В восемь утра Бонду подали завтрак в номер. Такая любезность со стороны гостиничной администрации не пришлась ему по душе: во-первых, он ничего не заказывал, а во-вторых, сам завтрак, мягко выражаясь, оставлял желать лучшего. Ему принесли чай без молока, квадратик овечьего сыра с большим количеством пряных трав и кусок лепешки, на вид не отличавшейся от джутового коврика в ванной. Он велел официанту все унести и решил попытаться отстоять свое право на сносный завтрак. Потребовалось некоторое время напряженных телефонных переговоров, чтобы заполучить с гостиничной кухни черный кофе и омлет, который он и съел, сидя у окна с видом на гору Демавенд и просматривая «Геральд трибьюн».

Дариус отправился на похороны Фаршада, которые по исламским традициям должны были состояться в течение суток после смерти. Бонду было не по себе оттого, что его появление в Тегеране стало причиной смерти такого отличного парня; в том, что зверское убийство явилось предупреждением от людей Горнера, не было никаких сомнений. Оставалось утешаться лишь мыслью, что Фаршад должен был знать, на кого работает, и понимать все риски и опасности, связанные с этой работой. Кроме того, Бонд был уверен, что Дариус выплатит щедрую компенсацию семье погибшего. «„Счастливчику“ по имени действительно везло в жизни, но, к сожалению, конец этой жизни оказался чудовищно мрачным», — думал Бонд, стоя под душем.

Он решил поехать в Ноушехр, попытаться проникнуть в доки и, если удастся, выяснить, чем занимается Горнер на Каспийском побережье. В такой поездке нужен переводчик, а еще больше — водитель. Бонд признался себе, что в Тегеране едва ли найдет машину, за руль которой ему захочется сесть самому, да и в любом случае местный житель, по крайней мере, лучше знаком со здешними правилами дорожного движения — если, конечно, таковые вообще существуют, в чем Бонд далеко не был уверен, — и, кроме того, будет спокойнее чувствовать себя на узких серпантинах, вьющихся по склонам Эльбурса.

Впрочем, прежде, чем собираться в дальнюю дорогу, Бонд сел в одно из оранжевых такси, стоявших вереницей у гостиницы, и попросил водителя отвезти его на почтамт. Начинался еще один чудовищно жаркий день, и, задыхаясь на заднем сиденье машины, суетливо лавирующей в потоке движения по проспекту Пехлеви, он задумался о погодно-климатических преимуществах предстоящей поездки. В этом плане путешествие выглядело многообещающе: скорее всего на побережье Каспия будет прохладнее и не так душно. Вскоре такси свернуло на проспект Сепах, по одну сторону которого выстроились здания министерств, а на другой расположились старый королевский дворец и сенат.

Машина остановилась у входа в здание главного почтамта с желтым кирпичным фасадом, и Бонд велел шоферу подождать. Еще в номере он составил шифрованное сообщение, которое теперь и собирался передать по телетайпу в Лондон председателю правления компании «Юниверсал экспорт». Он использовал элементарный трехзначный смещенный код, ключ к которому основывался на том, что дата отправки шифровки выпадала на третий день недели, четвертое число седьмого месяца. Бонд никогда не был большим знатоком криптографии даже в теоретическом плане, а о том, что касалось практического применения, предпочитал ради собственной безопасности знать еще меньше. В конце концов, даже если его поймают, он при всем желании не сможет никого посвятить в подлинные тайны секретной переписки Службы.

Дожидаясь, пока молодой человек, работающий на телетайпе, подтвердит успешную отправку сообщения, Бонд отступил на шаг от окошечка и закурил одну из последних оставшихся у него сигарет из лавки Морленда — тех самых, с тремя золотыми кольцами. Он постарался выбрать место поудобнее — там, где воздух хотя бы слегка шевелился, разгоняемый лопастями неспешно крутящегося потолочного вентилятора. Буквально через пару секунд Бонд почувствовал, что за ним следят, а затем понял, кто именно этим занимается: трудно было не обратить внимания на худощавого человека, который на фоне местного населения сразу выделялся рыжевато-каштановыми волосами и белой кожей. Незнакомец сидел за столом, где другие тегеранцы надписывали конверты и наклеивали на них марки. Он держал возле губ бумажный стаканчик с водой, но за все время, что Бонд смотрел на него, не сделал ни единого глотка. Голова его замерла неподвижно, но глаза стремительно метались по залу почтамта; стаканчик с водой скрывал только его рот и не мог считаться уловкой, с помощью которой можно было провести Бонда.

Парень-телеграфист подтвердил, что передача сообщения по телетайпу успешно завершена. Бонд собрал со стойки свои бумаги и направился к выходу.

Не успел он выйти за двери почтамта, как услышал позади себя голос:

— Мистер Бонд?

Он молча обернулся.

Естественно, перед ним стоял тот самый человек, на которого он обратил внимание. Протянув руку, незнакомец представился:

— Меня зовут Сильвер. Джей Ди Сильвер. Я работаю в «Дженерал моторс».

— Ну разумеется, — сказал Бонд.

Рука Сильвера была влажной, и Бонд незаметно вытер пальцы о задний карман брюк.

— Я тут подумал, не угостить ли вас чаем. Или, например, содовой.

Сильвер слегка гнусавил. При ближайшем рассмотрении Бонд сделал вывод, что длинный нос и характерный разрез глаз придают его новому знакомому сходство с настороженным фокстерьером.

Посмотрев на часы, Бонд ответил:

— Несколько минут у меня найдется.

— На бульваре Елизаветы есть одно подходящее кафе, — сказал Сильвер. — Там тихо. Это ваше такси?

Бонд кивнул, и Сильвер назвал водителю нужный адрес. Пока они усаживались на заднем сиденье, у Бонда было время заметить, что его собеседник носит костюм от «Братьев Брукс», наглухо застегнутую рубашку в тонкую полоску и галстук, расцветка которого свидетельствует о принадлежности к братству выпускников какого-то колледжа. Произношение у него было типичное для образованного выходца с Восточного побережья — возможно, бостонское, — а держался он вполне непринужденно.

— Где вы остановились?

— В Новом Городе, — уклончиво ответил Бонд. — А как идет ваш бизнес? Я вижу, тут много американских машин, но новые редко попадаются.

— Вот над этим мы как раз и работаем, — невозмутимо сказал Сильвер. — Ладно, деловые вопросы обсудим на месте, — добавил он, выразительно посмотрев на шофера.

Бонд был только рад помолчать и подумать о своем. Рассуждения Дариуса о способности разведчика мгновенно принимать решения — быть «гражданином вечности» — не выходили у него из головы.

— Я бы предложил чуть изменить наш план, — неожиданно обратился к нему Сильвер. — Давайте просто остановимся и пройдемся по аллее. Между прочим, бульвар Елизаветы назван так в честь английской королевы. Тут не так уж жарко: деревья, фонтанчики, скамейки, мороженое… Я люблю здесь погулять.

— Я обратил внимание, что в Тегеране есть и проспект Рузвельта, — заметил Бонд. — Это в честь Франклина или Кермита?

Сильвер улыбнулся.

— Ну, в любом случае, думаю, не в честь Элеоноры, — ответил он.

Бонд рассчитался с таксистом и вслед за Сильвером подошел к одной из скамеек, стоящей в тени деревьев. Дальше по бульвару он заметил вход в какой-то парк, а по другую сторону находился кампус Тегеранского университета. Вот уж действительно типичная страна шпионов, подумал Бонд: все и всё друг про друга знают, контакты устанавливаются прямо на улице, пулю, нож или отравленное питье можно получить в любую секунду — в общем, все рудименты древнего «искусства» рыцарей плаща и кинжала можно было отрабатывать прямо здесь, в этой вроде бы безопасной и в то же время подозрительно безлюдной зеленой зоне. Посредине широкой пешеходной части бульвара был прорыт канал, по которому весело журчала вода, а оба берега были обсажены деревьями. Через примерно равные промежутки в землю были вкопаны металлические столбики с закрепленными на шарнирах металлическими «журавлями»; на конце каждого была привязана кружка для питья, так что прохожие, желающие утолить жажду, могли зачерпнуть воды из канала, не спускаясь по отлогому берегу.

— Любопытно, правда? — сказал Сильвер. — Вода течет прямо с Эльбурса. Здесь, в Шемиране, она еще довольно чистая, но дальше, к югу от базара… Об этом лучше даже и не думать. Тем не менее местные жители страшно гордятся этой системой водоснабжения. Такие маленькие каналы называются джабами. Они питаются из системы древних подземных водоводов — канатов; на самом деле это огромная ирригационная система. Персы сумели таким образом снабдить водой чуть ли не половину пустыни. Едешь, например, где-нибудь по сельской местности и вдруг видишь на ровной поверхности что-то вроде кротовьего холмика, только побольше размером.

— Так обозначается место доступа к водоводу? — поинтересовался Бонд.

— Ну да. Пожалуй, это главный вклад древних персов в развитие современных технологий. — Сильвер присел на скамейку. — Мороженого хотите?

Бонд покачал головой. Пока Сильвер ходил к уличному лотку с мороженым в нескольких ярдах от скамейки, он закурил последнюю сигарету от Морленда.

Вернувшись, Сильвер вынул из кармана чистый носовой платок, развернул его на коленях и стал сосредоточенно облизывать фисташковое мороженое.

— И о чем же вы хотели со мной поговорить?

Сильвер усмехнулся:

— А, обо всем и ни о чем. Просто хотелось прояснить ситуацию. Многие приезжают в этот город впервые, они здесь новички, иногда им бывает трудно сориентироваться и понять, в каких сложных и деликатных обстоятельствах нам приходится выполнять здесь свою работу. Оглянувшись вокруг, вы видите этих парней из пустыни — ни дать ни взять кочевники-бедуины, только в автомобилях, которые, правда, разваливаются на ходу… Да вон наглядный пример: вы только посмотрите.

Красный двухэтажный автобус — настоящий лондонский даблдекер производства фирмы «Рутмастер», только очень старый, — медленно прополз мимо, оставляя позади густое облако черного дизельного выхлопа, напоминающее дымовой след, который тянется за подбитым самолетом.

— Иногда можно подумать, что здесь цивилизации не больше, чем в какой-нибудь Африке, — продолжал Сильвер. — Да к тому же еще все эти кебабы и рис… — Он засмеялся. — Бог ты мой, тот день, когда я больше не увижу у себя на тарелке кусок баранины, зажаренной на углях, будет самым счастливым в моей жизни. А тут еще и вы. Я имею в виду англичан.

— Британцев, — поправил Бонд.

— Ну да, верно. Вот мы с вами сидим на бульваре Королевы Елизаветы. Он выглядит вполне чистеньким и ухоженным, правда? Сам шах — вообще ваш человек. Во время Второй мировой союзники выгнали его из страны — и правильно: нечего было так в открытую заигрывать с немцами. Нас вполне устраивал тот парень, который занял его место, — этот Моссадек, со своими пижамами. И вдруг вы начали гнать волну, когда он национализировал нефтяную промышленность и выставил отсюда всю вашу публику из «Бритиш петролеум». Ясное дело, вам это не понравилось. Вы пришли к нам и сказали: «Пусть-ка Мосси катится ко всем чертям, а старый шах возвращается на трон и вернет нефтяные скважины „БП“ обратно».

— И вы пошли нам навстречу, — сказал Бонд.

Сильвер тщательно вытер губы платком, а затем снова аккуратно развернул его на коленях.

— Ну, по чистому совпадению дела в этой стране перестали устраивать и нас. Мосси уж чересчур подружился с Советами. Как вы знаете, у них есть общая граница. За этой страной мы присматриваем очень внимательно, как и за Афганистаном. В общем, мы решили вмешаться в здешнюю ситуацию.

Бонд кивнул:

— Благодарю за урок новейшей истории.

Сильвер на некоторое время замолчал: далеко высовывая язык, он старательно облизывал мороженое.

— В общем-то я просто пытаюсь вам сказать, что в этих местах все время что-то происходит. Здесь не годится простое деление на две стороны — мы и они, свои и чужие. Персы знают это лучше, чем кто-либо другой, и умеют извлекать из подобного положения выгоду. Поэтому они ведут с нами свою игру, рассчитывая на немалые дивиденды. Больше того, они используют нас, фактически прикрываясь нами как щитом. У них есть американское оружие и тысячи наших специалистов и советников. И знаете что? Три года назад они приняли закон, согласно которому все американцы в Персии имеют иммунитет против уголовного преследования при любых обстоятельствах.

— Неужели все? — переспросил Бонд.

— Именно так. Вот, например, если даже сам шах переедет мою собаку, его вызовут в суд и обяжут возместить мне материальный и моральный ущерб. А если я перееду шаха, они и пальцем меня не посмеют тронуть.

— И все-таки на вашем месте я старался бы ездить на такси, — съязвил Бонд.

Сильвер снова вытер губы и, разделавшись наконец с мороженым, свернул платок и положил его в карман пиджака.

Некоторое время он смотрел на другую сторону улицы, словно надеялся разглядеть за деревьями и вереницей едущих по проспекту оранжевых такси нечто важное.

Наконец он обернулся к Бонду и улыбнулся:

— Все это непросто, мистер Бонд. Нам приходится работать вместе. Обстоятельства заставляют нас балансировать на лезвии ножа. Америка сейчас борется за свободу и демократию во Вьетнаме, а вы не выслали нам в помощь ни единого солдата, хотя мы немало сделали для вас во время Второй мировой. Порой некоторые люди в Вашингтоне — не я, но многие тамошние ребята — начинают думать, что вы не слишком серьезно воспринимаете противостояние коммунизму.

— О нет, уверяю вас, мы очень серьезно относимся к холодной войне, — ответил Бонд.

Количество шрамов на его теле свидетельствовало, насколько лично он серьезен в этом вопросе.

— Рад слышать. Но вы все-таки не раскачивайте лодку, договорились?

— Я буду делать то, ради чего сюда приехал, — сказал Бонд. — Но до сих пор у меня не возникало проблем в отношениях с вашими соотечественниками.

Он подумал о Феликсе Лейтере, своем старом приятеле-техасце, который стал инвалидом в результате нападения акулы. Впервые встретившись с Феликсом, Бонд убедился, что тот ставит интересы своей службы — ЦРУ — гораздо выше так называемых общих целей Североатлантического альянса. Бонду такая позиция была по душе. Для него самого превыше всего была верность Службе. А еще он полностью разделял недоверчивое отношение Феликса к французам, которых они оба не без оснований подозревали в симпатиях коммунистическим идеям.

— Отлично, — сказал Сильвер.

Он встал и подошел к краю тротуара. Стоило ему поднять руку, как от стремительно движущегося потока оранжевых такси отделилась одна машина.

— И последнее, — добавил Сильвер. — Насчет этого типа — Джулиуса Горнера. Он является лишь частью огромного плана — гораздо более грандиозного, чем вы можете себе представить. — Сильвер сел в такси и опустил стекло задней двери. — Не приближайтесь к нему, мистер Бонд. Прошу вас, прислушайтесь к моему совету. Лучше всего не подходить к нему ближе чем на сотню миль.

Такси, не включая никаких сигналов, втиснулось в поток движения, встреченное громкой какофонией клаксонов. Бонд тоже поднял руку, чтобы остановить машину.

Бонд понимал, что в день похорон Фаршада ему не удастся разыскать Дариуса, а следовательно, надо было постараться, чтобы администратор отеля подыскал для него машину и водителя, который смог бы отвезти его на Каспийское побережье. Консьерж сообщил, что лучший шофер лучшей прокатной фирмы, бегло говорящий по-английски, будет свободен завтра с восьми утра, и Бонд решил, что стоит подождать столь ценного сотрудника.

Он заказал ланч в номер: икру, кебаб из курицы, а также мартини с водкой в большом шейкере и два свежих лайма. После еды разложил на кровати несколько купленных в гостиничном магазине карт и стал рассматривать план Ноушехра и окрестных курортных поселков, береговую линию, городской базар на площади Азади, причалы для яхт и прогулочных катеров, коммерческие доки и пляжи.

Затем он развернул карту Персии. На западе страна граничила с Турцией, на востоке — с Афганистаном. Северные и южные границы были определены самой природой — Персидский залив с юга, Каспийское море с севера. В северо-западном «углу» страны существовала и сухопутная граница с Советским Союзом, точнее, с Азербайджаном; судя по карте, дорожное сообщение в этом районе оставляло желать много лучшего. Зато от северного побережья Каспия, если двигаться прямо через Астрахань, было рукой подать до Сталинграда, теперь переименованного русскими в Волгоград.

Бонд стал обдумывать информацию, которую смог почерпнуть из имевшихся в его распоряжении картографических источников. Если у Горнера и есть налаженная связь с Советским Союзом по поставкам наркотиков, то вряд ли этот канал действует на официальном уровне; в таком случае оставалось непонятным, как ему удавалось регулярно доставлять достаточно крупные партии наркотиков на советскую территорию. Конечно, где-то в южной пустыне у него есть если не аэродром, то по крайней мере сносного качества взлетно-посадочная полоса. Но преодолеть такое расстояние маленькие самолеты не могут — у них просто не хватит топлива, а большие воздушные суда непременно попадут в поле зрения советских радаров.

Бонд почему-то никак не мог отвести взгляд от карты Каспийского моря: что-то притягивало его. Он прикинул, что от южного — персидского — побережья до северного, где находится советский город Астрахань, около шестисот миль. Он задумался: какое же морское транспортное средство может незаметно пересечь это расстояние?

Он обратил внимание, что значительную часть Персии занимают две пустыни. К северу, ближе к Тегерану, находится солончаковая пустыня Деште-Кевир. На юго-востоке, гораздо дальше от столицы, простирается песчаная пустыня Деште-Лут. Судя по карте, на ее территории вообще нет населенных пунктов, зато на самом юге находится город Бам, куда полиция «Савак» направила разведгруппу с целью разыскать Горнера.

Очевидно, «Савак» действовал не наугад, а уже располагал какой-то информацией. В отличие от Каспийского побережья, Деште-Лут была связана с Тегераном железной дорогой: та проходила по южному краю пустыни через довольно крупные города Керман и Йезд; в каждом из них, судя по условным обозначениям на карте, имелись взлетно-посадочные полосы, хотя по карте трудно было определить, могут ли там приземляться большие самолеты. Помимо железной дороги на карте жирными линиями были обозначены асфальтированные шоссе, также идущие по южному краю Деште-Лут; главная трасса проходила через Захедан, а через Заболь к афганской границе вела уже грунтовая дорога.

Заболь. Вот уж действительно подходящее название для места, расположенного на самом краю света. «Интересно, какой он, этот приграничный городок?» — подумал Бонд и почувствовал, как нарастает в нем любопытство.

От размышлений на отвлеченные темы его оторвало противное верещание телефонного звонка.

— Мистер Бонд? Это портье. Тут одна леди… она желать вас видеть. Она не желать сказать свое имя.

— Скажите ей, что я сейчас спущусь.

«Нет, в этом Тегеране действительно просто невозможно побыть в одиночестве», — мрачно подумал Бонд, направляясь к лифту. Оставалось только надеяться, что это какая-то женщина, присланная Дариусом, потому что, кроме него, только три человека из офиса, расположенного в Риджентс-парке, знали, где находится Бонд и как его разыскать.

Бонд вышел в гостиничный холл и сразу увидел ее: на белом мраморном полу, спиной к нему, разглядывая витрину сувенирной лавки, стояла женщина. У нее были темные волосы, отчасти собранные в конский хвост, отчасти же свободно ниспадающие на плечи; стройную фигуру облегали белая блузка без рукавов и темно-синяя юбка до колен, изящные ноги были обуты в сандалии с серебряными застежками.

Подходя к ней, Бонд почувствовал, что его сердцебиение чуть-чуть участилось. Женщина, услышав приближающиеся шаги, обернулась. Увидев ее лицо, Бонд не смог сдержать возгласа изумления.

— Скарлетт! — воскликнул он. — Какого черта вы…

Она улыбнулась и приложила палец к его губам:

— Не здесь. Может быть, в вашем номере?

Чудесное появление Скарлетт все-таки не настолько сбило Бонда с толку, чтобы заставить его забыть элементарные правила предосторожности.

— Давайте лучше прогуляемся.

— У меня всего пять минут.

— Тут рядом есть маленький парк.

Когда они вышли из отеля и стало ясно, что при таком шуме, какой производило здесь уличное движение, никто не сможет подслушать их разговор, Бонд сказал:

— Объясните мне, Скарлетт…

— Я не Скарлетт.

— В смысле?

— Я Поппи.

— Но она же говорила…

— Она говорила, что я младшая сестра? Она всегда так говорит. — Поппи чуть улыбнулась. — Я на самом деле младше ее. На целых двадцать пять минут. Мы двойняшки. Хотя и не близнецы. Мы гетерозиготная двойня.

— Гетеро… что?

— Ну, еще таких называют разнояйцевыми близнецами. Мы похожи, но не одинаковые, мы просто…

— Вы просто достаточно похожи, чтобы сбить меня с толку. Ну ладно, пойдемте.

Всего ярдах в ста дальше по улице между домами был оставлен уютный зеленый уголок с деревянными скамьями и огороженной детской площадкой. Бонд и Поппи сели на скамейку и склонились поближе друг к другу. Бонд надеялся, что посторонние наблюдатели, по крайней мере издалека, примут их за парочку воркующих голубков.

— Я приехала сюда вместе с Горнером, — сказала Поппи. — Он знает, что вы в Тегеране. Мне удалось выбраться из офиса под предлогом, что мне нужно отправить письмо. Шагрен меня просто убьет, если пронюхает, что я с вами виделась. Вот, держите — это вам.

Оглядевшись по сторонам, она сунула ему в руку свернутый в несколько раз листок бумаги.

Бонд почти физически ощущал направленный на него взгляд Поппи — такой безнадежный и в то же время исполненный надежды.

— Вы собираетесь ехать в Ноушехр? — спросила она.

Бонд кивнул.

— Вот и хорошо. Я там кое-что написала, эта бумага вам поможет.

— А где находится главная база Горнера — та, которая в пустыне?

— Не знаю.

— Но вы ведь там бывали?

— Я там живу. Мы летаем туда на вертолете. Но перед полетом Горнер дает мне снотворное, так что я отключаюсь и просыпаюсь уже на месте. Похоже, маршрут знает только пилот.

— Это поблизости от Бама? — спросил Бонд.

— Может быть, но мне кажется, что это ближе к Керману. Сначала мы едем в Йезд. Там-то Горнер обычно и пичкает меня снотворным.

Бонд внимательно смотрел в широко раскрытые, умоляющие глаза Поппи. Она была настолько похожа на сестру, что это сходство даже пугало. Может быть, Поппи была чуть более худой? Но разница могла составлять всего пару унций, не больше. А этот легкий нездоровый румянец на щеках, возможно, следствие лихорадки, вызванной приемом наркотиков. А может быть, у Поппи произношение немного другое — едва заметный акцент обитательницы Челси, в отличие от «парижского космополитического» выговора сестры, которая к тому же часто вставляла в речь французские словечки. «Но так ли важна эта разница?» — мелькнуло в голове у Бонда. Гораздо важнее, что эти слова слетают с совершенно одинаковых красивых губ. В общем, единственное существенное различие, которое сумел разглядеть Бонд, состояло в цвете глаз: у Скарлетт они были темно-карие, а у Поппи — более светлые, орехового цвета, с зелеными искорками.

— Поппи, — ласково сказал он, кладя руку ей на плечо. Бонд почувствовал, как девушка вздрогнула всем телом от его прикосновения. — Как, по-вашему, я должен поступить, что сделать?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Убейте Горнера, — сказала она. — Теперь это единственное, что вы можете сделать. Убейте его.

— Значит, просто пойти и…

— И убить его. Для всего остального слишком поздно. И еще, мистер Бонд, я хотела сказать…

— Просто Джеймс.

— Джеймс. Так вот, дело не только во мне. Мне на самом деле нужна ваша помощь, это правда, просто отчаянно нужна… — На какое-то мгновение голос ее сбился, она чуть было не разрыдалась, но все-таки взяла себя в руки. — Но дело действительно не только в этом. Горнер задумал что-то ужасное. Он готовится к этому уже несколько месяцев. Он может совершить это в самое ближайшее время, буквально в любой день, и никто не в состоянии его остановить. Если бы я могла достать оружие, я сама убила бы его.

— Поппи, я ведь не наемный убийца, — сказал Бонд. — Меня прислали сюда, чтобы выяснить, чем занимается этот человек, а потом доложить моему начальству в Лондоне.

Тут Поппи выругалась — да-да, с ее губ слетело грубое непристойное слово, которого Бонд еще ни разу в жизни не слышал от женщины. Потом она проговорила:

— Плевать. Плевать на отчеты и доклады. Времени нет совсем. Джеймс, можете вы это понять или нет?

— Все, с кем я встречался и кто имеет хоть какое-то отношение к этому делу, в один голос твердят, чтобы я был осторожен и не думал даже приближаться к Горнеру. А теперь я встречаю вас и слышу не то просьбу, не то приказ убить его. Вот так просто подойти и убить — без лишних разговоров.

— Я знаю гораздо больше, чем кто-либо другой, — сказала Поппи. — И его я знаю лучше, чем кто-либо другой.

Бонд вдруг ощутил какое-то беспокойство: то самое чувство, которое он испытал, когда обнаружил Скарлетт в своем номере в Париже.

— Откуда я знаю, кто вы такая? Почему я должен верить, что вы та, за кого себя выдаете?

— Вы имеете в виду — откуда вам знать, что я не Скарлетт?

— В том числе и это тоже, — подтвердил Бонд.

О том, что заметил разницу в цвете глаз, он предпочел умолчать.

— Вы видели Скарлетт голой? — спросила Поппи.

— А что, обычно банковские аналитики уже при первой или второй встрече с деловым партнером исполняют стриптиз?

Поппи встала и ткнула пальцем в верхнюю часть своего бедра:

— Так вот, у меня здесь есть маленькая родинка. У Скарлетт нет. Ее кожа без единого изъяна. Пойдемте.

Она взяла Бонда за руку и потянула к плотным зарослям вокруг забора детской площадки. Встав спиной к ограде, она расстегнула крючок и молнию на юбке, посмотрела влево-вправо, а затем приспустила юбку на несколько дюймов. Действительно, прямо под линией, обозначенной белыми трусиками, было небольшое родимое пятно, размером и цветом напоминавшее ягоду земляники.

— Вот. — Она быстро застегнула юбку.

— Очаровательно, — сказал Бонд, — но пока я не увижу Ска…

— Само собой. Но в данный момент никаких других доказательств я представить не могу.

Бонд кивнул.

Поппи умоляюще сжала его руки в своих ладонях:

— Пожалуйста, Джеймс, не бросайте меня. Прошу вас. Речь идет не только о моей жизни, но и о гораздо большем. Вы ведь знаете, что Горнер натворил уже много зла и еще больше собирается сделать.

— Да, я в курсе, — согласился Бонд.

— Ну все, мне пора. Я буду молиться за вас и за то, чтобы снова увидеть вас — как можно скорее.

Бонд проводил ее взглядом. Он видел, как хрупкая девушка подошла к краю тротуара и затем, привычно уворачиваясь от машин, пересекла все шесть полос проезжей части оживленного проспекта. Дойдя до противоположной стороны, она нырнула в первое же остановившееся такси. В отличие от Скарлетт, она не стала махать Бонду рукой на прощание.

Вернувшись в свой номер в отеле, Бонд вышел на южный балкон, с которого открывался вид на город, и развернул листок бумаги, который передала ему Поппи. Там оказался план побережья Ноушехра, наскоро нарисованный карандашом от руки — видимо, самой Поппи. Она отметила пятизвездочную гостиницу под названием «Джалаль» и сделала приписку: «Лучше, чем другие».

Под планом все той же рукой крупными буквами было написано: «Верфи братьев Исфахани». От надписи к одному из квадратиков на плане — в самой середине припортовой улицы — тянулась линия со стрелкой на конце. Кроме того, Поппи предусмотрительно записала название и адрес на фарси.