На следующее утро Бонд вышел из гостиницы, ожидая, что ему придется ехать на каком-нибудь оранжевом рыдване из местного таксопарка, но, усаживаясь на заднее сиденье припарковавшегося перед отелем серого «кадиллака», почувствовал, что везение не изменило ему.

— Меня зовут Хамид, — представился водитель, солидный, серьезный и даже немного мрачный на вид мужчина с седыми волосами и громадными черными усами, формой и размером напоминающими щетку для обуви. — Я буду отвезти вас на Каспийское море. Вы брать купальные брюки? — Хамид скосил глаза на скромный по габаритам дипломат, который составлял весь багаж Бонда.

— Да, — ответил Бонд, — я взять купальные брюки. И еще много разных других вещей.

В его кейсе лежали мыло с губкой, дорожные карты, смена белья и чистая рубашка. Он не собирался задерживаться в Ноушехре больше чем на один день. Естественно, в потайном отделении под петлями дипломата были припрятаны кое-какие совершенно необходимые вещи, да еще кое-что, на взгляд Бонда несколько излишнее. К совершенно необходимым вещам он относил запасные обоймы для вальтера, а ко второй категории — глушитель и то, что старший оружейник Службы майор Бутройд называл «маленькими штучками про запас, на тот случай, если станет уж слишком жарко».

Бонд недолюбливал все эти технические излишества — гаджеты, навороты, примочки и прибамбасы — и не слишком торопился ознакомиться с выданным ему имуществом подробнее. Далеко не сразу технический отдел и оружейная служба сумели убедить его носить с собой специально доработанную зажигалку «Ронсон верафлейм», которая могла использоваться не только по прямому назначению: чиркая кремнем и одновременно нажимая на боковую кнопку, можно было активировать спусковой механизм, выстреливавший из корпуса зажигалки крохотный, чуть больше иглы, дротик, пропитанный не то снотворным, не то еще какой-то отравой, которая вполне надежно обездвиживала и выводила из строя человека среднего телосложения часов на шесть. В остальном Бонд предпочитал обходиться без технических излишеств: куда больше, чем всем этим новомодным «приблудам», он доверял собственным рефлексам, навыкам и инстинктам. Ну а уж если что-то шло не так — тогда следовало положиться на пробивную силу пули, выпущенной из старого доброго «Вальтера ППК». Даже глушитель он воспринимал скорее как обузу и втайне подозревал, что когда-нибудь эта штуковина здорово подведет его: либо отнимет несколько драгоценных мгновений, необходимых для того, чтобы навинтить ее на ствол, либо, если сделать это заранее, зацепится за кобуру или полу пиджака в тот самый момент, когда потребуется быстро выхватить оружие.

Сидя в машине и обозревая северные пригороды Тегерана, Бонд достал пачку «Честерфилда» — лучших американских сигарет, какие нашлись в магазине при гостинице. Густой аромат крепкого табака мгновенно наполнил весь салон «кадиллака», и он предложил сигарету Хамиду. После троекратного отказа — как Бонд уже успел выяснить, это было минимальной нормой вежливости, принятой в Тегеране, — Хамид с энтузиазмом принял предложение пассажира.

Бонд почувствовал, как его синяя хлопчатобумажная рубашка начинает прилипать к телу, — утро выдалось нестерпимо жаркое. Кондиционера в машине не было, так что пришлось открыть окно и впустить в салон дымный и пыльный воздух улиц. Раньше, до того как город настолько разросся на север, дом в Шемиране вполне мог служить убежищем от летнего зноя и духоты. Затем, по словам Дариуса, когда Шемиран превратился из цветущего пригорода в район плотной городской застройки, состоятельные семьи стали покупать себе нечто вроде дач — участки земли с крестьянской хижиной, садом и огородом; в основном они подыскивали себе такие домики в живописных зеленых долинах у подножия вулкана Демавенд. Здесь можно было провести пару месяцев летом в совершенно идиллической атмосфере: простой глинобитный домик на берегу журчащего ручья, простая крестьянская жизнь, как у предков, простая пища, в основном состоящая из того, что росло на прилегающих грядках и в саду, пешие прогулки в горы, а по вечерам — чтение стихов.

Постепенно в этих местах обосновалось так много горожан, что тем, кто жаждал большего уединения от назойливой толпы, пришлось перебазироваться на противоположный склон Эльбурского хребта. Климат там был более мягкий, воздух прохладный и влажный, природа — первозданная; дело осложняло лишь одно: принятая в Персии манера вождения превращала каждую поездку через горные перевалы в полное опасностей и приключений путешествие с непредсказуемым исходом.

— Тропа Тысячи пропастей, — объявил Хамид, взмахом руки вправо указывая, куда надо смотреть, чтобы увидеть очередную достопримечательность окружающего ландшафта.

К этому времени дорога стала подниматься в гору, извиваясь по крутым склонам и сворачиваясь петлями. Хамид держал ногу в неизменном положении на педали газа, невзирая на крутизну поворотов и качество дорожного покрытия. Рулил он одной левой рукой, а правой постоянно размахивал в разные стороны, делая таким образом свою экскурсию более насыщенной и экспрессивной.

— Долина Злой судьбы, — говорил он. — Гора Девственниц… Львиное логово… Перекресток Великих опасностей.

Время от времени Бонд замечал где-нибудь внизу, на дне очередного ущелья, под обрывом, ржавые остовы разбившихся машин и автобусов. Приближаясь к какому-нибудь исключительно крутому повороту, Хамид лишь взвывал жалостливым и даже смиренным голосом: «Аллах акбар»; судя по всему, он предпочитал лишний раз обратиться к Всевышнему и положиться на Его милость при проезде опасного участка трассы, совершенно игнорируя возможность чуть-чуть приподнять правую ногу с педали газа и тем самым снизить скорость.

Мало-помалу воздух становился чище. Часа через два Хамид затормозил у чайханы, приютившейся под отвесным обрывом, и жестом предложил Бонду вместе выйти проветриться. Они сели за столик на веранде и выпили по чашке крепкого и очень сладкого черного чая, рассматривая раскинувшийся внизу, у подножия гор, Тегеран; этот спрут, едва видимый в жарком мареве, под пеленой смога, раскинувший щупальца своих пригородов на многие километры, при взгляде сверху представал символом победы человеческого упорства над окружающей враждебной пустыней.

Хамид ушел в чайхану, чтобы поговорить, как он выразился, о бизнесе с хозяином заведения, который на поверку оказался его дальним родственником, но вскоре вернулся и пригласил Бонда занять место в машине. Спустя еще примерно час такой же бешеной езды они миновали перевал и начали спускаться к Прикаспийской равнине; буквально сразу же за перевалом воздух стал более прохладным и свежим. На горизонте, словно мираж, переливалась бирюзовая полоска — это отражали солнце воды самого большого в мире озера.

Бонд смотрел на убегающую вниз дорогу, петляющую по склону и продирающуюся сквозь густую растительность. В дорожном движении, наравне с перегруженными машинами, выше крыш заваленными багажом, принимали участие ослы и верблюды. Вьючные животные неспешно, в своем привычном темпе вышагивали по пыльному шоссе, заставляя водителей лавировать между ними. Бо льшую часть автомобильного потока составляли «фольксвагены» — как фургончики, переоборудованные под дома на колесах, так и вездесущие «жуки» разных лет выпуска, — но Бонд заметил и немало каких-то странных автомобилей, по дизайну больше всего напоминавших слегка помятые обувные коробки; он решил, что эти чудеса техники представляют собой высшее достижение местной автомобильной промышленности.

Бонд старался дышать глубоко и спокойно: отчасти ему было просто приятно втягивать насыщенный цитрусовым ароматом тропический воздух апельсиновых рощ, а отчасти он таким образом настраивал себя на предстоящую работу. Что-то подсказывало ему: отпуск и праздные путешествия на сей раз действительно подошли к концу. Оказавшись в новой для себя стране без каких бы то ни было разведданных о предстоящей операции, Бонд спустя полтора дня уже вплотную подошел к тому, что Феликс Лейтер называл апогеем любой поездки такого рода.

Когда «кадиллак» въехал в Ноушехр, стоял час послеобеденного отдыха. Бонд попросил Хамида покатать его немного по городу: так было проще сориентироваться на новом месте. Лучшие дома, включая и летнюю резиденцию шаха, находились чуть в глубине, на некотором расстоянии от моря, на обсаженных пальмами улицах; впрочем, и на набережной были построены неплохие гостиницы, среди которых оказался и отель «Джалаль», рекомендованный ему Поппи.

Они остановились, чтобы пообедать в гостиничном ресторане — совершенно одни в пустом зале.

— Хамид, — обратился Бонд к водителю, дождавшись, когда тот уничтожил наконец большую часть кебаба из ягненка с рисом, — нам нужно наладить систему связи. Понимаешь, о чем я? Так вот, ты отвезешь меня на то место в районе порта, которое я тебе покажу, а потом уедешь оттуда. Если я не вернусь в этот отель до восьми часов вечера, ты позвонишь мистеру Дариусу Ализаде. Вот номер его телефона. Он знает, что делать в таком случае.

Бонд протянул шоферу несколько персидских риалов.

— Я думаю, эта сумма покроет твои расходы, — сказал он. — Ну что, согласен?

— На все воля Аллаха, — ответил Хамид, как показалось Бонду, несколько уклончиво. — Я могу передать любое послание, какое вы хотеть, мистер Джеймс. Почтовый ящик без адреса — это мы знать.

Бонд рассмеялся:

— Что знать?

— Я однажды возить американца. Мистер Сильвер. Ему тоже переводчик быть нужен. Он мне показать тайник. Туда письмо — почтовый ящик без адреса. Да, и еще, мистер Джеймс. Я очень любить есть икру. Здесь очень вкусная.

— Ну еще бы. Ведь местная икра — прямо из моря. А ты знаешь, почему икра такая дорогая?

Хамид кивнул:

— Это яйцо осетра. Но самец осетр не оплодотворять.

— Точно. «Осетрица дрица-ца нерестится без самца…» Да ладно, Хамид, не обращай внимания. Это тебе не высокая персидская поэзия. — Вновь запустив руку в карман, Бонд извлек оттуда более увесистую пачку банкнот. — Вот, держи. Денег тут хватит, чтобы просто обожраться этой икрой. Но взамен я хочу, чтобы ты был наготове, а твой паровоз стоял под парами.

— Под парами, — согласился Хамид и, убрав в карман деньги, направился к выходу из ресторана.

— Я пойду переоденусь и через минуту буду, — сказал Бонд, направляясь в туалет.

Ровно через минуту они оба уже сидели в машине, которая медленно выезжала с гостиничной стоянки; Бонд взял на себя роль штурмана, используя набросанный Поппи план, а Хамид бодро выкрикивал названия улиц, по которым они проезжали. Вскоре «кадиллак» въехал в район порта. У причалов стояли на якоре несколько больших сухогрузов и целый флот рыбацких сейнеров и шхун. Доки занимали гораздо большую территорию, чем можно было судить по карте. Помимо огромного количества гражданских судов он заметил и несколько сторожевых катеров, и даже два эсминца; все эти военные корабли стояли у причалов и на рейде в излишней, по его мнению, близости к пляжам, на которых купались и загорали отдыхающие. Заборы, глухие стены складов, целый лабиринт из проездов и узких проходов между зданиями — все это, казалось, тянулось до самого горизонта.

— Похоже, приехали, — сказал Бонд. — Это где-то здесь. Прочитай мне, что написано вон на тех зданиях.

Хамид затараторил что-то на фарси, пока они проезжали мимо, но внезапно отчетливо произнес:

— Судостроительная верфь братьев Исфахани.

— Молодец, Поппи, хорошая девочка, — сказал Бонд, выходя из машины. — Хамид, ты запомнил, о чем мы договорились?

— Восемь часов, мистер Джеймс.

— Прежде чем звонить мистеру Ализаде, проверь, нет ли от меня записки вот здесь. — Бонд показал на торчащий из земли обрезок ржавой металлической трубы, в которую когда-то, судя по всему, был вставлен дорожный знак. — Понял меня? Сначала заглянешь сюда, а дальше уже действуй по плану.

Впервые за весь день мрачное лицо Хамида оживилось. В глазах вспыхнули искры, а пышные усы зашевелились как живые, когда он улыбнулся.

— Почтовый ящик без адреса, — сказал он.

— Что-то вроде того, — ответил Бонд, сам себе удивляясь: к чему такие меры предосторожности? Но инстинкт подсказывал ему, что в этом деле лучше перестраховаться.

Помедлив, пока Хамид развернул машину и уехал, Бонд направился к верфи братьев Исфахани.

Наружная металлическая лестница, прикрепленная к стене дома, на первый взгляд была единственным входом в глухое, без окон и дверей, здание. Бонд прошелся вдоль улицы в поисках менее очевидного способа попасть внутрь. Через некоторое время он понял, что большое и довольно обшарпанное строение, к которому они подъехали, вовсе не такое простое, как можно было подумать, глядя на его фасад. Повернув за угол, Бонд обнаружил, что в сторону моря и дальше в воду уходит внушительных размеров пристройка площадью примерно треть акра, причем, в отличие от остальной части здания, она покрыта не старыми досками, пропитанными креозотом, а листами ярко блестящего металла — скорее всего нержавеющей сталью. Пристройка уходила в море не меньше чем на пятьдесят ярдов, а следовательно, за ней мог скрываться достаточно глубокий док для обслуживания и стоянки куда бо льших по размеру и водоизмещению судов, чем можно было предположить, глядя на фасадную часть верфи.

Бонду это показалось любопытным и подозрительным. Он прошел вдоль стены так далеко, как только было возможно, и понял, что никаких дверей, окон или потайных лазов тут не имеется. Эту раковину невозможно было вскрыть. Единственным входом в здание были запертые ворота со стороны старого деревянного фасада.

Бонд пару раз прогулялся вдоль стены дока и, убедившись, что за ним не следят, нырнул за стоявший у забора старый грузовой «фиат». Здесь он сбросил одежду и остался в одних плавках. Все остальное он спрятал за стоявшим по соседству мусорным ящиком. С наибольшим сожалением Бонд оставил в этом импровизированном тайнике свой верный «Вальтер ППК». Еще в гостинице «Джалаль», переодеваясь в туалете, он пристегнул к левой ноге под коленом боевой нож, используемый обычно в подразделениях коммандос. Убедившись, что поблизости никого нет, он бегом преодолел расстояние, отделявшее его от угла дока, и зашел в воду. Поверхность ее была покрыта радужными разводами и неприятно пахла дизельным топливом. Бонд выдохнул, потом глубоко вдохнул и, нырнув, стал мощными гребками уходить в глубину.

Открыв глаза, он увидел мощные опоры, поддерживающие стены металлической раковины. Опор оказалось не меньше дюжины с каждой стороны, и они были не вкопаны в морское дно, а закреплены в тяжеленных бетонных блоках. Неприятным сюрпризом для Бонда стало то, что металлическая стена не обрывалась у самой поверхности воды, а уходила на глубину вплоть до самого дна. Похоже, тот, кто строил это сооружение, был очень предусмотрителен и осторожен. Бонд плыл вдоль основания стены, рассчитывая на то, что дно не может быть совершенно ровным и рано или поздно он найдет впадину, не прикрытую ни стальным листом, ни металлической сеткой. «Скорее всего вход должен быть со стороны моря», — подумал Бонд, но доплыть до конца стены, ни разу не вынырнув на поверхность, он не смог бы.

Под водой он находился уже, наверное, с минуту и, хотя был опытным ныряльщиком с прекрасно работающими легкими, понимал, что времени остается в обрез. Над ним металлическая стена уходила вертикально вверх, исчезая в мутной от песка, водорослей и грязи воде. Действуя практически на ощупь, он пытался найти брешь у самого дна, но руки натыкались только на сплошную стену. Похоже, те, кто ее здесь поставил, имели в своем распоряжении и большие деньги, и отличных специалистов, и мощную технику.

Бонд чувствовал, как его ноги слабеют от недостатка кислорода в крови. Однако конструкция сооружения свидетельствовала о том, что за этой стеной скрывают от посторонних глаз нечто важное. Твердая решимость открыть эту тайну придала Бонду сил. Еще один мощный гребок ногами — и его руки наткнулись на острый край стального листа. Он открыл глаза и увидел сквозь мутную воду, что в том месте, где стена обходит очередной камень, лежащий на дне, сталь была разрезана и загнута. В итоге между острым камнем и зазубренным металлом осталась щель, через которую, по прикидкам Бонда, изловчившись, можно было бы проникнуть внутрь. Он решил пролезать животом вниз, предпочитая, чтобы неизбежные в такой ситуации порезы и царапины оказались на спине. Кроме того, так удобнее было держаться руками за острый камень, преодолевая естественную плавучесть человеческого тела. В груди у него все горело: легкие и грудную клетку словно распирало ударами огромного парового молота. Примерившись, Бонд стал продираться сквозь узкую щель, которая вполне могла стать для него смертельной ловушкой. Он почувствовал, как стальные зубья впились в спину, оставляя глубокие продольные царапины, а шершавая поверхность камня теркой прошлась по животу. Подтягиваясь руками, отталкиваясь ногами и извиваясь всем телом, он наконец протиснулся на другую сторону. Еще три-четыре сильных гребка, и он стал подниматься, для безопасности выставив руки перед собой. Через несколько секунд его пальцы коснулись гладкой металлической поверхности. Перевернувшись на спину, он увидел перед собой смутный, но вполне узнаваемый, слегка закругленный силуэт огромного корабельного корпуса. Его мозг в силу недостатка кислорода уже не мог работать в полную силу, но тем не менее мысль о том, что корпус любого корабля непременно выходит на поверхность воды, проявилась в сознании Бонда вполне отчетливо; значит, нужно двигаться по нему вверх.

Стремительно поднимаясь вдоль борта, Бонд неожиданно наткнулся руками на какой-то выступ, уходивший под прямым углом в сторону от корпуса, — что-то вроде крыла.

Корабль с крылом… «Это невозможно, не бывает такого», — подумал Бонд, из последних сил и на последнем дыхании пробираясь вдоль выступа. Возможно, это вообще не корабль и не самолет, а просто какая-то плоская конструкция, погруженная нижней частью в воду, и он вполне может не добраться до ее края, а через несколько мгновений задохнется в этой водной ловушке. Отчаянно, уже практически бессознательно работая руками и ногами, он продвигался дальше, вперед и вверх. Он не столько увидел, сколько почувствовал, что там, вверху, светлеет, сделал последний гребок и вынырнул наконец на поверхность с громким вдохом.

С минуту он просто вдыхал и выдыхал спасительный воздух, наслаждаясь тем, что больше не нужно бороться с враждебной средой за каждую молекулу столь необходимого вещества, как кислород. Наконец его пульс и дыхание стали успокаиваться, и Бонд смог оглядеться и оценить обстановку.

Его глазам предстала чрезвычайно странная картина: действительность оказалась богаче самых смелых фантазий Бонда. Ничего подобного он раньше не видел. Огромное стальное помещение могло бы служить ангаром для стоянки и ремонта нескольких отнюдь не маленьких судов, но в нем едва помещалось одно-единственное огромное судно. Что это за транспортное средство, Бонд не имел ни малейшего понятия.

Соленая вода обжигала царапины на спине, но он не мог позволить себе ни одного лишнего движения, чтобы всплеском не выдать своего присутствия. Двигаясь плавно и осторожно, он отплыл к стене ангара и, зацепившись рукой за какой-то выступ, стал внимательно изучать представшую его глазам странную громадину.

Кормовой или, правильнее сказать, хвостовой частью эта штуковина была пришвартована к причальной стенке, а нос ее, выдававшийся из-под крыши в открытое море, был прикрыт сверху маскировочной сеткой. Длина корпуса этой громадины, как показалось Бонду, превышала сто ярдов. У нее было что-то вроде корабельного киля, но с приподнятым хвостом и двумя огромными стабилизаторами, а также крылья, но довольно странные — короткие, словно обрезанные примерно в том месте, где обычное самолетное крыло начинает заметно сужаться. Нос был как у большого пассажирского самолета, однако прямо позади кабины на крыше фюзеляжа была смонтирована консоль с восьмью устройствами, чрезвычайно похожими на реактивные двигатели.

Родной стихией для этого странного судна явно была вода, о чем свидетельствовала форма нижней части корпуса; однако под поверхностью воды не наблюдалось ни винтов, ни водометов, а следовательно, учитывая наличие реактивных двигателей, передвигаться эта махина должна была по воздуху. С другой стороны, куцые крылья едва ли могли поднять ее на сколько-нибудь значительную высоту. Пожалуй, она могла бы подниматься лишь на несколько футов, когда под крылом и корпусом образуется особая воздушная прослойка, своего рода подъемный экран. И вдруг Бонда осенило: похоже, конструкторам этой машины удалось создать транспортное средство совершенно нового типа — высокоскоростную амфибию, способную преодолевать значительные расстояния на небольшой высоте, а значит, двигаться незаметно для радаров.

Если здесь использован принцип воздушной подушки или что-то подобное, скорее всего этот аппарат может передвигаться и по суше или, точнее, над ней — при том условии, что внизу будет достаточно ровная поверхность. Бонд вспомнил карты, разложенные им на кровати в номере тегеранского отеля. На северном берегу Каспия находился советский город Астрахань, а дальше на северо-запад тянулась гладкая, как стол, равнина со множеством болот, озер и речных протоков. Неужели это чудовище может без посадок и остановок преодолеть пространство от дока в персидском Ноушехре до са мого Сталинграда?

В правом борту корабля-самолета имелся погрузочный люк; от него к причалу был перекинут временный металлический трап. В глубине ангара виднелись целые штабеля какого-то груза, упакованного в одинаковые контейнеры. Чуть поодаль замерли с выключенными моторами два или три автопогрузчика.

Отдышавшись и несколько восстановив силы, Бонд проскользнул под самой поверхностью воды, проверяя, нет ли где-нибудь такого места, где можно выбраться прямо на причал. О том, чтобы взобраться на фюзеляж самого корабля-самолета, не могло быть и речи. Бонд старался плыть как можно тише, без единого всплеска, ведь он не знал, есть ли в пустом на первый взгляд, но отнюдь не заброшенном ангаре-доке кто-нибудь еще. Миновав киль гигантской амфибии, Бонд увидел перед собой металлическую лестницу, вмонтированную в причальную стену. Беззвучными гребками он приблизился к ней и одним движением поднялся на причал.

Отсюда, с более высокой точки, все пространство ангара было как на ладони. Бонд быстро осмотрелся и понял, что делать дальше: нужно вернуться сюда с фотоаппаратом. Здесь бы очень пригодилась специальная водонепроницаемая камера «Минокс В», смонтированная для него в Лондоне. В стандартной комплектации этот фотоаппарат был рассчитан на съемку с близкого расстояния, но для Бонда его специально доукомплектовали цейссовским телеобъективом, позволяющим снимать высококачественные кадры с большого расстояния.

Не имея при себе этого чуда техники, Бонд решил хотя бы выяснить, какой груз собираются перевозить на крылатой громадине. Он пробежал по причалу и, оказавшись рядом с ближайшим контейнером, приподнял крышку при помощи монтировки, которую нашел на одном из погрузчиков. Сравнительно небольшой по размеру, контейнер был доверху набит пакетами из плотного, толстого полиэтилена: материал такого качества обычно используется при строительстве для гидроизоляции подвалов и фундаментов. Бонд взял один пакет и взвесил его на руке: примерно четыре фунта. Упаковка была такая плотная, что о содержимом пакета оставалось лишь строить догадки. Все пакеты были абсолютно одинакового размера, и заметно было, что упакованы они не вручную, а явно на механизированной линии.

Раздумывая, что делать дальше, Бонд вдруг услышал лязг металла, словно открылась железная дверь, ведущая на галерею, что опоясывала ангар примерно на уровне второго этажа. Ему ничего не оставалось делать, кроме как броситься на землю и постараться спрятаться за контейнерами с неизвестным товаром. На галерее послышался чей-то голос, другой ответил ему. Вжимаясь всем телом в поверхность причала, Бонд вдруг заметил рядом какой-то коричневатый бугорок, который сначала принял за кучку сметенной вместе земли и пыли.

Он выругался про себя. Ничего удивительного, что его присутствие заметили. «Кучка земли» представляла собой не что иное, как СДД — сейсмический датчик движения, одно из наиболее хитрых и трудноопознаваемых следящих устройств, разработанных за последнее десятилетие. Оно могло засечь передвижение людей, животных или неодушевленных предметов на расстоянии до трехсот ярдов. Работало устройство на трех ртутных батарейках, которые питали как сам датчик, так и встроенную дипольную антенну с передатчиком, работающим в диапазоне сто пятьдесят мегагерц. Полученные данные передавались на пункт слежения в виде серии кодированных импульсов; и все эти электронные «фишки» великолепно маскировались под комок земли или, того хлеще, вполне натуральную на вид небольшую коровью лепешку.

Бонд услышал крики и топот бегущих ног. Если сейчас нырнуть в воду, придется плыть по поверхности, пока он не доберется до выхода из дока. Только там, в открытом море, можно будет чувствовать себя в относительной безопасности. Даже если попытаться плыть под фюзеляжем амфибии, время от времени придется выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Хороший стрелок быстро раскусит такой маневр и запросто сможет прикончить незадачливого пловца, вынырнувшего из-под борта судна. Рассчитывать снова найти ту дыру, через которую Бонд попал внутрь дока, и вовсе не приходилось. В общем, оставалось только искать сухопутный способ отступления.

Чем скорее Бонд доберется до охранника и завладеет его оружием, тем больше у него шансов. Ждать, пока на тревожный сигнал сейсмического датчика сбежится весь личный состав караула, нет никакого смысла.

Бонд прекрасно понимал, насколько уязвим — без одежды, да еще и без оружия. Двигаясь очень осторожно, он привстал на ноги и выглянул из-за штабеля контейнеров. Охранник спустился на нижний уровень ремонтной галереи — скорее всего, чтобы убедиться, что корабль не поврежден. С того места, где стоял Бонд, до нижней галереи было футов пятнадцать; прыгать с такой высоты на спину охраннику было рискованно — при приземлении немудрено и самому получить травму.

Вытащив нож из чехла, он поднял монтировку и, изо всех сил размахнувшись, отбросил ее далеко в сторону. Охранник, естественно, побежал в том направлении, откуда донесся металлический звон. Бонд тем временем скользнул на нижнюю галерею и совершил спринтерский рывок к хвостовой части амфибии. Ему как раз хватило времени, чтобы спрятаться за вертикальной металлической плоскостью аэродинамического руля; охранник тем временем, не обнаружив ничего подозрительного, продолжил обход по намеченному маршруту.

Стоя в нескольких футах от хвостового стабилизатора, Бонд вдруг заметил странную вещь: на стабилизаторе краской был изображен британский флаг.

Тяжелые шаги охранника раздавались все ближе и ближе, и, когда он наконец поравнялся с хвостовым рулем, Бонд одним энергичным прыжком футов на пять свалил его с ног. От неожиданности тот не успел даже вскрикнуть и, лежа лицом вниз, придавленный тяжестью Бонда к металлическим прутьям галереи, издал лишь негромкий звук — то ли хрип, то ли стон.

— Пистолет, — проговорил Бонд, прижимая острие ножа к сонной артерии охранника. — Брось пистолет.

Противник дернулся, явно пытаясь вырваться, так что Бонду пришлось слегка нажать на рукоятку ножа, проткнув кожу у охранника на шее; потекла тонкая струйка крови. Поняв, что деваться некуда, часовой выпустил пистолет, и Бонд, изловчившись, оттолкнул его коленом так, что оружие отлетело по металлическому полу на несколько футов.

Бонд не стал перерезать горло противнику, а воспользовался хорошо известным и проверенным приемом: пережал ему сонную артерию. Давления всего в одиннадцать фунтов, приложенного точно к сонной артерии, достаточно, чтобы остановить подачу крови к головному мозгу, а после этого большинство людей теряют сознание в течение десяти секунд. Бонд нажал на нужную точку на шее охранника и стал отсчитывать про себя положенные секунды; он прекрасно знал, что оставленный в покое противник придет в себя секунд через пятнадцать после того, как кровоток восстановится, но он еще некоторое время будет чувствовать слабость, головокружение и дезориентацию в пространстве — а пятнадцати секунд вполне достаточно для осуществления задуманного Бондом плана быстрой эвакуации из ангара.

Почувствовав, как тяжелое тело, прижатое к решетке под ним, обмякло, Бонд подхватил пистолет и бегом поднялся на верхний уровень — на погрузочную площадку причала, туда, где лежали приготовленные к транспортировке пакеты в полиэтиленовой упаковке. Он был уже на полдороге к двери, когда услышал крик пришедшего в себя охранника.

Подумать о том, что может находиться за дверью, к которой он так стремительно бежал, Бонду было некогда: не раздумывая, а лишь рассчитывая на удачу, он бросился в открытый дверной проем.