В ту ночь, несмотря на варварское убийство и срыв премьеры, Грэм Коллинж спал детским сном, как человек, избавившийся от кошмарного наваждения. Когда Поттер ранним утром собрался уходить, Грэм был еще в постели.

Гирам же прободрствовал всю ночь. Детектив метался по комнате, взволнованный молниеносной страстью, вспыхнувшей к Дженет Грант. Поттер не был удачлив в любви. Последнее увлечение кончилось печально. С тех пор он боялся безотчетных порывов сердца, предпочитая слушаться голоса холодного рассудка. Вихрь налетел после того, как Поттер произнес строчку из «Метаморфоз» Овидия. Но почему они так возбудили Дженет, их обоих?! Поттер старался отогнать чарующие воспоминания о горячих объятиях прелестной девушки. Он заставил себя поразмышлять о событиях, произошедших накануне вечером.

«За два дня въедливый О'Тул сможет разнюхать все, что касается людей, связанных так или иначе с преступлением: Касса Гранта, Торнтона Гранта, Дженет Грант, миссис Мейтленд Фредерик, Пита Расслина, Сандерса Ньютона и Ховарда Мэллоу. Эти семь человек не обладали, что называется, чистым алиби. Ни один из них не смог объяснить толком, чем был занят в момент убийства. На руках Дженет обнаружили флуоресцеин, но она отрицает, что была в гардеробной. Правда, она рассказала Поттеру, что дотронулась до плаща хромого. О'Тул отнесся к ее показанию безразлично. Но Гирам запомнил, что она была потрясена, вернувшись из-за кулис в зал. Если только Дженет не... Но детектив тут же с отвращением подавил эту мысль. Хотя, с другой стороны, логика (пусть ужасная!) в ней присутствовала. Сандерс Ньютон не мог задушить Еву по одной простой причине. Друг Коллинжа вложил огромную сумму в постановку „Роковой женщины“ и делал высокую ставку на успех пьесы. Ньютон проявлял внимание к обольстительной Еве, но не более чем естественный интерес мужчины к замечательно красивой женщине. Теперь Мэллоу. Как сказал Коллинж, он – прирожденный ловелас. Однако это другое».

Поттер терялся в догадках. Он по опыту знал, что любвеобильные мужчины не способны испытывать глубокие чувства лишь к одной женщине. «Таким мотылькам неведомы высокие порывы и настоящая испепеляющая страсть, – философствовал детектив. – Все же интересно, почему Мэллоу не успел переодеться ко второму акту? Сколько же длился перерыв? По крайней мере, не меньше двадцати минут. Элизабет Мейтленд...» Поттер перестал метаться и прислонился к стенке. «Она и миссис Симмонс – единственные, кого не проверяли на флуоресцеин. Надо сказать об этом О'Тулу» – пронеслось в сознании детектива.

Поттер направился в ванную, принял душ, побрился и переоделся. Через полчаса он оставил квартиру Коллинжа.

Снегопад прекратился, однако небо было затянуто плотными серыми облаками. Улицы ночью расчистили, но на тротуарах еще лежало грязное бурое месиво. Только центральный парк радовал глаз. Он казался тихим, белоснежным островком посреди шумного, неопрятного города.

Поттер забрел в первый попавшийся бар и заказал крепкий кофе. Потом купил газету, вышел на улицу, собираясь поймать такси. Когда он назвал адрес, водитель удивленно оглянулся. В тот день фотографии Евы украшали первые полосы всех газет: Ева – в вечернем наряде, Ева – у себя дома – великолепная и неотразимая, Ева – на суде в скромном синем костюме, одетая как школьница на экзамене, с застывшей маской страха на лице. Поттер долго смотрел на последнюю фотографию, перед тем как прочитать статью.

Знаменитая красавица и главное действующее лицо в нашумевшем процессе четырехлетней давности, известном как "дело об убийстве художника ", вчера была найдена задушенной в своей гримерной в театре Крещендо во время генеральной репетиции пьесы «Роковая женщина», премьера которой должна была состояться сегодня вечером. (См. стр. 14 – статья о режиссере Грэме Коллинже). В основе сюжета пьесы подлинная история насильственной гибели художника Мейтленда Фредерика. Ева должна была выступить в главной роли, совпадающей с той, которую она сыграла в жизни четыре года назад. Костюмерша и мать примы миссис Симмонс первой обнаружила дочь мертвой в ее уборной. Касс Грант, бывший муж Евы, был выпущен на волю всего за тридцать шесть часов до убийства актрисы. Ева Грант развелась с ним после того, как он в соответствии с приговором суда был помещен в психиатрическую лечебницу как невменяемый. По настоянию родной сестры Гранта недавно Касса обследовал швейцарский психиатр с мировым именем, доктор Франц Белднер, после чего Грант был признан нормальным человеком и выпущен на свободу. (См. стр. 22 – статья по криминальной психиатрии). Вчера Касс Грант появился в театре вместе со своим адвокатом Питом Расслином, чья беспрецедентная тактика защиты позволила Гранту, обвиненному в преднамеренном убийстве прославленного художника Америки, избежать электрического стула. Его двоюродный брат, господин Торнтон Грант, известный литературовед в области античности, сделал заявление журналистам. Он сказал, что собирался жениться на прекрасной женщине через три недели после премьеры. По его мнению, именно это обстоятельство побудило Касса Гранта явиться на репетицию, которая закончилась столь трагически. Мисс Дженет Грант (см. фотографию стр. 3) была последней, кто видел Еву Грант в живых.

Поттер перевернул страницу и посмотрел на милое лицо. Дженет улыбалась. Эта фотография была сделана давно. Тогда Джен была совсем юной, доверчивой и жизнерадостной. Он же познакомился с другой женщиной – печальной, многое изведавшей, темпераментной. При воспоминании о ее страстных объятиях сердце замирало...

Гирам отложил газету. «Определенно, – размышлял детектив, – Торнтон Грант намерен отправить своего кузена, а то и обоих сразу, Касса и Дженет, на электрический стул. Это было ясно еще вчера вечером. Торнтон – известный классицист. Торнтон – и цитата из Овидия на груди убитой Евы. У него тоже нет алиби. Но горе жениха неподдельно. Хотя истерику на публике можно объяснить не только испытанным потрясением».

Раздраженный водитель нетерпеливо повернулся к Поттеру:

– Послушайте, вы сюда просили вас привезти? Я уже в третий раз спрашиваю.

– Извините, я просто задумался. Водитель заметил газету.

– Вы видели ее фотографии? Потрясающе! Она просто великолепна! Надеюсь, что на сей раз полиция поймает этого ублюдка. Один раз его уже выпустили, и он убил снова. Если бы приговор зависел от меня, я бы таких маньяков линчевал без всякого сожаления.

«Пусть выплеснет свое негодование, – подумал Поттер, – его голосом сейчас говорит Америка. Касса Гранта публика уже осудила, и только чудо спасет его». А детектив не верил в чудеса. Он вышел из машины и направился в полицейский участок, где его ждал О'Тул. Лейтенант сидел за столом в своем кабинете, перед ним стоял бумажный стаканчик с кофе. Выглядел О'Тул так, будто не сомкнул глаз, но, как всегда, был чисто выбрит и подтянут. Он коротко кивнул Поттеру, указав ему на пустой стул.

– Холодный, – буркнул О'Тул, глотнув кофе.

– Ты когда лег спать?

– Вздремнул часа два прямо здесь, на диване.

О'Тул внимательно поглядел на друга, ожидая горячих новостей. Но Поттер сказал нечто совсем будничное.

– Я предлагаю пойти позавтракать.

О'Тул тяжело поднялся, опершись руками о стол.

– Отличная идея! Я здорово проголодался. Слушай, Гирам, хочу попросить тебя съездить со мной к вдове художника. Ты наверняка сможешь ее разговорить. И еще – ты наблюдателен и, конечно, помнишь, в чем была одета мадам вчера. Мы возьмем с собой Хаскела с аппаратом.

Друзья заказали на завтрак яичницу с ветчиной. А О'Тул расщедрился и на порцию блинчиков. Завтракали они в полном молчании. Выпив третью чашку отменного кофе, лейтенант с наслаждением откинулся на спинку стула.

Их уже ждала полицейская машина. Рядом с водителем сидел сержант. Хаскел со своим портативным прибором, Поттер и О'Тул разместились в салоне. О'Тул назвал адрес, где жила Ева Грант. Когда автомобиль тронулся, он заговорил о прошедшем вечере. Всю ночь полиция пыталась раскопать хоть что-нибудь о прошлом Евы. Проверяли рабочих сцены: никто из них никуда не уходил, все были на виду; так что они – вне подозрений, как и Грэм Коллинж. У большинства актеров оказалось алиби. Вызывал некоторые сомнения Мэллоу. Следователи предполагали, что у него намечалась интрижка с Евой. Но актер упорно отрицал версию пинкертонов. В конце концов Ховард не выдержал и объяснил, почему не успел переодеться для второго акта: он серьезно болен. У него деформирующий артроз, и ему делали массаж в антракте. Мэллоу не хотел, чтобы кто-нибудь знал о его недуге. Карьера актера во многом зависит от хорошего здоровья, и слух о том, что он далеко не атлет, изрядно подорвал бы его репутацию. Массажист подтвердил показания своего пациента. Кроме того, Мэллоу, для большей убедительности назвал телефон своего личного врача, который дал профессиональный диагноз болезни Мэллоу. Сандерс Ньютон представил список людей, которым он звонил во время перерыва. Он говорил с журналистами из изданий «Вэрайети», «Ньюс» и «Америкэн». Все они единодушно заверили, что обсуждали пьесу Коллинжа. Время переговоров точно совпадало с перерывами между актами. О'Тул прервал свой рассказ.

Машина затормозила возле прелестного садика у дома в районе Центрального парка. Перед входом уже толпились газетчики.

– Шакалы! – рявкнул лейтенант, вылезая из автомобиля. Поттер удивленно взглянул на своего красавца-друга. Самый фотогеничный и преуспевающий детектив в Нью-Йорке, оказывается, терпеть не может позировать перед камерой? Защелкали фотоаппараты, и посыпались вопросы журналистов. О'Тул поднял руку:

– Пока ничего нового, ребята. Мы сделаем заявление, как только у нас появятся факты, проливающие свет на убийство Евы Грант.

– Что вы можете сказать о Кассе Гранте?

– Он задержан для допроса. И только.

– Почему его сестра оказалась в гримерной Евы? Ведь известно, женщины враждовали несколько лет.

– Никаких комментариев! – О'Тул был резок.

Лейтенант легко пробил дорогу сквозь гудящую как пчелиный рой толпу репортеров и фотографов. Гирам плыл за могучим коллегой, словно невесомая щепка за крейсером.

Старый особняк оказался весьма изысканным, далеким от сомнительного вкуса суетной Евы. Дверь открыл полицейский, постоянно дежуривший в холле. Просторная гостиная производила впечатление комиссионного магазина. Изобилие светильников, вазочек, фарфора. Несметное количество цветов, источающих удушающий аромат.

На низком столике – проигрыватель, пластинки и журналы. На стенах – портреты и фотографии самой Евы.

Полицейский доложил, что они повсюду взяли отпечатки пальцев. Никто не появлялся в доме, кроме пронырливого репортера, назвавшегося электриком. Ранним утром наведалась служанка миссис Грант, но ей предложили прийти попозже.

В спальне стояла огромная двуспальная кровать, покрытая нарядным ярко-розовым шелковым покрывалом с тяжелыми кистями. Кресла заполонили такого же ядовитого цвета подушечки; везде в беспорядке разбросана одежда. Шкаф – открыт настежь. Он был забит нарядами: модные костюмы из фирменных магазинов, роскошные вечерние платья, меховые шубы из норки, соболя и горностая.

– Откуда, черт побери, она брала деньги?! – изумился О'Тул. – Ева получала жалкие алименты от Касса. Отец лишил его наследства: триста долларов ежемесячно – и ни центом больше. Все денежки достались Торнтону.

– Подождите, вы еще не все чудеса видели, – сказал дежурный полицейский, предвкушая удивление детективов.

О'Тул и Поттер продолжили свою экскурсию. Очутившись в ванной, друзья оцепенели: комнату, сверкающую зеркалами, Ева Грант отделала мрамором и золотом.

– Ого! – воскликнул О'Тул. – Королевский размах!

Неожиданно тихо повернулся ключ в двери, и на пороге возникла миловидная негритянка. Она совсем не удивилась появлению полиции в доме. Взглянув на конов, она сразу обратилась к Поттеру.

– Я – служанка госпожи Евы Грант, Хелен Бакстер, – представилась девушка.

– Это – мой друг, лейтенант О'Тул, мисс Бакстер. Он возглавляет следствие, – церемонно представил коллегу детектив.

– Вы уже знаете? – спросил О'Тул.

– Да, вчера вечером я смотрела специальный репортаж и еще читала сегодняшние утренние газеты.

– Давайте перейдем в гостиную, по-моему, там удобнее всего.

Когда они расположились, О'Тул начал допрос.

– Ну что ж, мисс Бакстер, что вы можете нам поведать интересного?

Негритянка уютно устроилась в кресле, ее руки спокойно лежали на коленях. Поттер мысленно отметил, что у нее умные глаза.

– Да в общем, немного. Подробности убийства мне, конечно, неизвестны. Я даже ни разу не была в театре. Что же касается самой миссис Грант... – Она рассказала, как попала в дом Евы. Два года назад нанялась к ней служанкой, а по вечерам занималась в колледже. Смышленая девушка хорошо училась и получала стипендию (не зря Поттер заметил, что у нее умные глаза). Но все же не хватало денег на оплату квартиры, где она жила вдвоем с матерью. Приходилось подрабатывать. Служба у Евы не была особенно трудной. Но поддерживать необходимый порядок – не удавалось. – Правда, миссис Грант относилась равнодушно к убранству дома. Моей главной обязанностью было следить за гардеробом мадам: требовалась выстиранная и отглаженная одежда, готовая к выходу в любой момент дня и ночи.

– Что вы знаете о друзьях или знакомых миссис Грант?

– Я отсутствую по вечерам, лейтенант. Хотя, – она задумалась, – у госпожи кто-то бывал. Дворецкий может подтвердить. Кто-то навещал ее, а иногда задерживался допоздна.

– Один человек или несколько?

– Не знаю, могу судить лишь по телефонным разговорам.

– А вы готовы назвать имена?

– В точности не скажу. Но в последнее время зачастил Торнтон Грант. Мадам говорила мне, что будто бы собирается за него замуж. Вот, пожалуй, и все.

Поттер спросил:

– А что вы имели в виду, мисс Бакстер, когда заметили, что работа у миссис Грант «не была особенно трудной»?

– Я должна сказать о госпоже Грант одну подробность. Мадам была не очень приятным человеком, но ко мне относилась хорошо. Вы сами знаете, что такое случается редко. Правда дважды разразились бурные скандалы. Первый – когда я сняла трубку телефона. Миссис Грант была в ванной комнате, а госпожа строго запретила отвечать на телефонные звонки. В другой раз я убиралась, а дверь в ее спальню была приоткрыта. Обнаружив проступок, как только она меня тогда не оскорбляла! И все же, – девушка задумалась, – я не понимаю, что ее вывело из себя.

– Вы хотите сказать, она разозлилась?

– Нет, скорее испугалась, вдруг я что-то услышала секретное, и со страху грубо отругала меня. Она тогда говорила кому-то по телефону: «Ты должен еще раз попытаться, вот и все. Нужно найти». Затем последовало: «Да, дорогой, я знаю. Но ведь это и твое дело, а не только мое».

– Как давно это было?

– Приблизительно месяц назад. А неделю спустя мадам заявила, что выходит замуж за мистера Торнтона Гранта.

В спальне зазвонил телефон, и полицейский чуть слышно ответил:

– Да-да, хорошо, я им скажу. – Он подошел к двери гостиной. – Передали сведения об отпечатках, которые обнаружены в доме Евы Грант. Это, конечно, пальчики самой госпожи и ее служанки. Кстати, мы уже брали отпечатки прелестных пальчиков в связи с кражей. Кроме того, обнаружены отпечатки неизвестного, орудовавшего в перчатках, а также пальцев господина Мэллоу.

– Любопытно, – размышлял О'Тул.

– Я думаю... – служанка осмелилась высказать свое мнение.

– Что?

– Кажется, господин Мэллоу приходил сюда всего один раз, дней за десять до начала репетиции пьесы. Но я не...

– Продолжайте, – обронил Поттер. – Мне кажется, вы неглупая девушка и сообщаете важные подробности.

– Я думаю, что визиты актера не связаны с убийством.

– А что еще за кража? – О'Тул был нетерпелив.

– Даже не знаю, что и сказать, – смутилась Хелен Бакстер. – Я думаю – миссис Грант солгала, сочинила легенду о краже. Однажды утром я пришла в дом, и оказалось, что пропали бриллиантовый браслет и сапфировое ожерелье. Мадам никогда не сдавала драгоценности на хранение в банк. Она любила, чтобы украшения всегда были под рукой. В тот день потайной ящик шкафчика валялся на полу. Замок на шкатулке для драгоценностей был сломан. Представители страховой компании заподозрили нечистое, но не смогли ни к чему придраться и выплатили огромную сумму. Им показалось странным, что Ева отказалась предать дело огласке. Меня тогда полиция проверяла с головы до пят.

– Вы думаете, Ева продала украшения?

– Я думаю, мадам вынуждена была отдать их. Кража не расстроила ее. Миссис Грант страшно боялась чего-то с первого дня, как я стала работать у нее.

Поттер спросил про черное платье, и они направились в спальню. В самом последнем ряду в гардеробе висело простое и строгое вечернее черное платье. Хелен достала его.

– Платье мне незнакомо. Оно совсем новое. У хозяйки было только одно черное платье, но другого фасона; сейчас его нет здесь. Ева редко надевала черное. Я знаю все ее туалеты.

– Она могла подарить платье кому-то? – спросил О'Тул.

– Нет, только не миссис Грант. Она никому и ничего просто так не дарила. Когда та или иная вещь надоедала – она продавала ее.

– А сколько времени вы уже не видели то черное платье?

– Мадам распорядилась отгладить его еще вчера.

– Кажется, – заметил Поттер, – Дженет Грант была права: Ева нарочно испортила платье, чтобы заманить золовку за кулисы.

– Да, похоже, что так, – согласился О'Тул. – Только вот зачем? Если актриса сама оторвала рукав, то при чем здесь хромой? Ведь именно его вы подозреваете во всех кознях?

Поттер ничего не ответил. О'Тул снова обратился к девушке:

– Что вы знаете о семье миссис Грант? Негритянка стрельнула черными угольками глаз:

– Я знаю, что костюмерша – ее мать. Ева скрывала родство. Она приказала миссис Симмонс явиться, когда началась работа над пьесой. Актрисе нужен был преданный человек, который бы выполнял роль стража. Видно, она хотела, чтобы охрана стоила ей недорого. – Служанка возмущенно стукнула кулачком по колену: – Вы представляете! Ева купалась в роскоши и мирилась с тем, что родная мать прозябала в нищете! У меня всего одна комната. Мы экономим даже на еде, но моя мама живет со мной и мы делим с ней все.

– Да, чем больше я узнаю о Еве Грант, тем меньше она вызывает симпатии, – признался О'Тул, когда они выходили из полицейской машины возле дома миссис Симмонс на Вест Энд авеню. После разговора со служанкой нельзя было откладывать беседу с матерью Евы.

Дом был старый и обшарпанный. Дежурный полицейский подошел к детективам и доложил:

– Все спокойно, лейтенант.

– Тебя скоро сменит Кормер. – Обернувшись к Поттеру, О'Тул заметил: – Я хочу пощадить нервы миссис Симмонс. У пожилой женщины такое горе. Хорошо бы она сама заговорила.

Однокомнатная маленькая квартирка находилась на самом верхнем этаже. Бледный свет пробивался сквозь крошечное тусклое оконце, на темной и заплеванной лестнице пахло кошками. О'Тул постучал. Слабый дрожащий голос спросил:

– Кто там?

– Полиция.

Дверь напротив со скрипом приоткрылась, и любопытная соседка высунула голову. Через минуту миссис Симмонс отворила им. Она была в сером поношенном платье и старом застиранном переднике. Седые волосы тщательно причесаны, глаза и веки опухли и покраснели. Она молча отступила назад, чтобы позволить следователям пройти в комнату, и медленно произнесла:

– Не понимаю, чего вы еще хотите. Я все сказала вам вчера. Больше я ничего не знаю.

Обстановка комнаты была убогой: на полу – кургузый, изрядно потертый ковер, старый облезлый диван, кресло-качалка.

За ширмой находилось жалкое подобие кухни: двухконфорочная плита и небольшая раковина. Из испорченного крана тонкой струйкой текла вода. Старые запыленные шторы были приподняты, чтобы стало хоть немного светлее. Мать Евы пригласила их сесть, и лейтенант задал свой первый вопрос:

– Как случилось, что вы стали костюмершей у собственной дочери?

Миссис Симмонс не ожидала этого вопроса. Замешкавшись, она ответила:

– Что в этом особенного? Она давала деньги мне, вместо того чтобы платить кому-то чужому. Я получала целых двести долларов в месяц.

– А ваш муж? Он не работает?

– После смерти Евы мой источник доходов иссяк, и муж вынужден искать место. Но у него туберкулез, он серьезно болен. Поэтому мы и жили так долго в Аризоне, из-за теплого сухого климата. Потом Элли написала мне, что ей нужен свой человек в театре, и мы приехали сюда.

– Кого так боялась ваша дочь? – без всякой связи с разговором спросил О'Тул.

Миссис Симмонс так и застыла в растерянности. Затем недоуменно пожала плечами.

– Подумайте, миссис Симмонс, ведь был же кто-то. Ева сама говорила об этом.

– Я и представления не имею.

– Вы можете спросить ее режиссера, мистера Коллинжа. Ева жаловалась ему на постоянные ночные звонки; она рассказывала, что кто-то тайно проникает в ее гримерную.

– Но не могла же я находиться с ней каждую секунду, – взорвалась мать Евы. – Мне надо было выйти в туалет, иногда – в гладильную или по другим делам.

– Так кто бы это мог быть, миссис Симмонс?

– Не знаю!

Женщина затравленно посмотрела на полицейских, и вдруг в ее глазах затеплилась надежда:

– Я слышала по радио, что вы задержали Касса Гранта. Разве этого недостаточно?

– Дело в том, что пока он задержан только для допроса. Кстати, в то время, когда происходили все эти необъяснимые вещи и кто-то преследовал вашу дочь, Касс Грант еще находился в психиатрической лечебнице в Вентфорте. А позавчера Ева Грант обратилась в полицию с жалобой.

– Этого не может быть!

Было заметно, что миссис Симмонс поразило это известие, но неутомимый О'Тул настойчиво продолжал задавать вопросы:

– Когда и кто оторвал рукав от платья Евы?

– Думаю, это кто-то сделал во время первого действия. – Голос костюмерши звучал безжизненно. – Еще днем все было в порядке. Потом, когда началась репетиция, я немного постояла у занавеса за сценой. Совсем чуть-чуть. Хотелось посмотреть, как играет Ева, полюбоваться дочерью. Она была так прекрасна в дивном вечернем наряде! Настоящая кинозвезда. – Миссис Симмонс судорожно сглотнула. – Потом наступил антракт. Ева пришла переодеться, а платье оказалось испорчено.

Поттер смотрел на несчастную мать и сокрушенно качал головой.

– Советую не лукавить, госпожа Симмонс. Мы только что обнаружили в квартире Евы новое, с иголочки платье для второго действия спектакля. То, от которого был оторван рукав, было совсем другое, старое. Не так ли?

Костюмерша не произнесла ни звука, только еще плотнее сжала запекшиеся губы.

– Я уверен, что Ева сама оторвала рукав от платья. Ради бога, миссис Симмонс, скажите правду. Вы только все усложняете, и опасность новых преступлений становится все более реальной.

Видимо, в голосе Поттера прозвучали такая искренность и доброта, которые заставили бедную женщину хоть в чем-то признаться.

– Ну хорошо. Я скажу. Думаю, теперь это уже никому не может повредить. Ева хотела любым способом завлечь мисс Грант к себе в гримерную. Она должна была это сделать и не могла придумать никакого другого предлога.

– Чего она хотела от Дженет?

– Этого я не знаю, клянусь. Добавлю только, что у Евы был какой-то секретный план. Она была доведена до отчаяния подлым шантажистом. Вот только мисс Грант, к сожалению, у нее не задержалась. Она ушла из гримерной слишком быстро, возможно, одновременно со мной, когда я отправилась искать эти треклятые булавки. Ева не могла предвидеть, что ее поджидал убийца.

– Откуда у вашей дочери этот жуткий синяк на руке? – спросил О'Тул.

В ответ – молчание.

– Послушайте, миссис Симмонс, ваша дочь смертельно боялась кого-то. Она не успела ничего раскрыть и погибла. Я умоляю вас рассказать обо всем, что вам известно. Только в этом случае полиция способна защитить вас. Пока вы утаиваете от нас правду, вашей жизни угрожает опасность. Разве вам это не понятно?

– Я больше ничего не знаю, – заупрямилась костюмерша.

– Но вчера вечером, – напомнил лейтенант, – вы сказали, что хотите защитить себя.

– Именно это я и делаю. Я не убивала мою девочку, и мне осточертели ваши наглые допросы. Хватит, я больше не скажу ни слова. А теперь уходите.

Вернувшись к машине, О'Тул отдал распоряжение ехать в отель «Плаза». Автомобиль плавно тронулся, и шофер заговорил, не оборачиваясь, пристально глядя на дорогу.

– Мы выяснили еще кое-что, шеф. Проверили алиби Мэллоу. Говорили с его личным врачом. У Ховарда тяжелый неизлечимый артроз, и состояние актера резко ухудшается. Врач сказал, что ему осталось всего несколько лет жизни. Бедняга.

– Что еще? – отрывисто спросил О'Тул.

– Да. Ева Грант, урожденная Элли Вое, дочь Альфреда и Сью Вое, родилась в районе Ист Сайд в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Ее отец умер, когда девочке было семь лет. Мать вышла замуж за Верна Симмонса в семьдесят первом. Он давно болен костным туберкулезом. Они переехали в Бронкс. Девчонка бросила школу в возрасте пятнадцати лет. Год работала моделью, затем – еще полтора года – в ночных клубах. Потом ушла из семьи и стала вести разгульную жизнь. Ее часто видели в ночных клубах с Фредериком Мейтлендом.

– По-моему, вы неплохо потрудились, ребята, – довольно хмыкнул О'Тул.

Шофер-полицейский продолжил перечень своих изысканий.

– Она вышла замуж за Касса Гранта в семьдесят восьмом году и развелась с ним в семьдесят девятом, после того как он был осужден за убийство Мейтленда. Все деньги Касса Гранта были заморожены по завещанию его отца. Поэтому-то после развода Ева получала ничтожные алименты: сто пятьдесят долларов в месяц. С того времени источники ее баснословных доходов неизвестны, кроме гонораров за две эпизодические роли, которые она сыграла на Бродвее.

– Да, все что связано с ее доходами, требует особого внимания, – заметил О'Тул. – Нам предстоит решить уравнение со многими неизвестными. Ведь где-то же она добывала эти огромные деньги. Только приходилось платить за квартиру шестьсот пятьдесят долларов. А эти царские меха, которыми забит весь ее шкаф! Каждая шубка – от двенадцати до пятнадцати тысяч долларов! А драгоценности: бриллианты и сапфиры! Такое впечатление, что она сама кого-то шантажировала.

– Похоже, она действовала сразу по нескольким каналам, – ухмыльнулся Поттер. – Ясно как белый день, что ее заявление о краже – фальшивка. Деньги она вернула через страховку и отдала кому-то свои бриллианты и сапфиры. Кому?

– Да уж, конечно, она не от щедрости поделилась с кем-то своим богатством. Если родной матери-костюмерше за ее тяжкий труд она платила ничтожные двести долларов, а сама утопала в роскоши. Одна ванная чего стоит! – возмущался О'Тул.

– Миссис Симмонс не стала бы делать ничего во вред дочери. Мать не претендовала ни на какие деньги. Костюмерша не собиралась вмешиваться в личную жизнь Евы и на сей раз, скрыв от Торнтона Гранта, что она – его теща. Бьюсь об заклад: Ева не давала матери ни цента до тех пор, пока миссис Симмонс не приехала и не стала обслуживать ее в театре. Ты обратил внимание на распухшие руки этой женщины? Могу поспорить, что полжизни она проработала уборщицей. – Поттер произнес свою тираду с глубоким состраданием к матери Евы Грант.

В отеле «Плаза» их встретили не слишком доброжелательно. Швейцар окинул приятелей неприязненным взглядом. В машине он увидел шофера в полицейской форме.

– Послушайте, вы не имеете права... – кипятился служака.

– Я – лейтенант О'Тул из отдела по расследованию убийств, – прервал его детектив. – Мы не причиним вам никакого беспокойства, но нам необходимо поговорить с одним из гостей отеля. Обещаю, что будем вести себя корректно.

– Из отдела убийств?!

Швейцар щелкнул пальцами, подзывая портье, и приказал:

– Позови управляющего отеля. Живо! К нам пожаловала полиция.