Я плохо помню, как проходил обед. Во всяком случае, с обеих сторон были сказаны вещи, которые могли бы вызвать краску на щеках читателя. Джорджиана – девушка страстная и при этом замечательно умеет выражать свои чувства словами. Она говорила за двоих, и я был этим вполне доволен, только изредка вставлял «Ну еще бы» или «А то как же, старушка!».

Казалось удивительным, чтобы не сказать больше, чтобы такая идеальная девушка была настолько высокого мнения о Б. Вустере, хотя возражать глупо – я не собирался развенчивать ее иллюзии. Вообще никогда не понимал, почему девушки в нас влюбляются, но если такой бриллиант в двадцать четыре карата как Полина Стоукер может признаться в вечной любви такому ослу, как Чаффи Чаффнел, значит, на этом свете все возможно. Женщины, как заметил наш старый воспитатель, – загадочный и непостижимый народец.

Не предавая ничьего доверия, могу набросать общий смысл сказанного: Джорджиана влюбилась в меня с той первой встречи на Лазурном берегу, потому что я «не такой, как все» (я решил не уточнять, какой именно «не такой»). Затем она почувствовала между нами общность душ – там что-то об умерших родителях – и поняла, что хотя у меня много приятелей, только она одна знает «настоящего» Бертрама. И еще много всякого в том же духе, с пожиманием руки и утиранием глаз платочком, но мы не будем на этом задерживаться.

Я, в свою очередь, сообщил ей, что если бы мог каждое утро, просыпаясь, видеть ее лицо рядом с собой на подушке, то поверил бы, что где-то там в небесном тотализаторе мое имя перепутали с чьим-то еще, но не стал бы сообщать об ошибке, а радовался бы дальше, пока меня не разоблачат.

Затем пошли вопросы практические. Прежде всего: согласится ли сэр Генри Хаквуд на брак своей племянницы с человеком, который несколько дней провел под его крышей, выдавая себя за слугу, а после бегал по этой самой крыше, завернувшись в кусок холста?

Джорджиана считала, что сэру Генри важно только одно – сможет ли он сохранить свой обожаемый Мелбери-холл. Ее саму тем временем занимали мелкие подробности нашей будущей жизни.

– Мы можем занять третий этаж. Знаешь, Берти, комната леди Джудит – лучшая в доме, особенно летом. Вид оттуда чудесный.

Я подавил дрожь.

– Никакого кольдкрема и папильоток!

– Разве что лет в семьдесят.

– А мне нравится комната в конце коридора – та, где я сейчас.

– Там пусть будет детская.

– А Вуди с Амелией, наверное, поселятся во втором этаже.

– Ну конечно! Только мне будет нужно часто ездить в Лондон, в редакцию.

– В Беркли-меншенс полно места, – ответил я.

– А как же Дживс?

– Он всегда говорил, что уволится, если я женюсь.

– Попробую его переубедить! – сказала моя невеста.

Потом мы не спеша ехали сквозь летнюю ночь, а когда вернулись в Мелбери-холл, застали какое-то сборище. У крыльца стояло несколько машин, в доме горели все люстры. Мы поднялись по ступенькам к парадной двери.

– Давай сначала я поговорю с дядей Генри, – сказала Джорджиана. – Уведу его в библиотеку.

Оставшись один, я побрел в гостиную. Там продолжался праздник. Преобладали двухшиллинговые зрители, но я увидел и несколько человек со стоячих мест. Бикнелл разносил напитки. Кто-то играл на рояле. Заметив ястребиный нос П. Бичинга, я устремился прямо к нему.

– Привет! – сказал я.

– Вот уж действительно, привет. Берти, во что ты меня опять втравил?

– Притормози, юный Бичинг! В конце концов, хотя сомненье мы и питаем в нем подчас, всеведущее провидение, тра-лам-пам-пам, турум-тум-там…

– Надрызгался?

– Ни капли.

– Я думал, может, тебе тот «Чики-брык» ударил в голову? Бармен его смешивал под моим личным наблюдением, получилось довольно крепко. И с вишенкой. На вкус безобиднейший напиток, а на самом деле…

– Он до меня так и не добрался.

Я и правда совсем позабыл, что Вуди сулился прислать успокоительное.

– Но я же сам его вручил этому, как его, Хоуду и сказал: «Передайте тому ослу, Вустеру».

Мы уставились друга на друга.

– По-моему, Хоуд вряд ли знает, что мое настоящее имя – Вустер.

В проницательном взоре адвоката зажегся огонек.

– Наверное, он передал другому ослу!

– Этрингему?

– Ну да. Вот его и срубило.

Пока мы раздумывали над превратностями судьбы, рядом со мной возникла Джорджиана.

– Милый, – шепнула она мне на ухо, – иди, поговори с дядей Генри. Он в библиотеке.

– Пожелайте мне удачи! – попросил я их обоих.

Значительное количество прошлых помолвок не лучшим образом сказалось на моей репутации; тем более что большинство из них распались, не дойдя до стадии вопроса со стороны будущего тестя: «А скажите-ка, молодой человек, какие у вас виды на будущее?»

Таким образом, за дверью библиотеки меня ждала, как выразился бы Дживс, терра инкогнита.

Сэр Генри Хаквуд стоял перед камином, поставив ногу на каминную решетку. Он уже сменил костюм медника Рыла на зеленую домашнюю куртку.

– А, Вустер. Садитесь, выпейте.

Я исполнил и то, и другое, благо нутро оттоманки щедро делилось своими дарами.

– Неплохо прошел спектакль, правда? – сказал сэр Генри.

– Вполне! Публика осталась довольна.

– Бобби Этрингему очень понравилось.

– Ну еще бы, – ответил я. – Ему так хлопали!

– Он почти ничего не помнит. Пусть наслаждается успехом. Не надо ему рассказывать лишних подробностей.

– Совершенно незачем.

– Так, Вустер…

– Да, сэр Генри?

– Я говорил с племянницей.

– С Джорджианой?

Он строго посмотрел на меня, как бы намекая, что прекрасно знает ее имя.

– Буду с вами откровенен, молодой человек. Вы играете в гольф?

– Я, э-э… Иногда. Не очень хорошо.

– Знаете такой удар, его еще называют «зятем»?

– Нет, – ответил я, а про себя подумал, не слишком ли часто сэр Генри сегодня наведывался к оттоманке.

– Небольшой промах, но все-таки не полная катастрофа. Назвать этот удар «зятем» – тактичный способ сказать «не совсем то, на что мы надеялись».

Последовала пауза. Я старался сообразить, к чему клонит старый гольфист.

Сэр Генри коротко откашлялся.

– Бобби Этрингем хочет занять под свою школу конюшни и ферму. Его поверенный пришлет бумаги на той неделе. Однако это все же не покроет расходов на содержание поместья.

Мы немного поговорили о деликатных финансовых делах. Оказалось, что наследство Джорджианы сравнимо с достоянием Вустеров, и таким образом, если бы я взял на себя оплату самого необходимого до тех пор, пока она не получит доступ к своему капиталу – а это случится через несколько лет… Я выразил всяческую готовность раскрыть чековую книжку и выложить требуемую сумму, начиная с компенсации С. Венаблзу за проигранные деньги.

Сэр Генри, конечно, не пустился в пляс от радости и не подбрасывал вверх шляпу, но покивал и вздохнул с явным облегчением.

– Я изменил завещание, – сказал он под конец. – Поскольку у меня, к великому моему сожалению, нет наследников мужского пола, я оставлю Мелбери-холл Амелии и Джорджиане в совместное владение. Бичинг парень умный и наверняка скоро наденет шелковую мантию. Не сомневаюсь, что у него серьезное чувство к Амелии. Эх, рановато ей выходить замуж, но что я могу поделать?

– Действительно, – поддакнул я.

– Остается Джорджиана, – продолжал сэр Генри.

– Чудесная девушка.

– Знаю, – ответил баронет. – Я люблю ее как дочь. Торжественно поклялся ее покойному отцу… Он тоже ее любил…

Второй раз за вечер пошел в ход носовой платок, правда, сэр Генри не столько утирал, сколько смахнул слезу.

– Раз она так решила… Бог знает, почему… Н-ну что ж, – спохватился он. – Джорджиана – чертовски умная девушка. Умеет читать между строк. Понимает такое, чего мне не понять. Я ей верю. Вустер, вы ее любите?

– Ну еще бы, сэр Генри. И всегда буду.

Старикан опять покивал – с легкой грустью, как мне показалось.

– Вот и хорошо. Вперед! Женитесь на ней.

Тут, возможно, и я схватился за носовой платок. Не помню точно. Если и так, то ненадолго. Последовало мужественное рукопожатие, и я вернулся в гостиную. Должно быть, выражение лица меня выдало. Не успел я и рта раскрыть, как все начали хлопать и кричать «Ура!», и кто-то заиграл на рояле «Свадебный марш».

Прошло несколько дней, прежде чем я смог поговорить с Дживсом с глазу на глаз. Все мое время занимали поздравления, телеграммы, хлопанье по плечу. Апогей наступил в виде грандиозного обеда у «Трутней». После него Фредди Уиджона арестовали по дороге домой за то, что он распевал песенку Мэри Ллойд посреди Альбемарль-стрит.

– Дживс, – начал я. – Мы можем говорить откровенно?

– Конечно, сэр.

Вновь было погожее утро, и мне было совершенно нечего делать до половины первого – в этот час мы с Джорджианой договорились встретиться за ранним обедом.

– Помнится, вы говорили, что если вдруг женюсь, вы предупредите об уходе. Это так?

– Да, сэр. В подобном случае я всегда расторгаю взаимные обязательства с нанимателем.

– Значит, наши пути расходятся?

Дживс задумчиво посмотрел в окно, потом на свои ботинки… Что-то в этом было подозрительное.

– Необязательно, сэр. Позвольте объяснить?

– Объясняйте, дружище!

– Если джентльмен-слуга джентльмена по собственному почину вступает в брак одновременно с нанимателем, на мой взгляд, он может остаться на службе, не нарушая приличий.

– Что-что?

– Я тоже обручен, сэр.

– Боже правый, Дживс! И с кем же?

– С миссис Тилмен, сэр.

Лишившись дара речи, я рухнул на диван.

– Я был знаком с миссис Тилмен, еще когда она был мисс Чарлтон, сэр, и служила у сэра Генри Далглиша. В то время я не мог за ней ухаживать, поскольку водил близкое знакомство с другой молодой леди. Однако безвременная кончина мистера Тилмена…

– Понимаю!

– Миссис Тилмен – замечательная женщина.

– Я знаю, Дживс! Поздравляю от всего сердца!

– Спасибо, сэр. Она также высокого мнения о вас, сэр, если мне позволено так выразиться. Она мне очень помогла в Мелбери-холле.

– Не понял?

– Я рассказал ей, что вы еще в школе играли роль ткача Основы. Именно она подала сэру Генри мысль завершить праздник отрывком из «Сна в летнюю ночь». Сэр Генри очень к ней прислушивается.

– Да, я заметил. А почему она захотела видеть меня на подмостках?

Дживс немного помялся.

– Когда вы планировали для виду флиртовать с мисс Хаквуд, сэр, у кого вы спрашивали о расписании ее занятий по теннису?

– У миссис Тилмен. По вашему совету, между прочим. Она мне сказала, что должен прийти инструктор, а пришла Джорджиана!

– Должно быть, миссис Тилмен нечаянно перепутала дни недели, сэр.

– А может, не так уж нечаянно?

– Была мысль, что если мисс Мидоус увидит вас в подобном свете, это поможет ей лучше разобраться в своих чувствах.

– Ясно… А как насчет плана «Б»? Миссис Тилмен и тут постаралась?

– Нет, сэр. С сожалением должен признаться, что крушение плана «Б» – моих рук дело. Я перехватил мисс Хаквуд по дороге к скамье и сообщил, что видел в розарии траурницу.

– Правда видели?

– Я не эксперт по бабочкам, сэр. Возможно, на самом деле то была капустница. Во всяком случае, мисс Хаквуд отвлеклась.

– А Венаблз-младший?

– Я сказал мистеру Венаблзу, что на скамье у рододендронов лежит неподписанный экземпляр «Трамваем в Толедо», и он немедленно туда отправился.

– И в чем был великий замысел?

– Как и в первом случае, сэр. Ожидалось, что, оказавшись в неприятной ситуации, мистер Венаблз вынужден будет осознать собственные чувства.

– Черт возьми, Дживс! Вы немало потрудились.

– Миссис Тилмен – незаменимый помощник. И она стремилась к тому же результату.

– Значит, она сыграла роль Пака не только на сцене? И кстати, младший Венаблз объяснился с этой своей девушкой из Ноттингемшира?

– В самом деле, сэр. К радости своих родителей. Как я понял, его предполагаемый брак с мисс Мидоус вызывал у них большие сомнения.

Вот и разрешилось большинство загадок, мучивших меня раньше.

– Миссис Тилмен мне очень помогла с алиби после того инцидента на крыше. Она сказала, что видела, как я вышел из библиотеки и отправился спать. А вы, Дживс, очень интересовались, где именно будет осуществляться план «Б».

– Сожалею, сэр, что пришлось прибегнуть к небольшому обману. Поскольку оба мы играли несвойственные нам роли, я был лишен возможности в ключевые моменты делиться с вами своими соображениями.

– Угуммм, – ответил я.

Оставшиеся детали понемногу вставали на свои места. Тот день, когда Дживс освободил меня от обязанности приносить ему чай – наверняка хотел посоветоваться со своей сообщницей… Виноватый вид миссис Тилмен, когда я заметил, что она слишком часто сталкивается с лордом Этрингемом…

Одно еще оставалось неясным – в чем была главная цель хитроумного плана? Я, кажется, упоминал, что временами чувствовал себя пешкой в игре Неведомых Сил. Мог бы и раньше догадаться, что Неведомые Силы – это Дживс и миссис Тилмен. Чего же всего-таки они добивались?

– Дживс, – сказал я. – По-моему, миссис Тилмен – замечательная женщина и…

– В высшей степени, сэр. И очень любит читать.

– Да, я видел, она даже осилила книгу Венаблза. Надеюсь, вы с ней проведете много счастливых вечеров за литературной беседой.

– Спасибо, сэр.

– И старину Этрингема вы ухитрились вовлечь. Если бы не его вклад, Мелбери-холл все равно пришлось бы продать. Мне никак не покрыть все расходы. Старина Хаквуд называл сумму – примерно как национальный долг Бечуаналенда.

– Я понимал, что необходимо привлечение дополнительного капитала.

– Но чего я никак не пойму, Дживс, – зачем вам все это? Подозреваю, что тут не только дух феодальной верности.

– В самом деле, сэр. – Дживс слегка смутился. – Прежде чем ответить на этот вопрос, я хотел бы признаться еще в одном, совсем крохотном обмане.

– Валяйте!

– Это касается леди Уорплесдон, сэр. У одного моего знакомого по клубу «Ганимед» шурин работает в типографии в Клеркенуэлле. За небольшую сумму он изготовил поддельную телеграмму, как бы от леди Уорплесдон.

– То есть в Бампли-холле не было никакого ремонта?

– Нет, сэр. И о поездке в Лондон речи не шло.

– Вы же предлагали мне позвонить тете Агате!

– Я был уверен, что вы не последуете такому приглашению.

– Господи боже, Дживс! Вы превзошли самого себя.

– Благодарю вас, сэр. Я считал необходимым, чтобы вы приехали в Кингстон-Сент-Джайлз, но опасался, что вы можете отказаться из-за нежелания лезть в чужие дела.

– И позаботились о том, чтобы эта квартира оказалась непригодной для жилья. Дживс, ваше коварство поистине неизмеримо!

– Увы, нет, сэр. Два возможных события я упустил из виду. Первое – что фотография крикетной команды в местной газете может попасться на глаза подлинному лорду Этрингему.

– Значит, его приезд стал для вас сюрпризом?

– Полнейшим сюрпризом, сэр! Хотя я сразу понял, что это можно обратить нам на пользу.

– А второе?

– Крепкий напиток, который мистер Бичинг прислал за кулисы.

– Это не вы его аккуратно переадресовали, чтобы старикан в нужный момент отключился?

– Нет, сэр. Я увидел, как Хоуд передал стакан лорду Этрингему и хотел вмешаться, но меня остановили некие соображения.

– Какие такие соображения?

– Трудно представить, сэр, как настолько стеснительный джентльмен добился бы успеха у зрителей. Как вы справедливо заметили, роль Основы требует весьма энергичного исполнения.

– А без оваций не будет и школы по изучению ископаемых?

– Именно так, сэр. В ту минуту мне пришло в голову использовать, говоря театральным языком, дублера. Миссис Тилмен с самого начала считала, что если мисс Мидоус увидит вас на сцене в роли одновременно героической и страдающей, в ней пробудится инстинктивное желание защитить, и она наконец поймет свои чувства.

– Поэтому миссис Тилмен и предложила Джорджиане с Амелией поменяться ролями! Черт возьми, Дживс, ее талант стратега не уступает вашему!

– Она хороший психолог, сэр. И, зная мисс Мидоус уже много лет, видит пылкую и нежную натуру, скрывающуюся за ее литературным образованием.

– Ну что ж, «Чики-брык» расчистил мне дорогу.

– В самом деле, сэр. Напиток оказал желаемое воздействие. Его светлость не понял, что там алкоголь.

– В этом вся сила «Чики-брыка». На вкус – фруктовый коктейль, а с ног валит безотказно.

– Надеюсь, сэр, мистер Бичинг когда-нибудь откроет мне рецепт.

– Я тоже на это надеюсь. Но давайте проясним вот что: когда мы с Джорджианой поженимся, то будем жить здесь, в лондонской квартире, а в Мелбери-холл ездить на выходные. Вам с миссис Тилмен это не будет слишком неудобно?

– Благодарю вас за заботу, сэр. Нам будет очень приятно. Полагаю, миссис Тилмен – вернее, к тому времени уже миссис Дживс – предпочтет по-прежнему работать в Кингстон-Сент-Джайлз, а я большую часть времени стану проводить в Лондоне. Впрочем, для нее здесь найдется место, а уж в Мелбери-холле…

– Выбирайте себе любую комнату, Дживс! Их там хватает. Остерегайтесь только йоговского ложа.

– Безусловно, сэр.

– Еще одно мне хотелось бы знать…

– Да, сэр?

– Зачем все-таки вам все эти сложности? Столько риска, столько хитросплетений… Далеко выходящих за рамки служебных обязанностей.

– Причина проста, сэр. С первой встречи я составил самое лучшее мнение о мисс Мидоус. Я считал, что если дело удастся довести до благополучного завершения, это обеспечит ваше счастье на всю жизнь.

– То есть все это вы делали ради меня?

– Да, сэр. Ваши прежние увлечения прекрасным полом неизменно заканчивались печально. Я уже считал вас закоренелым холостяком. Однако мисс Мидоус отличалась от… от…

– Всех остальных? Бобби Уикэм, Флоренс Крэй?

– Именно так, сэр. Я, конечно, знаю, что во многих случаях вы действовали исключительно из рыцарских побуждений – например, с мисс Мадлен Бассет. И все же разрыв помолвки каждый раз приносил большое облегчение всем заинтересованным сторонам.

– Не то слово, Дживс. Получается, с Джорджианой вы, наоборот, сыграли роль этого, как его…

– Пандара, сэр.

– Да-да. Но почему, Дживс, почему? Какая вам разница?

И тут мне пришло в голову, что ответ напрашивается сам собой.

Я уставился в пол. В глазах защипало, и как будто перехватило горло. Вдруг снова вспомнился тот день, когда я в школе болел корью и вдруг получил письмо из дома. Только на этот раз мне не было грустно – совсем напротив.

А когда я поднял глаза, Дживс уже исчез. За стеной раздался характерный звук пробки, умело извлекаемой из бутылки шампанского.

Я собрался с мыслями и встал. Из-за открытого окна донеслись отчаянные автомобильные гудки.

Дживс внес на подносе бутылку и стаканы.

– Кажется, сэр, приехала мисс Мидоус.

Направляясь к двери, я сказал:

– Дживс, насчет бакенбардов… Если вы настаиваете…

– Вам решать, сэр. Для меня было бы непозволительной вольностью высказывать пожелания касательно вашего внешнего облика.

Я выглянул в окно. Джорджиана в машине с открытым верхом пыталась припарковаться, к ужасу и восторгу прохожих.

Она посмотрела вверх, и наши взгляды встретились. Внезапная улыбка осветила ее лицо. Джорджиана замахала мне. Сердце у меня в груди колотилось так сильно, что я испугался, как бы не отлетели пуговицы на рубашке.