Выявление и анализ правил поведения англичан на рабочих местах – огромная, сложная, труднейшая задача и столь пугающая, что в большинстве недавно изданных книг об англичанах тема работы либо упоминается вскользь, либо вовсе игнорируется. По крайней мере, я думаю, что этот план жизни и культуры англичан оставлен без внимания потому, что он слишком труден для изучения, поскольку, как мне кажется, его нельзя расценивать как нечто пустячное или неинтересное. А я, возможно, проявляю излишнюю самонадеянность, принимаясь за исследование данной темы. Брать за основу свой личный опыт взаимоотношений с миром работы и бизнеса я не вправе, поскольку почти всю свою сознательную жизнь я тружусь в маленькой независимой исследовательской организации, изо всех сил старающейся удержаться на плаву, – Исследовательском центре социологических проблем (ИЦСП), возглавляемом двумя ничего не смыслящими в бизнесе социологами (один из них – я сама, второй – мой содиректор Питер Марш, занимающийся социальной психологией). Однако, хоть ИЦСП и не типичное место работы, по долгу службы нам пришлось побывать в самых различных организациях и трудовых коллективах, как г, нашей стране, так и за рубежом, представляющих довольно широкую репрезентативную выборку, так что мы можем даже провести кросс культурное сравнение.

– --------------------

*Кросс культурное сравнение – сравнение отдельных показателей различных культур.

Почти все иностранцы, с которыми я общалась, собирая материал для данной книги, говорили, что их приводит в замешательство и удивляет отношение англичан к работе и их поведение на рабочих местах: они чувствуют, что есть какая-то «проблема», которой они не могут найти определение.

Расхожие мнения, которые я услышала, в какой-то мере обусловлены культурно-этническими корнями моих собеседников: выходцы из стран Средиземноморья, Латинской Америки, Карибского бассейна и некоторых африканских культур видят в англичанах строгих последователей протестантской трудовой этики, а индусы, пакистанцы, японцы и жители Северной Европы считают нас ленивыми, нерадивыми и безответственными работниками (азиаты и японцы обычно говорят об этом в более мягких выражениях, хотя и совершенно недвусмысленно; немцы, шведы и швейцарцы более резко высказывают свои суждения).

Однако некоторые из противоречий, по-видимому, обусловлены английским характером: одни и те же люди часто выражают восхищение нашей изобретательностью и новаторством, одновременно ругая нас за скучный непоколебимый рационализм. Аномалии и странности английской культуры труда особенно поражают и озадачивают (не говоря уже о том, что раздражают) американцев, хотя они – наиболее близкая нам по духу нация. Подход англичан к работе сбивает с толку даже английских социологов. В учебнике под названием «Особенности британской культуры» на одной странице авторы заявляют, что «британцы в общей массе воспринимают работу как беговую дорожку, с которой они мечтают сойти», а на следующей – что «британцы строго следуют нормам трудовой этики». Мало того, что из этих высказываний не ясно, о какой стране или странах идет речь, данное противоречие указывает на наличие целого ряда неуловимых и запутанных несообразностей в английской культуре труда – несообразностей «местного происхождения» и абсолютно независимых от установок культурной среды, с точки зрения которой они оцениваются. Я попытаюсь выявить их и распутать.

ПРАВИЛА НЕРАЗБЕРИХИ

Французский писатель Филипп Доди заметил, что «жителей континентальной Европы отношение англичан к работе всегда приводит в замешательство. Похоже, они не воспринимают ее ни как тяжкое бремя судьбы, ни как священный долг». Иными словами, наше отношение к работе не согласуется ни с фаталистичным подходом католиков, ни с этикой труда протестантов – двумя моделями, характеризующими (одна или другая) культуру труда большинства остальных европейских стран. По отношению к работе мы занимаем положение между двумя этими крайностями – компромисс и умеренность в типично английском стиле. Или типично английская неразбериха – в зависимости от того, как на это смотреть. Но это неразбериха не беспорядочная, она регулируется правилами, и в ее основе лежат следующие принципы.

· К работе мы относимся серьезно, но не слишком серьезно.

· Мы считаем, что работа – это обязанность, но никак не «священный долг». Кроме того, мы полагаем, что работа – это в какой-то степени утомительное неудобство, вызванное практической необходимостью, а вовсе не предопределенное некоей таинственной «судьбой».

· Мы постоянно жалуемся по поводу работы, но при этом гордимся своим стоицизмом – тем, что «работаем» и работаем «на совесть».

· Мы с негодованием осуждаем тех, кто уклоняется от работы, от второстепенных королевской семьи, находящихся на самом верху социальной лестницы, до мнимых безработных, принадлежащих к самым низам общества, – но это, скорее, потому, что мы свято верим в «справедливость», а не в «священность» самой работы (такие люди нас возмущают, потому что леность «сходит им с рук», в то время как мы, все остальные, кто тоже хотел бы жить в праздности, вынуждены работать, а это несправедливо).

· Мы часто заявляем, что предпочли бы не работать, но жизнь каждого из нас, и как индивида, и как общественного существа, прочно связана с работой (мы либо просто «работаем» – ради жалованья, либо – особенно те, у кого интересная или престижная работа, – делаем карьеру, добиваясь признания и высокого положения).

· О деньгах нам говорить неприятно, и в нашем обществе еще сохраняется глубоко укоренившееся предубеждение против «торговли» или «бизнеса», отчего «заниматься бизнесом» нам порой бывает очень и очень трудно.

· У нас также сохраняются остаточные признаки «культуры дилетантизма» – инстинктивное недоверие к профессионализму и деловой хватке, что опять-таки становится препятствием, когда мы пытаемся вести бизнес на профессиональном деловом уровне.

· Наконец, на рабочее место мы являемся с арсеналом всех традиционных английских правил юмора, смущения, скованности, невмешательства в частную жизнь, скромности, стенаний, вежливости, справедливости и т.д., большинство из которых несовместимы с продуктивным и эффективным трудом.

· Однако, несмотря на все это, нам каким-то чудом удается лавировать во всей этой неразберихе, и порой мы работаем, в общем-то, очень неплохо.

Вот на этих принципах и основываются многие особые правила, определяющие наше поведение на работе.

ПРАВИЛО АНГЛИЙСКОГО ЮМОРА

Проведите один день на каком-нибудь рабочем месте в Англии – хоть на уличном рынке, хоть в коммерческом банке, – и вы заметите, что одна из самых поразительных черт трудовой жизни англичан – это скрытый юмор. Я не хочу сказать, что все английские рабочие и бизнесмены на работе только тем и занимаются, что шутят и травят анекдоты, или что мы «веселый и добродушный» народ – то есть счастливый и жизнерадостный. Я веду речь о более тонких формах юмора – остроумии, иронии, уничижении, добродушном подшучивании, поддразнивании, высмеивании напыщенности, которые являются неотъемлемыми атрибутами всех видов социального взаимодействия англичан.

В сущности, в первом предложении я солгала: если вы – англичанин, то, находясь целый день среди английских рабочих или бизнесменов, вы попросту не заметите, что их общение пронизано вездесущим юмором, – в общем-то, наверное, с вами это происходит каждый день. Даже теперь, когда я заострила на том ваше внимание, вам все равно не удастся абстрагироваться настолько, чтоб «разглядеть» юмор, поскольку юмор на рабочем месте – обычное, привычное явление, неотделимое от нас самих. А вот иностранцы замечают мгновенно – вернее, они улавливают что-то, но не сразу понимают, что это юмор, и это их обескураживает. Беседуя с иммигрантами и другими иностранцами, я выяснила, что английское чувство юмора, в его различных проявлениях, – одна из наиболее общих причин недопонимания и недоразумений, возникающих между ними и англичанами в процессе общения на работе. Все неписаные правила английского юмора в той или иной степени мешают иностранцам находить общий язык с англичанами, но наибольшие препятствия создают правило «как важно не быть серьезным» и правило иронии.

Как важно не быть серьезным

Мы остро чувствуем разницу между серьезным и выспренним, между искренностью и пылкостью, что иностранцы не всегда способны понять или оценить, поскольку в их культурах границы между этими понятиями более расплывчаты. У большинства других народов слишком серьезное к себе отношение, возможно, считается недостатком, но никак не грехом: некоторое самомнение и излишняя серьезность при обсуждении важных деловых вопросов допустимы и даже ожидаемы. В Англии людей, склонных к краснобайству и пафосности, безжалостно высмеивают – если и не прямо в лицо, то за глаза уж точно. Такие люди, разумеется, есть, и чем выше их общественное положение, тем меньше они сознают свои ошибки, но в общей массе англичане подсознательно чувствуют эти табу и обычно стараются не переступать невидимую черту.

Правило «как важно не быть серьезным» играет определяющую роль в формировании нашего отношения к работе. Согласно первому из «руководящих принципов», которые я перечислила выше, к работе мы относимся серьезно, но не слишком серьезно. Если у вас интересная работа, вам дозволено выказывать увлеченность вплоть до того, что вы можете быть трудоголиком. Но, если вы трудоголик или проявляете чрезмерное усердие на неинтересной работе, вас сочтут жалким «занудой» и посоветуют «начать жить по-настоящему». Работа – это еще не вся жизнь.

Правило «как важно не быть серьезным» англичане начинают усваивать с раннего возраста. В среде английских школьников существует неписаное правило, запрещающее проявлять излишний энтузиазм в учебе. В некоторых школах усердие при подготовке к экзаменам допустимо, но при этом школьники должны жаловаться по поводу того, что им приходится много сидеть над учебниками, и ни в коем случае не признавать, что учеба доставляет им удовольствие. Даже в наиболее серьезных учебных заведениях зубрилы и учительские любимчики («geek» [«дегенерат»], «nerd» [«тупица»], «suck» [кретин»], «boffin» [«умник»] – на жаргоне современных школьников) не пользуются популярностью и подвергаются осмеянию. Школьники, которым нравится учиться или которые увлечены каким-то одним предметом или гордятся своими успехами в учебе, старательно скрывают свое рвение под маской притворной скуки или показного безразличия.

Англичан часто обвиняют в том, что они отрицательно относятся к интеллектуалам. Возможно, в этом есть доля истины, но я склонна полагать, что нас просто недопонимают. То, что воспринимается как антиинтеллектуализм, зачастую на самом деле является неприятием чрезмерной серьезности и хвастовства. Мы ничего не имеем против башковитых или умных людей, если только они не кичатся своей ученостью, не читают нам мораль, не разглагольствуют о пользе знаний, не демонстрируют свою образованность и не важничают. Если кто-то выказывает признаки какого-либо из перечисленных качеств (а интеллектуалы, к сожалению, грешат этим), англичане по традиции снисходительно замечают: «Ой, да будет тебе».

Опасаясь показаться излишне серьезными, при обсуждении вопросов, связанных с бизнесом или работой, мы держимся несколько бесцеремонно, бесстрастно, отстраненно, что озадачивает иностранцев. Создается впечатление, что нам, как выразился один из моих самых проницательных собеседников-иностранцев, «на все плевать – и на себя, и на товар, который мы пытаемся продать». Такая безучастная сдержанность характерна для людей любых профессий – от строителей, перебивающихся случайными заказами, до высокооплачиваемых барристеров. Негоже демонстрировать возбуждение по поводу своего товара или услуг. Нельзя показывать свою заинтересованность, даже если вам отчаянно хочется заключить сделку, – это недостойное поведение. Подобный бесстрастный подход весьма эффективен при работе с английскими покупателями или клиентами, поскольку англичане больше всего не выносят настырных продавцов: излишняя назойливость вынуждает нас морщиться и ретироваться. Однако из-за нашей бесстрастности возникают проблемы, когда мы имеем дело с иностранцами, ожидающими, что мы выкажем хотя бы толику энтузиазма в отношении своей работы, особенно если мы пытаемся убедить их в ее ценности или достоинствах.

Правила иронии и преуменьшения

Наша любовь к иронии, особенно к такой ее форме, как преуменьшение, только усложняет дело. Мало того что мы не демонстрируем подобающий энтузиазм в отношении своей работы или товара, так мы еще и усугубляем эту ошибку, заявляя: «Ну, с учетом обстоятельств, неплохо» или «Могло быть гораздо хуже», – когда пытаемся убедить кого-то, что реконструированные нами чердаки (или юридическая компетентность наших работников и т. д.) – лучшее, что можно получить за деньги. Далее, у нас есть привычка говорить: «Ну, надеюсь, как-нибудь справимся», – когда на самом деле мы имеем в виду: «Да, конечно, не волнуйтесь, мы не подведем». Или мы говорим: «Вы оказали бы нам большую услугу», – подразумевая: «Черт возьми, это следовало сделать еще вчера!». Или можем сказать: «Кажется, у нас назревает небольшая проблема», – хотя в действительности положение катастрофическое. (Еще один комментарий в типично английском стиле, например, к неудачным переговорам, в ходе которых провалилась сделка на миллион фунтов стерлингов. «Все прошло неплохо, вы не находите?»)

Нашим коллегам и клиентам из числа иностранцев требуется время, чтобы сообразить – а порой они так и остаются в неведении, – что говоря: «В самом деле? Как интересно!» – англичане могут подразумевать: «Я не верю ни единому твоему слову, мерзкий ты лжец» или «Мне до смерти надоела твоя болтовня, и я тебя слушаю лишь из вежливости». А бывает, что эта фраза и впрямь означает искреннее удивление и неподдельную заинтересованность. Здесь никогда не угадаешь. Точно не всегда могут определить даже сами англичане, которые «шестым чувством» распознают иронию. Так что привычка англичан к иронизированию создает множество проблем: иногда мы и впрямь говорим то, что имеем в виду, но, поскольку мы постоянно прибегаем к иронии, наши слушатели и собеседники воспринимают наши слова скептически, а иностранцы и вовсе с недоумением, даже когда в них нет ироничного подтекста. Англичане привычны к этому вечному состоянию неопределенности, и, как говорит Пристли, климат, в котором мы живем, – «зачастую сплошной туман, и очень редко бывает по-настоящему ясно», – вне сомнения, благоприятствует юмору. Однако в сфере труда и бизнеса «ясность была бы весьма кстати». Между прочим, это сказал один из наиболее патриотично настроенных англичан, с которыми я беседовала. Правда, он также добавил: «…хотя мы благополучно находим дорогу в тумане».

А иммигрант-индиец, героически пытающийся вести дела с англичанами на протяжении многих лет, поведал мне, что ему потребовалось некоторое время на то, чтобы освоить искусство английской иронии. Потому что, хотя ирония свойственна всем народам, сказал он, «англичане иронизируют не так, как индийцы. У нас это получается неуклюже – мы все время подмигиваем, вскидываем брови, меняем тон произношения, давая понять, что мы иронизируем. Мы можем сказать: „Вот как? Неужели?" – если не верим кому-то, но при этом всячески подчеркиваем, что мы смеемся. В принципе, насколько мне известно, так ведут себя многие народы – дают подсказки. Только англичане иронизируют с совершенно непроницаемым лицом. Я понимаю, Кейт, что именно так и надо, это гораздо забавнее. Индийская ирония со всеми ее неоновыми вывесками „Ирония" совершенно несмешная. Но, знаешь, англичане порой могли бы выражаться и яснее – ради собственного же блага».

Большинство английских работников очень гордятся нашим национальным чувством юмора, и их совершенно не волнует то, что оно создает трудности для иностранцев. Согласно материалам исследования, проведенного моим другом социолингвистом Питером Коллеттом, опытные британские бизнесмены, исколесившие всю Европу, утверждают, что в нашей стране атмосфера делового климата более веселая и непринужденная, чем в любой другой стране Европы, за исключением Ирландии (правда, из их высказываний неясно, считаем ли мы, что у ирландцев чувство юмора лучше, чем у нас, или мы просто находим их забавнее). Только испанцы могут сравниться с нами в чувстве юмора, а бедняги немцы слывут самым скучным народом. По нашей оценке, немцы полностью лишены чувства юмора, – а может, нам попросту трудно отыскивать в них черты, заслуживающие высмеивания.

ПРАВИЛО СКРОМНОСТИ И ШКОЛА РЕКЛАМИРОВАНИЯ

Еще одно потенциальное препятствие, мешающее успешно заниматься бизнесом, – это английское правило скромности. Англичане от природы не более скромны и благопристойны, чем любой другой народ – если уж говорить начистоту, заносчивости и самомнения нам не занимать, – но мы высоко ценим эти качества, и у нас есть целый ряд неписаных правил, обязывающих нас выказывать хотя бы видимость скромности. Может быть, правила скромности придуманы для того, чтобы мы не давали воли своей природной надменности, равно как правила вежливости сдерживают в нас агрессивные наклонности? Каков бы ни был источник их происхождения, английские правила, запрещающие хвастовство и предписывающие скромность и выдержку, зачастую идут вразрез с законами современного бизнеса.

Когда я занималась изучением мира конного спорта, меня, как официального антрополога «племени» любителей скачек, однажды попросили поговорить с группой владельцев и администраторов ипподромов о том, как им сделать свой бизнес более прибыльным. Я предложила им более активно рекламировать скачки с точки зрения социальной привлекательности – превозносить солнечный «микроклимат» ипподромов. Один из администраторов, глядя на меня с неописуемым ужасом на лице, воскликнул: «Но это же хвастовство!» Стараясь сохранять невозмутимость, я возразила: «Нет, думаю, сегодня эта практика носит название «привлечение клиентуры»». Однако правила скромности оказались сильнее моих доводов, и он сам, и целый ряд его коллег остались непреклонны в своем суждении.

Это крайний случай, и большинство английских бизнесменов теперь посмеялись бы над таким старомодным подходом, и все же отголоски подобных умонастроений по-прежнему бытуют в английских деловых кругах. Большинство из нас не станут впадать в крайность, отвергая такой вид маркетинговой деятельности, как «хвастовство», но «навязчивость», «назойливость», «бесцеремонное тыканье в лицо» при рекламировании и сбыте товара – так называемый американский метод, как неизменно презрительным тоном говорят англичане, – почти у всех нас вызывает отвращение. Как обычно, данный стереотип больше характеризует самих англичан, чем пресловутых американцев: нам нравится думать, что наш метод продажи товаров и услуг более утонченный, более изысканный, более ироничный – и, разумеется, основывается не на неприкрытом хвастовстве.

И в общем-то, так оно и есть. Как я уже указывала, эти качества свойственны не нам одним, но нам они присущи в большей степени, чем представителям других культур, и мы доводим их до крайности, особенно в своем отношении к рекламе. Например, недавно вышла серия телевизионных рекламных роликов о «Мармайте»40, в которых показывали, как люди с отвращением – вплоть до рвоты – реагируют на малейший вкус или запах этой пасты.

– ---------------------

40 «Мармайт» – фирменное название соленой пасты темно-коричневого цвета из побочных продуктов брожения пива.

Всем известно, что «Мармайт» – продукт, который одни обожают, другие на дух не выносят, но рекламную кампанию, пропагандирующую одну только ненависть к данному продукту, многие иностранцы восприняли как извращение. «Такое не прошло бы ни в какой другой стране, – сказал мне один из американцев, которых я интервьюировала, – Ну да, смысл мне ясен. „Мармайт" либо любят, либо ненавидят, и, поскольку тех, кому он противен, полюбить его ты никогда не заставишь, значит, нужно хотя бы пошутить на эту тему. Но чтобы выпустить рекламу, в которой говорится: «Некоторые это едят, но большинство на дух не выносит»? Такое возможно только в Англии!»

В I960 г. юморист Джордж Майкс заявлял: «Все рекламы – особенно телевизионные – сделаны совершенно не по-английски. Они слишком откровенные, слишком определенные, слишком хвастливые». Вместо того чтобы «рабски имитировать американский стиль превосходных степеней», советовал он, англичане должны изобрести свой собственный стиль рекламы-рекомендации типа «Попробуйте фруктовый сок «Бампекс». Многим он не нравится. Вы, возможно, станете исключением». Якобы подобный способ нехвастливого рекламирования товара вполне соответствует нашему духу.

Разумеется, данный пример был комическим преувеличением, карикатурным стереотипом, и тем не менее теперь, спустя сорок лет, отсутствие превосходных степеней является нормой в английском рекламном бизнесе, а производители пасты «Мармайт» выпустили весьма удачную рекламу своего продукта, очень похожую на рекламу выдуманной Майксом торговой марки «Бампекс». Сходство потрясающее. Такое впечатление, что рекламное агентство списало текст рекламы прямо из книги Майкса. Это навело меня на следующую мысль: идея Майкса о том, что рекламное дело само по себе чуждо природе англичан, почему необходимо радикально пересмотреть его принципы, приведя их в соответствие с английскими правилами скромности и сдержанности, – это нечто большее, чем просто забавное преувеличение. Майкс был абсолютно прав, по сути, он выступил пророком. Реклама и в более широком смысле все формы привлечения клиентов и сбыта товаров и услуг – это почти по определению хвастовство, а значит, в основе своей они противоречат одному из основополагающих принципов английской культу ры. Правда, в кои-то веки ограничения, к которым мы сами себя принудили, сослужили нам добрую службу: реклама не вписывается в нашу систему ценностей, поэтому вместо того, чтобы отказываться от своих негласных правил, мы изменили правила рекламирования, придумав методику, позволяющую нам не нарушать правило скромности. Остроумная новаторская реклама, снискавшая англичанам мировую славу и всеобщее восхищение, как утверждают люди, занятые в рекламном бизнесе, – на самом деле просто способ оставаться скромными.

Мы, англичане, если придется, можем и похвастать, можем трезвонить во все колокола, прославляя наши товары и услуги, но правила, запрещающие хвастовство и важничанье, означают, что в нашем понимании это непристойно и постыдно, и потому хвастливая реклама у нас получается неубедительной. Это характерно не только для большого бизнеса. Работники из социальных низов к хвастовству относятся с таким же отвращением и неприятием, как и образованные представители верхушки и среднего слоя среднего класса.

ПРАВИЛО ПРОМЕДЛЕНИЯ ИЗ ВЕЖЛИВОСТИ

Правила, регулирующие порядок знакомства и обмена приветствиями в рабочей обстановке, позволяют избежать традиционных проблем, связанных с неназыванием имен и рукопожатием, однако с завершением данной процедуры, которая протекает безболезненно для ее участников, может возникнуть целый ряд затруднительных ситуаций.

Как только первоначальные формальности соблюдены, . всегда наступает период неловкости, обычно продолжающийся пять -десять минут, но порой длящийся все двадцать минут. В течение этого времени отдельные участники встречи или все стороны в полном составе, опасаясь проявить невоспитанность, умышленно оттягивают начало «делового разговора» и старательно делают вид, будто они пришли на дружескую вечеринку. Вместо того чтобы сразу перейти к обсуждению деловых вопросов, мы из вежливости говорим о погоде, интересуемся друг у друга, кто как доехал, обязательно жалуемся на пробки на дорогах, хвалим хозяина за умение объяснять маршрут, подшучиваем над теми, кто заблудился, и бесконечно суетимся по поводу чая и кофе. Все это сопровождается стандартными «спасибо» и «пожалуйста», одобрительными репликами гостей и шутливо-уничижительными извинениями хозяев.

Я всегда с трудом сохраняю невозмутимость во время таких ритуалов «промедления из вежливости». Ведение бизнеса – для нас процесс, вызывающий дискомфорт и неловкость, поэтому, чтобы снять стресс, мы оттягиваем начало переговоров, исполняя массу никчемных ритуалов.

И горе тому, кто посмеет прервать наши терапевтические процедуры пустой болтовни и мелочной суеты. Один канадский бизнесмен жаловался: «Хоть бы кто предупредил меня об этом заранее. На днях я присутствовал на деловой встрече, где все примерно с час только тем и занимались, что без толку мельтешили, болтали о погоде и шутили по поводу движения на М25*. Я предложил приступить к обсуждению контракта, и на меня так посмотрели, будто я воздух испортил! Словно спрашивали, как можно быть таким идиотом?» Еще один бизнесмен поведал мне, что он работал в Японии, где его часто приглашали на чайную церемонию. «Но там вы либо пьете чай, либо ведете бизнес. В отличие от вас здесь, японцы не делают вид, что деловая встреча – это на самом деле чайная церемония».

– -------------------

*М25 – автострада в районе аэропорта Хитроу.

ТАБУ НА РАЗГОВОРЫ О ДЕНЬГАХ

«Но почему, – недоумевал еще один озадаченный иностранец, иранский иммигрант, с которым я обсуждала ритуалы «промедления из вежливости», – именно так они себя и ведут? Причем могут тянуть до бесконечности. Меня это с ума сводит. Только не пойму, зачем им это? Какой в том резон? Почему сразу не перейти к делу?»

Хороший вопрос, на который, боюсь, нет разумного ответа. Для англичан «ведение бизнеса» – неприятный процесс, вызывающий дискомфорт и неловкость, по крайней мере, отчасти из-за того, что в нас глубоко укоренилось необъяснимое отвращение ко всяким разговорам о деньгах. А на том или ином этапе деловой встречи разговор непременно заходит о деньгах. Если не принимать в расчет присущую нам от природы скованность, можно сказать, что мы чувствуем себя вполне комфортно при обсуждении почти всех остальных аспектов бизнеса. Пока не требуется прибегать к хвастовству проявлению излишней серьезности, мы достаточно непринужденно обговариваем все детали проекта или проблемы, связанные с производством и сбытом продукции, обсуждаем поставленные цели, решаем практические вопросы – например, что необходимо сделать, каким образом, где, кто это должен сделать и т. д. Но когда дело доходит до так называемой грязной темы денег, мы становимся косноязычными и теряемся. Некоторые прячут свое смущение за шутками, другие сбиваются на повышенный тон, прямолинейные высказывания, а то и вовсе ведут себя агрессивно, третьи начинают возбужденно тараторить, четвертые проявляют чрезмерную учтивость и принимают виноватый вид, либо раздражаются и занимают оборонительную позицию. Но вы редко увидите, чтобы англичанин сохранял полнейшее самообладание при обсуждении денежных вопросов. Некоторые держатся развязно и самоуверенно, но это зачастую такой же признак смущения, как нервные шутки или виноватый вид.

Одна раздосадованная иммигрантка из Америки поведала мне, что она «наконец-то поняла, что переговоры по финансовым вопросам лучше всего вести с помощью переписки или по электронной почте. Англичане просто не способны говорить о деньгах при личных встречах, им приходится делать это в письменной форме. Переписка их вполне устраивает: не нужно смотреть друг другу в лицо, произнося вспух все эти «непристойные» слова». Как только она это сказала, я вдруг осознала, что сама именно таким образом всегда умудряюсь решать данную проблему. Во всем, что касается денег, я щепетильна, как всякая типичная англичанка. И если нужно договориться о сумме гонорара за консультационные услуги или найти средства на какой-то проект, «грязные» слова – «деньги», «стоимость», «цена», «гонорар», «оплата» и т. д. – я всегда стараюсь довести до противной стороны в письменной форме, а не при личной встрече или по телефону. (Честно говоря, я даже писать их не люблю и обычно пытаюсь переложить переговоры на плечи своего многострадального содиректора, ссылаясь на то, что я не сильна в математике.)

Будучи англичанкой, я всегда считала, что уклонение от разговора о деньгах – это нормальное явление, что всем проще обсуждать запретную тему в письменной форме, но один мой много путешествующий информатор твердо заявил, что эта проблема существует только у англичан. «Нигде в Европе я с подобным не сталкивался, – сказал он. – О деньгах все говорят совершенно открыто. Никто не стыдится и не смущается. Это абсолютно нормальный разговор, никто не пытается обойти денежные вопросы, не считает, что он зачем-то должен извиняться или отделываться шутками. А у англичан тема денег неизменно вызывает нервные смешки и нелепые остроты».

Шутки, конечно, это еще один вариант защитной реакции, наш излюбленный способ противостоять всему, что нас пугает, смущает или расстраивает. Табу на разговоры о деньгах не могут игнорировать даже влиятельные банкиры и брокеры из Сити – люди, которым приходится вести разговоры на эту тему целыми днями. Сотрудник одного коммерческого банка сказал мне, что некоторые типы сделок и переговоров проходят совершенно безболезненно, потому что задействованы «не деньги как таковые», но, когда речь идет о его собственных гонорарах, он смущается и теряется, как все остальные. Другие финансисты из Сити подтвердили его слова и объяснили, что, как и все англичане, финансисты при обсуждении денежных вопросов справляются с неловкостью с помощью шуток. Если что-то не ладится, сказал мне один из них, «вы говорите: «Надеюсь, вы не вычеркнули нас из списка адресатов рождественских поздравлений?»»

Если честно, табу на разговоры о деньгах, хотя сама я неукоснительно его соблюдаю, приводит меня в недоумение. Самоанализ не помог мне выяснить природу отрицательного отношения англичан к разговорам о деньгах на работе. Запрет на разговоры о деньгах в повседневном общении это устоявшаяся норма: вы никогда не спрашиваете у людей, сколько они зарабатывают, никогда не сообщаете свой собственный доход; никогда ни у кого не спрашиваете, сколько они заплатили за какую-то вещь, никогда не сообщаете стоимость собственных приобретений. Применительно к социальному контексту, табу на разговоры о деньгах имеет некую «внутреннюю логику», во всяком случае, в какой-то мере оно соотносится с основными правилами «английской самобытности», регулирующими установки на скромность, неприкосновенность частной жизни, вежливый эгалитаризм и прочие формы лицемерия. Но распространение данного запрета на сферу труда и бизнеса – это, мягко выражаясь, извращение. Несомненно, должно быть исключение из этого правила – область, в которой, из практических соображений, мы забываем про свою дурацкую щепетильность и «разговариваем по-деловому», как все нормальные люди. Но тогда это означало бы, что англичане ведут себя рационально.

И раз уж я решила быть столь безапелляционно честной, мне следует признать, что я несколько покривила душой, когда заявила, что табу на разговоры о деньгах имеет некую «внутреннюю логику». Да, совершенно очевидно, что данный запрет связан, так сказать, «грамматически», с правилами скромности, неприкосновенности частной жизни и вежливого эгалитаризма, но ведь именно таким образом антропологи объясняют наиболее диковинные, противоречащие здравому смыслу верования или нелепые обычаи племен, которые они изучают. Пусть какое-либо верование или некий обычай на первый взгляд нам представляются неразумными (в иных случаях откровенно глупыми или жестокими), но, доказываем мы, во взаимосвязи с другими элементами системы верований, обычаев и ценностей изучаемого племени или общины они кажутся абсолютно обоснованными. Используя этот умный трюк, мы можем найти «внутреннюю логику» в любой безумной или непонятной идее или традиции – от колдовства и танцев-заклинаний для вызова дождя до женского обрезания*.

– ------------------

* Женское обрезание – удаление клитора, в редких случаях половых губ; практикуется у ряда народов, исповедующих ислам.

Не спорю, «внутренняя логика» объясняет многое, и нам важно понимать, почему люди поступают так, а не иначе. Но от этого нелепые обычаи не становятся менее абсурдными.

Разумеется, я не равняю английское табу на разговоры о деньгах с женским обрезанием. Я просто хочу сказать, что порой антропологам не мешало бы честно признать, что отдельные национальные верования и обычаи выглядят весьма странно и, пожалуй, не в полной мере соответствуют интересам данного народа. По крайней мере, здесь меня не смогут обвинить в этноцентризме*, колониальных воззрениях или высокомерии (на языке антропологов это все эквиваленты святотатства – преступления, за которое человек может быть подвергнут общественному остракизму), поскольку критикуемое мною глупое табу является неписаным правилом моей родной культуры, которому я слепо и рабски повинуюсь.

– ------------------------

* Этноцентризм – национальное или расовое чванство.

Вариации разговоров на тему денег и инверсия по-йоркширски

Табу на разговоры о деньгах – исключительно английская поведенческая норма, но не все англичане ее соблюдают. Существуют значительные отклонения. Например, южане, говоря о деньгах, как правило, смущаются сильнее, чем северяне, а верхушка и средние слои среднего класса более щепетильны в этом отношении, чем рабочий класс. По сути, представители верхушки и средних слоев среднего класса зачастую внушают своим детям, что говорить о деньгах – это дурной тон и признак «низкого происхождения».

В сфере бизнеса соблюдение данного табу находится в прямой зависимости от статуса бизнесмена: люди, занимающие более высокое положение в английских компаниях – независимо от их социального или регионального происхождения, – более склонны тушеваться при обсуждении денежных вопросов. Выходцы из среды рабочего класса и (или) северных районов страны на первых порах вовсе или почти не выказывают «естественной» неловкости в разговоре о деньгах, но по мере продвижения по служебной лестнице они учатся смущаться и конфузиться, отшучиваться, медлить или уклоняться от обсуждения этой темы.

Правда, есть очаги более жесткого сопротивления табу на разговоры о деньгах, в частности в Йоркшире. Жители этого графства гордятся своей прямотой, резкостью и откровенностью, особенно в вопросах, смущающих жеманных нерешительных южан, например касающихся денег. Чтобы проиллюстрировать свой серьезный деловой подход, в качестве примера йоркширцы приводят следующий разговор между йоркширским коммивояжером и йоркширским лавочником.

Коммивояжер (входя в лавку): Owt?

Лавочник: Nowt 41 .

Коммивояжер удаляется.

– ----------------------------

41 Тем, кто не знает йоркширский диалект, перевожу: Owt? – «Что желаете?»; Nowt – «Ничего».

Разумеется, это пародия – большинство йоркширцев не более прямолинейны, чем остальные северяне, – но пародия, с которой отождествляют себя многие жители данной области, а некоторые стремятся соответствовать ей и в жизни. Гордый йоркширский бизнесмен не станет ходить вокруг да около, обливаться потом от волнения и придумывать эвфемизмы к слову «деньги». Йоркширский бизнесмен со злорадным удовольствием проигнорирует запрет на разговор о деньгах и скажет прямо, без шуток и преамбул: «Хорошо, так во что это мне обойдется?»

Но это не исключение, аннулирующее данное правило или хотя бы ставящее его под сомнение. Это умышленное демонстративное инверсирование данного правила, что возможно только там, где это правило является всеми признанной установленной нормой. Это обратная сторона одной и той же монеты, а не другая или особая монета. Прямолинейные йоркширцы знают, что они переворачивают правила задом наперед: они делают это специально, они шутят по этому поводу, они гордятся своим статусом диссидентов и бунтарей в системе английской культуры. В большинстве других культур их прямолинейность осталась бы незамеченной, это было бы расценено как нормальное поведение. В Англии же подобные аномалии считаются заблуждением, которое следует критиковать и высмеивать.

Классовость и предубеждение против торговли как занятия

Не пытаясь защитить или оправдать табу на разговоры о деньгах, замечу, что этому странному обычаю, возможно, есть объяснение с точки зрения как истории, так и «грамматики» английской самобытности. Выше я упоминала, что у нас еще бытует предубеждение против торговли, сохранившееся с тех времен, когда аристократия и нетитулованное мелкопоместное дворянство – и вообще всякий, кто хотел прослыть джентльменом, – жили на доходы со своей земли или поместья и ни в коем случае не занимались столь вульгарными видами деятельности, как производство и продажа товаров. Торговля была уделом низших сословий, и те, кто разбогател путем коммерции, всегда покупали земельное владение в сельской местности и пытались скрыть все следы своих прежних нежелательных «связей». Иными словами, предубеждение высшего класса против торговли, по сути, разделяли и представители низших сословий, в том числе те, кто сам занимался торговлей.

В своем эссе, посвященном Джейн Остин, каждый английский школьник непременно отмечает, что писательница мягко высмеивает бытовавшее в ее время снобистское предубеждение против торговли, но серьезно не ставит его под сомнение. Однако школьникам не говорят, что остаточные признаки подобного снобизма до сих пор наблюдаются в отношении англичан к работе и в их поведении на рабочем месте. Эти предрассудки наиболее заметно проявляются в кругах высшего сословия, представителей престижных профессий из числа верхушки среднего класса (подразумеваются юристы, врачи, священнослужители и военные), интеллигенции и «болтливых классов».

В среде названных классов особенно прочно укоренилась неприязнь к «бизнесмену-буржуа», но в принципе осуждение всякого, кто занимается «продажами», – довольно распространенное явление. Даже модели и марки автомобилей, ассоциирующиеся с богатыми бизнесменами («мерседес») и людьми, занятыми в «торговле» («форд-мондео»), подвергаются осмеянию со стороны социально неустойчивых элементов всех классов. Здесь нужно :помнить еще один тип торговцев – агентов по продаже недвижимости, – к которым почти повсеместно относятся недоброжелательно.

Данные примеры указывают на то, что со времен Остин англичане несколько изменили свои взгляды на торговлю: предубеждение против торговцев полностью не исчезло, но в нашем отношении к ним сместились акценты. Теперь к производителям товаров относятся гораздо терпимее, чем к тем, кто ими торгует. Разумеется, эти два процесса зачастую взаимосвязаны, но навязчивая, неблагородная манера продажи товаров, подчеркивающая, что главный смысл и цель этой деятельности – деньги, вызывает у нас отвращение и недоверие. Существует неписаное правило (в общем-то, это даже не правило, а общепризнанный факт), согласно которому не принято доверять тем, кто что-то продает. Недоверие к торговцам присуще не только англичанам, но подозрительность, скептицизм и, главное, презрительная неприязнь в отношении этих людей в нас выражены более рельефно, укоренились глубже, чем у других народов. В отличие от американцев, англичане менее склонны к сутяжничеству, когда нас обманывают или когда мы не удовлетворены качеством проданного нам товара (в таких случаях мы все так же высказываем свое возмущение друг другу, а не виновнику нашего недовольства). С другой стороны, благодаря тому, что в нас сильно развиты нелюбовь и недоверие к торговцам, нас труднее одурачить.

В других культурах торговцам, возможно, и не доверяют, но общество их все-таки принимает, не то что в Англии. В других частях света торговля считается вполне нормальным способом заработать на жизнь, и преуспевающие бизнесмены, разбогатевшие на торговле, пользуются в обществе определенным уважением. В Англии за деньги можно многое купить, в том числе власть и влияние, но уважения за деньги не купишь – как раз наоборот: по-видимому, зарабытывание денег почти такой же моветон, как и разговор о них. Англичане едва ли не с издевкой произносят слова «rich» и «wealthy» («богатый», «состоятельный»), когда характеризуют кого-то, и те, кого так можно охарактеризовать, редко употребляют эти же слова, говоря о себе: они признают, не очень охотно, что они «quite well off» («вполне обеспеченны»).

Возможно, мы и впрямь, как говорил Оруэлл, зациклены на классовости как никакая другая страна на свете, но, думаю, правильнее сказать, что ни в какой другой стране не бывает так, чтобы классовая принадлежность не имела ни малейшего отношения к уровню материального достатка. Или чтобы признание в обществе и финансовое процветание находились в обратно пропорциональной зависимости. Кое-кто, конечно, заискивает перед «богатыми», но в принципе «жирные коты» – объект презрения и насмешек, и если им не смеются в лицо, то уж за глаза издеваются над ними непременно. Если вы, по несчастью, оказались состоятельным человеком, не вздумайте привлекать к этому факту внимание. Это считается признаком дурного тона. Вы должны умалять свои достижения в денежных делах и всячески показывать, что вы стыдитесь своего богатства.

Было сказано, что главное отличие английской системы социального статуса, основанной на классовой принадлежности (определяется по происхождению), и американской, зиждущейся на принципе «меритократии», заключается в том, что богатые и влиятельные американцы упиваются собственным высоким положением, поскольку считают, что они заслужили богатство и власть, а богатые и влиятельные англичане более остро чувствуют социальную ответственность, с большим состраданием относятся к тем, кто занимает менее привилегированное положение, чем они сами. Я, конечно, сильно упрощаю – целые книги написаны на эту тему, – но не исключено, что щепетильность англичан в отношении денег и неуважение к коммерческому успеху в какой-то мере обусловлены этой традицией.

Однако следует заметить, что брезгливое отношение англичан к деньгам – это лицемерие чистой воды. От природы англичане не менее амбициозный, алчный, эгоистичный и корыстолюбивый народ, чем любой другой. Просто у нас больше правил, причем правил более строгих, требующих, чтобы мы скрывали, отрицали и подавляли эти наклонности. Наши правила скромности и вежливого эгалитаризма – так сказать, «законы грамматики» или «ДНК культуры», лежащие в основе табу на разговоры о деньгах и предубеждения в отношении коммерческого успеха, – это все внешний лоск, проявление коллективного самообмана. Скромность, которую мы выказываем, – это обычно ложная скромность, а за демонстративным нежеланием подчеркивать различия в социальном статусе мы скрываем свою острую восприимчивость к этим различиям. Но, черт возьми, по крайней мере, мы ценим эти качества и подчиняемся правилам, которые пропагандируют эти качества, – хотя зачастую они только вредят нам в работе.

ПРАВИЛО УМЕРЕННОСТИ

В 1980-х гг. в Англии приобрела популярность фраза «work hard, play hard» («трудись усердно, веселись до упаду»), и до сих пор можно слышать, как люди употребляют ее, описывая свой увлекательный образ жизни и свой динамичный подход к труду и отдыху. И все они почти всегда лгут. Англичане в общей массе «не трудятся усердно и не веселятся до упаду»: и то и другое мы делаем, как и почти все остальное, размеренно. Разумеется, «трудись в меру, веселись в меру» звучит не очень эффектно, но, боюсь, это гораздо более точная характеристика отношения к труду и отдыху типичного англичанина. Трудимся мы, в общем-то, добросовестно, и в свободное время веселимся довольно скромно.

Меня не поблагодарят за столь скучный портрет, поэтому я должна сразу четко сказать, что это не просто мое впечатление или субъективное суждение. Мое утверждение основано как на данных, полученных ИЦСП в процессе довольно обширного исследования привычек и социальных установок англичан, так и на материалах всех других исследовательских работ на эту тему, которые мне удалось найти. Что интересно, эти степенные, традиционные, консервативные привычки присущи не только людям среднего возраста или представителям среднего класса. Вопреки бытующему мнению, «нынешняя молодежь» вовсе не нерадивые, безответственные бездельники, ищущие острых ощущений. Если уж на то пошло, и наши собственные исследования, и другие наблюдения и опросы показывают, что молодые люди всех классов более благоразумны, прилежны, воздержанны и осторожны, чем поколение их родителей. На мой взгляд, это весьма пугающая тенденция, поскольку она подразумевает, что если молодежь с возрастом не изменит свое отношение к жизни, перенятое у старшего поколения (что маловероятно), то англичане как нация станут законченными занудами. Если думаете, что я сгущаю краски, наговариваю на молодежь, обвиняя ее в излишней умеренности, несколько примеров из материалов исследования ИЦСП, возможно, вас переубедят:

Благополучие, здравомыслие, мещанские устремления

В ходе исследования мы спрашивали молодых людей, какой они представляют свою жизнь через десять лет, и почти три четверти из них (72 %) выбрали путь благополучия и благоразумия, заявив, что они желали бы «остепениться» или «иметь успешную карьеру». Из старшего поколения аналогичный ответ дали всего 38 %. Только 20 % молодежи 16 – 24 лет проявили склонность к авантюризму, заявив, что они хотели бы «путешествовать по миру/жить за границей». Из людей 45 – 54 лет подобное желание выразили 28 %. В группе опрашиваемых старшего поколения нашлось вдвое больше людей, чем в группе молодежи, которые хотели бы быть «сами себе хозяевами». Почти все работающие молодые люди из группы тематического опроса и из тех, с кем мы проводили неофициальные интервью, на наш вопрос об их жизненных устремлениях ответили, что они хотели бы достичь «финансового благополучия и финансовой стабильности». Почти все в долгосрочной перспективе ставили перед собой цель купить собственный дом.

Стабильность в будущем важнее развлечений

Боже, до чего скучный народ, подумала я, когда мы получили эти результаты. Надеясь доказать себе и другим, что наша молодежь – бунтари с богатым воображением, я обратилась к теме «развлечений». Казалось бы, в вопросе «развлечение или забота о будущем» молодые должны выказать хоть чуточку беспечности и безответственности, но, к моему огромному разочарованию, в этом они проявили удивительное единодушие со старшим поколением. Только 14 % молодых людей 16 -24 лет сказали, что в их «возрасте нужно развлекаться, а не думать о будущем», и примерно такое же меньшинство 45 – 54-летних оказались беззаботными любителями развлечений.

Данные, полученные в ходе бесед с участниками групп тематического опроса и других интервью, свидетельствуют о том, что единственное развлечение, которое позволяет себе работающая молодежь, – это посещение пабов и клубов вечерами по пятницам и субботам, ну, и еще, может быть, магазинов одежды. Многие из участников наших групп для тематического опроса пытались описать свои «забавы» как безрассудное буйство. Один с гордостью заявил: «Почти все свои деньги я трачу на утоление порочных желаний своего организма – хожу в пабы и клубы, курю». Но, по сути, их досуг сводится к довольно спокойному рутинному времяпрепровождению – выпивке, танцулькам, посещению магазинов в выходные.

Трудолюбивые, прилежные, экономные

Не очень воодушевили меня и данные целого ряда других опросов, говорящие о том, что молодежь более трудолюбива, чем поколение их родителей: 70 % молодых людей в возрасте от 16 до 24 лет считают, что «успех в жизни зависит от трудолюбия и увлеченности работой». Из старшего поколения с ними согласились всего 53 %, а 41 % придерживается мнения, что составляющие успеха – везение и связи или «счастливый случай».

Более того, мы обнаружили, что молодежь проявляет такую же осторожность и ответственность в отношении денег, как и люди старшего поколения. В действительности 16 -24-летние даже больше откладывают из своего заработка, чем 45 – 54-летние. Данные нашего исследования показывают, что молодые менее склонны влезать в долги, чем старшее поколение. Из них только 44 % имеют задолженность по кредитным и магазинным картам. Среди старшего поколения таких должников насчитывается 66 %.

Чем грозит чрезмерная умеренность?

Мне хочется крикнуть: «Боже мой, нy очнитесь же! Живите полной жизнью! Бунтуйте! А как же ваше кредо «Включайся, настраивайся, наслаждайся»?» Ну, хорошо, я знала и по-прежнему в том уверена, что многие сочтут эти результаты обнадеживающими. Даже некоторые из моих коллег считают, что я поднимаю шум на пустом месте. «Что ж плохого в том, что молодежь старательна, благоразумна и ответственна? – спрашивают меня, – Почему это тебя беспокоит?»

Дело в том, что эти похвальные качества также являются признаками более широкой и более пугающей тенденции: результаты наших опросов указывают на то, что молодежь заражена страхом, что неприятие риска и мания безопасности стали характерными чертами современного общества. Данная тенденция, так называемый культурный климат всепроникающей тревоги, по определению одного из социологов, ассоциируется с такими явлениями, как подавление желаний, осторожность, конформизм и отсутствие духа авантюризма, наблюдающиеся у многих молодых людей, с которыми нам пришлось общаться в процессе исследования.

Конечно, в негативных высказываниях по адресу «нынешней молодежи», в критических замечаниях об их беспечности и безответственности всегда есть некоторая доля преувеличения и даже надуманности. Так что, возможно, наши результаты лишь подтверждают то, что было всегда: что наша молодежь более традиционна, и ответственна, чем о ней говорят. Да, пожалуй. И, строго соблюдая правило умеренности, молодые люди, которых мы изучали, просто в какой-то степени демонстрировали свою врожденную «английскость». Нравится мне это или нет, но мы по натуре народ очень консервативный, воздержанный. Однако тревожит меня другое: эти молодые люди оказались более консервативными, воздержанными и традиционными, чем поколение их родителей, и, по-видимому, их нынешняя чрезмерная умеренность (если можно так выразиться) – это еще не предел. И хотя сама я во многом истинная англичанка, умеренность в столь огромных дозах я воспринимаю с трудом. Умеренность – замечательная черта, но и умеренным надо быть в меру.

ПРАВИЛО ЧЕСТНОЙ ИГРЫ

Справедливости ради следует отметить, что в своем исследовании, посвященном работающим англичанам, мы выявили много положительных закономерностей, в том числе те, что связаны с понятием «справедливость». Слова «честный» и «справедливый» я часто использую как взаимозаменяемые синонимы, но для данного раздела все же выбрала название «правило честной игры», а не «правило справедливости», поскольку, на мой взгляд, «честная игра» – понятие более широкое, не столь жестко связанное с эгалитаризмом и более точно отражающее суть английских моральных ценностей, которые я пытаюсь охарактеризовать. Понятие «честная игра», имеющее спортивный подтекст, предполагает, что всем должны быть предоставлены равные возможности, что никто не должен пользоваться незаслуженным преимуществом или льготами, что люди должны вести себя благородно, соблюдать правила, не обманывать и не увиливать от ответственности. В то же время понятие «честная игра» учитывает отличия в способностях и допускает исход, при котором есть победители и проигравшие, но при этом подразумевается, что сам процесс игры – причем играть нужно хорошо и по честному – важнее, чем победа. Некоторые скажут, что этот последний элемент утратил актуальность и больше не учитывается, но данные моих опросов убеждают меня, что это правило по-прежнему остается правилом, в смысле идеального стандарта, которому англичане стремятся соответствовать, хотя у них и не всегда это получается.

В некотором отношении правила честной игры очень помогают нам в сфере труда и бизнеса. Несмотря на то что у нас, разумеется, имеются свои мошенники и плуты, да и мы, все остальные, тоже не святые, англичане по праву слывут честными и законопослушными бизнесменами. И конечно же, к взяточничеству, коррупции и обману мы относимся менее терпимо, чем люди в других странах. Когда мы слышим о подобных инцидентах, большинство из нас не пожимают плечами с понимающим видом, словно говоря: «А чего вы ожидали?» Мы шокированы, возмущены, полны праведного негодования. Возможно, отчасти потому, что англичанам нравится быть шокированными и возмущенными, а праведное негодование – наше излюбленное времяпрепровождение, хотя выражаемые нами чувства абсолютно искренни.

Когда я просила иностранцев и иммигрантов сравнить практику ведения бизнеса и систему трудовых отношений в Англии и в других странах, все они отметили, что нам свойственно играть по правилам, что мы уважаем закон и относительно свободны от коррупции, которой заражены другие страны, где с этим явлением (в той или иной мере) мирятся. Многие считают, что мы даже толком не осознаем этот фактор и не ценим его. «Вы просто принимаете это как должное, – сказал один польский иммигрант. – Вам кажется, что все должны играть по правилам, и, если кто-то не оправдал ваших ожиданий, вы возмущаетесь и расстраиваетесь. В других странах никто не рассчитывает на честность делового партнера».

Итак, пусть мы немного скучны и нам свойственна чрезмерная умеренность, но все же чувство справедливости, стремление «играть по правилам» – это то, чем мы должны гордиться, не опасаясь показаться ярыми патриотами.

ПРАВИЛА ВЫРАЖЕНИЯ НЕДОВОЛЬСТВА

Менее привлекательная английская привычка выражения недовольства – еще одна черта, характеризующая наше поведение на рабочем месте и наше отношение к труду. В данном контексте суть основного правила заключается в том, что работа, почти по определению, – это то, по поводу чего нужно выражать недовольство. Здесь просматривается связь с правилом «как важно не быть серьезным» – в том смысле, что, если вы, как это принято, вместе со всеми не жалуетесь на работу, есть опасность, что вас заподозрят в излишнем усердии.

Жалобы утром в понедельник

Оханье англичан по поводу работы – предсказуемый, традиционный ритуал, протекающий по четко отработанному сценарию. Например, в понедельник утром на каждом рабочем месте в Англии – от фабрик и магазинов до офисов компаний и маклерских контор – кто-нибудь обязательно принимается сетовать на то, что понедельник – день тяжелый, и все остальные сотрудники ему вторят. Кто не верит, пусть проверит. Понедельники ненавидят все – это общепризнанный факт. Господи, мы еле-еле встали, и вообще нам не мешало бы еще денек побыть дома, чтобы прийти в себя после выходных; а дороги/метро/поезда/автобусы с каждым днем все хуже и хуже; и у нас на этой неделе куча дел, как, черт побери, и всегда; и мы уже устали, у нас болят ноги/спина/голова, а ведь неделя едва началась, будь оно все проклято; и вот вам, ксерокс опять не фурычит – для полного счастья, ха-ха, вот так всегда!

Существует бесконечное множество вариантов этого утреннего ритуала стенаний по понедельникам, и среди них двух одинаковых вы не найдете, но, как и бесконечно разнообразные снежинки42, они все, тем не менее, поразительно похожи.

– --------------------

42 Мне всегда хотелось понять, почему мы решили, что двух идентичных снежинок не существует? Разве кто-то сравнивал их все?

Большинство таких ритуалов начинаются и порой оканчиваются замечаниями о погоде. «Чертовски холодно» или «Опять дождь», ворчим мы, снимая пальто и шарфы по прибытии на работу. Своей репликой мы задаем общий тон разговора, провоцируя других на ворчливые замечания – о погоде, дорожном движении, поездах и т. д. В конце концов кто-нибудь произносит: «А дождь все еще льет» или «Ладно, – стоический вздох, – хоть дождь перестал», – тем самым завершая первый этап утреннего ритуала стенания. Это сигнал всем переключиться из режима ворчания в рабочий режим. Мы неохотно приступаем к работе, бормоча: «Что ж, ладно, пора за дело»; или «Увы, надо пахать»; или, если вы начальник «Так, ребята, хватит скулить, давайте немного поработаем».

Потом мы все дружно работаем, в меру усердно, пока не появляется новая возможность поохать – обычно во время первого перерыва на чай-кофе, когда ворчание возобновляется и льются потоком недовольные замечания: «Боже, неужели еще только одиннадцать? Как же я устал»; «Да, длинная выдалась неделька»; «Уже одиннадцать? У меня полный завал, не знаю, за что хвататься»; «Эта чертова кофейная машина опять сожрала мои 50 пенсов! Достала!» И все в таком духе. Мы продолжаем ворчать за обедом, во время последующих перерывов и по окончании рабочего дня – когда уходим с работы или заходим выпить чего-нибудь после работы в близлежащий бар или паб.

Жалобы по поводу времени и совещаний

На рабочем месте находится много тем для выражения недовольства, но независимо от темы ритуалы стенаний в целом довольно предсказуемы. Например, все стонут по поводу времени. При этом младшие менеджеры или работники невысокого ранга жалуются на то, что время идет медленно, что им еще целых семь часов торчать на работе, что они замучены, сыты по горло работой и ждут не дождутся, когда можно будет уйти домой. А старшие по должности работники обычно ноют, что время летит, что у них дел невпроворот, и не известно, как их разгребать, а тут еще это чертово совещание.

Все «белые воротнички», включая самых влиятельных топ менеджеров, всегда выражают недовольство по поводу совещаний. Признание того, что вы получаете удовольствие от совещаний или находите их полезными, равносильно богохульству. Совещания по определению бессмысленны, утомительны, скучны и ужасны. Популярный учебный видеокурс о том, как проводить совещания (или, по крайней мере, проводить так, чтобы они казались менее ужасными), озаглавлен «Совещания, проклятые совещания», потому что именно так о них нее отзываются. Английские служащие стараются выбиться в руководящие работники, а потом, заняв достаточно высокое положение в компании, обязывающее их ходить на совещания, начинают стонать по поводу того, что им приходится посещать слишком много совещаний.

Мы все ненавидим совещания или, по крайней мере, во всеуслышание заявляем о своей ненависти к ним. Но нам приходится часто собираться на совещания, потому что правила честной игры, умеренности, компромисса и вежливого эгалитаризма в совокупности убеждают нас в том, что очень немногие способны самостоятельно принимать решения: остальные должны консультироваться и достигать консенсуса. Поэтому мы бесконечно совещаемся, консультируемся, обсуждаем каждую мелочь и в итоге достигаем общего согласия. Иногда даже принимаем решения.

А потом, уходя с работы, непременно ворчим по поводу всего этого.

Правило притворного выражения недовольства и правило «Вот так всегда!»

Кажется, раз англичане так любят жаловаться, значит, они скучные пессимисты, но это вовсе не так. Что интересно, свое недовольство мы выражаем веселым, благожелательным тоном и, главное, с юмором. В принципе это, пожалуй, одно из важнейших «правил выражения недовольства»: вы должны жаловаться относительно добродушным беспечным тоном. Даже если вы очень рассердились, свои чувства следует прятать за притворным раздражением. Разница между искренним и мнимым выражением недовольства едва уловима, и иностранцы, наверное, не сразу ее распознают, но у англичан на это особый нюх, и они за двадцать шагов отличат шутливое нытье, которое вполне приемлемо, от жалоб всерьез.

Жаловаться всерьез можно при других обстоятельствах, например во время задушевных бесед с близкими друзьями, но при исполнении ритуала стенаний всем трудовым коллективом это считается непристойным и неуместным. Если вы всерьез сетуете на свои неприятности в коллективе, вас могут заклеймить «нытиком», а «нытиков» никто не любит – «нытикам» нет места на сеансах коллективных стенаний. Ритуал выражения недовольства на работе – это форма социального взаимодействия, возможность установить более тесный контакт путем обмена недовольными замечаниями относительно раздражающих факторов. Все участники ритуалов коллективных стенаний знают, что они никак не могут повлиять на решение проблем, по поводу которых они ропщут. Мы жалуемся друг другу, а не высказываем претензии. И мы не надеемся найти решение наших проблем, да, в общем-то, и не стремимся к этому. Нам просто нравится сетовать на них. Ритуал стенаний – это не тактика и не способ достижения цели. Мы жалуемся, чтобы отвести душу. Мы жалуемся просто для того, чтобы пожаловаться.

В ходе этих сеансов «психотерапии» затрагиваются и по-настоящему серьезные проблемы – жалованье, условия работы, боссы-тираны и т. д., – но, даже выражая недовольство по этому поводу, мы насмешливо морщимся, пожимаем плечами, закатываем глаза, вскидываем брови в притворной досаде и театрально вздыхаем; полные слез глаза, дрожащие губы и хмурые взгляды – это неприемлемо. Ритуал стенаний – это развлечение, а не «драма на кухне»*.

– ---------------------

*«Драма на кухне» – бытовая пьеса о неприглядных сторонах жизни.

Надлежащий тон английского ритуала стенания выражает лозунговое восклицание «Typical!» («Вот так всегда!»), которое можно услышать множество раз за день на каждом рабочем месте в стране. «Typical!» также употребляется в ритуалах стенания, спровоцированных рядом других обстоятельств, – при задержке поездов и автобусов, в дорожных пробках и вообще в любых ситуациях, когда что-то не ладится. Как и «nice» («мило» и т. д.), «typical» – самое полезное и многоцелевое слово английской лексики. Наиболее общий, универсальный термин выражения недовольства «typical» применяется для характеристики любой проблемы, неприятности, несчастья или бедствия. Собирая материал для исследования в пабах в беспокойный политический период 2003 года, я однажды услышала, как кто-то завершил ритуал стенаний следующей фразой: «И вот теперь ко всему прочему нам угрожают террористы, и мы собираемся вступить в войну с Ираком. Вот так всегда!»

В восклицании «Typical!» есть нечто сугубо английское. Оно передает одновременно обиду, негодование, символизирует бездеятельность и покорность, признание того, что жизнь полна мелких неурядиц и трудностей (а также войн и террористов) и что с этим нужно просто смириться. В каком-то смысле «Typical!» – это проявление того, что прежде называлось английской чопорностью. Это жалоба, но жалоба, выраженная с присущими англичанам терпимостью и выдержкой – некий сердитый холодный стоицизм.

ПОСЕЩЕНИЕ ПАБА ПОСЛЕ РАБОТЫ

Недавно мы с моей сестрой-социологом говорили об употреблении спиртных напитков после работы, и она стала рассказывать мне об одном из недавних исследований в Англии по проблеме стресса на работе. «Можешь не продолжать, – перебила я сестру. -Выяснилось, что те работники, которые после работы ходят в паб выпить вместе со своими коллегами, меньше страдают от стресса, чем те, кто туда не ходит, верно?» «Да, конечно, – ответила она. – Но ведь мы это знали!» И то же самое вам мог бы сказать любой английский работник, знакомый с ритуалом посещения паба после работы, – и при этом еще добавил бы, что социологи имеют обыкновение констатировать очевидное. Тем не менее, думаю, замечательно, что наше инстинктивное «знание» таких вещей находит подтверждение в материалах объективного исследования. Однако быть социологом – неблагодарный труд, особенно в среде саркастичных англичан, которые обычно отмахиваются от результатов наших исследований как от очевидных, всем известных фактов (если они совпадают с «общеизвестными фактами»), либо как от чепухи (если они ставят под сомнение некую общеизвестную истину), или как от словоблудия (когда неясно, какой совершен грех, поскольку выводы излагаются непонятным научным языком). Не исключено, что мой рассказ тоже сочтут констатацией очевидных фактов, чепухой или словоблудием, а может, одновременно тем, другим и третьим, но я все же рискну и попытаюсь объяснить, как скрытые правила ритуала посещения паба после работы превращают этот самый ритуал в эффективное противоядие от стрессов, полученных на работе.

Во-первых, существуют универсальные правила, касающиеся употребления спиртного и питейных заведений. Во всех культурах алкоголь используется как символический знак препинания, назначение которого – знаменовать, облегчать и ускорять переход из одного социального состояния или контекста в другое. В число ритуалов подобного рода, в которых алкоголь играет важную роль, входят и «обряды социальных перемен», знаменующие главные жизненные Циклы – рождение, достижение совершеннолетия, вступление в брак, смерть и менее значимые «церемонии» – например, переход из состояния работы в состояние отдыха или домашнее состояние. В нашей культуре и ряде других культур алкоголь – подходящее символическое средство для перехода из состояния работы в состояние отдыха, потому что спиртное ассоциируется исключительно с отдыхом – с восстановлением сил, развлечениями, весельем, непосредственностью и расслаблением – и воспринимается как нечто несовместимое с работой 42 .

– ------------------------

42 На самом деле, не везде: во многих культурах, особенно там, где существует более здоровый, «комплексный» подход к употреблению спиртных напитков, алкоголь знаменует и обратный переход – из домашнего состояния/состояния отдыха в состояние работы. Например, во Франции и Испании люди по дороге на работу зачастую заходят в бар или кафе, чтобы «подкрепиться» бокалом вина, рюмкой кальвадоса или бренди.

Существуют также универсальные «законы», связанные с социальными и символическими функциями питейных заведений. Об этом я упоминала в начале главы, посвященной общению в пабах, но здесь еще раз стоит напомнить, что все питейные заведения, во всех культурах, имеют свой собственный «социальный микроклимат». Это – «пороговые зоны», для которых характерна в той или иной степени «культурная ремиссия» – временное смягчение или временная отмена действия традиционного социального контроля, временная отмена ограничений. Любое питейное заведение – это также эгалитарная среда или, по крайней мере, такая среда, в которой статус индивида определяют критерии, отличные от тех, что бытуют во «внешнем» мире. И, пожалуй, самое главное: и употребление спиртных напитков, и сами питейные заведения во всем мире ассоциируются с социальным взаимодействием.

Таким образом, английский ритуал употребления спиртных напитков после работы служит эффективным нейтрализатором стресса отчасти в силу того, что, согласно универсальным «законам», служебные иерархические отношения и напряжение рабочего дня растворяются в алкоголе, особенно если алкоголь потребляется в компанейской эгалитарной среде паба. Забавно то, что ритуал употребления напитков после работы в местном пабе эффективно снимет стресс, даже если вы будете пить только кока-колу или фруктовый сок. Зачастую достаточно лишь окунуться в своеобразную атмосферу паба, и вы мгновенно чувствуете расслабленность, у вас поднимается настроение – даже без такого социального посредника, как алкоголь.

Специфические правила ритуала употребления спиртных напитков после работы, которым мы следуем добровольно, призваны главным образом усилить этот эффект. Например, обсуждение вопросов, связанных с работой, дозволено (в сущности, пабы – это то место, где во время «собраний» за выпивкой принимаются важные решения), но правила, запрещающие излишнюю серьезность, и правила вежливого эгалитаризма там соблюдаются более жестко, чем на работе.

Согласно правилам, запрещающим излишнюю серьезность, в пабе вы можете обсуждать с коллегами или товарищами по работе важный проект или проблему, но напыщенные, пафосные или скучные речи недозволительны. На рабочих совещаниях, если вы занимаете достаточно высокое положение в компании, вам это, возможно, сойдет с рук (хотя популярности не прибавит), но, если вы начнете ораторствовать, важничать и задирать нос в пабе, вам недолго думая, скажут: «Ой, да будет тебе».

Правила вежливого эгалитаризма не требуют, чтобы вы совсем забыли про систему служебной иерархии, но предписывают более шутливое, непочтительное отношение к различиям в должностном статусе. На «совещания» в пабе собираются обычно небольшие группы коллег, занимающих в компании примерно равное положение, но если к ним присоединяется кто-то из вышестоящих сотрудников, уважительность, с которой к ним относятся на работе, в пабе заменяется ироничной формой почтительности. «Босс» – вполне приемлемое обращение к менеджерам, которые после работы отправляются в паб выпить вместе со своей «командой», но произносить его нужно в шутливой, несколько нагловатой манере, например, так «Эй, босс, теперь ты угощаешь!» Разумеется, с приходом в паб мы все не становимся в одночасье равными друг другу по статусу, но у нас есть право подшучивать над служебными иерархическими отношениями, чтобы показать, что мы не воспринимаем их слишком серьезно.

Правила употребления напитков после работы и общения в пабе в целом глубоко укоренились в сознании англичан. Если вы видите, что обсуждение деловых вопросов или беседа-интервью не клеится, что ваш собеседник скован и вы не можете разговорить его, скажите этому человеку: «Держитесь так, будто вы в пабе» или «Рассказывайте об этом так, будто мы с вами сидим в пабе». Все сразу поймут, что вы имеете в виду: общение в пабе – это непринужденный, спокойный, дружеский разговор. Никто не пытается произвести впечатление на собеседников, никто не воспринимает вещи слишком серьезно. Конечно, если у вас есть возможность пригласить собеседника в ближайший паб, тем лучше, но, как я выяснила, даже просто упоминание о социальном микроклимате паба снимает напряжение и помогает человеку расслабиться.