Отец Джимми поднял потир высоко над головой и устремил глаза вверх, затем опустился на одно колено перед алтарем.

Вечерняя субботняя месса в церкви Дарующей вечный свет Девы Марии стала популярной альтернативой воскресной утренней мессе, которая изначально исключала возможность поспать подольше. К тому же после службы все прихожане собирались в общественном зале в цокольном этаже, чтобы попробовать печенье и пироги, приготовленные местными хозяйками специально по этому поводу. Казалось, им очень нравилось поболтать за стаканчиком пунша.

Ханна заняла уже привычное для нее место на задней скамье. Передние ряды были почти полностью забиты. А вот возле нее еще оставалось место. По воскресеньям здесь можно было увидеть обитателей дорогостоящих особняков, а вот в субботу вечером церковь принадлежала тем, кто обслуживал богатое сообщество семь дней в неделю: владельцев магазинчиков, посыльных, садовников и их семьи.

Когда настало время причащения, почти все поднялись со скамеек и образовали в центральном проходе линию, медленно ползущую к алтарю. Ханна почувствовала себя как-то неловко, поэтому осталась сидеть на месте.

Ей нравилось наблюдать, как отец Джимми служит мессу. Он казался ей намного моложе, когда они беседовали в саду. Здесь же в этом одетом в зеленую мантию священнике чувствовалась уверенность, которую она не замечала прежде. С первых минут службы от него исходила благодать; обещая божественное спасение, он исполнял обряд естественно и непринужденно, и его голос еще не приобрел ту монотонность, которая приходит с годами после тысячи отслуженных месс. Вера в его глазах была непоколебима.

Она встала и присоединилась к остальным прихожанам.

— Тело Христово, — произнес нараспев отец Джимми, когда положил ей на язык пресную гостию.

Ханна слышала, что, попробовав этот священный дар, верующие испытывали прилив сил и чувство легкости.

— Аминь, — произнесла она, опустив глаза.

И действительно, несмотря на носимый ею дополнительный вес, она почувствовала эту таинственную легкость, когда возвратилась на свое место.

После службы Ханна немного подождала, пока церковь опустеет, и присоединилась к остальным, которые к тому времени уже принялись опустошать ряды печенья и пирогов.

Женщина в джинсовой юбке и блузке похлопала ее по плечу.

— Добрый вечер. А я вас что-то раньше здесь не видела, миссис… миссис…

— Мэннинг. Ханна Мэннинг.

— Добро пожаловать, миссис Мэннинг. Меня зовут Джанет Вебстер. А это мой муж Клайд. У нас здесь хозяйственный магазин.

Клайд приветливо что-то пробормотал.

— Могу ли я у вас кое-что спросить? — продолжала женщина и в ожидании приподняла брови. — Когда это случится? Я про маленького.

— А, в декабре.

— Просто чудесно! Как раз на Рождество.

— Ты хотела сказать, как раз к налоговым скидкам, — возразил ей муж, который был прагматиком или просто хотел показаться весельчаком.

— Да, и это тоже, Клайд, — раздраженно ответила ему Джанет Вебстер. — Вы уже пробовали пуши? Я бы вам посоветовала попробовать кусочек яблочного пирога с корицей, который испекла миссис Луц.

Ханна пообещала, что попробует, и, протискиваясь между людьми, направилась к пуншу. Прихожане, лишь только заметив, что она в положении, моментально отходили в сторону и освобождали ей дорогу. Джолин была права в одном: в этом городке нигде не спрячешься.

Несколько минут спустя к ним присоединился отец Джимми. Увидев Ханну в дальнем углу комнаты, он поспешил к ней, но это было не так-то просто сделать, поскольку почти каждый хотел ему что-то сказать, когда священник проходил мимо, а ему нужно было обязательно ответить.

— Ух! — громко выдохнул отец Джимми, наконец-то отбившись от прихожан. — Рад видеть вас. Я ждал, когда вы снова придете.

Ханна понимала, что он сказал это как ее исповедник, но все равно залилась румянцем.

— Меня очень тронула месса, — призналась она. — Вы посвятили ей всего себя, поэтому и мне захотелось принять в ней участие.

— Мессы всегда вызывали у меня глубокие переживания, но теперь, когда я сам их служу, мне приходится учиться, как помочь другим почувствовать то же самое, — ответил он, но Ханна видела, что ему понравились ее слова.

— Вы всегда хотели быть священником?

— Сколько себя помню. — Джеймс внимательно посмотрел на нее, стараясь понять, действительно она хотела это знать или только вежливо ведет беседу. Он решил, что ей в самом деле было интересно. — Я уже был министрантом, когда под стол пешком ходил. Венчания, похороны, крещение — я не упускал ни единой возможности, чтобы побыть в церкви. Тогда, видимо, я этого не понимал, но когда подрос, мне стало ясно, что ничем, кроме как служить Господу, я не смогу никогда заниматься.

— Я вам завидую. Вы знаете, чему посвятить свою жизнь. Вот если бы мне так. Кстати, спасибо, что выслушали меня тогда.

— Я много об этом думал. Вы хоть немного разобрались в своих чувствах?

— Боюсь, что запуталась еще больше.

В этот момент миссис Вебстер отделилась от остальных прихожан, опустошающих стол. В правой руке она несла кусок пирога на одноразовой тарелке, при этом у нее был такой победоносный вид, как если бы она только что украла амброзию у олимпийцев.

— Вот вы где, отец Джимми! — воскликнула она. — Я не допущу, чтобы вы так и не попробовали кусочек пирога миссис Луц. Он просто божественный.

Джеймс любезно принял у нее тарелку, затем повернулся к Ханне и негромко произнес:

— Наверное, нам следует найти более уединенное место для разговора.

В церкви было темно, лишь только два светильника тускло освещали скамейки, и казалось, что те покрыты инеем. Несколько свечей все еще горели у исповедальни. Из цокольного этажа доносилось эхо общественного собрания.

— Вы говорили с той женщиной из агентства? — спросил отец Джимми.

— С миссис Грин? Да, но так и не решилась рассказать ей о том, что меня беспокоит.

— Почему же?

— Не знаю даже, как объяснить. Она — очень милая женщина, очень доброжелательная и все такое, но… Ну, я не уверена, что могу ей доверять.

Отец Джимми слушал ее не перебивая.

— Она закрыла свой офис в Бостоне, а мне ничего не сказала. Даже соврала на этот счет. Не то чтобы это было очень важно. Она весьма занятая женщина и не обязана передо мной отчитываться… Вы когда-нибудь чувствовали себя изгоем, отец Джимми?

— Иногда. Это бывает с каждым.

— Я думаю, что миссис Грин и Витфилды так суетятся лишь потому, что без меня у них ничего не получится. Как только ребенок родится, они уже не будут так за меня волноваться. Наши пути разойдутся. Я знаю, что у нас договор, но это так странно, когда все вокруг тебя носятся, балуют тебя, защищают, а на самом деле… защищают ребенка. Как будто я не в счет. Если я скажу об этом миссис Грин, она обязательно сообщит Витфилдам, и в итоге те станут опекать меня еще больше. Джолин и так уже стала слишком нервной.

— Возможно, они чувствуют, каково вам сейчас. Вы когда-нибудь задумывались о вашем с ними договоре?

— Я еще не смотрела в раздел «Права суррогатной матери». Все никак руки не доходят.

— Нет, я имею в виду моральный договор. Вы пообещали им помочь. Можете ли вы, положа руку на сердце, нарушить данное им обещание? Скажите перед лицом Господа, сделали бы вы это без очень серьезной причины?

— Полагаю, нет.

— Вы сказали, что эти люди сами не могут иметь детей. И вот теперь Господь дал им эту возможность. Вы — их возможность, Ханна. Вы и ваши чувства являетесь частью куда более грандиозного замысла. Впрочем, как и все мы. Можете взглянуть на вещи с этой стороны? Вы — не изгой. Вы принимаете участие в чем-то значительно большем, чем можно себе представить.

Понизив голос, Ханна сказала:

— Как вы можете быть таким уверенным, отче? Я вот всегда во всем сомневаюсь.

— Здесь, в стенах храма, Божья воля всегда мне понятна. А вот за пределами этих стен она становится для меня такой же таинственной, как и для вас. Недавно я был в Нью-Гемпшире со своей семьей. У моих родителей есть там коттедж, и каждый год мы празднуем вместе День труда с тех самых пор, когда мы с братьями были маленькими. Это своего рода традиция. Но стоит нам появиться в родительском доме, как мать и отец начинают поучать нас, словно мы все еще дети. Здесь, в церкви Дарующей вечный свет Девы Марии, я все время поучаю взрослых. А там отец ругает меня за то, что я доел арахисовое масло и не купил нового, что мне пора уже начать думать о других, а не только о себе. Но самое ужасное заключается в том, что я начинаю с ним пререкаться! Я снова становлюсь ребенком.

Он по-мальчишески засмеялся, и Ханна к нему присоединилась.

— Вы, я думаю, догадались, что этим я хочу сказать о том, что невозможно быть все время уверенным в себе. Этот ребенок задал вам цель, и вы боитесь, что, достигнув ее, опять не будете знать, как жить дальше. Но вы молоды и здоровы, Ханна, у вас вся жизнь впереди. Когда-нибудь у вас будут собственные дети.

В этот момент в опустевшей церкви раздался глубокий голос и из тени показалась коренастая фигура.

— Ага! Вот вы где! Миссис Форт сказала, что видела, как вы куда-то удалились в обществе красивой молодой девушки, и я подумал: «О Господи, еще одного потеряли!»

Монсеньор Галахер вышел на свет и изобразил на лице улыбку.

— Надеюсь, я вам не помешал?

— Не помешали, — ответила Ханна, — я уже собиралась уходить.

— Отец Джеймс, там внизу кое-кто требует вашего внимания. Вы же знаете, как огорчится миссис Квин, если вы не отведаете ее персикового коблера. И я боюсь, что сегодня все ее лавры достанутся миссис Луц с пирогом с корицей…

— Надеюсь, что немного помог вам, — сказал отец Джимми, повернувшись к Ханне, после чего извинился и с немного виноватым видом, как ей показалось, поспешил вернуться на цокольный этаж.

Монсеньор Галахер подождал, когда он скроется из виду, а затем произнес:

— Иногда мне кажется, что мы уже не священники. Мы стали дегустаторами! А домашняя выпечка заменила нам духовную пищу. В прошлую субботу одна прихожанка принесла десерт, который назывался «Тройная Божья благодать в шоколаде»! Скажите мне на милость, и куда это нас заведет?

Свою вторую попытку пошутить он усилил более смелой улыбкой и предложил:

— Присоединяйтесь к нам, миссис Мэннинг!

— Мне действительно нужно домой.

— Понимаю. Должно быть, вашему мужу не нравится, когда вы поздно возвращаетесь.

Да что этот человек о ней думает?

— Что ж, тогда спокойной ночи, монсеньор.

Штук двадцать машин еще стояли на парковке. Какое-то время Ханна сидела за рулем своего «нова», обдумывая все, что сказал отец Джимми. Несомненно, он прав. Она дала обещание и теперь должна его выполнить. Но это все равно делает ее инкубатором. Нет, он выразился не так. Возможность. Часть очень грандиозного замысла.

Ханна вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Раздался щелчок, и ничего не произошло. Она попробовала еще раз. Опять ничего. Проверила переключение передач, чтобы убедиться, что оно в «парковке» — оно там и было, — и взглянула на приборную панель, не загорелась ли красная лампочка. Не загорелась. Снова повернула ключ — и снова ничего. Даже щелчка не было. Странно. Автомобиль вел себя исправно, когда она сюда ехала.

Но сейчас он точно умер.