Эссекс, Англия,

1654 год.

– Вы звали меня, сэр?

Появившаяся в дверях библиотеки Каролина торопливо поправила маленькую шапочку, которую обычно носят пуритане, – крошечный кусочек материи упорно не желал держаться на пышных волосах девушки, – и посмотрела на отца.

Ее отец, виконт Гринборо, худой, сгорбленный старик, с выпирающими из-под черной мантии костлявыми плечами, стоял спиной к двери у книжных полок. В руках он держал старинный, покрытый пылью фолиант. Каролина видела, как дрожат высохшие пальцы отца, когда тот переворачивал пожелтевшие от времени страницы.

В комнате было сумрачно, лишь несколько сальных свечей, от которых исходил неприятный запах, отбрасывали на ряды полок тусклый свет. Тишина библиотеки нарушалась монотонным и немного таинственным постукиванием ветки о стекло не закрытого ставнями окна.

Каролина судорожно сжимала руки.

– Сэр! – настойчиво повторила она.

Виконт не спеша поставил книгу на полку, на то самое место, где она всегда стояла, и повернулся к своей единственной оставшейся в живых наследнице. Старательно избегая ее взгляда, виконт Гринборо произнес:

– Я буду говорить с вами откровенно, дочь моя. Скверные новости пришли из Лондона.

Каролина вскинула голову и пристально посмотрела на уставшее, изможденное лицо отца.

– Вы потеряли свои земли? – прошептала она.

Пощипывая маленькую бородку, Гринборо ответил:

– Да.

Страшная новость ошеломила, но не напугала ее.

– А что же лорд Вакстон? Ведь он обещал помочь вам.

Граф Вакстон, один из влиятельнейших людей в Парламенте, подружился с ее отцом больше года назад и обещал ему всяческое содействие. И хотя от одного его взгляда у Каролины по коже пробегали мурашки, лорд стал довольно частым гостем в Хаверинг-хаузе. Говоря о нем, ее отец любил повторять: «Граф Вакстон действует грязными средствами, но зато намерения его чисты».

– Ведь он же поклялся, что если вы отступите от своей веры и присягнете Кромвелю, то будете в полной безопасности, – тихо проговорила Каролина, почувствовав, как сжалось в груди ее сердце. В последнее время она все чаще думала о том, что отец стал косвенным виновником смерти ее матери, закрыв старенькую часовенку Хаверинг-хауза и выгнав домашнего священника. Эта гнетущая мысль болью отзывалась в ее сердце. Лишившись того, чем она жила многие годы, что было для нее свято, леди Гринборо начала таять на глазах и через шесть месяцев тихо скончалась. – Ради своих земель вы отреклись от веры! – Голос Каролины звучал обвиняюще.

– Нет, дочь моя. Я не отрекался от веры, я всего лишь сделал правильный и своевременный политический ход. Но будет лучше, если вы сейчас же забудете мои слова.

Девушка до боли прикусила губу. Несмотря на то, что ей едва исполнилось тринадцать, она уже достаточно хорошо понимала, что значит потерять земли.

С тех пор как казнили короля Карла I, подобное частенько случалось с их друзьями и знакомыми, с теми, кто не желал клясться в верности лорду-протектору. Некоторым приходилось даже бежать в другие земли к своим родственникам в поисках убежища, тех же несчастных, кому некуда было деться, ловили и обезглавливали. Каролина невольно перешла на шепот:

– Но лорд Вакстон… он же обещал защитить вас в Парламенте.

Недовольно махнув слабой рукой, старик грубо прервал дочь:

– Замолчи, девчонка! Лорд Вакстон спас мне жизнь, и этого достаточно, большего он сделать не в состоянии.

– Но, отец… – Каролина сжала маленькие кулачки. – Ведь эти земли принадлежали нашей семье уже много сотен лет! Как вы можете отдавать их с такой легкостью? Я думаю, что наверняка есть средства….

– Замолчи, я сказал! – Лицо Гринборо побагровело. Приблизившись к дочери, он ткнул ее в нос длинным костлявым пальцем. – Тебе пора научиться держать язык за зубами. Дурной характер не красит молодую девушку, тем более невесту.

Каролина почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Когда она нашла в себе силы заговорить, то не узнала собственного голоса.

– Вы сказали «невеста»? Но разве вы не обещали моей матери, что никогда не станете покупать свою жизнь ценой моего счастья? – Дочь дотронулась до рукава его мантии. Не сводя глаз с испещренного глубокими морщинами лица отца, она тщетно пыталась найти в его глазах хотя бы тень сочувствия. Но война сделала свое страшное дело: лишила Гринборо родительских чувств – любви к единственному ребенку. – Но вы же поклялись… – еле слышно проговорила она.

– Человек нередко сожалеет о необдуманных и поспешных клятвах, данных им у постели умирающего. – Виконт отдернул руку, словно прикосновение дочери было ему неприятно. – Я поступил так ради твоего же блага. Только так я могу защитить тебя. Не думаю, что эта помолвка будет для тебя таким уж неприятным ударом.

Будто громом пораженная, Каролина вперила свой взгляд в серые каменные плиты, которые тут же начали терять свои очертания от наворачивающихся на глаза слез.

– Полагаю, что и девичества меня лишит тот же самый человек, который лишил вас земель?

– Хотя это и звучит чересчур жестоко, но это так.

Каролина прижала руку к груди и нащупала маленький крестик с распятием, приколотый к ее рубашке с изнанки. Она редко обращалась к помощи той веры, которую исповедовала ее мать, и крошечное распятие носила скорее в память о ней.

– Я могу узнать имя джентльмена, кому я обещана, или это тоже должно стать для меня неожиданностью? – Девушка прекрасно знала ответ на этот вопрос. Несмотря на свой юный возраст, она догадывалась, с какими такими чистыми намерениями этот человек вот уже больше года почти ежедневно посещает их. «Отец ослеп, он даже не представляет, что случится с нами», – подумала Каролина.

– Граф Вакстон, – прозвучало в тишине.

– Я никогда не выйду за него! – выкрикнула девушка, сверкнув темными непокорными глазами. – Уж лучше я уйду в монастырь! – решительно прибавила она и, приподняв юбки, направилась к двери.

– Вы не сможете этого сделать, дочь моя, – бездушно засмеялся отец, и холодный смех эхом отозвался в громадной библиотеке. – Католическая церковь, которую так обожала ваша матушка, в Англии больше не существует. Она запрещена, а монастыри разогнаны.

Бессердечность отца, его издевательский смех, союз с ненавистным человеком – все это навалилось на хрупкую девушку так внезапно и так больно ранило ее, что она, бессильная в своем несчастье, не выдержала и заплакала. Обида за оскорбленное достоинство душила ее. Запрокинув голову, она зарыдала, и в отчаянии ей казалось, что даже крылатые ангелы и диковинные звери смеются над ней с потолка библиотеки. Ее отец, человек, который должен защищать ее и заботиться о ней с теплотой и любовью, превратился в жестокое и бездушное животное, в сутенера, и продает ее.

– Нет, сэр, нет, – с отчаянием в голосе твердила Каролина, – я никогда не стану его женой. – И вдруг, резко обернувшись, так что ее накрахмаленная юбка зашуршала по полу, Каролина с вызовом произнесла: – Я сбегу из дома. Я стану нищенкой. Да! Уж лучше просить подаяние, чем стать женой этого мерзкого чудовища.

– Мерзкого чудовища, говорите? – раздался вдруг знакомый голос. В волнении она даже не заметила, как дверь библиотеки открылась и на пороге появился Вакстон. Он стоял так близко к Каролине, что края ее юбки касались носков его до блеска начищенных туфель.

– Посторонитесь, сэр, – еле слышно пробормотала она, не поднимая головы от страха.

Граф Вакстон не сдвинулся с места и даже не пошевелился. Каролина попыталась выскользнуть из библиотеки, и в тот же момент будущий супруг схватил прядь ее пышных блестящих волос и дернул их с такой силой, что едва не свалил бедную девушку с ног. Бледная, с трясущимися от негодования и ярости губами, Каролина смотрела на новоявленного жениха. В ее взгляде было все – и страх, и боль, и презрение к этому длинному, болезненно худому человеку с хищным сгорбленным носом и маленькими водянистыми и подслеповатыми глазками. На его голове возвышался громадный, сильно напудренный парик; богато расшитый камзол выдавал в его обладателе человека, приближенного к Кромвелю. В руке лорд держал длинную трость с серебряным набалдашником.

Вакстон долго всматривался в лицо своей невесты, его холодный взгляд был красноречивее любых признаний, и Каролина содрогнулась, представив себе его «чистые намерения». Затем он обратил свой взор на бледного и трясущегося от страха старика виконта.

– Как это понимать, Гринборо? Что это? Неповиновение?

– Что вы, что вы, милорд! Какое неповиновение? – Голос отца дрожал от испуга. – Просто девушка еще не пришла в себя от неожиданного известия. Это скоро пройдет, не волнуйтесь.

Каролина стояла молча, сжав зубы. По-прежнему не выпуская из руки прядь ее волос, лорд стукнул об пол тростью. И гулкий звук был похож на удар молотка судьи, оглашающего приговор.

– Не переживайте, юная леди, наш союз произойдет не раньше, чем вы созреете для супружеской жизни, – провозгласил Вакстон. – Свадьба состоится не скоро, а к тому времени вы успеете попривыкнуть ко мне.

После этих слов из глаз Каролины то ли от боли, то ли от внезапной радости потекли слезы. Подняв ресницы, она встретилась взглядом с человеком, который стал причиной ее страданий.

– Этого не случится, – уверенно прошептала она и сама поразилась твердости своего голоса. – К тому времени я возненавижу вас еще сильнее.