, девушка ловко увернулась, показав Кутару язык. Тот довольно расхохотался, а затем забрался в седло и забросил позади себя девушку.

Серко сделал всего несколько шагов, как Стефания попросила его рассказать что-нибудь о себе.

— Ты говорил, что приехал с Грондель-фьорда, — начала она, обхватывая его голыми руками за талию, — но чем ты занимался после того как уехал из дому? И на что была похожа твоя родина? Твоя мать плакала, когда ты покинул ее? Какой была твоя мать? Я вот совсем не помню своей матери, ты знаешь это? И твой отец! Он был добрым человеком?

— Ты несешься с вопросами, как форель над донными камнями в горной речке у меня на родине. Как я могу ответить на них с той же быстротой, с какой ты их задаешь?

— А ты попробуй, — поддразнила его она.

— Мне было несколько дней от роду, когда меня выбросило на берег Грондель-фьорда в маленькой лодке, — начал Кутар. — Я помню своих приемных родителей — Элварда Вилобородого и его жену, светловолосую Гудрунну. Тот, кто заменил мне отца, был человеком суровым и решительным, хотя и довольно добрым, правда, на свой манер. Когда мне стукнуло двенадцать, он отвез меня в середине зимы в лес, дав только медвежью шкуру, чтобы та защищала меня от холода.

— Как ужасно! — ахнула Стефания.

— Такой обычай у нас в северных землях. Все не так сурово как тебе кажется; перед тем как отправить в лес, мальчиков учат охотиться и обращаться с оружием. Я мог бы посостязаться в стрельбе из лука с самыми лучшими из здешних лучников. Обращаться с мечом меня научил старый Свайрн — бывший наемник, который немало лет провел в южных краях. Я ему чем-то приглянулся, и он занимался со мной с большей охотой, чем с остальными.

— А что было дальше? Что с тобой произошло в лесу?

— Я убил трех волков, чтобы отнять у них их добычу, олененка. А потом развел костер, поджарил оленину, и хорошенько наелся. Затем пошел снег, и я устроил себе логово под стволом поваленного дерева. Думаю, любовь к скитаниям у меня в крови, — добавил Кутар с хриплым коротким смешком. — Любой на моем месте только бы и мечтал, как бы поскорее снова оказаться дома у теплого очага. Но только не я! Мне всегда хотелось забраться на самую высокую гору и посмотреть что там, куда нам, молодым, было запрещено даже приближаться.

Кутар глубоко вздохнул, его чуть расширенные глаза смотрели куда-то вдаль. Он снова переживал те мгновения, когда впервые устремился на поиски приключений — совсем еще юношей, почти мальчиком с луком за спиной и маленьким мечом на боку, с медвежьей шкурой для защиты от ветра и жаждой открытий в душе. Он снова слышал скрип снега под ногами, дуновение холодного ветра, дующего с гор. Его ноздри будто снова учуяли запах оленины, которая в мешке из шкуры того же олененка висела тогда у него на спине. Двалка-с-Боевым-Молотом! Какое это было славное время!

Но в этот момент что-то сильно тряхнуло его. Это Стефания, встревожившись, постаралась вернуть своего собеседника в настоящее время. Варвар ласково похлопал девушку по рукам.

— Я поднимался на горные вершины и смотрел с них на юг, где не было снега. Я думал, что когда-нибудь отправлюсь туда и стану великим воином, у меня будет слава и много золота. Подобным мечтам предаются многие в моем возрасте.

— И все же…

— На горе себе я повстречал ту жрицу.

Даже сейчас он видел ее перед собой: ее длинные черные волосы, развевающиеся на ветру вокруг прекрасного белого лица, ее гибкое тело, закутанное в шкуру гигантского медведя, которое качалось под сильными порывами северного ветра…

Она стояла, глядя спокойными серыми глазами, как он широким шагом поднимается по горной тропе там, где раньше никогда не ходил ни один из мальчишек.

Она была самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел.

В изумленных глазах юноши она прочла сильнейшее нескрываемое восхищение и неожиданно рассмеялась веселым радостным смехом, протягивая руки своему гостю. Руки оказались теплыми, несмотря на то, что до самых плеч были открыты морозному зимнему воздуху. Едва раздался ее голос, как сердце юного варвара запело, готовое в любой момент выпрыгнуть из груди.

— Никогда еще ко мне не приходил столь юный воин. Как же тебя зовут, и откуда ты?

Он все рассказал ей, непринужденно шагая рядом и втайне радуясь, что даже в своем юном возрасте почти одного роста со своей собеседницей.

Та слушала, слегка склонив голову и стараясь не упустить ни слова. Сейчас Кутар понимал, что она забавлялась в душе, но к этому веселью примешивалось и самое неподдельное восхищение.

— Значит, ты забрался туда, где живет Урсла, просто из любопытства? Не многие мальчики твоего возраста попытались бы совершить такое.

Они незаметно оказались в ее жилище — довольно большом доме, сложенном из тесаных бревен с островерхой крышей и двумя каменными каминами по обе стороны довольно просторного помещения. В обоих очагах горел огонь, дающий такое восхитительное тепло, что малолетний Кутар с радостью сбросил с плеч медвежью шкуру и притоптывал у камней очага, пока кожа у него не раскраснелась.

— Ты поужинаешь со мной, юный воин, — сказала Урсла. — И мы выпьем южного вина за твою смелость.

Со странным блеском в серых глазах она сняла брошь, которая удерживала полоску ткани на ее нежной шее.

— А вот это ты возьмешь с собой и потом покажешь сердитому Элварду Вилобородому, своему названному отцу, дабы он узнал какого храброго бычка вырастил и кто защитит его на старости лет.

Сидя за дубовым столом перед одним из очагов, они поели нежной оленины с овощами. Кутара переполняло мальчишеское любопытство.

— Я задал ничуть не меньше вопросов, чем ты, девушка, — рассмеялся он, снова переживая те далекие мгновения. — Я хотел знать, кто она такая, почему живет одна так высоко в горах, и почему у нее нет мужа. В те дни я был очень молод и глуп.

Урсла нежно улыбнулась не сводящему с нее глаз юноше, глядя ему в лицо поверх опустевших блюд с едой.

— Я жрица дебрей, юный Кутар. Сейчас по всему миру много таких как я — тех, кто скрывается в отдаленных местах, куда очень редко заходят люди. Мне прислуживают живущие в этих горах медведи, дикие орлы и ястребы. Даже снежные кролики являются ко мне, зная, что рядом со мной им не угрожает ни человек, ни зверь.

Кутар слушал и не переставал удивляться. Никто и никогда не рассказывал ему об Урсле, хотя судя по ее словам, Элвард Вилобородый был с ней знаком.

Урсла мягко улыбнулась.

— Мужчины тоже в иных случаях являются ко мне. — Она показала на встроенную у стены отгороженную постель, закрытую от горного холода занавесками.

— А зачем приходят мужчины? — спросил он с мальчишеской невинностью.

Женщина звонко рассмеялась, глубоким и мелодичным смехом.

— Не будь ты столь юн, я могла бы показать тебе, мальчик. Хотя должна сказать, что для своего возраста ты выглядишь совсем взрослым и очень красив… особенно твои светлые волосы и пронзительные голубые глаза… хотела бы я знать… Наверное, мы попробуем позже. А пока что не спрашивай и слушай, что я тебе расскажу. Так вот: кроме меня есть и другие жрицы, которые живут далеко отсюда, на юге. Одни из них бегают в лесах с оленями, другие — с волками. Есть и такие, что повелевают тиграми и львами.

— Мне б не хотелось жить так вот одному, — возразил Кутар, протянув руку к кожаной кружке с остатками подогретого вина.

— Да, несмотря на твое происхождение, в душе ты варвар.

— Ты знаешь о моем происхождении? — вскинулся Кутар. — Приемный отец рассказывал, что нашел меня на берегу, в лодке, которую вынесло волнами. Больше он и сам не знает.

— А ничего больше и нет… пока. Ты сам должен найти свою судьбу, юный Кутар. И часть той судьбы будет переплетена такой, как я, жрицей, на юге. Да! Ты отправишься на юг и будешь продавать свое воинское умение. Я вижу это столь же ясно, как вижу сейчас твое лицо.

— И что еще? — прошептал юноша.

— Войны и битвы, женщин, обнимающих тебя и соединяющих свои тела с твоим. Но не жди, что у тебя будут горы сокровищ. Это из-за меча, который будет висеть у тебя на бедре до тех пор, пока…

Урсла оборвала себя на полуслове и помотала головой. Ее серые глаза на миг расширились, в них появилась смутная тревога.

— Больше ничего. Пока больше ничего. Этот миг для меня проходит. Вот, выпей еще немного этого изысканного красного вина, ведь оно тебе так нравится.

Кутар жадно выпил ароматный нектар, по сравнению с которым все домашние напитки, которые изготовлялись в хозяйстве Элварда Вилобородого, казались просто собачьим пойлом. От вина щеки юного варвара раскраснелись, а в животе возникло приятное тепло, пробуждающее дремавшие до сих пор чувства.

Он восхищено уставился на сидевшую напротив него Урслу, впервые в жизни осознав, что перед ним привлекательная женщина, а сам он принадлежит к мужской половине человечества. Поймав его взгляд, жрица тихо рассмеялась:

— Так-так! Вижу, мальчик наконец становится мужчиной.

Поднявшись на ноги и ни на миг не отрывая взгляда огромных серых глаз от его лица, Урсла расчесала пальцами свои густые черные волосы и встряхнула головой. Длинные пряди тяжело упали, доставая ей почти до колен. В этот момент она показалась юному варвару настолько прекрасной, что сердце Кутара вдруг замерло, а потом забилось с бешеной скоростью…

— Что было дальше? — спросила Стефания, нетерпеливо встряхивая кумберийца и вырывая его из мира грез, в который тот погрузился, прервав свой рассказ.

— Знаешь, девушка, — наставительно произнес Кутар, — некоторые вещи не для того, чтобы о них рассказывать всем подряд. Их следует бережно хранить в своей памяти.

— Я знаю, она провела с тобой ночь! Она стала твоей первой женщиной, правда?

— Замолчи. Она была нежной, милой и доброй; такой я и буду ее помнить. Спустившись с горы, я попал на свои похороны. Все уже решили, что я погиб в когтях дикого зверя, и собирались сжечь мое деревянное изображение. Так принято успокаивать дух тех, кто не выдержал испытание. Но таких всегда находилось очень мало; люди Грондель-фьорда очень крепки духом и телом. Ну а те, кто вернулся, считаются уже не мальчиками, а мужчинами.

— А брошь, которую Урсла подарила тебе на память? — робко настаивала девушка. — Ты показал ее Элварду Вилобородому, да? Она заставила его поверить в то, что с тобой произошло?

Вопрос показался Кутару настолько глупым, что варвар некоторое время с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться. Ну почему женщины придают такое значение всяким пустякам!

Когда он спустился с горы, его распирала гордость: он не только выдержал нелегкое испытание, но и познал женщину. Не спеша приблизился он к дому своего приемного отца, ожидая услышать радостные восклицания, увидеть как мать, братья и сестры бросятся к нему на встречу. Но вместо этого хутор был пустым и безмолвным. Он ворвался в дом, стремительно пробежал через помещения для женщин, ожидая, что наверняка застанет Гудрунну и ее служанок за вязанием или шитьем, как это всегда было заведено по утрам.

Выйдя из дома, он изо всех сил крикнул, сложив руки рупором. Он собирался крикнуть снова, когда увидел на отдаленном мысу кучу хвороста и собравшихся вокруг нее всех обитателей хутора. Поняв, что те собираются делать, юный Кутар задрал голову к небу, он расхохотался как сумасшедший, а затем изо всех сил поспешил туда. Он успел за мгновение до того как Элвард Вилобородый смог коснуться горящим факелом сухого хвороста и прутьев.

Гудрунна увидела его первой и пронзительно закричала.

Элвард Вилобородый выразил свою радость хриплым ругательством, а затем бросился обнимать вновь обретенного приемного сына. Остальные стали обнимать мальчика, удивляясь тому, что он выглядел вовсе не истощенным и несчастным. Все наперебой спрашивали, почему он оставался в горах почти неделю, хотя мог бы подобно остальным вернуться на следующее утро? А может быть, его кормили там тролли или угощали вином лесные духи? Все радовались, что Кутар прошел это нелегкое испытание.

Юный варвар тоже шутил в ответ, рассказывал, как ему сперва было непривычно оказаться в одиночестве, как он подружился с семейством черных медведей. Краем глаза юный варвар заметил как при этих словах Элвард Вилобородый удивленно переглянулся с остальными взрослыми охотниками. Тогда он решил, что те восхищаются его отвагой.

Следующей ночью на хуторе устроили знатный пир; Кутара усадили на почетное место, справа от названного отца. Лишь позже, когда женщины отправились спать, он достал брошь и покрутил ее между пальцев, не решаясь сразу показать отцу.

— Где ты взял это, мальчик? — недовольно спросил Элвард Вилобородый.

— Получил в подарок от женщины по имени Урсла.

Элвард Вилобородый обеспокоено оглянулся через плечо, но Гудрунна уже ушла вместе со своими служанками. Помещение тускло освещалось мерцающими факелами, которые, догорая, гасли один за другим. Здесь не было никого кроме них двоих. Отец протянул руку взять брошь.

— Ты никому не скажешь, что провел те дни с ней?

— И ночи тоже! Урсла велела сказать, что когда весной ты отправишься в набег на юг, тебе надо взять меня с собой.

— Об этом я сам с ней потолкую, — проворчал Элвард Вилобородый, засовывая брошь в поясную суму. Чуть склонив голову набок, он посмотрел оценивающим взглядом на сына. А затем оскалил зубы в усмешке и хлопнул Кутара по плечу.

— Ты все хорошо сделал, мой мальчик. Я горжусь тобой.

По дороге к Алкариону варвар рассказал Стефании и о своем первом набеге, о взятой им добыче, и о том как его отец погиб, пронзенный стрелой, в городе, стоящем на побережье Соленого моря. Соратники увезли его тело в родные края, чтобы согласно обычаю устроить ему огненное погребение. Сам же Кутар остался на юге…

Так они и ехали — кумбериец, девушка, сидящая позади него и крепко обхватившая его руками, и бесчувственное тело мага Зоккванора, которое тряслось позади них на волокуше.

Однажды когда они остановились на отдых возле отвесной скалы, где на крутом склоне росли, изогнувшись под немыслимым углом маленькие чахлые деревья, Стефания вдруг принялась рассказывать Кутару о своем детстве, которое она провела с этим чародеем, о самых ранних своих воспоминаниях.

— Я вижу улицу, вымощенную булыжниками, — прошептала девушка, прижимаясь к мощному варвару и кладя голову ему на локоть. — Вижу пылающий факел, которым кто-то указывает на фургон, лошадь, запряженную в него. Вижу лицо, очень красивое, россыпь жгуче-черных волос. Эта женщина поднимает меня и передает кому-то.

Стефания прервала себя и зябко передернула плечами.

— После этого я ничего не помню.

— Тогда рассказывай, что помнишь.

— Я с самых малых лет жила в доме Зоккванора и много времени проводила с ним в примыкавшей к дому каменной башне, ты видел ее остатки. Помню, я была так мала, что едва умела говорить и передвигать свои крохотные детские ножки. Но тем не менее он заставлял меня брать с полок и приносить ему различные сосуды, необходимые для магических занятий. Помню, что должна была безошибочно знать, как называется каждый из этих предметов. Чародей бил меня всякий раз, когда я случайно что-то роняла; это очень быстро научило меня осторожности с его колдовской собственностью.

Как и всякому ребенку, мне очень хотелось играть, но удавалось это довольно редко. Помню, у меня была тряпичная кукла, с которой я шепталась по ночам, когда гасили свечи и я с головой накрывалась одеялом.

Замолчав, Стефания уставилась невидящим взором на языки пламени.

— Тогда я считала Зоккванора своим отцом. Он обучал меня по своим книгам читать и писать, а также нанимал женщин, чтобы те преподавали мне придворные манеры, будто высокородному ребенку, который когда-нибудь станет жить во дворце. Я так и не поняла, что побуждало его тратить столько денег на мое образование. Даже сейчас меня это удивляет.

Девушка замолчала, а когда ее голова тяжело опустилась Кутару на плечо, он понял, что его спутница уснула. Прикрыв ее попоной Серко, он устроился рядом на земле, завернувшись в свой плащ из медвежьей шкуры.

Три дня они медленно ехали на север к Алкариону. Кумбериец не особенно спешил; ему очень пришлось даже по душе общество девушки и особенно ее счастливый смех. В конце концов они прибыли куда-то в Фалкар, хотя этот край вполне мог оказаться и Маккадонией. В дикой местности не было ни одного человека, который мог бы ответить на этот вопрос заблудившимся путешественникам. Денег здесь не требовалось; когда возникала надобность в пище, Кутар отправлялся на охоту с роговым луком и неизменно приносил то жирного оленя, то нескольких зайцев.

Они пересекли холмистое плато, поросшее высокой травой, затем несколько каменистых долин, где не росло ни одной травинки.

Алкарион должен быть где-то на севере, но вот что находилось на востоке и на западе, Кутар не смог бы сказать при всем желании. Он не особенно и стремился закончить путешествие. Сейчас бесстрашному варвару было вполне достаточно перестука конских копыт и обнимающих его сзади теплых девичьих рук.

Вскоре ущелья стали им попадаться гораздо чаще, а затем дорога ощутимо пошла на подъем. Они ехали между холмами, где, судя по всему, когда-то разыгралось грандиозное сражение. Тут и там валялось выпавшее из чьей-то мертвой руки ржавое оружие, под кустами белели конские черепа и какие-то непонятные предметы.

— Должно быть, раньше здесь ходили караваны, — задумчиво произнес варвар. — Стало быть, это дорога на север из Фалкара в Маккадонию и Сибарос. А если так…

Его рука сама выхватила из ножен Ледогнь.

— Если так, — продолжил Кутар, выставляя заколдованный меч перед собой, — то здесь вполне могут оказаться разбойники, которые сочтут спящего мага достаточным поводом, чтобы напасть на нас.

— Кутар, с ним ничего не должно случиться!

— Ничего и не случится. Не волнуйся, девушка, я сумею тебя защитить.

На пятый день путешествия, варвар заметил трех всадников в кольчугах перегородивших ему дорогу. В руках у незнакомцев были копья, а на грубых немытых физиономиях расплывались широкие ухмылки. При виде меча в руках Кутара в глазах у них вспыхнула жадность, а когда они посмотрели на Стефанию — неприкрытое вожделение.

— Стойте и заплатите дань Торкалу Маху из Равен-Гарда, владетелю ущелья Гиролуа и всех этих земель! — крикнул один из них.

Второй приготовился метнуть копье, явно предпочитая не тратить время на пустые слова.

 

Глава третья

Будь Кутар один, он даже обрадовался бы возможности немного размять кости. Он бы как вихрь налетел на этих разбойников, расшвыряв их, будто те держали к руках лишь жалкие щепки.

Но теперь ему приходилось думать еще и о Стефании, и о теле мага на волокуше. Поэтому, покраснев от тщательно сдерживаемого гнева, Кутар слегка тронул Серко носком сапога направляя его вперед и держа руку на рукояти Ледогня, на случай если вежливые слова не помогут.

— Попустите нас, — нарочито мирно обратился он к этой троице. — Мы бедные путешественники, едем в Алкарион.

— Вы только посмотрите на этого остолопа! — расхохотался верзила, с выбивающимися из-под шлема густыми желтыми волосами. — Алкарион дальше к западу, дурак! А теперь отдавай мне оружие и коня. Он пришелся мне по душе.

— Будь по-твоему, Ксенсис! — отозвался второй. — А мне вот приглянулся меч!

— Тогда мне отдавайте девку! — со смехом подхватил третий.

— Спрыгивай с коня, — приказал Кутар, оборачиваясь к своей спутнице. — Я не смогу драться, если ты будешь цепляться за меня. Я сейчас разделаюсь с ними и приеду за тобой.

Раздалось тихое подавленное рыдание, а затем теплые руки разжались и отпустили его. Уголком глаза Кутар заметил, что девушка убегает прочь. Один из разбойников издал недовольный крик при виде того, как ускользает его добыча и, забыв про варвара, вонзил шпоры в бока своего коня. Но при этом он забыл, что для того чтобы начать преследовать убегающую девушку, нужно сначала проскакать мимо кумберийца…

Мощный боевой конь со всего размаха врезался в более мелкого коня одного из разбойников. В то же мгновение вороненая сталь Ледогня глубоко погрузилась в тело всадника, легко, будто бумагу разрубая его доспехи. Издав невнятный булькающий звук и раскинув руки, тот, кто еще недавно с вожделением взирал на девушку, свалился на сухую каменистую землю.

Издав громкий боевой клич, варвар выдернул свое оружие из тела врага и собрался напасть на оставшихся двоих, но внезапно раздался отчаянный крик Стефании. К ней с другой стороны летела целая орда всадников.

Кутар взмахнул мечом, отбивая в сторону копье одного из подлетевших к нему разбойников, но, отвлеченный криком, сделал это недостаточно быстро. Острый металлический наконечник прочертил кровавую борозду на его голом бедре, разорвав килт из медвежьей шкуры. Взревев от боли и ярости, варвар рубанул мечом вбок, отсекая голову разбойника от тела. Та отлетела еще раньше, чем сталь Ледогня стукнула о пластинчатую кольчугу.

Подняв меч, Кутар начал бешеный танец смерти. Кругом были враги, Ледогнь рвался вперед, желая вдосталь напиться их крови. Наконец мускулистая рука варвара ощутила усталость и после каждого удара поднималась чуть медленнее… Конечно, будь он сейчас один, самым разумным было бы прорваться сквозь толпу нападавших и спастись бегством. Но сейчас не он не мог оставить Стефанию во власти этих разбойников.

Вокруг мелькали перекошенные злобой лица, слышались яростные крики, рука, вооруженная Ледогнем, будто наделенная своей собственной волей, отражала удары мечей, копий и топоров, в свою очередь разя нападающих… Но неожиданно что-то острое ударило Кутару в живот. Покрытый своей и чужой кровью, варвар бессильно опустил руку и обмяк в седле, подобно тряпичной кукле, которой много лет назад играла Стефания.

Сквозь покрывающую все вокруг темную пелену варвар почувствовал, что какие-то руки стащили его с седла и бросили наземь. Он не сопротивлялся, в глубине души даже радуясь возможности немного передохнуть. Над ним раздавались какие-то голоса, но Кутар не вслушивался в смысл этих слов.

— О, Гортол, повелитель богов! — с восхищением и ужасом выдохнул кто-то.

— Пятнадцать убитых, а серьезно раненых несколько десятков, и все это сделал один человек!

— Как жаль, что он не один из нас. Хотелось бы мне такого товарища по оружию.

— К колышкам его. Приказ Торкал Маха.

— Жаль. Таких надо спасать.

Из небытия появились чьи-то пальцы и стащили с Кутара килт, сапоги, а затем пластинчатую кольчугу и кожаный поддоспешник.

Оставшись в одной набедренной повязке, Кутар был крепко привязан кожаными ремнями к вогнанным в землю деревянным кольям.

Он ощутил на своей коже лучи заходящего солнца и следующий за ними прохладный ночной ветер, дующий с пологих склонов гор.

Некоторое время спустя Кутар смог открыть глаза. Перед ним было темнеющее вечернее небо, оно медленно и безостановочно кружилось. Ожили и другие ощущения: варвар почувствовал горячее жжение, пробегающее по бедру и икре, слабость в пояснице и пульсирующую боль в затылке. Он попытался пошевелиться, но не смог. Ремни туго стягивали ему запястья и голени.

Перед глазами Кутара, закрывая собой почти все небо, возникло какое-то незнакомое лицо. Приглядевшись, варвар понял, что над ним склонился черноволосый мужчина, одетый в красный бархатный килт.

— Я — Торкал Мах, — важно произнес тот. — Ты убил моих воинов.

Если бы у варвара оставалось хоть немного сил, он бы ответил плевком в эту отвратительную физиономию. Но из пересохшего горла раздалось лишь слабое хрипение. Этот звук заставил тонкие красные губы главаря разбойников изогнуться в улыбке.

— Оставляю тебя здесь на съедение крысам. В этих ущельях их водится очень много. Крысы очищают эту дорогу от падали, поэтому мы их не трогаем. А сегодня крысам достанется кое-что получше. Сегодня тебе удалось меня рассердить, и ты горько пожалеешь о своей строптивости, Кутар из Кумберии!

Повернув голову, варвар заметил, что к Торкалу Маху подбежал какой-то человек с кувшином.

— Здесь мед, которым тебя намажут, чтобы подсластить сегодняшнее угощение для крыс, — продолжил тот с омерзительной ухмылкой. — Крысы будут наслаждаться ужином, а я буду наслаждаться твоей девчонкой, слушая, как ты скулишь и молишь о пощаде. Мы все проведем веселую ночку. Что ты на это скажешь?

— Воды! — неистово заорал Кутар, собрав последние силы. — Чтоб демоны десяти преисподних вечно жарили вас на сковородке! Чтоб вас утопили в нечистотах!

В ответ раздался смех полусотни глоток.

— Дайте ему воды, кто-нибудь, — крикнул кто-то. — Он это заслужил.

— Нет… погодите! Пускай попросит как следует.

К Кутару широким шагом подошел Торкал Мах, неся кувшин и полный мех воды. Нарочно став так, чтобы пленник мог его видеть, он налил воду в кувшин и поставил так, чтобы, вытянув одну из привязанных к колышку рук, тот всего лишь на дюйм не доставал до кувшина.

Некоторое время варвар корчился, изо всех сил пытаясь потянуться и вызывая бешеный смех разбойников.

— Благодарю, ты мне подал удачную мысль, — произнес, вдоволь отсмеявшись, Торкал Мах. — Сам бы я не додумался до такой утонченной жестокости. Умирать от жажды, когда рядом стоит кувшин с водой, будет для тебя намного мучительнее. Счастливо оставаться, варвар!

Услышав скрип седел и звон металла, Кутар догадался, что разбойники вскочили на коней, а жалобный крик Стефании — что они увозят ее с собой. Изрыгая проклятия, варвар напрягал мускулы своих могущих рук, силясь порвать ремни или хотя бы расшатать колья, к которым был привязан, но тщетно. Он продолжил свои попытки молча чтобы дать отдых пересохшему горлу.

Утомившись, кумбериец лежал и смотрел как на вершинах скал над ним собираются тени. Вскоре он увидел как яркая голубизна неба постепенно превращается в темно-фиолетовую. Солнце садилось на западе, там, где далеко отсюда плещется Соленое море. Раздалось негромкое шуршание, которое могло означать только одно: сюда, привлеченные запахом пищи, направляются крысы.

Первой на дорогу выскочила большая серая крыса, она села прямо напротив привязанного человека и уставилась на него. Вскоре к ней присоединились и другие, так же молча любуясь роскошным угощением, которого хватит на всех крыс ущелья Гиролуа.

Одна из крыс не смогла больше ждать. Она выбежала вперед и вцепилась зубами в ногу беспомощного человека. Кутар только и мог что издать гневный возглас, когда почувствовал, как в его тело впились острые крысиные зубы. Повернув голову влево, он увидел, что к первой крысе собираются присоединиться еще три. Остальные тоже были готовы приступить к трапезе. Скорее всего, длиннохвостым обитательницам этих мест не впервой находить такие «подарки», а для разбойников это, похоже, был излюбленный способ расправы с самыми строптивыми пленниками.

Несколько крыс запрыгнули ему на грудь и принялись пировать объедками, которыми закидали его разбойники, прежде чем удалиться. Самые смелые уже вонзили зубы в его тело и путы. Варвар сперва думал, что сможет дождаться, когда острые крысиные зубы перегрызут стягивающие его ремни, но хвостатые разбойницы, должно быть, находили его тело гораздо более лакомой пищей. Теперь они серым ковром покрывали его полностью, возясь и вырывая кусочки кровавой трепещущей плоти. Варвар, испуская стоны и проклятия, отчаянно дергался, пытаясь освободиться, но ремни, которыми его руки и ноги были прикручены к колышкам, были все так же прочны. Боль становилась все сильней, все мучительней. Еще немного — и от него останется лишь обглоданный скелет… Останется, если он и дальше будет бездействовать.

Повернув голову в другую строну, Кутар заметил, что глиняный кувшин с водой все еще стоит там, где его оставил предводитель разбойников. К кувшину подкрадывалась большая жирная крыса. Она собиралась выпить его воду! Потеряв голову от ярости, варвар испустил оглушительный крик. Шарахнувшись в сторону, крыса опрокинула кувшин. Тот упал на бок, и, пролив всю воду на каменистую землю, откатился к самой руке Кутара. Тот не теряя времени, схватил хрупкий глиняный сосуд за горлышко, изо всех сил грохнул им оземь. Теперь в ослабевших пальцах кумберийца был острый осколок из обожженной глины.

Согнув пальцы, варвар с радостью обнаружил, что может поднести заостренный край осколка к ремешкам, держащим его левое запястье. С огромным трудом, вздрагивая от каждого нового укуса, он принялся перепиливать ремень. Он упорно водил своим инструментом взад и вперед, больше всего опасаясь, что осколок может выпасть у него из руки или что он сам потеряет сознание от потери крови и палящего солнца.

Наконец с громким хлопком кожаный ремень лопнул. Освободив руку, Кутар согнал со своей груди пировавших там крыс, которые с писком разбежались кто куда. Еще некоторое время ушло на то, чтобы избавиться от остальных ремней. Варвар с огромным трудом поднялся на ноги и с изумлением и ужасом оглядел свое кровоточащее тело, покрытое объедками и многочисленными ранами от крысиных зубов. Боль была сильной, но не она тревожила привыкшего к всевозможным лишениям варвара. Гораздо большие мучения ему причиняли мысли о том, что он потерял свое заколдованное оружие, верного боевого коня и девушку, которая пришлась ему по душе. Повернувшись в ту строну, куда ускакали разбойники, Кутар с трудом подавил желание немедленно броситься за ними в погоню. Нет, сперва он должен восстановить силы, а перед этим смыть с себя следы жестокой забавы разбойников и раздобыть хоть какую-то одежду, которая бы защищала его от палящих солнечных лучей и холодного ветра.

Кутар зашагал по дороге. Его босые ноги бесшумно ступали по сухой каменистой земле. Вдали послышался заунывный вой, который ясно говорил о том, что где-то неподалеку вышла на охоту волчья стая. Губы варвара искривились в мрачной улыбке. Давно ему не приходилось ощущать себя настолько легкой добычей.

Тем временем настала ночь, зной сменился холодом, но для него, выросшего в суровых северных краях, это было достаточно терпимо.

Внезапно варвар поднял голову и подобно дикому зверю принюхался, стараясь уловить, какие запахи приносит с собой ночной ветер. Верно, он не ошибся! Дикие звери способны учуять воду.

За стоявшим неподалеку скалистым гребнем Кутар расслышал плеск воды и звуки, которые издает зверь, торопливо лакая прохладную живительную влагу. Затем до него донесся и слабый запах воды вперемежку с вонью мокрой волчьей шкуры. Если бы он сейчас ехал верхом или был обут в сапоги, то скорее всего, прошел бы мимо, ничего не заметив. Но пробираться босиком — это совсем другое дело.

Кутар свернул с дороги и перелез через нагромождения острых гранитных валунов. Взгляду его предстало маленькое лесное озеро. На его берегу стоял олень, наклонив к воде рогатую голову и создавая рябь на зеркальной поверхности воды.

Варвар перелез сперва на большой валун, а затем на камни поменьше, находящиеся у самой воды. Увидев его, олень перестал пить, а затем проворно отпрыгнул и умчался в темноту леса. Варвар бросился в озеро с головой. Холодная вода придала ему бодрости, очистив от крови и остатков разбойничьей трапезы. Некоторое время Кутар, забыв обо всем на свете, плавал в темной холодной воде, наслаждаясь ее прохладой. Это озеро так напомнило ему другие, находящиеся в далеких северных краях, где он провел детство и в ледяной воде которых учился плавать.

Наконец варвар вылез из воды и устроился на плоском каменном уступе. Некоторые из порезов и ранок, нанесенных крысиными зубами, еще кровоточили, но все равно Кутар чувствовал, что силы возвращаются к нему. Теперь ему требовалось раздобыть оружие.

Подумав об этом, он через лес направился снова к дороге. Он широко шагал с гордо поднятой головой, как будто находился на городской улице, а не в диком краю, безоружный и лишенный одежды. Слыша волчий вой, который раздавался все ближе и ближе, варвар с глухим ворчанием непроизвольно сжимал свою мощную руку. Как бы ему хотелось сейчас ощутить в ней эфес Ледогня!

Он перешел на быстрый шаг, а затем побежал. Но волки были все ближе и ближе к нему. Теперь он бежал так быстро, что далеко не всякий олень смог бы обогнать быстроногого варвара. Нет, волки его не страшили, как и всякое живое существо, с которым можно сразиться и одолеть в бою. Но сейчас, когда он только восстановил силы и ему предстояло вернуть то, что было отнято у него разбойниками, встречи с волчьей стаей хотелось бы избежать. Варвар выбежал на дорогу. Впереди темнели, четко вырисовываясь на горизонте, другие горы, покрытые лесом. Собрав все силы, Кутар устремился вперед.

Но один из волков уже выскочил на дорогу позади него и завыл, подзывая остальную стаю. Кутар повернулся к нему, но вслед за первым волком из темноты показался второй, а вскоре к варвару подбиралось не менее двух десятков серых разбойников. Варвар перевел взгляд на обочину дороги, надеясь увидеть там острые камни, которые могли бы послужить ему оружием.

Но здесь было слишком далеко от каменной гряды, и на обочине дороги не валялось ни одного камня. Он заметил уходящий вдаль поросший травой пологий склон. Значит, единственное, на что он может рассчитывать — это сила и ловкость. Маловато даже для того, чтобы победить одного или двух волков, но, по крайней мере, он погибнет в бою, а не примет медленную мучительную смерть, которую ему уготовал Торкал Мах.

Издав грозное рычание, варвар встал, ожидая своих преследователей. И тут же первый волк прыгнул на него. Изловчившись, кумбериец одной рукой схватил зверя за горло, а другой за заднюю лапу. Затем, размахнувшись отчаянно взвывшим зверем, он обрушил его тело туда, где светились красные глаза другого волка, который только собирался прыгнуть. Кутар ощутил, как острые зубы разодрали ему предплечье, впились в ногу. Своими мощными руками он сумел поймать двух серых разбойников и задушить их. Но волков было много, слишком много…

— Брось их, — неожиданно раздался чей-то голос из темноты.

В полнейшем удивлении Кутар разжал руки.

Шагах в двадцати от него стояла женщина, с изумлением глядящая на кумберийца. Она что-то тихо сказала и волчья стая послушно отпустила свою добычу. Отойдя на десяток шагов, волки уселись, не сводя глаз со своей повелительницы и пуская голодные слюни.

— Кто ты? — хрипло произнес Кутар.

Вместо ответа женщина сделала легкий жест рукой. Теперь варвар смог разглядеть ее как следует. Тело ее окутывала волчья шкура, из-под которой проглядывал подол льняной рубашки, обувь тоже была из шкуры волка, волчья голова покрывала голову незнакомки вместо капюшона. Из-под него виднелись черные, как ночь, волосы. Кутар не смог бы ответить, была эта женщина старой или молодой, красивой или, наоборот, безобразной. Он стоял, не сводя взгляда с ее сверкающих зеленых чуть раскосых глаз и большого рта, который в ночной темноте выглядел, будто испачканный соком лиловых фруктов.

— Я — Лупалина, повелительница волков, — гордо произнесла женщина.

Кутар зажмурился и помотал головой, отгоняя непрошеные воспоминания.

Перед глазами его снова встала Урсла из медвежьего народа, в хижине которой на горе он был таким желанным гостем.

— Значит, это ты остановила их, — пробурчал он. — Благодарю.

— Так значит, это тебя схватил Торкал Мах и привязал к кольям, оставив на съедение крысам, — произнесла женщина, смерив его задумчивым взглядом. — Как тебе удалось спастись?

Кутар принялся рассказывать, разглядывая свою собеседницу. В руке повелительница волков держала копье, на поясе у нее висели кожаная праща и сумка с камнями для нее. Кутару стало любопытно, насколько хорошо она умеет действовать этим оружием.

Когда он закончил, Лупалина спросила:

— Ты говоришь, эту девушку, Стефанию, Торкал Мах забрал в свою крепость?

— Вместе с моим мечом, Ледогнем. Я иду вернуть их обоих.

— Один? — насмешливо подняла брови Лупалина. — И голый?

— Я в силах справиться с этим, — прорычал Кутар, ощутивший укол уязвленного самолюбия. — И кроме того, у меня забрали амулет, который я должен доставить регенту Фалкара.

В ее зеленых глазах промелькнуло, что-то близкое к удивлению.

— Что за амулет? И почему Темасу Херклару?

Варвар небрежно пожал широкими плечами.

— Я не спрашивал ни куда, ни почему. Мне заплатили, чтобы я доставил эту вещь по назначению, а я всегда честен со своими нанимателями!

Лупалина внимательно слушала его, опершись о древко копья.

— Возможно, я смогу помочь тебе, — сказала она наконец. — Во всяком случае, в моих силах позаботиться о твоих ранах. Здоровым тебе будет легче справиться с Торкалом Махом.

— Еще мне не помешает плащ, чтобы защититься от ветра и холода.

Лупалина рассмеялась, зажмурив глаза и откидывая голову назад.

— Насчет этого ты прав! Тогда прошу, идем в мое логово.

Свистнув волкам, она повернулась и быстро зашагала к лесу. Кутару пришлось бежать рядом с ней — сперва по обочине дороги, затем через луг поросший высокой травой, а затем по лесу, продираясь через кусты.

На опушке стояла хижина, сложенная из вывороченных кусков земли, покрытых травой и торчащими во все стороны корнями. Скрозь крохотное, затянутое промасленной бумагой окошко светился тусклый желтоватый огонек. Из дыры в крыше поднималась еле заметная струя дыма.

Лупалина открыла деревянную дверь и жестом пригласила Кутара войти:

— Не такой дом, о котором можно мечтать, но пока я готовлю план мести, мне вполне достаточно и этого.

Кутар приблизился к очагу и встал рядом с ним, наслаждаясь теплом. Женщина подошла к деревянному сундуку, стоящему в другом углу и, откинув крышку, принялась перебирать сваленную там одежду.

— Ты такой высокий и крупный, — задумчиво произнесла она. — Даже не знаю, найдется ли у меня что-то что будет тебе впору. Вот, примерь эти штаны, рубашка, скорее всего, не сойдется на тебе, но все-таки лучше, чем ничего. А этот меховой плащ согреет тебя.

Не отходя от очага Кутар, натянул на себя подаренную одежду. Тем временем Лупалина принялась готовить ужин. Она налила воды в висящий на крюке большой котел, положила туда мясо и крупно нарезанные овощи, после чего подкинула в очаг еще дров. Пока варево в котле булькало, исходя паром, женщина быстро замесила несколько буханок хлеба и поставила их печься на противень, изобретательно расположенный сбоку от очага.

— Есть и вино, — улыбнулась она своему гостю. — Не что-нибудь, а массимия из Маккадонии.

Наконец еда была готова и они устроились за грубо сколоченным деревянным столом. Предводительница волков задала варвару множество вопросов, на которые он старался отвечать, продолжая воздавать должное ее угощению.

Кутар во всех подробностях рассказал как разбойники под предводительством Зоккванора победили его, навалившись целой толпой, как оставили его, привязанного к кольям, на съедение крысам, которых сами развели в этих краях. Рассказал он и о своей чудаковатой спутнице, которая была убеждена, что если умрет старый маг, то умрет и она.

Женщина удивленно встряхнула головой, и ее длинные черные волосы ярко блеснули при свете пламени.

— Скажи, а нет ли у твоей Стефании приметного родимого пятна?

— Есть, — протянул Кутар, изумленно уставившись на Лупалину. — На спине, в самом низу с левой стороны.

— Насколько я понимаю, ваши пути очень тесно пересеклись, — заметила женщина, многозначительно поднимая тонкие брови.

— Вовсе нет, — проворчал Кутар, отчего-то смутившись. — Я встретил ее в Сфаноле, отбил у толпы, которая намеревалась с ней расправиться. Одежда у нее была изодрана, вот и увидел…

— Интересно будет повидать эту девушку, — ответила Лупалина, полуприкрыв глаза густыми черными ресницами. — Возможно, я с ней знакома… по давним временам.

Варвар тоже попытался расспросить любезную хозяйку, но не получил ни одного ответа. Повелительница волков лишь загадочно улыбалась. Затем она пообещала, что наутро проведет его к крепости, где Торкал Мах отсиживается со своими людьми в промежутки между набегами, и откуда он совершает вылазки в Фалкар и Маккадонию.

— Ты сейчас примерно в ста милях к востоку от Алкариона, — продолжала она, вставая из-за стола и собирая пустые тарелки. — Если мы сможем вернуть Стефанию, твой меч и амулет, я покажу тебе дорогу к городу, где правит Темас Херклар.

Затем она достала из сундука большую медвежью шкуру и одеяло.

— Ложись у очага, Кутар из Кумберии. Я же буду спать на своей кровати.

Сперва Кутар, несмотря на то, что день выдался более чем утомительным, не мог даже смокнуть глаз, а затем неожиданно провалился в глубокий сон. Он снова был в северных краях, среди высоких скал, в доме жрицы Урслы. Он рассказывал ей о Лупалине, а женщина-медведь говорила ему, что надо непременно рассказать повелительнице волков, что тогда на севере он находился под ее защитой и покровительством.

Утром Кутар рассказал об Урсле. Женщина-волк внимательно слушала, расчесывая свои густые черные волосы. Когда варвар закончил свой рассказ, она уже заплела их в две толстые косы, достающие ей до самых бедер.

— Я не всегда была женщиной, живущей с волками, — принялась она рассказывать в свою очередь. — Много лет назад я жила в Алкарионе. — Она улыбнулась, заметив, что Кутар вздрогнул от удивления. — Да! В Алкарионе с его мраморными улицами, там я была другом и наперсницей Темаса Херклара.

Немного помолчав, она продолжала:

— В Алкарионе жили двое чародеев, моих сотоварищей по магии. Да, мы все трое были придворными магами регента. — С этими словами женщина отвела глаза в сторону, будто не желая, чтобы Кутар прочел ее истинные мысли. — Я могу не только повелевать дикими зверями, я владею многими видами магии, но некромантия сейчас мне недоступна. Займись я ей, эти чародеи — их зовут Талкалид и Элвириом — сразу поймут, что я жива. До сих пор они считают меня умершей.

— А что они сделают, если узнают?

— Тогда они убьют меня, — ответила женщина, откладывая в сторону расческу и поворачиваясь к своему собеседнику. — Точнее, ту, кого знали под именем Самандра. Им очень не захочется, чтобы выплыло наружу то, что мне известно…

— И что же ты знаешь такое, что может грозить смертью? — переспросил Кутар.

— Их намерения. Талкалид и Элвириом задумали сами править Фалкаром. Разумеется, после того как сместят Темаса Херклара.

— Похоже, я начинаю понимать, — протянул Кутар с холодной улыбкой. — Амулет, который я должен доставить регенту, послужит защитой против их чар. Значит, мне нужно как можно скорее вырвать его из лап Торкал Маха.

Лупалина откинула за спину черные косы, и на ее загорелом обветренном лице появилась задумчивая улыбка.

Ярко-зеленые глаза уставились вдаль, будто женщина разглядывала что-то, видимое только ей одной.

— Тогда я отправлюсь с тобой. Мне надо свести счеты с Талкалидом и Элвириомом, а я очень не люблю оставаться в долгу.

Плавным изящным движением она приблизилась к стойке с оружием и взяла оттуда три легких метательных копья, застегнула на стройной талии кожаный пояс, на котором висел в ножнах кинжал с рукоятью, искусно выполненной в виде змеи. Немного подумав, она присоединила к нему пращу и сумку с камнями.

— Значит, сегодня мы нападем на Равен-Гард, — заметила она на удивление спокойно, будто хозяйка, сообщающая, что сегодня на ужин мясо и овощи.

— Клянусь Двалкой! — усмехнулся Кутар. — Мне нравится твой боевой дух! Но как мы сделаем это вдвоем? Даже если нам будет помогать волчья стая. Ведь, насколько я понял, Равен-Гард — это сильная крепость.

— Да, Кутар, очень сильная. Ее каменные стены втрое выше самого высокого человека. У нее лишь одни ворота, и те всегда на запоре. Хотя может быть, ты и прав, — добавила женщина и в глазах ее заиграли озорные огоньки. — Равен-Гард нам не по зубам. Давай останемся здесь и будем наслаждаться жизнью.

— Пожалуй, ты права, женщина, — так же шутливо отозвался Кутар.

Посмотрев друг на друга, они рассмеялись, а затем продолжили свои сборы. Откуда-то из угла появился меч на поясе, который едва сошелся на мощной фигуре варвара. Одежда была непривычной и к тому же трещала на нем по всем швам. Тело его жаждало ощутить привычную тяжесть кольчуги и кожаной рубахи под ней, бедрам было неуютно без килта из медвежьей шкуры.

— Пожалуй, после хорошего боя я останусь таким же голым, каким ты меня нашла, — заметил кумбериец.

Смеясь, они вышли на опушку, освещенную утренним солнцем. Лупалина подозвала своих волков, и вскоре к хижине прибежали крупные серые звери. Они уселись в ожидании, сверкая хищными глазами и свесив красные языки. Клыки, которые виднелись в их огромных пастях, походили на небольшие кинжалы. Кутар при мысли о том, что эти лесные чудовища нападали на него прошлой ночью, ощутил, как по спине пробежал холодок.

— Да, они будут хорошими помощниками в том деле, которое мы задумали, — проворчал он.

Женщина помчалась рысью, Кутар последовал за ней, стараясь не отстать. Волки бежали спереди от них, сзади и по обе стороны.

— Нам нужно придумать план, — заговорила женщина, не сбавляя шага. — Я не хочу жертвовать своей стаей, бросая ее на штурм крепости. В конце концов это волки, а не солдаты.

— Этого и не нужно делать. К крепости Торкала Маха ведет одна-единственная дорога. Рано или поздно разбойники соберутся устроить набег; мы подкараулим их на дороге — там, где высокие стены не будут защищать их.

— Неплохо! — одобрительно кивнула Лупалина с улыбкой, больше напоминающей волчий оскал. — А потом, переодевшись в их одежду, войдем в крепость и впустим волков. Мы славно поохотимся.

— А потом мне нужно будет поспешить в Алкарион, да и тебе, думаю, не терпится осуществить свой план мести. Пока что я молю богов лишь о том, чтобы подобраться к Торкал Маху на расстояние удара меча.

Когда солнце стояло в небе уже высоко, они спрятались за деревьями, наблюдая за крепостью, сами оставаясь невидимыми для дозорных на стене. Волки укрылись на краю леса, где ожидали зова своей повелительницы.

Много томительных часов провели они в засаде. Лупалина уже дважды намеревалась отложить эту затею на потом, и Кутару приходилось призвать все свое красноречие, чтобы удержать ее.

— Подумай, нас там ждет богатая добыча! Разбойники уже много лет складывают в кладовых Равен-Гарда награбленные сокровища. Ты сможешь выбрать себе все, что захочешь — золотые браслеты на руки, серебряные гребни для твоих роскошных волос. Тебя не интересуют украшения? Тогда подумай, сколько всего полезного для магических занятий ты сможешь купить на то золото, которое мы унесем из крепости. Эти твои Элвириом и Талкалид просто лопнут от зависти! Кстати, ты ведь не раздумала мстить им? Тогда прояви еще немного терпения!

Внезапно с южной стороны послышался шум множества голосов, в котором ясно различался женский плач и мужские голоса, полные самого безнадежного отчаяния. На горизонте появилась туча пыли, послышались лязг доспехов и стук копыт.

— Видишь, не зря мы потратили столько времени, — прошептал варвар, прячась за стволом толстого дерева.

Лупалина в ответ согласно кивнула.

— Но откуда эти жалобные стоны? И что там за плачущие женщины? — недоумевал Кутар.

— Скоро узнаем, — многозначительно произнесла женщина, проводя пальцами по рукояти своего кинжала.

Туча пыли приближалась. Теперь впереди можно было разглядеть шестерых всадников в кольчугах, которые медленно ехали на крупных боевых конях. Замыкали шествие пешие воины. Между конными и пешими плелось около двух десятков мужчин и женщин, закованных в цепи. Еще десятка три пленников шло рядом — крича, плача и пытаясь кого-то дозваться.

Из горла Лупалины послышалось глухое волчье рычание.

— Я знаю этих людей. Они из деревни Томиллур, которая стоит между Равен-Гардом и Танкаролом. Крестьяне, которые обрабатывали эту бесплодную землю. Чем они могли вызвать такой гнев этих разбойников? Хотя, рассказывают, что недавно крестьяне собрали отряд, который сумел дать отпор разбойникам Торкала Маха, которые пришли, чтобы забрать себе всех привлекательных женщин. Кстати, иногда они забирают и мужчин. Они им нужны, чтобы принести кому-то в жертву.

— Значит, Торкал Мах отправил своих людей, чтобы крестьяне забыли о непослушании, — заметил Кутар.

— Думаю, так оно и было, — растерянно произнесла женщина. — Но что мы теперь будем делать? Их гораздо больше, чем нас.

— Прикажи своим волкам быть наготове, — порычал варвар, чувствуя, что еще немного — и его охватит боевая ярость. — Сейчас я нападу на них.

— Один пеший воин на шестерых всадников?

— Трое умрут, прежде чем сообразят, что происходит, на оставшихся у меня тоже уйдет не так много времени.

— Что же, такое зрелище доставит мне большое удовольствие.

Они замерли за придорожными камнями. Волки припали к земле, готовясь прыгнуть вперед по знаку своей повелительницы. Отряд был уже совсем рядом. Теперь Кутар радовался, что разбойники ведут с собой целую толпу пленников: их стоны и рыдания не давали расслышать легкий шорох, который неизбежно издавали укрывшиеся в засаде. К тому же людям Торкал Маха было вовсе не до того, чтобы внимательно смотреть по сторонам.

Мощное мускулистое тело Кутара напряглось в ожидании, когда можно будет броситься вперед, дыхание стало глубоким и совершенно беззвучным, как случалось всякий раз, когда нужно было собраться с силами перед боем.

Выждав удобный момент, Кутар ринулся вперед. Он не стал издавать боевой клич, чтобы не предупреждать врагов о своем появлении. Как будто возникнув из небытия прямо перед одним из всадников, он левой рукой схватил его за горло, одновременно точным стремительным ударом меча пробил железную кольчугу и тело второго, достав до самого сердца. Выдернув окровавленный меч из тела разбойника, варвар выбросил из седла того, что отчаянно хватался за его руки, пытаясь освободить свое горло. Мгновение спустя с ним тоже было покончено.

Не теряя времени, Кутар проскочив под брюхом лошади, оставшейся без седока, подскочил к третьему и ударил снизу вверх, вонзив острую сталь в разбойничье брюхо. Умирая, всадник попытался достать мечом своего врага, но вместо этого бессильно завалился вперед.

Трое оставшихся всадников были бессильны что-либо предпринять; их лошади совершено обезумели, почуяв запах волков. Стая серых хищников дружно набросилась на пеших воинов, которые оказались захвачены врасплох этой неожиданной атакой. Почти никто из разбойников не успел даже вытащить оружие. Волки расправились со своей добычей еще быстрее, чем Кутар с тремя всадниками. Вскоре все они лежали в дорожной пыли, истекая кровью.

Один из троих всадников сумел совладать со своим конем и устремился было в сторону Равен-Гарда, чтобы поднять тревогу, но промелькнувшее в воздухе легкое метательное копье воткнулось ему в горло. Подняв меч, варвар развернулся к последнему всаднику.

— Оставь, этот тоже мой, — крикнула Лупалина, выбрасывая вперед руку и метко поражая кинжалом оставшегося разбойника. Перепуганная лошадь, мчалась, волоча за собой застрявшее в стременах тело.

Все это время пленники неподвижно стояли посреди дороги, уставившись на варвара с окровавленным мечом в руке и на женщину, которая обращается с волками как с охотничьими собаками. К полнейшему удивлению Кутара никто из них не выказал радости по поводу своего освобождения, никто не стал благодарить их с Лупалиной. Когда варвар приблизился к ним, намереваясь освободить от цепей, крестьяне в ужасе шарахнулись в сторону, а те, что не были закованы, бросились врассыпную.

Найдя ключ на поясе одного из убитых всадников, кумбериец отпер замки. Цепи со звоном упали на землю, но даже это не стерло угрюмого выражения с лиц крестьян.

— Зачем вы это сделали? — с упреком в голосе спросил их какой-то мужчина. — Торкал Мах заживо сожжет вас за это. И нам тоже из-за вас не поздоровится.

— Значит, остается только одно, — ответил варвар, дружески хлопнув его по плечу, — отправиться в крепость всем вместе и убить Торкал Маха.

Крестьяне отпрянули от него, словно от опасного безумца.

— Торкал Мах живет в большой крепости, — проскулила одна из женщин. — Никто и никогда не сможет его одолеть.

— Смотрите, вот лежат его люди, я одолел их, хотя их было намного больше, — гордо произнес Кутар. — Вы тоже сможете.

Но крестьяне продолжали толпиться на дороге подобно перепуганному стаду.

— Тогда подумайте вот о чем, — продолжал варвар, в глубине души проклиная их нерешительность и трусость. — Торкал Мах рано или поздно узнает о смерти своих людей, найдет их убитыми на дороге, которую считает своими владениями. Что он сделает дальше?

— Снова заявится к нам! — несмело произнес кто-то из задних рядов.

— Вот именно! — воскликнул кумбериец. — И если вы будете и дальше вести себя как скот, то его люди вас как скот и перережут, а перед этим еще вдоволь потешатся над вашими женами и дочерями. Поэтому единственный выход — заявиться к нему и покончить с этим ужасом раз и навсегда. Не бойтесь, все не так сложно. Четверо мужчин наденут доспехи всадников и поедут вместе со мной и Лупалиной, мужчины, которые знают хотя бы с какого конца браться за меч, наденут шлемы и кольчуги пеших воинов.

Крестьяне смущенно переглядывались друг с другом, не решаясь сделать ни шага. Кутар уже готов был высказать все, что думает о трусах, которые достойны лишь рабского ошейника, но повелительница волков неслышно подошла сзади и, улыбаясь, положила свою ладонь ему на руку.

— Вы все знаете меня, — заговорила она мягким, но настойчивым голосом. — Вижу, вы не спешите радоваться своему освобождению, но подумайте, от какой участи вы избавлены. Женщинам предстояло стать игрушками в руках этих безжалостных разбойников, мужчинам — быть принесенными в жертву злобному божеству, которому поклоняется Торкал Мах. Скажите мне, разве смерть в бою не будет чище и благороднее? Но я призываю вас не умирать, а уничтожить того, кто сделал вашу жизнь такой ужасной. Поверьте, другого выхода у вас нет. Или вы идете с нами в Равен-Гард, или…

Наконец на лицах многих крестьян появилось выражение угрюмой решимости. Некоторые двинулись к убитым всадникам и принялись снимать с них доспехи и оружие.

— Некоторым из вас придется снова надеть цепи, — продолжал кумбериец. — Они пройдут в крепость под видом пленников. Не беспокойтесь: они не будут заперты, вы в один момент сбросите их, когда будет нужно. Вам придется самим раздобыть себе оружие. Но, клянусь богами Туума, — в нем не будет недостатка! Оно будет в изобилии выпадать из рук мертвых разбойников. И помните — вы сражаетесь за свои семьи!

Вскоре, переодевшись и построившись в некое подобие прежнего порядка, они направились вперед. Женщина-волк ехала рядом с Кутаром во главе их маленького войска. Кутар заметил, что Лупалина держит наготове свои метательные копья, а к арсеналу на поясе добавила еще и меч.

За поворотом дороги они вдалеке увидели Равен-Гард.

 

Глава четвертая

Стоило крестьянам увидеть высокие каменные стены крепости и отблески света на стальных шлемах дозорных, обходящих стены, как с таким трудом достигнутая решимость снова уступила место страху. Ноги у всех заплетались; крестьяне еле тащились, подобно скоту, влекомому на бойню.

Кутар обернулся и грозно обвел взглядом маленький отряд.

— А ну, шагать веселей! Они нас уже заметили и если поймут, что мы не те, за кого себя выдаем, то перестреляют нас со стены как кроликов. Вперед и думайте о богатстве, которое ждет вас в крепости.

— Мои волки неподалеку, — добавила Лупалина, так же внимательно глядя на недавних пленников. — Как только начнется бой, они сразу присоединятся к нам.

— Скажи им, что тех, кто струсит и вздумает сбежать, они тоже могут загрызть, — нарочито громко ответил варвар.

Смирившись с тем, что им все равно придется воевать, крестьяне принялись со всем усердием исполнять то, что им было приказано. Женщины, на которых для вида надели цепи, начали причитать и горестно выть, пленники-мужчины всячески демонстрировали отчаяние, переодетые крестьяне приосанились и зашагали почти в ногу.

За стенами Равен-Гарда должно быть около сотни воинов, по силе и мастерству не немногим уступающим Кутару. Но варвар жаждал лишь одного: вернуть свой заколдованный меч Ледогнь. С ним он с легкостью победит любое количество врагов.

Часовые на стенах не обратили никакого внимания на приближающийся отряд. Самое обычное дело — вылазка, добыча и толпа пленников. К тому же надо быть полным безумцем, чтобы попытаться проникнуть в крепость средь бела дня и тем более такими небольшими силами.

Они беспрепятственно прошли через деревянные ворота и вошли во внутренний двор, вымощенный древними истертыми булыжниками. Подковы заволновавшихся было лошадей высекали искры, но всадникам удалось успокоить благородных животных.

Варвар пристально огляделся вокруг. Центром крепости была квадратная черная башня — скорее всего часть более древней цитадели — вокруг которой и был похоже построен нынешний Равен-Гард. Переднюю стену башни украшало гигантское изображение морды ящера. Казалось, на нем отражаются все низменные страсти, известные человечеству с самого начала времен. Глаза ужасного существа казались живыми и наблюдали за всеми, кто находился поблизости. Когда на эти выпуклые каменные глаза упал солнечный луч, Кутару показалось, что зверь сейчас раскроет свою хищную пасть. Но туча закрыла солнце и наваждение исчезло.

Спешившись, варвар подал крестьянам условленный сигнал. Те в ответ дружно бросились на воинов, находящихся во дворе. Одетые лишь в легкие штаны и рубахи, те даже не успели опомниться, как все до одного были насажены на копья и пришпилены к деревянной стене оружейной. Увидев это, часовые на стене подняли тревогу и схватились за оружие.

Женщина-волк вставила в пращу небольшой круглый камень. Тот, вылетев, попал прямо в лоб солдату, подымавшему лук. Мгновением спустя точно так же умер и его товарищ.

Кутар распахнул дверь оружейной и влетел внутрь. В помещении с земляным полом было около десяти воинов; прекратив чистить доспехи и затачивать оружие, они во все глаза уставились на вошедшего. Не дав им времени вскочить на ноги, варвар стремительно преодолел разделявшее их расстояние, и его меч рассек воздух, погружаясь в тело ближайшего из них. Кутар крутился подобно урагану, уничтожающему все живое. Он прекрасно понимал, что ни один из разбойников не должен выйти отсюда. К тому же эти грабители, на совести которых было столько злодеяний, давно уже заслужили такой участи.

Покончив со всеми, кумбериец вышел во двор и провел инспекцию своего маленького войска. Переодетые воинами крестьяне неплохо показали себя. Многие из них сражались не хуже наемников, с которыми варвару пришлось сталкиваться за свою полную приключений жизнь. Судя по всему, они наконец поверили в то, что у них теперь нет другого пути, как и в то, что они в силах избавиться от власти Торкала Маха.

В открытые ворота крепости вбежала стая волков; они набрасывались на разбойников, не трогая ни Кутара ни переодетых крестьян. Несколько серых хищников, подбадриваемые своей предводительницей, промчались по верху стены, набрасываясь на каждого встречного часового.

Неожиданно распахнулась дверь самой высокой башни. На пороге стоял Торкал Мах с мечом в руке. На лице барона-разбойника было написано сильнейшее изумление. Варвар не спеша вышел на освещенное солнцем пространство, чтобы тот мог его как следует рассмотреть.

Торкал Мах широко раскрыл глаза.

— Ты! Клянусь обитателем омута, я думал, твои кости давно обглоданы крысами!

Вместо ответа Кутар устремился к каменной лестнице донжона, но Торкал Мах не захотел сойтись с ним в честном поединке. Бросив на варвара недоумевающий взгляд, он снова скрылся в глубине башни, захлопывая за собой дверь. Вслед за этим послышался звук задвигаемого засова.

Убрав меч в ножны, Кутар нагнулся и вынул боевой топор из руки валявшегося рядом разбойника, и затем устремился вверх по лестнице, прыжком преодолевая сразу по три ступеньки.

Оказавшись на верхней площадке перед дверью, Кутар размахнулся и со всей силы ударил в нее своим оружием. Освободив голубооко засевшее лезвие, варвар еще несколько раз ударил туда, где с другой стороны должен находиться засов. Из-за двери послышался чей-то испуганный возглас.

Из проделанной топором дыры наружу вылетела стрела; она едва чиркнула по плечу нападавшего. Не обращая на это никакого внимания, варвар отошел на полшага и ударил по просевшей двери ногой. Издав ужасающий треск, дверь распахнулась, а затем медленно завалилась внутрь башни.

Кутар оказался в большом круглом помещении, увешанном драпировками, знаменитыми шпалерами из Авалонии, резную мебель сработанную искусными мастерами. Прямо перед входом находился камин, настолько большой, что в нем наверно можно было бы зажарить целого быка. Сейчас там ярко горело три огромных полена. У камина стоял Торкал Мах, держа наготове меч и в левой руке длинный острый кинжал.

— Ты сейчас умрешь! — грозно зарычал предводитель разбойников.

Презрительно расхохотавшись, Кутар принялся обходить своего противника, наступая легким шагом, будто крадущаяся пантера. Правой рукой он поднял над головой топор, левой же, которой умел действовать с такой же ловкостью, выхватил меч из ножен.

Но Торкал Мах снова отказался принять его вызов. Проворно отскочив в сторону, он заорал, призывая стражу.

С другой стороны зала со стуком распахнулась дверь и внутрь вбежало восемь здоровенных воинов. Не удостоив их своим вниманием, Кутар со всей силы ударил сверху по клинку, который поднял, защищаясь, Торкал Мах. Тот рухнул наземь, роняя свое оружие. Ногой отшвырнув меч подальше от предводителя разбойников, варвар устремился навстречу стражникам. Двое из них пали от ударов боевого топора, остальные со всех сторон набросились на него. Помещение наполнилось лязгом стали и хриплым дыханием сражающихся людей. Кутар ни на миг не прерывал стремительного движения; он дрался с этими людьми как в свое время на севере с огромным белым медведем, могучим Наанааком. Тот проворно действовал своими массивными лапами, поражая всех, подобно молнии. Но Кутар все равно оказался быстрее…

Меч и топор продолжали свою ужасную работу, сея вокруг смерть.

Оставшиеся разбойники пытались достать его своими мечами, но сверкающие лезвия лишь разрубали пустое пространство, где варвар был всего лишь мгновение назад. Сражаясь, Кутар издавал низкое утробное рычание, похожее на то, каким в свое время встретил белый медведь Наанаак дерзкого юнца, посмевшего охотиться на ледниках. Этот звук наполнял безотчетным ужасом сердца стражей, и без того перепуганных видом обезумевшего от боевой ярости варвара, безостановочно размахивавшего своим оружием, и каждый раз меч и топор находили себе жертву. Единственное, что удерживало их от того, чтобы пуститься в бегство — это страх повернуться спиной к своему ужасному противнику.

И тут Торкал Мах все-таки решил вступить в сражение, если так можно назвать недостойное всякого честного воина нападение сзади. Его клинок взвился, с размаху опускаясь на голову Кутара, но варвар, слух которого был таким же чутким, как у хищного зверя, даже сквозь шум сражения различил шелест, с которым ступали обутые в сандалии ноги предводителя разбойников.

Такой враг не заслуживал ни пощады, ни благородной смерти в бою. Лезвие боевого топора со свистом рассекло воздух и одним мощным ударом перерубило обе ноги Торкал Маха чуть выше колена. С жалобным воплем тот беспомощно рухнул на пол, извиваясь и корчась, извергая из себя целые фонтаны крови. Оставшиеся стражники некоторое время смотрели на своего поверженного предводителя, а затем дружно развернулись и бросились наутек.

Но Кутару было не до них. Встав над теряющим сознание бароном-разбойником, он грозно вопрошал его:

— Где мой меч? Где моя девушка и амулет, который был у меня! Отвечай, или, клянусь богами Туума, твоя смерть станет еще страшнее!

Вместо ответа изо рта умирающего послышался хриплый булькающий смех. Выплюнув на ковер темную пенящуюся кровь, Торкал Мах насмешливо прошептал:

— Ты их не получишь, Кутар из Кумберии! Тебе нужен амулет? Он на дереве подношений, попробуй взять, если сможешь одолеть самого обитателя омута…

Но тут по его телу прошла судорога, спина выгнулась дугой, поднимаясь над залитым кровью полом. То, что осталось от барона-разбойника, бессильно шлепнулось на пол, подобно тюку, набитому тряпками. Наклонившись, Кутар убедился, что жизнь окончательно покинула его.

— Какое еще дерево подношений? Какой обитатель омута? — пожал варвар могучими плечами. — Они тут что все, с ума посходили?

Недовольно ворча, он принялся искать амулет. В круглом зале было полно сокровищ. Ему попалось и золото, и серебро, и статуя женщины из полированного черного дерева, и светильник, напоминающий с виду маккадонскую боевую галеру, и золотые монеты с жемчужными ожерельями. Здесь же стояли сундуки, доверху наполненные драгоценными камнями и богатейшими украшениями. Еще недавно они радовали взор бывшего хозяина этой башни. Но амулета нигде не было.

Выйдя на лестницу, он увидел там Лупалину, окруженную своими волками. Одежда женщины была сплошь покрыта красными брызгами, но, судя по всему, кровь принадлежала не ей.

— Крепость наша, Кутар, — торжественно объявила предводительница волков.

— Тогда командуй, а я должен отыскать девушку.

Он пробежал обратно через помещение, где лежал Торкал Мах, а затем через дверь, куда бежали последние разбойники. В одной из комнат он нашел забившуюся в угол женщину; скорее всего, это была прислужница, обитающая в крепости.

— Где девушка, которую привезли вчера? — проревел Кутар, хватая женщину и рывком ставя ее на ноги. — Быстро отвечай, не то отведаешь моей стали!

Женщина снова рухнула на колени. По щекам у нее заструились слезы.

— Нет, прошу тебя! Девушка, которую ты ищешь в темнице. Торкал мах приказал приковать ее там, чтобы отучить от строптивости.

— Веди меня туда, женщина, — произнес варвар, снова поднимая ее. — Но чтобы без обмана. Имей в виду, я не расположен шутить.

Пошатываясь и спотыкаясь, женщина принялась спускаться по крутой каменной лестнице, уходившей вглубь земли. Заплетающимся от страха языком она рассказала, что когда-то, много веков назад, здесь было построено святилище давно забытого злобного божества. Подземный ход, в который они спустились по лестнице, как раз туда и ведет.

Воздух в подземном коридоре был влажным и на редкость затхлым.

— Имя этого злого божества Птассиассу, — продолжала женщина, обняв себя руками за плечи и пытаясь унять колотящую ее дрожь. — Много веков проводились обряды в его честь. Торкал Мах приносит ему обильные жертвы и украшает дерево подношений самыми редкими и драгоценными предметами из своей добычи.

— А где это Дерево подношений?

Женщина побледнела и сжалась в комок.

— На берегу омута, в нем живет кто-то, кого никому из живых никогда не доводилось увидеть. Но… ты ведь не собираешься похитить приношения? Птассиасс заберет тебя, как забирал до этого и другие жертвы!

— Чтобы вернуть то, что у меня отобрано, я не побоюсь никакого обитателя омута! — заявил Кутар, гордо выпрямляясь. — Но сначала я должен освободить девушку. Где темница, в которой ее заперли?

Напуганная его грозным тоном, женщина побежала впереди по гулкому каменному коридору, который заканчивался аркой. За ней виднелось некое подобие зала, где стояло множество деревянных столов, на которых были разложены устрашающего вида инструменты. Со стен, по которым сочилась влага, свисало множество цепей, явно предназначенных для узников. Воздух здесь был настолько холодным и влажным, что Кутар зарычал от ярости и отвращения.

Ярость варвара возросла многократно, когда он увидел Стефанию, висевшую на цепях в самом дальнем углу. Девушка не шевелилась, голова ее свесилась вниз, закрывая почти все тело длинными спутанными волосами. Вытянутые пальцы ног едва касались пола, вымощенного каменными плитами. Одежда Стефании была теперь разодрана еще хуже, чем в тот день, когда он впервые увидел ее.

Охваченный гневом, кумбериец повернулся к своей спутнице и схватил ее за руку, яростно встряхивая.

— Где ключ? Быстро отвечай, не то поплатишься за свою нерасторопность!

— Он там, на стене, — испуганно прохныкала она.

Одним прыжком Кутар пересек помещение и сорвал кольцо с ключами, выдернув из стены железный крюк, на котором оно висело. В следующее мгновение он уже поворачивал ключ в замке, запиравшим оковы.

Цепи спали, но Стефания так и не пришла в себя. С закрытыми глазами она медленно повалилась вперед. Кутар едва успел подхватить ее на руки.

— А теперь идем к древу приношений, — прорычал он. — Веди меня, женщина!

— Нет, я боюсь, я не смею! — заскулила та, падая на колени и пытаясь обнять ноги варвара.

— Быстрее, если не хочешь, чтобы я повесил тебя на этих цепях! Или попробовал на тебе какие-нибудь из этих штучек.

Глаза прислужницы округлились от ужаса, но она поднялась на ноги и несмело кивнула.

— Хорошо, я отведу тебя туда. Только чтобы не оставаться здесь… Ночью придут крысы…

Пробежав по коридору и свернув в неприметный тупик, она остановилась перед маленькой деревянной дверью.

— Вот сюда, через… сады бога… к его омуту.

— Открой ее. Шевелись!

Длинные белые пальцы женщины проворно открыли поочередно три массивных засова, а затем потянули за кованую железную ручку. С душераздирающим скрипом дверь отворилась внутрь. Кутар заглянул внутрь и на мгновение остановился, пораженный открывшейся перед ним картиной. Здесь под землей находился целый сад, в котором росли странного вида деревья, цветы и другие диковинные растения. Вымощенная разноцветными камнями дорожка извиваясь поднималась по склону холма. Приглядевшись, он увидел, что цветы вовсе не похожи на те, что радуются солнечному свету. Лепестки у них были на удивление мясистыми, а стволы, которые выглядели наполовину сгнившими, были сплошь покрыты раздувшимися белыми наростами, похожими на грибы.

— Какой-то сад мертвых, — с отвращением пробормотал он. — Такое впечатление, что эти растения питаются трупами.

Небо здесь тоже было вовсе не таким, как снаружи, точнее, его не было вовсе. Вместо нежно-голубого простора с кудрявыми облачками здесь во все стороны раскинулась зловещая серая пустота. Варвар заметил, что когда они двинулись по дорожке, все цветы и листья начали поворачиваться к ним, будто следя за пришельцами множеством недобрых глаз.

— Не нравится мне это место, — проворчал Кутар. — Никогда мне не доводилось видеть ничего омерзительней.

Женщина съежилась, в страхе прижимаясь к мощному мускулистому варвару и тот заметил что ее тело сотрясает сильнейшая дрожь.

— Нередко Торкал Мах отправлял в этот сад кого-то из пленников и никто никогда их больше не видел.

Переложив неподвижное тело Стефании себе на левое плечо, Кутар вытащил меч из ножен, чтобы быть готовым отразить любое нападение. Какая жалость, что это не Ледогнь! Вскоре стебли и листья начали тянуться к ним, и тогда острая сталь моментально укорачивала их, что, впрочем, не уменьшало прыти остальных.

Кумберийцу казалось, что они уже много часов идут по этой извилистой дорожке. Воздух вокруг них сделался густым, казалось, еще немного и его невозможно будет вдохнуть. Головки цветов кивали им, ветви деревьев покачивались, но вокруг не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Помимо воли варвар ощутил как откуда-то из глубины сознания подобно темным волнам поднимаются ужас и отчаяние.

Женщина брела, спотыкаясь на каждом шагу и если бы Кутар не подталкивал ее локтем, то, наверно бы она не смогла идти дальше. Наконец она тихо прошептала задыхающимся голосом:

— Об этом месте именно это и рассказывали. Любой, кто попадает сюда, теряет силу духа, всю волю к жизни. Они просто ложатся и молят о смерти…

— Становясь добычей этих симпатичных цветочков?

В ответ женщина зарыдала.

— Вот кто меня действительно лишает присутствия духа, так это ты, малодушная трусиха! — зарычал варвар.

Вместо страха и подавленности варвар чувствовал сильнейшую злость. Все в этом странном саду буквально доводило его до бешенства, особенно спертый воздух, наполненный тяжелым запахом гниения. Больше всего на свете варвару хотелось оказаться как можно дальше от этого зловещего сада.

Они поднялись, наконец, на гребень холма, с вершины которого открылся вид на озеро, тускло поблескивающее, подобно луже застывшего серебра. Со всех сторон озеро окружали совершенно белые деревья с белыми листьями и белоснежными стволами и ветками. Усыпанная гравием дорожка, извиваясь, шла с вершины холма к песчаной отмели.

Здесь Кутар заметил высокое дерево, которое в отличие от остальных было совершенно лишено листьев. Вместо них с веток свисало множество самых разных предметов. Поверх них вокруг ствола дерева, свисая по самой земли, обвивалась серебристая лиана.

— Боги Туума! — выдохнул Кутар, едва не выпустив из рук Стефанию.

Судя по всему, приношения, висящие на этом дереве, накапливались здесь много веков.

Первое, что увидел варвар, был Ледогнь, в навершии рукояти которого ярко светился огненно-красный самоцвет. С соседней ветки свисало ожерелье из гигантских изумрудов; каждый камень в нем стоил не меньше небольшого королевства. Другие ветви были сплошь обвиты золотыми цепочками, на каждом сучке сверкали перстни с самыми различными камнями — рубинами, алмазами самой чистой воды, сапфирами и изумрудами. У корней дерева стояли всевозможные сундуки, шкатулки и ларцы, наполненные золотыми и серебряными слитками. Все богатство мира, казалось, было собрано на это дереве.

— Торкал Мах, как его отец и отец его отца заключил договор с Птассиассом, обитающим в этом серебряном озере, — принялась рассказывать женщина. — Бог-зверь будет вечно охранять их сокровища если самые лучшие из них будут в качестве приношений повешены на это дерево. Также непременным условием являются человеческие жертвы, которые служат пищей для Птассиасса. Таким образом, Торкал Мах, как и его предки, всегда может быть спокоен, что его сокровища находятся под защитой.

Не слушая ее, Кутар двинулся вперед, ногами отшвыривая со своего пути ларцы и шкатулки и ступая прямо по рассыпавшимся монетам и слиткам. Подняв руку к ветке, на которой висел Ледогнь, Кутар осторожно приподнял его и снял вместе с поясом. Неожиданно женщина у него за спиной издала полный ужаса жалобный стон.

Посмотрев в ту сторону, куда указывала дрожащая рука его спутницы, Кутар заметил, что поверхность озера, до этого пребывавшая в полной неподвижности, внезапно заволновалась.

— Это Птассиасс, — прошептала женщина. — Он идет сюда.

Злобно зарычав подобно хищному зверю, Кутар снял с ветки амулет, который был вручен ему чародеем Мердорамоном, и торопливо повесил себе на шею. Затем, повинуясь некому варварскому озорству, он снял большое изумрудное ожерелье и надел его на шею Стефании. Каждый палец так и не пришедшей в себя девушки он украсил драгоценным перстнем, снятым с какого-то из сучков дерева подношений. Затем, переведя взгляд на стенающую и пытающуюся спрятаться за сундуком спутницу, Кутар снял с себя золотую цепь, которая еще недавно лежала в одном из сундуков барона-разбойника, и метко набросил на шею женщине.

— Это поможет тебе начать новую жизнь!

Прислужница едва не рухнула под тяжестью цепи, но щедрый подарок не вызвал радости на ее лице. Все так же не сводя глаз с поверхности озера, женщина тоскливо повторяла.

— Птассиасс идет сюда. Он сожрет нас.

Отойдя немного в сторону, Кутар положил неподвижную Стефанию на песок подальше от хищных растений. Затем, расстегнув пояс с одолженным предводительницей волков мечом, он с радостью снова взял в руки Ледогнь. На мгновение варвар пожалел, что с ним не Лупалина, а эта хнычущая кукла, чьи стоны уже вызывали у него бешенство.

Между тем рябь на воде усилилась. Причитания женщины наконец замолкли.

Из глубин серебряного озера появилась огромная голова. Размерами она не уступала земляной хижине, где варвару оказали такой радушный прием. Единственный сверкающий глаз злобно смотрел то на Кутара, то на женщину. Из широко разинутого рта, в котором виднелись острые зубы, выскочил, рассекая воздух, тонкий раздвоенный язык. Усы на морде чудовищной твари были растопырены во все стороны, ярко-лиловый гребень топорщился у нее вдоль позвоночника.

Голова, казалось, совершенно неподвижного монстра стремительно приближалась к берегу.

Кутар взял меч наизготовку и сделал шаг навстречу своему противнику. В конце концов, драться с ним будет не труднее чем штурмовать крепость. Слегка пригнувшись, варвар спокойно ожидал приближения Птассиасса.

Как только голова монстра оказалась у самой кромки берега, женщина простонала еще раз и без сознания рухнула наземь. Стефания по-прежнему не подавала признаков жизни. Но мысли Кутара были заняты только предстоящим сражением. Чтобы победить эту ужасную тварь ему потребуются все силы без остатка.

Теперь демон озера был совсем близко. Вслед за головой на поверхности показалась и часть его гигантской туши. Глядя на своего противника, Кутар невольно удивился, как это создание могло поместиться в этом небольшом на вид озере. Должно быть там, в глубине, оно величиной с целое море. Голова Птассиасса поднялась над поверхностью воды, отбрасывая тень, которая накрыла собой и Кутара, и вымощенную мелкими камушками дорожку, и дерево подношений.

Нагнувшись, кумбериец поднял лежащий неподалеку второй меч и метким броском кинул его в глаз морского чудовища. Птассиасс не успел вовремя убрать голову и взревел от боли, мотая во все стороны длинной шеей, пытаясь избавиться от этой стальной занозы, торчащей из уголка глаза.

И тут Кутар заметил нечто любопытное.

Там, где на диковинные цветы и деревья падала тень морского чудовища, эти странные растения тут же начинали дрожать, будто в сильнейшей лихорадке. Они тянули к нему свои лепестки, пестики, листья и стебли, будто жаждали подобно пиявкам присосаться к огромному телу водяного чудовища и пить из него кровь.

Судя по всему, Птассиасс был знаком с их повадками. Движения обитателя омута стали медленнее. Он шлепнул головой по серебряной воде, высунул из серебряного озера здоровенный плавник и попытался дотянуться им до меча. Потом, подняв голову с сочащейся из раненого глаза кровью, он так сильно замотал головой, будто собирался стряхнуть ее с шеи.

Кутар же не стал ждать, пока монстр придет в себя. Схватив Стефанию, он перебросил ее через плечо, поднятую с земли женщину он повесил себе на локоть свободной руки и по усыпанной мелкими камушками дорожке устремился к двери, ведущей в подземелья замка.

Оглянувшись, он увидел, что морскому демону почти удалось избавиться от меча, торчащего в уголке глаза. Еще несколько мгновений — и обитатель омута снова обратит внимание на людей, так неосторожно оказавшихся в его владениях.

Кутар изо всех сил бежал к двери, стараясь успеть. Оглянувшись еще раз, он заметил, что Птассиасс высунул из воды свою огромную голову на длинной шее, и его огромная разинутая пасть с поблескивающими в ней острыми клыками приближается к беглецам. Из раненного глаза капала кровь, но это не мешало чудовищу видеть все вокруг. На его раздвоенном языке пенился яд, капая и растворяя камни, которыми была усыпана дорожка.

— О, Двалка! — в ужасе воскликнул Кутар.

Уложив обеих бесчувственных женщина на дорожку, он выхватил Ледогнь и круто развернулся к надвигающемуся чудовищу. Моментально приняв решение, варвар устремился навстречу своему противнику. Чудовище прекрасно понимало, что добыча не ускользнет от него: длинная шея доставала до самой двери, а покинуть дорожку люди не могли, чтобы не стать добычей хищных растений.

Капля яда упала Кутару на руку и обожгла ее, но кумбериец продолжал двигаться дальше, туда, где покрытая чешуей шея была чуть тоньше. Оглянувшись назад, он вскрикнул.

Птассиасс склонился над неподвижными женщинами, широко раскрыв пасть и готовясь проглотить их. С той же скоростью варвар бросился к ним. Шея чудовища, которая была теперь у него прямо перед глазами, оказалась покрыта не чешуей а чем-то вроде дубленой кожи. Но времени на размышления и колебания у варвара уже не оставалось. Взмахнув своим заколдованным мечом, он глубоко погрузил сверкающую сталь в жирную плоть обитателя омута. Из раны хлынула густая темно-лиловая кровь. Оглушительный рев потряс сад и его окрестности.

Корчась от боли, чудовище пыталось утянуть шею назад в озеро, подальше от этого опасного человека и его кусачей железки. Но варвар не давал ему этого сделать: он безостановочно рубил и колол его шею своим мечом, пока та не превратилась в подобие ободранной туши на бойне.

Обезумев от боли, Птассиасс принялся мотать головой так, что сам оказался в пределах досягаемости плотоядных обитателей этого сада. Когда его голова низко качнулась над мясистыми раздувшимися растениями, все их листья и лепестки потянулись к толстой окровавленной шее и разом вцепились в нее, потянув чудовище к земле.

Подводный демон издал пронзительный визг, как женщина, испытывающая невыносимые страдания, изо всех сил пытаясь освободиться. Но хищные растения крепко держали его, впиваясь всеми листьями, лепестками и присосками, высасывая лиловую кровь. Несколько секунд Кутар наблюдал за происходящим, не выпуская из руки Ледогнь, с лезвия которого еще капала кровь морского демона. Но движения Птассиасса становились все слабее, а растения за счет выпитой ими крови, наоборот, усиливали свою хватку. Наконец обитатель омута прекратил свои отчаянные попытки. Его огромная голова опустилась к земле, и деревья обвили его своими покрытыми листвой конечностями.

Из пасти морского демона вырвался тоскливый безнадежный вой. Огромная туша содрогнулась; по серебряной поверхности озера пробежали волны. Стоило обитателю омута испустить дух, как обе женщины тут же пришли в себя и уселись, наблюдая за происходящим.

— Что это? — спросила Стефания, которая моментально обрела присутствие духа.

— Чудовище, которое сохранилось с очень давних времен. Давно умерший чародей Актан поселил его в этом озере, создав этот сад из хищных растений и цветов, которые не давали ему убежать. Все жертвы, которые оказывались здесь, либо становились их жертвой, либо исчезали в пасти Птассиасса. Живым отсюда не возвращался никто, — добавила женщина, содрогнувшись. — Так продолжалось многие годы: монстр не мог покинуть свое озеро, довольствуясь теми жертвами, которые посылал ему Актан. Когда же чародей состарился, он заключил союз с прапрадедом Торкала Маха. Когда-то на месте этой крепости стоял его замок, значительно уступавший ей по размерам. У Птассиасса появился новый хозяин. Он так же как и Актан скармливал ему своих врагов и вешал самое лучшее из своей добычи на дереве приношений. Теперь же все это наконец закончилось.

Пока она рассказывала, от головы и шеи морского чудовища остались лишь кости, обтянутые лоскутами кожистой шкуры. Хотя, если растениям удастся добраться до остальной туши, они еще долго смогут пировать…

Отвернувшись, чтобы не видеть этого омерзительного зрелища, Кутар протянул руку Стефании, помогая ей подняться на ноги.

— Кутар, — прошептала та, прижимаясь к нему. — Ты жив! Я видела, как ты лежал на земле у дороги — распяленный, привязанный к колышкам… видела, как на камнях вокруг собираются крысы… Я все это время оплакивала тебя.

Он обнял ее дрожащее тело, одной рукой прижимая ее к себе.

— Куда же делась моя рассерженная кошечка? Куда подевалась та Стефания, которая бросилась на хобгоба и попыталась выцарапать ему глаза? Куда же пропала та девчонка-сорванец, которая дала мне пощечину за то, что я поцеловал ее?

Девушка успокоилась и прошептала, прижимаясь к груди Кутара:

— Когда я отказалась возлечь с Торкалом Махом и пригрозила, что, если он принудит меня силой, я перережу ему горло когда он уснет. Тогда он сказал, что научит меня послушанию и велел повесить на цепях в подземелье. У него бы это все равно не получилось!

Гордо откинув назад голову, девушка улыбнулась варвару. Тот ответил ей довольным хохотом.

— На самом деле мне было так страшно, — начала было Стефания, но Кутар отрицательно помотал головой, и они снова рассмеялись.

Варвар поспешно рассказал ей, как смог освободиться, встретил предводительницу волков, и как им, прибегнув к хитрости, удалось проникнуть в крепость и победить барона-разбойника. Девушка снова посмеялась, услышав, как переодетые крестьяне изображали воинов. Женщина из крепости все время стояла рядом, словно боясь отойти даже на шаг.

— Теперь мы с тобой можем отправляться в Алкарион. Нас больше ничто не задерживает.

Они подошли к открытой двери и прошли через подземелье к винтовой каменной лестнице, ведущей на верхние этажи. Шум боя там уже прекратился. Изредка до них доносился женский визг, в котором слышалось больше кокетства чем страха; судя по всему, крестьяне уже праздновали свою победу. Все трое торопливо поднялись по лестнице, спеша как можно скорее покинуть крепость. Кутар хотел поскорей найти женщину-волка, попрощаться с ней и отправиться в Алкарион.

Выйдя во двор, они встретили Лупалину, которая стояла посреди стаи серых хищников. Обернувшись, она сразу уставилась на Стефанию пристальным взглядом.

— Хриасала, — прошептала она.

Стефания повернулась к Кутару, словно прося его разъяснить, что здесь происходит.

— Кутар, я уже видела эту женщину. Много раз она появлялась в моих снах! И всякий раз она забирала меня и мы куда-то уезжали вместе.

 

Глава пятая

Кутар лишь пожал плечами в ответ.

— Она назвала меня Хриасалой, — удивленно прошептала девушка. — Но почему? Меня всегда звали Стефанией…

Женщина-волк приблизилась к девушке, обошла ее со всех сторон, пристально разглядывая ее своими зелеными глазами будто статую, которую собиралась купить у не самого честного торговца.

— Никаких сомнений быть не может, — сказала она наконец. — Слишком велико сходство, слишком велико… Не тревожься, девушка, я не собираюсь причинять тебе вреда, — добавила предводительница волков, взяв Стефанию за руку и отведя на пару шагов в сторону.

Повернув девушку к себе, Лупалина неожиданно сорвала с нее остатки одежды, оставив совершенно обнаженной. Сердито вскрикнув, девушка хотела было броситься на нее, но Кутар поспешил успокоить свою спутницу.

— Перед нами не Хриасала, — обратилась к кумберийцу предводительница волков. — Это ее дочь. Она повзрослела за это время.

Она отпустила Стефанию, и та снова сделала попытку вцепиться в нее, но варвар вовремя схватил девушку за плечи.

— Спокойно, не горячись так. Я хочу услышать, что скажет Лупалина.

— За кубком вина, Кутар, — улыбнулась ему женщина-волк. — Бой вышел долгим и жарким. Я изнываю от жажды — да и поесть немного тоже не откажусь.

Разыскав нескольких жмущихся по углам слуг, они велели им накрыть на стол. Оказывается, для отряда, возвращающегося с вылазки, была приготовлена обильная трапеза, поэтому долго ждать им не пришлось. Вскоре слуги принесли исходящее паром жаркое из ягненка, нарезанный крупными ломтями сыр и буханки свежеиспеченного хлеба. Из больших серебряных кувшинов налили красное абаторское вино, отличающееся изысканным вкусом. Волки улеглись возле входа в пиршественный зал, чтобы крестьяне не могли помешать их трапезе. Но те были слишком заняты, растаскивая кладовые замки и добивая оставшихся разбойников. Наконец голод и жажда были утолены и Лупалина приступила к рассказу.

— Давным-давно, — начала предводительница волков, устремив глаза куда-то вдаль, — я была придворной дамой у Хриасалы, королевы Фалкара. — При этих словах Стефания тихо ахнула, рассказчица ответила ей ободряющим кивком. — Девушка из захолустного Сибароса приглянулась королю Тормонду, который сперва пленился ее пылким темпераментом, а затем так сильно полюбил, что женился на ней, сделав ее своей королевой. Хриасала и Тормонд настолько сильно любили друг друга, что король частенько пренебрегал своими обязанностями. Тогда один из его генералов, Темас Херклар, прибрал к рукам все управление страной, но даже на это король Тормонд не обратил ни малейшего внимания. Его волновало лишь одно: возможность уединиться со своей Хриасалой и заняться с ней любовью.

Глубоко вздохнув, Лупалина взяла нож и отрезала себе еще мяса, наполовину опустошив свой кубок. Стефания ничего не ела; она сидела, внимательно слушая и сжав лежащие на краю стола смуглые кулачки. Лицо ее слегка разрумянилось.

— К чему ты ведешь? И при чем здесь я? — взволнованно выкрикнула девушка.

Лупалина улыбнулась своей кошачьей улыбкой и на мгновение опустила густые черные ресницы.

— Скоро узнаешь. Еще немного терпения… Итак, меньше чем через год, Хриасала родила младенца — девочку, отмеченную любопытным коричневым пятном как раз над левой ягодицей.

Не сдержавшись, Кутар тихо выругался. Стефания вскочила на ноги, широко раскрыв глаза, губы ее дрожали. Девушка изумленно переводила взгляд с женщины-волка на кумберийца и обратно.

— Ты хочешь сказать… то есть… — начала было она.

Лупалина отрезала ломоть хлеба.

— Да, девушка, ты все правильно поняла. Трон Фалкара принадлежит тебе по праву рождения. Сейчас там правит Темас Херклар, хотя до меня доходили слухи, что он не столь силен, каким воображал себя много лет назад.

Кутар рывком усадил Стефанию на деревянную скамью рядом с собой.

— Ты лучше поешь как следует, — проворчал он, пытаясь успокоить свою спутницу. — Так долго в темнице, без еды. Давай, подкрепись.

Не отрывая взгляда он женщины-волка, Стефания без сопротивления позволила Кутару усадить себя обратно и, взяв отрезанный варваром здоровенный кусок мяса, принялась нехотя его жевать.

— А откуда ты, бегающая с волками, знаешь все это? — спросила она наконец.

— Я не всегда жила так, как сейчас, — негромко рассмеялась Лупалина. — Некогда и я жила в Алкарионе; меня там до сих пор помнят как Самандру-знахарку. Да! Мое тело знало тончайшие шелка и горячие объятия молодых любовников.

В те времена я дружила с Элвириомом-чародеем и с магом Талкалидом, хотя знала его не так хорошо, как Элвириома. Однажды холодной ночью, когда ветер принес снег из Туума, покрывший улицы белым одеялом, и когда Тормонд лежал в постели со своей любимой Хриасалой, ко мне в дверь постучали.

Это был Элвириом.

Он стоял, широко раскрыв глаза, и не сразу услышал мой голос, когда я предложила ему войти…

…Элвириом вошел в ее теплый дом, стряхивая снег со своего черного плаща. Это был худощавый мужчина со впалыми щеками. Вечное полуголодное выражение на его лице хорошо сочеталось с длинными лохматыми волосами и кустистыми бровями. Войдя, он внимательно огляделся, затем посмотрел на очаг, где ярко горело большое полено, и на колдовские принадлежности, аккуратно разложенные в уголке.

— Готовишь чары? — тихо спросил он.

— Сварила смесь обеспечивающую счастье и благополучие для одной пары молодоженов. Но что привело тебя в такую ночь? Неужели только желание задавать глупые вопросы?

Последовало молчание, во время которого они слышали как завывает, ветер разбиваясь о камень и деревянные стены дома. Элвириом медленно кивнул, придвинувшись к пылающему очагу, где постоял некоторое время, потирая перед огнем тонкие белые руки.

— Я пришел задать тебе важный вопрос, Самандра. Ты поможешь свергнуть короля Тормонда?

Чуть склонив голову набок, Самандра смерила худощавого мужчину оценивающим взглядом. Он же в ответ внимательно смотрел на нее. Это была красивая женщина, в глянцево-черных волосах которой не проглядывало ни волоска седины, а зеленые глаза горели как в юности.

Колдунья вздохнула и уселась на стул, стоящий рядом с очагом.

— Король никогда не причинял мне вреда, — ответила наконец она. — Что он тебе такого сделал?

— Только одно, — захихикал Элвириом. — Он никогда не платил мне пятьдесят тысяч золотых динаров. А вот Темас Херклар их предлагает.

— А-а-а, вот, значит, в чем дело…

— Он предлагает и тебе тоже пятьдесят тысяч, и столько же Талкалиду, если мы с помощью нашего чародейства уничтожим обоих — короля и королеву.

Несколько мгновений Самандра пребывала в задумчивости.

— В одиночку никто из нас этого сделать не сможет, — продолжал нежданный посетитель. — Даже вместе у нас едва хватит колдовских сил, чтобы сокрушить защитные барьеры, которыми окружил их величества Мердорамон — главный придворный маг короля Тормонда.

— Я небогата, — снова заговорила женщина. — И здесь, в Алкарионе, я вовсе не купаюсь в роскоши. Пятьдесят тысяч динаров — для меня огромное состояние…

— Значит ты присоединишься к нам в этом предприятии?

— Конечно. Но думаю, ты это узнал прежде, чем выйти в такую ночь на городские улицы. Когда же вы собираетесь провести магический обряд?

— Согласно календарю демонов, лучше всего будет это сделать в день рождения Альбарана, в час беса. Мы повторим все трижды, и тогда воздвигнутый Мердорамоном барьер вокруг Термонда и Хриасалы разлетится вдребезги и они окажутся беззащитными, во власти наших смертоносных чар.

Самандра нахмурилась.

— Мне не по душе это убийство, Элвириом. Я согласна участвовать в этом только ради денег.

— А разве Талкалид идет на это не ради них? Разве я по другой причине?

— Я в этом не так уж уверена, — сказала себе Самандра, стоя у двери и наблюдая, как маг кутается в свой плащ, стараясь сделаться как можно более незаметным. Закутавшись, он натянул на голову капюшон.

С Элвириомом ей довелось увидеться еще раз. Он снова явился к ней в лунную ночь, держа в руке пергаментный свиток. Едва скинув плащ у порога, он расстелил свиток на столе и принялся рассказывать донельзя обеспокоенным голосом:

— Я составил гороскоп принцессы Стефании, — мрачно произнес он. — И мне очень не нравится то, что я увидел.

— О чем ты говоришь?

— Она родилась в месяц сердца, когда солнце проходит через черные столпы темного пространства, и правящей планетой является Венера.

— Но это же благоприятный знак, — не поняла Самандра. — Не понимаю, что тебя встревожило.

— Это еще далеко не все. Марс и Сатурн в неблагоприятных транзитах и прогрессиях. К тому же, видишь, вот здесь комета в четвертом доме. Знаешь, что она предвещает? Страшную катастрофу!

— И для этой бедняжки будет и впрямь страшной катастрофой, когда умрут ее отец и мать, — заметила женщина, невесело рассмеявшись. — Чем же ты снова недоволен?

— Я должен был предсказать ее смерть. Смерть! Но я не вижу никаких знаков, предвещающих ее. Она не должна жить, Самандра! Ты понимаешь это? Если она не умрет, наш план помочь Темасу Херклару обречен на провал.

— Она умрет. Предоставь это дело мне.

Самандра заметила, что горящие глаза сообщника уставились на нее с подозрением.

— Думаешь, раз я женщина, то не смогу справиться с таким простым делом? Я ее задушу и брошу в чан с кислотой. После этого она будет достаточно мертва для тебя?

Маг медленно кивнул.

— Смотри, Самандра. Наша судьба — твоя судьба. Если девчонка останется в живых и, повзрослев, станет претендовать на трон Фалкара, наше участие в заговоре раскроется и тебя казнят вместе с нами.

Король Тормонд и его жена погибли через два дня, попав под оползень на узкой горной дороге, ведущей к их охотничьему домику. Не успела еще на их телах улечься пыль, как Элвириом постучался в дверь домика Самандры, держа в руках сверток с королевой Стефанией Фалкарской.

— Я останусь проследить, чтобы ты все сделала как следует, — объявил он, передавая ей малышку.

Самандра кивнула, прижимая девочку к груди. Зная о сильной подозрительности этого мага, она заранее посетила склеп, находящийся возле храма Карнола, бога смерти. Там она потратила долгие часы, разыскивая мертвого младенца, черты которого носили сходство с лицом малышки-королевы. Бросив служителю серебряную монету, она принесла маленькое тело к себе в дом.

Затем, поручив Элвириома заботам своей помощницы, хорошенькой рыжекудрой Тории, она незаметно поменяла младенцев местами. Умершую девочку она положила в тот лиловый сверток в котором страшный гость принес Стефанию. Живую, проведя по губам пальцем, смоченном в слабом сонном зелье, она спрятала в один из ящиков с инструментами, предназначенными для колдовства. Затянув кожаный ремешок вокруг шеи умершего несколько дней назад младенца, она окликнула Элвириома и на его глазах бросила трупик в чан с сильнейшей кислотой. Маг, будто зачарованный, сперва наблюдал, как на поверхности образуются пузырьки, а затем любовался тем, что происходило с крохотным телом. Убедившись, что оно растворилось без остатка, он принял у Тории плащ и покинул дом.

Не успел он отойти даже на несколько шагов, как малышка Стефания проснулась и подняла голодный рев. Но, к счастью маг ничего не услышал благодаря чарам которые поспешно сотворила Самандра.

В ту же ночь женщина покинула Алкарион, в сопровождении Тории и дюжины вооруженных слуг. Она проскакала галопом всю ночь и раннее утро. В полдень Самандра проехала через деревню Сфанол к стоявшему поодаль особняку, где жил некромант Зоккванор. Ему она и отдала новорожденную принцессу Стефанию. При виде вознаграждения — большой деревянной шкатулки, наполненной золотыми и серебряными динарами — некромант довольно потер скрюченные руки, покрытие толстыми венами.

— Она должна быть в безопасности, Зоккванор, — велела Самандра. — Ей не должны причинить никакого вреда. Она — важная фигура в этой партии, где разыгрывается судьба империи.

— Я буду беречь ее как зеницу ока, — пылко заверил ее чародей.

Не задерживаясь, Самандра ускакала обратно в Алкарион.

Несколько лет регент правил королевством, причем на удивление разумно и справедливо. Он заботился о своем народе, запрещал уничтожать рожь и пшеницу, и наоборот, заботился, чтобы запас их хранили в государственных амбарах на случай неурожая. Когда же излишков зерна становилось слишком много, им полагалось кормить бедняков. Регент позволял снижать налоги и одинаково прислушивался к жалобам как богатых, так и бедных.

Но постепенно с Темасом Херкларом начали происходить перемены.

Многие приписывали это пагубному влиянию Айилы — смуглой черноволосой женщины, которую подарил регенту чародей Элвириом. По слухам, именно необычные любовные наклонности и неистовые ласки этой смуглой красавицы постепенно лишили его не только силы, но и мудрости.

Он начал с того, что повысил налоги. Затем по грабительской цене продал накопленное в амбарах зерно правителю Маккадонии, народ которой столкнулся со страшным неурожаем и голодом. Он перестал прислушиваться к мольбам бедняков, считая их теперь неважными для благополучия королевства.

Постепенно он утратил всякий интерес к государственным делам, проводя все время с Айилой и женщинами, которых та выискивала для него на невольничьих рынках Сибароса. Для своих удовольствий регент велел устроить огромный парк и обнести его высокой каменной стеной. Днем и ночью целая армия караулила, встав лагерем у стен, чтобы никто не мог потревожить его.

Все это могло бы оказать самое пагубное влияние на дела государства, если бы не двое придворных чародеев, Элвириом и Талкалид, которые самоотверженно взяли на себя все эти заботы. Именно они диктовали писцам очередной указ или закон, который потом относили регенту во дворец наслаждений. Тот прикладывал к очередному пергаменту свою печать, даже не просмотрев его содержимого и не выпуская из объятий очередной красавицы…

Женщина-волк закончила свой рассказ. Ее зеленые глаза задумчиво смотрели куда-то в пространство. Лицо ее теперь выглядело на редкость усталым; похоже, этот рассказ стоил ей большого напряжения сил.

— Я была свидетельницей всем этим событиям, — добавила она. — Мне было очень не по душе ни судьба, постигшая короля с женой, ни то, что за этим последовало. Особенно я была недовольна, узнав, что регент находится под воздействием чар Хастарты, богини запретных наслаждений. Я даже попыталась противостоять этому, убедить регента в неправильности такого поведения. Пробраться во дворец наслаждений не стоило мне особого труда. Солдаты, охраняющие его снаружи вместо меня увидели только легкое белое облачко, снять охранные чары оказалось не намногим труднее. Но все мои труды оказались напрасны. Темас Херклар просто не захотел меня слушать. Айила и купленные ею специально обученные наложницы значили для него больше, чем управление королевством, которое он заполучил такой страшной ценой.

Прогнав меня из дворца, он известил Элвириома и Талкалида о том, что я думаю на самом деле. Темной безлунной ночью мне пришлось бежать из Алкариона, чтобы спасти свою жизнь. В любом из больших городов, таких как Комморал или Ромм, меня бы сразу нашли, поэтому я решила поселиться в лесных дебрях. С помощью несложных чар я стала командовать этой волчьей стаей и все время проводила со своими новыми соплеменниками. Рискуя быть обнаруженной, я иногда проводила магические обряды, чтобы заглянуть в будущее или узнать, что происходит в Алкарионе. Таким образом мне стало известно, что Темас Херклар отправил магу Мердорамону послание с просьбой прислать ему защитный амулет. В тот день чары, насланные моими бывшими сотоварищами действовали немного слабее и регента начало мучить чувство вины.

С этими словами Лупалина пристально посмотрела на Кутара, который сидел, ссутулившись, за столом, изредка потягивая холодный эль из кожаной кружки. Взгляд кумберийца время от времени обращался к висящему у него на шее янтарному кубику, в котором горел язычок голубого пламени.

— Возможно, ты уже опоздал помочь Темасу Херклару, варвар, — пробормотала Лупалина, одним глотком осушая кубок красного вина чтобы восстановить силы. — Элвириом и Талкалид жаждут во что бы то ни стало завладеть троном Фалкара. Чтобы избавиться от регента, они собираются применить какое-то особенное колдовство. Что именно, мне так и не удалось узнать. Так что мы узнаем об этом, лишь отправившись туда.

— Именно так я и намерен поступить, женщина-волк, — снисходительно усмехнулся Кутар, напрягая мускулы своих мощных рук.

— Предупреждаю — все это очень опасно. Чтобы противостоять этим чародеям, даже твоей силы может оказаться недостаточно. Вдвоем они стали очень сильны, возможно, превосходя даже Мердорамона. Недавно мне довелось узнать, что теперь они в состоянии даже вызывать обитателей тысячи преисподних и воззвать к самому Бельтамквару, отцу всех демонов. С их помощью они окружают себя несокрушимыми магическими барьерами.

— А вот посмотрим, что это за барьеры, — хмыкнул кумбериец, поглаживая рукоять Ледогня.

— Я буду сопровождать тебя и Стефанию, — решительно заявила женщина. — Моя помощь может оказаться вовсе не лишней. К тому же у меня должок перед Элвириомом и Талкалидом.

— Это правда, все что ты рассказала? — изумленно произнесла Стефания. — Ты действительно спасла мне жизнь, когда я была младенцем? И я — пропавшая принцесса Фалкара?

— Все так и есть, — подтвердил Кутар. — Как только я выполню поручение мага — передам этот амулет регенту, то постараюсь, чтобы ты заняла этот трон, принадлежащий тебе по праву! Должен сказать, я сразу понял, что ты принцесса или что-то в этом духе.

— Но я совершенно не умею править королевством!

— Тогда позволь Лупалине стать твоей наставницей. Уж она-то прекрасно в этом разбирается. Или мне называть тебя Самандрой? — добавил Кутар, оборачиваясь к женщине-волку.

— Я уже привыкла к имени Лупалина, тем более, что так будет безопасней. В Алкарионе меня никто не знает под таким именем. А теперь, думаю, нам всем надо как следует выспаться. А завтра с новыми силами мы отправимся выполнять свою миссию.

На следующий день они выехали в Алкарион. Был час овцы. Теперь при виде них любой подумал бы, что это знатная дама путешествует в сопровождении охранника и служанки.

Кутар с удовольствием снова облачился в свою кольчужную рубашку и килт из медвежьей шкуры. В дополнение к Ледогню за седлом у варвара висел лук и запас длинных боевых стрел. Лупалину было просто не узнать. Облаченная в роскошное парчовое платье, она восседала в дамском украшенном слоновой костью седле по обыкновению всех знатных дам — скорее боком, чем верхом. Стефания, которой досталась роль служанки, в простой блузе и шерстяной юбке ехала позади них на муле, чихая от пыли, которую поднимали лошадиные копыта. Девушка прекрасно понимала, что въехать в город в качестве претендентки на престол значило бы погубить всю затею в самом начале. Сверкающие в ее глазах озорные искорки говорили о том, что Стефания от души наслаждается этим спектаклем и своей скромной ролью, так не соответствующей ее истинному положению.

Они ехали лесными дорогами, которые женщина-волк так хорошо изучила за время своего изгнания. На опушке она сняла чары и отпустила своих подопечных на волю. Некоторое время после этого женщина ехала, печально опустив голову и размышляя, что же теперь ждет их впереди.

Кутар был единственным, кто пребывал в самом спокойном расположении духа. Он снова обрел свой заколдованный меч, вещь, которую должен передать по назначению, впереди ждет хорошая драка — чего еще не хватает для полного счастья?

В Алкарион они въехали через Драконьи Ворота когда солнце уже садилось, отражаясь на позолоченном куполе храма Хастарты и шпилях огромного дворца, где обитал Темас Херклар. Булыжники мостовой самого большого города из всех фалкарских городов были стерты от постоянно проезжающих по ним колес крестьянских возов, фургонов торговцев и лошадиных копыт.

Оказавшись внутри городских стен, они, следуя произнесенной шепотом подсказке Лупалины, свернули на перекрестке направо, в менее посещаемую часть города. Так как годы изгнания ни капли не состарили женщину, которую здесь знали под именем Самандра, многие могли бы узнать ее в лицо. Поэтому женщина ехала, низко опустив на голову капюшон, полностью скрывающий ее лицо. Лишь время от времени она бросала вокруг настороженные взгляды, стараясь понять, что происходит в городе и каково настроение его жителей.

Стефания же, соответственно своей роли служанки, не закрывала лицо и голову от солнца и легкого ветерка. С ее уст так и норовил сорваться смех, весь вид девушки буквально излучал плохо скрытое ликование. Время от времени ее взгляд задерживался на обтянутой кольчугой широкой спине и закутанных в мех плечах варвара, и тогда взгляд Стефании приобретал нежное и мечтательное выражение. Большой красный рот девушки растягивался в улыбке.

Неожиданно женщина чуть пошевельнулась и тихо окликнула их:

— Направо, Кутар, переулком через вон тот внутренний двор!

Они свернули на улицу пошире и проехали под нависающими этажами старых домов и между маленьких каменных оградок, пока Самандра не натянула узду перед небольшими деревянными воротами. Сойдя с изящного дамского седла, она вынула из расшитой поясной сумочки ключ и направилась к воротам, на которых висел громадный замок.

— За годы моего отсутствия в Алкаторе произошло много перемен, — шепнула она подошедшему к ней кумберийцу. — Когда-то в этом районе жили одни аристократы, а теперь его населяют какие-то отбросы общества.

С этими словами она повернула ключ, замок открылся, и деревянные ворота протестующие заскрипели на ржавых петлях.

— Мой бедный сад, — всплеснула она руками, едва все они оказались в порядком запущенном дворе. — Ты только посмотри! Повсюду сорняки. Остались ли хоть какие-то из моих лекарственных трав? А образцы? Впрочем, можно посмотреть их и позже.

Она пошла впереди всех по дорожке, заросшей крапивой и ползучими растениями, пока не подошла к деревянной двери, скрытой в стене под каменным карнизом. Эта дверь открылась тем же ключом, и Самандра вошла в большую кухню. Всю стену здесь занимал гигантский очаг, сложенный из валунов, над которым на кованых металлических крючках висели запылившиеся котелки и чайники.

— О, моя кухня! — жалобно воскликнула Самандра, которая, едва они оказались в городе, снова стала откликаться на свое настоящее имя. — Пыль! Паутина! А когда-то здесь все так и сверкало…

— Да, уборка бы здесь не помешала, — ухмыльнулся Кутар.

— Представляю себе, какое запустение в моей колдовской комнатке! А ведь она мне понадобится; без моих чар мы не сможем ничего сделать. Кутар! Стефания! Идемте со мной.

Подняв юбку до колен, она взбежала по узкой деревянной лестнице на верхний этаж, где, судя по всему, находились две спальни. Поспешно пройдя по коридору, она поднялась еще выше.

Весь третий этаж представлял из себя одно большое помещение. Повсюду лежала пыль; заходящее солнце, с трудом проходя сквозь грязные запыленные окна, окрашивало в кроваво-красный цвет паутину, которой были плотно затянуты все углы.

— О, боги, какая грязь… — простонала женщина. — Ах, это просто ужасно. Мой атанор, мои банки с травами, магическая посуда… Сколько времени понадобится, чтобы привести все это в порядок! А ведь чем раньше я займусь чародейством, тем лучше для всех нас!

— Хватит, — оборвала ее Стефания, выходя вперед. — Лучше выйдите отсюда оба и не мешайте мне. Здесь всей работы на пару часов.

Самандра в изумлении уставилась на нее, Стефания в ответ рассмеялась, откинув голову назад.

— Может я и принцесса, но обращаться с совком и метелкой умею получше многих! У Зоккванора мне только и приходилось, что убирать в его лаборатории, а после некоторых некромантских обрядов там было много чего гораздо неприятнее, чем пыль и паутина. Хватит разговоров, кыш отсюда!

— Принцесса Фалкара… уборщица? — переспросила ошеломленная Самандра.

Кутар усмехнулся и взял колдунью под локоток.

— Да, боги Туума, будущая королева Фалкара! Когда она наденет корону, эти знания помогут ей управлять дворцовыми слугами.

Спускаясь по лестнице, они слышали шуршание прутьев по пыльному полу и кашель Стефании. Кутар улыбнулся, размышляя про себя над тем, какие фокусы иной раз выкидывает судьба.

На кухне же Самандра занялась уборкой сама, а затем приготовила мясо, захваченное из кладовой Равен-Гарда, и закончила тем, что нарезала сыр и испекла две буханки хлеба в печи, где варвар развел огонь с таким усердием, что ревущее пламя принялось рваться вверх, грозя свести на нет все кулинарные усилия.

Когда еда была готова, Стефания объявила, что помещение для колдовства теперь в порядке, все поднялись по узкой деревянной лестнице на верхний этаж. Самандра на мгновение остановилась в дверях, признавая, что теперь здесь и в самом деле царит абсолютная чистота. Стефания отмахнулась от комплиментов, объяснив, что Зоккванор строго следил за чистотой в своей лаборатории, и ей частенько доставалось, если пробирки и банки стояли не в нужном порядке. Поэтому уж что-что, а уборку колдовских помещений она умеет делать очень хорошо.

— Тогда посмотрим, какая из тебя помощница чародея, — полушутя-полусерьезно обратилась к ней Самандра. — Где кровь нетопыря? А крылья хорпатов?

Еле заметно улыбаясь, девушка тут же принесла и то и другое. Одобрительно кивнув, Самандра попросила принести свой хрустальный шар. Когда девушка поместила его перед ней на серебряную подставку, колдунья наклонилась над ним, расставив руки и двигая пальцами, будто что-то плела в воздухе.

Кутар со Стефанией придвинулись поближе, вглядываясь в туманную стеклянную глубину, которая вскоре стала совершено прозрачной, затем в шаре начала медленно проступать картинка, словно возникающая на подернутой рябью воде.

Судя по всему, это был тронный зал во дворце Фалкара. Трон был украшен резными фигурами леопардов, у которых вместо глаз сверкали огненные рубины. Вырезанные из темного дерева подлокотники изображали двух змей Аскарда, в открытой пасти каждой из которых сверкало по большому бриллианту. На подушку сиденья была наброшена шкура тигра из Испахана. Наконец Кутар смог разглядеть и человека, сидящего на троне.

— Боги Туума! — изумлено прошептал варвар.

— Кто это? — тихо спросила Стефания, как будто сидящий на троне и неясные фигуры, стоящие по обе стороны от него, могли ее слышать.

Это был высокий юноша, с очень бледной кожей, внешность его отличалась особой мрачной красотой. На бледном лице выделись большие красные глаза и кроваво-красный рот. На черных волосах сверкала изукрашенная самоцветами золотая корона Фалкара, а руки неподвижно лежали на резных змеях, обвивающих подлокотники.

Слева от него стоял высокий худощавый мужчина с темной окладистой бородой и черными глубоко посаженными глазами, мрачно взирающими из под кустистых черных бровей. Все его облачение было тускло-черного цвета и украшено алой вышивкой в виде страшных клыков Бельтамквара, отца демонов. Он стоял совершенно неподвижно, пристально глядя вниз, но те кто наблюдал за ним сквозь хрустальный шар, не смогли разглядеть, что именно привлекло его внимание.

— Элвириом, — пояснила женщина. — Совсем не изменился.

По другую сторону трона находился маг Талкалид, уступающий своему товарищу ростом и несколько превосходящий его толщиной. Это был широкоплечий мужчина с немного вьющимися седыми волосами и толстыми, мускулистыми руками, виднеющимися из коротких рукавов туники. На его одеянии были вышиты знаки ужасного Азтамура. При виде него Кутар сделал глубокий вдох, сердце у него бешено застучало. Вот, значит, как выглядят служители этого демона-бога!

— Смотрите теперь! — прошептала Самандра.

Изображение в хрустальном шаре стало меньше, как будто удаляясь. Теперь они увидели и других, кто был в зале. Пятеро воинов в доспехах с мечами на боку стояли, глядя на мертвенно-бледного юношу, восседающего на троне. На них были кольчуги Иноземного корпуса королевской гвардии, отороченные кожей доспехи, принятые у конных наемников.

Все пятеро стояли, застыв, охваченные трепетом или, скорее, откровенным ужасом. Впереди них стоял шестой, в роскошных золоченых доспехах. Рукоять его меча была изукрашена драгоценными камнями, с плеч свисал черный расшитый золотом плащ. В отличие от остальных этот стоял гордо выпрямившись и с вызывающим видом глядя перед собой.

Из шара еле слышно донесся голос Талкалида:

— Джаркен Уот, генерал наших армий, ты не выполнил наш приказ вторгнуться в Маккадонию.

— У нас мир с Маккадонией, сир. И приказ мне отдал вовсе не Темас Херклар, мой правитель, которому я должен повиноваться.

— Регент низложен, генерал. Но впрочем… ты, наверно, еще не слышал эту новость. Ты со своей армией еще недавно охранял границы королевства, а гонцы, наверно туда еще не успели.

Все это было произнесено тихим, почти женским голосом, но в облике бледного как мертвец юноши не было ничего женственного. Наоборот, за внешностью, наводящей на мысли о тяжелой болезни, проглядывала сверхъестественная сила и мощь.

— Возможно, ты даже не слышал моего имени, — продолжал бледный юноша, восседающий на престоле Фалкара, — а также, что Фалкаром теперь правлю я вместе с моими дядями, Элвириомом и Талкалидом. Темаса Херклара больше нет. И поэтому ты будешь получать приказы только от меня. Ибо я — Унус, король Фалкара!

Услышав это, генерал Джаркен Уот склонился в поклоне.

— Буду знать, Ваше Величество. Но что произошло с Темасом Херкларом?

— Не стоит задавать слишком много вопросов! — прошептал мускулистый Талкалид. — Знай лишь одно: регента поместили в тюрьму, и его ждет судьба всех изменников.

— Да как же правитель может быть изменником?

Элвириом, жестоко улыбаясь, наклонился вперед.

— Разве ты не слышал, Джаркен Уот? Спрашивать тех, кто правит страной, не особенно разумно! Смотри же, что может ожидать и тебя, если ты и дальше будешь спрашивать о том, что тебя не касается.

Элвириом взмахнул рукой.

 

Глава шестая

Откуда-то сбоку стражи приволокли обнаженного мужчину в цепях. Тем, кто наблюдал эту сцену в хрустальном шаре, было хорошо видно, как тот отчаянно отбивается, пытаясь освободиться. С большим трудом гвардейцы приволокли его к подножью тронного возвышения.

— Посмотри на этого преступника, генерал, — негромко продолжил Элвириом. — Его приговорили сжечь заживо за многочисленные преступления. Но король Унус милостив. Он самолично дарует такому несчастному вечный покой. Берегись, Джаркен Уот — его судьба может стать и твоей судьбой!

Мертвенно-бледный юноша повернул голову и его красные глаза уставились на осужденного. Внезапно из них ударили красные лучи и окутали тело мужчины пылающей яростным огнем ярко-красной аурой. Миг спустя тот превратился в облачко плавающих в воздухе пылинок. Пустые оковы с лязгом упали на пол.

— Двалка, — прошептал до крайности потрясенный Кутар. — Что, во имя его Боевого Молота, это было?

— Н-не знаю, — задрожала всем телом Самандра. — В мое отсутствие Элвириом и Талкалид овладели многими чародейскими приемами. Их сила возросла гораздо больше, чем я предполагала.

Генерал тоже задрожал всем телом уставясь на пустые цепи у своих ног.

— Видел ли ты когда-нибудь такое могущество у человека? — спросил генерала Элвириом медоточивым голосом. — Значит, Джаркен Уот, вы займете пограничье Маккадонии и пронесете знамена с леопардом на восток до самого Внешнего моря? Не так ли, генерал?

Тот без колебаний поднял правую руку и положил ее на прикрытую броней грудь.

— Я повинуюсь своему королю. Мои армии выступят на восток на рассвете.

Маг, которому такой ответ явно понравился, улыбнулся, медленно распрямляя спину.

— Что же, ступай и принеси знамена Маккадонии с грифоном, и тогда король Унус осыплет тебя множеством наград. Иди же, выполняй повеление короля!

Генерал и пятеро его капитанов отдали честь, развернулись и вышли из тронного зала, четко печатая шаг. Король Унус смотрел им вслед красными глазами, двое магов переглянулись между собой поверх его головы. Но тут изображение в шаре начало бледнеть и вскоре исчезло совсем.

— Это и есть мой трон? — неожиданно жалобно спросила Стефания. — Но как же мы справимся с такими сильными магами?

— Все это и правда очень странно, — признала колдунья.

— И все же я взялся доставить амулет Темасу Херклару и должен во что бы то ни стало выполнить свое обещание. Тем более, что за это мне уже заплатили. Самандра, — продолжал он. — Кто это был на троне? Какой-то демон? Где эти маги раскопали его?

— Сейчас я не могу этого узнать, — покачала головой женщина. — Для этого понадобятся более сильные чары и, возможно, даже некромантия. Разве что вот это…

Ее руки проделали над хрустальным шаром несколько таких же странных жестов. Окутывающий шар туман исчез, и внутри него можно было видеть что-то вроде темницы. На охапке старой соломы лежала съежившаяся дрожащая фигура старика. С одной стороны виднелись прутья решетки, откуда-то тускло мерцал свет факела.

— Боги Туума! Это же Темас Херклар, — в ужасе прошептала Самандра.

— Этот старик? — удивленно переспросил Кутар.

Узник был ни капли не похож на правителя: длинные, совершенно седые волосы, морщинистое лицо, истощенное дрожащее от слабости тело в истлевшей и драной одежде.

— Когда я его видела в последний раз, он был намного моложе, — прошептала колдунья. — Боги, что же с ним сделали?

— Кое-что из этого он сделал с собой сам во дворце наслаждений, — ухмыльнулся Кутар.

— А те двое магов ему потворствовали! — воскликнула Самандра.

— Я должен отправиться к нему с этим амулетом, ведь я дал слово, — заявил варвар.

— Расспроси Темаса Херклара о нынешнем короле, Унусе, — посоветовала колдунья. — Возможно, он знает что-то важное. Думаю, сейчас нам может помочь только он.

Она пристально посмотрела на Кутара поверх хрустального шара, который снова стал мутным.

— Он в тюрьме, вероятно, в самой нижней камере подземной темницы. Как ты его там найдешь… сам не подвергшись опасности?

— Подумаешь, — фыркнул кумбериец. — Главное, попасть во дворец, а там само станет ясно по ходу дела. Но мне лучше отправиться тотчас же, тот человек, которого мы видели, совсем плох. А я хочу добраться до него раньше Карнола, бога смерти.

— Передай ему, что я жива, Кутар! — прошептала Стефания. — Пусть умрет, думая об этом. — Кутар и Самандра изумленно уставились на нее.

Стиснув кулаки, девушка выкрикнула:

— Он убил моих родителей! Думаешь, мне его жалко? Я проклинаю его имя! Пусть просто знает, что я жива и буду просить бога смерти, чтобы душа этого изверга вечно терпела нечеловеческие мучения!

— У тебя есть характер и сила духа, — с улыбкой проговорила Самандра. — Если нам когда-нибудь удастся посадить тебя на трон, ты будешь хорошей королевой Фалкара.

Варвар собирался выходить и перед дверью уже накидывал на плечи свой плащ из медвежьей шкуры. Неожиданно Стефания подошла и обвила ему руками шею.

— Будь осторожней, Кутар, — прошептала она. — Ты — все, что у меня есть.

Кутар усмехнулся и поцеловал ее в щеку. Но девушка обхватила ему голову ладонями, повернула к себе и прижала губы к его рту. Потом, чуть покраснев, она отодвинулась и прошептала:

— Если ты сделаешь меня королевой, то я сделаю тебя генералом своей армии вместо Джаркена Уота. Клянусь тебе.

Варвар громко рассмеялся и, открыв дверь кухни, прокрался через заросший сад к калитке и выскользнул в переулок. Все мысли его были поглощены предстоящим делом.

Он не обращал внимания ни на зазывные голоса уличных соблазнительниц, выставляющих себя напоказ в дверях, ни на крики уличных торговцев, продающих фрукты и сыр, и другие не менее аппетитные кушанья.

Наконец он подошел к огромному каменному зданию. Это была городская тюрьма.

Кутар медленно направился вдоль стены, внимательно оглядываясь кругом. С трех сторон здание было на самом виду, а четвертая пребывала в тени из-за стоящего почти вплотную к нему здания значительно меньших размеров.

Когда улица вокруг него опустела и его никто не мог увидеть, варвар проскользнул между зданиями. Его пальцы пошарили по кирпичной кладке, нащупывая многочисленные выемки и выступы, складывающиеся в грубый декоративный узор. Хватаясь за них и упираясь носками сапог в еле заметные ямки и щели между камнями, кумбериец полез вверх по стене.

Никем не замеченный, он забрался на плоскую крышу тюрьмы. Там варвар заметил небольшую защищенную навесом деревянную дверь, ведущую, судя по всему, в недра здания. Дверь оказалась незапертой; Кутар тихо вошел и, прикрыв ее за собой, принялся бесшумно спускаться по лестнице. Подобно тени, он спустился на пять этажей, слыша сквозь стены крики и стоны тех, кто подвергался мучениям в пыточных камерах, а также храп многочисленных узников, привыкших находиться в этом ужасном месте.

Варвар беспрепятственно достиг двери, ведущей в подземелье. Подойдя к беззаботно дремлющему часовому, он схватил его за шею и держал, пока в его теле не угасла последняя искра жизни. Варварская хитрость подсказала Кутару усадить мертвого часового на стул и придать ему позу спящего. Сняв у него с пояса кольцо с ключами, Кутар двинулся дальше по коридору подземелья.

Короткая каменная лестница привела его в круглое помещение. Здесь по каменным стенам тянулись сплошные прутья решетки, пахло давно не мытым человеческим телом. Покрутив головой от невыносимой вони, Кутар прошел в середину помещения где на поставце был укреплен горящий дымным пламенем факел. Взяв его, варвар прошелся вдоль решеток.

Темаса Херклара он нашел в четвертой камере. Отперев дверь, он вошел в камеру.

Когда варвар поднес факел поближе, старик пошевелился, застонал во сне и поднял исхудалые руки, словно защищаясь от удара.

— Я ничего больше не знаю, совсем ничего, — простонал старик.

Открыв глаза, он в ужасе уставился на молодого великана с факелом в руке.

— Нет! Не мучай меня больше. Мне больше нечего вам рассказать.

— Спокойно, старик, — пробурчал варвар, опускаясь на колено и наклоняясь поближе к узнику: — Я прибыл от Мердорамона, он поручил мне передать тебе этот амулет.

В подтверждение своих слов варвар извлек из поясной сумки янтарную каплю с горящим там крохотным голубым пламенем. Старик непонимающе уставился на предмет, оказавшийся прямо у него перед глазами. Он покачал совершенно седой головой и по щекам у него полились слезы.

— Я ничего об этом не знаю. Ничего!

— Он должен защитить тебя от Элвириома с Талкалидом и от их чар. Его дал мне маг Мердорамон в оазисе посреди Умирающей пустыни и велел отвезти тебе.

Слезящиеся глаза старика наконец прояснились: бывший регент охнул и попытался подняться. Варвар уже собрался вложить амулет ему в руку, но Темас Херклар покачал головой.

— Слишком поздно. Сохрани его для себя, юноша, чтобы выбраться из этого проклятого города.

— Это еще не все. Я приехал в Алкарион со Стефанией, дочерью короля Термонда и королевы Хриасалы.

— Термонда? Хриасалы? Их дочерью? Но она же мертва. Я заплатил за это золотом… О боги, я не должен был этого говорить, я выдал себя. О, я несчастный!

— Она жива, старик, не переживай. И она прибыла в Алкарион, чтобы занять принадлежащий ей по праву трон. Кстати, а что это за странное существо, которое называет себя королем Унусом?

— Королем Унусом? Да, я помню его. Нечто вроде демона, его создали Элвириом и Талкалид. Они так и говорили, что создадут для Фалкара короля, который будет повиноваться им. Тогда я не уделил их словам должного внимания… О, как я наказан за свое преступление против Тормонда и Хриасалы! Они окружили меня всеми возможными удовольствиями: дорогими винами, снадобьями, возвращающими телу юношескую силу, доступными женщинами, владеющими всеми ухищрениями Хастарты. На самом же деле я был свиньей, все глубже и глубже погружающейся в зловонную грязь. А парк наслаждений был моим свинарником. Эти двое заперли меня там, чтобы я не мешал их грязным делишкам, но им даже этого оказалось мало. Они распознали все мои слабости и хитро воспользовались ими. Каким же я был глупцом!

Голос старика постепенно перешел в тихий безнадежный скулеж. Темас Херклар заплакал горькими слезами, сгорбившись на куче соломы.

— Идем со мной, — решительно произнес Кутар. — Сделанного не воротишь, но ты еще можешь искупить совершенное тобой зло. Ты восстановишь силы в более безопасном месте, а затем поможешь Стефании занять трон.

— О, нет, юноша. Я слишком стар!

— Тогда расскажи мне, что для этого сделать.

Наступило молчание. Темас Херклар уперся горящим взглядом в молодого великана, разглядывая его обрамленное золотыми волосами лицо, могучую грудь в кольчужной рубашке и массивные руки. На некоторое время Темас Херклар застыл в полной неподвижности, а затем медленно кивнул, впервые улыбнувшись.

— Может быть, тебе и удастся отомстить им за меня, кто бы ты ни был. Амулет Мердорамона повесь себе на шею и носи не снимая. Он защитит тебя от колдовства Элвириома и Талкалида. Ты сможешь сделать то, что уже никогда не удастся мне! Я умру отмщенным…

— Ты начал рассказывать о существе, которое именует себя королем Унусом, — напомнил варвар.

— Эти двое создали его в чанах, наполненных разными магическими ингредиентами, а потом вдохнули жизнь с помощью Бельтамквара и Телонии, его подруги. Это не человек, а, скорее, некое подобие голема. Берегись его, юноша, это существо обладает поистине страшной силой. Но сперва тебе надо убить тех двух чародеев. В отличие от него они всего-навсего люди из плоти и крови. Тебе надо будет захватить их врасплох, чтобы они не успели применить свои смертоносные чары. Сперва убей Элвириома, так как он более опасный из них двоих. А потом отправь к демонам Талкалида. А уже после убей Унуса, если сможешь!

Старик бессильно привалился к сочащейся водой стенке, недоверчиво качая головой.

— Не знаю может ли вообще что-нибудь убить Унуса. Это существо, которое создано чародеями и оживлено демонами. Берегись его, вот все, что я могу тебе сказать, юноша. А больше я ничего не знаю, ничего не знаю…

Внезапно старик поперхнулся, глаза у него вылезли из орбит, тощее тело затряслось, будто в сильнейшем приступе лихорадки. Варвар протянул руку, чтобы поддержать узника, но ощутил, что сердце у него остановилось. Все, что он смог сделать для Темаса Херклара — это закрыть ему глаза, которые невидящим взором уставились в потолок камеры.

Затем Кутар покинул тюрьму так же бесшумно, как и вошел. Подобно бестелесному духу он пробирался темными пустынными улицами Алкариона. Шел час крысы, и по улицам передвигались лишь солдаты, которые несли караул, или степенно вышагивающие со своими фонарями на шестах глашатаи, выкликающие время. Чтобы не быть обнаруженным, варвар прятался в тени, стремительно перебегая из одного места в другое. Вскоре перелез через стену, за которой находился дом Самандры. Войдя в кухню, он завернулся в свой плащ из медвежьей шкуры и безмятежно уснул, растянувшись на полу.

Самандра, которая спустилась туда утром, растолкала его. Кутар рассказал ей о своей встрече с Темасом Херкларом и о его последнем предостережении.

— Ты выполнил свое обязательство, — заметила, ставя на огонь кастрюлю с длинной ручкой, где варились яйца к завтраку. — Что ты теперь намерен делать?

Молодой великан пожал плечами.

— Как что? Посадить Стефанию на трон. Предыдущую службу я выполнил, а принцесса меня временно наняла.

— Тогда делай как я скажу, — продолжила женщина, накладывая ему полную тарелку еды. — Ты сегодня же внесешь в тронный зал короля Унуса трехглазого золотого попугая в серебряной клетке.

— Попугая? Что это за штука такая?

Самандра рассмеялась.

— Это такая диковинная птица, Кутар, но принесенная тобой станет еще более чудесной, ведь это я сама стану ею! Мне не терпится увидеть лица этих двух чародеев, когда они услышат, что эта диковина им скажет.

Три часа спустя перед храмом Правосудия, в котором король Унус принимал просителей и рассматривал просьбы, собралась целая толпа. Там были и те, кто с трепетом ожидал королевского решения, и те, кто пришел, чтобы полюбопытствовать. Сквозь них прямо к трону протиснулся мускулистый молодой человек с золотыми волосами, закутанный в плащ из медвежьей шкуры. Ростом он намного превосходил любого; когда плащ распахивался, на боку у него виднелись ножны меча с эфесом, украшенным ослепительно сверкающим красным камнем.

Варвар бесцеремонно проталкивался, не обращая внимания на крики и ругательства, которые неслись ему вслед, и вскоре оказался у самого возвышения трона, на котором восседал король Унус. Советники, Элвириом и Талкалид, стояли по обе стороны трона. Подняв над головой накрытую платком клетку, варвар громко и торжественно объявил:

— Подарок для Унуса, короля Фалкара!

Его краткая речь заглушила слова двух спорящих перед королем купцов. На бледном лице Унуса отразилась досада; чародей Элвириом нагнулся что-то шепча ему на ухо. Но Унус не смог расслышать слова мага, заглушенные голосом, более походившим на звериный рев.

— Ничьи глаза никогда не видывали ничего подобного! Столь редок и драгоценен мой подарок. Я привез его с самых Сисифейских гор, ибо это мой дар великому Унусу!

Король Унус сделал благосклонный жест своей нежной бледной рукой.

— Стража, пропустить его. А если этот подарок окажется не таким редким и драгоценным, как он говорит, тогда я прикажу заживо содрать с него кожу, чтобы никто не думал, что короля можно безнаказанно отвлекать от государственных дел.

— Я и без них найду дорогу, — огрызнулся Кутар, легко расталкивая локтями стражу и оказываясь перед самым троном.

Он прошел между купцов, так же легко оттолкнув их со своего пути, и встал лицом к лицу с Унусом и некромантами. Король сделал нетерпеливый жест.

— Ну? Что это за подарок?

— Трехглазый золотой попугай, ваше величество! Он говорит бесценные слова правды. Его глаза заглядывают в прошлое, настоящее и будущее — одним глазом в каждое!

— Ложь! — воскликнул Элвириом. — Такой птицы не существует!

— Как же не существует, когда вот она, здесь? — заговорил варвар. — К тому же такая птица окажется бесценной для короля. Ведь она может сказать ему все, о чем бы тот ни вздумал спросить.

— Давайте взглянем на это чудо, — проговорил Унус.

Кутар сдернул с серебряной клетки лиловую ткань и в зале раздались восторженные возгласы. Птица и в самом деле была прекрасна. Сидя на жердочке, она чистила клювом перышки, время от времени расправляя желтые крылья.

— Приветствую тебя, Унус… король Фалкара, — прощебетала она.

Унус рассмеялся холодным бесчувственным смехом, казалось, проникавшим в самые кости слышащего.

— По крайней мере, говорить она умеет. Но действительно ли ты способна предвидеть будущее, птица из Сисифеи?

— Способна, великий владыка. Я вижу Стефанию, дочь покойного короля Тормонда и покойной королевы Хриасалы, восседающую на том самом троне, где ныне сидишь ты!

По залу для аудиенций прокатились испуганные крики. Все отчаянно толкались, стараясь поближе подойти к этой птице, которая предвидела такое будущее. Лица Элвириома и Талкалида выражали сильнейший гнев, но бледные черты короля Унуса не отразили совершенно никаких чувств.

— Я могу приказать убить тебя за такое предсказание. Разве ты не знаешь, что Стефания умерла еще в младенчестве?

— Нет, король. Стефания жива.

Новая волна криков и приглушенного испуганного ропота прокатилась по залу подобно морской волне. Элвириом вышел вперед и наклонившись всем телом, пристально посмотрел на варвара и говорящую птицу в серебряной клетке.

— Колдовство, — прошипел он. — Это какой-то фокус!

— Такой же фокус, как и вызванный тобой оползень, Элвириом, — снова подал голос трехглазый попугай. — Тот, что похоронил под собой короля Тормонда и королеву Хриасалу!

Ошеломленный колдун отшатнулся. Его и так бледное лицо сделалось белее снега на Великом Леднике, лежащем между Кумберией и Туумом. Он поднял дрожащую руку и показал на Кутара.

— Уничтожить этого человека!

Издав боевой клич, Кутар выхватил из ножен Ледогнь. Одним прыжком он очутился перед троном и острие его меча уткнулось в горло сидящему на троне.

— Прежде чем я умру, умрет Унус-узурпатор! — проревел он.

— Дурак! — рявкнул в ответ Талкалид. — Король сейчас уничтожит тебя за такую дерзость! Унус, великий владыка, окати этого варвара алым взглядом своих сияющих глаз, дабы он поплатился за свое преступление.

— Нет! — возразил Унус. — Мне приходит в голову, что этот малый и в самом деле принес нам редкий подарок. И знаешь, о чем я сейчас подумал? Если ты и в самом деле убил до меня короля и королеву, то вдруг когда-нибудь замыслишь убить и меня…

Взгляд красных глаз теперь был полон злобы. Кутар опустил меч, поглощенный этой разыгрывающейся у него на глазах драмой.

— Унус, я приказываю тебе! — вдруг завизжал Талкалид.

— Вы сделали меня… королем, — негромко заговорило существо, сидящее на троне. — И дали мне определенные… силы. Вы держите в своих руках мою королевскую власть и эти силы, Талкалид и Элвириом. Я не смею сделать ни шагу без вашего согласия. Я не король. Я всего лишь ваша марионетка!

— Что ты такое говоришь? — охнул Талкалид.

— Он говорит правду, — безмятежно прощебетал трехглазый попугай. — Элвириом и Талкалид создали Унуса в своей магической лаборатории. С помощью демонов Бельтамквара и Телонии они и породили того, кто правит сейчас Фалкларом. Перед вами не человек, а существо, созданное чародейством!

— Убить эту птицу! — пронзительно закричал Элвириом.

Какой-то стражник тут же подчинился приказу и поднял копье, собираясь метнуть его не то в пернатого возмутителя спокойствия, не то в человека, принесшего его сюда. Но Кутар только обрадовался предстоящей хорошей драке. Поставив клетку с попугаем на помост, он подошел к опешившему стражнику и встал пред ним, злобно усмехаясь и вызывающе расставив ноги. Но желанию варвара не было суждено осуществиться. Перед ним был не воин вроде тех, которые служили под началом Джаркена Уота, а всего лишь королевский гвардеец, которого жизнь во дворце сделала подобием изнеженной женщины.

Кумбериец извлек из ножен Ледогнь и поводил им из стороны в сторону. Но все стражи трусливо опускали глаза, а толпившиеся вокруг люди разом отступили на несколько шагов.

— Унеси меня отсюда, — прощебетала птица из серебряной клетки. — Вижу, здесь не особенно рады такому драгоценному дару.

Пожав могучими плечами, варвар поднял с помоста клетку и с видом притворного разочарования направился к выходу, так же легко раздвигая толпу. Когда он был уже возле самого выхода, Элвириом завизжал:

— Остановить его! Взять этого человека.

— Этот человек уйдет беспрепятственно, Элвириом, — негромко, но повелительно произнес король Унус. — Я должен отблагодарить его за то, что открыл мне глаза на вас обоих. Его золотой попугай сказал мне правду.

Король встал и, набросив на плечи пурпурно-золотую мантию, некоторое время обводил угрюмым взглядом зал для аудиенций. Чародеи яростно ругались за его спиной, не замечая ничего вокруг.

Тем временем Кутар вышел на улицу и, чтобы сбить с толку преследователей, которых маги явно пустили по его следу, некоторое время петлял по улочкам, а затем пересек базарную площадь.

— За нами следят? — неожиданно прощебетала птица.

— Да, двое, — буркнул кумбериец, бросая на них внимательный взгляд. — Высокие ребята с глазами убийц и руками на рукоятях кинжалов, наполовину скрытых под плащами.

— Они не должны найти Стефанию!

— Предоставь действовать мне, трехглазая золотая птичка, — рассмеялся Кутар. — Сейчас будет небольшое представление, а в таком мне нет равных.

С этими словами варвар ускорил шаг. Сделав большой круг, он снова оказался на задворках храма, который недавно покинул с таким шумом, а затем углубился в городские трущобы. Двое в плащах неотступно следовали за ним.

Остановившись у двери дешевой таверны, над дверью которой покачивалась наполовину стертая ветром и временем деревянная вывеска в виде грубо нарисованного кувшина, кумбериец толкнул дверь и оказался внутри. Здесь за столиками с грязными скатертями сидело около дюжины человек. Взгромоздив на стол птичью клетку, варвар подозвал к себе служанку, такую же неопрятную, как и все это заведение.

— Кружку холодного эля, женщина. И поскорее.

Едва служанка направилась к его столику с кружкой эля в перемазанной кухонным жиром руке, как дверь снова распахнулась и вошли двое высоких мужчин в длинных плащах. При виде варвара их глаза сверкнули. Не теряя времени, двое подошли к столику, за которым с показной беспечностью восседал Кутар и, оттолкнув прочь служанку, одновременно вытащили кинжалы, готовясь нанести удары с двух сторон сразу.

Даже не удостоив их взгляда, варвар сперва стремительно ткнул их жесткими будто металлическими пальцами, а затем стиснул запястья нападавших словно стальными обручами. Лезвия обоих кинжалов воткнулись глубоко в деревянную столешницу. Двое изумленно уставились на свою несостоявшуюся жертву, а затем резко развернулись, пытаясь удрать. Но Кутар так же быстро схватил их за волосы и притянул к себе так, что головы обоих оказались лежащими на грязном деревянном столе.

— Вы, стервятники! — негромко, но внушительно произнес варвар. — Мне ничего не стоит убить вас обоих прямо сейчас, но я придумал кое-что получше. Сейчас вы вернетесь к Элвириому и Талкалиду, которые вас подослали, и скажете им, что их дни в Алкарионе сочтены, и что к часу птицы им придет смерть.

Несостоявшиеся убийцы с трудом выдрали из столешницы свои кинжалы и с позором направились к двери, сопровождаемые дружным смехом всех, кто оказался свидетелем этого происшествия. Уже на пороге один из них обернулся и мстительно произнес:

— Вот увидишь, как они расправятся с тобой! Они бросят тебя на съедение крысам!

Кружка эля, выхваченная у растерявшейся служанки и пущенная мощной рукой варвара, просвистела в воздухе и разбилась о стену у самого лица не вовремя расхрабрившегося помощника чародея. Плащи обоих оказались покрыты крепко пахнущими брызгами. Съежившись, двое выскочили наружу, подобно насмерть перепуганным кроликам.

Усмехнувшись, Кутар бросил служанке серебряную монету.

— Это за пролитый эль и кружку. А еще за вторую, которую ты наполнишь доверху. И поторопись, это маленькое приключение возбудило во мне сильнейшую жажду.

— Ты с ума сошел! — тихонько заговорил трехглазый попугай, когда варвар осушил около половины кружки. — Угрожать чародеям! Да они втроем тебя в порошок сотрут, и нас всех вместе с тобой. Давай лучше скорее вернемся домой, и я попытаюсь наслать чары, которые не позволят им нас найти.

— Да я именно этого и хочу, чтобы они нас нашли, — как ни в чем не бывало заявил варвар. — А еще больше хочу, чтобы к нам заявился король Унус. Думаю, теперь у него есть о чем поразмыслить. А он, похоже, не из тех, у кого слова расходятся с поступками.

— О боги, я думала всего лишь поднять против них народ, а получилось, что мы лишь насторожили короля и его советников, предупредив их, что Стефания жива!

— И кто из нас лишен ума, птичка? Ты же сама все слышала так же хорошо, как и я. Король Унус не хочет быть марионеткой в руках этой парочки, и думаю, что часы их уже сочтены. А также, что он скоро явится искать нас. А теперь перестань щебетать и дай мне спокойно допить свой эль.

В самом деле, король появился через час пополудни, закутанный в поношенный плащ с опущенным капюшоном, скрывающим его белое лицо и алые глаза. Он был один и, подобно простому посетителю, стучал железным молотком в уличную дверь, пока Кутар не пришел открыть ее.

— От меня, знаешь ли, не спрятаться, — начал он вместо приветствия. — Я знаю много чар, чтобы найти того, кто мне нужен.

— Приветствую тебя, властитель, — ответил варвар, почтительно склонив голову. — А вот тем чародеям я не доверяю. Входи, прошу тебя.

Самандра, облаченная в придворное платье из золотой парчи, вышла поприветствовать короля и присела, сделав церемонный поклон. Взглянув на нее, варвар не смог скрыть изумления. Недавнюю предводительницу волков было совершенно не узнать. Толченый малахит, которым были усыпаны ее веки, и красная мастика из Эгиптона на губах делали ее намного моложе. Седеющие черные волосы, еще недавно разметавшиеся непокорной гривой, теперь были уложены в сложную прическу. Два локона свешивались с самой макушки, придавая женщине в глазах короля невероятно привлекательный вид. Она показалась ему красивее всех куртизанок, виденных им во дворце.

— Я явился повидать золотую птицу, — сказал король Унус. — И принять ее в подарок.

— Птица твоя, король, — произнес Кутар. — Но, едва оказавшись во дворце, она будет убита вашими же советниками. Для того, чтобы предвидеть такой исход, вовсе не обязательно владеть колдовскими чарами.

— Они не посмеют!

— Как раз они и посмеют, — проговорила Самандра с обольстительной улыбкой. — Но есть способ, благодаря которому вы можете заполучить эту птицу без всякой опасности для нее.

— И какой же?

— Уничтожив Элвириома и Талкалида, — подсказал варвар.

— Мне такое вполне по нраву, но я не смею, — улыбнулся король, — они могущественные маги. И, кроме того, то, что сказала птица насчет моего появления на свет — чистая правда.

— Но ты же не их создание. Ты дитя Бельтамквара, отца демонов, — прошептал, наклонившись к Унусу, Кутар, — и его подруги, прекрасной Телонии.

— Да какое это имеет отношение к чародеям?

— Разве они разрешат уничтожить свое дитя?

Унус изумлено уставился на своего собеседника. В его красных глазах появилось нечто, похожее на одобрение и благодарность.

— Может, все именно так, как ты говоришь. Верно, мне были даны великие силы. Но даже их недостаточно, чтобы справиться с Элвириомом и Талкалидом.

— А ты предоставь это дело своим истинным родителям-демонам, — шепнула Самандра.

Король посмотрел на нее со смесью изумления и восхищения.

— Неужели это можно сделать?

Самандра сделала приглашающий жест, и король Унус последовал за ней наверх по узкой деревянной лестнице. Кутар подождал, пока они не скрылись из вида, а потом отправился на кухню. Здесь его ждала Стефания, закутанная в огромный шерстяной плащ. Затаив дыхание, девушка смотрела на него большими глазами.

— Пошли, девушка, — проворчал варвар. — Нам с тобой надо поспешить!

— Но куда, Кутар? — спросила она, когда он схватил ее за руку и почти вытащил из дома.

— Опередить короля, — ответил кумбериец. — А теперь следуй за мной.

Любой увидевший их прохожий мог бы подумать, что это наемник из варварской страны весело куда-то идет со своей подружкой — судя по виду служанкой или кухаркой в богатом доме. Кутар шел, смеясь и болтая, обняв Стефанию одной рукой за плечи и время от времени поглаживая ее. Таким образом они прошли через глухую улицу, пока не добрались до конюшни, где стояли в ожидании хозяев Серко и гнедая кобылка Стефании. Бросив несколько медных монет мальчишке-факельщику, варвар вывел лошадей и проворно оседлал их.

Затем он уже привычно помог Стефании подняться в седло и вскочил на коня сам. Они ехали по городским улицам не особенно быстро, чтобы не привлекать внимания стражи.

Когда же Кутар и Стефания проехали под Драконьими Воротами, варвар позабавил караульного офицера байкой, чуть не заставившей того покраснеть.

Выехав за ворота, всадники пустились рысью, взбивая на дороге целые тучи пыли.

 

Глава седьмая

Когда Самандра и Унус оказались в закутке, предназначенном для колдовства, чародейка первая прошла к алой пентаграмме, заранее нарисованной на полу человеческой кровью. В ее границах запросто могло бы поместиться несколько человек. Король встал рядом с Самандрой и принялся с интересом наблюдать, что она делает.

Внутри пентаграммы находился небольшой рогатый алтарь, сделанный из человеческих костей и пепла от демонического огня, перемешанных с песком острова Магии, стоящего в озере Жизни, где демоны, говорят, встречались в каждый канун Бельтайна.

Самандра налила в крошечную выемку на алтаре кровь и немножко воды из озера Жизни, затем посыпала в эту смесь красноватого порошка, добавила голубой соли вместе с несколькими гранами земли и железа. Смесь начала испускать резко пахнущий лиловый дым.

— Взываю к тебе, Бельтамквар, отец демонов! — громким певучим голосом заговорила колдунья, обеими руками чертя в воздухе магические символы. — Внемли моей мольбе, Телония, мать демонов! Явитесь к нам, молящим вас, о великие Иных Миров. Пересеките бездны Времени и Пространства и прислушайтесь к нашей мольбе!

Король Унус слушал ее молча, опустив капюшон, чтобы родители-демоны могли сразу узнать его когда появятся. Но слова древнего страшного заклинания прозвучали, лиловый дым по-прежнему курился на алтаре, но ничего больше не происходило.

— Что их задерживает? — беспокойно спросил король.

— Тише! Бельтамквару и Телонии приходится являться издалека… через бездонные пропасти Эборрола и огромные расстояния между мирами. Заклинание, которым я их призвала, мало кому известно. Оно было записано на глиняной табличке, которая, согласно легенде, принадлежала самому Афгоркону. Единственные, кто обладал им, были Элвириом с Талкалидом, — добавила Самандра с озорной кокетливой улыбкой. — Пока я его у них не похитила…

Внезапно в помещении стало холодно. Это был вовсе не тот холод, который царит зимой и легко изгоняется жаром очага или кружкой горячего красного мина со специями. Этот холод был сродни тому, что царит в межзвездном пространстве — ужасающий, вымораживающий кровь, казалось, превращающий в лед не только человеческое дыхание, но и сами мысли. Унус с Самандрой задрожали, инстинктивно придвинувшись друг к другу.

В противоположном углу закутка сперва возникло крохотное пятнышко темноты, которая была гораздо черней окружающего мрака. Оно быстро росло, пульсировало, дрожало от переполнявшей его жизни.

— Я вижу моего сына, а с ним незнакомую женщину. Именно эта женщина и вызвала нас, — неожиданно прошептал сверхъестественный голос, в котором не было ничего человеческого.

— И все же, говорить с тобою, Бельтамквар, отец зла, отец демонов, будет мой сын. Говори с ним, Унус.

Оба они одновременно обернулись. В противоположном углу закутка для магических занятий стояла женщина сверхъестественной красоты, со свисающими почти до земли длинными золотыми волосами, толком не прикрывающими наготу ее жемчужно-розового тела.

Женщина смотрела на Унуса лиловыми глазами с длинными ресницами. На ее губах, изогнутых в виде лука, при одном взгляде на которое всех мужчин долго преследовали эротические видения, играла материнская улыбка.

— Если ты его отец, Бельтамквар, то разве я не его мать? — спросила женщина, обращаясь ко все разрастающемуся облаку черной запредельной тьмы.

Самандра сделала глубокий реверанс.

— Прекраснейшая из женщин, великая Телония, — почтительно прошептала она. — Твой сын ищет помощи против тех колдунов, которые создали его с вашей помощью.

— Милый сын, — ласково пропела Телония.

— Докучливый сын, — прорычала тьма, которая была Бельтамкваром. — Какая такая ему грозит опасность, что он должен вызывать меня из моих преисподних?

— Все именно так, как сказала Самандра, отец. Элвириом с Талкалидом провозгласили меня королем Фалкара, но я лишь называюсь королем. Я их марионетка. Они грозятся сместить меня с такой же легкостью, с какой я могу раздавить каблуком муравья.

— У тебя есть силы, Унус, — прошептала прекрасная Телония.

— Да что такое мои силы в сравнении с их колдовской мощью? Они знают заклинания для вызова таких демонов, как Азтамур.

— Не самый могущественный демон, — сердито проворчал Бельтамквар.

— В сравнении с тобой, отец — да! Но по сравнению со мной…

Король Унус вздохнул и горестно посмотрел на родителей.

Стоящая рядом с ним Самандра в глубине души восхитилась его актерскими талантами. Тот еще раз вздохнул и покачал головой. Самандре показалось, что она видит скатившуюся у него из уголка глаза единственную скупую слезу.

— Можем ли мы разрешить нашему сыну быть марионеткой? — спросила приятным голосом Телония.

— Слушай меня, упрямая женщина-демон! В этом мире мы далеко не так сильны, как во всех остальных. Да, нас могут вызвать и, выполняя просьбу мага, мы можем проявить свою сущность. Но действовать по собственному произволу… нет, это противоречит правилам.

— Наши имена станут посмешищем, — принялась настаивать Телония.

— Надо мной никто не посмеется! И люди тоже.

— Только если мы дадим этим колдунам страшный урок. Никто и никогда не смеет так обращаться с нашим сыном!

— На самом деле мысль не так уж плоха, — заявил демон после минутного размышления. — В конце концов, Элвириом с Талкалидом получили от нас чего желали — не заплатив даже пропащей душой какой-нибудь жалкой рабыни. Нарушив первыми правила и обычай, они сами обрекли себя на такую судьбу!

— Заберите вместо этого их собственные души, — вступил в разговор Унус.

— Помолчи, мальчик! Что скажешь, Телония?

— Думаю это можно сделать. К тому же мне хотелось бы испробовать на Элвириоме множество забавных штучек, которые люди почему-то считают ужасающими мерзостями. Гнусный человек, возомнивший себя превыше всего на земле и в безднах космоса! Я целыми веками буду смеяться, наблюдая за его страданиями!

— А я предпочел бы заняться какой-нибудь женщиной, — мечтательно произнес Бельтамквар.

В облаке тьмы, являвшейся отцом демонов, вспыхнули два золотых глаза, которые пожирали взглядом стройные ножки Самандры и ее привлекательную фигуру.

— Талкалид не доставит мне особого развлечения.

— Неужели тебе еще не надоели всякие женщины? — недовольно произнесла Телония.

— Нет, милая, не надоели. Я нахожу их очаровательными созданиями, которые понимают меня намного лучше, чем ты. И кроме того…

— Вечно ты все об одном и том же… Внемли же мне, Самандра. Мы сделаем то, о чем нас просит сын, но это будет один-единственный раз. Пусть он даже не думает вызвать нас для помощи в его мелких придворных интригах. Понятно?

— Да, мне все понятно, дорогие родители, — кротко ответил король Унус, склоняя голову.

Бельтамквар фыркнул из темноты; во всяком случае, так показалось Самандре.

— Чтобы сделать то, что должно быть сделано, требуется прочесть одно заклинание, — проворчал отец демонов.

— Повторяй за мной, Самандра, — подхватила Телония. — А ты, Унус, закрой уши. Я не хочу, чтобы ты слышал подобные выражения. Ты для этого еще слишком молод.

Самандра старательно повторила все за Телонией, копируя каждое слово, каждую интонацию и дрожа от страха, когда ее уста издавали эти звуки, никогда не предназначавшиеся для человеческого горла. Произнося их, женщина чувствовала, как само пространство вокруг нее начинает вибрировать. Она догадывалась, что воздействие этого заклинания распространяется по всему Алкариону до самого дворца, достигая парка наслаждений Темаса Херклара, где теперь весело проводили время чародеи Элвириом и Талкалид.

Мир, где обитали люди, мистическим образом соединялся с преисподними из которых вызвали Бельтамквара и Телонию. Казалось, сама вселенная меняла свои очертания. Где-то рядом слышался визгливый смех всевозможной нечисти, которой происходящий здесь магический обряд также доставлял громадное удовольствие. Всюду торжествовали ужасные существа, которым нет даже названия в человеческом языке. Обступив чародейку со всех сторон, они верещали ей в уши, делали непристойные или угрожающие жесты. Наконец Телония взмахнула рукой и все успокоилось.

Пентаграмма, на которой стояли Самандра с королем Унусом, поднялась в воздух, словно поддерживаемая неведомой силой и, просочившись сквозь крышу дома, проплыла над глухой улочкой.

Под ними расстилался город Алкарион, но на пути их улицы его были пусты. Случись кому-то увидеть эту поразительную картину — вряд ли рассудок невольного свидетеля остался бы в целости. Невидимыми бегали обитатели преисподних, которых заклинание на время освободило, по другим улицам, щупая аппетитных девиц и почтенных матрон и делая непристойные жесты перед почтенными отцами семейств.

Пентаграмма мчалась высоко над дворцовыми шпилями, миновав позолоченный купол храма Правосудия. Рядом по воздуху неслась Телония, впереди в виде сгустка тьмы следовал Бельтамквар. Солнце, больше двенадцати миллиардов лет сиявшее на небе, вдруг умерило свой свет, сделав ясный сияющий день унылым и мрачным. Над городом собрались темные тучи.

Наконец они достигли парка наслаждений Темаса Херклара, который когда-то разбили примерно в двенадцати милях от Алкариона. К нему от ворот Хастарты вела широкая дорога, обсаженная по обеим сторонам тополями. Когда пентаграмма показалась над дорогой, снизу послышался вой, исторгаемый множеством человеческих глоток.

Пролетая стену, они заметили то, что более всего походило на армию статуй. Все солдаты застыли в тех позах, в каких находились в тот момент, когда Самандра прочла страшное заклинание, следуя подсказке женщины-демона. Не удостоив вниманием запертые ворота, пентаграмма пронеслась сверху, а затем, снизившись, полетела почти над самой землей, едва не задевая живые изгороди из тиса и цветочные клумбы, превращавшие этот уголок парка в рай для любовников. Здесь же в изобилии стояли мраморные скамьи и скульптуры, являющие собой все тот же соблазн во всевозможных обличьях. Этот парк вполне мог бы быть посвящен богине любви — столько здесь было бронзовых и мраморных изваяний, изображавших разнообразные сцены служения Хастарте.

Сам дворец был построен из драгоценнейших материалов — порфира и мрамора, черного дерева и слоновой кости. Особое внимание привлекали витражные окна, выполненные в виде детородных частей тела мужчин и женщин. Вход же во дворец имел до крайности непристойный вид, не поддающийся никакому описанию.

— Это каким надо быть распутником, чтобы придумать такие двери? — расхохоталась при виде них женщина-демон. — Как ты считаешь, Самандра?

Но колдунья была не в силах произнести ни слова.

На балкон выскочил полуодетый Элвириом, на ходу оправляя на себе черную тунику. Одна его нога была в сандалии, другая же оставалась босой. Ему вслед смотрела, довольно хихикая, пышнотелая рыжая девица. Элвириом увидел парящую в воздухе пентаграмму, а на ней своего подопечного в обществе Телонии, не позаботившейся о том чтобы прикрыть свою жемчужно-розовую наготу, и Бельтамквара, которого чародей узнал даже в виде сгустка тьмы. На лице советника короля отразился неописуемый ужас. Глаза у него выскочили из орбит, челюсть отвисла.

— О, могущественные! — произнес он, наконец, дрожащим голосом, безуспешно пытаясь унять дрожь в коленях. — Отец демонов! Прекрасная Телония, прелестнейшая из суккубов! Чем я заслужил такую честь?

— Прекрати! Довольно с меня твоей болтовни и твоей бесстыдной лжи! — пронзительно выкрикнул король Унус. — Я пришел, чтобы поставить все на свои места. Где это второе ничтожество, которое откликается на имя Талкалид?

— Прячется под кроватью, сын мой, — с улыбкой промурлыкала Телония. — Талкалид, выйди к нам! Мы жаждем тебя видеть! Можешь даже не одеваться!

Сквозь мраморную стену проплыл по воздуху второй маг, цепляясь за простыню, в которую безуспешно пытался завернуться, не то для того, чтобы придать себе по возможности благопристойный вид, не то пытаясь спрятаться. Черноволосая девушка, прибывшая когда-то во дворец наслаждений из пустынного мира Оазии, изумленно таращилась на это невиданное зрелище из окна соседней спальни.

Талкалид дрожал, как осиновый лист. По лицу у него обильно стекал пот, а рот был открыт, как у рыбы, попавшей на крючок. Почуяв недоброе, он испустил жалобный крик и рухнул на колени.

— Великие демоны бездны, в чем я провинился перед вами?

— Это передо мной вы оба сильно провинились — крикнул Унус, выходя вперед. — Вы провозгласили меня королем, и все же я не более чем марионетка, которую вы дергаете за ниточки, когда вам заблагорассудится. Я никто иной, как вы оба — в одном теле. Я говорю то, что вы мне подскажете и думаю то, что вам захотелось вложить мне в голову.

— Это не так, великий король, — вымолвил дрожащим голосом Талкалид.

— Мы послушны вам, премудрый государь, — подхватил Элвириом.

— Теперь всему этому пришел конец. Я сам буду править Фалкаром, а чуть позже — Маккадонией и Сибаросом, Гвин Каэром и Зорадором. Я буду самым могущественным императором на Зимле! Но я совершу все это во имя самого себя, во имя Унуса Первого, Завоевателя Всего Сущего, Бессмертного и Непобедимого! Уничтожь их, отец! Истреби их, мать!

Самандра добавила к голосу короля и свой.

— Это моя месть, Элвириом! Мое возмездие, Талкалид! Страдайте же теперь за то, что вы сделали мне много лет назад!

Талкалид пронзительно завизжал в смертельном страхе, так как хорошо знал, что означают эти слова. Элвириом пошатнулся, лицо его сделалось пепельным. Он собрался было рухнуть на колени и униженно вымаливать пощады, но внезапно удлинившаяся прядь золотых волос Телонии удержала его на ногах.

Облако непроглядного мрака со сверкающими в самой глубине красными злыми глазами медленно и неотвратимо двинулось к Талкалиду. Множество маленьких щупалец не спеша содрали простыню с тела мага и обратили ее в клуб зловонного дыма. Лишенный одежды, чародей выглядел вовсе не таким представительным, как накануне, в зале для аудиенций. Король Унус зааплодировал, явно получая удовольствие от этого зрелища.

Но все еще только начиналось. Длинные тонкие щупальца со всех сторон обхватили отчаянно орущего Талкалида, проникли под его кожу и принялись выедать куски плоти, растворять кости и с утробным хлюпаньем высасывать кровь и прочие жидкости. Вскоре от жертвы осталась лишь пустая надутая воздухом кожаная оболочка. На лице того, кто еще недавно был могущественным чародеем, остались лишь живые полные ужаса и страдания глаза и рот, открывающийся в безмолвном крике.

Некоторое время демон забавлялся, перекидывая кошмарный предмет из одного щупальца в другое, а затем неожиданно сжал, заставив лопнуть с оглушительным треском. Нечто, похожее на истертую ослиную шкуру, исчезло в глубине сгустка тьмы, все еще издавая жалобные стенания.

— Ты довольна своей местью? — тихо спросил Унус, пристально Самандре глядя в глаза.

Та кивнула, не в состоянии говорить. Столько времени она лелеяла планы мести, но даже в порыве сильнейшей злобы не могла вообразить себе такого леденящего кровь зрелища.

Телония в свою очередь опустилась на балкон рядом с худощавым Элвириомом, уставившимся на прекрасную демонессу со странной смесью ужаса и вожделения. С мягким чарующим смехом она протянула к нему руки, едва коснулась плеч, и немногие предметы одежды на худощавой фигуре вспыхнули пламенем и опали. Обнаженный, он представлял собой даже еще более жалкое зрелище, чем его сотоварищ.

Телония нежно положила ему руки на грудь, а затем неожиданно резко погрузила их глубоко в плоть мага. Крик Элвириома прозвучал еще громче и пронзительней, заставив Самандру пошатнуться и поднести руки к ушам.

Спокойно и сосредоточено, будто прилежная хозяйка, месящая тесто для выпечки хлеба, демонесса переделывала под кожей тело мага, ломая кости, растягивая связки, сплющивая хрящи, придавая плоти совершенно иную форму. Покончив с телом, она так же старательно принялась за лицо верещащего во весь голос Элвириома.

Когда она закончила, на балконе стояла готовая к прыжку гигантская жаба, и ее глаза были глазами Элвириома. С жалобным кваканьем она по щелчку пальцев матери-демонессы прыгала, замирала и ловила мух огромной пастью. Демонесса, когда это занятие ей наскучило, поднялась в воздух и повисла рядом с пентаграммой.

— Прощай, сын мой, — сказала она, ласково улыбаясь и посылая королю Унусу воздушный поцелуй. — Только не вздумай вызывать нас с твоим отцом еще раз. Ты только что видел, какая судьба может постигнуть того, кто вызовет наш гнев.

Поднявшись еще, она медленно растворилась в воздухе. Оставшаяся без хозяйки жаба попыталась совершить отчаянный прыжок но, не допрыгнув до пентаграммы, сорвалась вниз и разбилась о мраморную статую, аллегорически изображающую мужскую силу…

Ошеломленная всем этим ужасным зрелищем Самандра покачнулась, и, чтоб удержаться на ногах, протянув руку ухватилась за короля Унуса.

Тем временем пентаграмма, где они остались вдвоем, снова поднялась в воздух и той же дорогой вернулась в дом чародейки, вновь оказавшись нарисованной на полу комнаты для колдовства. Успокоившись, женщина довольно улыбалась, вспоминая картину ужасной гибели своих давних недругов.

Король Унус вышел из пентаграммы, кивая и благосклонно улыбаясь.

— Дело сделано, я благодарю тебя, женщина, — произнес он. — А вот тебе моя награда.

С этими словами он развернул к себе выходящую из пентаграммы Самандру и по самую рукоять вонзил острый стальной кинжал ей в живот.

 

Глава восьмая

Кутар и Стефания скакали галопом по пыльной дороге к лесному миру на границе Фалкара и Маккадонии. Они ехали в полном молчании; недавние события вовсе не располагали к разговорам. Время от времени девушка поглядывала на Кутара и некоторое время спустя с удивлением ощутила, что сердце у нее взволнованно стучит при виде его массивной и мускулистой фигуры и грубовато-красивого лица.

«Если я буду королевой в Алкарионе, — подумала она, — то мне бы хотелось, чтобы моим королем был Кутар». Эти мысли были так непохожи на все ее прежние мечты и желания. Старый Зоккванор все время твердил, что она создана для великой цели и поэтому не должна растрачивать себя на пустяки, достойные разве что простой горожанки. Но девушка быстро поняла, что истинной причиной такого поведения служит то, что магу не хочется лишиться хорошо обученной и к тому же даровой помощницы…

Выбивая копытами по пыльной дороге ровную дробь, кони быстро несли их мимо широких лугов, деревенек и распаханных крестьянских полей. Наконец путешественники снова углубились в лес. Теперь они скакали в полумраке, где золотые лучи солнца лишь изредка пробивались сквозь густую листву. Залюбовавшись окружающей картиной, девушка с удивлением заметила, что ее спутник проявляет явные признаки беспокойства. Варвар подергивал плечами и ерзал в седле, словно какие-то невидимые демоны кололи его сзади.

— Не нравится мне все это, — произнес он заметив недоуменный взгляд Стефании. — Кто-то едет за нами, я это чувствую так же ясно, как ветер запах листьев.

Когда дорога пошла на подъем он чуть придержал коня и поднялся на стременах, пристально оглядываясь на дорогу. Стефания тоже посмотрела назад, но дорога была пустынна.

— Но кто может ехать следом за нами? — удивлено поинтересовалась она. — И зачем?

— Зачем? — сердито переспросил варвар. — Неужели ты еще не сообразила? Разве ты не знаешь, куда мы едем?

Озадаченная Стефания покачала головой.

— А про своего любимого учителя и наставника Зоккванора ты уже забыла? Того самого, чья жизнь так неразрывно связана с твоей. Он, все такой же бесчувственный и беспомощный, лежит где-то в ущельях Гиролуа. Ведь разбойники сбросили его с волокушами и выбросили, верно?

— Да, все так и было, — ответила девушка, поднося ко рту кулак и принимаясь беспокойно грызть его. — Тебя, потерявшего сознание, привязали к колышкам, чтобы оставить на съедение крысам. Разбойники спросили меня, что это за тело и для чего мы его везем с собой. Я сказала им, что это наш умерший родственник и мы собираемся похоронить его в том месте, которое он сам для этого выбрал. Они оставили его между двумя большими валунами, посмеявшись, что это будет для него самым лучшим местом и что на такое старое протухшее мясо не польстятся даже крысы…

Кутар тряхнул уздой Серко и побудил к бегу коснувшись носком сапога.

— Поэтому, девушка, мы и едем чтобы позаботиться о его безопасности.

— О безопасности Зоккванора? Ты хочешь сказать, о моей!

Стефании на своей гнедой кобылке было нелегко поспевать за боевым конем Кутара, поэтому варвар придержал поводья, поджидая, пока спутница не догонит его.

— Да, о твоей безопасности, — согласно кивнул он, когда их лошади оказались вровень. — Помни, что отныне ты не просто бродяжка, а будущая королева Алкариона. Как ты думаешь, что замыслил король Унус? Ведь он же явился не просто, чтобы поговорить о погоде и выпить стаканчик вина. Красноглазый монстр уже тогда решил избавиться от своих советников чародеев. Для этого он и прибег к помощи Самандры, попросив ее вызвать демонов, которые по праву могут называться его родителями.

— Но при чем же здесь я?

— При том, принцесса Стефания, что ты представляешь собой такую же угрозу для его царствования. Трон принадлежит тебе по праву рождения, а кто такой король Унус? Существо, магически созданное двумя узурпаторами, которые свергли другого узурпатора. Поэтому мы с Самандрой и решились разыграть этот спектакль с трехглазым попугаем. Услышав от мнимой птицы правду о своем положении, Унус сразу замыслил расправиться с Элвириом и Талкалидом. Предугадать дальнейшее было совсем не сложно. Но это еще далеко не все! Покончив со своими бывшими наставниками, он обязательно примется за тебя. Уверен, что стоило нам появиться в городе, как эти двое некромантов уже узнали об этом так же, как и о том, что ты пребываешь в полном здравии. Помнишь, Лупалина рассказывала, что пока жила в лесу, остерегалась применять сильное колдовство, чтобы не быть обнаруженной? Уверен, они узнали, где ты провела все эти годы, и о том, какую роль играет Зоккванор. Чтобы устранить тебя, вовсе не нужно тебя разыскивать; для этого достаточно лишь заполучить спящего Зоккванора!

— Но это же так легко! — испуганно пискнула девушка. — А стоит умереть ему, сразу же умру и я. Таково было его заклятье.

Беседуя таким образом, они скакали галопом по прохладным лесам и по дороге среди болот, а затем по широкой равнине.

Некоторое время спустя перед ними выросли ущелья Гиролуа, мрачные, серые, неровные скалы, подымающиеся ввысь из глубоких ущелий и образующие нависшие гранитные пики. Это была каменная пустыня, и лишь усыпанная мелкими камнями дорога давала понять, что где-то в таком мире мог существовать человек.

Подъехав к краю ущелья неподалеку от того места, где Кутар был оставлен разбойниками в качестве угощения для крыс, путешественники принялись напряженно всматриваться в зияющую бездну. Где-то неподалеку Торкал Мах наверняка и бросил тело мага.

Спешившись, Кутар принялся переходить от камня к камню, пристально глядя в трещины и провалы между ними, не оставляя своим вниманием и крохотной пещерки, в которой не поместился бы даже волк. Наконец варвар окликнул свою уже порядком потерявшую терпение спутницу.

— Он там, Стефания, я нашел его! Застрял в трещине примерно тридцатью футами ниже.

Девушка подбежала и встала на краю скалы, глядя как варвар свесился с края и принялся спускаться, тщательно нащупывая руками и ногами опоры. Добравшись до того места, которое едва не стало последним пристанищем мага Зоккванора, кумбериец уцепился за край ногами в мягких кожаных сапогах и, перегнувшись внутрь, осторожно извлек не подающее признаков жизни тело из хватки держащей его каменной щели.

Взвалив его на плечо, варвар направился обратно, туда, где его ждала Стефания и лошади. Но нелегкий груз, который за это время к тому же стал одеревенелым и негнущимся, мешал ему подняться наверх. Несмотря на все отвращение, которое вызывали у него чародеи, тем более мертвые, он взял сброшенную ему Стефанией веревку с седла и привязал мага к своей широкой спине.

Когда Кутар выбрался наконец на дорогу, девушка помогла ему избавиться от ноши и, отвязав веревки, опустить тело на землю.

Они с любопытством посмотрели на бледное как воск лицо, совершенно седую бороду и длинные волосы колдуна. Кутару маг казался мертвым и замерзшим, словно тот долгое время находился в толще ледника его родных северных краев. Стефания уставилась на колдуна широко раскрыв глаза, вспоминая наложенное им заклятье.

Внезапно кумбериец поднял руку, призывая свою спутницу к вниманию:

— Слушай!

Сперва она ничего не услышала. А затем до нее донесся издалека еле слышный стук копыт. Девушка обернулась, приложила ладонь козырьком ко лбу и посмотрела вдаль в ту строну, откуда прискакали они с варваром.

И в самом деле на горизонте виднелся всадник.

Он скакал на белом жеребце, своими длинными ногами пожиравших милю за милей, со скоростью, совершенно непостижимой для всякого существа из плоти и крови.

Вскоре они убедились, что их догадки очень близки к истине. Всадником, который догонял их на белом скакуне, завернувшись в пурпурно-золотой плащ, был никто иной как король Унус.

— Какой у него необычный конь, — изумленно протянула Стефания. — За считанные мгновения он покрывает целые мили!

— Должно быть, конь того же порядка, что и всадник, — буркнул Кутар. — Наколдован чародеями или подарен родителями-демонами. Сиди тихо, девушка, я сейчас узнаю, что ему надо.

Вынув из ножен Ледогнь, варвар не спеша вышел на дорогу.

Король Унус летел как вихрь; белый конь со всадником то выглядел смазанным пятном, то будто плыл в воздухе, сохраняя полную неподвижность и, казалось, даже не шевеля ногами. В то же время копыта оглушительно грохотали, эхом отдаваясь от горных склонов.

Белый конь остановился прямо перед ними. Король испытующе уставился своими красными глазами, переводя взгляд сперва не неподвижное тело мага, а затем на путешественников. Натянув узду, король спрыгнул со своего громадного скакуна, белого, под стать всаднику.

Кутар чуть шевельнул зажатым в руке заколдованным мечом. Солнечные блики заиграли на его стальном лезвии.

— Ты сделал мою работу вместо меня, Кутар. Благодарю.

— Зоккванор жив, Унус, — твердо ответил ему варвар. — И его жизнь находится под моей защитой.

— Глупец! Маг и девушка умрут здесь, сегодня. Я мог бы уничтожить вас всех, не покидая своего дворца, но все же проделал этот путь, чтобы ты мог спасти свою жалкую жизнь. Отойди же и не мешай мне творить свою волю.

Вместо ответа кумбериец бросился вперед, поднимая свой заколдованный меч, который подобно сверкающей молнии, устремился к бледному творению демонов. Острое лезвие Ледогня рассекло пурпурно-золотой плащ, разрезав держащую его завязку. Затрепетав в воздухе, пурпурно-красная ткань упала на землю, Унус отпрыгнул.

— Я тебя предупреждал, варвар. А теперь…

Подобно тому, что Кутар недавно наблюдал через хрустальный шар, красные глаза короля Унуса увеличились и запылали адским пламенем. В кумберийца ударил красный луч, расплескавшись вокруг него в виде огромного шара, внутри которого и стоял варвар. Стефания пронзительно закричала. Девушка ожидала, что с Кутаром сейчас произойдет то же самое, что с преступником, которого луч из этих красных глаз растворил заживо. Однако Кутару он не причинил ни малейшего вреда. Как ни в чем не бывало, кумбериец кинулся вперед и снова рубанул своим громадным мечом. Король Унус был уверен, что с варваром уже покончено. Он уже отворачивался от него, когда к своему изумлению заметил что противник жив и перешел в наступление. Защищаясь, он поднял руку, не то для того, чтобы сотворить какие-то чары, не то инстинктивно пытаясь загородиться. Лезвие Ледогня легко, будто сухую ветку, отсекло ее, перерубив ее чуть выше локтя.

Унус отшатнулся, издав возглас удивления и тревоги.

— Ты должен был погибнуть! Что за демон тебя защищает, Кутар из Кумберии?

Не удостаивая врага ответными словами, Кутар вновь бросился вперед, но теперь Унус понял, что имеет дело вовсе не с тем, кто беззащитен перед его демонической магией. Он стремительно отпрыгнул в сторону, избегнув удара. Хотя из обрубленной руки не показалось ни одной капельки крови, лицо короля исказилось от боли и ярости, а нежные на вид уста изрыгнули проклятия, достойные обитателя девяти преисподних.

Отбежав, Унус взмахнул единственной оставшейся рукой. Со стен ущелья в кумберийца полетели многочисленные камни и обломки скал. Один из них угодил прямо в Ледогнь, выбив его из руки Кутара. Второй ударил в самую середину широкой спины и отскочил от кольчуги. Третий чиркнул варвара по голове, прочертив кровоточащую борозду.

Варвар рухнул на колени. Против этих чар было недостаточно даже колдовской силы, содержащейся в Ледогне.

Судя по всему, Унус использовал что-то, унаследованное им из некромантского арсенала своих создателей. Именно такие силы и требовалось разбудить, чтобы заставить камни покинуть свои места и полететь в Кутара.

Широко расставив ноги и горделиво откинув голову назад, сверкая своими красными глазами, король Унус выкрикнул слова, смысл которых Кутар не мог понять. Зато результат их не замедлил появиться во всей своей грозной красе.

В каменистой дороге разверзлась огромная трещина, именно на том месте, куда отлетел Ледогнь. Кутар кинулся вперед, протянув руку к эфесу меча, но не успел буквально на мгновение. Заговоренный меч полетел в пропасть.

Вихрь, который вслед за тем сорвался с пальцев Унуса, заставил заговоренное оружие подняться и прилететь прямо в его вытянутую руку. Сжав украшенную красным самоцветом рукоять, король радостно рассмеялся, торжествуя свою победу.

Вслед за этим Кутар ощутил, как его тело обвивает множество невидимых щупалец, лишая возможности встать и двинуться вперед. Не торопясь, красноглазый сын демонов направился к телу чародея Зоккванора.

Стефания попыталась преградить ему дорогу, но Унус отшвырнул ее прочь оплеухой. Пролетев немного по воздуху, девушка бессильно упала на дорогу.

Издав полный ненависти крик, Унус исторг из своих глаз тонкий красный луч, которым будто раскаленной иглой пронзил тело бесчувственного чародея, пригвождая его к земле.

Стефания пронзительно вскрикнула и схватилась за грудь. Девушка корчилась, будто воин, которого поразили в грудь мечом. Выгнув спину, она отчаянно молотила воздух руками.

Издав грозный боевой клич, варвар напряг все силы и разорвал объятия держащих его колдовских сил. Вырвавшись на волю, он одним мощным прыжком преодолел расстояние, отделяющее его он бледного красноглазого порождения демонов, и сжал в своих медвежьих объятиях. Варвар применил свою силу достаточно умеренно, но произошло неожиданное. Король Унус сперва оглушительно завопил, как будто вдруг ощутил сильнейшую боль, а затем его голова бессильно откинулась назад. Широко раскрытые красные глаза уставились невидящим взором в небо. Удивленный Кутар медленно выпустил поверженного врага. Не может быть чтобы это создание так просто рассталось с жизнью!

Внезапно взгляд его упал на грудь мертвого Унуса. Там, прямо напротив сердца, виднелось пятно горелой ткани. Наклонившись и распахнув одежду, варвар увидел на белой коже знак голубого пламени. Так вот в чем дело! Причиной внезапной смерти существа, созданного демоническими чарами, оказался амулет данный варвару Мердорамоном в несуществующем оазисе посреди Умирающей пустыни. Вот почему колдовство красной смерти на него не подействовало! А сжав короля Унуса в объятиях, Кутар сделал так, что амулет коснулся его противника, что имело для того самые смертоносные последствия.

Мердорамон сделал этот амулет для защиты от чар Элвириома и Талкалида, поэтому голубое пламя, заключенное в янтаре, оказалось прекрасным оружием против сотворенного ими монстра.

Повернув голову, Кутар увидел, что ему еще рано торжествовать победу. Стефания и чародей корчились на дороге, судя по всему пребывая на последнем издыхании. Чары Унуса продолжали действовать даже после его смерти. Медлить было некогда. Опустившись на колени возле девушки, кумбериец сорвал с себя амулет и надел его Стефании на шею, а затем, чтобы защитные чары быстрее подействовали, прижал кусочек янтаря с пульсирующим внутри синеватым язычком пламени к судорожно вздымающейся груди.

Прошло несколько томительных мгновений. Девушка перестала корчиться, судорожно хватая ртом воздух, но все равно не подавала никаких признаков жизни. Сжав огромные кулаки, варвар задрал голову к небу, собираясь изрыгнуть самое ужасное из проклятий, которые только были ему известны, как вдруг услышал тихий голос Стефании.

— Кутар, что произошло? Что со мной?

Девушка, не отрываясь, нежно смотрела на своего спасителя. Протянув свою крепкую загорелую руку, она вцепилась в мозолистую ладонь варвара и не отпускала его.

Немного смущенный кумбериец рассказал ей о том, как убил короля Унуса и что амулет, полученный от чародея в Умирающей пустыне, защитил его и лишил жизни демоническое порождение, именовавшее себя королем Унусом.

Варвар помог Стефании подняться на ноги и они вместе подошли к мертвому чародею. Теперь жизнь окончательно покинула тело Зоккванора.

— Я мог спасти только кого-то одного, — пояснил Кутар. — И, разумеется, выбрал тебя. Теперь оковы заклятия спали и твоя жизнь принадлежит только тебе и никому больше.

Когда Стефания снова повернулась к своему спасителю, в глазах у нее стояли слезы.

— Поедем со мной в Алкарион, Кутар, — попросила она неожиданно кротким и мягким голосом. — Помоги мне править Фалкаром мудро и хорошо.

Затем, она добавила с лукавой улыбкой и озорными искорками в глазах, выпрямившись с наигранным величием:

— Я найму тебя на должность моего первого министра. Ты продашь мне свой меч, варвар?

С довольным смешком Кутар шлепнул ее своей громадной ладонью по заду.

— В седло, Ваше Величество. Пора возвращаться, а путь в Алкарион не близок.

Вернувшись в город, они сперва отправились к дому Самандры. Кутар долго стучал в дверь навершием кинжала, прежде чем она наконец открылась. Чародейка выглядела измученной и слабой.

— Как я и предполагала, Унус отблагодарил меня в своей обычной манере. Расправившись с создавшими его чародеями, он попытался убить и меня. Если бы я не заглянула в будущее и не увидела, что он собирается ударить меня кинжалом, меня бы, скорее всего, уже не было в живых. Но я заранее приняла необходимые меры предосторожности. И все же я еще чувствую себя обессиленной…

— Поехали с нами во дворец, Самандра, — перебила ее девушка. — Ты станешь моей первой фрейлиной. Тебе единственной будет разрешено заниматься черной магией в пределах Фалкара.

Последний довод оказался особенно убедительным, поэтому Самандра поехала с ними во дворец. По дороге чародейка задумчиво смотрела то на варвара, то на принцессу. Когда Стефанию окружили слуги и приветствующие ее возвращение гвардейцы, которые служили еще ее родителям, она потихоньку отвела Кутара в сторону.

— Она безумно влюблена в тебя. Предлагала она уже тебе свой трон?

— Еще нет. Я буду первым министром.

— Тебе эта должность очень не понравится.

— Знаю, но у меня духу не хватает обидеть ее отказом.

Самандра улыбнулась и что-то ему шепнула. Варвар просиял и ответил согласным кивком.

В полночь, когда весь дворец спал после роскошного пиршества устроенного королевой Стефанией, варвар украдкой выскользнул из безмолвного дворца и вскочил на своего боевого коня. Довольный таким развитием событий Серко направился прочь резвым шагом.

Проехав через Драконьи ворота, кумбериец пустился рысью по дороге к Маккадонии и затянул песню, которую обычно пели воины его народа, отправляясь в поход. Нет, заживо гнить на троне, сменить дороги и дальние страны на дворцовые покои — такая жизнь вовсе не для него. Даже прекрасная женщина и все сокровища Фалкара не послужили бы достаточной причиной, чтобы расстаться с Ледогнем.

Когда-то давно умерший маг Афгоркон, подарив ему этот заколдованный меч, предложил ему выбор: владеть мечом, не имея возможности обрести никаких других сокровищ, или отказаться от Ледогня ради богатства. И варвар в очередной раз сделал свой выбор.

Его рука коснулась красного самоцвета в навершии рукояти, а длинные пальцы обхватили витой эфес на удивление нежно, словно он притронулся к телу любимой женщины.