Элизабет стояла, опершись о поручень, и смотрела на мощную струю воды, которая приводила в движение мельничное колесо. Это величественное зрелище никогда не переставало восхищать ее. Иногда Элизабет мерещилось, что ее увлекает такой же безудержный поток воды и несет в неизвестном направлении.
Прошло уже больше двух недель с того памятного званого вечера, а О'Брайен по-прежнему отказывался вернуться в их общую спальню. Элизабет перепробовала все: крики, уговоры, пыталась пробудить в нем чувство вины. Все тщетно, он вбил себе в голову, что их брак не удался, и тут ничего нельзя было поделать. Элизабет лишь теперь поняла: во многом она была виновата сама. Она бы с удовольствием взяла назад иные свои слова и поступки. Ее терзало раскаяние. Элизабет и не представляла, что О'Брайен чувствовал себя настолько несчастным из-за нее. Может быть, он прав и они не предназначены друг для друга?
Чем ближе подходил срок родов, тем страшнее ей становилось. Элизабет боялась не физической боли. Нет, она опасалась, что у нее не хватит сил в одиночку дать ребенку, который так резво шевелился в ее чреве, необходимые ему любовь и заботу. Для этого Элизабет был нужен О'Брайен. Она, которая так долго боролась за свою независимость, теперь нуждалась в нем.
Элизабет услышала позади голос О'Брайена, отдававшего распоряжения кому-то из рабочих, и машинально поправила волосы. Им, по крайней мере, удалось сохранить хорошие отношения. О'Брайен охотно разговаривал с Элизабет, если беседа шла о делах завода. Их общее дело, завод, сближало их.
О'Брайен подошел и оперся о поручни рядом с ней.
— Сегодня мы привезли муку, сахар и специи для лавки.
— Думаю, лавку пора открывать, — ответила Элизабет деловым тоном. — Правда, склад загружен не полностью, но это не беда.
— Я займусь этим сегодня же, — кивнул О'Брайен. — В задней комнате лавки еще нужно установить полки, но мы справимся с этим за неделю. У Перкинса, которого ты недавно наняла, золотые руки.
Элизабет посмотрела на О'Брайена. Сегодня он был особенно хорош собой — в обтягивающих штанах и простой миткалевой рубашке с засученными рукавами, которые открывали сильные загорелые руки. Его лицо посмуглело, волосы посветлели от солнца, но выражение лица было печальным и озабоченным.
— Ты хочешь меня о чем-то спросить? — Элизабет старалась говорить как можно мягче.
— Ты что-нибудь знаешь о втором человеке, который погиб во время взрыва?
Элизабет задумалась. Первые дни после взрыва неразличимо слились в ее памяти. Тогда она еще плохо знала людей, работавших на заводе.
— Честно говоря, нет. Мне стыдно, но я не помню даже, как его звали, помню только, что у него не было семьи. Надо посмотреть в книгах.
— Он погиб при взрыве или после него, во время пожара? Ради всего святого, Лиз, твоему мужу нечего было делать на заводе среди ночи, и уж тем более там не должно было быть никого из рабочих! Может, он имел какое-то отношение к происшествию? Или даже был виновником?
— Я обязательно посмотрю в книгах, — пожала плечами Элизабет. — Попробуй порасспрашивать рабочих. Сэмсон или Джонни, наверное, смогут тебе о нем рассказать.
— Возможно, но я не хочу разглашать свои подозрения. Если рабочие узнают, что мы полагаем, будто Пол был убит, начнется паника. Страх меняет людей, они начинают подозревать и обвинять друг друга. Это будет очень плохо для завода.
— Мистер О'Брайен! Мистер О'Брайен! — раздались крики одного из рабочих. Шум воды мешал расслышать остальное.
— Подожди меня здесь, Лиз, — сказал О'Брайен. — Я сейчас вернусь. Схожу узнаю, чего хочет Джо.
Элизабет кивнула и повернулась спиной к реке, глядя ему вслед. Она оперлась о поручни, чтобы дать пояснице немного отдохнуть. Мелкие водяные брызги приятно освежали лицо, спасая от полуденного зноя. Элизабет не успела понять, что затем случилось. Раздался треск дерева, и в следующую минуту она уже летела спиной в бездну.
Время остановилось, как во сне. Элизабет слышала свой собственный крик. На мгновение ее парализовал страх. Она попала прямо под струю, падавшую с мельничного колеса. Ее рот, нос и уши были полны воды. Поток тянул ее все глубже вниз, ко дну. Он грозил смертью Элизабет и ее ребенку.
Элизабет отчаянно барахталась в надежде снова глотнуть воздуха. Она пыталась плыть, хотя намокшие юбки тянули ее ко дну, опутывая руки и ноги. Элизабет к тому же не могла сообразить, куда ей плыть, потому что вокруг нее вода закручивалась вихрями.
Растерявшись, Элизабет перестала двигаться, позволяя потоку тянуть ее туда, где уже не придется прилагать никаких усилий. Леденящий холод воды, от которого поначалу захватило дух, сейчас притуплял все ощущения. Рассудком Элизабет понимала, что умрет, но эта участь почему-то не слишком страшила ее.
Но у нее был ребенок, ребенок О'Брайена! Внезапно Элизабет охватила паника. Где О'Брайен? Хоть бы он ей помог! Она не хочет сдаваться!
Элизабет боролась из последних сил. Она догадалась, куда ей плыть. Мощная струя воды тащила ее вниз, но она стремилась наверх, наверх, против течения.
Когда Элизабет первый раз вынырнула на поверхность, ей удалось глотнуть совсем немного воздуха, и вода тут же снова утянула ее вглубь. Но теперь Элизабет во что бы то ни стало решила выжить. Ей еще так много нужно успеть! Нужно сказать О'Брайену то, что она давным-давно боится открыть даже себе самой. Она любит его.
Элизабет продолжала борьбу с рекой. Ей снова удалось на мгновение вынырнуть на поверхность и глотнуть воздуха. И вновь течение затянуло ее вниз. Ею овладело отчаяние.
Неожиданно она ощутила его прикосновение. Конечно, это был он, О'Брайен. Он обнял ее за талию, которая так сильно расплылась в последнее время, и потянул вверх. Теперь он боролся за нее. Элизабет обняла О'Брайена руками за шею, и он поднял ее над поверхностью воды. Наконец она получила возможность дышать.
— Лиз? Лиз? Ради всего святого, ты меня слышишь?
Она не могла ему ответить, но ей удалось кивнуть и изобразить подобие улыбки. О'Брайен выбрался из стремнины и быстро плыл к берегу со своим бесценным грузом. Элизабет совсем ослабела в его объятиях: О'Брайен был рядом, значит, все страхи позади.
О'Брайен вынес ее на берег и пошел вверх по склону. Элизабет хотела было попросить, чтобы он опустил ее: она вполне могла идти сама, но она так устала, а в его руках ей было так хорошо…
О'Брайен отнес ее домой прямо в спальню. Горничным он приказал приготовить чаю, уверив, что все остальное сделает сам. О'Брайен снял с нее мокрую одежду и вытер ей тело и волосы большим полотенцем. Элизабет не хотела, чтобы он видел ее полностью обнаженной. С каждым днем ее фигура становилась все более смешной и неуклюжей. Но О'Брайен, кажется, не обращал на это внимания. Он помог Элизабет надеть ночную сорочку и уложил ее в постель. Измученная Элизабет почти засыпала. Она едва приоткрыла слипающиеся глаза.
— Не уходи, — прошептала она, — я хочу поговорить… сказать тебе…
— Тс-с. — О'Брайен погладил ее по голове. — Молчи, тебе нужно отдохнуть. Потом расскажешь.
Элизабет обессиленно замотала головой.
— Я должна тебе сказать… это важно, О'Брайен… Пэдди…
Он снова погладил ее и поцеловал в лоб.
— Спи, Лиз. — Он сел на краешек кровати. — Я не уйду, пока ты не заснешь.
Элизабет с усилием открыла глаза.
— Оставайся, я имею в виду, ложись рядом. Останься со мной на ночь.
О'Брайен отвернулся, и к горлу Элизабет подступил комок. Она была ему неприятна. Он был прав, когда говорил, что он не из тех, кто женится.
Зачем ему толстая беременная жена с частыми перепадами настроения? Ему нужны стройные веселые девушки, не отягощенные вечно кричащими младенцами.
— Мне кажется, будет лучше, если я останусь в своей комнате, — ответил он тихо.
Элизабет хотелось заплакать, но даже на это у нее не было сил. Она ничего не ответила. Она не сказала ему, что любит его. Было уже слишком поздно: он ее не любит. Элизабет повернулась к нему спиной. Она лежала в полудреме, но сон все не шел к ней. Наконец О'Брайен встал и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. По щекам Элизабет побежали слезы.
О'Брайен закончил свои каждодневные дела, убедился, что Элизабет еще спит, и отправился в «Свиное ухо». Прокуренный общий зал, полный криков и запахов, был единственным местом, где О'Брайен в последнее время мог спокойно собраться с мыслями. Он заказал чай. Служанка посмеялась, но чай все же принесла. О'Брайен сидел в углу и размышлял. Сегодняшнее происшествие чуть не обернулось трагедией, и в этом О'Брайен отчасти винил себя. Он пообещал Элизабет докопаться до причин смерти ее мужа, но вот уже скоро год, как он работает на заводе, а ничего еще не узнал. Он подвел ее не только в этом. Разве он не обещал Элизабет приложить все усилия, чтобы их брак удался? Пока что ничего у него не получилось, и подтверждением тому служит глупая драка, которую он устроил на званом вечере. О'Брайен знал, что причиняет ей боль, но ничего не мог с собой поделать. Поэтому и на сегодняшнюю просьбу Элизабет он ответил отказом. Она вряд ли понимала, что говорила, едва ли отдавала себе отчет в своих желаниях, потрясенная случившимся.
Элизабет выжила чудом. О'Брайен прекрасно это понимал. Чудом она не отведала отравленного пирога Клер. Нужно поскорее выяснить, кто стоит за всеми этими происшествиями на заводе Лоуренса, потому что в следующий раз чуда может не произойти.
Уложив Элизабет в постель, О'Брайен отправился осмотреть поручни на мельнице. Он не стал бы утверждать с полной уверенностью, но у него зародилось подозрение, что кто-то специально вытащил из перекладин несколько гвоздей.
О'Брайен стукнул кулаком по столу. Порой ему казалось, что он заблудился в темноте, и с минуты на минуту должно произойти что-то ужасное. Он боялся не за себя, его жизнь мало что значит, О'Брайен боялся за Элизабет, за ребенка, которого она носила.
Тут О'Брайен заметил остановившуюся рядом с его столиком женщину.
— Привет, Пэдди, — сказала рыжая служанка. — Давно тебя не видела. Говорят, ты заходил сюда пару раз сыграть в кости, но я тебя пропустила.
— А ты что поделываешь? Слышал, ты больше здесь не работаешь?
— Заболела. Не могла носить подносы, так меня тошнило.
— Что-нибудь серьезное? — Между ними никогда не было серьезной привязанности, но О'Брайен спрашивал с искренним сочувствием.
Из глаз девушки вдруг потекли слезы, и О'Брайен заставил ее сесть на скамейку напротив.
— Что случилось? Ты серьезно заболела?
— Куда уж серьезней, Пэдди. У меня будет ребенок.
— Что?
— Я беременна, — захныкала Рыжая. О'Брайен тяжело вздохнул. Не хватало только еще одной беременной женщины. Вдруг ему пришла в голову ужасная мысль:
— Не от меня?
— Нет-нет. — Она замотала головой, ее слезы перешли в икоту. — Всего несколько месяцев, но мне все время так плохо, и я боюсь, дома скоро узнают, что в таверне я торговала не только элем.
О'Брайен чуть не рассмеялся. Но, заметив, что девушка вновь готова заплакать, погладил ее по руке.
— Ну, ну, не реви. А то я не смогу тебе помочь.
— Как ты можешь мне помочь? Мне нужен муж, а у тебя уже есть жена. Моя сестра пришла домой с пузом, и ма и па просто выгнали ее на улицу, так что мы больше ее не видели.
— А кто отец ребенка?
— Его зовут Джин, он офицер. Подлец обещал на мне жениться, но, оказывается, у него есть жена и дети.
— Если я найду тебе хорошего честного человека, ты выйдешь за него замуж?
— Ни один честный человек не женится на мне, узнав, что я беременна.
— Вот тут ты ошибаешься. Но я тебя предупреждаю, — О'Брайен угрожающе поднял палец, — если я найду тебе мужа, ты будешь верна ему. Никаких других мужчин, ты поняла?
— Я обещаю, Пэдди, только найди такого человека. Иначе папа меня убьет или прогонит.
— Предоставь это мне. — О'Брайен встал из-за стола. Он знал одного мукомола, вдовца с двумя детьми, который недавно признался О'Брайену, что ищет молодую здоровую девушку в жены. Если бы все проблемы решались так просто! — Приходи сюда завтра вечером. Я уезжаю в Филадельфию, но пришлю кого-нибудь с запиской. Найдем тебе мужа.
Рыжая вскочила и бросилась ему на шею.
— Спасибо, Пэдди, никогда тебе этого не забуду! Я назову в честь тебя своего первенца!
— Лучше назови его в честь своего нового мужа, — подмигнул ей О'Брайен и направился к выходу.